К сорока годам одиночество Риты окончательно созрело и переспевшей грушей шмякнулось к её ногам, со смачным звуком обрызгав уже не вкусным соком.

Когда она мысленно оглядывалась  назад, то там видела лишь маму.

Её замечательная мама была таким крупным человеком, что заполнила прошлое Риты всё без остатка, проникнув даже в те уголки, которые человек оставляет только для себя и называет «личным пространством».

Мама выбирала для Риты хобби, считая, что японский язык и изостудия – это именно то, чего жаждет девочка-подросток всеми фибрами души, но сама пока ещё не отдаёт себе отчёта в этом. А заниматься бальными танцами девочке сам бог велел. Спортивными? Что вы! Это ведь так вульгарно. Кроме того, костюмы у танцующих именно бальные танцы особенно красивы.

Мама «сортировала» людей вокруг дочери, безжалостно «расправляясь» с теми из подруг, кто не укладывался в прокрустово ложе её требований. Для того, например, чтобы разлучить Риту с дочкой дворничихи Ниной она даже поменяла квартиру в другой конец города. И оградила своё чадо от  «неблагородного» влияния простолюдинки. Но тлетворное влияние всё же слегка исказило тот благородный образ дочери, который она себе давно уже нарисовала. С тех времён в Рите так и осталось неистребимое желание есть пирог руками, без помощи ножа и вилки, ибо дворничиха Люба часто пекла  гигантов с капустой и угощала вечно голодных девчонок ими прямо из духовки.

Мальчики Риту просто боялись, ибо мама сказала как-то дочери, что всё зло в мире от мужчин, которые свои комплексы стремятся реализовать с помощью женщин. А потому Рита, когда кто-нибудь из юных представителей противоположного пола робко к ней приближался, высокомерно вздымала свою красивую бровь и спрашивала:

- Ты что-то хотел?..

Тон при этом был столь ледяным, что перья из крыльев претендента начинали сыпаться сами по себе, и он ретировался. Вдогонку же ему неслось:

- Пойду, почитаю «Замок» Кафки или послушаю Доницетти…

Соискатель Ритиной благосклонности отползал, окончательно добитый.

Жизнь юной Риты была заполнена до краёв великими книгами, музыкой, театром… и мамой, которая стала умелым (и – единственным!) лоцманом для дочери в великом мире духовности.

А потом всего этого резко не стало, ибо мама заболела, и Рита стала сиделкой при ней. Из института пришлось уйти, потому что маму ни на миг нельзя было оставить одну. Спасибо дяде Серёже, брату покойного отца, который все материальные заботы взял на себя.

Через два года он же оплатил и похороны мамы, так и не сумевшей победить болезнь и свой собственный эгоизм: она оставила дочь одну в этом неуютном и полном опасностей мире.

И дочь начала жить самостоятельно. Рита стала секретарём-референтом у какого-то большого начальника. Тот был так стар, что о своей половой принадлежности вспоминал только тогда, когда заглядывал в паспорт. А требования к секретарю у него были минимальны:  чай с лимоном – свежая пресса – бумаги на подпись – дежурная фраза в конце рабочего дня: «Завтра меня не будет, я – в министерстве». Рита справлялась.

Сорокалетие её не просто огорчило, но даже, признаться, напугало. Она близко – близко подошла к зеркалу и там увидела женщину, очень даже красивую, но уже – «ещё». Признаки увядания были налицо и на лице.

Потому напористые ухаживания нового заместителя её шефа Сергея она восприняла  как подарок судьбы и свой                шанс.

Претендент был на пять лет моложе и тоже не побывал ни разу под светлыми сводами загса. А потому под эти самые своды через полгода они вступили вместе, обрызганные звуками марша Мендельсона, как соком спелой груши, упавшей к ногам Риты почти год назад.

Сергей перебрался к Рите…

И начались её мучения…

Муж оказался невыносимо не организован в быту.

В кресле лежали снятые после работы брюки. Носки – в окрестностях. На полочке в ванной стоял помазок для бритья в усохшей шапке не смытой пены, а рядом валялся колпачок от зубной пасты, так и не возвращённый в исходное положение. Утром Рита находила в мойке на кухне несколько чашек с присохшими по краям ободками от кофе, который муж употреблял в огромных количествах.

