Три жизни профессора Зелинского

Содержание

Часть первая. Гастарбайтер
Часть вторая. Такая красивая
Часть третья. Объяснение в любви

************************************

Гастарбайтер

Докторскую Виктор Андреевич защитил поздно, в пятьдесят. Ну, не то, чтобы совсем уж поздно, когда говорят: «Хоть умереть доктором!», но по нынешним временам, когда в нашем чудном государстве вдруг придумали для молодых льготы разнообразнейшие и гранты соблазнительные, все же поздновато. Только самый ленивый сейчас не выдает свой «кирпич» в сорок, а то и в тридцать пять, и не бежит тут же к окошечку раздачи. А вот Виктор Андреевич к окошечку опоздал. Потому как на окошечке табличку повесили: «Только для молодых, для перспективных». И то сказать: какие могут быть перспективы после пятидесяти? До пенсии всего десяток лет остался (если, конечно, закон-указ о новых сроках не появится), можно сказать, уже почти маразматик! Спросите любого журналиста, и он вам разъяснит со знанием дела: «Открытия делаются до тридцати! Ну, максимум до сорока». Вот и смотрел Виктор Андреевич с белой завистью на своих недавних студентов и аспирантов, подписывая им рекомендации для получения грантов и льгот, и грустно думал, что поезд этот ушел без него, что никаких особых дивидендов и купонов уже не получит. Жизнь есть жизнь: молодым – дорога, старикам – почет. 
Впрочем, грусть грустью, а работа работой. А работу свою Виктор Андреевич любил. Занимался он физикой, а более конкретно – компьютерным моделированием, и решал разные научные задачки, полезные для электроники, в том числе для создания новых поколений компьютеров. Правда, родная, отечественная электроника как-то неожиданно приказала долго жить, и компьютеры российский потребитель имел исключительно из-за бугра, но наука – штука интернациональная, не так ли? Да и должен же кто-то напрягать извилины, чтобы появилось что-то новое. А иначе и за бугром ничего нового не будет, и купить там за нефтедоллары будет нечего. 
В общем, работал Виктор Андреевич довольно успешно, его статьи печатали в международных научных журналах, у него даже имелись контакты с некоторыми зарубежными коллегами. В частности, однажды написал ему (по электронной почте) один поляк, по имени Ярек Ольский. Читал, мол, Ваши статьи по кремнию. Я тоже занимаюсь кремнием, но использую другой метод моделирования. И было очень неплохо, если бы мы с Вами взялись за одну и ту же задачу и сравнили бы результаты.
Ясное дело, Виктор Андреевич мгновенно согласился. Лестно ему было, что признан он за толкового специалиста, причем заочно, без рекомендаций, по одним только публикациям. Этого Ярека он тоже знал заочно, модельщик тот был известный, и Виктор Андреевич ставил его куда выше себя самого. Ярек, хоть и был  поляком, много лет уже работал в Германии, а в последние годы активно печатался с американцами. И как-то даже в голову не пришло Виктору Андреевичу, что это фарт у него пошел, международное сотрудничество началось, что можно под это дело и на какой-нибудь хитрый грант заявку подать, какие-нибудь очки заработать. Не крутились его мозги в эту сторону, ну совершенно не крутились! Ему просто интересно показалось поработать в паре с классным специалистом. А очки? Ну, что ж, очки, может, постепенно и накопятся. Когда-то, в какой-то книжке, он прочел, что работа никогда не пропадает, и, в конце концов, всегда оправдывает себя.
Вот так и сотрудничали они с Яреком три года, решали разные задачки, обменивались результатами, печатали совместные статьи… А на четвертый год Ярек пригласил Виктора Андреевича поработать в Германии. То есть, сначала он пригласил его на конференцию, а там Виктор Андреевич должен был получить официальное приглашение от института, в котором Ярек трудился. 
Конференция происходила в Берлине, точнее, в его пригороде. Ярек оказался улыбчивым малым лет на десять моложе Виктора Андреевича, в умных квадратных очках, с коротко стриженной круглой головой и в безразмерном свитере неопределенного цвета.
Виктор Андреевич заговорил с ним по-польски. Ярек удивился и обрадовался. Польский Виктор Андреевич знал плохо, но любил на нем читать, а при случае – и говорить.
- Откуда пан знает польский? – поинтересовался Ярек.
- Мой дед был поляком, - туманно ответил Виктор Андреевич.
Деда-поляка он не помнил, да и не знал, потому как родился много позже, чем дед умер. А умер дед в страшном тридцать втором, во время печально известного украинского голодомора. Деревня, не хотевшая вступать в колхоз, была окружена красноармейцами, и все, годящееся в пищу, было конфисковано. Дед Виктора Андреевича не мог уже ходить от слабости и, чтобы не видеть, как умирают его дети, запалил под собой солому. Из детей выжили только двое: старший сын, который служил в это время в армии, и младший, отец Виктора Андреевича, проползший ночью меж солдат и отданный потом в детдом. Польский язык Виктор Андреевич изучил уже в зрелом возрасте, читая журнал «Шпильки» и рассказы Станислава Лема. 
- Давай тогда без «пана», - предложил Ярек. В польском это эквивалентно русскому предложению перейти с «вы» на «ты». 
- Давай, - согласился Виктор Андреевич. – Приглашение готово?
- Готово, - ответил Ярек. – Но еще не подписано. Лежит у директора.
- Но директор здесь, на конференции. Что же ты не взял приглашение с собой? Здесь бы и подписал.
- Здесь нельзя. Есть процедура. Все бумаги идут через канцелярию.
Виктор Андреевич посмотрел на виноватую улыбку поляка и сказал иронически:
- Ох уж мне эти педантичные немцы!
Ярек ответил уже без улыбки:
- Директор не немец. Он американец.
- Как это?
Улыбка опять заиграла на губах Ярека – какая-то вымученная, не слишком искренняя.
- Когда Восточная Германия объединилась с Западной, в наш институт пригласили американца. Решили, что это поможет восточникам быстрее освоить западный стиль работы. 
Во время разговора они стояли в коридоре, у входа в зал, где вот-вот должно было начаться заседание. Мимо проходили оживленные люди. Ярек со многими обменивался дружескими приветствиями и улыбками. 
- Познакомь меня с директором, - попросил Виктор Андреевич.
Ярек посмотрел задумчиво и покачал головой:
- Это ничего не даст.
- А у тебя будут проблемы? - понял Виктор Андреевич.
Ярек нехотя кивнул. Странно это было русскому ученому. Директор его собственного института (полный академик, между прочим!) с удовольствием бы познакомился с приезжим иностранным профессором. Более того, было бы верхом неприличия не познакомить с ним гостя.
Конференция оказалась весьма интересной для Виктора Андреевича и весьма необычной. У него был определенный опыт участия в отечественных научных посиделках, доводилось ездить и за рубеж, но впервые он присутствовал на столь деловой встрече, где технологи ведущих электронных фирм – Интел, Моторола, Хьюлет-Паккард и другие – говорили о своих проблемах, а ученые – о своих наработках, а потом они вместе обсуждали задачи, которые надо бы решить в ближайшее время. Это больше походило не на научную конференцию, где каждый обычно говорит о своем, а на производственное совещание, объединенное единой целью.
Директор института, где работал Ярек и где надеялся работать Виктор Андреевич, задавал тон. Он знал всех, и все знали его. Он задавал вопросы, к нему обращались выступающие, он делал обширные комментарии. Было очевидно, что иначе и быть не могло. Ведь именно он организовал эту встречу, пригласил спецов из электронных фирм, привез людей из своего института. Его цель было обеспечить своему институту приоритетный выход на самые горячие точки сегодняшних технологий, на самые острые проблемы завтрашнего дня, и этой цели он успешно добивался.
Личность он представлял для Виктора Андреевича совершенно неожиданную, никак не совпадающую с традиционными представлениями о типичном американце. Маленького роста, жгучий брюнет с большой залысиной, с густыми бровями и курчавой, выдающейся вперед бородой, он являл собой карикатуру то ли на Карабаса-Барабаса, то ли Черномора. По словам Ярека, по происхождению он был перс, и звали его Урмаз Аббас. Виктор Андреевич сразу окрестил его про себя Шахом Аббасом.
В перерыве Виктор Андреевич все же подошел к Аббасу и представился, сочтя, что совсем уж в упор проигнорировать будущего начальника будет как-то невежливо. 
Шах Аббас без всякого интереса пожал протянутую руку, мельком взглянул на русского профессора и тут же отошел к американцам.
«Ну и черт с тобой! – подумал Виктор Андреевич, скрывая досаду и неловкость. – Лишь бы приглашение подписал. Детей мне с тобой не крестить.»
