Толкователь снов

Неделю он не появлялся. Еду мне по прежнему приносили. Каждое утро и вечер у входа стояло деревянное блюдо с пищей, накрытое пальмовыми листьями. Симпатичную дочку Дату я больше не видел.

Похоже, я переборщил. «Хотели как лучше, а получилось как всегда», как говаривал кладезь афоризмов, председатель Правительства РФ Виктор Степанович Черномырдин. Вдогонку вспомнился ещё один его неподражаемый перл – «И с кого спросить, я вас спрашиваю? Эти там, те тут, а тех до сих пор никто ни разу…».

Я уже всерьёз начал беспокоиться, когда Дату пришёл ко мне среди бела дня.

- Ты правда не шаман? – вместо обычного «Мабухай!» опасливо спросил он.

- Да правда, правда! – обрадовался я ему, как родному. – Просто я умею сны разгадывать.

-Тогда разгадай мне мой вчерашний сон, – попросил Дату.

Облом. Опять ничего серьёзного.

Так прошли ещё две недели. Дату перестал бояться моих «сверхъестественных» способностей, и каждый раз, приходя ко мне в гости, рассказывал приснившиеся ему сны. Всё-таки не смотря на массу различий, люди по сути одинаковы, в какой бы части света они не родились. Вот что общего у этого простодушного  маленького сухопарого филиппинца, живущего в почти первобытном единении с природой, с моим другом Витькой, прошедшим огонь и воду, своими габаритами отвечающим стандарту барных вышибал? Да ничего, кроме зудящего желания на халяву заглянуть в будущее, в надежде избежать неприятностей или ухватить удачу за хвост, с выражением мистического трепета на лице, внимая моему толкованию сна.

Я вспомнил Виктора, посиделки на некогда нашей общей кухне, когда после очередного верного «прочтения» сна и бутылки водки, Витька уже не в первый раз мечтательно тянул: «Э-хх! Тебя бы в разведку к нам, в Афган! Мы бы этих духов…».

– Он сжимал здоровенный кулак и грозил им невидимым врагам. На что я неизменно отвечал ему фразой Геши из «Бриллиантовой руки»: - « Нет, уж лучше вы к нам». Как же я по всему этому соскучился!

Чем сложнее виделась перспектива возвращения домой, тем невыносимей мне туда хотелось.

Я сидел на земле, прислонившись к лестнице ведущей в дом, любуясь закатом и лениво почёсывая за ухом пса пристроившегося рядом.

Пришёл Дату. Принёс самогон и очередной сон.

Выпили. Дату поведал содержание своего сновидения…

…Меня забила дрожь сродни мандражу картёжников любителей, заполучивших при замене двух карт флеш рояль. Вот он мой шанс.

- Дату! Ты нырять умеешь? – пряча эмоции за притворным спокойствием, спросил я.

- Мой дед был баджао! – с нотками гордости в голосе  «просветил» меня Дату.
 
С баджао всё ясно.

- А группу рифов милях в десяти на северо-западе отсюда знаешь?

 - Я знаю это место.- Дату внимательно посмотрел на меня.

4

На следующий день с рассветом мы с Дату, погрузившись в снаряжённую с ночи всем необходимым «банка», филиппинскую лодку, напоминающую  жука-водомерку на лыжах, вышли в море.

Через час с небольшим мы были на месте. Дату заглушил мотор, бросил якорь.
Я сразу «узнал» гряду  едва выступающих над водой  острых камней, похожих на торчащие из дёсен осколки выбитых зубов.

- Опасное место. Мы обходим его стороной, – обшаривая взглядом рифы, говорит Дату.
 
- Правильно делаете, – я «прокрутил» картинку-расшифровку из сна Дату.

Торговый бриг с зарифленными парусами в штормовом море. С треском натыкаясь на рифы, он клюёт форштевнем и застревает в них, потеряв ход. Фок-мачта, обрывая и путая снасти, падает за борт. Волны перекатываются через бриг, смывая палубный груз и команду. Нескольким морякам в отчаянной попытке удаётся спустить кормовую шлюпку. Кто-то вместе с рамой выбивает окно на корме, бросает людям в шлюпке какие-то предметы, затем прыгает в воду, его втаскивают на борт. Гребцы что есть сил, налегая на вёсла, удаляются от судна. Очередной вал срезает с брига грот-мачту. Шлюпку переворачивает и накрывает волной.

- Ты нырял у рифов? – уже зная ответ, спрашиваю я Дату.

- Там ничего нет, старый хлам. Ничего не стоит.

- Конечно, нет. Потому, что это там, – я показываю на юго-запад. – Метров сто пятьдесят. Нужно искать шлюпку.

Дату молча выбирает якорь, запускает двигатель.

Снова бросаем якорь. Дату снимает рубашку, берёт груз и прыгает в воду. Минуты через полторы он выныривает, перебрасывает через борт почти сгнивший кусок дерева с прикреплённой к нему угадываемой сквозь облепивший её слой моллюсков металлической деталью.

- Это часть руля, - отплёвываясь, отвечает на мой немой вопрос Дату, – там банка. Не глубоко.

Он опять ныряет. На этот раз его не было минуты две. Поднявшись на поверхность, Дату облокотившись о планширь и отдышавшись, расплывается широкой улыбкой, обнажая крупные белые зубы.

- Всё-таки ты шаман! – он разжимает кулак и протягивает мне на ладони три монеты, две из которых тускло поблескивают на солнце. Я беру монеты, сажусь на дно и тру монеты краем футболки. В лодку забирается Дату, берёт у меня одну из монет, пробует на зуб:

- Золото. Золото! – он хлопает  себя свободной рукой по колену, другой сжимая в кулаке монету. Потом начинает по-мальчишески бесшабашно смеяться. Я глядя на него тоже смеюсь.

Дату в этот день ещё раз двадцать уходил под воду. Я с трудом остановил его, дрожащего от напряжения, с маниакально горящими от азарта глазами от очередного погружения.

- Ну хватит, Дату! Завтра мы сюда вернёмся. Никто за сто пятьдесят лет не нашёл этого места, не найдёт и за ночь! Тебе нужно отдохнуть, – увещевал я его.

Дату неохотно со мной согласился.

Мы уселись напротив друг друга и начали перебирать и пересчитывать нашу добычу.

Мы насчитали сорок золотых эскудо  начала XIX века, и шестьдесят три серебряных реала того же времени, а так же полтора десятка медяков изъеденных водой и временем.
 
Филиппинец был счастлив. Для него это было целое состояние. Впрочем для меня тоже.

Вернувшись на остров, мы закопали монеты под одной из свай «моего» дома, стоящего на отшибе, в стороне от любопытных глаз.
 
Пять дней подряд мы с Дату спозаранок отправлялись на банку.

 На шестой - два реала и горсть медных монет, «улов» Дату после пятнадцати погружений.
 
- Может хватит? – спросил я осунувшегося за эти дни,  заметно растерявшего азарт кладоискателя товарища.

Да. За эти дни мы стали товарищами, связанные общей тайной и делом мы сблизились, и несмотря на всю нашу разность, ни о чём не договариваясь просто доверились друг другу, приняв всё произошедшее с нами как данность многообразной, презирающей правила и условности  придуманные людьми, жизни.

В тот день мы закончили поиски на несколько часов раньше обычного.
 
Вытащив лодку на берег напротив моей хижины, встреченные приветственным лаем пса, дружелюбно вилявшего хвостом, мы сразу же направились к тайнику. Выкопав увесистый узелок с монетами, мы устроились в тени постройки, чтобы подвести окончательный итог нашего мероприятия, пересчитать и рассортировать монеты по мешочкам из грубого холста, заранее принесёнными Дату.

При окончательном подсчёте мы имели в наличии двести двадцать три эскудо, которые мы по пятьдесят монет положили в четыре мешочка. Пятьсот тридцать семь реалов по сто штук насыпали в другие пять мешков. Оставшиеся золотые и серебряные монеты мы ссыпали в один мешок, пометив его  потухшим угольком из костра. Последний мешок не считая набили медяками.

План дальнейших наших действий мы разработали заранее.

На севере довольно большого острова Палаван трёхстами милями западнее Пангутарана в районе Эль Нидо живёт младший брат Дату Дакила. У него есть большой быстроходный катер, на котором он катает туристов и возит любителей в популярные для дайвинга места.
 
Родственные связи у филиппинцев традиционно очень крепки, и Дату нисколько не сомневался, что брат поможет нам продать монеты и найдёт способ доставить меня в Гонконг.