Когда же он попытался заговорить с нею о детях, Ритино терпение лопнуло, и она вновь потащила его в загс, но уже с прямо противоположной первому случаю целью.

Развод Рита восприняла не просто спокойно, а даже с облегчением. С восторгом, если честно, потому что даже ежевечернее исполнение супружеского долга стало для неё нудной и скучной процедурой, с которой необходимо было мириться. И ещё одно обстоятельство, в котором Рита стеснялась признаться даже себе самой. Муж был волосат. Во всех местах. И прежде чем положить его исподнее в стиральную машину, Рита выворачивала бельё наизнанку и обирала с него курчавую чёрную шерсть, чтобы та не попала в машину, преодолевая свою извечную брезгливость…

Ещё через полгода Рита решила завести собаку.

И – завела. Взяла, как  и подобает порядочному человеку, из приюта. Ту, которая наиболее нуждалась в человеческом участии, заботе и любви.

Но собака оказалась отвратительно неблагодарной. Она непомерно много ела, постоянно линяла, оставляя шерсть даже на Ритином нижнем белье, хотя в постель к себе та её не пускала, и совершенно неприлично вела себя на улице. Собака орала на всех проходивших мимо, стараясь оградить от них Риту, и немедленно вступала в бой со своими собратьями, если они были в пределах её досягаемости.

Через полгода Рита отвезла её в тот самый приют, из которого забирала.

Когда Рита уходила, собака, глядя в спину обожаемой  хозяйки, вдруг заплакала почти человеческим голосом…

После расставания с собакой наступило кратковременное облегчение. Несколько дней утром Рита даже улыбалась, проснувшись, оттого что не нужно было бежать на улицу с целью проведения утреннего моциона для пса.

Спустя некоторое время пустота снова заполнила большую Ритину квартиру, затопив даже самые потаённые уголки в ней. Теперь уже  обожаемые Кафка и Уитмен, Доницетти и Гершвин всё реже и реже заставляли её забыться. А однажды в театре, на какой-то громкой премьере, куда с трудом можно было достать билеты, Рита даже заснула, потому что уже не верила чувствам лицедеев, выставленным на продажу.

Спустя ещё полгода Рита решила завести ребёнка.

Родить самой? Разумеется, - нет. Оставался детский дом. Там наверняка будет какой-нибудь ребёнок, которому необходима ласка и забота мудрой женщины. У себя на компьютере Рита установила программу для составления фотороботов людей и с её помощь создала портрет того ребёнка, которого она готова окружить своими заботой и вниманием. Ниже шли 18 пунктов требований к характеру и системе поведения ребёнка. Теперь уже ошибиться Рита не хотела, а потому действовала наверняка.

Ещё через два месяца она получила сразу три приглашения для смотрин из детских домов, где имелись дети, максимально подходившие под её требования, которые она разослала в добрый десяток  учреждений подобного типа…

13.04.2018

Одиночество Риты

К сорока годам одиночество Риты окончательно созрело и переспевшей грушей шмякнулось к её ногам, со смачным звуком обрызгав уже не вкусным соком.

Когда она мысленно оглядывалась  назад, то там видела лишь маму.

Её замечательная мама была таким крупным человеком, что заполнила прошлое Риты всё без остатка, проникнув даже в те уголки, которые человек оставляет только для себя и называет «личным пространством».

Мама выбирала для Риты хобби, считая, что японский язык и изостудия – это именно то, чего жаждет девочка-подросток всеми фибрами души, но сама пока ещё не отдаёт себе отчёта в этом. А заниматься бальными танцами девочке сам бог велел. Спортивными? Что вы! Это ведь так вульгарно. Кроме того, костюмы у танцующих именно бальные танцы особенно красивы.

