Мама у них не всегда пьяницей была, а потому они её жалели. А про то, что – не всегда, им Катька, старшая сестра, рассказывала.

Она говорила, что раньше, до того как папу убили (Катька была такая взрослая, что даже папу помнила! Ей было одиннадцать), мама была весёлая и красивая. И пела всё время.

А потом плакать начала. И беспрестанно.

Это после того  как папу ночью принесли в дом, а у него на голове кровь была. Его в кухне на пол положили, а Васёк подошёл, сел рядом с ним и стал ладошечками кровь с головы папиной вытирать. И Васёк думал, что помнил это, слушая Катькины рассказы. Хотя, может, и вправду помнил. Ему было шесть тогда.

А Димка с Нелькой ничего не помнили. Они в ту ночь даже и не проснулись в своей деревянной детской кроватке, потому что были двухгодовалыми  близнецами.

Сейчас-то они уже взрослые почти: скоро пять каждому. А потому помощь по дому от них тоже имеется.

Как папу хоронили,  это Васёк помнил уже точно: похороны, оркестр, кладбище, он там ещё ящерицу поймал, зелёную такую, красивую. И, пока взрослые плакали, зажимал её в кулаке и быстрее хотел близнецам показать.

Потом мама начала на работу ходить. И, когда возвращалась, быстрее всех кормила и к соседке тёть Лиде уходила. Возвращалась она ночью, дети и не знали когда, потому что спали уже.

А до того как лечь спать, ими руководила Катька. Она водила младших гулять, если погода хорошая была. Если плохая, то  дома чего-нибудь придумывала. Они играли в мельницу и тараканов. Эту игру тоже Катька придумала. Потом она всех опять кормила, мыла на ночь и укладывала.

Когда уже все лежали по своим кроватям, кто-нибудь из младших канючил:

- Ка-а-ать… А ска-а-а-азку?..

Она не отпиралась, а начинала сразу, будто только этого и ждала:

- Ну, слушайте…

Сама она лежала на спине, смотрела в это время в потолок. И глаза её блестели, как самые яркие алмазы.

- Вот я вчера прочитала… Жил-был один принц. На острове. В замке…

- А как его звали? – вдруг некстати перебивал кто-нибудь из слушателей.

Катька гневалась чуть-чуть неуместности такого вопроса:

- Как звали, как звали! Как надо, так и звали. Забыла я. Завтра скажу.. Ну, так вот. Отец у него умер. А он был король. А короли же просто так не умирают: их тени возвращаются по ночам и рассказывают  своим детям, принцам и принцессам, кто их убил и что дальше собирается делать.

Опять встревал кто-нибудь из маленьких:

- Как нашего папу убили? Тоже на улице?..

- Нет, его в саду убили, - продолжала Катька. – Короли по улицам не ходят, дома сидят. Но и их убивают.

И в темноте комнаты кто-то начинал шмыгать носом, расчувствовавшись от схожести судеб королей и нищих.

Дослушивали до конца. Или до того места, которое сама Катька решила посчитать концом. Она говорила:

- Всё. Спите. А то завтра вставать рано. Маму же на работу собирать надо.

Все понимали, что аргумент это железный, а потому никто и не возражал. И последнее, что в этот день звучало в комнате, было Катькино:

- Во! Вспомнила!! Принца Гамлет звали!!!

И тихо становилось в доме, так тихо, что даже казалось, будто луна своим светом скребёт стёкла в окнах, а за ними во дворе кто-то шепчется…

Когда, уже заполночь, приходила мама, дети  не слышали. Хотя она и гремела вёдрами, натыкаясь на них в сенях. Икала. Бормотала что-то. И перед тем как лечь, всех четверых обходила, смотрела на каждого, целовала в лоб и крестила на ночь. А что ещё она могла дать своим сиротам?..

