На берегах

К своим тридцати пяти годам Денис Кумарин, можно сказать, состоялся. Не в смысле, стал состоятельным человеком, а окончательно сформировался, как личность. С карьерой дело тоже складывалось в общем-то неплохо. Семьёй он двенадцать лет, как обременён не был, и позволял себе вольности, недоступные женатому человеку. Легко сходился с приглянувшимися ему представительницами противоположного пола, по возможности, без сцен прекращая связь, как только гармоничную мелодию свободных отношений очередная пассия начинала не в такт  сопровождать позвякиванием цепей Гименея.

Нельзя сказать, что Денис изначально был противником семейных уз, и в его характере с младых ногтей угадывались признаки закоренелого холостяка. По-стоянной подружкой он обзавёлся, ещё будучи курсантом старшекурсником ГМА имени адмирала С. О. Макарова. На ней Денис и женился, сразу же после окончания академии. Весь его опыт семейной жизни составили средней пышности свадьба и фееричный по размаху, предваряющий развод скандал.

В то время профессия моряка уже не была столь престижна в глазах обывателя, как лет двадцать пять, тридцать назад. «Младореформаторы» распилили и продали на металлолом «железный занавес», и так расширили «окно в Европу» и другие части света, что по стране гулял ветер перемен, способный снести и остатки стен и крышу. Пароходства поделили между собой частные судоходные компании, и выпускникам мореходок работы никто не гарантировал. Некоторые из бывших курсантов, так и не увидев океанских просторов, оседали на берегу. Самые отчаянные, на свой страх и риск, вербовались на иностранные суда.  Кумарину, окончившему «Макаровку» с отличием, повезло больше остальных в его выпуске, сам ректор принял в нём участие, и помог устроиться на российский, средней изношенности сухогруз неограниченного района плавания.

Желающих занять на сухогрузе должность третьего помощника капитана было, хоть отбавляй, и Денис, отгуляв свадьбу, вместо свадебного путешествия, оставив на берегу безутешно рыдающую молодую супругу, отправился в свой первый рейс. Весь год судно работало в чартере за границей, и увидеться с женой Денису за это время так и не довелось.

***
Время, проводимое в море, располагает к неспешным, подчас глубоким размышлениям, правда, Кумарину первые полгода было не до этого. Капитан всерьёз вознамерился сделать из него настоящего моряка, и гонял в хвост и гриву, обучая «теоретика» реальному морскому делу настоящим образом.
 
Когда-то и капитану была не чужда книжная романтика. Усмехнувшись, начало муштры он предварил словами капитана шхуны «Ансельм» Гопа, обращенными к юнге Артуру Грею, герою повести Александра Грина «Алые паруса»: «Начинается отделка щенка под капитана. Если к вашим чувствительным крылышкам пристанет смола, вы можете отмыть её дома одеколоном «Роза-Мимоза»».
  
Кумарин был хорошим учеником, и удовлетворённый его успехами наставник освободил Дениса от нелёгкой «отеческой» опеки. Придя в себя после изнурительной «отделки», молодой штурман с некоторой оторопью заметил, что за всё это время от жены он не получил ни весточки, а её обязанности периодически, и не без удовольствия, исполняет судовая буфетчица, с формами несравненно более аппетитными, чем у законной супруги. Каким образом, и в какой момент «это» произошло, Денис, как не старался, вспомнить не смог, поинтересоваться же у партнёрши он счёл неудобным, и, в конце концов, счёл свою слабость следствием умственного и нервного перенапряжения. Но, факт адюльтера был налицо, и неокрепшая душа и нерастраченная совесть с трудом приняли, точнее, отказывались принимать, этот удар. Искренне раскаивающийся неверный муж тяжело переживал своё нравственное падение, мрачнел день ото дня, и стал сторониться всё так же расположенной к нему буфетчицы. Та, в свою очередь, имея немалый опыт подобных отношений, без труда догадалась о причине охлаждения к себе партнёра, и  своё общество ему не навязывала, тем более, что планов она на парня никаких не строила. Он был лет на шесть моложе её, да и о разводе не заикался даже в минуты их кульминационной близости. В этой ситуации не он ей, а она им попользовалась, так что, никаких обид.

Денис же, поизводив себя приличествующее время, предался философским измышлениям: «Не все люди способны бесконечно припадать к чаше раскаяния, за совершённые ими проступки. По большей части, человек, рано или поздно, находит для себя оправдание, услужливое сознание блокирует вопиющую о «преступлении» совесть, а ранимая душа со временем черствеет, с каждым разом всё терпимее воспринимая несовершенство своего хозяина, особенно, когда дело касается амурных похождений. Примеров такого поведения с незапамятных времён скопилось неисчислимое множество. Супружеские измены в этом мире настолько часты и предсказуемы, что самые трогательные истории о верности в отношениях мужчины и женщины заканчиваются, как правило, печально. Не зря же, знаток человеческих душ, поэт и драматург Шекспир, ничтоже сумняшеся, убил своих героев, Ромео и Джульетту, на пике овладевших ими чувств. Зная своё время и нравы, царящие в нём, автор бессмертной пьесы прибегнул к радикальному финалу. Что ждало бы эту пару, останься они живы? Обременённая детьми и ведением хозяйства Джульетта, с испортившимся до невозможности характером, и пресытившийся, огрузневший Ромео, пропадающий в компании друзей на охоте, или в питейных заведениях, и тискающий за филейные места молодок с низкой социальной ответственностью».

Хуже всего было то, что препарируя причины своего неблаговидного поведения, Денис заодно проанализировал и своё истинное, без розовых очков, отношение к женщине, с которой связал свою жизнь. Оказалось, что кроме лёгкой увлечённости, которую он по неопытности принял за серьёзное чувство, привычки видеть её рядом, да ложной порядочности, подвигнувших его к женитьбе, других причин для создания семьи у него не было.
 
«Говорят, что большое видится на расстоянии, - уныло размышлял Денис, - так и есть, но вот именно он, находясь за несколько тысяч морских миль от дома, как не всматривался, ничего «большого» разглядеть так и не смог. Необдуманный поступок мальчишки, поторопившегося стать взрослым. Этакий новоявленный Митрофанушка – не хочу учиться, хочу жениться. И что теперь делать? Жена не рукавица, с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь».

Усталый мозг, не находя ответа на мучившие Дениса вопросы, требовал релакса. Как-то раз, сменившись в двенадцать пополуночи с вахты, Кумарин обречённо вздохнул, поскрёбся в каюту буфетчицы и… опытная «морская волчица» без лишних слов приняла его в свои жаркие объятья, заставив поверить, что в жизни, помимо грустных мыслей, бывают ещё и очень даже приятные моменты.

Наконец сухогруз лёг курсом к родным берегам. Фритьоф Нансен, знавший о долгих странствиях не понаслышке, подарил человечеству афоризм: «Прелесть всякого путешествия - в возвращении». В другое время Кумарин подписался бы под каждым словом норвежского филантропа, но не сейчас. Радость возвращения домой отравляли сознание своей неправоты, окрепшая уверенность в изначально неверном выборе спутницы жизни и малодушная попытка представить свою измену именно как следствие легкомысленной женитьбы. В конечном итоге он додумался до того, что в его моральной несостоятельности виновата сама неосторожно принявшая его предложение избранница. Понимая всю абсурдность подобного вывода, Денис, тем не менее, цеплялся за эту идею, как за единственное оправдание своего поведения.

