На краю света

Форштевень в океан врубив рискованно,
Вулканами, как трубами, дымя,
К материку кормою ошвартована
Продутая тайфунами земля. 
Е. Сигарев

В селе Авача жизнь шла своим чередом. Вести до Камчатки доходили с большим опозданием. Старики на завалинках ещё войну с турками двадцатишестилетней давности обсуждали, а тому, кто помоложе, до того интереса не было, других дел хватало.

Поселковые, правда, из тех, кто недавно в Петропавловске побывал, говорили, что от американских китоловов слыхали, будто в России снова что-то не спокойно, с французами да англичанами какой-то разлад вышел.

«Вот ведь ити их, тли тонконогие! И полста лет с небольшим не прошло, как по мордасам им надавали, так опять неймётся! Ну что за народец такой неугомонный. Теперя вот с англичанами противу нас задружились, им хочь с турками-нехристями хороводы водить, лишь бы Рассеи напакостить. Тьфу!», - сплюнул с досады Афанасий, услышав новость.

Афанасий, крепкий мужик лет сорока с хвостиком, считал себя камчадалом, а тех, кто не так давно на Камчатке обосновался, звал камчатцами, вслух не кичась, но про себя не считая тех ровней.
 
Хозяин Афанасий Касьянович Рыков был крепкий. Сам дом срубил, когда своей семьёй стал жить. С годами промысловой шхуной обзавёлся. Зимой, со старшими сыновьями Аверьяном и Никитой зверя бил, по лету рыбалил. Жена его, Авдотья, огородом занималась, за младшими детьми, Николкой да Варюхой приглядывала.

В начале июня, на своей шхуне, с рыбой на продажу, Афанасий и сам пришёл в Петропавловск. В то же время в Петропавловской гавани встал на якорь  военный корабль. От матросов со шлюпки, привезших с корабля начальство, он узнал, что их фрегат следовал в Японию, но большая часть команды заболела цингой. Капитан с офицерами к губернатору совещаться отправились, потому, как не ровён час война с Англией и Францией может случиться, и даже возможно нападение на Петропавловск.
Оснований не доверять служивым у Афанасия не было, известие о грядущей войне его взволновало: «Вот ведь, сколько годов жили, а тут вона, беда приспела. А ну, как и впрямь иноземец на Камчатку сунется?».

Этим же вопросом задались и в доме губернатора.
 
О том, что разрыв отношений с Англией и Францией не за горами, военный губернатор Камчатки, контр-адмирал Василий Степанович Завойко, знал ещё с февраля месяца. В марте он получил письмо от короля Сандвичевых островов Камегамеа III, расположенного к России, в котором тот предупреждал губернатора, что летом стоит ожидать нападения на Камчатку англо-французской эскадры. Король уверял, что сведения получены из достоверных источников.

По прибытии в Петропавловск 44-пушечного фрегата «Аврора»,  Василий Степанович собрал военный совет, на котором присутствовал командир фрегата капитан-лейтенант Иван Николаевич Изыльметьев и его офицеры, среди которых был брат князя Дмитрия Максутова, лейтенанта флота, состоявшего под началом Завойко, лейтенант Александр Максутов. Братья не виделись три года.
  
На совете допустили возможность нападения неприятеля до того, как на полуострове получат официальное уведомление о начале войны. Губернатор, как командир Петропавловского порта, взял на себя смелость задержать «Аврору» для усиления обороны Камчатки. Решение Адмиралтейства направить корабль Изыльметьева на замену устаревшего фрегата «Паллада», состоявшего в экспедиции вице-адмирала Путятина, защищавшей интересы России на Тихом океане, а также дипмиссию в Японии, представлялось ему в свете грядущих событий менее значимым. Согласовывать свои действия с Петербургом у губернатора времени не было.

Афанасий, до этого времени дальше порта в город без особой нужды уже лет пять не хаживал. Оставив сыновей на шхуне,  он решил посмотреть, что нового за это время в Петропавловске сделалось. А сделалось немало. Новые казармы, больница, литейный завод, ещё какие-то казённые здания. Прибавилось и частных домов. «Растёт помалёху город. Неужто под обстрелом пропадёт?» - не отпускали Афанасия мысли о войне.

По улице прошла запылённая колонна солдат гарнизона. Люди выглядели усталыми.
«Не иначе учения были. Значит, начальство всё-таки готовится к обороне. Ну, дай-то Бог…», - проводил взглядом петропавловское воинство Рыков, - «ежели Василий Степанович какое не то ополчение из охотников набирать начнёт, непременно с сынами запишусь», - решил он.

