Визит

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Визит.
Здесь всегда стоит какая-то строгая и прозрачная тишина, только вороны поскандалят иногда, да ветер прошепчет высоко в листве что-то тайное, заповедное. Необъяснимое чувство вины перед этими памятниками и крестами, перед ушедшими так внезапно и несправедливо овладевает здесь каждого от самого входа, от первого холмика.
По едва заметной тропке между могил и кучами старых венков неспешно шёл старик. Покачивая головой то налево, то направо он как будто здоровался со старыми знакомыми, глядевшими на него со стёртых, смытых надгробных фотографий. У свежих могил он замирал на минуту, по стариковски шевеля губами, читал надписи, вздыхал и шёл дальше.
У аккуратной могилки с низким гранитным памятником он остановился, снял кепку и вытер ладонью вспотевшую залысину.
«Ну, здравствуй, Танюха! Как ночевалось?»-таким приветствием он всегда начинал разговор с женой.
«Я?...А чего я? Нормально. Витька, вот, почему-то не звонит. А, может, звонит, да я не слышу. Надо как-то громкость на телефоне увеличить. На двери увеличил. Надо и на телефоне. Это ты у меня всё слышала…Чего надо и не надо… Не так, скажешь? Ладно, не ворчи… На-ка, вот тебе гостинец»- старик полез в холщовую сумку. Вытащив булочку он осторожно положил её под фотографией.
«Это от подружки твоей, Веры Звонарёвой. Недавно встретил её, с магазину шла. Привет тебе передала. И шанежку. Вот, ведь, нормальные-то бабы! Сначала мужиков проводят, а потом, уж, сами. Ты же всё наперёд, везде первая…егоза… Чего? Не правда что ли?...Умотала, а тут…живи!»
Старик неловко смахнул слезу ладонью и полез  в карман. Достал пачку сигарет. Виновато глянул на фотографию.
« Всего одна. По одной в день курю. Клянусь!»
Закурив, он осторожно снял упавший на памятник листочек и мимоходом погладил портрет.
« Я, тут, фотографии перебирал…Эх, и красивая ж ты у меня, Танюха, была…да и сейчас. И жизнь у нас красивая была. Я только сейчас понял. Раньше как-то…то одно плохо, то другое. А сейчас смотрю, всё ладно.
Ну, чего ты опять заводишься…бабы, бабы. Какие бабы? Вот как на духу, один раз было…по пьянке…от азарта. Я и имени-то не помню…Ну, вот, раззуделась…Ты там нисколько не поумнела. Ладно, сменим тему…
Ты не волнуйся, что Витька не звонит. Видимо некогда. Он у нас мужик солидный…получился. Если что, позвонит. В прошлом месяце фотографию прислал? Прислал. Я же показывал тебе. Сашенька, внучок, хорошо получился. Не пойму только, на кого похож. От Вити мало, что…не в папу. Нос твой, да взгляд такой же …серьёзный.»
Налетели откуда-то с севера косматые тучи. Стихли вороны. Поговорив ещё «о том- о сём», старик встал, перекрестился.
« Ну, до свидания, Танюха. Не скучай тут. Увидимся…Уже скоро.»
И, одев кепку, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ветерок, наигравшись с листвой поднялся выше и разогнал тучи. Никому, здесь, не нужные солнечные зайчики забегали по пыльным каменным плитам. Возле маленькой могилки дед остановился. Могилкой её было сложно назвать. Холмик зарос и размылся. И, только нержавеющая железная тумба с фотографией маленькой девочки указывала на печальный объект.
Незнакомая  девочка, умершая в три годика так давно, что в своё время годилась бы ему в дочки, чем-то притягивала старика. С фотографии на него глядело задорное личико с большими бантами.
«Я опять к тебе, дочка. Не прогонишь? Я, тут, рядышком –усевшись на лавочку возле соседней могилы старик достал из сумки и разложил на столике бутерброд с колбасой, пластмассовый  стаканчик и чекушку водки.
« Ты, уж, извини, дочка. Моя Танюха не любила это дело…Так, я лучше у тебя потихоньку. Лады?»
  Выпив половину и, закусив, он вытер рот ладонью и закурил.
«Тебе сколько годков было бы сейчас?...Как Витьке моему. Могла бы невесткой стать…Нет, Нина тоже хорошая…и детки бы были… Сейчас трудно им. Ох трудно! За всё плати, все злые какие-то, дёрганые. А жить надо…»
Лицо старика покраснело. Залысины покрылись испариной.
«А, давай, я спою? Танюхину любимую…»
Старик нагнулся, глядя себе под ноги и запел: «А ты опять сегодня не пришла. А я так ждал, надеялся и верил…»
Напевшись и наговорившись от души он допил водку,  степенно собрал остатки «пиршества», попрощался и пошёл к выходу. И,  в след ему так пронзительно и тоскливо из листвы старого раскоряченного дуба запела иволга.
В следующую пятницу он снова придёт сюда и пройдётся по знакомому маршруту, ибо на всей планете нет такого места, где бы его так понимали, любили и ждали...

 Александр Куликов