Было, было...

Клава женщина славная. И нежная, и работящая. Всё хозяйство на протяжении двадцати пяти почти лет, пока муж жив был, на ней держалось. Ну а теперь тем более, когда одна осталась. Правда, и хозяйство поубавилось. Раньше они и корову держали, и поросят – а как иначе прожить было на селе? Особенно в те годы, когда зарплаты были маленькими, да и те малые деньги подолгу не видели. Потом, когда чуть наладилось в экономике, повывели всё. Тяжело, что ни говори, вести крестьянское хозяйство, совмещая всё это с основной работой. Нет. Делал муж по дому свою долю работы, вот только с неохотой всё. Всё говорил: и так сойдет. Дескать: не разбогатеем, навоз ворочая. Она и соглашалась с ним, слушая. А потом всё равно: соберётся – и давай перелопачивать весь двор да в квартире ремонт и перестановку устраивать. Прав он был: не разбогатели. Но ничего не делай – и того бы не было. 

Помер Василий полгода как. Пил сильно. Два, три раза в год обязательно в запой уходил, а последнее время и того чаще. Что они только с ним не делали, о чём не переговорили. Он ведь понимал и переживал. Болел сильно физически, когда из запоя выходил. Бывало, смотрит Клавдия, как его крючит всего над тазиком, как он вырыгать силится, а не может. Пот ручьями течет не только с головы – со всего тела. Такая жалость возьмёт! Ведь родной человек мучается. Посмотрит она на часы:

– Может, стопку выпьешь, – спросит.

–  А есть? Ой, Клав, не знаю даже.

Она нальёт ему, на тумбочку поставит, а он стопку эту поймать не может: так колотит. Но сам не спросит, лучше мучиться будет. Разве глазами, когда она войдёт за чем в комнату. «Всё, – говорит. – Завязывать надо окончательно с этим делом». Подержится сколько, картины свои пишет, в азарте весь. Потом как затравится, загуляет вдруг – и не остановить. Пока не допьётся.

А вообще нормальный был Василий, Вася. Художником-оформителем в районном клубе работал, а Клавдия там же кружками руководит. Она музыкальное училище оканчивала на преподавателя по вокалу и хоровому пению, сама поёт замечательно.

Василий наряду с вырисовыванием афиш и плакатов всяких и для себя писал – для души. Вон по стенам пейзажи, натюрморты развешаны. Портреты – Клавдия в разные этапы жизни, дети… Но в основном Клавдия. Его работы друзья-коллеги, даже профессиональные художники, высоко ценили. Сколько раз предлагали выставку организовать, но он никак не мог решиться. «Что я, художник что ли?» – отмахивался.

Дети: дочь и сын, погодки – подросли, повзрослели, своими семьями обзавелись и поразъехались. Одна теперь совсем Клавдия в большой квартире. Хоть работа в клубе пока отвлекает. А как на пенсию пойдёт? Вот Верка, подруга её первая, давняя и верная, и приступила: «Замуж тебе надо, Клавочка. Я тебе уже и партию подходящую присмотрела». Мочи нет, от неё отбиваться. Пришёл вот, жених.

Сергей Сергеевич выглядит на первый взгляд довольно прилично, даже очень прилично. Но что-то в его облике сразу не понравилось Клавдии. Не то чтобы прямо так оттолкнуло, нет, а насторожило, как будто. Своей неприятной какой-то, на её взгляд, необычностью. Вот спроси: что – она и не сказала бы. Что-то неуловимое, её не устраивающее.

Сказал, представившись, что в следующем месяце будет пятьдесят. Ну, это нормально. Вроде, как и выглядит соответственно возрасту. Даже меньше дала бы. Однако… Ну да – ладно.

Вошёл, букет преподнес. Пока она вазу готовила, воду наливала, бутылку вина на стол поставил. У Клавдии вырвалось:

– Пьёте?

 Хотя на самом деле её это не смутило. Ничего особенного нет в том, что мужчина с вином пришёл. Не молодые уже ведь. Вино хорошее, марочное, «Алиготе» называется. Но сразу где-то глубоко, в подсознании, мелькнуло: «Опять!»

– Нет-нет, – поспешно отрёкся гость и убрал бутылку обратно в свой пакет. «Вера, наверное, рассказала ему про беду их с Василием», – оценила Клавдия.

– Я смотрю, цветники у вас повсюду во дворе, – то ли спросил, то ли констатировал гость. – А я со своим букетом.

– Да, я люблю.

– Ну, здесь мы с вами, Клавдия Сергеевна, очень совпадаем. Не только, как говорится, по батюшке: я ведь тоже Сергеевич.

– В чём же ещё?

– А вот по цветам как раз. Очень люблю ими заниматься. Я семена по каталогу почтой выписываю. Не пробовали? Удобно. Правда, иногда в конвертике три-четыре семечка придет лишь. А иногда, бывало, и сорт не тот вовсе, что выписываешь. Но это надо знать надежных поставщиков. Я вас научу.  

– Муж мой покойный тоже любил, но не занимался с ними. Рисовал только. Он у меня художником был.

– Вижу. Полотна эти – его работа?   

– Его, – ответила Клавдия, как-то сразу ревностно насторожившись.

– Красиво. И, похоже. С карточки рисовал?

– Как это?

– Ну, с фотографии. Кладёшь и срисовываешь. Я тоже в детстве баловался. Похоже получалось.

– Нет, не с фотографии, – обиделась Клавдия.

– А зря. Намного легче получается.

– Он художник был.

Клавдия сказала это совсем негромко, как будто для себя закрепила ещё раз данную истину.