По случаю, губернатор знал Афанасия. В прошлом году Василий Степанович решил свозить сыновей, Григория и Степана, на полуостров Сигнальный. Губернаторский разъездной катер был в ремонте, и он нанял приглянувшуюся ему шхуну Рыкова, так и сознакомились.

Характер у Афанасия был деятельный. Решил – чего кота за хвост тянуть? «А вот прямо сейчас и схожу к нему. Глядишь, припомнит, со двора не прогонит», - размышлял Рыков, направляясь в резиденцию губернатора.

На совете было принято решение поставить «Аврору» в Петропавловской губе на шпринге к оконечности косы Кошка, выступающей от полуострова в северо-западном направлении, и делящей губу на две гавани, внутреннюю северную и внешнюю южную. Таким образом фрегат, своими орудиями левого борта, перекрывал вход в Петропавловский ковш. Пушки с правого борта решили снять. Из пяти пушек составить батарею на перешейке между Сигнальной и Никольской сопками. Ещё пять установить между Авачинской губой и озером Култучным, в месте примыкания к Никольской сопке, на случай высадки неприятелем десанта. На мысе Красный Яр, на ближайшую ко входу в порт батарею решено было поставить три орудия. Батарея из четырёх пушек должна была прикрыть подступы к городу с севера, со стороны Озерновской косы. Остальными пушками дополнить батарею на Кошке.

Афанасий пришёл в дом губернатора, когда участники военного совета уже разошлись. 
Дежурный офицер доложил адмиралу, что на приём просится какой-то промысловик.

- Божится, что «знакомец» ваш, - уточнил мичман.

- Знакомец, говоришь, ну зови, - Завойко свернул карту Петропавловска и окрестностей, разложенную на столе.

- Здравия желаю, вашвскобродь, Василий Степанович, не извольте гневаться, дело до вас, - с порога забасил коренастый, заросший  русой, с нитями седины бородой, человек.

- Ну, голубчик, у меня сейчас и своих дел полон рот, - не узнал его адмирал.

- Не признали меня, - сник Рыков.

- Постой, постой, - вгляделся губернатор, - Афанасий, со шхуны… Так какое же у тебя ко мне дело?

- Подсобить чего не то хочу, - поднял глаза на Завойко Афанасий.

- Кому? – не сразу понял намерения Рыкова губернатор.

- Вам, городу… Слышал беда к нам идёт, - замялся промысловик.

- Ах вот в чём дело! Ну, братец, за это спасибо. Нам сейчас от всех жителей помощь потребна. Я вот тут даже воззвание к населению собрался писать. Как думаешь, поможет народ, если надобность такая возникнет, город отстоять?

- Как не помочь, конечно поможет. Чай своя земля, русская, хочь и на краю света, - закивал кудлатой головой Рыков.

- Вот и славно! А ты случаем не на шхуне пришёл? 

- На ней.

- Ну, так мне тебя сам Бог послал! – обрадовался адмирал, - с «Авроры» пушки на берег доставить надо. Сделаешь?

- Не сумлевайтесь,  Василий Степанович, всё сделаем, - заверил его Афанасий.

- Вот, - Завойко подошёл к столу, быстро написал что-то на листе бумаги, - передай эту записку капинан-лейтенанту  Изыльметьеву, командиру «Авроры», там скажут куда пушки отвезти.

Афанасий спрятал бумагу за пазуху, и поспешил в порт.

В тот же день контр-адмирал Завойко, как военный губернатор Камчатки, обратился к жителям города:

«Война может возгореться и в этих местах, ибо русские порты Восточного океана объявлены в осадном положении. Петропавловский порт должен быть всегда готов встретить неприятеля. Я надеюсь, что жители в случае нападения неприятеля не будут оставаться праздными зрителями боя и будут готовы с бодростью, не щадя жизни, противостоять неприятелю и наносить ему возможный вред. Я пребываю в твердой решимости, как бы ни многочислен был враг, сделать для защиты порта и чести русского оружия всё, что в силах человеческих возможно, и драться до последней капли крови; убежден, что флаг Петропавловского порта, во всяком случае, будет свидетелем подвигов, чести и русской доблести».
 
Афанасий Рыков не ошибся, горожане и жители окрестных посёлков откликнулись на воззвание губернатора.

До поздней ночи, и весь следующий день шхуна Рыкова и шлюпки с фрегата развозили орудия по разным сторонам гавани. С берега матросы гарнизона и горожане тащили пушки на батареи. Сама «Аврора» уже стояла привязанная к косе Кошка. Команда по мере снятия пушек, смещала балласт на правый борт, во избежание крена.

