Настя ошарашено молчала. Поняв ее молчание по-своему, Анечка продолжила:
− Ты можешь сказать честно, что у вас с ним было?
− Ничего.
− Совсем ничего?
− Совсем.
− А у нас ним было все! Понимаешь? Все! У меня задержка. Я от него беременна. И рожу. Тогда он никуда не денется: он ведь из порядочных. Все равно он будет мой, я не отступлюсь.
Стены зала поплыли по кругу, Настя услышала знакомый звон в ушах, потом все подернулось мраком, − и она отключилась.
Сознание нескоро вернулось к ней. Сначала она почувствовала на лице влагу: кто-то брызгал на нее водой и хлопал по щекам. Открыв глаза, Настя обнаружила себя лежащей на кушетке в небольшой комнате, − над ней склонились Наталья с Никитой. Никита был в своем дедморозовом костюме, но уже без маски.
− Где я? − спросила Настя, поднимаясь. − Что случилось?
− Где, где! − Наташка облегченно выпрямилась. − В комнате вахтерши. Опять грохнулась − среди зала. Лежи уж. Вадим побежал звонить в «Скорую».
− Нет, нет, никакой «Скорой»! − Настя вскочила. − Все уже прошло. Я домой.
− Одну не пустим, − преградил ей путь Никита. − Вдруг по дороге снова свалишься? Мы с Наташей не можем тебя проводить, я ведь Деда играю, а она Снегурку. Сейчас Вадим вернется и проводит тебя.
− Не-е-ет! − закричала Настя и, оттолкнув его, кинулась к двери. − Ни за что! Я не хочу его видеть!
И вылетев за дверь, рванула в раздевалку. Больше всего она сейчас боялась встречи с Вадимом. Ей казалось, что тогда с ней случится что-то ужасное, − сама мысль о нем была невыносима. Наташка что-то кричала ей вслед, но Настя не услышала. Напялив прямо на костюм куртку, она помчалась домой. К счастью родители отсутствовали. Настя разделась, и, налив полную ванну горячей воды, забралась в нее. Только тогда стал оттаивать ледяной ком, в который превратилась ее душа после страшных Анечкиных слов. Всласть наревевшись, она, наконец, взяла себя в руки и стала решать, как жить дальше.
Непрерывно звонил телефон, но Настя на него не реагировала. Надо куда-нибудь деться, думала она, исчезнуть: уехать на каникулы к бабушке или еще куда подальше. Нет, далеко не уедешь, денег нет. К бабушке, только к бабушке. Прямо сейчас. На последний автобус как раз успею.
Она выбралась из ванны, быстро оделась и, написав родителям записку, понеслась на станцию.
− Боже мой, внученька! − ахнула бабушка Зара, когда Настя, запыхавшись, влетела в калитку. − Что случилось? Беда какая? У меня сердце чуяло. Что-то с Галочкой? Артурчик, иди скорей сюда!
− Ба, все в порядке, ничего не случилось, − Настя старалась говорить спокойно. − Просто, мне захотелось встретить Новый год с вами. Могу я себе это позволить?
− Правду говоришь? А почему так поздно?
− Я после новогоднего вечера. Родителей предупредила и приехала. Хочу у вас пожить на новогодних каникулах.
И тут в очередной раз заголосил Настин сотовый. Пришлось ответить.
− Настя, что за фокусы? − Голос матери был полон тревоги и возмущения. − Уехала, на ночь глядя, да еще не отвечаешь на звонки. Мы чуть с ума не сошли.
− Мама, но я же написала, куда уехала. Захотелось к бабушке. Я что, не имею права?
− А почему на звонки не отвечала?
− Не слышала. В автобусе было шумно. Еще вопросы есть? Я могу раздеться? Только что вошла.
− Когда вернешься?
− Когда каникулы кончатся. Мне в городе надоело.
− Ты что, и Новый год с нами не встретишь? Для чего мы елку наряжали? Ты же собиралась гуся жарить.
− А вы берите его и сами приезжайте. Завтра. Встретим Новый год здесь.
− Ой, да, правда, пусть приезжают! Вот радость-то! − обрадовалась бабушка. − Жаль, елочки нет. А так все есть, угощения хватит. − Приезжайте, приезжайте! − закричала она, отняв у внучки трубку. − Артурчик что-нибудь придумает насчет елки.