Мама «сортировала» людей вокруг дочери, безжалостно «расправляясь» с теми из подруг, кто не укладывался в прокрустово ложе её требований. Для того, например, чтобы разлучить Риту с дочкой дворничихи Ниной она даже поменяла квартиру в другой конец города. И оградила своё чадо от  «неблагородного» влияния простолюдинки. Но тлетворное влияние всё же слегка исказило тот благородный образ дочери, который она себе давно уже нарисовала. С тех времён в Рите так и осталось неистребимое желание есть пирог руками, без помощи ножа и вилки, ибо дворничиха Люба часто пекла  гигантов с капустой и угощала вечно голодных девчонок ими прямо из духовки.

Мальчики Риту просто боялись, ибо мама сказала как-то дочери, что всё зло в мире от мужчин, которые свои комплексы стремятся реализовать с помощью женщин. А потому Рита, когда кто-нибудь из юных представителей противоположного пола робко к ней приближался, высокомерно вздымала свою красивую бровь и спрашивала:

- Ты что-то хотел?..

Тон при этом был столь ледяным, что перья из крыльев претендента начинали сыпаться сами по себе, и он ретировался. Вдогонку же ему неслось:

- Пойду, почитаю «Замок» Кафки или послушаю Доницетти…

Соискатель Ритиной благосклонности отползал, окончательно добитый.

Жизнь юной Риты была заполнена до краёв великими книгами, музыкой, театром… и мамой, которая стала умелым (и – единственным!) лоцманом для дочери в великом мире духовности.

А потом всего этого резко не стало, ибо мама заболела, и Рита стала сиделкой при ней. Из института пришлось уйти, потому что маму ни на миг нельзя было оставить одну. Спасибо дяде Серёже, брату покойного отца, который все материальные заботы взял на себя.

Через два года он же оплатил и похороны мамы, так и не сумевшей победить болезнь и свой собственный эгоизм: она оставила дочь одну в этом неуютном и полном опасностей мире.

И дочь начала жить самостоятельно. Рита стала секретарём-референтом у какого-то большого начальника. Тот был так стар, что о своей половой принадлежности вспоминал только тогда, когда заглядывал в паспорт. А требования к секретарю у него были минимальны:  чай с лимоном – свежая пресса – бумаги на подпись – дежурная фраза в конце рабочего дня: «Завтра меня не будет, я – в министерстве». Рита справлялась.

Сорокалетие её не просто огорчило, но даже, признаться, напугало. Она близко – близко подошла к зеркалу и там увидела женщину, очень даже красивую, но уже – «ещё». Признаки увядания были налицо и на лице.

Потому напористые ухаживания нового заместителя её шефа Сергея она восприняла  как подарок судьбы и свой                шанс.

Претендент был на пять лет моложе и тоже не побывал ни разу под светлыми сводами загса. А потому под эти самые своды через полгода они вступили вместе, обрызганные звуками марша Мендельсона, как соком спелой груши, упавшей к ногам Риты почти год назад.

Сергей перебрался к Рите…

И начались её мучения…

Муж оказался невыносимо не организован в быту.

В кресле лежали снятые после работы брюки. Носки – в окрестностях. На полочке в ванной стоял помазок для бритья в усохшей шапке не смытой пены, а рядом валялся колпачок от зубной пасты, так и не возвращённый в исходное положение. Утром Рита находила в мойке на кухне несколько чашек с присохшими по краям ободками от кофе, который муж употреблял в огромных количествах.

Когда же он попытался заговорить с нею о детях, Ритино терпение лопнуло, и она вновь потащила его в загс, но уже с прямо противоположной первому случаю целью.

Развод Рита восприняла не просто спокойно, а даже с облегчением. С восторгом, если честно, потому что даже ежевечернее исполнение супружеского долга стало для неё нудной и скучной процедурой, с которой необходимо было мириться. И ещё одно обстоятельство, в котором Рита стеснялась признаться даже себе самой. Муж был волосат. Во всех местах. И прежде чем положить его исподнее в стиральную машину, Рита выворачивала бельё наизнанку и обирала с него курчавую чёрную шерсть, чтобы та не попала в машину, преодолевая свою извечную брезгливость…

Ещё через полгода Рита решила завести собаку.

И – завела. Взяла, как  и подобает порядочному человеку, из приюта. Ту, которая наиболее нуждалась в человеческом участии, заботе и любви.