О времени нападения можно было только догадываться, поэтому гарнизон и гражданское население спешно приступили к укреплению обороны города.

Трудились не покладая рук. Труднодоступные участки, выбранные под  устройство батарей, каменистый грунт, отсутствие необходимых материалов, всё это значительно усложняло и задерживало проведение необходимых работ. Из-за отсутствия в городе холста для пошива земляных мешков, некоторые батареи обложили мешками с мукой. Несколько батарей вообще остались без должной защиты.

17 июля американское торговое судно «Нобль» доставило официальное уведомление от генерального консула России в США об объявлении войны.
 
В конце месяца в Петропавловск из Де-Кастри пришёл военный транспорт «Двина» с подкреплением, сибирским сводным батальоном, под командованием капитана Арбузова, насчитывавшим 350 штыков.

Теперь количество защитников города вместе с экипажами кораблей и ополченцами составляло чуть более девятисот человек.

Афанасий с сыновьями, на своей шхуне развозили стройматериалы по батареям. Как-то раз их под завязку загрузили мешками с мукой.

- Бать, а зачем им там муки-то столько? – спросил Аверьян, отряхивая побелевшую одежду.

- Пироги будут печь, дорогих гостей угощать... Да не пыли ты, - отмахнулся от мучного облака Афанасий, - откуда я знаю! Наше дело исполнять, что велено. Начальству видней.

Сгрузив мешки на берег, и посмотрев на отца, и друг на друга, парни принялись хохотать.

Чё ржёте, жеребцы? – не зная чему, тоже улыбнулся и Афанасий, и подумал, глядя на веселяшихся сыновей: «Хороших мне сынов Авдотья народила. Ладные, выносливые. Вона, цельну шхуну мешков перекидали, и хочь бы что, смеются».

- Батя! Может нам мельню завести? Уж дюже из тебя мельник знатный выйдет, - Никита подмигнул брату.

- И вправду, - согласился Аверьян.

Рыков посмотрел на рубаху, порты, белые от муки сапоги…

- Над отцом потешаться? Вот я вам, охальники, - Афанасий медведем попёр на сыновей, те, подыгрывая ему, отступили к носу шхуны.
 
На причале в Петропавловске Рыкова ждал вестовой:

- Его превосходительство контр-адмирал к себе тебя требуют, - небрежно козырнул матрос, - срочно.

Афанасий, кое-как отряхнувшись от муки, пошёл с вестовым.

- Ну здравствуй, Афанасий Касьянович. Вижу весь в трудах, - вышел из-за стола губернатор.

- Да я это… - смутился своего вида Рыков.

- Знаю, знаю. Самодеятельность. За мешками с мукой от ядер прятаться. А что делать? Во всём городе мешковины не сыскали. Ну да ладно, не затем я тебя позвал. Попросить хочу…

- Так приказывайте! Всё сполню, - от усердия Афанасий не заметил, что перебил адмирала.

- Приказывать не буду, а об услуге попрошу. Вот, смотри, - Завойко подошёл к висевшей на стене кабинета карте Камчатки, - мне нужно, чтобы ты на своей шхуне вот в этом месте покараулил, - он обвёл рукой район Тихого океана, южнее  Авачинской губы, - как вражескую эскадру заприметишь, сразу в Петропавловск. Шхуна у тебя, помню, ходкая, оторвёшься от них, а нам всё лишние минутки на подготовку. Что скажешь, - адмирал посмотрел на Рыкова.

- Когда выходить, Василий Степанович? – только и спросил Афанасий.

- Да прямо сейчас и выходи. Я распоряжусь, чтобы на шхуну воду и провизию подвезли.

***

Контр-адмирал Дэвид Пауэлл Прайс сидел за столом в своей каюте на флагманском 52-пушечным фрегате «Президент», и невидяще смотрел на карту акватории Петропавловска, с пометками удобных мест для высадки десанта, расположения оборонительных сооружений с указанием количества пушек. Шпионы свой хлеб не зря ели. Адмирал знал даже, что гарнизон Петропавловска насчитывает не более ста тридцати человек, вооружённых кремниевыми (!)  и пистонными ружьями. Штуцеров они и в руках не держали.

«Несчастные варвары. У них нет ни малейшего шанса противостоять его эскадре. Остаётся надеяться, что они благоразумно сдадутся. Нет славы в военной победе над столь жалким гарнизоном», - думал Прайс.