− Сказали, подумают. Завтра перезвонят. − Она вернула Насте сотовый и засеменила на кухню, приговаривая: − Пойду, чайник поставлю. Вот радость-то! Я и не мечтала.
Телефон зазвонил снова. Теперь это была Наталья.
− Чего ты сбежала? − заорала она с ходу. − Ненормальная! Мы с Вадимом за тобой понеслись, − прибежали, а тебя и след простыл. Всем праздник испортила! Какая муха тебя укусила?
− Наташа, успокойся. Я же не заставляла вас за собой бегать. Веселились бы дальше. − Настя начала злиться. Почему она перед всеми должна оправдываться? Сначала родители, теперь подруга.
− Когда вернешься? Ребята хотели с нами Новый год встретить. Я думала, ты будешь рада.
− Встречайте без меня. Каникулы я проведу у бабушки. Все, пока.
И она отключилась. Как они ее все достали! Наташка тоже хороша: ничего не знает, а попрекает. Новый год с ними встречать, − это ж надо такое придумать! Вадим! − одна мысль о нем внушала Насте ужас. Кошмарные слова Анечки все еще звучали в ее ушах. Сбежать бы куда-нибудь на Северный полюс, чтоб никогда его не видеть и не слышать.
Видимо что-то такое было в ее лице, что бабушка больше не стала докучать расспросами. Напоила внучку чаем с плюшками и постелила в верхней комнатке. Родители приехали на следующий день к вечеру − побоялись разлучаться с дочкой на Новый год, суеверные. Галчонок попыталась опять приставать к ней, но Настя так посмотрела на мать, что та отстала. Только посоветовала не очень зацикливаться на любовных огорчениях. − Налюбишься еще, − сказала она, − даже надоест. Он тебе еще никто, а уже столько переживаний.
Настя засопела, ушла в другую комнату и с горя включила телевизор. Там местный канал показывал новогодний концерт в Клубе строителей. Ведущая объявила, что сейчас ученица пятьдесят второй школы Марина Башкатова прочтет стихи собственного сочинения. На сцену вышла хорошенькая девушка с каштановыми кудряшками. Воображаю, мрачно подумала Настя. Наверно какая-нибудь муть, вроде стихов в «Вечернем городе» − сплошная графомания.
Она приготовилась переключить канал, но первые же услышанные строки привлекли ее внимание.
− Поутру посмотрю из окна,
Подышу на искристые льдинки,
слегка покачиваясь, читала девушка. Хорошенькая, подумала Настя. Волосы красивые. И платье. Надо фасон запомнить, может, сошью себе когда-нибудь такое.
− Снова улица стала видна,
В белых пачках танцуют снежинки.
Точно, снежинки, будто балерины − согласилась Настя. Хорошие стихи. Надо дослушать.
− Горожан новогодние сны
Вылетают тихонько из окон,
Слабый свет наплывает с востока
Отраженьем далекой весны.
Новый год начинает разбег.
Небеса потемнели − к ненастью.
Как торжественно падает снег!
Немного помолчав, она закончила дрогнувшим голосом:
− Как мучительно хочется счастья.
Последняя строчка больно ударила Настю по сердцу. Как точно! − подумала она, именно, мучительно. Знать бы только: в чем оно, счастье? Какая умница эта Марина. Пятьдесят вторая школа − это где раньше училась Соколова. Сильная школа, все говорят. Вот бы когда-нибудь познакомиться с этой поэтессой или хотя бы почитать ее стихи. Надо будет спросить Иру, может, они знакомы.
Первого января родители отчалили в город, и в доме наступила благодатная тишина, − ею Настя наслаждалась все каникулы. Она очень подружилась с дедушкиным пуделем Франтом − большим собачьим интеллигентом, умевшим подавать любую из четырех лап. Они вместе гуляли по саду, ходили на базар и даже в библиотеку, куда Франта пускали без слов: знали, что он чистоплотен, и попусту лаять не станет.
− Ваш Франтик еще не человек, но уже не собака, − хвалила песика заведующая библиотекой. Франт в ответ благодарно вилял хвостом.