В этот же день Аббас уехал к себе в институт, во Франкфурт-на-Одере, пути до которого было девяносто километров. Ярек остался. Виктор Андреевич, естественно, тоже. Конференция продолжалась еще два дня, участники жили тут же, в пансионате. Виктор Андреевич слегка волновался. На месте Ярека он съездил бы в институт и проследил бы, как там приглашение движется, вправду ли оно передано директору на подписание, а потом и привез бы его сюда. Смешно же будет ждать потом эту бумажку во Владивостоке, если можно прямо сейчас получить ее в Берлине! Но Ярек был спокоен, ходил гоголем среди американцев и решал свои, по-видимому, более насущные и важные задачи. 
Наконец Виктор Андреевич не выдержал и сказал, что опасается, как бы не уехать ему без приглашения. Чего ему конечно не хотелось. Во-первых, факт сам по себе грустный, жди потом опять неизвестно сколько, да и дождешься ли, не передумает ли великий Шах Аббас приглашать русского профессора из владивостокской Тьмутаракани. А во-вторых, дорога из Берлина во Владивосток лежит через Москву, можно было бы попытаться сразу подать документы в германское консульство. Виктор Андреевич знал уже, что там очереди громадные, народ российский вдруг почему-то именно в Неметчину бурно подался, и было бы логично процесс этот попытаться ускорить. 
Ярек невозмутимо заверил, что секретарша Аббаса у него под контролем, что как только Аббас подпишет приглашение, она тут же даст знать жене Ярека Эве, а та сообщит Яреку.
- Да, но приглашение будет во Франкфурте, а я здесь, в Берлине, - возразил Виктор Андреевич. – А завтра я уезжаю в Москву.
- В Москву ты будешь ехать через Франкфурт! – широко улыбнулся Ярек, словно открыл ребенку всем известную истину. – Эва подойдет к поезду и передаст тебе приглашение.
«Как у них все продумано, в этой Германии! – восхитился Виктор Андреевич. – Как все просчитано и взвешено!» Но капля сомнения все же осталась. И немалая.
На другой день, перед самым выездом Виктора Андреевича из пансионата, Ярек подлетел к нему радостный.
- Все в порядке! Аббас подписал. Эва взяла бумагу и встретит тебя во Франкфурте.
- А ты во Франкфурт не едешь?
- Не еду. У меня еще здесь дела. Я сообщил ей номер твоего вагона. Не волнуйся! Она тебя найдет.
Однако Виктор Андреевич волновался. Ситуация ему не очень нравилась. Не любил он, когда дела решались в последнюю минуту, жизненный опыт подсказывал, что обязательно произойдет какая-нибудь неожиданная гадость, которая все испортит. По крайней мере, в российско-советской действительности так обычно и происходило. Оставалось надеяться на знаменитый немецкий Орднунг. Правда, Ярек с Эвой немцами не были, да и Шах Аббас тоже.
Поезд «Берлин-Москва» был как полагается купейным. Купе, как у них, у немцев, полагается, было трехместное. В попутчиках у Виктора Андреевича оказалась молодая супружеская пара, возвращавшаяся из турпоездки. Купе было чуть не доверху забито коробками и полосатыми баулами с «сувенирами». Едва успели разговориться и познакомиться, как поезд почти бесшумно добежал до Франкфурта-на-Одере и почти мгновенно застыл у перрона. И вот тут Виктор Андреевич заволновался еще сильнее.
В заботах и мыслях о приглашении и будущей немецкой визе у него как-то вылетело из головы, что Одер – это граница, что Франкфурт на нем – это пограничная станция со всеми вытекающими особенностями: пограничный контроль, таможня, и «Всем оставаться на своих местах!» Внутрь, соответственно, тоже никого не впускают, разве что новых пассажиров, с билетами и визами.
Так и вышло. Не успел поезд остановиться, как его сразу заполнили бесстрастные немецкие пограничники и улыбчивые таможенники. Чинно и вежливо, они проверили документы и билеты, привычно покачали головой при виде штабелей картонок и баулов, заученно поинтересовались, не везут ли пассажиры водку, наркотики и другие запрещенные товары (так бы кто и сознался!) и шлепнули в паспорта заветные печати. Заняло все это не больше двух минут на троих. Это вам не Брест с его ночными пятью часами и заменой колес! Немцы двинулись по другим купе. Потекли минуты ожидания, новых пассажиров не появилось. А на перроне, вдоль поезда, лицом к вагонам, неподвижно застыли такие знакомые по военным фильмам фрицы в зелено-коричневых мундирах, с короткими автоматами в руках. Только без овчарок. Бр-р!
До отправления осталось пять минут. И тут Виктор Андреевич увидел, как вдоль этой мышиной шеренги летит по перрону худенькая, стремительная женщина, как две капли воды похожая на Ярека. В таком же бесформенном свитере, в таких же квадратных очках, только что не стриженная под машинку, а с развевающейся копной каштановых волос. В руках, высоко над головой, она держала тоненькую пластиковую папочку с листком бумаги внутри, размахивала ею и кричала:
- Пан Виктор! Пан Виктор! Приглашение! Приглашение! Пан Виктор!...
Кричала, естественно, по-польски.
Виктор Андреевич рванулся к выходу из вагона, но в коридоре путь ему преградил пограничный офицер.
- Не можно! – сказал он по-польски. – Тут уже граница.
- Но мне нужно взять документы! – попытался объяснить Виктор Андреевич. - Я не могу ехать без них.
- Вы уже покинули Германию, - терпеливо вразумлял его офицер. – Вы прошли контроль. Вы не можете вернуться. У вас однократная виза.
- Мне только подойти к двери и взять документ, - пытался пробить в немецкой логике русскую брешь Виктор Андреевич. – Мне не нужно в Германию.
Офицер заколебался. Эва тем временем, завидев в окне суетящегося, размахивавшего руками человека и сообразив, что это по всему и есть пан Виктор, прорвалась сквозь заслон автоматчиков и подлетела к окну.
- Герр офицер! – закричала она, уже по-немецки. – Документ! Я должна передать документ! Вот этому господину!
По лицу немца пробежала глубокая досада, но он взялся рукой, одетой в черную кожаную перчатку, за ручку оконной рамы и потянул ее вниз. Окно открылось.
- Битте!
Эва передала папочку. Офицер вынул бумагу и прочел. Потом без выражения посмотрел на Виктора Андреевича:
- Аусвайс!
Поспешно и заискивающе Виктор Андреевич достал и протянул немцу только что проверенный таким же немцем паспорт. Тот внимательно сверил фамилию в «аусвайсе» с фамилией в приглашении, еще раз, уже придирчиво, взглянул на русского, поименованного в бумаге «профессором», и, вложив бумагу опять в пластиковую папку, протянул ему вместе с паспортом:
- Битте! Счастливого путешествия!
Немец быстро прошел к двери вагона и ловко спрыгнул на перрон Поезд тронулся.. Мелькнула полувиноватая улыбка Эвы, ее рука, поднятая в прощальном взмахе. Виктор Андреевич облегченно вернулся в свое купе и опустился на откидное сидение (такой вот комфорт в этих немецких поездах!). Молодая пара смотрела на него с немым сочувствием. А он чувствовал себя едва ли не счастливейшим на Земле человеком. Чуть-чуть не сорвалось, но все-таки не сорвалось! Чуть не обманула его судьба, но все-таки не обманула. Мелочь, а приятно. Все-таки получил он это приглашение, и впереди у него теперь целый год работы в немецком институте, участие в интересном научном проекте, да и зарплату обещают очень немалую, по российским меркам – просто огромную, шесть тысяч марок в месяц, то есть примерно три тысячи американских долларов. Родная заплата Виктора Андреевича, в переводе на доллары, не доходила в то время и до трех сотен. Да и сам факт приглашения работать за границей означал для Виктора Андреевича (и его окружения) некий элемент престижа, признания его научных успехов, повышал (хотя и эфемерно, больше в собственных глазах) его социальный статус. В общем, приятно было осознавать себя нужным. Хотя бы Там, если ты не особенно нужен Здесь.
*

Скоро сказка сказывается… Попытка попасть в германского консульство (просто, для консультации) успехом не увенчалось. Толпа озабоченных людей разных возрастов и даже к воротам его не подпустила. Они там неделями дневали и ночевали, отмечали на запястьях номера и подозрительно вглядывались во всех новеньких. Словно не получившие еще билет праведники ожидали начала потопа у трапа Ноева ковчега. При этом, на праведников они не очень походили. Тем не менее, Виктору Андреевичу удалось вызнать, что по научным приглашениям (с которым надлежало приложить кое-какие дополнительные бумаги) прием документов на визу осуществлялся через некий Институт Гете, который примыкал к консульству и имел отдельный вход. Очереди там практически не было, но за дополнительными бумагами все равно надо было ехать во Владивосток.