5

Мы начали готовиться к плаванию. Дату сказал, что в море нам придётся провести не менее двух суток, так как придётся для экономии топлива какое-то время идти под парусом, если будет нужный ветер. Мы запаслись водой, провизией и топливом. Дату проверил двигатель. Мы расстелили на песке парус, кое-где поставили на нём новые заплаты.

Семье и соплеменникам Дату сказал правду, но не всю. Он повезёт своего гостя к младшему брату, что бы тот помог ему (гостю) попасть домой.

Из-за моего предстоящего отъезда мог расстроиться разве что пёс. Островитяне, как правило, насторожено относятся к чужакам и не доверяют им.

После заката мы спрятали мешки с монетами на лодке, так как не исключали возможности присутствия кого-нибудь из жителей деревни при нашем отплытии.  
Осторожный филиппинец оставил по мешочку с золотом и серебром из своей доли в тайнике, так, на всякий случай.

Дату ушёл домой, выспаться перед предстоящим путешествием, а я, принёся из хижины одеяло и разведя костёр неподалёку от лодки, остался на берегу. Пёс улёгся рядом.
Спать мне не хотелось. Мысли тучей москитов зудели у меня в голове. Наконец-то после череды по большей части бесплодных размышлений, ни на йоту не приближающих меня к дому, пришло время действия. Но наряду с этой подвижкой возникло и множество важных вопросов, искать ответы на которые, до сегодняшнего дня не было насущной необходимости.

Вот кто, к примеру, такой этот Дакила? Вряд ли он такой же простодушный и открытый как его старший брат Дату. Он за деньги катает наверняка не бедных туристов, приобщился к цивилизации, вряд ли впитав от её «ценностей» что-то хорошее. Что помешает ему спровадив домой братца, обещав доставить меня куда угодно, перерезать мне глотку и выбросить в море, предварительно очистив мои карманы? Я не нумизмат, но думаю, что выручка от продажи монет может составить не одну тысячу долларов. Допустим Дакила такой же честный, как его брат, но сам меня не повезёт, а договорится с кем-то ещё. Люди, взявшиеся нелегально доставить кого бы то ни было в другую страну, явно не добропорядочные и уважающие закон граждане.

В этом случае хочешь, не хочешь, а придётся положиться на извечное русское «авось».

И это ещё не всё. Как я в многомиллионном городе найду человека, не зная ни его телефона, ни адреса? Сможет ли он мне помочь, если я всё-таки сумею его разыскать? Как без документов с юга на север пересечь всю страну, перейти границу?

От вопросов без ответов голова шла кругом.

Я не заметил, как начало светать, море приобрело розовый оттенок, а на фоне светлеющего неба закружили проснувшиеся, тоже розовые в лучах поднимающегося у меня за спиной солнца чайки.

Закидав песком прогоревший до углей костёр, я с хрустом потянулся, сбросив с плеч одеяло. Разоспавшийся в тепле костра, на меня спросонья бестолково уставился, зевая во всю пасть пёс.

- Ну вот. Наши с тобой конструктивные отношения, похоже, подошли к концу. Благодарю за сотрудничество, - потрепал я его по загривку.

Поднявшись, я пошёл к хижине, к стоящему у входа бочонку с пресной водой. Кое-как стащив не застёгивающуюся на мне подаренную Дату рубашку, рукава от которой  я оторвал, так как не смог в них влезть, я умылся, горстями побрызгал на себя водой, взбадриваясь после бессонной ночи.
 
Поднявшись в дом, я вытащил из-под тюфяка чёрный камень и сунул его в карман рваных брюк.

Я невольно хмыкнул, представив себя со стороны. Заросший неухоженным подобием бороды и усов, нечесаными волосами, с дырами на коленях, потерявших свой исторический цвет брюк, обтрёпанных понизу в лохмотья. В  выцветшей рубашке без рукавов, на три размера меньше желаемого. Московский бомж, поставь нас рядом, выглядел бы в сравнении со мной лордом-протектором.
 
Спускаясь по лесенке, я чуть не врезался в подошедшего Дату. У «банка» стояли два знакомых мне рыбака и группка видимо страдающих бессонницей стариков.

- Мабухай! Готов? – поздоровавшись, спросил Дату.

- Готове;е не бывает! – по-русски ответил я.

Дату не стал уточнять, что я сказал по его разумению на «птичьем» языке, развернулся и зашагал к лодке.

С помощью рыбаков мы столкнули «банка» в воду, на ходу перевалившись через борт. Я, повернувшись, помахал провожающим рукой. Они недружно ответили, что-то прокричав по-тагальски.

Дату завёл двигатель, а я смотрел на медленно удаляющийся остров, приютивший меня на долгих два месяца. О том буду ли скучать о проведённом здесь времени, я не думал.

6

Покатые длинные волны плавно поднимают и опускают  лодку. Остров миражом тает в дрожащем жарком мареве. Вокруг открытое, слепящее расплавленным серебром море. Мы уже пять часов держим курс на северо-запад. Убаюканный лёгким покачиванием я, прикрывшись от палящего солнца куском парусины, засыпаю.

Кто-то грубо срывает с лица ткань, ударяет меня о борт лодки.

- Дату! Ты …

Дату сидит на корме, ухватившись за румпель, потом резко разворачивает «банка» носом к волне подбрасывающей нас вверх, несущей какое-то время на гребне, а затем бросающей в провал навстречу следующей волне. Шквалистый ветер хлёсткими брызгами бьёт меня в спину.

Дату предупреждал, в этих широтах случается, что шторм появляется словно ниоткуда.

Двигатель, захлёбывается, из последних сил помогая лодке взобраться на очередную волну.

Дату крикнул мне, что бы я держался и, улучшив момент, развернул лодку на 180;. Лодку сразу перестало швырять. Дату остановил двигатель, отдавая нас на волю волн. 

Я перебрался на корму, и тоже взявшись за правило, стал помогать Дату уберечься от разворота лодки лагом к волне. Часто одному из нас приходилось опустившись на колени вычерпывать перехлёстывающую через борт воду.

Мы потеряли счёт времени. Мышцы задеревенели от постоянного напряжения. Казалось, будто мы в одном из кругов ада принимаем кару за наши грехи, и это наказание никогда не кончится.

- Там впереди! – заорал мне в ухо, пытаясь перекричать вой ветра и грохот волн Дату.

Прямо по носу сквозь брызги и клочья пены прибоя, разбивающегося о рифы, на нас нёсся тёмный пологий берег.

Дату как-то по-собачьи взвизгнув, бросился заводить двигатель, откликнувшийся утробным рычанием, дал задний ход.

- На большой воде проскочим! Держи прямо! – он повернулся лицом к череде волн за кормой, высматривая вал покруче.

- Держись! – Дату, застопорив машину, вцепился в борт.

Лодка, окатываемая брызгами, на гребне огромной волны понеслась на хищно оскалившиеся рифы. С хрустом оторвался, врезавшись в один из них левый балансир и кувыркаясь, едва меня не задев, перелетел через лодку.
 
Нас выбросило на берег. Выскочив из лодки, мы с Дату что есть сил, потащили её как можно дальше от откатывающейся, тянущей за собой волны.

Убедившись в безопасности лодки, мы без сил повалились на мокрый песок.

Немного придя в себя, мы разгрузили лодку, раненным насекомым завалившуюся на левый бок. Дату обвязал якорный канат вокруг большого камня, увязшего в песке.
Шторм не прекращался. Нужно было найти дрова для костра. Дату пошёл вдоль, а я вглубь берега.

Пройдя вверх по склону, я оказался на его вершине, с которой было видно, как метрах в трёхстах впереди дыбились тёмные, в белых гребнях волны. Мы оказались на острове, как единокровный брат похожем на тот, где мы прятались от бури с рыбаками два месяца назад. Такие же камни, редкая растительность.

 Обламывая ветки засохшего кустарника, я подошёл к груде камней. Решив обойти их по кругу, и вернуться к лодке я, пройдя с десяток шагов, застыл на месте. Хворост выпал из ставших ватными рук, к горлу подкатила тошнота.

Под камнями, уткнувшись лицом в землю, распластался человек! Вернее то, что от него осталось.

Сквозь разорванную в клочья одежду усохшего, напоминающего мумию тела белели обклёванные чайками рёбра, кости таза и конечностей. Справившись с тошнотой, я присел возле трупа.

Судя по росту и остаткам одежды, человек не был филиппинцем или малайцем.

Подчиняясь какому-то внутреннему посылу я, выудив из охапки хвороста ветку потолще, перевернул с её помощью на удивление лёгкое тело. Звякнул на истончённой до кости руке браслет дорогих  часов. На обтянутом, изъеденной насекомыми кожей черепе одна из глазниц зияла развороченным чёрным провалом.