Но собака оказалась отвратительно неблагодарной. Она непомерно много ела, постоянно линяла, оставляя шерсть даже на Ритином нижнем белье, хотя в постель к себе та её не пускала, и совершенно неприлично вела себя на улице. Собака орала на всех проходивших мимо, стараясь оградить от них Риту, и немедленно вступала в бой со своими собратьями, если они были в пределах её досягаемости.

Через полгода Рита отвезла её в тот самый приют, из которого забирала.

Когда Рита уходила, собака, глядя в спину обожаемой  хозяйки, вдруг заплакала почти человеческим голосом…

После расставания с собакой наступило кратковременное облегчение. Несколько дней утром Рита даже улыбалась, проснувшись, оттого что не нужно было бежать на улицу с целью проведения утреннего моциона для пса.

Спустя некоторое время пустота снова заполнила большую Ритину квартиру, затопив даже самые потаённые уголки в ней. Теперь уже  обожаемые Кафка и Уитмен, Доницетти и Гершвин всё реже и реже заставляли её забыться. А однажды в театре, на какой-то громкой премьере, куда с трудом можно было достать билеты, Рита даже заснула, потому что уже не верила чувствам лицедеев, выставленным на продажу.

Спустя ещё полгода Рита решила завести ребёнка.

Родить самой? Разумеется, - нет. Оставался детский дом. Там наверняка будет какой-нибудь ребёнок, которому необходима ласка и забота мудрой женщины. У себя на компьютере Рита установила программу для составления фотороботов людей и с её помощь создала портрет того ребёнка, которого она готова окружить своими заботой и вниманием. Ниже шли 18 пунктов требований к характеру и системе поведения ребёнка. Теперь уже ошибиться Рита не хотела, а потому действовала наверняка.

Ещё через два месяца она получила сразу три приглашения для смотрин из детских домов, где имелись дети, максимально подходившие под её требования, которые она разослала в добрый десяток  учреждений подобного типа…

13.04.2018

Одиночество Риты

К сорока годам одиночество Риты окончательно созрело и переспевшей грушей шмякнулось к её ногам, со смачным звуком обрызгав уже не вкусным соком.

Когда она мысленно оглядывалась  назад, то там видела лишь маму.

Её замечательная мама была таким крупным человеком, что заполнила прошлое Риты всё без остатка, проникнув даже в те уголки, которые человек оставляет только для себя и называет «личным пространством».

Мама выбирала для Риты хобби, считая, что японский язык и изостудия – это именно то, чего жаждет девочка-подросток всеми фибрами души, но сама пока ещё не отдаёт себе отчёта в этом. А заниматься бальными танцами девочке сам бог велел. Спортивными? Что вы! Это ведь так вульгарно. Кроме того, костюмы у танцующих именно бальные танцы особенно красивы.

Мама «сортировала» людей вокруг дочери, безжалостно «расправляясь» с теми из подруг, кто не укладывался в прокрустово ложе её требований. Для того, например, чтобы разлучить Риту с дочкой дворничихи Ниной она даже поменяла квартиру в другой конец города. И оградила своё чадо от  «неблагородного» влияния простолюдинки. Но тлетворное влияние всё же слегка исказило тот благородный образ дочери, который она себе давно уже нарисовала. С тех времён в Рите так и осталось неистребимое желание есть пирог руками, без помощи ножа и вилки, ибо дворничиха Люба часто пекла  гигантов с капустой и угощала вечно голодных девчонок ими прямо из духовки.

Мальчики Риту просто боялись, ибо мама сказала как-то дочери, что всё зло в мире от мужчин, которые свои комплексы стремятся реализовать с помощью женщин. А потому Рита, когда кто-нибудь из юных представителей противоположного пола робко к ней приближался, высокомерно вздымала свою красивую бровь и спрашивала:

- Ты что-то хотел?..

Тон при этом был столь ледяным, что перья из крыльев претендента начинали сыпаться сами по себе, и он ретировался. Вдогонку же ему неслось:

- Пойду, почитаю «Замок» Кафки или послушаю Доницетти…

Соискатель Ритиной благосклонности отползал, окончательно добитый.