Адмирал был уже немолод, в этом месяце ему исполнялось шестьдесят четыре года. Как быстро летит время! Вот, казалось бы, совсем недавно он, молодой офицер королевского флота, карабкается на купол собора Святого Павла в Лондоне, и повязывает платок на основание креста. Никто так и не отважился бросить ему вызов. Платок сумел сорвать только ветер.
 
На шлюпках он захватывал неприятельские корабли в ту войну с французами, и вот теперь представитель бывших противников, адмирал Феврье-Депуант, находится в соседней каюте, на пять лет моложе его, а выглядит, как дряхлый старик.
 
Как следует относиться к этому союзу между вечными соперниками Англией и Францией?

Какой вообще интерес у французов в этой экспедиции? Защищать торговые интересы англичан на Тихоокеанском севере? Бред какой-то.

Мысленно Прайс перенёсся к началу похода.

Его «Президент» пришёл в перуанский порт Кальяо восьмого апреля. Французский фрегат «Ля-форт» с контр-адмиралом Огюстом Феврье-Депуантом на борту, уже стоял на рейде.

Адмиралы должны были как-то собрать корабли, разбросанные по Тихому океану, получить уведомление о начале войны, и отправиться на дальневосточные берега России. Если получится, разгромить эскадру вице-адмирала Путятина, и захватить какой-нибудь (?) российский порт, например, малонаселённый, со слабой обороной, Петропавловск. Вот такие маловразумительные инструкции от Адмиралтейства им предстояло реализовать. Бодрости духа всё это, понятно, не прибавляло.

Когда они обдумывали план нападения (всё-таки) на Петропавловск, и собирали эскадру, в Кальяо зашёл потрёпанный переходом русский фрегат «Аврора».

Прайс припомнил своё состояние в тот момент. Он чуть ли не кусал пальцы от желания захватить русский корабль. И он бы захватил его, если бы не этот болван Феврье-Депуант, со своим дурацким благородством. Он даже уговорил Прайса нанести дружеский визит командиру «Авроры», некоему Изь… Изыльметеву (о эти русские фамилии!).

Осмотрев фрегат, адмиралы пришли к выводу, что корабль вряд ли в таком плачевном состоянии выйдет в море, и успокоились. Как оказалось напрасно.

Утром 23 апреля коварные русские, воспользовавшись туманом, буксируемые шлюпками, ушли из порта.

Прайс был готов убить француза, особенно когда выяснилось, что война объявлена ещё 28 марта.
 
Сводная эскадра должна была объединиться под его началом. В её состав вошли английские корабли: 52-х пушечный фрегат «Президент», 44-х пушечный фрегат «Пайк» и пароход «Вираго», с десятью пушками на борту. Французский флот представляли: 60-ти пушечный фрегат «Ля-форт», 32-х пушечный корвет «Евридика» и 18-ти пушечный бриг «Облигадо».

17 мая англо-французская эскадра вышла из Кальяо, взяв курс на Гавайи.
На тот момент эскадра насчитывала 216 орудий и свыше 2600 человек личного состава.
 
Помимо необходимости пополнения припасов, у контр-адмирала Прайса в Гонолулу было дело, которое ну никак не касалось Депуанта. Прайс должен был склонить короля Гавайев на сторону британской короны, но здесь уже подсуетились наглые американцы. Не помогли ни расцвеченные флагами корабли эскадры, ни пушечный салют с флагманов в честь короля Камеамеа II, ни катание на пароходе, ни танцы под великолепный оркестр.

Выйдя из Гонолулу, эскадра двинулась в сторону Камчатки.

За два десятка миль до Авачинской губы, марсовый заметил небольшую рыбачью шхуну, лежавшую в дрейфе. Со шхуны, видимо, тоже их увидели, подняли паруса, и поймав ветер, резво помчались впереди эскадры.

***

Две недели шхуна Афанасия Рыкова неприкаянно моталась по пустынному океану на подходе к Авачинской губе. Видели южнее только несколько таких же постовых судов. Значит адмирал не только их отправил. В ночь на семнадцатое августа, убрав паруса, они легли в дрейф. Отправив сыновей спать, Афанасий, первым заступив на дежурство, цепко вглядывался в подсвеченную луной даль, опасаясь пропустить корабли супостатов.

Солнце едва показалось над горизонтом, когда Аверьян растолкал его и Никиту, показывая рукой на юго-запад.

Потерев спросонья глаза, Афанасий увидел в той стороне, куда показывал сын, вереницу парусов в дыму.

- Горит у них чего, что ли? – посмотрел из-под руки на приближающиеся корабли Никита.

- Да чтобы они все сгорели! Поднимайте паруса,- Афанасий взялся за румпель.