«Эвон куда тебя занесло!», - вслух подытожил я, немного поколебавшись, расстегнул браслет, и осторожно стянул с окостеневшей руки часы.

«Это не мародёрство, это военный трофей. И вообще, в моём положении любая ценность может пригодиться», - успокаивал я «старушку» совесть, засовывая часы в карман, собрал хворост и поспешил на берег. Я решил не рассказывать Дату о трупе.

Видимо штормом нас отнесло в район взрыва яхты и «моего» рифа. Дату сообразительный мужик, может сделать нежелательные для меня умозаключения.
На пляже, закреплённый на воткнутых в песок вёслах парус защищал от ветра уютно потрескивающий костёр. Дату сушил одежду. Рядом с ним лежал чудом нашедшийся балансир.

Я, бросив хворост, присел рядом с ним.

- Потерялся, или привидение встретил? – покосился на меня Дату.

Ошарашенный его случайной догадливостью, я невпопад ответил:

- Мы на острове.

- Думаю это не Борнео. – Съехидничал Дату.

«Только этого мне не хватало!», подумал я.

Стемнело. Наскоро приготовив и проглотив ужин, под грохот не утихающей бури, мы устроились на ночлег.

Меня разбудил Дату. Было удивительно тихо, среди редких рваных облаков, догоняющих умчавшийся далеко на юг шторм, сияло солнце. Толчея стихающих волн сходила на нет.

Перекусив, мы занялись ремонтом лодки. Досуха вычерпали воду. Накрепко прикрутили балансир верёвками к двум выступающим за борт «держакам».

Подтащив лодку к кромке воды, перетаскали и уложили в неё вещи. С набежавшей волной вывели лодку на глубину и забрались на борт.
  
Дату запустил двигатель, и мы осторожно лавируя между торчащими из воды камнями, снова вышли в открытое море. 

7

Третьи сутки в пустынном океане. Дату специально выбирал курс, сторонясь караванных путей. Топливо на исходе, несмотря на то, что большую часть проделанного пути мы шли под парусом, ловя попутный ветер. Питьевая вода закончилась. Вчера выпили по одной кокосовой плошке за целый день. Продукты есть, но без воды пища не лезет в глотку.

К вечеру впереди и справа по борту мы наконец-то увидели землю.

- Это Палаван. Здесь есть поселение, – вглядывается с видимым облегчением в побережье Дату.

Мы около часа идём вдоль берега на северо-восток. Быстро стемнело. На  фоне бархатно-синего неба угадываются очертания скалистого острова со светящимися оранжевыми точками огней уже близкого посёлка.

Мы причалили к берегу, вытащили лодку на сушу.

- Ты оставайся у лодки, постарайся найти дрова для костра. Я пойду в деревню, поговорю со старейшиной, принесу воды, – Дату берёт большую флягу из бутылочной тыквы и уходит в темноту.

Из-за тучи выглядывает луна, бледным холодным светом освещая пляж. Я некоторое время смотрю на силуэты таких же, как в деревне Дату хижин, потом иду, слегка покачиваясь, привыкая к земной тверди вдоль кромки воды, выискивая плавник. Мне удаётся найти достаточно дров для костра.
 
После нескольких безуспешных попыток всё же развожу огонь.

Я сажусь на песок лицом к деревне, ожидая возвращения Дату. Только сейчас, оказавшись на берегу, я прочувствовал, как же я устал за эти несколько дней.

Беспорядочные мысли, не находя продолжения путаются в пелене накатывающейся волнами дремоты. Уткнувшись лбом в скрещенные на коленях руки, я провалился в сон.

Разбудил меня Дату. Он поднёс мне, едва я открыл глаза полную плошку воды. Я, ещё не до конца проснувшись, жадно, большими глотками начинаю пить. Казалось, в жизни не пил ничего вкуснее!

Пока я спал, Дату приготовил нехитрый ужин.

- Вода бесплатно, за ремонт лодки и топливо нужно будет платить. Кроме золота и серебра у нас ничего нет. Очень не хочется показывать монеты – через неделю весь остров о них узнает. Это плохо, – с нотками озабоченности в голосе делится он со мной возникшей проблемой.

- Не узнают, – я достаю из кармана и протягиваю Дату часы.
 
Он берёт их. Поцокивая языком,  рассматривая, вертит в руках.

- Это дорого. Швейцария, – говорю я.

- Хорошо. – Дату светлеет лицом. – Давай спать.

Утром после завтрака мы всё, что можно вытащили из лодки, готовя её к ремонту. Вещи накрыли парусом, на случай любопытных глаз и рук.

Дату, прихватив две пластмассовые канистры для солярки, пошёл в деревню. Я же, что бы не тратить время попусту, принялся отвязывать покорёженный балансир. 
Вернулся Дату с довольным видом, полными канистрами и тремя работниками. Они громко переговаривались между собой на какой-то жуткой тарабарщине из английского, испанского, тагальского и местного наречия.

На Филиппинах не редкость, что жители с разных островов вообще не понимают друг друга.

Туземцы, достав из принесённых с собой мешков инструменты и какие-то запчасти, споро принялись за работу.

Мы с Дату уселись на край паруса, прислонившись к накрытым им пожиткам, сложенным на берегу.

- Очень хорошие часы! – начал разговор Дату протягивая мне пачку «Camel» и разовую зажигалку.

Принеси он мне волшебное перо Жар-птицы, вряд ли бы дождался от меня большей благодарности. На острове Дату курево было в остром дефиците, я от тоски даже сушёные пальмовые листья пробовал курить.

Я вдыхал табачный дым, жмурясь от удовольствия, и слушал Дату.

Из его рассказа я узнал, что эта деревня много больше той, в которой я «гостил». Здесь даже было какое-то подобие магазина, со множеством очень нужных по мнению Дату вещей. Когда он показал хозяину часы, тот тоже сказал, что они дорогие, и обеспокоенно спросил у Дату, где он их взял. Дату объяснил, что это часы белого туриста, которого он везёт на север, в Эль Нидо. Тогда хозяин перестал нервничать, и посетовал, что у него нет столько денег, но если Дату возьмёт часть стоимости товаром, то он купит часы.
 
Дату достал из-за пазухи и показал мне свёрнутые в большой рулон, стянутые резинкой песо, и сказал, что товар скоро принесут.

У меня, было, промелькнула опасливая мыслишка, не дойдёт ли история о туристе оборванце, расплачивающимся за покупки через бедного рыбака швейцарскими часами до нежелательных ушей, но я быстро отмахнулся от неё. Туристов здесь много, а часы хоть и дорогие, но не эксклюзив. Никакой гравировки, указывающей на истинного их хозяина, я не заметил.

Ремонт лодки уже подходил к концу, когда на пляже появилась стайка ребятишек волокущих коробки, мешки и корзины с «отоваркой» Дату. Мальчишки положили свою ношу на песок невдалеке от нас, и стояли, переминаясь с ноги на ногу. Дату подошёл к ним, сунул старшему, судя по их реакции щедрые чаевые. Ребятня, шумно вереща, ретировалась.

- Я тут купил кое-что для лодки и подарки семье брата. Ты не против? – с интонациями провинившегося транжиры спросил Дату.

Я только отмахнулся. Дату, отбросив остатки неуверенности, с наивной гордостью тут же начал хвастаться «обновками».

Тут был новый, ярко-оранжевый парус. Коробки с какими-то запчастями для двигателя, жестянка с моторным маслом «Shell», японская нейлоновая рыболовная сеть, корзины с продуктами и туго набитые чем-то мешки. Из одного из них  Дату выудил цветастую рубаху, «бермуды», шлёпанцы и бейсболку с эмблемой «New York Yankees».

- Самые большие размеры! – поспешил он развеять мои сомнения.

- Спасибо Дату! – поблагодарил я, скидывая лохмотья.

Одежда пришлась впору. Дату одобрительно кивнув, вручил мне солнцезащитные очки. Точно такие уже красовались у него на носу.
Ещё меня очень порадовали четыре блока сигарет.
Хитро подмигнув, Дату распечатав небольшую коробку, бросил мне тёмную бутылку, которую я неловко поймал, чуть не уронив при этом очки.

Rum «Tanduay», - прочитал я. 

Работники закончили ремонт. Дату придирчиво осмотрел «банка», подёргал крепления балансира.

Расплатившись, он подошёл ко мне:

- Скоро вечер. Сменим масло, заменим кое-какие детали. Уйдём завтра утром.
Я лишь пожал плечами. Завтра, так завтра.

До темноты возились с двигателем.