– У вас дети есть? Женаты были? А то Вера мне ничего про вас особенно не рассказала, – спросила она, чтобы перевести разговор.

– А? Нет. Не был женат и детей нет. Женщины, конечно, были, но не встретил такую, чтобы связать свою судьбу с ней на всю жизнь. Такую, как вы, не встретил, наверное.

Последнее Сергей Сергеевич добавил, как бы в задумчивости, про себя, но для Клавдии это прозвучало слишком театрально, и она промолчала.

– Да, конечно, – нарушил наступившую паузу гость.

–  Я-то в детстве так только, карандашиком. Не пошёл дальше. А то бы тоже, может…

– А я вот и вышиваю ещё, – вдруг перебил он сам себя. – Вера Петровна рассказывала, что вы вышивку бисером хорошо освоили? Вот, вижу, – провёл он взглядом по многочисленным рамкам с замечательными вышивками, большей частью это были иконы.

(«Прямо, как кот Матроскин», – усмехнулась про себя Клавдия.)

 – А я крестиком. Как Фридрих Великий. Занятие для настоящих мужчин! Помните: «ни одного узелка на обратной стороне канвы».   

– Насколько я знаю из истории…

Клавдия хотела сказать: «мужчиной как раз-то он и не был в прямом смысле этого слова». Но удержала себя и продолжила иначе:

– Не только он.

– Да, разумеется. И король Швеции Густав V тоже.

«Вот что меня поразило в нём», – догадалась Клавдия, неприлично долго следя за руками Сергея Сергеевича, которыми тот активно жестикулировал – плавно, по-женски, выставив напоказ нежные белые кисти с длинными пальцами. «Он, наверное, и маникюр делает», – подумала она. «Перед визитом мог и подстричь ногти, и лак снять», – мысленно же ответила она себе самой, не найдя там признаков маникюра.

– О чём вы задумались, милейшая Клавдия Сергеевна? – вдруг поймал он её взгляд и, взглянув на свои кисти, опустил руки.

– Нет-нет, – поспешила она ответить и нарочно пристально посмотрела на настенные часы напротив. – Просто мне обязательно нужно сегодня в одно место. Извините меня, пожалуйста. Но вам, правда, пора.

Вечером прибежала Верка и с порога набросилась на Клаву.

– Ну и что ты наделала?

– Ничего.

– Дура ты, Клавка!

– Потому что твоим «королём Густавом» не восхитилась?

– Ага. Василию твоему не чета, конечно. Он, этот Сергей Сергеевич, главный инженер в частной компании. Вполне себе обеспеченный. Ты подумала, он на твою жилплощадь и добро покуситься решил?

– Ничего я не подумала.

– Просто, я ему столько про тебя рассказывала. Заинтриговала. А думаешь легко сейчас в нашем возрасте, когда уже за сорок, нормального, интеллигентного, не-пью-ще-го мужика найти?    

– Да лучше пусть пьёт, – парировала Клавдия и заулыбалась, вспомнив: «А я ещё и вязать умею».

– Вот-вот, мало ты намыкалась. Давно бы развелась, ещё по молоду, и жила бы до сих пор с нормальным мужиком.

– Знаешь! – в сердцах выкрикнула Клавдия. – Шла бы ты, подруга верная моя.

– Да ладно. Я же так, – сбавила Вера.

– Ты что со своим импотентом не разводишься? Это он тебе навнушал? Думаешь, я не помню, как он мне это же три года назад предложил? Потому, Верочка, я к вам и не хожу больше. Идеал мужчины!

– Ну не мужчины – мужа.

– А есть принципиальная разница?

– Клав, имей совесть. Он же инвалид, ты знаешь.

– Василий тоже болел. Но меньше твоего бездельничал. Твой Анатолий по полгода по курортам, другие полгода дома на койке охает. Государство тебе его безделье компенсирует.

– Имей совесть…

– Я имею. Это он не имеет. Считает, что вправе определять чужие судьбы. Какое его дело? Он это право не купил даже – получил у государства. А за что – уже и позабыл давно. В драке ведь ему голову проломили? Ты же сама рассказывала. А сделали производственную травму. Могли бы ещё и ветерана боевых действий оформить. Он ведь хвалился, что мог сделать. Ты же говорила!

– Клав…

– Что Клав? Нормальные мужики, глядя на таких дельцов, и запивают. И спиваются.

Клава снова с болью вспомнила Василия, гордого, ни перед кем не прогибавшегося, резкого со сволочами и нежного с ней. С детьми. Вообще – со всеми порядочными людьми.

– А ты, Вер, откуда знакома с этим Сергей Сергеичем? Неужто?..

– Клав...

– Нет-нет. Конечно, нет. Он на это не способен, – она снова заулыбалась и даже хохотнула. 

Вера тоже заулыбалась.

– Твой Анатолий свёл?

Вера кивнула.

– Прости, Клав. Твой Василий замечательным человеком был. И мужиком. Только не подумай ничего.

Они обнялись и замолчали. Всё-таки хорошая Верка подруга. Несчастная просто. Они повернули друг к другу грустно улыбающиеся лица. У обеих в глазах стояли слезы.

– Вер, передай этому вышивальщику, чтобы не приходил больше.

Вера часто-часто закивала головой.

– Ой, Клав, завидую я тебе всё-таки. Понимаю, что дурдом это… Чему завидовать-то…

Клавдия смотрела на подругу понимающе.

– Прошлому твоему, Клав, завидую. Было оно у тебя. Несмотря на беду Васину – было.

– Было, – подтвердила Клавдия.

 Николай