***
По прибытии в Питер, Кумарин не рванул с низкого старта к семейному очагу, а дождался сменщика, сдал дела, и оформив отпускные документы ещё сутки отирался на судне. Домой ехать не хотелось. По натуре Денис не был ни слабаком, ни рохлей, и предстоящие объяснения с женой его не пугали, но он оттягивал этот момент, как люди часто откладывают визит к дантисту – не то, чтобы так уж страшно, нисколько не смертельно, но… завтра, а лучше послезавтра…

И всё же, тянуть дальше не имело смысла. Кумарин собрал вещи, и вызвав такси, отправился в так и не успевшую стать родным домом квартиру. Небедные родители жены подарили молодожёнам «однушку» на Кораблестроителей, с великолепным видом на Финский залив. Денис и недели в ней не прожил, ушёл в рейс, и что-то ему подсказывало, что жить ему там не придётся.

Не доехав до места с пол квартала, он отпустил машину, и как был, с вещами, заглянул в знакомую, не претендующую на респектабельность пивную. Взяв пару пива, Денис поставил сумки под стол, и только пригубил живительной влаги, как к нему подошёл смутно знакомый мужик, лет сорока, в заметном подпитии.

- Здорово, сосед! – брякнул он кружкой о столешницу, расплескав содержимое.

И тут Кумарин сразу его вспомнил. Тот действительно жил в квартире напротив их с женой, и по-соседски помог донести кое-какие вещи при переезде, после чего они на пару провели репетицию новоселья вот в этой самой пивной.

- Привет… Коля, - поднапрягшись, выдала память.

Они чокнулись кружками, и выпили. Денис угостил соседа сигаретой, и закурил сам.

- Ты особо-то не переживай, - Николай стряхнул ладонью пену с усов, - бабы они того не стоят. Я сам два раза разводился.

Кумарин от неожиданности захлебнулся дымом, и зашёлся кашлем. «Вот так, в обычной разливухе, к тебе подходит человек, умеющий читать мысли…», - мелькнула дурацкая мысль в голове. Дурацкая, потому, что Денис не верил во всю эту бредятину с ясновидящими, прорицателями, колдунами и прочими официальными и полуподпольными шарлатанами.

- А с чего ты взял, что я развёлся? – откашлявшись, спросил он.

- Так ить… - взгляд соседа скользнул по форменной фуражке Кумарина, по погонам с нашивками, и упёрся в наполовину пустую кружку, - да я ничего. Так, к слову пришлось…

- А ну, колись, - Денис поймал бегающий взгляд соседа. Не надо было обладать сверхъестественными способностями, чтобы понять, что тот владеет информацией, которой по какой-то причине не хочет делиться.

- Извини, братишка, я сразу как-то не догнал, что ты мариман, - Николай явно чувствовал себя не в своей тарелке, - в общем, тут такое дело. Хахаль у твоей завёлся. Уже полгода, как со своими ключами в вашу квартиру ходит. Вот я и подумал, что вы развелись. Ты уж прости, что мне тебе об этом говорить пришлось…

- Да всё нормально, - махнул рукой Кумарин, - давай ка лучше чего-нибудь покрепче выпьем.

- Вот это правильно! Вот это по-мужски! Уважаю, - заметно приободрился сосед, - я сейчас водочки принесу.

Заночевал Кумарин у Николая. Тот и вещички, и самого Дениса до дома дотащил, и принял командирское решение, что негоже в таком виде даже перед «неверной благоверной» являться. Жена соседа уехала с детьми к родителям, в Петергоф, так что, каких-либо трений, в связи с несанкционированным пребыванием в доме собутыльника, не возникло.
 
На кухне они с Николаем под яичницу выпили бутылку водки, и как ложился спать, Кумарин уже не помнил.

Утром, похмелившись «по православному обычаю», по выражению соседа, Кумарин достал из кармашка сумки ключи от квартиры:

- Я барахлишко у тебя пока оставлю?

- Не вопрос… Ты это. Если она дома, особо не бузи, всё равно ведь разводиться собрался, чего зря воздух сотрясать, - посоветовал Николай.

- Я и не собираюсь. Кое-какие вещи заберу, и ближайшей «Стрелой» к родителям, в Москву. Здесь мне ловить нечего.

- Вот и хорошо. А я пока за пивом сгоняю. Отметим начало твоей новой холостяцкой жизни, так сказать.

Без «бузы» не случилось. Получив от соседа поддержку в виде нетрезвого «фискультпривета», Денис вышел из квартиры, пересёк лестничную площадку, остановился у двери, и вставил ключ в замочную скважину. Дверь была закрыта изнутри на задвижку.

«Ну, хоть дома, - Кумарин надавил на кнопку звонка, - а впрочем, где же ей ещё быть? Воскресенье, как не как».

Из квартиры на звонок выглянула жена, с накрученным на голову полотенцем, сделала большие глаза, и попыталась захлопнуть дверь перед носом Дениса. Пришлось настоять. А дальше…

Увидев испуганные и одновременно наглые глаза супруги, вмиг забыв о своих собственных грешках, исполненный праведного гнева Денис, оттолкнув преградившую ему путь жену, ворвался в комнату. Там, на разложенном диване, едва прикрытый простынёй, вкушал завтрак (позже, в отделении милиции, при заполнении протокола, Кумарин настаивал именно на этом определении приёма пищи) какой-то худосочный «патриций». Потом было «купание красного коня» в унитазе, и выдворение гостя из квартиры даже без тоги. Предметный разговор с женой, в том смысле, что она бросала в него разнообразными предметами, закончился появлением милицейского наряда и напоминавшего индейца арауканца в пончо, голоного, подвергнутого остракизму «патриция», закутанного в линялый шерстяной плед, оторванный от сердца кем-то из соседей самаритян.
 
Весь день Денис провёл в КПЗ, ознакомление с которой омрачали мельтешащие перед глазами сцены недавнего скандала, словно скалькированные из низкопробного провинциального водевиля. Около шести часов вечера за ним пришёл похожий на воздушный шарик в мундире старлей, дал на подпись какие-то бумаги, и кивком показав на выход, пробурчал:

- Дружка своего благодари, это он уговорил потерпевшего заявление забрать.
Кумарин едва успел выйти из отделения милиции, как его подхватил под руку Николай.

- Единство армии и торгового флота непобедимо! – сделал пафосное заявление сосед, и повёл  Дениса в сторону их дома.

- Старлей сказал, что это ты уговорил того хмыря заявление забрать. Спасибо тебе, - поблагодарил Кумарин Николая.

- Не на чем, - отмахнулся тот, - да и не уговаривал я его.

- А как же…

- Когда тебя менты приняли, я к этой сладкой парочке зашёл по-соседски. Сначала они меня невнимательно слушали, но когда я им поведал, что у меня две чеченских войны за спиной и подтверждённая справкой серьёзная контузия, которая даёт мне право безнаказанно глумиться над ними до скончания века, если те не откажутся от любых к тебе претензий… Словом они прониклись, и заявление забрали, - сосед дурковато хохотнул.

- А у тебя правда справка есть? – опасливо покосился на него Денис.

- Бог миловал. Только шкуру в двух местах попортили, - посерьёзнел Николай.

- Так ты военный?

- Отставной козы подполковник… До пенсии сил не хватило дотянуть. Во что армию превратили, су…! – стал заводиться сосед, и Кумарин поспешил сменить тему.
 
- Давай до вокзала прокатимся? Может билет получится купить, - предложил он.

- Давай, - легко согласился сосед, - а потом ко мне. Отметим.