Развели костёр и приготовили из свежих продуктов прямо-таки царский ужин. Открыли бутылку рома…

Едва рассвело, мы были уже на ногах. Столкнули лодку в воду, быстро покидали в неё своё барахлишко, и под бодрое урчание подновлённого мотора взяли курс на Эль Нидо.   

8

Путь на север острова оказался, на удивление, скупым на какие-то бы то ни было приключения. Один раз мы попали под тропический ливень, вымокнув до нитки, да обогнали пятнадцатиметровую китовую акулу, плывшую у поверхности воды. Акула не обращая на нас внимания, плыла своей дорогой. Дату только скосил глаза, когда я заорал как ненормальный, тыча за борт пальцем в чудище с огромной приплюснутой мордой и широченной тёмной спиной, усыпанной белыми пятнами, как платье деревенской модницы «горошком».

- Не страшная. Не кусается, – Дату презрител-ьно сплюнул за борт.

Часов через двадцать, ещё до рассвета, мы вытащили «банка» на берег у посёлка Дакилы. Не разжигая костра завалились спать.

Проснулся я от звука голосов. Дату что-то говорил двум мужчинам, подошедшим, по видимому, узнать кто мы такие. Удовлетворённые ответом, они заулыбались, и быстрым шагом пошли в деревню.

- Я сказал им, что я старший брат Дакилы, приехал в гости с Пангутарана, а ты - турист, который хочет его нанять, – повернулся ко мне Дату.

- А вдруг его нет дома? – предположил я.

Дату молча показал на деревянный причал, далеко выступающий в море. Среди пришвартованных к нему лодок, сразу привлекал к себе внимание довольно большой катер, старый, но по виду получающий должный уход.

Через некоторое время со стороны деревни к нам трусцой подбежал,  сверкая белозубой улыбкой до ушей на круглой физиономии с редкими усами и бородкой, упитанный парень.
     
Остановившись перед Дату он поклонился, взял того за руку и поднеся её к лицу, костяшками пальцев Дату коснулся своего лба:

- Мано по!

Они обнялись.
 
- Это Дакила, – представил Дату брата.

Тот, обшарив меня оценивающим взглядом, не впечатлившись, тем не менее, крепко пожал мою руку.

Братья быстро заговорили по-тагальски. За два месяца я выучил не больше десятка слов на этом языке, так, что ни фига из их разговора не понял.

Дату заметив мои тщетные попытки вникнуть в смысл их беседы, перешёл на английский.

«… Много. Поможешь?». - «Покажи!» - Дакила тоже заговорил по-английски.

Дату полез в лодку, достал мешочек помеченный углем, высыпал на кусок парусины, тяжело звякнувший металл.

Дакила опустившись на колени и взяв пару эскудо, стал разглядывать их, поднеся к лицу, потом поднял глаза на Дату:

- Ты всё-таки нашёл! Значит, это была не легенда.

- Он показал. Он шаман, – Дату кивнул в мою сторону, и заговорщицки мне подмигнул, так, чтобы брат не видел.
 
Дакила с неуверенной улыбкой посмотрел на меня.

- Он шутит, – помятуя реакцию Дату, поспешил я его успокоить.

Дакила выбрал и положил в карман несколько монет.

- Остальное спрячем на катере, – махнул он рукой в сторону причала.

Освободив одну из корзин, мы уложили в неё мешочки с золотом, серебром и медяками, прикрыв их парусиной.

Катер вблизи тоже выглядел неплохо. Мы с Дату затащили корзину на палубу. Дакила перетаскал мешки в небольшую каюту, намекнув, предвидя наши опасения, на надёжный тайник.

- Сегодня отпразднуем твой приезд, брат. Дела завтра.

 Дакила пошёл в деревню, готовиться к встрече дорогого гостя, а мы вернулись к лодке. Дату переоделся в нарядную рубашку и светлые слаксы, достал мешок с подарками.

- Сколько ты не видел брата? – поинтересовался я.

- Три года. Пошли, – перекинул мешок через плечо Дату.

Большой дом Дакилы стоял относительно далеко от берега. На утоптанной площадке подготовка к празднеству шла полным ходом. На вертелах жарились свиные туши под присмотром старших детей. Предоставленная самой себе малышня с визгом носилась между занятых готовкой взрослых, изредка получая беззлобные шлепки и подзатыльники. Руководила всем миловидная хрупкая женщина, жена Дакилы.

Похоже, здесь собралась вся деревня. Филиппинцы очень гостеприимный народ. Они любят свои многочисленные праздники и вообще, любят повеселиться.

Дату обступила толпа родственников и знакомых…

Праздник продолжался до глубокой ночи. Я, питаясь последние месяцы незамысловатой пищей, как удав набился всевозможными местными блюдами: каре-каре, мясом с овощами под арахисовым соусом с креветочной пастой, фруктами, обильно запивая всё это изобилие ромом.

Проснувшись, я нашёл себя под арековой пальмой. Рядом на корточках сидел Дату. Он показал мне места, необходимые для отправления утренних процедур, и сказал, что подождёт здесь. Когда я, более менее, приведя себя в порядок вернулся, Дату повёл меня завтракать.

Перекусив, мы вернулись на пляж, проверить лодку.

Голова у меня трещала после вчерашнего застолья. Оказавшись на месте, я сразу же полез за коробкой с ромом. Вытащил бутылку, и открутив пробку, сделал несколько глотков. Дату, не знакомый с традицией русского похмелья, неодобрительно посмотрел на меня:

- Дакила уехал по нашим делам. Сказал, будет к вечеру.

- Надеюсь, он знает, что делает, – я уселся на песок в тени лодки, чувствуя, как тепло растекается по телу, прогоняет головную боль, – что делать будем?

- Надо ждать, – Дату неуверенно потянул у меня из рук бутылку…

Кто-то толкает меня в бок. Я открываю глаза, с трудом поворачиваю затекшую от неудобной позы шею.

Дату, продолжая меня пихать, куда-то показывает рукой. Проследив за направлением, я вижу, как к причалу швартуется катер Дакилы, а оранжево-красное солнце перед сном, вот-вот искупается в море. Вот и долгожданный вечер.

Дакила, заметив нас у лодки и помахав рукой, направился к нам.

- Мабухай! – его круглое лицо сияло, как медный таз, – всё хорошо! Надо поговорить.

Мы уселись на песке, послушать рассказ Дакилы.

Вот, что он нам поведал.

Когда Дату попросил его помочь продать монеты, он сразу вспомнил об одном своём постоянном клиенте, очень богатом французе, с годами помешавшемся на поиске кладов. Лет двенадцать назад он приехал в Эль Нидо понырять с аквалангом. Ему так понравился остров, что он решил здесь поселиться. Клод (так звали француза), построил на берегу большой красивый дом с причалом для яхты, нанял прислугу. Так получилось, что Клод выбрал Дакилу, тогда ещё двадцатилетнего хозяина «банка», только-только начинавшего зарабатывать на туристах. И вот уже двенадцать лет Клод пользуется его услугами, щедро их оплачивая, в отличие от других жадноватых французских туристов. Именно благодаря Клоду, Дакила владеет лучшим катером в деревне.

Дакила приехал к Клоду, и показал ему монеты. Рассказал про легенду о затонувшем не далеко от острова Пангутаран испанском бриге, о золоте, которое больше ста лет искали жители острова, но так и не нашли. А его старший брат Дату нашёл, и хочет продать монеты какому-нибудь честному человеку, потому, что не доверяет властям. Клод весь затрепыхался, схватил монеты, и начал их рассматривать через увеличительное стекло. Потом стал перебирать книги на полках, что-то бормоча себе под нос.

Дакила было подумал, что тот окончательно свихнулся, но Клод достал книгу, перелистал её, и вслух прочитал: - « … в 1832 году затонул торговый испанский бриг «Инфанта» с грузом кокосовых орехов. На борту также находилось несколько богатых семей, эмигрирующих в Испанию из-за нестабильного политического положения на Филиппинах. Все члены экипажа и пассажиры погибли».

Потом он стал укорять Дакилу за то, что тот не рассказал ему про легенду раньше. Дакила оправдывался тем, что сам во всё это не верил до вчерашнего дня.
Клод успокоился, и спросил, известно ли кому-нибудь ещё о кладе кроме его и брата. Дакила, помня наставления Дату не упоминать о белом «шамане», поклялся, что ни одна живая душа не знает.

Тогда Клод сделал очень выгодное предложение. Он по хорошей цене купит все монеты при одном условии: Дату покажет ему место, где он нашёл сокровища и останки брига и подтвердит, что их нашёл Клод.
 
