Я найду кто убил тебя!

Серый сломался! В какой момент, я не знаю, но Серый сломался! Он превратился в безвольного, раненого, загнанного зверя. Всё, больше он не был страшен, это я понял сразу, как только увидел его глаза.

Забрав нож, я оторвал от своей рубашки рукав и перевязал ему рану.

- Вставай, Серый, надо идти, иначе, точно, подохнем.

- Лучше бы ты меня пристрелил, мент.

* * *

Опять, две тени, чем-то похожие на людей, брели по пустыне. Я иногда ловил на себе ненавидящий взгляд Серого. Рано я расслабился, мелькнула у меня мысль в голове, рано. Зверь ещё полностью не ослаб и представься случай, укусит.

Пришла ночь. Я завернул руки Серого назад и связал их вторым рукавом своей рубашки. Вскоре, не выдержав двухсуточной бессонницы, я неожиданно уснул.

Разбудил меня зверский холод. Я замёрз, так замёрз, что мои зубы выбивали барабанную дробь. Занимался ранний рассвет. Всё вокруг было покрыто инеем. Посмотрев на то место, где должен был лежать Серый, я не увидел его. Вскочив, как ошпаренный, или мне показалось, что я вскочил, а на самом деле. я только тяжело поднялся (откуда бы у меня появилась такая прыть?), я принялся оглядывать местность вокруг. Пусто! Вокруг было пусто! Серый исчез! Серый всё-таки ушёл!

Тогда я, как собака-ищейка, наклонился и стал всматриваться в песок и… увидел следы человека. Конечно же это были его следы!

Наклонившись, всматриваясь, я двинулся по следу. Мне пришлось пройти километров пять назад, пока след не стал походить на след ползущего человека, а затем, я увидел Серого. Он лежал не двигаясь.

- Напрасно ты это сделал, Колмогоров, - прохрипел я. - Теперь нам опять тащиться назад, - устало произнёс я. Ты же знаешь, я тебя не отпущу, подыхать буду, но тебя доставлю в суд.

- Я не могу идти. Рана на ноге открылась.

- Дай, я посмотрю.

Пришлось вновь перевязать рану. Господи, взмолился я, хоть бы не загноилась.

Подставив плечо, я потащил Серого назад.

Когда я выдыхался, он пытался идти самостоятельно, вернее, я заставлял его идти - скакать на одной ноге. Идти самостоятельно… это как посмотреть. Если бы он знал, что последний, запасной патрон я израсходовал, то неизвестно ещё, как бы он повёл себя. А так, я вынужден был всё время держать его под прицелом пистолета без патронов. Это изнуряло меня, отнимало силы, рука сама собой опускалась вниз… но, я должен был довести его, чёрт побери!!! И, мы шли! Шли, покачиваясь, оступаясь, падая, иногда ползком…

К концу дня силы окончательно покинули меня. Я, тяжело дыша, кулем свалился рядом около Серого. На юге быстро темнеет, и первые звёзды появились на небе. Мой организм требовал отдыха, он криком кричал, требуя отдыха и сна, а я мог позволить ему только неполноценный отдых, без сна. Я боялся, что повторится прошлая ночь и мне придётся вновь тратить силы на поиски сбежавшего, уползшего Серого.

Так мы и лежали друг возле друга – Серый постанывая, я тяжело дыша.

* * *

За эти несколько суток, для меня стало как-то привычно расположение звёзд над головой и появление новой звезды на горизонте, заинтересовало мой затуманенный усталостью и бессонницей, мозг. Казалось, она была привязана к горизонту. Все звёзды, хотя и медленно, но перемещались, а эта… эта… всё время была на месте… и она, странным образом, то разгоралась ярко, то вдруг, совсем затухала…

Мысли, в моём, затуманенном болью и усталостью мозгу, медленно переваливались и подводили меня к какому-то логическому решению. Что может так гореть или светится, пытался вспомнить я, смотря на новую звёздочку на горизонте – только… только…, и тут меня озарило – ну, конечно же, костёр. Костёр!!! - заорал я. Люди!!!

- Сергей Николаевич, вставай, пошли! – наклонился я над Серым.

Но он никак не отреагировал на мои слова, он был без сознания, Пришлось, в сотый, тысячный раз взваливать его себе на спину и идти к новой путеводной звезде. Сколько раз я падал и поднимался, я не помню. Мой мозг был в каком-то оцепенении, он ни на что уже не реагировал, в нём была жива только одна мысль – дойти до людей, и ноги, подчиняясь этой команде, автоматически, как у робота, делали шаг, другой… и, так, до бесконечности.

Звёздочка, приближаясь, увеличивалась в размере. Господи! - шептал я, пожалуйста, сделай так, чтобы она не потухла! Ну, пожалуйста, Господи! – молил я Его, и продолжал переставлять ноги…

На небе ярко, как всегда в Азии, светили звёзды. А моя путеводная звезда вдруг погасла - погасла, рассыпавшись на мелкие искры. «Подождите!!!» - закричал я, - не тушите костёр!!! Я иду к вам, мне нужна ваша помощь!!! Но, кто мог услышать голос, которого не было. Я кричал, а у меня только губы чуть-чуть шевелились! Это пыталось кричать моё измученное вконец тело, это кричал мой разум…

Люди у костра не услышали моего крика о помощи, люди загасили костёр и ушли спать, а я продолжал переставлять ноги…

Из темноты, совершенно неожиданно, выкатилось несколько более тёмных точек и, окружив меня, залаяли. Я не испугался их. Из моих глаз должны были политься слёзы счастья, но за эти несколько дней, находясь под жарким азиатским солнцем, моё тело, наверное, потеряло всю влагу и глаза мои остались сухими. Что интересно, во мне, казалось, лопнула какая-то пружина, надломился какой-то стержень. Как только я услышал лай и увидел собак, силы окончательно покинули меня и я упал! Я упал и потерял сознание…

* * *

Несколько дней я провёл в беспамятстве и пришёл в себя от горячей капли упавшей на мою щеку. Открыв глаза, я увидел над собой склонившуюся, плачущую Лену.

- А, где Серый? - обеспокоенно прошептал я.

- Не беспокойся, Володя, он здесь рядом, в тюремной больнице.

Облегчённо вздохнув, я прошептал:

- Здравствуй, родная, я вернулся из командировки…

Глава двенадцатая

Прошло полмесяца.

Я вышел на работу. Фёдор Иванович поинтересовался моим здоровьем, а увидев беспокойство в моих глазах, произнёс:

- О Сером можешь не волноваться. Он в тюремной больнице, выздоравливает…

- А, как вы догадались, что я…

- Что ты беспокоишься о Сером? Так ты покоя никому не давал, пока тебя в Москву переправляли.

- Как это?

- Ты был без сознания, а всё шептал - «Не упустите Серого, он убийца…. Не упустите Серого…. Я майор полиции, приказываю - не упустите Серого!» Вот его и не упустили.

Затем, без перехода, поинтересовался:

- Ты, как, сможешь работать, а то вид у тебя, краше в гроб кладут?

- Я здоров, товарищ полковник, и готов приступить к своим обязанностям.

- Что ж, в таком случае… закатывай рукава и продолжай расследование. Руководство, он поднял глаза вверх, дало тебе полный «Карт-бланш»…. Доводи дело до конца.

- Спасибо товарищ полковник.

Выходя из кабинета, я услышал, как полковник одобрительно прошептал - «Герой! К награде бы тебя представить, но… проштрафился ты, майор, здорово проштрафился…»

На следующий день, восстановив порядок в своих делах, я занялся Серым. Интересно, как он себя чувствует после нашего похода по пескам? – подумал я и попросил привести его на допрос.

Он вошёл свободной, расслабленной походкой, словно не он, там, в пустыне, плакал от боли и просил пристрелить его. Сейчас он был прежним – наглым, самоуверенным уголовником. Даа, покачал я головой, вероятно, таких как он, вообще нельзя держать на воле.

- Присаживайтесь Колмогоров.

- Спасибо, гражданин начальник.

- Как себя чувствуешь?

- Хорошо, гражданин начальник.

Я пододвинул к себе незаполненный бланк допроса и включил магнитофон.