Во Владивостоке тоже нашлись дела. Отчитаться за командировку и оформить новый отъезд на целый год – это само собой. Передать дела по лаборатории – это святое. Хотя лаборатория у Виктора Андреевича была смешная, два научных сотрудника плюс аспирант-полставочник. Поскольку работой все они занимались теоретической, такой же как и он сам, руководить ими он спокойно мог и, находясь в Германии, по электронной почте, однако отъезд на год требовал оформления отпуска без содержания со всеми вытекающими.
Но более всего его отъезд был задержан домашне-семейными проблемами. С одной стороны, семья его (а более конкретно, супруга Ольга) была несказанно рада тому, что кормилец направляется на заветные заработки, которые сулят поправить материально расшатавшееся в лихие девяностые домашнее хозяйство, а с другой стороны, и без крепкой, умелой, мужской руки жить целый год будет трудновато. Поэтому мигом был сочинен список неотложных ремонтно-строительных работ в квартире и на даче, не выполнив которые, Виктор Андреевич мог уехать, только чувствуя себя полным свиньей и конченым эгоистом. 
Наконец были сделаны все дела, и Виктор Андреевич с чистейшей совестью распростился с Институтом и с семьей, и сел в самолет, предварительно сдав в багаж объемистый чемодан и взяв в салон новенький самоучитель немецкого, приступить к штудированию которого он решил, не откладывая ни часа. 
И вот опять перед ним франкфуртский перрон, пограничники и таможенники, и Эва с Яреком встречают его с радостными улыбками и распростертыми объятиями. Хотя, может быть, в буквальном смысле распростертых объятий и не было, просто была взаимно радостная встреча. 
- Как пан доехал? – спросила Эва.
- Замечательно! – ответил Виктор Андреевич. – Визу оформил за два дня. Научным работникам их делают вне очереди. В купе тоже кроме меня никого не было. Просто чудо какое-то!
Лето стояло в разгаре, день был субботний и жаркий. Эва была одета в легкую блузку и юбку, а Ярек в футболку и джинсы. Ярек выхватил из рук Виктора Андреевича тяжелый чемодан, оставив ему портфель, и они двинулись к машине.
- Эва забронировала для тебя недорогую комнату, - пояснил на ходу Ярек. – Сейчас мы туда тебя отвезем.
- Но сначала заедем в маркет, - добавила Эва. – Пану надо кое-что купить.
Машина оказалась темно-синей тойотой. Но не с правым японским рулем, видеть какие Виктор Андреевич привык во Владивостоке, а с левым, европейским. За руль села Эва. Виктор Андреевич знал уже, что Франкфурт-на-Одере – городок не великий, с населением меньше ста тысяч человек, и не удивился, что к маркету они подъехали буквально через две минуты. Но маркет его поразил своей огромностью, бесконечным количеством торговых залов и рядов, невероятным изобилием съедобных и несъедобных товаров. Зачем такому маленькому городу такой гигантский магазин?
- А что собственно мне нужно купить? – спросил он у Эвы, послушно толкая перед собой врученную ему пустую тележку, за пользование которой Ярек на его глазах заплатил две марки.
- Прежде всего постель, - ответила Эва, шагая впереди и деловито поглядывая по сторонам (Ярек с рассеянным видом плелся где-то сзади). – В комнате есть кровать с матрацем, но постели нет. Нужно купить подушку, одеяло, простыни… А полотенце у пана есть? 
- Есть одно маленькое. 
- Надо купить большое. И даже два. Чем пан будет вытираться, когда отдаст полотенце в стирку? Еще посуду, вилку, ложку… 
- Действительно, - согласился Виктор Андреевич, удивляясь, почему ему самому не пришла в голову такая простая мысль. Или его супруге. – Но у меня с собой всего двадцать марок. Есть доллары, но их надо поменять…
- Пан потом отдаст. Пану еще за комнату надо будет заплатить вперед. У меня есть деньги.
Виктор Андреевич пожал плечами. Было уже очевидно, что с Эвой спорить бесполезно. Было похоже, что и Ярек с ней никогда не спорил: вон он копается в музыкальных дисках, как ребенок в игрушках!
Минут за двадцать бодрого шагания вдоль стеллажей и полок он, под Эвины команды, накидал в тележку изрядную горку пакетов с предметами первой необходимости и с продуктами на первый день жизни.
- Там есть кухня, - пояснила Эва. – Общая, на этаже. Пан умеет готовить?
- Умею, - кивнул Виктор Андреевич. – А что значит – общая?
- Пан увидит. Нормальная кухня. С газовой плитой и холодильником. Но я советую пану купить электрический чайник. Тогда пан сможет пить чай в своей комнате. Там есть кран с водой.
- А туалет там есть?
- Туалет и душ тоже общие, на этаже. – Эва посмотрела с легким укором. – Я нашла пану самое дешевое жилье!
«Я не просил самое дешевое!» – мысленно возразил Виктор Андреевич, но вслух ничего не сказал. Даже не вздохнул, чтобы не обидеть пани. Ведь он вообще ни о чем не просил ни ее, ни Ярека. Они сами проявили инициативу, старались помочь в меру своего понимания ситуации. А в их понимании он (хоть и доктор наук) был гастарбайтером из полунищей России, а они были почти немцами, имели здесь прочное положение и нормальный, средненемецкий достаток. Он же, по какому-то, непонятному ему сейчас легкомыслию не озаботился даже тем, чтобы заранее попросить оказать ему помощь. Что бы он сейчас делал без них, не зная языка? Как бы искал жилье? Начинать пришлось бы с гостиниц, а это, он уже знал, на порядок дороже. В общем, благодарить надо, благодарить и еще раз благодарить. А потом разберемся.
Комната располагалась в трехэтажном доме на улице Розы Люксембург, практически в центре города. Дом принадлежал молодому человеку по имени Клаус Вайс. До недавнего времени он жил где-то в Западной Германии, владел там небольшой фермой, но сельскохозяйственные его дела со вступлением Германии в Общий рынок пошли с горы, и по совету матери, которая жила во Франкфурте-на-Одере, он продал ферму и купил этот дом. Взяв в банке кредит, Клаус сделал в доме ремонт (далекий, впрочем, от евро), обставил комнаты минимумом дешевой мебели и стал сдавать их по очень демократическим ценам, рассчитывая главным образом на польских гастарбайтеров, которые трудились на местных стройках.
В комнате Виктора Андреевича, которая находилась на втором этаже, имелись кровать, стул, стол и небольшой платяной шкаф. Пол был покрыт темно-синим ковролином без плинтусов, стены и потолок выкрашены белой эмульсионной краской. Ни зеркала, ни вешалки не было. Водопроводный кран был. Окно выходило во двор. Двор, небольшой, огороженный железным решетчатым забором с запирающимися на замок воротами, принадлежал дому и фактически служил стоянкой для автомобилей жильцов. Комнаты в доме были разные по размеру и комфортности, и стоили по-разному. Комната Виктора Андреевича стоила триста двадцать марок в месяц. То есть, примерно сто шестьдесят долларов. 
Хозяин дома, лысоватый, темноволосый, лет тридцати, с интересом смотрел на сидевшего перед ним русского профессора. Первый раз в жизни ему довелось общаться с русским, а тут еще сразу и профессор. По-русски Клаус не знал ни слова, русский профессор мог сказать только: «Их бин руссиш профессор!» Разговоры с Клаусом вела Эва и тут же переводила все вкратце на польский для Виктора Андреевича. Польским тот тоже не владел в совершенстве, поэтому мог понять только, что в этой комнате он будет жить лишь месяц, а далее она уже забронирована неким медиком из Чехии, и Виктор Андреевич должен будет переселиться в другую комнату, более просторную, но и более дорогую, в другом конце этого же этажа. Стоить она будет триста шестьдесят марок, и если он согласен, он должен прямо сейчас подписать договор, иначе Клаус будет искать другого клиента. Эва смотрела на него вопросительно-требовательно, немец – с неубывающим интересом. Виктор Андреевич пять секунд подумал и согласился. Он был непритязателен, да и куда было деваться? Живут же здесь другие люди! Вон медик из Чехии собирается приехать!
Эва внесла за него необходимые деньги – плату за месяц вперед и еще столько же в виде возвратного залога. Залог вносился для компенсации возможных ущербов (вдруг жилец сломает мебель, разобьет окно или еще чего натворит – и возвращался при окончательном выезде. Виктору Андреевичу был вручен набор ключей – от парадной двери, от комнаты и от замка на воротах дворика, - продемонстрированы кухня (а на кухне его персональный шкафчик), туалет и душ, и Эва простилась с ним, пообещав заехать завтра утром.