«Горе-кладоискатель отчаялся сам найти что-нибудь поценнее пивных банок, и решил прославиться с помощью подлога. Ну да это его заморочки, «Чем бы дитя…». Главное, что он купит всё, даже медяки». – Сделал я правильный, на мой взгляд, вывод. – «А может и сам чего найдёт. Опять же, что для Дату не более, чем «старый хлам», то для Клода наверняка археологические находки».

На следующее утро братья поехали к Клоду. Проводив их, чтобы лишний раз не светиться в деревне, я пошёл на пляж. Достав из коробки бутылку рома, прислонившись к борту лодки и изредка прихлёбывая  из горлышка, я погрузился в размышления. А подумать было о чём.

Итак. С монетами всё сложилось, как нельзя лучше. Меня никто уже, скорее всего, не ищет. Дату рассказал Дакиле о моей проблеме, тот обещал подумать об этом после того, как он продаст монеты.

Дату наверняка поделится вырученными деньгами с братом. Тот вряд ли захочет посвящать даже в малую толику нашей, прямо скажем, афёры кого бы то ни было постороннего. Брату и Клоду он доверяет. А мне? Значит лучше самому удостовериться, что много знающий «компаньон» благополучно прибыл к берегам Китая, или на дно моря, не сболтнув, кому не надо, чего лишнего.  К сожалению, этот вариант сбрасывать со счетов рановато. Дакила по виду хороший парень, но уж больно ставки велики. Филиппинская тюрьма, насколько я слышал, не лучшее место для времяпровождения. Но не надо о грустном, выбора-то у меня всё равно нет.

К обеду вернулись Дату с Дакилой. Вид у них был несколько ошарашенный, особенно у Дату. Он шёл вцепившись обеими руками в мешок, в котором по очертаниям угадывалось что-то прямоугольное. Впрочем вскоре всё прояснилось.
 
В мешке лежал кожаный коричневый «дипломат».

Дату осторожно положил чемоданчик на песок, и щёлкнув замками, откинул крышку. От увиденного мне сразу поплохело. Я судорожно отхлебнул из бутылки – « теперь точно убьют!» - строкой приговора промелькнула мысль. В «дипломате», навскидку, аккуратными пачками лежали не менее ста тысяч американских долларов.
 
Бедному рыбаку честный Клод, мать его, отвал за монеты столько денег, сколько бы Дату не заработал за всю оставшуюся жизнь.

Дакила сразу, не дав мне очухаться, заявил, что за десять тысяч он отвезёт меня в Гонконг. Дату строго посмотрел на него, но «пасынок цивилизации» выдержал его взгляд: «Это бизнес».

-Я согласен! Всё нормально, – поспешил я предотвратить семейные разборки.

Дату пожал плечами и перешёл к делу.

- Сколько стоит пятьдесят эскудо и сто реалов? – всё ещё обижаясь на брата за жадность, недовольным голосом спросил он.

Дакила, разровняв ладонью песок, сделал расчёты.

- Подели деньги пополам и добавь к его доле эту сумму, – Дату одной рукой показал на меня, а другой на каракули на песке.

- Да ладно тебе Дату, чего мело… – начал было я, подспудно задабривая Дакилу, но Дату остановил меня, не дав закончить:

- Я честный человек, и я хочу, чтобы ты помнил нас с братом… - не удержавшись, он отвесил Дакиле подзатыльник, - честными людьми. Ну?! (Это уже брату).

Дакила быстро выполнил требуемое. Оставив большую часть денег в чемоданчике, остальные положил в мешок. 

Дату закрыл крышку и пододвинул чемоданчик мне:

- Завтра Дакила отбуксирует мою лодку к дому Клода, и вернётся за тобой. Я с Клодом пойду на Пангутаран, домой. Вряд ли мы с тобой когда-нибудь увидимся, друг! Сегодня будет вечер прощания. Дакила всё устроит.
 
Дакила действительно устроил всё наилучшим образом.

К столу подали жаренную на вертеле свинину со специями, много зелени и фруктов. Дату принёс остававшийся в лодке ром. Мы смеялись, вспоминая наши с ним приключения, и не хотелось думать о том, что это не расставание, пусть даже надолго, а прощание навсегда.

Утром я проводил Дату на пляж. Помог столкнуть «банка» в воду, и закрепить на ней буксир к катеру, подогнанному Дакилой к берегу.

Мы стояли по колено в воде. Дату протянул мне руку, я пожал её, а потом, повинуясь какому-то порыву, обнял его, похлопывая по узкой сильной спине. Дату ответил тем же, отстранился, и запрыгнул в лодку.

Дакила крикнул мне, чтобы я ждал его дома, запустил двигатель. Лодки быстро удалялись, а я так и стоял по колено в воде и махал им вслед рукой.

Вот и закончился ещё один эпизод моей жизни, такой короткий, и одновременно такой большой.

Глава 3
На море и на суше

1 

Вернувшись к дому Дакилы, я уселся под знакомую арековую пальму. Деревня жила своей привычной размеренной жизнью. Сравнивая уверенное спокойствие и неторопливость этих людей с московской суетой и вечной погоней за сомнительными благами, я уже в который раз ловил  себя на одной и той же мысли. А так ли уж мы, считающие себя цивилизованными людьми, с пренебрежительной снисходительностью взирающие на отсталых «дикарей», правы в своём превосходстве? Давно, я где-то прочитал пророчество индейцев, ещё и поныне существующего племени Кри. «Когда вырубят все деревья, перебьют животных, загрязнят водоёмы и отравят воздух, тогда все поймут – деньги нельзя есть».

Мне, проведшему несколько дней на пустынном рифе, особенно трудно с этим не согласиться. Что было бы толку от чемоданчика набитого деньгами, за который я, как астматик за кислородную подушку, так трепетно цепляюсь,  в том моём положении?

Признаться, сейчас меня мало интересовали эти философские экзерсисы.

Я ждал Дакилу. Ждал, как момент истины. Как начало конца абсурдной, временами страшной истории, в которую я попал благодаря не нужному мне, беззастенчиво перелицовывающему мной самим же выбранный образ жизни, «дару».

Не будь его, полёживал бы я сейчас на «обидном» диване, читал бы какую-нибудь книгу о приключениях…

Кстати о книгах. Григорий Мелехов из шолоховского «Тихого Дона» говорил, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. К этому бы я добавил ещё невозможность контролировать ситуацию, быть заложником обстоятельств и не в силах повлиять на них.

Я чувствовал себя пассажиром вагона метро в час пик. Зажатый со всех сторон незнакомыми мне людьми, не в силах даже пошевелиться, мечтая о глотке свежего воздуха и безнадёжно куда-то опаздывая.

Мне оставалось только ждать.

Я знал только один, пусть и не лучший способ, избавиться от гнетущего чувства несвободы. Встав, разминая затёкшие ноги, я  направился к хозяйке, на пороге дома ощипывавшей курицу к обеду.

Когда я подошёл к ней, она вопросительно подняла на меня тёмные, чуть раскосые глаза. Не так хорошо зная английский, как Дакила, она всё-таки поняла мою просьбу. Замешкавшись, не зная куда деть недощипанную птицу, женщина сунув мне её в свободную руку (из другой я не выпускал заветный чемоданчик), юркнула в дом. Минуту спустя она появилась в дверях с бутылкой «Tanduay», и мы совершили обмен. Она смущённо, заметив, как я нелепо выгляжу с дипломатом в одной руке и курицей в вытянутой  другой, приняла тушку, а я взял ром.
 
Вернувшись под пальму, я занялся излишне частым в последние дни делом.

Бернард Шоу, как-то со свойственной ему оригинальностью заметил, что алкоголь, это наркоз, под которым проходит операция под названием жизнь.

С чувством de;ja; vu я проснулся под арекой, только вместо Дату, рядом сидел Дакила и было темно.

- Тихо, – он приложил палец к моим губам, – уходим.

Продираясь сквозь густые заросли неизвестных мне кустарников вдоль берега примерно с километр, мы вышли к небольшой мелководной лагуне. Дакила осторожно огляделся, поманил за собой в черноту моря, угадываемого лишь по белеющей кромке прибоя. Я сначала по колено, а потом по пояс в воде, шёл за Дакилой, ориентируясь в кромешной тьме лишь по издаваемому им тихому всплеску. У меня не возникало свербящего желания задавать множество , как правило, дурацких в таких случаях, вопросов. Я и так знал, что-то случилось, и это «что-то» мне не нравилось.

Дакила остановился. Послышались негромкое хлюпанье воды и глухой стук о борт катера, голос сверху позвал:

-Поднимайся.

Я нащупав планширь, перебросил через фальшборт дипломат и взобрался на палубу.
Дакила выбрал якорь, запустил на малых оборотах двигатель. Не зажигая габаритных огней, взглянув на тускло подсвечиваемую картушку компаса, он направил лодку курсом на северо-запад.