- Сергей Николаевич, сегодня у нас будет разговор под запись в протоколе. Ваше право, отвечать на вопросы или нет. Готовы?

Он шутовски вскинул руку в пионерском приветствии.

- Всегда не готов, гражданин следователь!

- Колмогоров, вы же не шут, чтобы «ломать комедию», отвечайте по существу.

Всё ясно, быстро сообразил я, он решил не сдаваться, и будет специально провоцировать меня на нелогичные поступки и тянуть, тянуть время, а жаль.

Наша пикировка закончилась ничьей. Что ж, пора начинать серьёзный допрос. Мы друг друга рассмотрели, прикинули силы…

* * *

- Вы, Колмогоров Сергей Николаевич…, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, уроженец села Красавино…, так? Трижды были судимы - верно я говорю?

Он равнодушно пожал плечами, словно говоря, чего перечислять, это я и без вас знаю.

… Вы, гражданин Колмогоров, продолжил я, обвиняетесь в убийстве Козлова Виктора Викторовича и, в покушении на убийство гражданки Моспан Виктории Романовны…, то есть, по части 1 статьи 105 УК РФ, а также ст.ст. 29, 30,31 УК РФ…

Перечисляя статьи, по которым он должен будет отвечать, я внимательно наблюдал за его реакцией на мои слова. На фамилию Козлова он не отреагировал, вероятно знал, или догадывался – доказать трудно, или…вообще невозможно, а вот услышав слова «покушение на убийство Виктории» – вздрогнул, видимо не ожидал их услышать.

Я внутренне усмехнулся - ты, Серый, надеялся, что она мертва и некому будет тебя обвинять, а оно, видишь, как повернулось. Очень даже для тебя нехорошо повернулось…. Как теперь будешь выкручиваться?

…Мой долг следователя, продолжил я, предупредить Вас, я сделал небольшую паузу, чтобы он запомнил мои слова - за сотрудничество с нами и помощь в раскрытии преступления, суд, при вынесении приговора, примет во внимание ваше добровольное признание и помощь…

В ответ на мои слова, он только хмыкнул и криво усмехнулся.

…Колмогоров, вас задержали в Таджикистане при попытке продать джип, принадлежащий фирме «Амплитуда».

- Подумаешь…, делов-то.

- Конечно, для вас это мелочи жизни, а что вы ответите на такое – на руле грузовика, кстати, числящегося в угоне, имеются отпечатки ваших пальчиков. Далее - у меня есть свидетельские показания людей видевших вас за рулём грузовика, и видевших, как вы его покинули, скрывшись с места происшествия. А также показания пострадавшей - Моспан Виктории.

И я, смотря ему в глаза, добавил: «Она живая, между прочим!»

…Как видите, я ничего от вас не скрываю. Мы проведём опознание свидетелями, я  устрою вам очную ставку с пострадавшей…, продолжать?

Он молчал. По нему видно было, что внутри идёт борьба, борьба между страхом наказания за совершённые преступления, и возможностью как-то выкрутиться.

Чтобы окончательно додавить его, и прекратить его поиск возможности избежать наказания, я равнодушным тоном добавил - «Ещё, тебе, Колмогоров, придётся ответить за похищение человека и насильственное его удержание в бывшем пионерском лагере, а это, ты же прошёл тюремные университеты, и не один раз - статья 127 УК РФ. Так, что, советую быть со мной откровенным, и не искать возможности выкрутиться.

…А ожидает тебя, Колмогоров, по совокупности преступлений, минимум пятнадцать лет, а максимум – пожизненное заключение! Так, что, подумай, хорошенько подумай, как вести себя на допросе.

Диалога между нами не получалось. Был только монолог, который вёл я, а он молчал. Я постоянно наблюдал за ним во время нашего, вернее, моего с ним разговора, и старался понять, осталась в его душе хоть крупица от человека, или он окончательно деградировал?

- Уведите задержанного!

Он, всё также, не проронив ни слова, поднялся и, бросив на меня испепеляюще-ненавидящий взгляд, взгляд, окончательно затравленного волка, в сопровождении конвоира вышел из кабинета.

Моё спокойствие тяжело мне досталось. Разговаривать с холодным, циничным, равнодушным убийцей, дело не лёгкое. Это не человек, вернее, раньше, до преступлений, он был человеком, а сейчас… на нём было преступлений, как ягод на виноградной кисти. И, Слава Богу, что его задержали! Неизвестно, сколько ещё зла он мог бы доставить людям, останься на свободе?

* * *

Подошло время провести следственные эксперименты. Я решил сначала побывать с Серым на месте убийства Куприянова Всеволода, брата Вадима Куприянова. Все его показания получили подтверждение. Он показал, как они с Кузнецовым Анатолием выключили свет в подъезде, затем, как он ножом ударил Всеволода, решив в темноте, что это Иваницкий Алексей, и как Анатолий поднял труп на площадку второго этажа.

Всё сходилось.

- Хорошо, Колмогоров, теперь поехали на место наезда на Викторию Моспан.

- Да, пожалуйста, гражданин следователь, - очень уж спокойно произнёс он.

Что-то замышляет, решил я, не хотелось бы с него снимать наручники, но с ними не получить чистого следственного эксперимента.

К месту совершения ДТП мы подъехали через час. Грузовая машина для эксперимента уже стояла за углом.

- Сержант, - обратился я к одному из конвойных, - сядете в кабину вместе с подозреваемым. В случае непредвиденных обстоятельств, стреляйте в него без предупреждения! Поняли?

- Да, товарищ майор.

- Серый, слышал, что я приказал сержанту? Одно лишнее движение и ты труп!

Ох, что-то на душе не спокойно… Может отложить эксперимент на другой день? – мелькнула и пропала мысль. Нельзя. Начальство по головке не погладит…. Оно результата ждёт!

- Сержант, ведите Серого к машине. А ты, Серый, не вздумай что-нибудь отчебучить, пожалеешь!

- Что вы, гражданин следователь. Мне ещё пожить охота.

Мы стояли группой у места наезда.

Я видел, как сержант снял наручники с рук Серого и, как оба сели в кабину.

В следующее мгновение, как в замедленном кинофильме, я увидел через лобовое стекло грузовика: взмах руки Серого…, и заваливающееся набок тело сержанта. Затем, огромную машину, бесшумно несущуюся на нас…!

И, как в замедленном кино - отброшенный в сторону полицейский УАЗик опрокидывается…, стоявшие возле меня люди бросаются в рассыпную от мчащегося на них грузовика…, а затем…

«Серый, достал ты меня!!!» – заорал я, не трогаясь с места и, выхватив пистолет, несколько раз выстрелил в оскалившееся, искажённое ненавистью, лицо за лобовым стеклом грузовика.

Глава тринадцатая

Наконец я смог переговорить с лечащим врачом Виктории. Из разговора с ним я узнал, Виктория навсегда останется калекой - без костылей не сможет ходить, а так…,   мы её «подлатали!», и вскоре, через недельку-другую, отпустим её домой, заверил меня врач.

- Сегодня, или, в крайнем случае, завтра, я смогу с ней переговорить? – уточнил я.

- Да, пожалуйста, возражений особых нет, - согласился врач, но… я бы всё-таки попросил вас быть с ней помягче - нервы, знаете ли, у неё не совсем в порядке… после дорожно-транспортного происшествия.

Я пообещал быть сугубо деликатным, и на этом наш разговор закончился.

Назавтра я разговаривал с Викторией.

Красивая девушка, решил я, увидев её - если бы не костыли, то… хоть замуж выдавай за какого-нибудь молодца!

Чуть выше среднего роста, слегка смугловатая брюнетка, с карими глазами и тонким, с небольшой горбинкой, носом, она больше походила на гречанку. Немного портили её красоту вызывающий взгляд и тяжеловатый, волевой подбородок.

Сильный и властный характер так и выпирал из её облика.

Даа, не дай бог иметь жену с таким характером, решил я - подомнёт, и ещё благодарить заставит.

Но жениться на ней я не собирался, поэтому, поизучав друг друга, приступили к нелёгкому разговору.

