За неделю до увольнения

День начинался прекрасно. Командир роты пообещал Болоту, что тот демобилизуется одним из первых. Возможно, уже через неделю. Потом пришло письмо от Бибигуль, очень хорошее письмо! Повезло Болоту и с нарядом: он попал не на вышку, а на КПП. Правда, в караульном помещении произошел небольшой инцидент. Он велел молодому солдату Ванину вымыть пол, но тот заявил, что мыть не будет, не его  очередь.  В  ответ  Болот  выплеснул  из  кружки  ему  в  лицо  остатки  чая. 

«Ла-адно», – сказал Ванин утерся и с мрачным видом уселся на нарах. Чтобы не портить себе настроение, Болот больше к нему не приставал, пол вымыл другой солдат.

И все же при смене караула его счастливое состояние духа несколько омрачилось. Когда Кыныбек, его лучший друг, уходил на вышку, Болот как обычно напутствовал его несколькими ободряющими словами, Каныбек хмуро выслушал его и молча, даже не кивнув, вышел во двор. Заступив на пост, Болот закурил и задумался.
 
Они были призваны из одного нарынского села. Оба попали в Сибирь (в советские времена служили обычно далеко от дома), в дивизию внутренних войск, в одну роту, даже в одно отделение. Каныбек сразу отказался признавать законы дедовщины. Он не подчинялся никаким требованиям, если считал их несправедливыми. Старослужащие избивали его, он дрался с ними, пока мог стоять на ногах. Наконец, им это надоело, и они оставили Каныбека в покое. Он был самым непокорным и дерзким из молодых солдат – и стал самым терпимым. Скромным «стариком». Глядя на этого тихого, спокойного солдата посторонний ни за что бы не догадался о его былых подвигах. Никакой метаморфозы  не  произошло,  как  раз  наоборот:  он  просто  остался  самим   собой.   «Вот   это человек», – говорил о нем Ванин. Болот же довольно быстро смирился с этим давно заведенным порядком. Чем больше он служил, тем охотнее разделял мнение, что без дедовщины служба была бы скучной. 

Сомнений не было, Каныбек осудил его за выходку с Ваниным. Собственно говоря, Болот и сам не испытывал враждебности к этому солдату. Просто он возмутился, что его, «старика», не слушаются. 

Впрочем, от Ванина можно было ожидать чего-то подобного. В нем была смесь душевной ранимости и бесшабашного ухарства. Болот вспомнил один случай. «Старик» велел Ванину заправить за него постель. Услышав отказ, ударил его. И получил сдачи. Ванина избили (Болот тоже ударил раза два, несильно, ради солидарности). Тот неожиданно расплакался. С тех пор Ванин стал замкнутым, молчаливым, словно копил все обиды в себе. Только иногда, среди солдат своего призыва. Разражался горячей тирадой против дедовщины.

Болот почувствовал что-то вроде раскаяния. Он решил сказать Ванину, когда тот вернется с вышки, что-нибудь грубовато-дружелюбное. Например: «Признавайся, молодой, спал на вышке как сурок!»

Прошло четыре часа. Ушла на пост первая смена. Вскоре послышался стук вынимаемых магазинов. Сквозь окно в стене (КПП примыкал к караульному помещению) Болот видел, как в комнату с шутками ввалились солдаты второй смены. Ванина среди них не было. Со двора донесся сердитый голос начальника караула:

– А ты что возишься? Разряжай! Ты куда? Стой!

С автоматом наперевес в караульное помещение вбежал Ванин.

– Ложись! – приказал он. У него был такой решительный и оттаянный вид, что все, кроме Каныбека, упали на пол.

– Все ложись! – крикнул Ванин и навел дуло на него. Каныбек продолжал стоять. Ванин повернулся, шагнул к двери КПП (во дворе слышался топот, видимо, подбегал начальник караула) и распахнул ее. Болот с испуганным, недоумевающим лицом медленно поднимался со стула. Ванин встретился с ним глазами и выпустил в него всю обойму.

 Владимир Ноллетов