Жизнь юной Риты была заполнена до краёв великими книгами, музыкой, театром… и мамой, которая стала умелым (и – единственным!) лоцманом для дочери в великом мире духовности.

А потом всего этого резко не стало, ибо мама заболела, и Рита стала сиделкой при ней. Из института пришлось уйти, потому что маму ни на миг нельзя было оставить одну. Спасибо дяде Серёже, брату покойного отца, который все материальные заботы взял на себя.

Через два года он же оплатил и похороны мамы, так и не сумевшей победить болезнь и свой собственный эгоизм: она оставила дочь одну в этом неуютном и полном опасностей мире.

И дочь начала жить самостоятельно. Рита стала секретарём-референтом у какого-то большого начальника. Тот был так стар, что о своей половой принадлежности вспоминал только тогда, когда заглядывал в паспорт. А требования к секретарю у него были минимальны:  чай с лимоном – свежая пресса – бумаги на подпись – дежурная фраза в конце рабочего дня: «Завтра меня не будет, я – в министерстве». Рита справлялась.

Сорокалетие её не просто огорчило, но даже, признаться, напугало. Она близко – близко подошла к зеркалу и там увидела женщину, очень даже красивую, но уже – «ещё». Признаки увядания были налицо и на лице.

Потому напористые ухаживания нового заместителя её шефа Сергея она восприняла  как подарок судьбы и свой                шанс.

Претендент был на пять лет моложе и тоже не побывал ни разу под светлыми сводами загса. А потому под эти самые своды через полгода они вступили вместе, обрызганные звуками марша Мендельсона, как соком спелой груши, упавшей к ногам Риты почти год назад.

Сергей перебрался к Рите…

И начались её мучения…

Муж оказался невыносимо не организован в быту.

В кресле лежали снятые после работы брюки. Носки – в окрестностях. На полочке в ванной стоял помазок для бритья в усохшей шапке не смытой пены, а рядом валялся колпачок от зубной пасты, так и не возвращённый в исходное положение. Утром Рита находила в мойке на кухне несколько чашек с присохшими по краям ободками от кофе, который муж употреблял в огромных количествах.

Когда же он попытался заговорить с нею о детях, Ритино терпение лопнуло, и она вновь потащила его в загс, но уже с прямо противоположной первому случаю целью.

Развод Рита восприняла не просто спокойно, а даже с облегчением. С восторгом, если честно, потому что даже ежевечернее исполнение супружеского долга стало для неё нудной и скучной процедурой, с которой необходимо было мириться. И ещё одно обстоятельство, в котором Рита стеснялась признаться даже себе самой. Муж был волосат. Во всех местах. И прежде чем положить его исподнее в стиральную машину, Рита выворачивала бельё наизнанку и обирала с него курчавую чёрную шерсть, чтобы та не попала в машину, преодолевая свою извечную брезгливость…

Ещё через полгода Рита решила завести собаку.

И – завела. Взяла, как  и подобает порядочному человеку, из приюта. Ту, которая наиболее нуждалась в человеческом участии, заботе и любви.

Но собака оказалась отвратительно неблагодарной. Она непомерно много ела, постоянно линяла, оставляя шерсть даже на Ритином нижнем белье, хотя в постель к себе та её не пускала, и совершенно неприлично вела себя на улице. Собака орала на всех проходивших мимо, стараясь оградить от них Риту, и немедленно вступала в бой со своими собратьями, если они были в пределах её досягаемости.

Через полгода Рита отвезла её в тот самый приют, из которого забирала.

Когда Рита уходила, собака, глядя в спину обожаемой  хозяйки, вдруг заплакала почти человеческим голосом…

После расставания с собакой наступило кратковременное облегчение. Несколько дней утром Рита даже улыбалась, проснувшись, оттого что не нужно было бежать на улицу с целью проведения утреннего моциона для пса.