Расспросил её об обстоятельствах аварии, спросил, запомнила ли она лицо водителя и, сможет ли его узнать? И, так, между прочим, спросил - не были ли они раньше знакомы, вдруг это месть, знаете ли, сказал я, в жизни всякое бывает?

При высказанном мною предположении, она немного напряглась, но я, чтобы успокоить её, пустился в объяснения о несчастной любви…, - короче, наплёл с три короба. Она опять расслабилась, и сказала - «Водителя запомнила, но между ними ничего «такого», передразнила она меня, не было, и быть не могло. Потому, как видела его один единственный раз в жизни, и то, за лобовым стеклом грузовика. Но… узнать, если его, конечно, поймают, тут она язвительно улыбнулась, сможет, и окажет, по  возможности, содействие в наказании преступника за рулём. И поспешно поинтересовалась:

- Он, случайно, не был пьян?

- Нет. Представляете, он был абсолютно трезв, - как-бы случайно прокололся я. 

Она моментально насторожилась.

- Он что-нибудь рассказал… о… наезде?

- Да, рассказал. Кстати, вы сами с ним встретитесь… у меня…, как только выйдете из больницы.

На этом я разговор с ней прекратил и, вежливо попрощавшись, направился из палаты. Я шёл к двери, и чувствовал на спине сверлящий взгляд её глаз.

Следующим моим действием было - позвонить Ирине и попросить у неё, если есть, конечно, ещё одну копию фотографий, что была в  красной папке.

Была, правда, ещё одна причина звонка Ирине, но её я глубоко запрятал внутри себя. Я, очень хотел услышать её голос.

Ну, вот хотел и всё, и ничего с собой поделать не мог!

После нескольких длинных гудков в трубке послышался мужской голос - «Алло, я вас слушаю».
Этот голос не был голосом, которого я так ожидал услышать и, первым моим инстинктивным порывом было желание отключиться.

Да что я, мальчик семнадцатилетний, одёрнул я себя, чтобы трубку бросать? Кто она для меня, чтобы так, по пацанячи, вести себя?

Но это на словах, а на самом деле, я очень огорчился, что не её голос услышал.

Пересилив первый порыв, я спросил у обладателя молодого мужского голоса:

- Вы, Алек…, простите, вы не могли бы пригласить к телефону Ирину Анатольевну Евлахову.

Я вовремя исправил свой вопрос, вспомнив - Ирина не хотела, чтобы я запомнил имя её друга.

- Да, я Алексей, вы не ошиблись, - прозвучало в трубке, - вы что-то хотели…?

Наступила напряжённая пауза в его ответе, затем, он запоздало спохватился:

- Простите, с кем я говорю?

- Вас беспокоит следователь Кондратьев, - перешёл я на официальный тон. Если вы тот Алексей, что я думаю, то мне нужна вторая копия фотографий из красной папки.

Я немного подождал, чтобы он осмыслил вопрос. А вдруг это не тот Алексей, забеспокоился я, но в ответ услышал:

- Хорошо, Владимир Степанович, Ирина принесёт их вам, как только освободится.

Больше держать трубку у самого уха в надежде, что на другом конце города, или, где они там живут, её возьмёт Ирина, не было смысла, пауза затягивалась.

- Спасибо, - проговорил я, и отключил телефон.

Зачем ты себе голову морочишь? – спросил я себя. Ты, сорокапятилетний, с седыми висками мужчина…, забудь её…. Тебя, что…, бес в ребро ткнул? У тебя есть подруга, Лена, любимая и любящая, между прочим, девушка, и красивая к тому же….

Не трави себе душу, уговаривал я себя…. Но поделать ничего не мог.

В душе что-то саднило, и мне почему-то стало грустно. Грустно, что я не услышал Иринин, такой мягкий, чуть хрипловатый голос.

Чтобы как-то отвлечься от совершенно не нужных в моём возрасте мыслей и переживаний, я навалился на работу. Вначале, это было трудно но, постепенно, работа захватила меня, и я забыл обо всём, кроме лежащего передо мной дела. А дело, на мой взгляд, было интересным и запутанным. И ещё…, в основе его лежал не банальный, шкурный интерес, а настоящая семейная трагедия…

В одночасье погибла вся семья.

Было над чем, задуматься и, я думал, прикидывал, сопоставлял факты.

На мой взгляд, работа следователя сопоставима с шахматной игрой. Чтобы выиграть партию, необходимо, прежде всего, вывести противника из равновесия, заставить совершить, вначале, хотя бы одну малюсенькую ошибку, затем ещё одну…. После нескольких, или хотя бы одной ошибки, заставить его запаниковать, растеряться.

И, так, постепенно, разгадав его замысел, внезапно ударить по самому незащищённому месту…

Но, это в теории, а на практике…: противник ведь тоже не дурак, он тоже мыслит, соображает, и начинается борьба ума, хитрости, ловушек и различных подстав.

Кто, кого! Кто, кого!

Я за всю свою следственную практику, думаю, проиграл всего одну битву, и эта проигранная битва повисла надо мной дамокловым мечом с первого дня появления в моём кабинете, так запавшей в мою душу, в моё сердце, Ирины.

Ну, что ты будешь делать, опять я отвлёкся от работы.

Просидев над бумагами до позднего вечера, я решил, что пора и совесть иметь, меня дома ждут. Запер бумаги в сейф и направился домой.

На полпути к дому меня отвлёк от управления машиной звонок сотового телефона.

Звонила Ирина.

Она хотела знать, в котором часу мне будет удобно принять её: она принесёт второй комплект фотографий.

Услышав её милый голос, я так разволновался, что отвлёкшись на мгновение, чуть не стукнулся об остановившуюся впереди машину…, чертыхнулся негромко, но тут же извинился. А в ответ на моё извинение услышал лёгкий смешок.

Сердце моё, Господи, да не будь ты таким… влюблённым, что ли! От её лёгкой усмешки, оно так радостно затрепыхалось и, одновременно, заныло, что мне пришлось, прижав машину к обочине, остановиться…

…Да будь же ты мужчиной, укорил я себя,  она женщина другого мужчины, и любит его, продолжал я твердить  себе. Она никогда не будет твоей. Переломи себя…, но легко сказать переломи, а вот выполнить это…

Рядом со мной проносились машины, и свет их фар отражался в моём зеркале заднего вида, затем, показывались красные габаритные огни, но уже в лобовом стекле. Но и они быстро исчезали из виду, а на их место спешили всё новые и новые.

От мысленного разговора с собой меня оторвал новый звонок. Звонила Лена.

- Ты, где задерживаешься, обещал быстро быть дома, а тебя всё нет? Стынет ужин, и я тебя жду, проголодалась очень.

- Еду. Я уже на половине пути.

Вздохнув последний раз, включил поворотник и, пристроившись за очередной машиной, двинулся домой, к ожидающей меня подруге.

Сегодняшним вечером я  вспомнил Ирину в последний раз, когда вошёл в квартиру и посмотрел на встречающую меня Ленку. Она вышла ко мне в коридор, и на лице её тревожной лаской светились зелёные глаза.

С нежной улыбкой закинув руки мне на шею, она прошептала: «Радость моя, ну, что же ты так долго, я жду тебя, жду, и ужин ждёт!»

Невольно я сравнил Ирину с ней, и мне подумалось - я бы, наверное, принял мусульманскую веру, чтобы только обе они были моими жёнами. Каждая, по-своему, была хороша, и каждая, опять же по-своему, волновала и притягивала меня.

Сейчас я ясно понял - я люблю их обеих! И ничего с собой поделать не смогу… и, по-видимому, с этой двойной любовью я буду жить весь остаток своих дней: с одной любовью, которая вот, передо мной, и другой - тайной и далёкой.

Ох, уж эти люди-человеки, продолжал рассуждать я, следуя за Ленкой в кухню, вечно с вами проблемы!

Конечно, под людьми-человеками я воспринимал себя, но так хочется хоть иногда подумать о себе во множественном числе, чтобы и другие разделили твои заботы, и помогли, ну… не словом, не действием, а просто психологически, одним своим присутствием.