Глава 31. НАТАШКИНЫ СТРАДАНИЯ
Возвращаться в город не хотелось, но пришлось. Как и все хорошее, каникулы кончились, и снова потянулись учебные будни. Настя не стала рассказывать Наталье о разговоре с Анечкой и запретила ей вообще упоминать о происшествии на карнавале. Та попыхтела, но смирилась. Но ужасное Анечкино признание не выходило у Насти из головы. А если, правда, у нее будет ребенок, замирая, думала она. Когда он родится: летом или осенью? Наверно, уже через пару месяцев станет заметно. Интересно, знает Вадим об этом? Неужели он и вправду ее бросил из-за меня? И как это можно: бросить, если все было? Наверно, он к ней вернется, когда узнает о ребенке. Почему она тянет, не говорит ему? И как же это можно: обнимать одну, а любить другую? А я? Разве я смогу − с ним после всего? Да никогда! Буду все время думать, как у него было − с ней. Господи, до чего же больно!
Умная Наталья, хоть и не знала, в чем дело, посоветовала брату и его другу оставить Настю на время в покое. У Анечки тоже хватило ума не болтать об их разговоре, − понимала, что Вадим никогда ее не простил бы. Ведь насчет задержки она соврала, никакой беременности не было. Анечка знала, что у него с Настей по-прежнему ничего нет, и потому продолжала надеяться на возобновление отношений. На лекциях садилась рядом, просила помочь с трудными заданиями и даже проводить домой, если они дотемна задерживались в лаборатории. Он никогда не отказывал, − но и только. Их близость были весьма непродолжительной и давно закончились, − но она продолжала его отчаянно любить, хотя понимала, что таких же чувств он к ней никогда не испытывал. Сблизился от одиночества и по душевной доброте: видел, что она умирает по нему, и понадеялся, что у них все получится. Но не получилось, − девочка с глазами фиалки взяла верх.
Январь и февраль пролетели − лицеисты и не заметили как. Наталья тянулась за Настей изо всех сил, но к концу третьей четверти стала выдыхаться, − скатилась на трояки по всем предметам и уже не пыталась их исправить. К тому времени класс резко разделился на тех, кто преуспевал в учебе, и тех, кто оказался в хвосте. В передовиках числились Павлик, уже освоивший программу даже одиннадцатого класса, Денис, давно выправивший свой почерк, и Настя, отдававшая всю себя учебе.
В аутсайдерах оказались Наталья с Акпером. Им приходилось чаще других оставаться после занятий − исправлять оценки или доделывать работу, с которой не успели справиться на уроке. Поэтому они вскоре подружились. Акпер признался Наташке, что попал в лицей благодаря дяде − крупному бизнесмену. Он нанял племяннику самых лучших педагогов и нажал на нужные рычаги, поэтому Акперу удалось просочиться в лицеисты. Но с программой парень не справлялся и, если бы не дядино заступничество, давно бросил надоевшую учебу.
Беленькая Наташка понравилась азербайджанскому пареньку с первого взгляда. Он постоянно оказывал ей знаки внимания: то сунет в сумку шоколадку, то положит на стол букет первых подснежников. Наталье это льстило, − она благосклонно принимала презенты и позволяла себя провожать, хотя сама к нему никаких особых чувств не питала. Но Акпер полагал, что раз девушка принимает подарки, значит, она согласна стать его возлюбленной, нужно только немножко подождать. Хотя бы до окончания этого года − и можно делать официальное предложение. Ей будет семнадцать − пора выходить замуж. Зачем дальше учиться? − он ее всем обеспечит. Отвезет к родителям, а сам окончит лицей и поступит в МГУ, − дядя устроит. Он даже написал родным, что полюбил русскую и хотел бы на ней жениться. И послал фотографию, где Наталья стояла, обняв березку, − он сделал этот снимок, когда они выезжали всем классом на природу. Она там получилась такая прелестная, что у него всякий раз щемило сердце при взгляде на эту фотокарточку. Он надеялся, что и его родители не останутся равнодушными к такой красавице. Так и случилось. Вся родня, без памяти любившая своего мальчика, прониклась пониманием к его чувствам и одобрила выбор.
Наталья, понятия не имевшая об этих планах, смотрела на ухаживания Акпера сквозь пальцы, тем более, что он никогда не пытался ее приобнять и не лез целоваться. Ей самой поочередно нравились сначала одноклассник Сережа Касаткин, потом лаборант Валера с кафедры физики, и, наконец, старшекурсник с пятого этажа, имени которого она не знала. Каждую перемену она бегала наверх полюбоваться его роскошной шевелюрой и греческим профилем. Правда, он ее в упор не замечал, но это Наталью не останавливало. − Я поняла, что любовь может и не быть взаимной, − пылко признавалась она Насте, − главное, испытывать это чувство, оно так греет!