- Мы собираемся на озеро, и пан может поехать с нами, - объяснила она. – Если, конечно, пан хочет. А потом у нас пообедаем.
Пан захотел. По правде говоря, он предпочел бы спокойно погулять завтра по городу, познакомиться с местностью. Но местность никуда не денется, а гостеприимством Ольских пренебрегать не следовало. 
Дело шло к ужину. Виктор Андреевич перенес на кухню свою посуду и продукты, что-то разместил в шкафчике, что-то в общем холодильнике, приготовил чай, нарезал хлеб, колбасу и сыр, и покушал. Пока он кушал, в кухню несколько раз входили какие-то люди, говорили: «Гутен таг!», и, не обращая более на него внимания, занимались своими делами: лезли в холодильник, гремели посудой, включали газ… В общем, они здесь тоже жили и тоже пользовались кухней. (Кстати, наутро Виктор Андреевич не нашел в холодильнике своей колбасы.) Только один из них проявил интерес к новому жильцу. Это был мужчина примерно одного возраста с Виктором Андреевичем, с седым ежиком волос, в рубашке с короткими рукавами и спортивных брюках с белой полосой вдоль штанин. Он подошел к Виктору Андреевичу, когда тот допивал чай, и, получив «Гутен таг!» в ответ на свой «Гутен таг!», спросил еще что-то. Виктор Андреевич улыбнулся и ответил абсолютно искренне: «Нихт ферштейн!»
- Русиш? – обрадовано воскликнул немец.
- Русиш, - подтвердил Виктор Андреевич. – Русиш профессор!
- Профессор? – еще более обрадовано удивился тот.
- Й-а! – как можно утвердительнее ответил Виктор Андреевич. На этом запас его немецких слов закончился.
Немец протянул ему руку и, жизнерадостно сверкнув белыми зубами, ткнул себя в грудь и объявил:
- Фриц!
Виктор Андреевич охотно пожал руку и тоже улыбнулся. Все они тут фрицы!
- Майне наме ист Фриц! – пояснил мужчина. 
«Ах, это его звать так! – наконец догадался Виктор Андреевич. – Так бы и сказал сразу!»
- Виктор! Их бин Виктор!
Они опять пожали друг другу руки, дружно поулыбались, и Фриц отошел к газовой плите, а Виктор Андреевич закончил свой нехитрый ужин, убрал посуду и пошел восвояси. 
- Гутен нахт! – бросил ему вслед немец с неопределенным выражением.
- Гутен нахт! – вежливо ответил русский профессор. «Вот и первое немецкое знакомство состоялось! – сказал он себе. – Надо было попробовать по-английски с ним поговорить. Хотя, эти восточные немцы с английским не очень в ладу. А русский, наверное, уже забыли. Или делают вид, что забыли. Ладно, будем учить немецкий!»
Вернувшись в свою комнату, он распаковал чемодан, переместил часть вещей в шкаф, потом застелил постель. Сев за стол, попробовал читать самоучитель, но тусклый свет потолочного плафона был явно не рассчитан на любителей чтения. Виктор Андреевич разделся, потушил свет и забрался в постель, под хрустящий, гладкий пододеяльник. Матрац оказался непривычно твердым, а подушка, наоборот, излишне мягкой, проминающейся под головой сразу до матраца. Никакой шторы на окне не было, и свет уличных фонарей свободно проникал в комнату, пронизывая ее насквозь.
«Надо будет купить настольную лампу, - подумал Виктор Андреевич. – А окно можно завесить какой-нибудь бумагой. Не покупать же шторы? Куда их потом девать?»
Проснулся он рано. Стараясь не топать и не греметь, прошел на кухню, приготовил яичницу (О, черт! Колбасу кто-то слопал!) и позавтракал. Потом за ним заехали Ольские. Кроме Эвы и Ярека в машине был еще их сын Войтек и рыжий пес по имени Кобольд («Франкфуртский овчарек!» - то ли в шутку, то ли всерьез охарактеризовал его породу Ярек.) Войтеку на вид было лет восемнадцать (оказалось – все двадцать), он учился в предпоследнем классе гимназии (такие вот средние школы в Германии!) Кобольд оказался невероятно дружелюбным псом, и Виктор Андреевич, хоть и сидел, отделенный от него Войтеком, сразу был с ног до головы облизан. 
- Обычно на воротах пишут: «Осторожно! Собака кусает!» - с улыбкой пояснил Войтек. – Про Кобольда надо писать: «Осторожно! Лижет!»
- А что значит Кобольд? – поинтересовался Виктор Андреевич. – Что это по-польски?
- Это по-немецки! – отозвался, оборачиваясь с переднего кресла, Ярек. – Кобольд – древнегерманский дух семейного очага. Домовой. Такой же рыжий, как наш Кобольдек.
Кобольдек тут же радостно облизал лицо любимого хозяина.
Озеро, куда они ехали, находилось километрах в двадцати от города. Туда вела прекрасная асфальтовая дорога. Впрочем, в Германии все дороги прекрасны. 
Пляж на озере был платный. Машину следовало оставить на стоянке перед калиткой и дальше проходить пешком, через кассу. Ольским этот вариант не подходил, потому что с собакой на цивильный пляж не пускали, а оставить духа семейного очага в машине им в голову не приходило. Да и невозможно это было, как позднее уяснил себе Виктор Андреевич. Кобольд не выносил одиночества, ни дома, ни где-то в другом месте. Он обязательно должен был видеть рядом кого-то из членов горячо любимой им семьи и страшно выл, оставаясь один. 
Дорога пошла вдоль озера, а точнее – вдоль высокого решетчатого забора, ограждавшего платную пляжную территорию. Забор тянулся слева, а справа бежали стройные ряды зеленых сосенок – лесопосадки пятнадцатилетней свежести. Внезапно сосенки кончились, и дорога уткнулась в песчаные дюны, прямо за которыми лежала серая вода озера. Эва переключила скорость, и тойота, недовольно урча, поползла по песку к воде. Справа и слева виднелись еще несколько машин, а у воды – фигуры людей. И что сразу бросилось Виктору Андреевичу в глаза – люди были без одежды. Ну, совсем без одежды!
- Это что, нудистский пляж? – спросил он осторожно.
- Да нет, - пожала плечами Эва. – Нудистский пляж – это когда все должны быть голыми. А здесь – кто как хочет.
Машина встала, и все дружно начали выскакивать и вылезать из нее, вынимать сумки, пакеты и пляжные принадлежности. Дружнее всех выскочил рыжий овчарек. Заливаясь веселым лаем, он рванул к воде. У Виктора Андреевича тоже был пакет с полотенцем, запасными плавками и немецким самоучителем. По дороге к озеру им пришлось пройти мимо отдыхающей компании, сидевшей на полянке под деревьями и игравшей в карты. Трое мужчин в шортах и с ними совершенно голая фрау. «Прямо «Завтрак на траве»! – мысленно усмехнулся Виктор Андреевич и посмотрел на юного Войтека. Тот невозмутимо шагал вслед за мамой и папой, с сумкой в одной руке и большим складным пляжным зонтом в другой. Ярек нес два складных стула, Виктору Андреевичу тоже достался один стул. В этот момент из кустов выскочил низкорослый тевтонец с маской для подводного плаванья на лице и с ластами в руках. Ничего кроме маски на нем не было, не считая весьма возбужденного пениса внушительных размеров, торчавшего, как копье наперевес. Не обращая ни на кого внимания (в том числе и на собственный пенис) тевтонец быстрым шагом миновал полянку и скрылся за дюной.
- Пойдемте ближе к озеру, - предложила Эва. Мужчины молча согласились, и вскоре вся компания расположилась в двух метрах от воды. Ярек с Войтеком под командой Эвы начали споро разбивать стоянку. Виктор Андреевич тоже принимал в этом посильное участие и не без удовольствия наблюдал, как Ярек и Эва воркуют друг с другом. Ярек называл жену «Кошечка», а она его «Котик». Войтек обращался к родителям «Ярек» и «Эва», и это было забавно, совсем не по-русски. Кобольд деловито бегал от одного к другому и всем помогал: то рушил зонт, то тащил в сторону коврик.
Покончив с установкой зонта, стульев и всего прочего, мужчины Ольские дружно разделись и с хорошей сноровкой, в которой угадывался немалый опыт, принялись строить замок из мокрого песка у самой кромки прозрачной воды. Других людей поблизости не было, их фигуры виднелись слева и справа метрах в сорока. Эва уселась на складном стуле в тени от зонта с книжкой в руках.