При подходе к мысу Сигнальный, Рыковы подали со шхуны условный знак, предупреждая о приближении неприятеля. Прошли южную гавань, обогнули по носу «Аврору», крикнув «Идут!», и на полном ходу пересекши Петропавловскую губу, причалили в порту.
Запыхавшийся Афанасий докладывал Завойко о силах противника:

- Два навроде «Авроры», только поболе будут. Один такой же, один бриг, и два поменьше. На одном кажись пожар, дымит сильно.

- Это не пожар, это пароход, - пояснил слушавший, не перебивая, адмирал.

- Какой ещё пароход? – озадачился Афанасий.

- Это как паровоз, только по воде ходит, - попытался объяснить Василий Сте-панович.

- Как кто?...

- Ладно, Афанасий Касьянович, спасибо тебе за помощь большую, а про паровоз и пароход я тебе потом всё разъясню. Слово даю. Город-то будешь оборонять? - адмирал испытующе глянул на Рыкова.

- А как же! Счас на шхуне на перешеек пойдём, пушкарям будем помогать.

- Хорошо. Я с тобой записку передам. Батареей, что там стоит, лейтенант Максутов с «Авроры» командует, ему и отдашь.

В городе началась эвакуация мирных жителей.

Появившаяся у Авачинской губы неприятельская эскадра не спешила вступать в бой.

***
 
   
Стоя на шканцах «Президента», адмиралы Прайс и Феврье-Депуант осматривали укрепления русских.

- Чёрт возьми, адмирал! Эти дикари хорошо устроили оборону. Видимо напрасно мы с вами рассчитывали на то, что они при виде нашей эскадры сдадутся, - Прайс резким ударом ладони сложил подзорную трубу.

- Похоже, они собираются драться, - промямлил француз.

- Сегодня мы с вами разработаем план наших дальнейших действий, экипажи пусть отдохнут перед боем, а завтра начнём.

Француз только кивнул в ответ, как бы намекая, что брать ответственность за проведение операции предоставляет Прайсу.

До обеда адмиралы разошлись по своим каютам.

Адмирал Прайс чувствовал себя обманутым. «То, что русские не сдадутся, это очевидно. Сама природа на их стороне. Все эти скалы, узкости. Пушек у них мало, но сколько английской крови прольётся, прежде чем им удастся взять город?», - задался он вопросом, на который у него не было ответа.

«Уйти?», - это несмываемый позор. Вступить в бой, и понести серьёзные потери? Но это же не Трафальгар, это задворки даже для дикой Московии, мнящей себя империей равной Британии. В Лондоне меня не поймут, а столичные острословы ещё приклеят на старости лет какое-нибудь обидное прозвище, «Пирр Камчатский», или «Прайс Петропавловский», - расстроился от своих мыслей адмирал.

Посидев ещё немного в задумчивости он, ободряя себя, произнёс: «Fais ce que dois, advienne, que pourra», и разложив на столе карты, принялся составлять план атаки. На сёрьёзные предложения со стороны Депуанта он не рассчитывал.

Ознакомив француза с планом штурма Петропавловска, и получив одобрение, в коем он не нуждался, Прайс, чтобы чем-то себя занять, озаботился уходом за своим старым пистолетом, который служил ему чем-то вроде талисмана ещё со времён наполеоновских войн. Он почистил и зарядил оружие, намериваясь начать атаку выстрелом из этого пистолета. Старческое суеверие, позёрство? Об этом Прайс не думал.

Утром адмирал поднялся на шканцы, чтобы еще раз осмотреть позиции русских. Ещё вчера он обратил внимание на стоящие на рейде у косы фрегат и бригантину.

Посмотрев на корабли внимательнее, он не поверил своим глазам. Опытный флотоводец, Прайс узнал обводы, следы ремонта повреждённого рангоута… Вне сомнений, это была «Аврора», которая менее пяти месяцев назад была в его руках, а из-за этого индюка Депуанта, она непостижимым образом оказалась здесь, своими пушками укрепив оборону города, и смешав ему карты.

Адмирал спустился в свою каюту. Он был в бешенстве. Болван Депуант, болваны в Адмиралтействе, кругом одни болваны! Он схватил за ствол пистолет, и в сердцах, не отдавая себе отчёта в своих действиях, с размаху ударил тяжёлой рукояткой по столу. Изношенный механизм кляцнул, огниво ударило по полке с присыпанным порохом…

На выстрел, прозвучавший в каюте адмирала, сбежались офицеры, оторопевшие от представшей их взорам картины. Под низким потолком повисло пороховое облако.