Это была моя последняя раздвоенность на сегодняшний вечер, последняя думка о людях вообще. А через мгновение, я окунулся в блаженный чертог домашнего уюта, ласки и любви…

Глава четырнадцатая

Через своё руководство, а больше всего стараниями своего начальника, Фёдора Ивановича, я получил возможность продолжить участвовать в расследовании дела о наркобизнесе, по независящим от меня причинам месяц назад прерванном для меня.  

Меня подключили к группе товарищей из Комитета по борьбе с наркобизнесом, но моё дело, дело об убийстве Всеволода Куприянова, выделили в особое производство.

Я получил относительную свободу в своих действиях, и мог самостоятельно вести допросы арестованных - Милютина, Куприянова Владлена, и охранников.

Кроме того, я продолжал вести дело у себя, в своей конторе, а не в их кабинетах.

Допрашивал оставшегося в живых, и не получившего ни одного ранения после моих выстрелов Серого, несколько раз приглашал для дачи «свидетельских» показаний Викторию Моспан и других.

Пришлось даже связаться с Челябинским УВД, чтобы там нашли и сняли свидетельские показания с Валентины, бывшей секретарши фирмы «Эврика».

Вся эта, не включённая в основной план, деятельность, отнимала у меня уйму времени от основной работы, и я начал «зашиваться». Я начал бояться, чтобы у меня опять не случился такой же казус, как с делом Иваницкого.

Елена неоднократно говорила мне, что я здорово «сдал» за последний месяц: тревожно сплю, домой возвращаюсь, чуть ли не за полночь и, не завёл ли я подругу на стороне?

- Какая подруга? - отвечал я, - у меня совершенно нет времени на них.

Я даже об Ирине забыл.

Её милый образ ни разу не потревожил меня. Но этого я, конечно, вслух не произнёс, а просто сказал - некогда мне подруг заводить, шуры-муры разводить. Дел у меня по горло, и показал жестом, сколько у меня дел.

Она больше таких вопросов мне не задавала, но я часто ловил на себе её тревожный, обеспокоенный взгляд.

Кое-какая нить преступления у меня начала проявляться. По кирпичику, как в детском конструкторе «Лега», или собирании «Пазлов», я постепенно начал выстраивать общую картину преступления.

Насколько оно было «простым», настолько, в тоже время, циничным - я только диву давался. Я имел в виду, не вопрос о наркобизнесе, а именно, само убийство.

 Оставалось нанести последний мазок в моей картине, последний штрих, но этот мазок, этот штрих был невозможен без разрешения высокого начальства и участия в нём главного действующего лица - Иваницкого.

Он был в бегах, и привлечь его официально я не мог. Я, конечно, подозревал, где он находится, но дальше подозрения свои действия и планы не распространял. С одной стороны, мешала моя прошлая ошибка в расследовании: она тяготила меня, иногда, даже кровоточила. С другой стороны, этому мешала Ирина.

Я не мог, ну, никак не мог нанести ей удар. Если я выдам местонахождение беглого преступника, я тем самым нарушу слово, данное мной Ирине…

Как мне поступить, я не знал: получалось вроде «И хочется, и колется, и мамка не велит».

Я шёл на явное уголовно-наказуемое деяние – скрывал заодно с Ириной, преступника, но и поступить иначе не мог.

Это мучило меня, не давало покоя. Служебный долг требовал – немедленно арестуй беглого преступника, а совесть требовала иного – оставь его в покое, он страдалец по твоей вине, пусть поживёт на свободе, окружённый любовью и лаской, сколько сможет и кто, как не ты…

В общем, я здорово запутался, и с каждым днём всё больше казнил себя за прошлое. Я говорил - это всё ты, идиот, наворотил, вот теперь и расхлёбывай неправедные дела свои, пожинай плоды своей халатности…. И ещё много чего нелицеприятного говорил я о себе.

Из «беседы» с Викторией я узнал с кем она дважды вела телефонный разговор в тот день, в день покушения на неё Серого. Оказывается, она разговаривала со своим другом Вадимом, находящимся в настоящее время в Таиланде. А, когда услышал его фамилию…, тут же, после разговора с ней, запросил у сотового оператора список их переговоров за…, не много, не мало – за… почти  год.

Для полного восстановления картины прошлого, появилась необходимость пригласить из-за границы бывшего сотрудника фирмы «Эврика», Куприянова Вадима Константиновича, друга Виктории и, не однофамильца Всеволода Куприянова, а со слов Виктории Моспан, родного брата убитого. Он нужен был мне обязательно. Я даже попросил Интерпол, буде он откажется, доставить его насильно, но…, естественно, Интерпол в моей просьбе отказал - «За отсутствием достаточных оснований».

Если бы он совершил преступление и это было доказано, ответили мне они, то и тогда, вопрос уже стоял бы не на местечковом уровне, а на межгосударственном, решался  бы вопрос о его экстрадиции в Россию. А, так как он проходит по делу как свидетель, то приехать ему в Россию или отказаться от приглашения – его право. Можно, в конце-концов, попросить у него письменных показаний, если он откажется приехать.

И откуда их столько, Куприяновых, на мою голову свалилось? – вздохнул я.

Это меня совершенно не устраивало - мне нужен был он, лично, а не его письменные показания. Я наметил провести одно мероприятие, связанное с очной ставкой, и его присутствие было обязательно.

Причина, из-за которой он мог отказаться приехать, могла быть одной – раскрытие наркодеятельности в его бывшей, теперь переименованной, фирме. Но, ни Милютин, ни другие участники группы, его фамилию ни разу не назвали, и я надеялся, что он не испугается приехать, иначе…,  иначе мне пришлось бы копать дальше и глубже. А, это время, драгоценное, в сложившейся ситуации, время.

Поэтому, я предложил Виктории позвонить ему, и пригласить приехать, добавив к приглашению и личный мотив, вроде: она скучает по нему и ждёт не дождётся встречи с ним…

Она с неподдельной радостью, насколько я понял, согласилась выполнить мою просьбу. По-всему было видно, что эта, жестокая, волевая девушка, действительно, была влюблена в Вадима Куприянова всеми фибрами своей души.

Наконец, к великому моему облегчению, он дал согласие на своё появление в России. Я, боясь спугнуть удачу, три раза постучал костяшками пальцев по столу и попросил Бога, не отворачиваться от меня, хотя бы в этом деле, не лишать меня своей милости!

Для проведения очной ставки я не мог обойтись без Иваницкого и, надеясь на удачу, вечером позвонил Ирине. Трубку взяла она. Сердце моё ёкнуло в груди и я, на миг, даже перестал дышать, а потом, потом появилась радость от возможности хоть и не видеть Ирину, то хотя бы слышать её голос.

- Ирина, - я чувствовал, как дрожит мой голос от волнения, - Ирина, мне нужно, понимаешь, очень нужно, поговорить с твоим другом. Ты можешь пригласить его к телефону?

На какое-то время в трубке повисло молчание, затем я услышал, как Ирина сказала кому-то, находящемуся, вероятно, в другой комнате - «Лёша, с тобой очень хочет поговорить следователь, Владимир Степанович, ты подойдёшь?» И я услышал, правда, заглушённый расстоянием, ответ - «Хорошо, сейчас».

- Сейчас он подойдёт, - сказала Ирина и, по-видимому, положила не отключённый мобильный телефон на что-то твёрдое, потому, что  я явственно услышал стук.

Я разочарованно вздохнул. Мне хотелось слышать и слушать её, ну, хотя бы не её голос - хотя бы её дыхание…, но, она положила трубку.

Затем, в трубке раздалось:

- Алло, я слушаю вас, Владимир Степанович.

- Здравствуйте, - поздоровался я, решая, с чего начать разговор.

Вот, всегда со мной так, услышу голос Ирины, и всё у меня из головы улетучивается, как-будто, там образуется вакуум.

С усилием сконцентрировавшись на задаче, которую мне необходимо было обязательно решить, я проговорил в трубку:

- Алексей, то, о чём я хочу с Вами говорить, не телефонный разговор. Мне нужно, как минимум, полчаса, чтобы разъяснить вам возникшую ситуацию, а потому, требуется личная встреча с вами, в любом, удобном для вас месте. Я…  даю вам слово офицера, никто не узнает о месте встречи, поверьте мне…

…Понимаете, появилась необходимость…, - я очень боялся насторожить его, спугнуть, -  появилась необходимость в некоторой договорённости между нами, а она возможна… только при личной встрече.