- А что пан не раздевается? – повернулась она через минуту к Виктору Андреевичу, расположившемуся на коврике с самоучителем немецкого. Виктор Андреевич был в плавках, Эва тоже была в купальнике, причем в закрытом. Он посмотрел на Ярека с Войтеком, увлеченно строивших песочный дворец, на их беззаботно болтающиеся гениталии и подумал, что будет как-то нелепо и где-то даже неморально, если одетая пани будет сидеть с книжкой в руках и между делом сравнивать мужские достоинства своего мужа с прелестями чужого мужчины. Если бы хоть она сама была обнажена! Тогда в этом был бы хотя бы какой-то нудистский смысл. А так одна порнография.
- Не хочется мне, - ответил он достаточно честно. – Не привык.
- Да, конечно, - согласилась она. – В России не принято. 
- А пани почему не разденется?
- У меня сегодня менструация, - хладнокровно объяснила она и углубилась в книжку. Что, съел? Вот такие мы в Европе, без комплексов! Не то, что вы, азиаты дремучие!
Виктор Андреевич «съел». Почитав минут пять для приличия самоучитель, он поднялся и пошел в воду. Вода, несмотря на жару, оказалась холодной, и дно резко уходило в глубину. Но Виктору Андреевичу доводилось купаться и в горных, ледовых озерах, холодной воды он не боялся. Он бросился вперед, погружаясь с головой, вынырнул и поплыл брассом навстречу светлой волне, делая широкие, сильные гребки. Ничего, прорвемся! Голыми нас не возьмете!
*
На следующий день, утром, Виктор Андреевич и Ярек встретились в центре города, на трамвайной остановке. Русского профессора надо было доставить в институт, а заодно научить, как он сможет сам туда добираться. Немецкий трамвай, в отличие от русских, двигался очень быстро и почти бесшумно, останавливаясь даже на пустых остановках, где не было ни души, но двери у него сами не открывались. Чтобы выйти или войти, надо было нажать кнопку на двери – изнутри или снаружи. На каждой остановке, огороженной прозрачными стеклами (бедные немецкие птички разбивались об эти стекла слету!), имелось расписание движения, которое выдерживалось свято, и если вдруг что-то в нем менялось, об этом заранее, за сутки, вывешивалось объявление. Проезд стоил недешево, сумма зависела от расстояния, и с Виктора Андреевича, например, причиталось две марки и сорок пфеннигов, которые за него внес опять же Ярек. Внес в автомат, стоявший посреди вагона, бегло продемонстрировав Виктору Андреевичу, как пользоваться этим скромным техническим чудом. Что особенно приятно удивило русского профессора, так это то, что автомат спокойно и послушно давал сдачу с бумажных купюр. У Ярека был месячный проездной. Проезд по нему обходился в несколько раз дешевле, чем ежедневная покупка билетов, и, конечно, он посоветовал Виктору Андреевичу в будущем приобрести такой же.
Тем временем город вдруг кончился, и трамвай бежал уже по полям и долам, среди лугов и кустарников. Перескочив через какой-то мосток, он остановился в чистом поле.
- Мы выходим! – объявил Ярек и нажал кнопку. Дверь отворилась, и наши герои вышли на бетонную площадку. Трамвай мгновенно исчез в кустах, и только тут Виктор Андреевич заметил вдалеке за деревьями светлое здание.
- Это институт? – спросил он.
- Разумеется, - ответил Ярек и быстрым шагом двинулся по дорожке, выложенной толстой тротуарной плиткой, диковинной в те времена для российского глаза. Виктор Андреевич поспешил за ним, с интересом оглядывая окрестности. Дорожка шла по пологим холмам, усаженным молоденькими, но уже плодоносящими яблонями и грушами, за которыми поднималось сооружение из стекла и металла, больше похожее на торговый центр, чем на научный институт. По пути им встретились два небольших пруда, где даже издали было заметно движение довольно крупных рыбин.
- Зеркальные карпы! – прокомментировал Ярек. – В прошлом году развели.
- А здание когда построили? – поинтересовался Виктор Андреевич.
- Три года назад. Это Аббас построил. Раньше институт находился в центре города, рядом с набережной. 
Подойдя ближе, Виктор Андреевич заметил неподалеку от основного здания, имевшего цилиндрические формы, еще одно, плоское.
- А это что? 
- Маркет. Продукты и всякая мелочевка. Очень удобно. Когда домой вечером приезжаешь, все магазины уже закрыты, а отсюда можно привезти.
- Сколько же народу работает в институте, если для него здесь даже магазин построили? – удивился Виктор Андреевич. – Тут ведь вокруг никто не живет!
- В институте – триста. И еще четыреста в чистой комнате.
- Что такое «чистая комната»?
- Такой технический термин. Что-то типа заводика, с особо чистыми помещениями. Там делают интегральные схемы по институтским разработкам. 
- Опытное производство?
- Ну, да. Кажется, у вас это так называется. Вот в этой пристройке! – Ярек указал рукой на кубический корпус, приткнувшийся сбоку к округлому зданию института. На глухой металлической стене корпуса красовалась табличка: «Технологический парк, 25».
Они подошли к высоким зеркальным дверям, и те вдруг бесшумно раздвинулись перед ними. За дверями оказалась вахтерская стойка, как две капли воды похожая на стойку «Ресепшен» в европейских отелях. За стойкой сидела молодая фрау, с пышными пепельными волосами и лучезарной улыбкой.
- Гутен морген! – проворковала она, переводя взгляд с Ярека на Виктора Андреевича и обратно.
- Морген, Бригитта! – непринужденно ответил Ярек, доставая из кармана какую-то карточку и поднося ее к металлической тумбе, стоявшей перед стойкой. Тумба негромко пискнула. Ярек прикрепил карточку к карману джинсов и что-то сказал вахтерше по-немецки. Та еще раз с интересом посмотрела на Виктора Андреевича и подала Яреку карточку-бейджик с надписью «Визитер». Ярек протянул бейджик Виктору Андреевичу и, бросив коротко «Пошли!», вприпрыжку двинулся далее. Виктор Андреевич последовал за ним. 
Изнутри институт еще более напоминал торговый центр, чем снаружи. Высокий, в три этажа, и длинный, как коридор, холл уходил к стеклянному потолку, перекрываясь металлическими лестницами, переходами и галереями. В центре холла высилась прозрачная шахта лифта, к которой Ярек и повел своего подопечного.
Предстояли какие-то процедуры по оформлению на работу. Какие именно, Виктор Андреевич не знал, но подозревал, что они могут сильно отличаться от привычных ему российско-советских, и был готов беспрекословно подчиняться указаниям своего добровольного куратора. 
Первым делом, понятно, отдел кадров. Там сидело несколько молодых фрау и фройлин , и их начальница Фрея была не менее лучезарна и пышноволоса, чем вахтерша Бригитта. Только волосы она имела не пепельные, а медно-красные. Виктор Андреевич сдал ей все привезенные им, заранее оговоренные документы, и начал под руководством Ярека заполнять анкету. Пункты анкеты были довольно понятны и не слишком отличались от советских. Пока не дошла очередь строчки с надписью: «К какой религиозной конфессии принадлежите?»
- А это зачем? – спросил Виктор Андреевич.
- Как зачем? – удивился Ярек. – Чтоб бухгалтерия знала, в какую церковь десятину отчислять.
- А если я напишу «православный», они в Россию будут переводить?
- Наверное, - пожал плечами Ярек.
- А если я атеист?
- Так и пиши: «Атеист». Тогда никуда не будут отчислять.
Виктор Андреевич так и сделал. Тем более, что он и в самом деле полагал себя атеистом. Знал, конечно, мама говорила когда-то мельком, что крестили его в младенчестве, но креста не носил, в церковь не ходил, и в семье его родительской все были фактически атеистами.
Из отдела кадров они прошли в библиотеку. Виктор Андреевич не мог сначала понять, зачем? Но оказалось, что библиотекарша по-совместительству еще и фотограф, и делает фотографии для пропусков-бейджиков. Она деловито развернула белый экран, усадила Виктора Андреевича на стул и щелкнула пару раз цифровым аппаратом. Еще несколько минут у нее ушло на то, чтобы ввести в компьютер имя и фамилию нового сотрудника, распечатать на принтере карточку, закатать ее в пластик и пришлепнуть к этому пластику никелированный зажимчик и магнитный чип. Аусвайс готов! Ярек объяснил, что при входе и выходе надо обязательно подносить карточку к тумбе, чтобы компьютер считал время прихода и ухода. Если сотрудник не отрабатывал положенное время, то в конце месяца у него высчитывали из зарплаты. Если же он перерабатывал, это тоже фиксировалось и он имел право на отгулы. 