Смертельно раненый в грудь Прайс, лежал на полу, силясь что-то сказать.

Ворвавшийся в каюту адмирал Феврье-Депуант, присел на колени перед умирающим, взял его за руку и сказал: «Мужайтесь, мой друг…». Французу стало плохо, и его под руки вывели на воздух.
 
Плохо стало Депуанту из-за смерти боевого товарища, или от осознания свалившейся на него ответственности за кампанию, остаётся только предполагать.

Весть о произошедшем тотчас облетела корабли коалиции. В экипажах были шокированы и подавлены случившемся. Адмирал Прайс пользовался огромным авторитетом у английских, и даже французских офицеров эскадры, чего нельзя было сказать о  Феврье-Депуанте.

***

Утром 18 августа англо-французская эскадра вошла в Авачинскую губу, и открыла огонь по городу.

Афанасий с сыновьями, заночевавший на батарее лейтенанта Максутова, услышали залпы со стороны моря.
 
- А чегой-то наши в ответ не палят? - спросил Никита у оказавшегося рядом матроса.

- А чего зря припасы тратить. Те, видать, с далёко бьют. Большого урона им в ответ не нанесёшь, - со знанием дела объяснил матрос.

Батарея под командованием Лейтенанта Александра Максутова, обозначенная, как третья, была практически не укреплена. Пять пушек с «Авроры» и пятьдесят один человек команды, не считая Рыковых, находились  на открытом месте. Матросы невесело шутили: « На энтой батарее у нас токмо пятки закрыты».

Стрельба по городу прекратилась.

Эскадра противника отошла на безопасное расстояние.

Двадцатого числа действия неприятеля стали более активными. Основной огонь приняла на себя первая батарея, что на Сигнальной сопке и четвёртая, из трёх пушек с «Авроры», устроенная на мысе Красный Яр.

Первая батарея, не защищённая бруствером, держалась недолго. Орудия с выдвигающихся в сторону порта «Президента», «Пайка», «Ля-форта» и «Вираго», буквально снесли её с мыса, по ходу движения обстреливая «Аврору», «Двину», и вторую батарею. Раненый в голову, но  не вышедший из боя лейтенант Пётр Гаврилов, со своей командой, потеряв разбитыми все пушки, вынужден был покинуть место дислокации.

Батарея на Красном Яру оказалась более живучей. Опытные матросы с «Авроры» били метко, нанося из трёх своих пушек ощутимый урон неприятелю.

Для подавления огня батареи, с эскадры  на тринадцати баркасах и двух ботах отправили десант из шестисот человек.

Батарейцы сумели потопить один баркас, но силы были несопоставимы. Под командой мичмана Попова было всего двадцать восемь матросов…

Над батареей, получившей название «Кладбищенская», был поднят французский флаг.

На помощь Попову выслали отряд матросов с «Авроры» и стрелков из батальона капитана Арбузова. Не ожидавшие столь стремительной контратаки французы, несмотря на численное превосходство, пустились в бегство. Паники в их рядах добавила «помощь» союзников. «Вираго» открыл огонь по атакующим. Бомба с носового орудия парохода угодила в гущу отступающих французов.

К полудню две из семи батарей Петропавловска, прекратили своё существование.

О перипетиях боя на батареях Гаврилова и Попова, лейтенант Максутов ничего не знал, он отбивался от «Евридики» и «Облигадо» , которые били по его батарее, и пытались накрыть навесным огнём через Никольскую сопку «Аврору» и «Двину».

«Так вона, она какая, война. Пострашнее будет, чем одному на медведя ходить, - думал Афанасий, помогая подносить боеприпасы к орудиям, и приглядывая за сыновьями, - ништо, пообвыкнем».
 
 Тем временем, союзники,  подтянувшись ко входу в порт, из восьмидесяти двух орудий открыли плотный огонь по батарее расположенной на косе Кошка, «Авроре и «Двине».

Батарея «Кошка» была сильнейшим из всех укреплений города. Под командованием лейтенанта Дмитрия Максутова, младшего брата Александра, отбивавшего в этот момент атаку «Евридики» и «Облигадо», состояло одиннадцать орудий, и сто двадцать семь человек команды. На батарее успели возвести прочный бруствер, благодаря которому она была надёжно защищена.
 
Несмотря на то, что «Президент», «Ля-форт», «Пайк» и «Вираго» непрерывно утюжили батарею, лейтенант Максутов, приказал канонирам стрелять только будучи уверенными, что ядра достигнут цели. Во время артиллерийской перестрелки, раскалённое ядро с одного из неприятельских кораблей упало на батарее, и скатилось к дверям порохового погреба. Не растерявшийся часовой, голыми руками отбросил снаряд в сторону.