− Но зачем ты Гаджиеву голову морочишь? Он же за тобой по пятам ходит. Если не нравится, скажи ему прямо.
− Да пусть ходит! Смотри, какую он прикольную заколку подарил, незабудки, как настоящие.
− Наташа, это нечестно. Он ведь рассчитывает на взаимность.
− Да ладно! Все равно за мной больше никто не ухаживает. На безрыбье и рак рыба. Настя, похоже, за год у меня будут все трояки, кроме английского и физкультуры. Учу, учу, и все без толку. Как я от всего этого устала, ты не представляешь.
− Сочувствую.
− Знаешь, я, наверно, попробую перейти в медколледж после десятого. Закачу родителям скандал, пусть нанимают преподавателей, чтобы летом попытаться поступить. Попрошу Юдину дать мне телефоны, с кем она занималась. Вдруг получится?
− Ну и правильно. Раз решила стать врачом, туда тебе и дорога.
Вечером Насте неожиданно позвонила Наташкина мама:
− Настенька, ты не могла бы к нам зайти? Хотим с тобой посоветоваться.
Надо же! − удивилась про себя Настя. И какой я могу дать совет многомудрой Белле Викторовне? Даже интересно.
Но когда она вошла в Наташкину комнату, сразу догадалась, о чем пойдет речь. Родители подруги с расстроенными лицами сидели на диване, надутая Наталья − в кресле, а ее братец, скрестив руки на груди, с недовольным видом подпирал стенку.
− Вот, Настенька, − страдальчески произнесла Белла Викторовна, − Наташа объявила, что хочет бросить лицей. С таким трудом туда пробилась, а теперь решила уходить. Хоть ты вразуми ее.
− Но, Белла Викторовна, она хочет стать врачом, − попробовала возразить Настя, − может быть, ей, действительно, лучше перейти в медицинский колледж? Там и биологию глубже дают, и химию. И основы медицины. Зачем ей столько математики, если она там не нужна?
− В мединституте высшую математику читают весь первый курс, − вмешался Никита. − И где гарантия, что она после этого медколледжа туда поступит? После нашего лицея туда все поступают, а в этом колледже знания дают − хуже некуда. Только используют девчат в качестве нянечек да санитарок. И никаких привилегий при поступлении.
− Неправда! − крикнула Наташка. − При равных баллах у них преимущество.
− Когда б ты набрала те баллы, − съязвил братец. − За год всю физику забудешь. И вообще никуда не поступишь. Просто, тебе лень заниматься, вот и ищешь, где полегче.
− Заткнись! − заорала Наташка, покраснев от возмущения. − Тебя это вообще не касается! Не слушайте его, − повернулась она к родителям. − Ему лишь бы сказать мне гадость.
− Ну и дура! − Никита оторвался от стенки и вышел, хлопнув дверью. В комнате воцарилось молчание.
− Вам денег жалко, да? − Наташка пустила слезу. − Тогда так и скажите. Конечно, на машину этому козлу не жалко, а мне жалко.
− Дело не в деньгах, дочка, − мягко возразил Наташкин отец. − Нам для тебя ничего не жалко. Но, может, тебе все же следует продолжить образование в лицее, а на будущий год наймем репетиторов прямо из мединститута?
− Да не могу я больше, поймите! Одни трояки да пары − попробовали бы сами быть хуже всех. Ну, нет у меня математических способностей. А в нашем лицее все на одной математике держится. А дежурить в больнице мне нравится. Папа, мама, умоляю, наймите мне сейчас репетиторов из колледжа. Вот увидите, я поступлю. Землю буду рыть, а поступлю!
− А ты что скажешь, Настенька? − обратился Наташкин отец к Насте. − Ты такая разумная девочка, всегда была для дочки примером. Как поступить?
Как им поступить? Настя растерялась. Что тут можно сказать? Вроде, каждый прав: и Никита, и Наталья, и ее родители. Разве может она, Настя, за них решить, что делать. А они смотрят на нее с такой надеждой, особенно Наташка.
− Послушайте Наташу, − вдруг решилась она. − Не надо ее мучить. Этот год ей дал очень много, да он еще и не кончился. Еще целую четверть учиться. В медколледже она навыки всякие приобретет: уколы делать, компрессы ставить. Таня говорит, там всему учат.