Некоторое время мы молчали. Я не выдержал первым:

- Что с Дату?

- С ним всё в порядке. Они ушли с Клодом на Пангутаран. Это мои проблемы.

- Расскажешь?

- Почему бы и нет, – Дакила криво ухмыльнулся. Его лицо, в свете зелёных огоньков приборов, выглядело жутковатой маской.

- Много богатых туристов, щедрый Клод…  – это только одна сторона правды, чтобы не расстраивать Дату и не пугать семью. О другой стороне я предпочитаю помалкивать, – он ненадолго замолчал. Потом решившись, рассказал всё.

2

Дакиле действительно очень повезло, что Клод обратил на него внимание. У ещё слишком молодого для проводника  Дакилы,  с маленькой, старой, оставшейся от отца «банка», не внушавшей доверия туристам, было мало шансов на хороший заработок. Желания приобщиться к нелёгкой доле рыбака, у юного филиппинца не возникало даже в детстве. Помогая отцу и старшему брату затаскивать в лодку тяжёлые, часто пустые, режущие руки сети, он завидовал хозяевам проплывающих иногда мимо них, выкрашенных в яркие цвета, «банка» с веселыми туристами на борту.
              
Всё свободное время Дакила проводил у причалов, где нарядные, шумные гости острова с фотоаппаратами и снаряжением для подводного плавания, нанимали лодки с гидами и проводниками.

Иногда ему удавалось немного заработать, таская за иностранцами акваланги, катя; сумки на колёсиках, увязающих в песке пляжа. Оживление, царящее на берегу, создавало атмосферу праздника,  навевало смутные надежды на неуловимое «что-то» непременно хорошее, что обязательно сбудется.

Дакила хорошо учился, особенно «налегая» на английский, историю и всё то, что могло бы пригодиться в такой привлекательной для него, будущей работе.
 
Жизнь шла своим чередом. Старший брат Дату женился, и уехал с женой к её родственникам на Пангутаран. Дакила, окончил школу, и заменив брата, рыбачил с отцом. Через три года отец умер от перитонита. В море ему вдруг стало плохо. Дакила не успел вовремя довести его до больницы.

С оказией сообщили Дату о смерти отца. Дату приехал, когда того уже похоронили.
В тот приезд брат рассказал Дакиле легенду о затонувшем бриге.

Оставшись с матерью и младшей сестрой на правах главы семьи, он начал претворять свою давнюю мечту в жизнь.

На скопленные деньги он переоборудовал и перекрасил лодку, купил новый нарядный тент от солнца.

Но новая работа не оказалась праздником, каким виделась в детстве.

Жёсткая конкуренция между владельцами лодок, капризы редких клиентов, каждодневная надежда на «золотого» фрахтовика, которая никогда не оправдывалась. Заработанных денег едва хватало, чтобы свести концы с концами.

Разочарованный  Дакила уже собирался послать всё к чёрту, и опять заняться ловлей рыбы, когда появился Клод.

Как оказалось, ничего удивительного в том, что Клод из всех гидов выбрал его, Дакилу, не было. Просто французу, говорящему не на родном языке, было трудно разговаривать с островитянами, которые несколько вольно обращались с английским, а Дакила, в своё время отнёсшийся серьёзно к его изучению знал этот язык лучше остальных.

Так началось их сотрудничество. Клод действительно щедро оплачивал его услуги.
Дакила помогал ему в строительстве дома и причала, руководя рабочими. Взял на себя заботу о снабжении Клода всем необходимым для жизни на острове, найме прислуги (так он познакомился со своей будущей женой), уходу за яхтой. Честный, толковый, исполнительный  Дакила стал при нём кем-то вроде управляющего.

Через три года жёсткой экономии Дакила скопил денег на новую «банка».

Когда он приехал за покупкой, и не торгуясь за бесценок продал свою старую посудину, по третьему кругу обходя выставленные на продажу лодки, к нему подошли два покрытых татуировками китайца. Они заговорили с ним. Поинтересовались откуда он, чем занимается, хорошо ли знает остров, знаком ли с «серьёзными» людьми. Уважительно поцокали языками узнав, что он управляющий у богатого француза…  А потом они предложили купить у них не новый, но хороший катер с форсированным мощным двигателем. Дакила вежливо отказался, объяснив, что у него мало денег, тогда китайцы рассмеялись и сказали, что можно будет договориться, и повели его, по-хлопывая по плечам, в сторону причалов.

Дакила не был дураком, и понимал, что здесь не всё чисто, но увидев красавец катер, и представив как он вернётся на нём в свою деревню, напрочь забыл обо всякой осторожности.
 
Китайцы запросили на удивление невысокую цену, но у Дакилы не было даже трети этих денег.

Китайцы даже расстроились, так они хотели продать понравившемуся им парню этот катер. Переговорив  о чём-то на китайском, они предложили  Дакиле сделку.
Он на «своём» катере доставит их в Гонконг, заберёт посылки, и по возвращении отдаст их  человеку, с которым они его сейчас познакомят. Это не долго. Катер может развивать скорость до сорока узлов. Ещё несколько подобных рейсов – и лодка его.

Дакиле так хотелось заполучить этот катер, что он согласился.

Так он стал работать на триаду. Возит из Китая наркотики, оружие, нелегально ввозит и вывозит людей. Он получает очень хорошие деньги, но дороги назад из этого опасного бизнеса нет.

Месяц назад он переправлял двух членов триады, разыскиваемых полицией, на Филиппины. На его катер напали пираты (в этих водах и такие есть), уверенные, что он наркокурьер и один, они не были готовы к отпору. Китайцы перестреляли их, а лодку утопили, Но перед этим, как он узнал позже, кто-то из пиратов успел передать своим, что они попали в засаду, и приметы катера.

На прошлой неделе, от надёжного человека Дакила получил информацию, что у одного очень «серьёзного» человека в море были убиты его люди, среди которых был его сын. Человек поклялся отомстить.

- Теперь они меня нашли, – закончил свою историю Дакила. Потом добавил,- перед тем, как забрать тебя, я отправил семью на восточное побережье острова. Там они наймут лодку до Пангутарана.
 
- Спасибо, что не оставил! – поблагодарил я.

- Я брату обещал. Мы, похоже, оторвались, но если они нас догонят, убьют обоих.

- За это особое спасибо. – Ещё раз поблагодарил я, но без прежнего энтузиазма.

- Может, повезёт? – улыбнулся Дакила, оценив неуместность шутки.

3

Нам не повезло. На фоне светлеющего на востоке неба, на горизонте появилась едва заметная точка. Дакила достав из рундучка бинокль, только приложил его к глазам, и сразу же опустил:

-Это они.

- Мы сможем от них оторваться? – Спросил я всё ещё надеясь на благополучный исход.

- Нет. Я видел их катер. Они догонят нас ещё до темноты, – добил ещё тре-пыхающуюся надежду Дакила.

Какая же всё-таки ехидная штука, эта жизнь! Сначала помогая мне, как сказочному театральному герою, подкладывая то «соломку», то «рояль в кустах», заставляя поверить в успех, казалось бы, безнадёжного дела, на середине пути опять же подложить… Но на этот раз свинью.

Погибнуть, не доиграв до финала драмы не в роли главного героя, а статистом, в закулисной сцене расправы с второстепенным действующим лицом «пиесы».

Казалось бы, какая мне разница? Да никакой! А вот всё-таки обидно как-то.

Но так я размышлял много позже. Сейчас же, я вообще с трудом соображал от страха неминуемой смерти.

-Что делать будем? – уныло поинтересовался я.

- Отбиваться! – Дакила поставил штурвал на «автомат» и полез в каюту.
 
Вернулся он карикатурой на Арнольда Шварценеггера из фильма «Командо», весь обвешанный оружием.

Увидев знакомый до последнего винтика АКМ с подствольником, я моментально воспрял духом.

- Ну ка дай мне его родимого! – с отеческой улыбкой потянулся я за автоматом.

Дакила как-то подозрительно на меня посмотрел, но всё же дёрнув плечом, скинул мне в руки «калаш»:

- Умеешь пользоваться?

- Не то слово! – заверил я его нисколько не бравируя.

Будь у меня время, я бы рассказал ему весьма поучительную историю о пользе службы в Российской армии в качестве лейтенанта «пиджака».

В бытность мою службы в вышеупомянутой добрым словом организации, моё начальство, поняв, что я ни за какие коврижки после двухлетнего срока не свяжу свою жизнь со службой в вооружённых силах, махнуло на меня рукой.