Кумарин не стал уточнять, что именно предлагает отметить Николай, разрыв с неверной женой, или вызволение из узилища, поймал такси, и они поехали к Московскому вокзалу.

Им повезло. У кассы стояла жиденькая очередь из желающих посетить столицу, и приобретя билет на ночной поезд, уже приятели, затарившись алкоголем, отправились на квартиру к Николаю. 

Денис, в детстве мечтавший стать военным моряком, попробовав, было, под рюмочку расспросить соседа о службе в армии и о войне, получил по-военному краткий и исчерпывающий тему ответ. Похолодевшим взглядом, от которого у Кумарина мурашки прогалопировали по телу, Николай оценивающе мазнул по визави, и недобро ухмыльнувшись, спросил:
  
- Ты в армию что ли собрался, пострелять захотелось?

- Да нет, - смутился Денис, - просто интересно…

- На Востоке мудрецы говорят: «Никогда не рассказывай степняку о горах, а горцу о степи». Это я к тому, что говорить о войне с человеком, не нюхавшим пороху, дело неблагодарное, - Николай разлил водку по стопкам.

Кумарин, ещё не решив, обижаться ему на соседа, или нет, нехотя выпил.

- Да ты не кукся, - заметил выражение его лица Николай, - война это вообще штука гнилая. Последний довод королей, мать их… Вот, к примеру, прусский Фридрих Великий, толковый, кстати, мужик, в своё время сказал: "Если бы солдаты знали истинные цели войны, мы не смогли бы провести ни одного сражения". И здесь я с ним согласен. Давай лучше о бабах поговорим.

Денис скривился, как горчицы лизнул, а слегка захмелевший сосед продолжил:

- Мой тебе совет. Ты когда очередную фемину себе подыщешь, запри её на бергамский лад…

- Это как?

- На бергамский замок, или венецианскую решётку, - засмеялся Николай.

- Какую ещё решётку? – по инерции спросил Денис, уже понимая, что сосед его разыгрывает.

- Во времена, заметь, культурного рассвета, одним словом ренессанса, в Европе в моду вошли так называемые «пояса верности». Одевает рыцарь такой пояс своей супруге на причинное место, запирает на замок, а заветный ключик прячет поближе к сердцу, под кольчугу, и со спокойной душой отправляется на ратные подвиги. Самые надёжные пояса верности делали в Бергамо и Венеции, отсюда и названия. В наше время, думаю, подобная вещица вам, морякам и прочим командировочным очень бы даже к месту пришлась, - сосед выпил водки, и уже совсем нетрезвым голосом пропел: «Я сплю с другим, а муж мой в море. И пусть его носит волна…».

Кумарину с трудом удалось уговорить Николая не провожать его на вокзал.

- Будешь в Первопрестольной, звони. Пересечёмся, - Денис нацарапал на обрывке газеты номер телефона родителей.

Спьяну попрощавшись, как в старой утёсовской песне: «Один из них вытер слезу рукавом, ладонью смахнул другой…», они расстались на пороге квартиры Николая, и Кумарин, не дожидаясь лифта, затопал вниз по лестнице.

***
Всю дорогу до Москвы Денис проспал.

- Вставай, морячок, проспишь путину! – походя потряс его за плечо кто-то из пассажиров.

Денис понял, где находится, только выглянув в окно. Подхватив вещи, он вышел на перрон, и поплёлся на выход, напевая себе под нос: «Москва златоглавая, звон колоколов, царь-пушка державная, аромат пирогов…».

В районе «трёх вокзалов» никакой «державности» как-то не ощущалось, а вместо аромата пирогов стоял дымный запах жарящихся шашлыков, шаурмы и прочей восточной снеди. Народ толкался между разномастных ларьков, украшенных безвкусными вывесками.
 
«Не «ворота» столицы, а Кашгарский базар какой-то», - досадливо подумал Кумарин, продираясь сквозь толпу. Голова с похмелья гудела. Денис купил бутылку пива, и выпил её по дороге к стоянке такси. 
 
После смерти деда по матери, бывшего партийного функционера, родители Дениса переехали в его квартиру на Большой Бронной. Бабушку Денис не застал, она умерла ещё до его рождения, а вот деда он помнил. Мать часто привозила его к старику. После «перестройки» дед сильно сдал, часто болел, и вечно брюзжал, на чём свет, кляня первого президента СССР и его камарилью.

Тогда, ещё маленький Дениска сначала думал, что Камарилья это жена президента, но узнав из телевизора, что это не так, решил, что «комарилья» это стая комаров, которых зачем-то держит при себе президент. Спросить же у сурового деда, которого он побаивался, Денис не решался, а узнать о камарилье у родителей постоянно забывал, пребывая в заблуждении до начала учёбы в школе, что располагалась в двух шагах от их нового дома.

Учёба давалась Денису довольно легко. Если он чего-то недопонимал, или пропускал занятия из-за нечастых болезней, отец, инженер-электронщик, всегда мог помочь с математикой и физикой, а мать, врач педиатр, с химией и биологией. С остальными предметами он справлялся сам. Решение стать моряком Денис принял окончательно и бесповоротно, когда в первые же каникулы родители свозили его на море. Он был поражён красотой и величием морского простора, словно живой, мерно дышащей невообразимой массой воды, меняющей свой цвет в течение дня от салатово-зелёной до изумрудной и от лазоревой до густо-синей. Огромные пассажирские лайнеры и грузовые суда, режущие штевнями волны, произвели на него неизгладимое впечатление. О своём решении Денис сразу же рассказал родителям, а по возвращении домой потребовал от родителей, чтобы они записали его в секцию плавания. Он посчитал, что уважающий себя моряк должен уметь хорошо плавать.
 
Школу Денис окончил без троек, уже будучи кандидатом в мастера спорта. Мечта о море, как надеялась мать, с годами не исчезла, и сын подал документы в Государственную Морскую Академию имени адмирала С. О. Макарова.
 
Пять лет пролетели, как сезон питерских белых ночей. Денис учился с каким-то упоением, ничего не замечая вокруг. Он уже перешёл на шестой курс, когда в его размеренную, словно по линейке расчерченную на дни-клеточки жизнь ворвалась она, Марина. Денис даже в имени её, «морская», видел какой-то тайный для себя знак…

«Знак оказался не тайным, а вполне явным, заметным всем соседям по подъезду, а то и дому – ветвистые рога, - прервал свои воспоминания Кумарин, когда таксист остановился у оставленного им семь лет назад дома, - олень возвращается в стойло».

Дверь Денису открыл отец. В своё время Алексей Фёдорович попал, что называется, в струю. Раньше многих он увлёкся компьютерами, и ко времени, когда страна стала стремительно компьютеризироваться, отец уже был одним из лучших программистов. Он открыл собственную фирму, и успешно реализовал свои разработки на набирающем обороты рынке. С тестем он и раньше кардинально расходился во взглядах, а после того, как стал предпринимателем, старик и вовсе отказал ему от дома, низведя их отношения до уровня классовой ненависти. Отец не придерживался каких-либо либеральных взглядов, напротив, он питал симпатии к институту монархии, и буржуазную Февральскую революцию поносил даже больше, чем Октябрьскую. Дело в том, что и дед, и прадед его были не последними на Москве купцами. Как-то раз, дед, некогда отбывавший срок, как принято говорить, в местах не столь отдалённых, привёл маленького Алёшу на место будущего Нового Арбата, и показал ему двухэтажный дом, в котором размещалась какая-то контора.