В это время зазвонил телефон. − Это тебя. − Белла Викторовна передала Насте трубку. − Твоя мама.
− Ты еще долго? − В голосе Галчонка звучало нетерпение. − Что там опять стряслось?
− Иди, иди, − кивнула ей Наташкина мама. − Мы теперь сами. Спасибо тебе.
− Слава богу! − обрадовалась Галчонок, выслушав вернувшуюся дочь. − Наконец-то она оставит тебя в покое. Сколько можно ее тянуть − как бегемота из болота.
Настя и сама была рада уходу подруги. В последнее время совместные домашние занятия стали ее тяготить. Из-за Натальи приходилось сильно тормозить, объясняя по десять раз одно и то же. На это у Насти уходило много драгоценного времени, которое она могла бы потратить с большим толком на себя.
− Сказали, будут думать, − позвонила ей вечером Наташка. − По-моему согласятся. Спасибо тебе, если бы не ты, точно отказали бы. Все из-за этого гада, моего братца. Представляешь, машину у них клянчит, а тут из-за меня дополнительные расходы. Машина ему нужна, − трахать свою корову на природе. Дома я ему мешаю.
− Наташа, перестань! − возмутилась Настя. − Знаешь, что не люблю эти разговоры. Ты давай, звони Юдиной. Куй железо, пока горячо.
− Уже нет нужды. Оказывается, директриса этого колледжа лежит у матери в больнице. Она с ней уже познакомилась. Думаю, не случайно эта директриса там оказалась, ведь моя маман такая ушлая. Небось, прознала про ее болячку и через знакомых посоветовала лечь к ним.
− Здорово! Ты давай, нажимай на родителей, чтобы поскорее начать заниматься с репетиторами.
− Да уж теперь нажму. Не сомневайся.
Через неделю к Наташке пришла репетитор по химии Серафима Владиславовна − модно одетая дама с золотыми кольцами на всех пальцах. Побеседовав с Натальей, химичка удивленно отметила, что знания у девочки неплохие, только их надо приблизить к медицине. И посоветовала приобрести у нее учебник химии, изданный мединститутом. Она же порекомендовала им профессора биологии, подрабатывавшего в колледже. И Наташка с увлечением набросилась на занятия.
Поскольку Белла Викторовна нашла общий язык с начальницей колледжа, в Наташкином поступлении теперь можно было не сомневаться. Один Никита ходил с недовольным видом − покупку машины из-за репетиторов надолго отодвинули, чему Наташка тихо радовалась, но виду не показывала.
Теперь Настя частенько делала уроки одна. Наталья больше не стремилась зарабатывать на математике четверки, а с остальными предметами она справлялась и без помощи подруги. Репетиторы старались не зря есть свой хлеб, поэтому у Наташки почти не было свободного времени. И подруги стали постепенно отдаляться друг от друга. Тем более, что теперь после уроков провожал Наталью Акпер, − а Насте совсем не улыбалось быть третьей лишней.
Глава 32. РАЗГОВОР С ЛЯЛЬКОЙ
Наконец, наступили долгожданные весенние каникулы. Правда, весной еще и не пахло. В этом году каникулы начались на неделю раньше обычного: органы образования решили подсократить длиннющую третью четверть, чтобы дать школьникам отдохнуть. Но в середине марта в их краях обычно свирепствовали пыльные бури, когда бешеный ветер приносил из близких степей снег, смешанный с землей. Даже небо темнело, а на зубах скрипел песок. Поэтому на улицу носа было не высунуть − и волей-неволей приходилось заниматься. Тем более, что учителя не поскупились на задания.
Выглядывая во двор, Настя ежедневно обнаруживала на лавочке Акпера, поджидавшего Наташку. Та выскакивала из подъезда, и они вместе куда-то отправлялись.
− Но он же не лезет ко мне, − оправдывалась Наташка в ответ на Настины упреки, − мы просто ходим в кино или кафе. Если только попробует меня лапать, я его сразу направлю. А пока − ну пусть ходит, мне не жалко. Он мне всегда мороженое покупает или шоколадку.