Вечером, после десятичасового боя, заметно побитая эскадра союзников отошла в бухту Крашенинникова.

Попытка захватить город с суши, закончилась позорным провалом.

***

Хотя моряки эскадры и отдавали предпочтение адмиралу Прайсу, относившемуся к Феврье-Депуанту, как к болвану, опытный француз таковым отнюдь не являлся.

Сидя в кресле Прайса, в его каюте, где тот из-за нелепой случайности так не ко времени покончил с жизнью, Депуант прокручивал в памяти подробности своего сегодняшнего поражения. Да поражения! Ещё в тот день, когда они с Прайсом осматривали укрепления русских, он понял, что кампания обречена. Сведения о слабости обороны Петропавловска, добытые шпионами, не стоили и ломаного гроша. Русские грамотно организовали защиту порта и города. С наскоку их не возьмёшь, а на блокаду у союзников нет ни сил, ни времени. Скоро начнутся шторма, русским могут перебросить подкрепление. Да адмиралу Путятину достаточно проявить инициативу, и эскадру утопят здесь, как беспомощных котят в ведёрке.

«На совете я изложу свои соображения, и что-то мне подсказывает, что это сражение будет много горячее, того, что мы сегодня пережили», - решил Депуант.

Всё оказалось намного хуже, чем он предполагал. На созванном им совете, его обвинили в нерешительности, в неумении использовать полученное преимущество после оставления русскими двух разбитых батарей.

Отвести эскадру, когда победа была так близко! Ночью русские восстановят укрепления, и всё придётся начинать сначала. Капитаны «Евридики» и «Облигадо», ни чем особым не проявившие себя в сегодняшнем бою, настаивали на повторной атаке. Так же думали и другие офицеры.

- Господа! – взял слово адмирал, - позвольте я изложу вам свои соображения по поводу сегодняшнего сражения и возможных последующих, а затем мы решим, как поступить дальше. Меня тут упрекнули в излишней осторожности. Но господа! Вы что, собирались вести бой ночью? Посмотрите на небо, - Депуант кивнул на открытые двери кормовой галереи, - в небе луна. В её свете наши корабли на открытой воде, как на ладони, тем временем, как русские батареи находятся в тени сопок. Сколько бы нам пришлось выпустить за ночь снарядов, паля наугад? У нас что, неиссякаемый запас пороха? Может кто-то из вас осмелился бы взять на себя командование десантом ночью, в незнакомой местности, где русским знаком каждый камень? Кто-нибудь полагает, что пока мы оставались в досягаемости пушек противника, они бы молчали? Вам мало сегодняшних повреждений? Вы бы хотели уже в сегодняшнем бою привести корабли в негодность? Мы попали в патовую ситуацию, господа! Оборона русских значительно крепче, чем мы ожидали. Лучшее, что мы можем сделать, это увести эскадру в Калифорнию.

Офицеры отвергли предложение адмирала. Было решено повторить атаку.

Английский капитан Николсон, опираясь на ранее полученную от американцев информацию о существовании другого пути на Петропавловск, в обход Никольской сопки, предложил высадить в том районе десант. На ироничное замечание Депуанта, что эти сведения, возможно, обладают той же ценностью, как и те, в которых говорилось о ста тридцати солдатах гарнизона, вооружённых кремниевыми ружьями, Николсон пригрозил адмиралу ответственностью за отказ от беспроигрышного плана.

***

Новой атаки, как ожидали, утром не последовало. Пользуясь передышкой, команды восстановили укрепления на двух оставленных батареях, починили разбитые орудия.

Афанасий, после того, как они помогли команде батареи лейтенанта Максутова устранить незначительные повреждения, отпросился проведать жену с детьми.

Дома, собрав кое-какие пожитки, он отправил Авдотью с Николкой и Варей на заимку, вверх по реке, от греха подальше. Мало ли, как дело обернётся. Жену пугать не стал, сказал, что в северной гавани на посылках служат, под ядра не лезут.

Следующие три дня прошли спокойно. На батарее Рыковы с матросами таскали землю, поднимая вал, налаживали быт, раз сходили в Петропавловск за провизией.
 
Грело клонящееся к осени солнышко, сверкал океан, лениво ударяясь волнами о скалистый берег. Ничто не напоминало о недавнем бое, и не хотелось думать о предстоящем.