Я замолчал, и с надеждой на согласие, стал ожидать ответа.

В трубке долго молчали, я даже забеспокоился, не отключились ли от меня, и даже подул в неё, а потом спросил: «Вы слышали, что я вам говорил, Алексей?»

- Да, я слышал, - и, после паузы, - приезжайте к нам в любое удобное для вас время…. Думаю, наш адрес у Вас есть! Вы же следователь…

- Представьте себе, нет. – Вашего адреса у меня нет.

В трубке немного помолчали. - Невероятно! – услышал я голос Алексея, - тогда… записывайте…

Вечером следующего дня, я сидел в небольшой комнате дачного домика и, прихлёбывая заваренный Алексеем крутой, ароматный чай, продолжал рассказывать о своей задумке…

Я часто поглядывал на него, на его отросшую бороду, и старался, хотя мне это удавалось с трудом, поменьше смотреть в сторону Ирины.

Разговор был настолько серьёзен, что тут было не до личных переживаний. Я толкал Алексея на безумный поступок. Он должен был прийти в управление и, негласно, опознать Куприянова Вадима. Правда, я сразу предупредил  - его могут опознать сотрудники ОВД, или другие свидетели.

Виктории я не очень доверял, считал, что она каким-то образом замешана во всей этой истории с наркотиками и убийством Куприянова Всеволода. Но пока доказательств у меня не было, было лишь предчувствие, а предчувствие к делу не подошьёшь.

Прикинув возможные варианты, мы договорились, что он будет опознавать Вадима отдельно от других свидетелей, и сразу, после опознания, подписав протокол, уедет, чтобы меньше времени находиться на глазах у других.

А потом я ещё часа полтора просидел у них, слушая его историю о пребывании в лагере и, главное, как он сумел, перехитрив охрану, совершить побег.

Из его рассказа о приключениях, происходивших с ним во время его пути в Москву, можно было бы сотворить целую поэму о силе духа человека в его стремлении добиться правды!

Да, Ирина не прогадала, выбрав себе в друзья, такого сильного духом человека!

Я не писатель, но слушал рассказ с восхищением и, представив всё, что Алексей перенёс, перестал мучиться от невыполненного долга по выдаче его в руки Закона.

Алексей был невиновен, и я был, как это ни парадоксально, на его стороне, и на стороне Ирины. И ещё, после разговора с ним, я окончательно решил: закончу это «дело» - уйду со следовательской работы!

Куда? Время и жизнь покажут!

Глава пятнадцатая

Наступило решительное время в моём расследовании.

Или-или! Или я побеждаю хитрого, умного, изворотливого противника, или - я  никчёмный следователь, а Алексей Иваницкий, всегда, до конца своей жизни, вынужден будет скрываться от Закона!

Без документов, без дома, без возможности устроить свою личную жизнь, он будет никем, он будет изгоем, и дети его никогда не будут носить его фамилию…

Страшное будущее!

Нужно победить, во что бы то ни стало победить, иначе зло восторжествует, а невинный человек разуверится, навсегда разуверится в наличии справедливости на земле! И ещё неизвестно, во что может перевоплотиться его обида на мою прошлую ошибку в расследовании, на ошибку Правосудия, и какую, в конечном итоге, она примет форму!

День и час, в который я решил провести опознание, пока тайное опознание, был у меня запланирован не случайно. В это время большинство сотрудников было на плановой планёрке, или пятиминутке, как мы её называем.

Я заранее обговорил это время с Фёдором Ивановичем, конечно, не выдавая причины такой просьбы. Я сказал ему, что так надо, что потом, несколько позже, я всё объясню, и он пообещал мне задержать сотрудников не меньше, чем на час.

Я сидел в аквариуме, за стеклом, с приехавшим из-за границы по моей и Виктории просьбе, Вадимом Куприяновым, а снаружи, опять же через стекло, нас разглядывала, вернее, разглядывала Вадима, Виктория Моспан. Потом её должен будет сменить  Алексей Иваницкий, приехавший вместе с Ириной.

Викторию и Алексея я поместил в разные комнаты, на этом настоял, без объяснения причины, Алексей. И, ещё одно условие выдвинул он – его не должна видеть Виктория. Я не понимал его просьбы, но выполнил её, сообразуясь с его желанием.

У человека могут быть сотни, тысячи причин для такой просьбы. Потом разберусь, решил я и, согласился.

Выйдя под благовидным предлогом из аквариума, я подошёл к Виктории. Она стояла перед «экраном», опираясь на костыли, задумавшись и, кажется, совсем не заметила моего появления.

Пришлось напомнить ей о себе:

- Виктория, как вы считаете, это он, Вадим?

- Не знаю…, я… не уверена…. Что-то в нём изменилось. Сейчас он больше похож на своего брата… близнеца…, Всеволода… Не знаю…

- Виктория, неужели вы…, нет, неужели они так похожи между собой, так неотличимы?

- Да.

- И, что, никак нельзя определить «Кто есть, кто» без генетики?»

- Вообще-то… можно, - и она чуть покраснела.

Вот уж никогда бы не подумал, что Виктория может краснеть. С её-то характером? Но, видимо я её плохо знал, или она умела тщательно скрывать свои чувства.

- Говорите, Виктория, говорите! Дело очень серьёзное!

- Мне, Вадим… как-то, в минуту откровенности…, рассказал…, у Всеволода, сзади, на лопатке, на левой лопатке, уточнила она, есть родимое пятно в виде вопросительного знака с точкой…. Вот…, если бы…

- Да говорите же вы, Виктория, чего тянете! – чуть нажал я на неё, повысив голос.

Казалось, она меня не слышит и, как в сомнамбулическом сне, монотонно продолжала - вот, если бы его раздеть… до пояса, и повернуть ко мне спиной, тогда…. У Вадима… тело… вообще, без родинок…

Я всё понял! Неужели?!

Сейчас настала очередь Алексея, что скажет он, увидев Вадима?

И, я пригласил его посмотреть, и опознать, если возможно.

Он долго стоял перед стеклом, не шевелясь, побледневший до синевы, а затем сказал то, что я уже знал, или догадывался и без его ответа.

Он не признал в Вадиме - Вадима!

Это Всеволод, прошептал он и, неожиданно для меня, бросился бить по стеклу кулаками и кричать, с надрывом, с болью: «Как ты мог, Севка?! Как ты мог так поступить со мной?! Ты же был мне дорог как друг, и я любил тебя, как родного брата, как ты мог?!»

Слёзы горя и обиды катились из его глаз, теряясь в усах и густой бороде. Я понимал его, и был полон сочувствия. С  трудом оттащив его от стекла, одновременно, приказал сержанту не выпускать Куприянова из аквариума.

- Вы, Алексей, уверены, что это не Вадим, а Всеволод? – всё же решился я уточнить реакцию Алексея. Вы не ошибаетесь?

- Да вы что! - с надрывом воскликнул он. Чтобы я не отличил Севку от Вадима? Что вы! Я же его знаю, как облупленного…. Вы разденьте его, у него на левой лопатке родимое пятно в виде вопроса…. Да, что вы, в самом-то деле! Ах, Севка, Севка, как ты мог?

Я попросил его немного задержаться, пока я заполню бланк опознания и подписать его. Потом, Алексей, сказал я, вы с Ириной можете ехать домой,  дальше пойдут юридические процедуры, а пока мне ваша помощь не нужна…

Закончу это дело и обязательно проведаю вас, вы не против моего визита? – Заодно расскажу, чем всё закончилось…

Глава  шестнадцатая

…Вы, Владимир Степанович, перехитрили меня, переиграли, продолжал говорить Всеволод Куприянов, и насмешливая улыбка кривила его лицо.

Я отчётливо видел - он бравирует, не хочет признаться даже себе, что ему страшно. Не такой конец своей авантюры он предполагал.

…Я не думал, что вы подстроите такую хитрую ловушку, гражданин начальник.