- Вот Алешка. В этом доме и я, и папа твой родились.

- А здесь что, раньше роддом был? 

- Жили мы здесь раньше, внучок. И ты бы сейчас жил, кабы не революция, - горестно покачал головой дед.

- А соседей бы много было? – Лёша вспомнил длинный коридор, со множеством дверей и стенами, завешанными велосипедами, детскими санками и тазами, и их комнату, разделённую пополам большим старинным трёхстворчатым платяным шкафом. С одной его стороны спали они с дедом, а с другой мама с папой.

- Каких ещё соседей? – не сразу понял дед. – А! Никаких соседей бы на дух не было.

- Только мы?! – не поверил в возможность такой жизни Алёша.

- Да, внучек. Пойдём домой, а то мама нас заругает, если к обеду опоздаем, - дед взял Алешу за руку, и шаркающей походкой засеменил в сторону Садового кольца.

Алексей Фёдорович прошёл все этапы, подобающие «строителю коммунизма», от октябрёнка, до члена партии, но нет-нет, а всплывал в памяти дедов двухэтажный дом, и сердце несильно сжималось, от ощущения чего-то не случившегося. С приходом «перестройки» и «гласности» он уже не скрывал своих предпочтений, что, в конечном итоге, и привело к разочарованию в нём тестя, до смерти не простившего зятю предательства коммунистических идеалов.

Отец если и удивился появлению Дениса, то вида не подал.

- Ты без Марины? – только и спросил он.

- Без.

- Недолго музыка играла… Ну, здравствуй, сын, - Алексей Фёдорович обнял Дениса, похлопывая ладонью по широкой спине, - твоя комната всегда в твоём распоряжении.

«Похоже, что о бесперспективности моей женитьбы знали все, кроме меня», - уныло подумал Денис, отвечая на объятия отца.

Пока он разбирал вещи, и отмокал в ванной, отец сходил в магазин, и принёс продукты и спиртное. К приходу матери они на пару приготовили праздничный ужин, и накрыли стол в гостиной. За всё это время Алексей Фёдорович в разговоре ни разу не выходил за рамки беседы в духе: «Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо?», охотно отвечая на вопросы Дениса об их с матерью житье-бытье. В конце концов, Кумарин сам рассказал о разрыве с женой, опустив подробности скандала.

- Переживаешь? - Алексей Фёдорович бросил быстрый, оценивающий взгляд на сына.

- Да не особо, - пожал плечами Денис.

- Ну, и правильно. Мы с матерью ещё на свадьбе поняли, что жена из неё никакая.

- Что ж не сказали?

- А ты бы послушал?

Денис промолчал. Мудрые родители дали ему возможность самому получить полезный опыт, не настраивая сына против себя в момент, когда любые, даже самые веские доводы перевесила бы подвязка на бедре невесты.

Радость матери, нисколько не омрачила весть о рухнувшем браке единственного сына.

- Главное, детей не успели нарожать. Не пара она тебе была, Дениска. Я мать, а матери такие вещи сердцем чувствуют. Другую найдёшь, какие твои годы! - небрежно махнула рукой Елена Владимировна.

Весь отпуск Денис провёл в Москве, обошёл немногочисленных друзей и приятелей по школе и секции, гулял по заметно изменившемуся городу, и умудрился завести краткосрочную, ни к чему не обязывающую интрижку.

Последние полторы недели отпуска Кумарин догуливал по инерции. Надоело болтаться без дела, тянуло в море, да и отпускные, до обидного, быстро кончились. Москва город не из дешёвых.

На вокзал они поехали всей семьёй на отцовской «тойоте». Родители посадили Дениса на поезд, и с того дня такие проводы стали для них своего рода традицией на долгие годы.

***
Почти десять лет жизнь Кумарина походила на жизнь на два дома – с берега в море, с моря на берег. Менялись суда, экипажи и грузы, только это оставалось неизменным. Денис заматерел, стал носить усы и аккуратную бородку. В его глазах читалась твёрдая уверенность в себе и не надуманный, немалый жизненный опыт. Он уже ходил вторым помощником капитана, считался перспективным моряком, и имел все шансы лет этак через десять-пятнадцать стать полноправным хозяином на «мостике» одного из судов пароходства. Наверное, так бы оно и было, но последнее время Кумарин стал несколько тяготиться своей работой и образом жизни. За эти, без малого, десять лет, он много чего повидал и многое узнал. На флоте всегда можно найти время для самообразования, было бы желание. У Дениса оно было. Он читал русскую и зарубежную классику, изучал философию. Политикой не интересовался, но полученные знания позволяли ему, в большинстве случаев, верно оценивать то, или иное событие, происходящее в стране и мире.
  
На сухогрузе, где он работал последние два года, Денис подружился со вторым механиком. Тот был коренным петербуржцем, из обрусевших немцев. Звали его Робертом, но он предпочитал, чтобы друзья называли его Роб. По часам их вахты совпадали, и они много времени проводили в неспешных беседах. Роберт тоже был заядлым книгочеем, но в отличие от Кумарина читал бессистемно и всё подряд.

- Тут одну книжку прочитал, так там на каждой странице мат, - пожаловался он как-то раз Денису.

Они курили после ночной вахты на корме. Тугой тёплый ветер приятно обдувал тело, над головой, в бархатной черноте, перемигивались мириады звёзд, а океан за бортом лениво катил на запад длинные покатые волны, слегка поднимая и опуская судно.

- Так ведь цензуры сейчас нет, пиши под свою ответственность, что пожелаешь, тем более, если за свои бабки издаёшься. Другое дело, если ты пропагандируешь фашизм, порнографию, или призываешь к расовой дискриминации, тогда можешь и по шапке схлопотать. Мир меняется, меняются люди, - Денис щелчком отправил докуренную сигарету за борт, - время сейчас движется стремительно, какими-то нездоровыми рывками, наподобие картинок в клипах, отсюда и «клиповое мышление». Понятно, что и язык тоже претерпевает изменения, становится более сжатым, информативно более насыщенным, где-то даже концентрированным, как эссенция. Прежде, возьмись кто воссоздать портрет, к примеру, депрессивного ипохондрика, начал бы рассусоливать: «Это был человек желчного вида, с потухшим взглядом. В уголках его вечно недовольно поджатых губ никогда не разглаживались скорбные складки. Он угрюмо смотрел на окружающий мир, проецируя на него преследующие его жизненные неудачи…». Ну, и дальше, в том же духе. Да нынешняя молодёжь, которой больше всего и присуще «клиповое мышление», из-за подобного описания давно бы потеряла нить самого повествования. Чтобы подобного не случилось, современные авторы часто используют употребляемые в разговорной речи устоявшиеся штампы, чем-то сродни смайликам. Написал о человеке «унылое г…о», и сразу всем всё понятно.

Роберт тоже выбросил сигарету:

- Ну, что, покемарим до завтрака. Когда в Суэц войдём? Домой охота, в Питер, чтобы до костей ветерок промозглый, да со снежком. Надоела эта жара до чёртиков.

- Завтра будем в Аданском заливе, а там и до Суэцкого канала недалеко.

В каюте было прохладно из-за кондиционированного воздуха. Денис разделся до трусов, взял полотенце, и спустился на главную палубу в душевую. Мытьевая вода в отсеках нагрелась, и из крана с холодной водой шла тёплая, не принося облегчения от жары. Кумарин наскоро сполоснулся, и вернулся в каюту. По телу побежали мурашки, он юркнул под одеяло, и стал думать о Тане. С момента, как он вернулся на судно из отпуска, это странным образом вошло у него в привычку.