Утро 24 августа выдалось туманным. Когда туман рассеялся, напротив перешейка на якоре стоял 60-ти пушечный фрегат под французским флагом. В сторону батареи, что между Авачинской губой и озером Култучным, медленно продвигался на буксире ещё один корабль.

Со стороны первой батарей послышалась канонада, взорвав утреннюю тишину.
 
Французы начали прицельный попеременный огонь из орудий правого борта, мешая батарею с землёй. Многие были убиты, раненых, истекающих кровью матросов, Афанасий с сыновьями выносили из-под обстрела. Несмотря на шквальный огонь, батарея огрызалась всеми оставшимися орудиями. На «Ля-форте» срезало две мачты, корпус фрегата получил четыре пробоины ниже ватерлинии.

С каждым залпом потерь среди команды батареи было всё больше, орудия выбывали одно за другим. Осталась одна полузасыпанная землёй пушка.

Афанасий видел, как лейтенант сам навёл орудие, и сделал выстрел.

Ядро попало в большой катер с десантом, разбив его в щепки.

С фрегата послышались возмущённые крики. «Ля-форт», мстя за потопленный катер, делает залп всем бортом. Афанасий глохнет от грохота, видит, как земля на батарее встаёт дыбом, от врезающихся в неё ядер. Летят щепки от пушечных лафетов, разорванные в клочья человеческие тела. Лейтенанта отбрасывает от пушки, из которой он сделал последний выстрел, ударяет об землю. Из части оторванного вместе с рукой рукава форменного сюртука бьёт кровь.
 
На «Ля-форте» нестройно закричали «Виват». Афанасий, пожелав им «по матушке», с Никитой и Аверьяном, унесли лейтенанта с места, недавно бывшего батареей, наложили жгут на руку.
 
Рыкову казалось, что весь этот ужас происходит целую вечность. Позже, он очень удивится, когда узнает, что бой длился меньше часа.

Прибывший в подмогу на батарею мичман с «Авроры», застал только вынесенных из боя раненых и трёх изгвазданных в крови и грязи гражданских при них.

Батареи, как таковой, больше не было. Осталось название – «Смертельная».

Погрузив раненых на шхуну, Рыковы направились в Петропавловск.
 
Над косой Кошка пеленой висел пороховой дым, непрерывно грохотали орудия. «Аврора», транспорт «Двина» и вторая батарея ещё держались. С севера, с батареи, куда ушёл второй вражеский фрегат, тоже были слышны звуки пушечных выстрелов.

Доставив раненых, Афанасий с сыновьями, забрав со шхуны охотничьи ружья, пополнили отряд из ста матросов с «Авроры», который возглавил пришедший с ними на шхуне мичман Фесун. Отряд спешно выдвинулся к северному склону Никольской сопки, куда переместился центр сражения.
 
Когда они добрались до места, батарея капитан-лейтенанта Кораллова, два часа продержавшаяся под огнём «Президента» и «Вираго», не давая возможности высадится десанту, была разбита. Неприятельский десант из семисот человек, высадился с северной и южной стороны Никольской сопки. Адмирал Завойко бросил находившихся в его распоряжении солдат и добровольцев в штыковую. Подоспевшие матросы Фесуна поддержали контратаку, чуть позже к ним присоединился отряд прапорщика Жилкина.

Николинская сопка стала средоточием решающего дело, рукопашного боя.
 
Афанасий, с держащимися рядом с ним сыновьями, израсходовав все заряды, крушили противника прикладами.
 
Англичане и французы шарахались от «озверевшего» семейства.
 
Вскоре неприятель, не выдержав напора и навязанного ему жёсткого боя, дрогнул и стал отступать. Ещё немного, и отступление превратилось в паническое бегство.

Бросая оружие, лучшие солдаты Европы, кинулись к спасительным баркасам и шлюпкам, спасаясь от отряда из трёхсот ополченцев солдат и матросов.
     
Потеряв 400 человек убитыми и 150 ранеными, против 40 и 65 со стороны защитников Петропавловска, 26 августа, потрёпанная союзная эскадра покинула воды Российской империи. Разделившись, англичане направились к острову Ванкуверу, а французы легли курсом на Сан-Франциско.
 
При выходе из Авачинской губы, некоторое время на отдалении их сопровождала  небольшая рыбацкая шхуна.

- Бать! А ну как они снова заявятся? – кивнул на удаляющуюся эскадру Аверьян.

- Ну, так что ж, и вдругорядь по сусалам получат, коли так занравилось, - недобро прищурился Афанасий, - поворачивай домой ребята…   
  

 Андрей Григорович

x

Иллюстрация к: На краю света