Утром раньше всех вставала Катька и начинала чистить картошку на всю семью. Васёк выходил к ней заспанный, прислонялся к дверному косяку, смотрел на сестру и чувствовал, что он же мужчина. А значит, нужно что-то сказать, обозначая свой статус. Он и говорил:

- Кать! Ты даже картошку чистить не умеешь. Пошла бы вон, у солдат поучилась…

Рядом с деревней была расквартирована воинская часть, в которой Васёк был частым и желанным гостем. Когда он приходил туда, то все солдаты и офицеры здоровались с ним за руку  и говорили:

- Почтение, Василь Семёныч. Как оно? Жизнь, в смысле, как?

Васёк отвечал не сразу, а сначала шевелил своими белёсыми бровями, морщил нос, потом только отвечал:

- Жизнь наша хорошая. Бабы вот только замучили. Мы с Димкой (все знали, что так величают младшего брата Василь Семёныча) с грехом пополам от них отбиваемся.

- Эт точно, - отвечал собеседник. – От баб и все напасти. Но, надо признать, что наши бабы – на втором месте в мире по терпеливости.

Васёк ответ уже знал, потому что он всегда был одинаковый, а потому подхватывал тут же:

- А на первом месте – наши мужики, потому что живут с нашими терпеливыми бабами!..

Собеседник коротко хохотал, хлопал Васька по плечу, говорил «Ну, бывай, Семёныч» и шёл по своим делам. А Васька шёл в столовую, к повару. Прапорщику Никодимову.

Никодимов был мужик серьёзный, огромных таких размеров, с широким лицом и широкими же бровями, под которыми глаза светились, на лунный свет похожие.

С Васьком он даже не здоровался сразу, чтобы от дела не отвлекаться – просто глаз косил в его сторону. Потом, когда закрывал котёл и выставлял нужную температуру, чтобы кипело и наваривалось, вытирал лицо и руки фартуком и здоровался с Васьком молча, просто рукопожатием.

Потом жестом приглашал друга за стол, наливал в кружки с обитой эмалью крепкий чай и пододвигал приятелю миску с колотым сахаром.

Некоторое время пили чай вприкуску. Молчали, лишь почмокивая сахаром во рту. Друг на друга не смотрели, как и положено суровым мужикам. Потом Никодимов спрашивал:

- Как?..

Васёк по-прежнему на друга не глядел и отвечал:

- Чё – как? Нормально. Мать пьёт. Катька старается. Малые растут.

Никодимов понимающе кивал головой куда-то в пространство, и разговор продолжался. Ну, то есть, оба продолжали молчать. Но молчание было таким понимающим, как лунный свет за окном, что слова только бы всё испортили.

Потом Никодимов говорил:

- Пом покурим…

И они выходили на задний двор за кухней, где садились на два табурета, всегда здесь стоявшие, и Никодимов закуривал. Разговор оставался таким же энергичным. Иногда только Васька косился на Никодимова, чтобы увидеть, сколько ещё от сигареты у того осталось. Когда она тлела уже у самого фильтра, Васька шумно вздыхал, ударял себя обеими ладонями по коленкам и говорил:

- Лана, пошёл я…

Никодимов вставал, говорил «Погодь» и уходил снова на кухню. Вскоре он возвращался и выносил Ваську пакет. Большой. Тяжёлый:

- На, вот тут… кой- чего…

Васька брал пакет, жал Никодимову руку и шёл домой…

А дома Катька чистила картошку. Да неумело так, не по-солдатски.

Вот Васёк и говорил ей:

- Кать! Ты даже картошку чистить не умеешь. Пошла бы вон, у солдат поучилась…

Катька, не отрываясь от работы, спрашивала:

- Эт как же солдаты-то чистят?

- А так, - стараясь быть похожим на Никодимова, отвечал Васька. – Большую чистят, маленькую выбрасывают…

Катька молчала. Потом говорила брату:

- Иди лучше маму буди. А то на работу опоздает…

03.04.2018

 Олег Букач