***
Они познакомились в доме его родителей, на юбилее фирмы отца. Несмотря на затянувшийся системный кризис, санкции, наложенные западными «партнёрами» и прочими неурядицами в стране, бизнес Алексея Фёдоровича процветал, принося ему немалые дивиденды. Он построил в ближнем Подмосковье дом. Елена Владимировна оставила работу, едва достигла пенсионного возраста, и занялась домашним хозяйством и садоводством. Московскую квартиру они оставили Денису.

Юбилей отмечали с размахом. На лужайке перед домом накрыли столы, пригласили струнный квартет, аутично пиликавший что-то заунывное.

«У папахена купеческие гены взыграли, - досадливо морщился Денис, - вот на хрена ему нужны были эти зануды? Нет, классической музыкой можно наслаждаться в консерватории, под соответствующее настроение, в окружении ценителей и знатоков, но не на подобных мероприятиях, когда кругом едят и пьют, а среди пяти десятков гостей вряд ли найдётся хотя бы пятеро, способных отличить альт от виолончели. Терпеть не могу эти штампы! Струнный квартет, шампанское с икрой… Да. Ещё омовение в ванной при свечах. Надеюсь, что до последнего никто из гостей не допьётся». Кумарин и сам удивлялся такому своему настроению. У отца праздник. Ему бы порадоваться, а он брюзжит, как старик, которому врачи отказали во всех житейских радостях. «Это у меня кризис среднего возраста, наверное. Основные симптомы налицо - психологический дисбаланс и неудовлетворенность собственной жизнью, - размышлял он, прохаживаясь между столов, с толпящимися вокруг них незнакомыми весёлыми людьми, - а может, я просто завидую отцу?». Денис попытался прогнать кощунственную мысль, но она плотно засела у него в мозгу, окончательно испортив настроение. Он поставил недопитый бокал с шампанским на ближайший столик, и поискал глазами напиток покрепче. Плеснув в стакан изрядную порцию коньяка, Кумарин залпом выпил, закусил кружочком лимона, и закурив, отошёл от стола.

«Отец умница. Занимается любимым делом, фирму поднял, такой домище отгрохал… А я? Да мне на годовую зарплату такого фуршета не потянуть! Чего я добился за все эти годы? – минорил Денис, - ну, да. Как и мечтал, стал моряком. Без ложной скромности, не плохим. Работа моя мне нравится, но беда в том, что романтическая позолота со временем стирается от морской соли, обнажая неприглядную тусклую медь. Нужно жить морем, чтобы из года в год пропадать в его предельности, по много месяцев не видя близких. Отцу уже шестьдесят восемь, маме шестьдесят два. Сколько им будет, если они доживут до моей пенсии? Я же вижу, как они на меня смотрят. При живом-то сыне, одинокие старики. Даже внуков им не удосужился настрогать!». От таких мыслей Кумарину захотелось напиться, и он вернулся к гостям. Вот тогда-то он впервые и увидел Татьяну. В тот момент он ещё не знал её имени. У стола, где он прикладывался к коньяку, стояла стильная женщина, бальзаковского возраста, в тёмном вечернем платье, со светлыми волосами, собранными в строгую, как у балерины, причёску. Она задумчиво смотрела на бокал вина в своей руке, словно размышляя, стоит ли ей пить, или уже достаточно.

Денис уже привык к тому, что женщины обращают на него внимание. У него было хорошее лицо, с правильными чертами, тёмно-русые, чуть вьющиеся волосы и рослая, широкоплечая (спасибо плаванию) спортивная фигура. До мачо он не дотягивал, но в целом производил приятное впечатление. Это не сам он себя так характеризовал. Если честно, о том, как он выглядит,  Кумарин редко задумывался, так говорили, в порыве откровения, некоторые из его многочисленных, за годы холостяцкой жизни, подружек.

Подогретый алкоголем, он без тени смущения подошёл к женщине, по-гусарски бросил голову в поклоне, и щёлкнул каблуками:

- Позвольте отрекомендоваться! Денис, сын виновника торжества.

- Это всё, чем вы можете похвастаться? – смерила его насмешливым взглядом незнакомка.

Поняв, что свалял дурака, Кумарин сменил тактику.

- Думаю, что в этом обществе, - покосился он на гостей, - род моей деятельности не произведёт должного впечатления.

- А вы разве не работаете под патронажем своего папеньки, - женщина всё так же насмешливо, без намёка на благосклонность, смотрела на него, - почему я вас раньше не видела?

- Тень отца скрывает меня от досужих глаз, - брякнул первое, что пришло на ум Денис. Незнакомка ему нравилась, и одновременно его раздражала.

- Какая-то уж больно густая тень получается. Я не первый год контактирую с вашим отцом.

- В каком смысле, конт-тактируете? – Кумарин почувствовал, что коварный напиток начал оказывать на него своё пагубное действие.

- Я предоставляю его фирме кое-какие адвокатские услуги. А вы о чём подумали? – она почти не скрывала своего презрения.

Денис, имея в делах флирта немалый опыт, понял, что здесь ему ничего не светит, и поспешил ретироваться.

- Простите, я должен уточнить у батеньки, не нужно ли-с что ещё гостям, - отходя от стола, он услышал за спиной негромкий смех, ничего общего не имеющий с призывным.
 
 «Вот уж точно, сегодня не мой день», - подумал Кумарин, стараясь затеряться в веселящейся толпе. Прихватив со стола бутылку какого-то вина и стакан, он «огородами» пробрался на открытую веранду дома, и уселся в плетёное кресло, скрываясь от посторонних глаз за шпалерой увитой цветущей каприфолью.

Незнакомка сама его разыскала. Она села в кресло напротив, и как ему показалось, сердито на него посмотрела.

- Почему вы сразу не сказали, что вы моряк? – спросила женщина после недолгого молчания.

- Это имеет какое-то значение? – Денис уже ополовинил бутылку, и ему было не до незнакомки. По телу растеклось расслабляющее тепло, прогоняя досадные мысли, и примиряя его с окружающим миром.

- Да, имеет. Вы выставили меня дурой, - сверкнула она на него глазами, будто кипятком плеснула.

«Вот только скандала мне не хватало», - подумал Денис, и примирительным тоном поинтересовался:

- Помилуйте,  да зачем же мне это нужно? Я даже имени вашего не знаю!

Незнакомка нервно дёрнула плечами:

-  Может вам нравится третировать людей.

- Ну, простите меня Бога ради, если я вас чем-нибудь обидел! У меня и в мыслях ничего такого не было, - Кумарин с неудовольствием почувствовал, что недавняя приятная теплота куда-то исчезла. Он налил в стакан вина, и залпом выпил.

- Мне налейте, - не то попросила, не то распорядилась незнакомка.

- Посуды нет…

- Я не брезгливая.

 Денис вылил остатки вина в стакан, и подтолкнул его по стеклянной столешнице в сторону женщины. Та подхватила его у самого края стола изящными пальцами, с безупречным маникюром.

- Меня зовут Татьяна, - представилась незнакомка, после того, как выпила вино.

- Очень приятно… 

- Вам известен способ, как незаметно исчезнуть с этой ярмарки тщеславия?

- Нет ничего проще. Можно выйти через калитку заднего двора, а там…

- Я поняла. Вы составите мне компанию? Не пожалеете…

Денис действительно не пожалел.