Спустя некоторое время пустота снова заполнила большую Ритину квартиру, затопив даже самые потаённые уголки в ней. Теперь уже  обожаемые Кафка и Уитмен, Доницетти и Гершвин всё реже и реже заставляли её забыться. А однажды в театре, на какой-то громкой премьере, куда с трудом можно было достать билеты, Рита даже заснула, потому что уже не верила чувствам лицедеев, выставленным на продажу.

Спустя ещё полгода Рита решила завести ребёнка.

Родить самой? Разумеется, - нет. Оставался детский дом. Там наверняка будет какой-нибудь ребёнок, которому необходима ласка и забота мудрой женщины. У себя на компьютере Рита установила программу для составления фотороботов людей и с её помощь создала портрет того ребёнка, которого она готова окружить своими заботой и вниманием. Ниже шли 18 пунктов требований к характеру и системе поведения ребёнка. Теперь уже ошибиться Рита не хотела, а потому действовала наверняка.

Ещё через два месяца она получила сразу три приглашения для смотрин из детских домов, где имелись дети, максимально подходившие под её требования, которые она разослала в добрый десяток  учреждений подобного типа…

13.04.2018

Одиночество Риты

К сорока годам одиночество Риты окончательно созрело и переспевшей грушей шмякнулось к её ногам, со смачным звуком обрызгав уже не вкусным соком.

Когда она мысленно оглядывалась  назад, то там видела лишь маму.

Её замечательная мама была таким крупным человеком, что заполнила прошлое Риты всё без остатка, проникнув даже в те уголки, которые человек оставляет только для себя и называет «личным пространством».

Мама выбирала для Риты хобби, считая, что японский язык и изостудия – это именно то, чего жаждет девочка-подросток всеми фибрами души, но сама пока ещё не отдаёт себе отчёта в этом. А заниматься бальными танцами девочке сам бог велел. Спортивными? Что вы! Это ведь так вульгарно. Кроме того, костюмы у танцующих именно бальные танцы особенно красивы.

Мама «сортировала» людей вокруг дочери, безжалостно «расправляясь» с теми из подруг, кто не укладывался в прокрустово ложе её требований. Для того, например, чтобы разлучить Риту с дочкой дворничихи Ниной она даже поменяла квартиру в другой конец города. И оградила своё чадо от  «неблагородного» влияния простолюдинки. Но тлетворное влияние всё же слегка исказило тот благородный образ дочери, который она себе давно уже нарисовала. С тех времён в Рите так и осталось неистребимое желание есть пирог руками, без помощи ножа и вилки, ибо дворничиха Люба часто пекла  гигантов с капустой и угощала вечно голодных девчонок ими прямо из духовки.

Мальчики Риту просто боялись, ибо мама сказала как-то дочери, что всё зло в мире от мужчин, которые свои комплексы стремятся реализовать с помощью женщин. А потому Рита, когда кто-нибудь из юных представителей противоположного пола робко к ней приближался, высокомерно вздымала свою красивую бровь и спрашивала:

- Ты что-то хотел?..

Тон при этом был столь ледяным, что перья из крыльев претендента начинали сыпаться сами по себе, и он ретировался. Вдогонку же ему неслось:

- Пойду, почитаю «Замок» Кафки или послушаю Доницетти…

Соискатель Ритиной благосклонности отползал, окончательно добитый.

Жизнь юной Риты была заполнена до краёв великими книгами, музыкой, театром… и мамой, которая стала умелым (и – единственным!) лоцманом для дочери в великом мире духовности.

А потом всего этого резко не стало, ибо мама заболела, и Рита стала сиделкой при ней. Из института пришлось уйти, потому что маму ни на миг нельзя было оставить одну. Спасибо дяде Серёже, брату покойного отца, который все материальные заботы взял на себя.

Через два года он же оплатил и похороны мамы, так и не сумевшей победить болезнь и свой собственный эгоизм: она оставила дочь одну в этом неуютном и полном опасностей мире.

И дочь начала жить самостоятельно. Рита стала секретарём-референтом у какого-то большого начальника. Тот был так стар, что о своей половой принадлежности вспоминал только тогда, когда заглядывал в паспорт. А требования к секретарю у него были минимальны:  чай с лимоном – свежая пресса – бумаги на подпись – дежурная фраза в конце рабочего дня: «Завтра меня не будет, я – в министерстве». Рита справлялась.