Далее – бухгалтерия. Там русскому профессору объяснили, что зарплату ему будут переводить на банковский счет, который ему еще предстоит открыть. А пока счета нет, ему выдадут аванс наличными – тысячу марок. Прямо сейчас. Эта новость Виктора Андреевича обрадовала. Ему хотелось, не затягивая, вернуть долг семейству Ольских и купить настольную лампу. Проездной на трамвай опять же, пообедать в столовой. Да и вообще, с деньгами в кармане чувствуешь себя много увереннее.
Радость его существенно уменьшилась, когда он узнал, что обещанных шести тысяч марок в месяц он получать не будет. Во-первых, с него будут удерживать подоходный налог. Ну, это понятно, это везде. Во-вторых, он должен, в обязательном порядке, оформить медицинскую страховку и ежемесячно отчислять страховикам кругленькую сумму. Правда, ровно столько же в страховое общество будет отчислять и институт, и в результате, случись с ним какая болезнь или травма, его будут лечить уже бесплатно, по полной программе: даже если он попадет в больницу прямо на другой день после оформления страховки. Ну, и, наконец, каждый работник должен копить себе на пенсию! Независимо от того, является ли он гражданином фатерлянда или приехал быстренько подработать и опять свалить за свой бугор. В результате, от шести замечательных тысяч марок у Виктора Андреевича нарисовалось чуть больше трех, и он почувствовал себя смертельно обманутым. Господи, да стоило ли тащиться сюда, за тридевять земель, ради несчастных полутора тысяч долларов? Да ему, небось, этих денег только-только хватит, чтобы выжить в этой лощеной Неметчине, оплатить жилье, питание и трамвай. Что жена ему скажет? Небось, и не поверит, что у него здесь такие поборы. Решит, что он денежку от нее зажиливает.
- А ты сколько получаешь? – спросил он Ярека.
Тот неопределенно пожал плечами: 
– Чуть больше! У меня еще гранты есть… Но у меня семья!..
«У меня тоже семья! – сказал себе Виктор Андреевич. – Я на заработки поехал! Да, чувствую, пояс придется затягивать. Хорошо еще, что жилье мне Эва нашла такое дешевое».
Следующим номером программы было знакомство с руководителем отдела профессором Остборном и еще одним профессором по фамилии Глюквайн, который руководил то ли группой, то ли лабораторией. Виктор Андреевич так и не смог впоследствии разобраться, какую позицию занимал в институте Глюквайн, но с Яреком они были почти неразлейвода, писали совместные статьи и довольно дружно вставали иногда против Остборна. 
Тут надо сказать несколько слов о том, каким образом была организована работа в институте. Когда-то, при социализме, в Восточной Германии, по образцу Советского Союза, была создана Академия наук, и институт принадлежал этой академии. После крушения Берлинской стены Академия тоже рухнула, и институт перешел под управление некоего коалиционного совета, в который входили госчиновники, бизнесмены и профессоры из научного общества Лейбница. Именно этот совет и принял решение о приглашении американо-персидского директора Аббаса. Тематика исследований и объем  финансирования определялись в основном через конкретные проекты, на конкурсной основе. Государство давало деньги только на содержание административного аппарата. Ну и естественно, оно сделало первичное (и очень немаленькое) вливание, построив новое здание-аквариум и закупив суперсовременное оборудование, что сразу вывело институт на уровень самых оснащенных и престижных институтов страны. Изменилось даже его название. Раньше он назывался обыденно - Институт физики полупроводников. Теперь же это был Институт инновационной микроэлектроники! В одном из инновационных проектов и должен был участвовать Виктор Андреевич. Профессор Остборн этим проектом руководил, а Ярек с Глюквайном были основными исполнителями, руководителями разделов.
Остборн произвел на Виктора Андреевича странное впечатление. Он выглядел добродушным, медлительным, тугоумным, лицо имел одутловатое, улыбчивое, с толстыми, сочными губами, роста был среднего, с плотной фигурой, укрытой белым лабораторным халатом, под которым виднелась полурасстегнутая на груди сорочка без галстука. Он больше походил на врача-психиатра из провинциального пансионата для тихих душевнобольных, чем на профессора-физика. Глюквайн был ему полной противоположностью. Худощавый, подвижный, с заостренными чертами лица и искрящимися глазами за тонкими стеклами очков, он был одет в безукоризненно сшитый серый костюм, и на зажиме его галстука сверкал чистой воды бриллиант. Ну, может, не бриллиант. Может, циркон. Но ведь сверкал!
- Как вы добрались? – степенно поинтересовался начальник отдела. – Сколько часов  летели?
Беседа протекала в его кабинете. Он сидел за столом в высоком, вращающемся кресле. В других креслах, поменьше размером, сидели Ярек, Глюквайн и Виктор Андреевич.
- От Владивостока до Москвы – восемь часов, - вежливо ответил Виктор Андреевич. – В Москве я оформлял визу, а от Москвы поездом. Тут уже рядом, чуть больше суток.
- Больше суток на поезде? – недоверчиво поднял брови профессор Глюквайн. – С ума сойти!
- Для России это не расстояние. От Владивостока до Москвы поезд идет семь суток!
- Майн Гот!
Беседовали они на английском, но последнее восклицание Глюквайн произнес по-немецки, с чувством. Виктор Андреевич понимал, что разговор идет чисто светский, необязательный, но все же решил сразу поинтересоваться у Остборна, каковы у проекта перспективы, есть ли шансы через год продлить контракт. Ясно было уже, что за год много не заработаешь. А семью хотелось порадовать. 
Остборн неопределенно улыбнулся и пожал плечами.
- Кто ж его знает? Все будет зависеть от наших с вами результатов. Я точно в таком же положении, как и вы.
Виктор Андреевич посмотрел на Ярека. Тот улыбнулся и ничего не сказал. Владелец сверкающего галстука тоже промолчал. Позднее Виктор Андреевич узнал, что и Ярек, и его друг Глюквайн были штатными сотрудниками института, так как работали в нем еще со времен социализма, и уволить их никто не мог, а профессор Остборн пришел недавно, по контракту. Предыдущий проект у него закончился, сейчас начался второй, но продлится ли он, состоится ли третий – этого никто не знал. Даже сам Шах Аббас.
- Будем стараться! – бодро заверил Виктор Андреевич. – Затем и приехали.
- Ну, вот и хорошо! – тускло улыбнулся Остборн. И обратившись к Яреку, подвел черту:
- Покажите профессору Зелинскому его рабочее место и выдайте все, что полагается. – Потом опять повернулся к Виктору Андреевичу, давая окончательно понять, что тема встречи полностью исчерпана: - Ярек – ваш куратор. Обращайтесь к нему по всем вопросам. Он все решит.
«То есть – ауфидерзейн, и чтобы больше я вас не видел! - по-своему понял его Виктор Андреевич. – Ну, что ж! Пойдем работать. Затем и приехали. Мне, собственно, кроме компьютера ничего и не надо. Надеюсь, компьютер у меня будет приличный» .
Вместе с Яреком они вышли из кабинета. Глюквайн последовал за ними, и к нему сразу подошел щуплый, вихрастый парнишка, лет двадцати пяти, невысокого роста, и заговорил по-немецки. Глюквайн что-то ему ответил, а потом обратился к Виктору Андреевичу:
- Вот, познакомьтесь! Это тоже участник нашего проекта, Андрей, и тоже русский. А это профессор Зелинский из Владивостока!
Виктор Андреевич протянул руку:
- Очень приятно! Виктор! – Он уже усвоил, что здесь, в Германии, даже русские обходятся без отчеств.
- Правда, я не русский, - с застенчивой улыбкой пояснил Андрей, пожимая руку. – Господин профессор всегда путает. Я украинец, из Киева. 
- Какая разница! – блеснул очками Глюквайн. – Все равно вы говорите по-русски.
- Так вы только что приехали? – обратился Андрей к Виктору Андреевичу.
- Позавчера. В институте первый день. Вот, оформляюсь.
- И банковский счет еще не открыли?
- Нет.
- Если хотите, я могу вам помочь. – Андрей посмотрел на Глюквайна, потом на Ярека и произнес тоже самое по-английски.
- Не возражаю, - пожал плечами Ярек. – И даже наоборот.
- Я найду вас после обеда, - сказал Андрей. – Где вы будете?
- Где я буду? – спросил Виктор Андреевич, обращаясь к Яреку.
- В секторе «С», - сказал Ярек. Андрей опять заговорил с профессором Глюквайном по-немецки, тот что-то ему ответил, и украинец удалился. 
- Очень способный юноша! – с удовольствием заметил Глюквайн, провожая его взглядом. – Год назад ни слова не знал по-немецки, а сейчас говорит почти свободно!