Весь его продолжительный отпуск после той ночи превратился в синопсис романа Элизабет Макнейл «Девять с половиной недель», написанный графом Толстым в тандеме с Фёдором Михайловичем Достоевским.

Татьяна была требовательна, неутомима и изобретательна. Всё, что Кумарину удалось о ней узнать, это то, что её отец военный моряк, что семнадцатилетней девчонкой она приехала в Москву из Мурманска поступать на юрфак МГУ, успешно его окончила, работала, как проклятая, и к тридцати годам стала единоличной владелицей и руководителем адвокатского агентства, услугами которого пользуется не только его (вне сомнения достойный уважения) папенька, но и куда более весомые люди.

Чтобы охарактеризовать их отношения, Денису достаточно было одной незатейливой пословицы: «Нашла коса на камень». Татьяна никогда и ни в чём старалась ему не уступать, принимая только паритетное партнёрство. Разумеется, это не касалось поднятия и переноса тяжестей, и галантного обращения с дамой. В её стремлении к равноправию не было ничего от оголтелого феминизма, свихнувшихся от толерантности американок и европеек. Татьяна была сильной, самостоятельной женщиной, этакой the woman made herself, и справедливо требовала должного к себе отношения. В остальном она была стопроцентной представительницей прекрасного пола, с пометкой best quality.

Кумарин и помыслить не мог, что в природе существуют такие гинандры.    Все его «вчерашние подружки», условные Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоpжетта, казались лужицами после летнего дождика, в сравнении с океаном носящим имя Татьяна. У неё было несколько циничное, в чём-то мужское чувство юмора, и она легко могла, для более яркой эмоциональной окраски, ввернуть в разговоре крепкое словцо, но получалось у неё это так органично, что почти не резало слух. 

Было бы ошибкой, предположить, что все три месяца его отпуска они пребывали в уединении. Они посещали всевозможные выставки, концерты, пару раз были в театрах на премьере, а потом спорили до хрипоты, отстаивая своё мнение об увиденном. Бывало, что они просто гуляли по обновлённой вечерней Москве.

За последние десять лет, да что там лет! За всю его жизнь, Денису не было так хорошо рядом с женщиной. Перед отъездом, не веря, что это происходит с ним, он сделал Татьяне предложение. Она так легко согласилась, что Денис, уже неплохо её зная, усмотрел в этом какой-то подвох, и не ошибся. Он даже переспросил, правильно ли она его поняла. Татьяна взяла его лицо в ладони, и глядя ему в глаза, повторила:

- Я согласна выйти за тебя замуж, но боюсь, что ты сам передумаешь, после того, как услышишь моё единственное условие.

- Какое условие?

- Я не хочу делить тебя ни с твоим морем, ни с твоими жуткими пароходами. Ты мне нужен здесь, каждый день и каждую ночь. Ни о каких компромиссах и речи быть не может.

Расстались они, так не до чего не договорившись. Единственной уступкой, на которую согласилась Таня, было её обещание не принимать ни чьих предложений руки и сердца до его следующего приезда. Она понимала, что требует многого, и дала ему время на размышление.

Размышлял Кумарин до своей первой вахты. Было бы это возможно, он бы вплавь добрался до берега, и первым же рейсом улетел в Москву.
 
Из Питера их сухогруз вышел с грузом руды на Инчхон, а обратно должен был доставить готовую промышленную продукцию.

Денис решил списаться сразу после этого рейса.

- Вот так всё возьмёшь и бросишь? – покачал головой Роб, когда Кумарин поделился с ним своими планами, - и она того стоит?

- Она, - Денис сделал упор на слово «она», - стоит, но не только в ней дело. Я уже давно задумывался о том, чтобы оставить флот. Пока ещё есть время, я бы хотел попробовать себя на другом поприще.

- Поприще! – фыркнул Роберт, - будет тебе не «поп… рище», а полная жо…, с твоим-то дипломом. Ладно я, механик, для меня всегда на берегу работа найдётся. А ты? Что ты умеешь делать, кроме, как пароходы водить? С таким же успехом ты бы мог окончить балетную школу, а потом искать новое поприще. Слово-то какое гнусное откопал – поприще!

- Ну, не знаю… - засомневался Денис. Придумаю что-нибудь.

- Вот ты сначала придумай, а потом концы руби. Поприще, - менторским тоном посоветовал Роб.

***
 
Все его размышления о Татьяне, всякий раз заканчивались одним и тем же вопросом, который не давал ему покоя. Что он будет делать на берегу. Роб был прав, когда ещё в начале рейса предложил ему хорошенько подумать, прежде, чем списываться с флота. Кем он станет на берегу? Мужем успешной бизнес-леди? Такой вариант его не устраивал. Правда, была одна зацепка. Отец как-то обмолвился, что у него появились неплохие связи в Федеральном агентстве морского и речного транспорта, и что он может замолвить за Дениса словечко, если тот решит покончить с бродяжничеством.
 
«Вся надежда на тебя, Алексей Фёдорович», - подумал Денис засыпая.

Он и часа не поспал, как с мостика по громкой связи объявили общесудовую тревогу. Чертыхнувшись, он натянул шорты, футболку, сунул ноги в кроссовки, и выбежал на палубу. В этот момент, в салатовом утреннем мареве вверху полыхнуло, и расплывчатый красный огонёк стал медленно опускаться вниз. «Парашютная ракета. Кто-то терпит бедствие», - машинально определил Кумарин, и поднялся на мостик. Капитан уже был на месте, и стоя на левом крыле, через бинокль всматривался в туманную дымку по курсу.

- Что тут у вас? – спросил Денис старпома.

- Да хрен его знает! Эфир молчит, ракетами кто-то сигналит…

- Самый малый! – скомандовал капитан.

Старпом подошёл к машинному телеграфу, и перевел ручку в нужное положение.
Кумарин тоже взял бинокль, и вышел на правое крыло мостика. Скоро он заметил топовые и габаритный огни встречного судна.
 
- Александр Николаевич! – через рубку крикнул капитану Денис, - встречное по правому борту!

Капитан быстрым шагом пересёк мостик, и присоединился к Кумарину:

- Где?

- На два часа.

- Вижу… Да они в дрейфе, а огни ходовые горят.
 
Их сухогруз почти поравнялся с встречным судном, и Денис тоже заметил, что оно не имеет хода. С его борта снова пустили ракету.

- Стоп машина! Шлюпку на воду! – скомандовал капитан, и обратился к Кумарину, - Денис Алексеевич, посмотрите, что там у них стряслось. Возьмите второго механика и боцмана.

- Будет сделано, Александр Николаевич.

 Кумарин спустился в свою каюту, надел спасательный жилет, каску, взял рабочие перчатки из грубой замши, и найдя Роберта, поднялся на шлюпочную палубу, где боцман и матросы уже вываливали шлюпку за борт.

Через пятнадцать минут они уже поднимались по штормтрапу на лежащее в дрейфе судно.

На палубе их окружили около полудюжины одновременно что-то выкрикивающих темнокожих мужчин.

Кумарин жестами приказал им замолчать, и спросил:

- Кто-нибудь говорит по-английски?

- Я говорить, - один из собравшихся на палубе поднял руку.

- Что с вами случилось. Почему вы просите помощи.

Из того, что ему рассказал на ломаном английском член команды, Денис уяснил следующее: несколько дней назад их судно вышло из Дар-эс-Салама рейсом на Эль-Мукалла. В Аданском заливе их остановили пираты, разбили рацию, забрали кое-что из груза и личных вещей, и увезли с собой всех белых: капитана, штурманов, механиков и боцмана, а их оставили здесь. Из оставшихся никто не умеет управлять судном. Они уже второй день дрейфуют, пытаясь ракетами привлечь к себе внимание. Последние ракеты выпустили, когда заметили их сухогруз.