- Знаете, Всеволод, никакой ловушки нет. Когда я стал более подробно изучать документы предыдущего расследования, я обратил внимание на несколько маленьких нестыковок в деле, которые просмотрел в прошлый раз.

- Может быть поделитесь со мной вашими наблюдениями…. Я в следующий раз учту их, и не предстану «пред вашими грозными очами…»

- Вряд ли они вам пригодятся, Всеволод…, следующего раза уже не будет. Вам грозит пожизненное заключение за убийство своего брата… Вадима…, по предварительному сговору группы лиц. Колитесь, не скромничайте, вам терять нечего…

- Как же, нечего – а презумпция невиновности, а свобода и богатство…. Они дорогого стоят…, тем более, что я не убивал брата…. Слушай, следак, если я чистосердечно признаюсь, мне скостят срок?

- Обязательно, я же сказал, - чистосердечное признание будет учтено судом…

- То есть, вместо «пожизненного» я смогу получить лет пятнадцать?

- Ну, это вряд ли. Вместо расстрела получите пожизненное заключение, это точно!

- Тогда, какой мне резон в чистосердечном признании?

- Сохраните себе жизнь.

- Маловат выбор, но и на том спасибо! - с насмешкой проговорил он.

- Итак, поговорили на свободные темы, гражданин Куприянов, теперь давайте перейдём к Вашим скорбным делам…. Рассказывайте, пока без записи. Я хочу кое-что уразуметь для себя и, не вздумайте финтить. В принципе, я разобрался в каждом вашем шаге, и ваша ложь ничего не изменит, а только усугубит ваше положение.

- Ну, что ж, без официальной записи…, почему не рассказать? Кстати, гражданин начальник, я потом, в случае, если  передумаю, могу отказаться от своих слов?

- Да будет вам, Куприянов, «Ваньку валять»! Вы, я надеюсь, умный человек, и весь Уголовно-процессуальный…

- Да знаю я, знаю, можете не продолжать. Это я для того спросил, чтобы вы, Владимир Степанович, не вздумали обвести меня вокруг пальца. А то вылетит, нечаянно, неосторожное слово…, доказывай потом, что ты не верблюд…. Знаю я вас, вы, полицейские, ещё те хитрованы…

- Обещаю, всё будет в рамках Закона.

- Нуу… хорошо.

Он немного помолчал, казалось, обдумывал с чего начать, а затем  спросил:

- А, у вас есть время, чтобы выслушать всю мою ложь.

- А, вы, Куприянов, не лгите. Рассказать правду, это очень даже полезно в вашем положении, и для тела и для души.

- Для души - это понятно, а вот, причём здесь тело?

- Я уже ответил на этот вопрос раньше, в начале нашей беседы – будете жить.

- Ааа… понятно. – Тогда слушайте…

… Вы, надеюсь, помните, ранее я говорил, что устроил своего брата-близнеца к нам в фирму на должность финансового директора. Он, в нашей семье, мальчик был самый умненький и благоразумненький, потому и выучился на экономиста. Иваницкий не возражал, он считал, что мы, втроём, горы свернём. Он оставил себе дизайн и участие в различных показах. Я занимался клиентами и заказами, а брат, я же сказал – он умненький - в экономике чувствовал себя, как рыбка в воде. Мы поручили ему заниматься финансовыми вопросами.

Мы ведь не только телогрейки и шинели шили, мы и самую модную, эксклюзивную одежду готовили к показам мод. Связи у нас появились… о-го-го! Нас, в Москве, в лицо везде узнавали, в любом обществе, в любой «тусовке». Даа…. За два года наши доходы резко пошли в гору.

…Так вот…. Он немного помолчал. Что я хотел сказать? Ах, да, по поводу брата… - всё шло хорошо, но однажды, где-то под Новый год…, позапрошлый, мы были в сауне, подвыпили конечно, и мой братишка намекнул Иваницкому, что можно быстро заработать, и зарабатывать миллионы. Иваницкий удивился, мол, как это возможно?

И попросил рассказать, где валяется эта золотая жила. Он, конечно, в принципе не возражал стать более богатым, и даже открыть свой банк, но то, что предложил Вадим, очень не понравилось Алексею.

- Что такое он мог предложить, что не понравилось Иваницкому? – решил я уточнить.

- А, то. Он предложил заняться торговлей наркотиками, и сказал, что уже кое-что в этом направлении сумел сделать.

 - Любопытно! …Любопытно! - Продолжайте.

 …Иваницкий, чистоплюй чёртов, конечно, взбеленился: мы же были пьяные, вот и передрались между собой, но потом, помирились. Иваницкий пригрозил, если ещё раз Вадим заведёт разговор на эту тему он, несмотря на то, что Вадим мой брат, вышвырнет его как котёнка из фирмы!

 - И, что, Иваницкий мог это сделать?

- Конечно. Ещё как мог! Он же основной учредитель фирмы, он её открыл, и основной капитал был вложен его.

- То есть, вы пришли в фирму позже…, в уже раскрученную фирму, как примак?

 - Ну да, я же говорю.

- Понятно. А, вы, Куприянов, знали о деятельности брата, и тоже были завязаны в этом? Или, нет?

- Чего теперь скрывать. Конечно, мы вместе с Вадимом раскрутили подпольный бизнес, и поставщиков нашли, и… пути сбыта.

Откуда бы мы нашли столько денег, чтобы стать партнёрами Иваницкого? Мастерские и ателье – прекрасное место для отмывания денег: клиенты, заказы, армия, полиция, я везде смог найти нам крышу…

Я хотел было задать ему уточняющий вопрос, но Куприянов приложил палец к губам, затем, сказал:

- Вы, Владимир Степанович, не перебивайте меня, а то ненароком, у меня пропадёт желание исповедоваться…

 - Ладно, постараюсь. Но, согласитесь, вы так интересно рассказываете, и о таких любопытных вещах, что я просто с трудом сдерживаю себя, чтобы не задать вопрос.

…Ну, ладно, проехали. Так вот, после того бурного разговора прошло около месяца и вот, однажды, Иваницкий, что ему взбрело в голову, решил проверить работу ночной смены в мастерских…

- Может, он что-то заподозрил?

- Может и так. Короче, он поехал туда и застал там…. Ну, вы догадываетесь, что он там застал…

- Догадываюсь. И, что он предпринял?

- Уволил Вадима, а мне приказал немедленно закрыть эту, как он выразился, «лавочку», иначе, пригрозил он - сообщу в Комитет по борьбе с наркобизнесом.

- Он, что, не догадывался о вашей заинтересованности в наркобизнесе?

- Нет. Откуда? Он считал меня таким же чистым, белым и пушистым, как сам…. Придурок! Чистоплюй хренов!

Куприянов зло сплюнул.

- Почему же он не сообщил о деятельности вашего брата куда следует?

- Я его отговорил. Клятвенно пообещал, что очищу фирму от «скверны»…

Я же, гражданин начальник, просил вас не перебивать меня. Будьте терпеливы. Дослушайте исповедь.

- Хорошо, хорошо.

- Слушайте дальше…. - Хотя… угостите сигареткой.

Я пододвинул ему пачку «Столичные», и чиркнул зажигалкой.

Он, попросив сигаретку, пыхнул несколько раз дымом, полюбовался им и продолжил…

Я, думаю, Куприянов, попросив разрешения закурить, и пару минут выпуская дым аккуратными колечками, пытался: или что-то вспомнить, или подготовиться, чтобы не раскрыть что-то. Я, пускать дым колечками совершенно не умел (так и не смог научиться) и с интересом наблюдал, с каким наслаждением он приоткрывал рот, затем…, округляя губы...

Заметив, что я наблюдаю за его мастерством он, ухмыльнувшись, предложил научить меня, к тому же с иронией добавив: «Времени у меня много, а работы - благодаря Вашей заботе и Вашим стараниям, гражданин следователь, теперь никакой…»

Я строгим голосом прервал его болтовню. Но сам-то я с нетерпением стал ждать продолжения его рассказа, однако виду не подал, что его повествование увлекло меня, как человека.
   …Ну, мы с Вадимом, настолько вжились в «наш» бизнес, продолжил Куприянов, что закрывать его у нас даже в мыслях не было…, - лучше убрать единственное препятствие - Иваницкого, решили мы, и подготовили план, подключив к нему Милютина.