На этом Ярек и Виктор Андреевич с ним расстались. Глюквайн пошел куда-то по своим делам, наши герои – в сектор «С». 
Сектор этот оказался на первом этаже, неподалеку от библиотеки, и представлял собой довольно большой зал, в котором работало примерно сорок человек. Стены у него были стеклянные. Как успел уже заметить Витор Андреевич, все помещения в институте имели стеклянные стены, все сотрудники находились на виду друг у друга и у своего начальства. Наверное, для того, чтобы никто не бездельничал, чтобы занимались делом – или изо всех сил делали вид, что занимаются делом.
Пространство зала, ярко освещенное потолочными софитами, было плотно заставлено рядами больших пластиковых столов и шкафов. За каждым столом сидело по четыре человека – пара против пары, каждый за своим компьютером. Мощные кондиционеры нагнетали в зал прохладный воздух, радующий тело после уличного зноя, плотное ковровое покрытие скрадывало шаги, но позволяло легко кататься пластиковым колесикам вращающихся кресел. Виктор Андреевич предпочел бы работать в отдельном, пусть и крошечном кабинетике, но раз уж тут такая система, придется ей подчиняться. Кроме стола с компьютером он получил в свое распоряжение мобильный телефон, который представлял из себя довольно увесистую штуковину с короткой антенной и специальным зажимом для ношения на поясе. В описываемые времена в России мобильные телефоны были все еще в диковину, стоили бешеных денег, и Виктор Андреевич был едва ли не шокирован, когда Ярек небрежно протянул ему аппарат с кнопочками и циферками. 
- Не переживай! Это почти игрушка! – успокоил его поляк. – Он действует только в институте и его окрестностях. Где-то до трамвайной остановки. Это для того, чтобы можно было связаться с любым сотрудником, где бы он ни находился.
- Тоже неплохо. А в город с него позвонить можно?
- Можно и в город. Можно и наоборот.
- А в Россию?
- Наверное, можно и в Россию. Только на такие разговоры смотрят косо, есть какие-то лимиты. Я бы не советовал.
Потом Ярек включил компьютер, показал, как входить в локальную сеть, как выходить в Интернет, и пообещал перекинуть по сети необходимые для работы программы. Сам Ярек сидел где-то в другом месте, на другом этаже.
Тем временем подошла пора обеда, и они направились в столовую, которая находилась также внутри аквариумного здания. Здесь для Виктора Андреевича не оказалось ничего сверхудивительного. Такие же подносы, такая же линия раздачи, такая же касса, как в России. Только рядом с линией раздачи, по другую сторону от очереди, имелся специальный стенд, где были выставлены блюда сегодняшнего меню: с ценами, названиями и – с номерами. Номера предназначались для того, чтобы посетитель, не знающий немецкого (а блюда именовались естественно на немецком), мог без проблем объяснить раздатчику (раздатчице), чего бы он хотел откушать. Например: «Плате нумер драй, бите!» И баста. Виктор Андреевич мог видеть по стоящим в очереди и сидящим в зале, что негерманцев среди них немало, и что такой прием здесь весьма уместен. Еще на одну деталь обратил он внимание: на оригинальный способ продажи (покупки) салатов. Емкости с салатами (восемь штук) стояли недалеко от кассы, там же на столике имелись стопки тарелок разных размеров, и посетитель мог сам набрать себе приглянувшиеся ему салаты. Цена у всех салатов была одна и та же, и стоимость тарелки с салатом определялась ее размером: большая стоила две марки, средняя – полторы, маленькая – одну. Посетители, как правило, брали маленькую тарелку, но салаты укладывали на нее высокой горкой, на пределе.
Виктор Андреевич уже знал, что Ярек вегетарианец, поэтому не стал следовать его примеру в выборе блюд и взял две толстые сосиски с отварной картошкой и, конечно, горку салатов: соленые грибы, креветки и спаржа. На третье – стакан молока с булочкой. Получилось не так уж мало – семь с половиной марок! Умножить на тридцать – двести двадцать пять в месяц! А ведь еще позавтракать и поужинать надо. 
В зале, где в этот момент обедало около ста человек, стоял неумолчный гам. Сидевшие за столами люди, дружно работали ложками, вилками и ножами и не менее дружно разговаривали. При этом каждый пытался перекрыть своим голосом голоса соседей, усиливая тем самым общий шумовой фон.
Ярек подсел к каким-то своим коллегам, а Виктор Андреевич устроился за одним из освободившихся столов и кушал молча, с интересом поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Люди обедали компаниями, и компании составлялись, как правило, по национальному признаку. За одним столом сидели индусы, за другим – китайцы, за третьим, похоже, турки или арабы. Были, естественно, и немцы.
Через какое-то время Виктор Андреевич вдруг услышал за спиной русскую речь:
- Можно к вам присоединиться?
Он обернулся и увидел стоявшего с подносом улыбающегося украинца Андрея, а чуть за ним – миловидную молодую женщину, тоже с подносом.
- Конечно! – ответил Виктор Андреевич. – Буду рад.
Они уселись, и Андрей представил свою спутницу:
- Это Оксана. Она тоже из Киева.
Оксана улыбнулась. Ее лицо, обрамленное черными волнистыми волосами, было светлым и мягко-округлым, карие глаза – большими и грустными, фигура – чуть полноватой, но притягивающей взгляд.
- Очень приятно, - сказал Виктор Андреевич. – А меня звать Виктор. Виктор Зелинский.
- А отчество? – спросила Оксана.
- Здесь же не принято отчество! Буду отвыкать. А вы давно здесь работаете?
- Второй год. Как и Андрей. Правда, он уже в Америке год проработал.
- В Америке? - Виктор Андреевич с интересом посмотрел на юношу. Когда успел?
Андрей понял его немое удивление и пояснил:
- Да это не совсем работа была. Скорее стажировка, по обмену. Я еще студентом был. Думал, удастся там зацепиться, не удалось. Пришлось сюда ехать. А вы надолго?
- Пока на год, а там, как получится. Мы с Яреком Ольским три года заочно сотрудничали, вот он меня и пригласил. А вы каким образом?
Андрей посмотрел на Оксану. Оксана промолчала.
- Немцы уже несколько лет окучивают наш университет. Оборудование понемножку дают, студентам стипендии приплачивают… А потом на работу приглашают. По конкурсу, конечно. Тут таких несколько человек работает.
- И вы тоже? – спросил Виктор Андреевич, взглянув на Оксану. Та вдруг зарделась и, потупившись, ответила:
- Ну что вы! Я давно уже закончила. Я уже кандидат. 
Тут Виктор Андреевич заметил, что молодая женщина, действительно, не так молода, как показалось ему с первого взгляда. И, конечно, она гораздо старше Андрея. А Оксана продолжила:
- Здесь работает профессор Дитмар. Он учился в Киеве, хороший знакомый моих родителей. Он меня и пригласил.
- Вот и познакомились! – дружелюбно улыбнулся Андрей. – Тут неплохо, вам понравится. Вы в банк ехать не передумали?
За разговором с едой уже было покончено, и пора было столовую покидать.
- Нет, - ответил Виктор Андреевич. - Давайте поедем. Я вроде все дела сделал. Сейчас спрошу у Ярека.
С подносами в руках они подошли к столу, за которым Ярек продолжал о чем-то беседовать с рыжим немцем примерно одного с ним возраста.
- Ярек! Так я поеду с Андреем в банк? У нас с тобой сегодня все?
Ярек обернулся на мгновенье и махнул рукой:
- Пока! До завтра!
У выхода из столовой Оксана сказала: «До свидания!» и пошла в сторону лифта. Виктор Андреевич и Андрей двинулись к проходной.
- Она тоже в нашем проекте? – спросил Виктор Андреевич.
- Нет, - ответил Андрей. – Она работает в «чистой комнате». У нее контракт на пять лет. Профессор Дитмар здесь большая величина. Именно он окучивает киевский университет, обеспечивает институт молодыми кадрами. С ним даже Аббас считается.
Уже в трамвае Виктор Андреевич поинтересовался, зачем Андрею это нужно: везти его в банк, тратить свое время.
- Время – это ерунда! – улыбнулся юный украинец. – Нам, гастарбайтерам, девать его особенно некуда. А в банке у меня накапливаются бонусы. За каждого приведенного к ним клиента я получаю бонус. А без меня вы и счет открыть не сумеете. Там все бумаги на немецком, а английский никто не понимает.
- А что такое бонус?
- Это такая премия, в конечном счете – деньги. Я уже на бонусы приобрел пылесос. Теперь коплю на телевизор. Помогаю людям.
- Глюквайн сказал, что год назад вы ни слова не знали по-немецки. Как вы так быстро научились? Поделитесь опытом!