Шлюпка с аварийной командой вернулась назад, и Кумарин доложил обо всём капитану.

- Поможем бедолагам, - решил капитан, - лохань-то их на ходу?
 
- Роберт проверил, говорит двигатель в порядке, топливо есть, - «рулить» только некому, хмыкнул Денис.

- В таком случае поступим так. Возьмите механика и своего матроса и воз-вращайтесь к этим синбадам. Встанете к нам в кильватер, а в ближайшем порту сдадим их властям, - принял решение капитан.

До четырёх пополудни всё шло по плану. Потом на горизонте появилось безобидное с виду облачко, а уже через час их посудину болтало в семибальном шторме. Через какое-то время Кумарин потерял из вида свой сухогруз, и они остались одни. К утру шторм ушёл на восток, словно его и не было. А к обеду и толчея волн сошла на нет. Денис понятия не имел, где они находятся. Спутниковая связь не работала, а секстанта на судне не было. Сбавив ход до малого, Кумарин вышел на крыло мостика с биноклем, в надежде увидеть хоть что-то, что могло бы помочь определить место их положения. И он увидел… Увидел то, на что глаза бы его не глядели. По сверкающей в солнечных лучах поверхности моря в их сторону двигалась тёмная точка. При ближайшем рассмотрении точка оказалась катером, с вооружёнными людьми на борту. По носу судна взметнулись фонтанчики воды, а секундой позже послышался звук очереди из крупно-калиберного пулемёта. О каком-либо сопротивлении не могло идти и речи. Люди из команды, второй раз за несколько дней подвергнувшиеся нападению, готовы были за борт попрыгать от страха. Продолжать движение тоже не имело смысла. Рубку бы просто разнесли из пулемёта.
 
«Во попали!», - подумал Денис, переводя ручку телеграфа в положение «стоп».

Не найдя чем поживится, вооружённые «калашами» оборванцы заставили команду спуститься в катер, связали руки за спиной, завязали глаза, и уложили на дно. Через час катер причалил к берегу. Кумарина, Роберта и матроса развязав им руки, затолкали в какое-то помещение.
 
Денис сорвал с глаз грязную тряпку, и огляделся по сторонам. Они оказались в каком-то сарае. Свет сюда проникал сквозь щели в грубо сколоченной двери и двух забитых досками окошек.

- Приплыли! – Роб стянул с глаз повязку, и бросил её на земляной пол.

Потолок в хибаре был настолько низким, что им пришлось сесть на пол.

- А где остальные? – спросил Кумарин. Вопрос был не по адресу, но Валера, его вахтенный матрос, счёл нужным ответить.

- На обед повели, а нас на ужин приготовят, - буркнул парень.

Через щель между досками одного из окошек Денис сумел разглядеть какие-то навесы из кривых жердей, старого тряпья и веток с пожелтевшими листьями. Среди навесов попадались подобия шатров, все из того же негодного тряпья. Кое-где, среди утоптанного песка виднелись островки зелени, а за «строениями» - редкие деревья, с развесистыми кронами.

«Поживешь в таком местечке, и поневоле пиратствовать начнёшь», - подумал Денис.

- Ну, что там? – спросил Роберт.

- Похоже, нам предоставили лучшие апартаменты в этом селении, - невесело пошутил Денис, и подошёл к оконцу на противоположной стене.

 Там доски были прибиты пореже, и был хорошо видно синеющее у горизонта море, песчаный пляж с пальмами, деревянные, аляповато раскрашенные лодки, и чуть в стороне, проржавевшую насквозь рыбачью лайбу на мелководье.

Никто из них пока не осознал всю бедственность положения, в которое они попали, и страх ещё не пришёл.

Дверь в сарай со скрипом приоткрылась, в проём заглянул худой темнокожий тип, заросший редкими бородой и усами, с подобием чалмы на голове, белозубо осклабился, и бросил на пол помятое железное ведёрко с надписью Shell alvania.

- WC, - пояснил он.

 До утра следующего дня о них забыли. 

Бандиты развели на берегу костёр, и всю ночь, явно под кайфом, орали что-то на своём «птичьем» языке. Моряки сидели в темноте и обменивались мнениями о сложившейся ситуации.

- А чего они второй раз-то на пароход полезли? – недоумевал Валера.

- Да это другие, их здесь, как собак не резанных, - пояснил Роберт.

- Те, другие… Какая разница! Хотя нет, - сам себе возразил Денис, - несомненно, это другие, и это плохо.

- Почему?

- Они думают, что мы офицеры с той посудины, и будут требовать за нас выкуп с хозяев судна…

- А те, что захватили судно первыми, обратятся к ним с такими же требованиями, имея в заложниках настоящих членов экипажа, - продолжил мысль Кумарина Роб.

- Именно! Получится неразбериха, возможно, нас снимут на камеру, отправят видео хозяевам, и выяснится, что…

- Мы никто, и зовут нас никак, - перебил Дениса Валера, - чурбаны озвереют из-за пролёта, выведут нас на бережок, и пустят в расход. Бежать надо!

- Как? Куда? Чего мелешь, - набросился на него Роберт.

- Очкуешь?

- Брек! – прикрикнул на товарищей Кумарин, - между собой ещё собачиться не хватало. Подождём, приглядимся. Сдаётся мне, что всё это надолго.

- Да грохнут они нас! Валить нужно отсюда на хрен! – не унимался Валера.

- Ну как? Как ты себе это представляешь? Боевиков пиндосовских насмотрелся? Рэмбо хренов! – взвинтился Роберт.

- Надо снять часового, завладеть оружием, пробиться к катеру…

- Оружие! Да я автомата в руках не держал!

- Ты не держал, а я срочную год в десантуре, и три по контракту. Во! – Валера закатал рукав футболки на левой руке, как будто кто-то мог что-нибудь рассмотреть в полной темноте, - и на стрельбах девяносто пять из ста выбивал.
 
- Нет, не Рэмбо - коммандос Шварценеггер! – съехидничал Роберт.

- Ладно, мужики, чего воздух зря сотрясать, - Кумарину некогда довелось по-знакомиться с устройством автомата, но идея применить его по назначению его совсем не вдохновляла. - Давайте лучше поспать попробуем. На Руси говорят, утро вечера мудренее, - Денис попробовал устроиться на полу.

- Это Африка, а здесь всё через ж…, - буркнул Валера, укладываясь.

Утром их разбудил вчерашний «знакомец», поставил на пол плошку с густой кукурузной кашей, тремя тонкими лепёшками и пластиковую полуторалитровую бутылку с водой.

- Э! А ложки? – возмутился Валера, но тот уже вышел из хижины, закрыв за собой дверь.
 
В этот день им больше еды не давали. Под вечер их «куратор» принёс ещё бутылку воды, забрав пустую.

Несколько дней всё повторялось с зеркальной точностью. Утром минимум, чтобы ноги  раньше времени не протянули, еды – вечером бутылка с водой.

Примерно через неделю, они не вели счёт времени, их вывели из сарая, усадили на песок, и заставили говорить на камеру, что они в плену, что обращаются с ними хорошо, но они хотят домой, и поэтому просят, чтобы были выполнены все требования захвативших их людей. Кумарин попытался, было, объяснить человеку, на понятном английском озвучившим им текст обращения, что произошла ошибка, и они не те, кем их считают, но тот только сделал нетерпеливый жест рукой, и приказал своим людям вернуть пленников под замок.