Мною затыкали все наряды, дежурства и патрули, особенно в праздничные дни.

Несколько позже мне доверили отстрел «неликвида».

Я брал из своего взвода трёх любителей пострелять, и мы, нагрузив «УАЗик» цинками с патронами, выезжали на дивизионное стрельбище. 

Как же мы там отрывались! В щепки превращали фанерные мишени, стреляли по консервным банкам, пустым сигаретным пачкам и спичечным коробкам. Когда же это занятие надоедало, мы меняясь, одни снаряжали магазины, а двое других «палили в белый свет, как в копеечку». Отстрелявшись, мы собирали груды гильз в мешки, и как канониры Синопа - усталые, оглохшие, насквозь пропахшие порохом, с чёрными от пороховой гари руками и лицами, но гордые, возвращались в казарму. Но нет худа без добра.

За год службы я по несколько раз прогнал через этот «стрелковый марафон» всех своих пацанов. Сам пристреливал автоматы своему взводу, а потом и всему батальону.

На показных стрельбах и соревнованиях всегда участвовали только ребята из моего взвода, подчистую собирая все призы и грамоты. Начальство, неоднократно заслужив генеральское похлопывание по плечу, возлюбило меня до слёз. В наряды и на дежурства я теперь ходил только согласно графику, но стрелять из автомата до самого конца службы не бросал. А вот из пистолета, за два года стрелял всего раз пять, где уж тут научиться.

Так что, благодаря моим военным навыкам у нас Дакилой появился хоть какой-то шанс выбраться из этой передряги, если конечно мы не облажаемся.

- Как ты думаешь, сколько их? – спросил я.

- Я видел пятерых, вряд ли их больше. – Ответил Дакила, раскладывая оружие на корме.

У меня появилась идея, нужно было только кое-что уточнить у Дакилы.

- Они знают, что ты на катере не один? Что у тебя есть оружие? – остановил я его воинственное мельтешение.

- Они следили за катером, видели, как я отчаливал. А оружие у нас у всех есть. Работа такая, – невесело усмехнулся Дакила.
  
- А почему они тебя не догнали?

- Я прибрежные воды как свои карманы знаю, а они нет. Вот и выгадал час. Как нас нашли, тоже понятно. Настоящую защиту мне может обеспечить только триада. Вот и искали в этом направлении. Я надеялся, что у нас будет время до ночи, сейчас они безлунные. В темноте у нас был бы шанс… А так… - Он обречённо махнул рукой. – Прости, я тебя подвёл.

- Шанс у нас и сейчас есть. Только доверься мне! – и я посвятил его в свой план.

- Да, а плавать то ты хорошо умеешь? – так, больше для проформы, спросил я.
  
- Мой дед был… - начал было пыжиться Дакила, но я не дал ему закончить:

- Знаю, знаю, баджао.

Дакила не ошибся. Солнце  только едва коснулось своим краешком горизонта, окрашивая море в багровые тона, как преследователи оказались на расстоянии выстрела.
 
Я прятался на корме, с автоматом в руках, со снятым и переведённым в крайнее нижнее положение флажком предохранителя. Дакила стоял у штурвала, постоянно оглядываясь назад.

Пираты были уже метрах в пятидесяти от нас, когда нервы у бедняги не выдержали. Он истошно заорав, зачем-то застопорил двигатель, и с разбегу перепрыгнув борт, бросился в воду.

Я, особо не высовываясь, наблюдал, как бандиты сбавили ход, и трое из них, громко смеясь, поднялись на крышу рубки. Взяв оружие наизготовку, они водили стволами по сторонам, сквозь прицел выискивая на поверхности моря свихнувшегося от страха филиппинца.

Пора! Встав на колено, я тремя короткими, почти без интервала очередями сбил с рубки стрелков, и в завершение, прямой наводкой жахнув из гранатомёта в лобовое стекло рубки, нырнул под защиту фальшборта.
 
«Гром победы раздавайся!». Взрыв оказался не таким эффектным, как хотелось бы, но рубку разворотило основательно. Потерявший ход горящий катер, находившийся от меня уже метрах в двадцати,  развернуло в мою сторону бортом.

Поднявшись в полный рост, я длинными очередями начал бить в одну точку, чуть ниже ватерлинии, меняя отстреленные рожки, пока в борту не образовалась дыра, размером с небольшой арбуз. Вода с жадным бульканьем начала заливаться внутрь лодки. Я, не в силах стоять на вдруг ослабших ногах, присел на планширь.

Над противоположным бортом показалась отплёвывающаяся голова Дакилы:

- Ты всё-таки шаман.

Мне даже не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить, от кого я это уже слышал.

Как же мне было хреново! Если верить Дакиле, я только что ухлопал ещё пять человек. Вместе с теми,  целая дюжина. Чёртов «дар»! Это всё из-за него.

Дакила тем временем взобравшись на борт и запустив двигатель, начал разворачивать катер.

- Ты чего?! – встряхнулся я от неприятных мыслей.

- Нужно посмотреть, не осталось ли живых. А план был отличный. Как ты их! А я до последнего момента сом…

- У тебя выпить есть? – прервал я его излияния. 

- В каюте, в шкафчике.

Я спустился вниз. Открыв дверку шкафа, я даже присвистнул – чего тут только не было! Напитки на любой вкус. Выцепив взглядом бутылку «Столичной» я, сворачивая пробку, плюхнулся на диван.

Мотор, рыкнув, замолк. Басовито тявкнул выстрел («помпа», отстранённо определил я). Ещё раз. Я конечно не мать Тереза, но я знать не хотел, чем там занимался этот хренов мафиози. Не удосужившись взять стакан, прямо из горлышка начал пить водку. Похоже, помимо того, что я убиваю людей, я приобрёл ещё одну скверную привычку.

Я поднялся на палубу. Дакила собирал оружие. Пиратский катер завалившись на борт, медленно погружался в пучину. На поверхности плавал всякий хлам, который течение и первый же шторм разнесут по всему Южно - Китайскому морю. Солнце уже почти скатилось за горизонт.

- Перед рассветом будем на месте! – решил подбодрить меня Дакила, увидев мою мрачную физиономию.
 
4

В полной темноте, на малом ходу  Дакила подошёл к берегу и заглушил мотор. Достал фонарь, и подал условный сигнал. Через некоторое время в ответ загорелся слабый огонёк. Запустив двигатель, он направил катер на светящуюся точку. Катер, легко царапнув по дну, мягко въехал в песок.

Мы спрыгнули на берег. На мгновение меня ослепил яркий луч. Кто-то обратился к Дакиле по-китайски. Тот скороговоркой что-то ответил.

Нас куда-то повели по извилистой тропинке, освещая дорогу фонарём.

Вскоре мы пришли к какому-то не то дому, не то сараю, в темноте не разберёшь.
Внутри дома (всё-таки это был дом), в просторной комнате горел приглушённый свет, где-то тихо постукивала динамо-машина. За большим столом сидел немолодой китаец в белой, расстёгнутой у ворота рубашке. Двое, которые нас привели, были молодые ребята, с зелёными от татуировок руками.

Увидев Дакилу, китаец заулыбался одними губами, вышел из-за стола и приобнял гостя, успев царапнуть меня колючим взглядом.

Они заговорили на китайском. По тому, как Дакила изобразил руками взрыв и показал в мою сторону, я понял, что разговор шёл обо мне.

Китаец на этот раз посмотрел на меня чуть дольше и с заметным уважением,  жестом предложил нам сесть за стол. На наших сопровождающих он только глянул, и те исчезли, тихо прикрыв за собой дверь. Они ещё немного поговорили с Дакилой. Потом китаец по-английски обратился ко мне:

- Брат рассказал, как ты спас его, так ловко разделавшись с пиратами. Я впечатлён. Ты кто?

- Русский, – ,ешил я особо не откровенничать. 
- Русский... – китаец покивал головой, – ты помог хорошему человеку. Я благодарен тебе. Дакила говорит, что тебе надо в Гонконг. Мой человек отвезёт тебя. Ты готов?

- Да, конечно! – я не ожидал, что хоть что-то в отношении меня может решиться так быстро и без проблем.

Китаец, встал, и подойдя к двери в соседнюю комнату с кем-то заговорил.

Мы с Дакилой поднялись из-за стола, крепко пожали друг другу руки.

- Удачи тебе! И спасибо, – Дакила достал из кармана небольшой короткоствольный револьвер, и положил его мне на ладонь. - На память! Ещё пригодится.
 
- Это тебе спасибо. Будешь на Пангутаране, передай привет Дату и семье.

Китаец только кивнул мне, подтолкнув в мою сторону заспанного мальчишку лет семнадцати, тоже украшенного татуировками:

- Он отвезёт.