 - Вы, что, давно знакомы с ним?

 - Так это же он подключил нас, и научил нелегальному бизнесу. Потом, когда наша фирма хорошо раскрутилась, он захотел вплотную заняться наркотиками в нашей фирме и, заодно, во все ключевые точки внедрить своих людей, в том числе и охрану…

 - Ему это удалось?

- Пока генеральным директором и владельцем фирмы был Алексей – нет. Алексей категорически отказался от его услуг. Нужно было принимать меры и, срочные…

- Иии…, выы…

- Да, мы решили избавиться от него, но…

- Что, но?

- А то «но», что пошло всё несколько по-другому…

- Как это?

- А, так. Милютин договорился с Серым и Козловым, давних своих подельников, только прибывших из мест не столь отдалённых, что они уберут Иваницкого… - Вдвойне был рад такому решению, Вадим. Он к тому времени крепко «задружил» с Викторией Моспан, бывшей возлюбленной Алексея, и ревновал её  по-страшному…

- Так, что помешало убрать Иваницкого, не пойму?

- Дурацкая ревность Вадима. Наверное, он решил, что Виктория у Алексея, и помчался к нему домой. Я, думаю, он из-за ревности своей дурацкой, забыл о нашем намерении убрать в тот день Иваницкого. - Серый, с Козловым, отключили освещение лестничных площадок и ждали Иваницкого внизу.

Мой брат оказался не в том месте и не в то время!

Даа…. Убил его, решив, что это Иваницкий, Серый, а Толян Козлов поднял его на площадку второго этажа и положил на пол, а сам, поднявшись этажом выше, стал ждать нашей подставной кавалерии.

 - Что за «подставная» кавалерия, поясните.

 - Ну, как же можно обойтись в таком деле без полиции и медиков. Моментально приехал на место убийства полицейский наряд. Они специально подняли больше шума, чем было необходимо в таком деле…, чтобы, значит, как можно больше было свидетелей, а затем прискакали медбратья на скорой помощи…

- Что, и полиция, и скорая помощь были подставными?

- Скорая помощь - да, а вот полиция…. Полиция, он цинично улыбнулся, извините, покупается за деньги. За маленькие, или за большие, по-разному, в зависимости от характера человека, занимаемой им должности и…, его потребности в деньгах. Особенно из-за жадности и продажности…. Ну, вы сами об этом, я думаю, осведомлены не хуже меня.

Да, я знал об этом, и это меня оскорбляло, оскорбляло честь мундира, оскорбляло завет Дзержинского – «Чекистом может быть только человек с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой!»

То, что сказал мне Куприянов, действительно, было нашей горькой правдой, но не все же были продажными! Большинство полицейских – честные, порядочные люди, готовые пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить попавшего в беду человека.

Я, оскорблённый до глубины души циничными словами этого, с гаденькой ухмылкой на губах, наркодельца, грубо оборвал его:

- Не все продажные в полиции, не все! У нас большинство сотрудников служат не за деньги, не за страх, а за совесть!

- Конечно, конечно, простите, что оскорбил ваши чувства. Но, эти честные ходят по десять лет в одних штанах…, как вы, например.

- Заткнись, подонок! – не сдержался я.

- Так, что, можно дальше не рассказывать? - он холодно, как змей-искуситель, смотрел на меня.

- Конвой, уведите этого, этого…, - я, сдержав себя, показал рукой вошедшему конвоиру на Куприянова.- Уведите!

Довёл он всё-таки меня. Силён, сволочь,  в психологической борьбе! - чертыхнулся я. Всё прикидывался овечкой, а тут раз и ударил из-за угла! Даже я не сдержался.

Нужно будет держать себя с ним вдвойне осторожно, решил я, закуривая сигарету и постепенно успокаиваясь.

Глава семнадцатая

На следующий день, прямо с утра, я занялся Серым, то есть, Колмогоровым Сергеем Николаевичем. Меня интересовал вопрос, почему он покушался на жизнь Виктории? Что за причина, и насколько она серьёзна, чтобы решится на второе, или третье убийство в своей жизни?

- Колмогоров, объясните мне, за что вы так ненавидите гражданку Моспан Викторию.

- Яаа, её… ненавижу?! – кажется, искренне удивился он моему вопросу. С чего вы взяли, гражданин следователь?

- Но, вы же покушались на неё, и не будете отрицать этого бесспорного и доказанного факта?

- Покушался, - при этом он равнодушно пожал плечами, - мне приказал Милютин. Он сказал: «Вика вышла из-под контроля, и наделала много глупостей. Она отравила своего бойфренда, Козлова…» –  Мне, гражданин начальник, приказали, я человек маленький, обязан, сами понимаете, выполнять приказы. Вы же выполняете приказы своего начальства? – поинтересовался он с ухмылкой на искривлённых губах. Вот и я исполняю, куда денешься! Одни приказывают, другие выполняют приказы…. Верно?

- Хорошо, я понял вас. Скажите Колмогоров, а зачем вы взяли в заложники девушку, Евлахову Ирину Анатольевну?

- Опять же, по приказу Милютина. Он сказал, что она из полиции, и давно следит за всеми нами, надо её «расколоть!».

- Ну, и как, «Раскололи»?

- Нет, вмешалась Виктория: она запретила нам применять к ней силу, она сказала, чтобы мы отпустили её, потому что, сказала она, если мы её тронем, то полиция, потом, до конца жизни нам покоя не даст, и будет охотиться за нами, как за дикими зверями. А, жаль! Я бы с ней позабавился…. Аппетитная цыпочка, добавил он, и плотоядная гримаса легла на его лицо.

- А, вы и так звери, констатировал я. - С кем вы захватили её?

- Нас было трое – я, и братья Козловы - недоделанный Виктор и бугай Анатолий.

- Виктора, тоже вы убрали?

- Ну, нет! Это дело вы на меня не повесите, гражданин следователь. Тут я чист! О нём, заблаговременно, позаботилась его собственная судьба…, как говорится - несчастный случай…

В жизни, гражданин начальник, такое часто случается. Хорошо, что он попал под машину, а то бы, скорее всего, мне пришлось бы зачищать его, а мне об эту гниду и обосранца руки не охота было марать…, но…, если бы пришлось…, я бы его удавил или утопил, как Герасим свою Муму.

Получив от Серого доказательства отравления Козлова Анатолия, Викторией, я послал оперативную группу для её задержания.

Через два с половиной часа, сидя в моём кабинете, она возмущённо жаловалась на незаконное  задержание и обвинение её в отравлении гражданина Козлова.

- Давайте будем вместе разбираться, - предложил я ей.

И, мы разобрались.

Вначале она всё отрицала, затем, под давлением доказательств и улик, а также показаний Серого, она, плача злыми слезами, во всём созналась - созналась, что он ей надоел, что он начал диктовать ей условия - ей Виктории?! Тогда она, в очередной раз, пригласила его в ресторан и там, подсыпав яд ему в бокал, отравила.

Да ну его! – мразь и подонок! Таким не место на земле! - отмахнулась она.

- Интересно было услышать от вас такое высказывание о близком вам человеке, Виктория. Скажите, кто дал вам право распоряжаться чужими жизнями?

- Я! Я сама дала себе такое право! В нашем, гнилом и похабном мире, выживает только сильный и умный человек!

Слова «сильный» и «умный» Виктория выделила тоном, и подтвердила своё мнение взмахом руки.

- Значит, вы хотите сказать, что относитесь к категории «Сильных» и «Умных». – А, как же, ожидающая вас тюрьма?

- Я выйду из неё!

Больше нам разговаривать было не о чём. Её больную психику должны лечить специалисты, а я, следователь.

- Виктория, - задал я последний вопрос, - а, вам, просто по-человечески, не было жаль Анатолия, всё же вы, по большому счёту, ели из одной посуды, спали в одной постели и он, такой молодой?