- Теперь точно грохнут! Он даже слушать тебя не стал! – Валера, как зверь в клетке, метался из угла в угол, ударяя кулаками по стенам. Досталось и двери, и доскам, которыми были заколочены окна. После одного из его ударов доска, что перекрывала окно со стороны моря, оторвалась с одной стороны. Матрос замер в полном недоумении, будто сам Дэвид Копперфильд лично, показал ему один из своих трюков.

- Что? Так просто?! – вышел Валера из ступора, - Так какого…

Он не договорил, взялся обеими руками за другую доску, надавил, и гвозди легко вышли из трухлявого обрамления оконного проёма. Валера вернул доску на место, и повернулся к Денису и Робу:

-Ну?

- Надо всё хорошенько обдумать, - почесал грязную шею Кумарин.

- Индюк тоже думал… короче, я когда парашу выносил, видел на паре лодок, - Валера кивком показал на окошко, - навесные моторы. Ночью эти, как обычно, наркотой обдолбаются, им не до чего будет. Мы лодку в воду столкнём, отплывём подальше, а там движок запустим, и ищи свищи!

- А охранник у дверей?

- Да я этого вахлака на раз сделаю! Не пикнет!

- Можно попробовать. А, Ден? – Роберт посмотрел на Кумарина.

- Подождём до ночи, там видно будет, - уклончиво ответил Денис. Ему не хотелось признаваться себе, тем более показывать остальным, что ему стало страшно. Одно дело теоретизировать, как бы повёл себя в той, или иной ситуации. К примеру, при Бородино я бы огого! С саблей на лихом коне, за веру, царя и Отечество, или в Сталинграде, зубами бы держался за каждую пядь изрытой осколками бомб и снарядов земли, одну за другой отбивая атаки фашистов. Пофантазировал, и в мягкую постельку, смотреть сны про розовых пони. Совсем другое, когда вот оно, здесь и сейчас. И противники не условные бравые французские гренадёры в меховых шапках, и не «непобедимые» солдаты вермахта в стальных касках, а реальные бандиты с автоматами, и убить они могут по настоящему, после чего отправишься не в постельку, а рыбам на корм. «Да мужик я, в конце концов, или не мужик?», - разозлился на себя Кумарин, и запретил себе подобные мысли, - «Делай что должно и будь что будет», припомнил он слова французской поговорки.

Никогда ещё за все дни, что они провели в заточении, время не тянулось так медленно. Моряки извелись, пока дождались темноты.

Наконец со стороны селения послышались уже привычные выкрики и смех.

- Пора! – Валера подобрался к окошку, и стал осторожно отрывать доски, передавая их внутрь сарая Денису и Роберту. Потом он кошкой юркнул в оконный проём, и скрылся из вида.

Через несколько секунд за дверью послышалась возня, сдавленный стон, и всё стихло. Лязгнул засов, и Валера втащил в сарай тело охранника.

- Я не хотел, - скороговоркой  зашептал он, - шустрый гад оказался, ножом меня полоснул.

- Ты что, его убил?  – Роберт подался назад.

- Нет, б… в дёсна расцеловал, - огрызнулся матрос, - давайте за мной.

Они затащили труп вглубь сарая, закрыли дверь на засов, и пригибаясь, побежали к лодкам. Добравшись до кромки воды незамеченными, они не без труда протащили по сырому песку лодку с подвесным мотором, и преодолев полосу прибоя, поплыли, толкая  её перед собой.

- Тут, наверное, акулы водятся, - отфыркиваясь, предположил Роберт.

- Наверняка. Но я больше о тех акулах, что на суше остались, беспокоюсь. Те уж точно сожрут, не подавятся.

Они плыли так до тех пор, пока костёр на берегу не превратился в едва заметную точку. Забравшись в лодку, они попробовали запустить двигатель. После второй попытки старенький «япошка» чихнул, и мерно заработал.

- Даже не верится, что нам так повезло! – Кумарин облегчённо выдохнул, и расслабленно расположился на дне лодки.

Оторвав от своей футболки полоску, Роб перевязал резаную рану на плече Валеры.

Утром, они осмотрели лодку. Дно её было усыпано бесполезным мусором, но им всё же повезло. Они нашли пластиковую двухлитровую бутылку с пресной водой и кусок брезента, из которого соорудили навес, правда, под ним могли уместиться только двое, но хоть что-то. Роберт заглушил двигатель. Расходовать топливо, двигаясь в неизвестном направлении, не имело смысла. Воду решили строго дозировать. Никто понятия не имел, сколько времени им придётся находиться в море. Шанс встретить какое-нибудь судно в этих водах был довольно высок, при условии, если они находятся в зоне караванных путей. Отнеси их на юго-восток, и незавидная участь была бы им обеспечена. Все это понимали, но не сговариваясь, старались не затрагивать эту тему. Факт одержанной ими победы над пиратами какое-то время, как наркотик, держал их в тонусе, но на вторые сутки дрейфа их успех уже не казался таким неоспоримым. Палящее солнце сводило с ума, пустынное море, мерно катящее куда-то свои волны, и абсолютно безразличное к их судьбе, ввергало в глухое уныние. Моряки почти не разговаривали, не было сил. Почти две недели полуголодного существования в плену давали о себе знать. Кумарин с Робертом ещё как-то держались, а Валере становилось всё хуже. Рана на его плече, с татуировкой парашюта и надписью ВДВ, воспалилась, он всё чаще впадал в забытьё, бредил. Устроив его под тентом, Денис и Роб периодически менялись местами, чтобы хоть немного отдохнуть от изнуряющей жары. К вечеру второго дня Кумарину удалось подстрелить из автомата небольшую акулу, решившую исследовать их лодку на предмет съедобности, но у них с Робертом не хватило сил удержать её на плаву, и они с отчаяньем наблюдали, как та опускается в глубину, оставляя за собой тянущийся от простреленной головы, похожий на дым от костра, кровавый след.

На третьи сутки вода кончилась. Валера уже и на короткое время не приходил в сознание, а Роберт начал заговариваться. Денис уже не менялся с ним местами. Он обмотал голову смоченной в морской воде футболкой, и как мог, устроился на корме, воспалёнными глазами всматриваясь в горизонт. Денис проклинал себя за то, что ввязался в эту авантюру, за то, что встал в позу, когда Татьяна в их последнюю ночь предложила ему просто остаться, а не изображать из себя Пера Гюнта, потому, что «она ни разу не Сольвейг, и не собирается его тупо дожидаться, пока он будет тешить своё эго дальними странствиями». Мысли его стали путаться, и он забылся не то в бреду, не то в беспокойном сне. Ему казалось, что он видит Таню, с блестящими от злых слёз глазами, трясущую его за плечи и кричащую ему в лицо, что он нужен ей дома, а не в этой грёбаной лодке. Потом он с ужасом заметил, как за её спиной вырастает огромная серая птица, её клюв всё ближе, птица издаёт пронзительный крик…  Денис тоже вскрикивает, и открывает глаза. Почти над его головой нависает хищный обвод выкрашенного в серый цвет штевня военного корабля. На носу через леерное ограждение перевешиваются люди в хаки, некоторые из них делают фото на телефоны.

«Похоже, нам опять повезло…», - вяло констатировал он, теряя сознание. 

 Андрей Григорович

x

Иллюстрация к: На берегах