Мы с парнишкой, зевающим во весь рот, и не проявлявшим ко мне никакого интереса, вышли из дома. Уже рассвело. Весело чирикали какие-то птички.
 
Мне тоже хотелось чирикать. Каким  почти невыполнимым, ещё совсем недавно, мне казался этот путь! И всё же я здесь. Фортуна пока явно на моей стороне. О неизбежных дальнейших проблемах, думать не хотелось.

Поднимаясь вверх по тропинке, между замшелых камней и каких-то зарослей, мы вышли на грунтовую дорогу, упирающуюся в деревянное строение, как оказалось, гаражу. Мальчишка распахнул ворота, сел в стоящую там праворукую «тойоту» и лихо вырулив  на дорогу, затормозил рядом со мной. Я сел на переднее сиденье. Попетляв какое-то время между деревьями, мы выехали на шоссе.

- Куда в Гонконге? – парень открыл рот только после того, как впереди показались сверкающие в лучах полуденного солнца небоскрёбы города.

- Поближе к центру, но где поменьше полиции и «ваших», и есть парикмахерская.

Мальчишка, шмыгнув носом, кивнул.

Окраина города меня не впечатлила. Мрачные, близко стоящие друг к другу высотки спального района с ржавыми наружными пожарными лестницами, с обшарпанными стенами, утыканными разномастными кондиционерами. Тесные улочки с магазинчиками, закусочными, лавками с аляповатыми иероглифами на вывесках.

Минут через двадцать парнишка свернул на очередном перекрёстке. Фасады домов в этом районе выглядели достойно. Зеркальные витрины магазинов демонстрировали воплощённые идеи дизайнеров. Сделав ещё один поворот, «тойота» остановилась напротив дверей небольшого заведения, в витрине которого, изящно задрапированной тёмной тканью, стояли  декоративные белые фарфоровые головы в разномастных париках.

Я поблагодарил мальчишку, тот молча кивнул, сорвавшись с места, как только я покинул машину.

Осмотревшись, я прошёл вдоль улицы и свернул в проём между домами, заставленный мусорными баками. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я присел за одним из баков, предварительно достав из карманов револьвер и артефакт, и положил их рядом на асфальт. Открыл дипломат, сорвал банковскую упаковку с одной пачки долларов, отделив от неё примерно третью часть, положил в него револьвер и камень, и захлопнул крышку, щёлкнув замками. Деньги рассовал по карманам «бермудов».
 
Вернувшись к парикмахерской и толкнув дверь, со стёклами, забранными в частый деревянный переплёт, мелодично звякнувшую серебряным колокольчиком, я оказался в небольшом, ярко освещённом помещении.

Напротив большого зеркала над столом заставленным разнообразными пузырьками и флаконами, стояло кожаное кресло на гидравлической ножке, регулирующей высоту сиденья. У одной из стен стояли столик заваленный журналами и кожаный диван для посетителей ожидающих своей очереди. У Двери притулилась «рогатая» вешалка для верхней одежды. Стены украшали старинные китайские цветные гравюры, изображающие брадобреев за работой.

На звонок из-за неприметной двери вышел пожилой человечек в белом, как у врача халате. Увидев меня, он поклонился, расплывшись в улыбке:

- Стрижка? Иглоукалывание?

- Побриться и подстричься. 

Тот манерным жестом предложил мне занять кресло.

- На вашем месте я бы не торопился брить бороду, сэр, – сказал парикмахер, несколько озадаченно разглядывая моё отражение в зеркале. - Посмотрите., – он убрал волосы у меня со лба.

Я посмотрел в зеркало. Два месяца я не видел своего отражения.

На меня смотрело дочерна загорелое лицо, заросшее кустистой выгоревшей бородкой и усами. Под поднятыми прядями на лбу, у корней волос белела полоска не тронутая загаром.

- Подбородок и губа будут такими же, – «обрадовал» меня парикмахер.

- И что теперь делать? – растерянно спросил я.

- О! Не беспокойтесь, – сейчас мы всё это приведём в должный порядок. Будет хорошо! Походите так, пока не сойдёт загар, а потом, милости просим…

Я только пожал плечами, случайно встретился взглядом со своим отражением в зеркале и… Непроизвольно отшатнулся. На меня в упор смотрели Витькины глаза. Нет, не так. Мои глаза смотрели таким же, как у Витьки взглядом. Такой взгляд бывает у тех, кто по своей воле или нет, переступили черту, убив человека. Как будто кто-то клеймил этих людей таким взглядом, заставляя их всю оставшуюся жизнь смотреть на этот мир через призму содеянного.

Теперь я один из них.

За мыслями я не заметил, как парикмахер закончил своё дело.

Он действительно всё привёл в порядок. Сквозь стекло зеркала на меня смотрел европеец с аккуратной причёской и щегольской бородкой.

Я протянул ему стодолларовую купюру.

- Простите, сэр. У меня нет сдачи, – «расстроился» старик.

- А вы попробуйте найти мне одного человека, и мы в расчёте. Закинул я на удачу «удочку».
 
- Что за человек? – деловито осведомился парикмахер.

Я назвал имя институтского дружка, упомянув, что у него здесь, в Гонконге, музыкальная студия.

Старик, протянув мне шариковую ручку и  листок, попросил написать имя на бумаге, после чего скрылся за дверью, из которой появился минут сорок назад.

Через десять минут он вернулся с тем же листочком бумаги, на котором под именем аккуратным почерком был выведен адрес.

- Вызвать такси?
 
- Нет, спасибо, – я положил бумажку в карман. Ещё неизвестно, что за такси приедет за иностранцем, расплачивающимся «сотенными» за стрижку. Может я стал излишне подозрительным, но мне бы не хотелось закончить столь удачно начавшийся день в какой-нибудь сточной канаве, со смертельным пулевым или ножевым ранением.

Пожелав мне удачи, старик проводил меня до дверей.

Оказавшись на улице, я уверенно пошёл в сторону шоссе, с которого сюда свернул юниор- «триадовец».

5

Без труда поймав такси, я попросил водителя отвести меня в какой-нибудь дорогой, но не очень, универмаг.

Центр города, если не обращать внимания на изобилие ресторанов, магазинов и прочих заведений, названия которых обозначены иероглифами, и на преобладающие среди прохожих раскосые лица, можно было бы принять за Нью-Йорк, или Чикаго. Да собственно Гонконг так и называют – Нью-Йорк Азии.

Таксист подвёз меня к какому-то торговому центру с надписью Pacific Place над проёмом входа.

Изобилие товаров ошеломляло. Я почувствовал себя Пятницей, которого Робинзон впервые привёз в свой родной Йорк.

Мысленно я составил список необходимых покупок. Следуя ему, я начал передвигаться вдоль роскошных витрин, заходя в тот или иной магазин.

Из торгового центра я вышел внешне полностью преображённым.

Прямо в примерочной я переоделся в чёрную сорочку,  чёрные брюки, повязал светлый галстук, в тон светлому  лёгкому пиджаку. Обул летние туфли.

Прежнюю одежду выбросил в контейнер для мусора. За собой я катил чемодан на колёсиках, битком набитый необходимыми вещами, без которых я легко обходился два с лишним месяца.

Одевшись подобным образом, я надеялся исключить контакт с местной полицией. Бизнесмен выше «средней руки», каких здесь сотни, приехавший в Гонконг по делам, вряд ли заинтересует блюстителей порядка, полагал я.

Самое время навестить дружка.

Водитель такси, которое я остановил, загрузил мой чемодан в багажник.

Усевшись на заднее сиденье, я протянул ему листок с адресом. Таксист, полуобернувшись, недоверчиво на меня посмотрел.

- Что-то не так? – холодно, привыкая к роли успешного, небедного человека, поинтересовался я.
 
- Нет, сэр. Всё в порядке, сэр, – быстро ответил тот, направляя такси в плотный поток автомобилей.
 
Через полчаса езды, причина его недоверчивого взгляда стала очевидной.

Мы заехали в ещё более непрезентабельный район, чем тот, который я видел при въезде в город. Продав свой новый галстук, я, пожалуй, с лихвой оплатил бы трёхмесячное проживание в любом из этих домов.

Таксист остановился у подъезда одной такой высотки. Достав мой багаж, он часто-часто закивал головой, подтверждая, что привёз меня по нужному мне адресу.

Я расплатился, оставив щедрые чаевые, и покатил чемодан к подъезду. «Так, с парашютом обманули, посмотрим, как с автобусом», вспомнилась мне концовка старого анекдота.

Сверившись с листком, я набрал номер квартиры на допотопном &n... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4