- Нисколько. Мне жаль только одного человека, Вадима, и я люто ненавижу его брата, за обман, в котором он держал меня, выдавая себя за него! Появится возможность, я отомщу ему! Я жестоко отомщу ему! Я знаю, я найду способ отомстить ему!

Что я мог сказать в ответ. Я только вздохнул. Её уже никто и ничто не исправит...

Глава восемнадцатая

…Скажите, Куприянов, спрашивал я подследственного при очередной встрече - вы, прошлый раз сказали, полиция была настоящей, не подставной…, как вы вышли на них?

- Зачем мне было выходить на них? - пожал он плечами, - Милютин и Лисицын   давние приятели и подельники, разве я вам не говорил? Они дружат ещё с той поры, когда Милютин служил в милиции, а Лисицын был его подчинённым.

- Ах, вот даже, как!

- Да. Я же говорил вам, всё было точно рассчитано, если бы не вмешалась сама судьба-злодейка.                  

- А вам не кажется, Куприянов, что не судьба, а вы сами, своими поступками, устроили свою судьбу… и…, получили в результате…

Он не дал мне докончить предложение.

- Простите за прямоту, Владимир Степанович, но вы глупости говорите. Я же говорю, судьба, и больше ничего! У нас всё было рассчитано до мелочей.

Я не стал с ним спорить и доказывать его неправоту. Зачем? Всё равно не поймёт, или не захочет понять.

- Рассказывайте дальше, Куприянов.

- Дальше?  Дальше пошло, как по смазанным рельсам, хоть и по боковой линии. - Появился Иваницкий: на наше несчастье живой и невредимый, но Лисицын не растерялся, быстренько арестовал его, как убийцу. На наше счастье нашлась одна дура старая, мощный свидетель, между прочим, которая видела Иваницкого и мёртвого Вадима у него в руках. Других мы купили или запугали, вот и вся история.

 - Скажите, где труп вашего брата?

- Да здесь, неподалёку, в сотне километров от Москвы, если ехать по Можайскому шоссе.

- Вам не жаль брата, Куприянов?

- Жаль, но после его гибели я стал единоличным хозяином бизнеса. - Знаете, как я развернулся, - похвастался он. - Выйду на свободу, а у  ме-ня-я-я… «Куры денег не клюют!»

- По поводу выйти на свободу, я вам. Куприянов, так скажу - это вряд ли! И, насчёт богатства…

- Что вы хотите сказать? – внезапно побледнел он.

- Хочу сказать, что прикрыли мы вашу лавочку вместе с подельниками вашими вкупе, и с охраной…,  ещё до вашего приезда сюда. Понимаете, - улыбнулся я, увидев его встревоженность, - не хотелось вас «травмировать» раньше времени, вот и не говорил.

- Врёте!!!

- Зачем, - я равнодушно пожал плечами, - не вижу смысла.

- Вот придурок! - хлопнул он себя по лбу. Да узнай я об этом раньше, я бы…

- Вы бы никогда не приехали в Россию, так?

Он замотал головой, как лошадь, отгоняющая надоедливых слепней

- Никогда! Я разве похож на сумасшедшего?

- Я так и думал. Поэтому поостерёгся делиться с вами, Куприянов, своей радостью.

* * *

Через месяц я закончил дело и, с разрешения полковника, передал его в суд. Всё, вот теперь «Дело», действительно, сделано чисто, виновные будут наказаны, а обиженные мной...

Приближается завершающий день моей работы, с грустью подумал я, последний день суда. Сегодня судья должен будет зачитать приговор, а я смогу подать рапорт на увольнение.

На скамье подсудимых, благодаря мне и неоценимой помощи моих друзей - Алексея и Ирины - сидели Куприянов Всеволод, Милютин, Виктория Моспан, Куприянов Владлен и Седой.

У Всеволода на лице мерцала ироническая улыбка, переходящая в полное безразличие к окружающей обстановке.

Виктория же была напряжена, а глаза её, когда она бросала взгляд на Всеволода, полыхали такой жаждой мести, что поймай Всеволод её взгляд, он не был бы так спокоен за свою судьбу.

Лишь Куприянов Владлен был бледен, пот каплями катил по лицу, и он часто вытирал его платком. Страх съедал его.

Милютин? На лице его застыла маска равнодушия.

Наконец, прозвучали слова секретаря суда:

- Встать, суд идёт!

Глава  девятнадцатая

Я вновь был в гостях у Ирины и Алексея. Мы крепко подружились за последнее время, и он, Алексей, уже не боялся, что я выдам его властям. Он был моим другом, а друзей не предают и не продают! Я не Куприянов Всеволод. Знаю, Алексей точно так же относится к этому вопросу.

Моя жена, Лена (мы буквально на днях зарегистрировали брак), пока не знает, что я вожу дружбу с уголовным элементом, скрывающимся от правосудия. Ей пока рано об этом знать. Скажу, когда придёт нужное время.

…Владимир Степанович, ты не ошибаешься, убеждая нас в том, что все преступники,  ты прекрасно  знаешь, о ком я говорю, понесут заслуженное наказание? – поинтересовалась Ирина.

- Не ошибаюсь! – твёрдо ответил я. - Обязательно все будут наказаны «По делам их и заслугам!».

- Значит, Лёша может возвратить свой бизнес?

- Не всё так просто, Ирина, не всё так просто… Судебная машина медленно вращает свои шестерёнки, и пройдёт немало времени, пока закончится этот процесс.

- Ну, а потом…, потом - сможет?

Прежде чем ответить, я взглянул на Алексея. Он напрягся, по-видимому, этот вопрос и его волновал. Чтобы не заставлять их долго ждать ответа, я быстро проговорил: «Нет! И уточнил - после этого процесса… Алексею нужно будет подать аппеляцию на пересмотр его дела, а уж потом, если суд его оправдает…»

  - Что ты говоришь! Как это, если оправдает! Он же ни в чём не виноват! - возмутилась Ирина.

- Ира, он совершил побег!

Виновен он или не виновен в убийстве – это одно дело, а вот… - Понимаешь, он совершил побег до оправдательного решения суда. Другой суд должен решать его «дело»…

Ирина задумалась, а потом прошептала, но так, словно выдавила:

- Значит, ещё долго ждать, - и вздохнула.

- Наберитесь терпения, друзья, всё когда-нибудь кончается…: белая, чёрная полоса…, рано или поздно, но кончается…

Мы немного помолчали.

Алексей улыбнулся, подмигнул одним глазом Ирине, вероятно, чтобы поднять ей настроение, и бодро произнёс:

- Ничего Иришка «Живы будем, не помрём!».  Затем, повернул голову ко мне, - Володя, ты всё-таки серьёзно решил уйти из полиции?

- Да, я подумываю открыть своё детективное агентство, или… адвокатуру. Я же, как-никак, юрист по образованию.

- А, кто же мне поможет выкарабкаться из этой заварухи…, и вернуть свой бизнес? Я же не могу подать в суд на пересмотр дела…. Володя, ты забыл – я… в бегах. Понимаешь ли, я в бе-гах!

- Кто? А, скажи мне, Алексей, кто твой друг?

- Ты.

- Вот твой друг, то есть я, и поможет тебе, если не возражаешь?

- Ещё бы.

- Вот и не вешай нос, гардемарин. - Как в народе говорят - «Держи нос морковкой, а хвост пистолетом!» или наоборот?

 - Значит, ещё поборемся?

И, мы, словно были старыми, верными друзьями много-много лет, взялись за руки втроём и, одновременно, громко повторили - «Мы ещё поборемся!».

Да, мы поборемся!

Громче всех и звонче всех в этом хоре прозвучал голос Ирины, прекрасной маленькой женщины, которая и не догадывалась о моей любви к ней, а может быть и догадывалась… - Кто знает?

Женская душа… - в ней сложно разобраться, если сами женщины иногда не могут понять логики своих поступков.

Чего бы я больше всего хотел? Чтобы Ирина догадалась о моём чувстве, или нет? Не знаю, жизнь покажет!

И ничего удивительного в том не было, что наше обещание – побороться! - вскоре начало сбываться.

Конец

 Лев Голубев

x

Иллюстрация к: Я найду кто убил тебя!