Сорокалетие её не просто огорчило, но даже, признаться, напугало. Она близко – близко подошла к зеркалу и там увидела женщину, очень даже красивую, но уже – «ещё». Признаки увядания были налицо и на лице.

Потому напористые ухаживания нового заместителя её шефа Сергея она восприняла  как подарок судьбы и свой                шанс.

Претендент был на пять лет моложе и тоже не побывал ни разу под светлыми сводами загса. А потому под эти самые своды через полгода они вступили вместе, обрызганные звуками марша Мендельсона, как соком спелой груши, упавшей к ногам Риты почти год назад.

Сергей перебрался к Рите…

И начались её мучения…

Муж оказался невыносимо не организован в быту.

В кресле лежали снятые после работы брюки. Носки – в окрестностях. На полочке в ванной стоял помазок для бритья в усохшей шапке не смытой пены, а рядом валялся колпачок от зубной пасты, так и не возвращённый в исходное положение. Утром Рита находила в мойке на кухне несколько чашек с присохшими по краям ободками от кофе, который муж употреблял в огромных количествах.

Когда же он попытался заговорить с нею о детях, Ритино терпение лопнуло, и она вновь потащила его в загс, но уже с прямо противоположной первому случаю целью.

Развод Рита восприняла не просто спокойно, а даже с облегчением. С восторгом, если честно, потому что даже ежевечернее исполнение супружеского долга стало для неё нудной и скучной процедурой, с которой необходимо было мириться. И ещё одно обстоятельство, в котором Рита стеснялась признаться даже себе самой. Муж был волосат. Во всех местах. И прежде чем положить его исподнее в стиральную машину, Рита выворачивала бельё наизнанку и обирала с него курчавую чёрную шерсть, чтобы та не попала в машину, преодолевая свою извечную брезгливость…

Ещё через полгода Рита решила завести собаку.

И – завела. Взяла, как  и подобает порядочному человеку, из приюта. Ту, которая наиболее нуждалась в человеческом участии, заботе и любви.

Но собака оказалась отвратительно неблагодарной. Она непомерно много ела, постоянно линяла, оставляя шерсть даже на Ритином нижнем белье, хотя в постель к себе та её не пускала, и совершенно неприлично вела себя на улице. Собака орала на всех проходивших мимо, стараясь оградить от них Риту, и немедленно вступала в бой со своими собратьями, если они были в пределах её досягаемости.

Через полгода Рита отвезла её в тот самый приют, из которого забирала.

Когда Рита уходила, собака, глядя в спину обожаемой  хозяйки, вдруг заплакала почти человеческим голосом…

После расставания с собакой наступило кратковременное облегчение. Несколько дней утром Рита даже улыбалась, проснувшись, оттого что не нужно было бежать на улицу с целью проведения утреннего моциона для пса.

Спустя некоторое время пустота снова заполнила большую Ритину квартиру, затопив даже самые потаённые уголки в ней. Теперь уже  обожаемые Кафка и Уитмен, Доницетти и Гершвин всё реже и реже заставляли её забыться. А однажды в театре, на какой-то громкой премьере, куда с трудом можно было достать билеты, Рита даже заснула, потому что уже не верила чувствам лицедеев, выставленным на продажу.

Спустя ещё полгода Рита решила завести ребёнка.

Родить самой? Разумеется, - нет. Оставался детский дом. Там наверняка будет какой-нибудь ребёнок, которому необходима ласка и забота мудрой женщины. У себя на компьютере Рита установила программу для составления фотороботов людей и с её помощью создала портрет того ребёнка, которого она готова окружить своими заботой и вниманием. Ниже шли 18 пунктов требований к характеру и системе поведения ребёнка. Теперь уже ошибиться Рита не хотела, а потому действовала наверняка.

Ещё через два месяца она получила сразу три приглашения для смотрин из детских домов, где имелись дети, максимально подходившие под её требования, которые она разослала в добрый десяток  учреждений подобного типа…

13.04.2018

 Олег Букач