Андрей хитровато прищурился, помолчал, раздумывая, потом сказал:
- Чтобы быстро выучить язык, надо завести местную подружку. Тогда вы с ней все время общаетесь и волей-неволей осваиваете речь. У меня в Америке тоже была подружка.
«Шустрый мальчик! – подумал Виктор Андреевич. – Далеко пойдет. Интересно, каков он в работе?»
Вечером, лежа в по-прежнему хрустящей постели и заливаемый все тем же светом уличного фонаря, Виктор Андреевич подвел итоги своего первого рабочего дня (который по правде и рабочим-то назвать было нельзя) и сказал себе:
«Пока все идет хорошо. Люди, они везде люди. И с немцами можно договориться, и с украинцами, и с поляками. Главное, чтобы дело у меня пошло. А дело начнется завтра».

*
Итак, на следующий день Виктор Андреевич приступил непосредственно к работе, и нам с Вами, уважаемый Читатель, придется хоть на самую малость вникнуть в суть этой работы, напрячься и вспомнить те азы физики, которым нас когда-то учили в школе и которые мы благополучно забыли и не вспоминаем даже тогда, когда успешно пользуемся телевизором, компьютером и мобильным телефоном. Мы имеем очень смутное представление о том, что такое полупроводник, а слово «кремний» у нас ассоциируется скорее с кремниевым ружьем, чем интегральной схемой (что это такое?). А между тем интегральные схемы есть основа любого ноутбука и мобильника, а кремний – основа интегральных схем. Кремний – самый распространенный полупроводник, и современная, информационная цивилизация немыслима без кремния. По всему миру разбросаны заводы по производству особо чистых и совершенных кристаллов этого электронного материала, и по всему миру, в многочисленных лабораториях, умные люди разных национальностей и возрастов, леди и джентльмены, в очках и без оных, с утра и до ночи, а иногда и по ночам напрягают своих мозговые извилины, изыскивая новые способы, методы и подходы, чтобы заставить кремниевые интегральные схемы работать еще быстрее, и чтобы сами они становились все более и более компактными. Ведь нам же с Вами хочется, чтобы компьютер у нас был размером с записную книжку, а мобильный телефон вместе с видеокамерой вмещался в наручные часы!
Быстродействие интегральных схем (напрягитесь еще больше, Читатель!) определяется в основном толщиной изолирующих прослоек между кремниевыми элементами. Прослойки же эти изготовляются из оксида того же кремния, который, по сути, представляет собой простой кварц, стекло. Чем тоньше прослойки, тем быстрее работает схема. Но на сегодняшний день технологи уже достигли нанометровых толщин (о, это волшебное слово «нано»!), и совсем рядом замаячил кризис. Как дальше повышать быстродействие, если оксид кремния нельзя сделать еще тоньше? Умные люди в очках и без оных нашли решение: надо отказаться от оксида кремния, заменить его другим изолятором, например, оксидами других химических элементов. Главное, чтобы их свойства позволяли получать большее быстродействие при той же толщине. В разных лабораториях предложили разные материалы (известно, сколько людей, столько и мнений), но от предложения до технологии – как сказал классик, дистанция огромного размера!
В Институте инновационной микроэлектроники в качестве замены оксиду кремния был предложен оксид очень экзотичного металла – (последний рывок, о Читатель!) оксид празеодима. Празеодим относится к так называемым редким землям, в таблице Менделеева находится далеко внизу, где-то между серебром и платиной, и в школьных курсах физики и химии даже беглым вниманием не отмечается. И понадобился изощренный ум Ярека Ольского, помноженный на дотошную педантичность профессора Глюквайна, чтобы из множества других химических элементов выбрать именно празеодим, чтобы убедить осторожного Остборна в чуть ли неизбежном успехе, а честолюбивого Аббаса – в возможности набить баки его заокеанским друзьям-соперникам, первым получить заветную новую технологию.
Проект по празеодиму открыли полгода назад, экспериментальные работы уже пошли, но сразу возникло много проблем, решить которые было невозможно, не понимая, что творится на границе между оксидом празеодима и кремния. Понять же это можно было только с помощью моделирования. А вот смоделировать эту границу Ярек (который справедливо считал себя одним из лучших модельщиков мира) не мог! Празеодим не зря слыл экзотичным элементом, он и электронную структуру имел экзотичную, с так называемой переменной валентностью, и не поддавался расчету теми методами, которыми обычно пользовался Ярек и которые считались наиболее эффективными. Он перепробовал все, что мог, и – предложил пригласить профессора Зелинского, из России. Возможно, он действительно верил в способности Виктора Андреевича (все-таки поработал с ним заочно три года), а возможно, просто хотел частично снять с себя ответственность за вероятное фиаско (если такой известный профессор не справился, то что уж с меня взять?). Нам не известны точно его мотивы, чужая душа – потемки, но, во всяком случае, передав Виктору Андреевичу свои наработки по празеодиму и обрисовав ему проблему, он занялся своими старыми, чисто кремниевыми задачками и празеодимом больше не занимался.
Наработки Ярека заключались в том, что, убедившись в тщетности традиционных, квантовых подходов к моделированию празеодима, он попытался спуститься чуть ли не на механистический уровень (с пружинками и маятниками), раскопал какой-то метод, который, якобы, можно для этой цели приспособить, и предложил Виктору Андреевичу в этом методе разобраться и смоделировать поведение атомов в оксиде празеодима и на его границе с кремнием.
Виктор Андреевич прочел врученную ему Яреком статью, где описывался предлагаемый метод, прочел второй раз, прочел третий... И овладело им беспокойство. Вроде бы да! Если знать все параметры, используемые данным методом (более десятка на каждый атом), то взаимодействие можно рассчитать. Но это даст только геометрию границы, то есть, расположение атомов. Об ее реальной энергетике ничего сказать будет нельзя. Для электроники от такого решения будет мало толку.
Через пару дней он пошел к Яреку. Тот сидел на третьем этаже, в отдельном кабинете, работал сразу с двумя компьютерами, которые имели через Интернет выход на суперкомпьютер, расположенный в другом германском городе - Юлихе, и фактически только контролировали решение задач: сами же задачи решались за далеким горизонтом. Для Виктора Андреевича такая метода была не в диковину, во Владивостоке он даже с домашнего своего компьютера запускал и контролировал задачи, решаемые на институтских компьютерах. Однако здесь речь шла у суперкомпьютере, на котором можно было запускать сразу много задач и с высокой скоростью, поэтому он заинтересовался и попросил Ярека объяснить, как это делается. 
- Ничего сложного! – ответил тот с обычной своей небрежностью. – Когда понадобится, научишься за полчаса. – И спросил, как дела с празеодимом. 
Виктор Андреевич рассказал о своих мыслях и сомнениях. Ярек почесал свой лысый, круглый затылок и, уставив на русского профессора странный, немигающий взгляд, произнес уверенно, как нечто давно обдуманное: 
- Конечно! Было бы хорошо получить все сразу – и геометрию, и электронную структуру. Но с празеодимом это не удается. У нас тут есть один парень, Рикардо, из Аргентины. У него есть программа, которая может считать электронную структуру празеодима. Но она работает страшно медленно, и даже на суперкомпьютере может посчитать только несколько атомов. Она не годится для выяснения геометрии границы, когда нужно много раз двигать атомы. Но если мы найдем геометрию, Рикардо сможет посчитать электронную структуру. Загрузим Юлих на полную катушку и посчитаем. Деньги у нас на это есть!
- За счет на суперкомпьютере надо платить деньги? – удивился Виктор Андреевич.
- А как же! За все надо платить деньги. 
- Ладно, - сказал Виктор Андреевич не очень уверенно. – Пойду работать. Может, что и получится.
И пошел он опять к себе, в свой сектор «С», подбирать параметры.
Стол, за которым Виктор Андреевич работал, стоял в центре зала. Как уже было сказано, кроме него, в зале работало еще человек сорок, каждый за своим компьютером и со своим телефоном. Примерно половина из этих сорока человек по этим телефонам весьма громко разговаривала – одновременно. Ближайшее к Виктору Андреевичу окружение разговаривало по-немецки, смысла разговоров он не понимал, но по техническим и научным терминам, которые схожи с английскими, да во многом и с русскими, и которыми были переполнены эти разговоры, было ясно, что телефонами все пользуются исключительно в производственных целях, и рабочее время на личные дела никто не тратит. У входа в зал стоял небольшой диванчик. Иногда к кому-нибудь из сотрудников приходил коллега из другого сектора, и они садились там и беседовали. Проходя мимо, Виктор Андреевич ни разу не слышал, чтобы люди разговаривали не о работе. Вот такая там царила всеобщая немецкая деловитость. Как-то, позже, Виктор Андреевич поде... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10