По закону подлости каникулы кончились, когда, наконец, проглянуло солнышко и ветер утих. Газоны быстро зазеленели, почки на жерделах порозовели, а небо стало высоким и ослепительно синим. Наступила настоящая весна, когда отчаянно хочется гулять и влюбиться, а надо рано вставать и учиться.
− Ну, на фиг мне эти производные! − стонала Наташка, открывая задачник по алгебре, − я, наверно, в том колледже буду круглой отличницей. Скорее бы этот год кончился. Только бы пару не отхватить на математике.
После уроков она опять уходила домой со своим провожатым. Настя устала упрекать подругу и махнула на нее рукой. В конце концов, это личное дело Наташки. Нравятся ей эти ухаживания − ну и пусть.
С Вадимом ни в лицее, ни где-нибудь еще Настя не пересекалась, и боль от мыслей о нем как-то притупилась. Встретив однажды на лестнице Никиту, она поразилась выражению его лица: обычно веселый и самодовольный Наташкин брат выглядел мрачным и подавленным. Не прыгал, как всегда, через две ступеньки, а угрюмо плелся по лестнице и только кивнул в ответ на Настино приветствие.
− Что это с ним? − встревоженно спросила она подругу. − Заболел, что ли? Ходит, плечи опущены, даже нос повис.
− Хо! − радостно воскликнула Наташка. − У него такой облом! От ворот поворот получил − от толстой Светки. Она выходит замуж. За односельчанина, представляешь? И предложила Никите быть свидетелем в загсе. Братца аж перекосило от такой новости. Ой, как я рада! Вот она его уела.
− Но он же ее не любил. Чего же так переживает?
− Конечно, не любил. Какая тут может быть любовь − с бородавкой на носу. Просто, ему досадно, что она первая его бросила. Молодчина! Я ее даже зауважала после этого. А у тебя что новенького в личном плане?
− Ничего. Нет у меня никаких личных планов, − ты же знаешь.
− Да знаю, знаю.
− А если знаешь, чего спрашиваешь? Чтобы позлить?
− Да нет, − я просто так. Даже не знаю, о чем с тобой говорить. Что ни спросишь, ты или ругаешься, или обижаешься.
−А ты не говори, если не о чем.
Настя отвернулась от Наташки и подошла к окну. Та молча собрала учебники и ушла к себе. А Настя вернулась к столу и продолжила решение дифференциальных уравнений.
Около четырех часов прилетела Лялька − позаниматься с матерью английским. Ученики у Галчонка постоянно менялись, и только Лялька дважды в неделю неизменно появлялась у них в доме.
− Лялечка, ты же в вашей группе английский знаешь уже лучше всех, − убеждала ее Галчонок, − тебе что, денег не жалко? Не нужны тебе никакие дополнительные занятия.
Но Лялька упорно продолжала являться и аккуратно оплачивала все уроки, − за что мать к ней особенно благоволила: приглашала к столу и не возражала, когда отец отвозил припозднившуюся девушку домой. Настя тоже подружилась с рыжеволосой певуньей, − тем более, что та, в отличие от Наташки, никогда не лезла к ней в душу с досужими расспросами. Наоборот, Лялька сама рассказывала Насте о своих многочисленных ухажерах, которыми вертела, как хотела, − но близко к себе никого не подпускала.
− Неужели тебе никто из них не нравится? − допытывалась Настя. − Этот Володя Пономаренко из вашей группы − он в тебя ведь безумно влюблен, невооруженным глазом видно. А сам такой славный. И еще этот беленький, не знаю его фамилию, за тобой бегает. Он, кажется, с третьего курса. Красивый такой: сероглазый, с темными бровями.
− Они мне все нравятся, − смеялась Лялька. − Нравятся многие, а люблю одного.
− И кто же этот счастливец? Я его знаю?
− Нет. Ни ты, и никто другой. Его знаю только я.
− А он тебе отвечает взаимностью?
− Ему нельзя. Он женат.
− Женат? − поразилась Настя. − Ты что, с ума сошла? Как это можно: любить женатого?
− Еще как можно! Я его безумно люблю! Люблю каждую его клеточку, каждую морщиночку! Я дышу им! Засыпаю и просыпаюсь с его улыбкой − уже почти год. Только он об этом не знает и никогда не узнает. Поэтому все наши студенты мне до лампочки.
− Наверно, это кто-то из преподавателей?
− Не спрашивай, все равно не скажу. Под пыткой не скажу.
− Ляль, но ведь это бесперспективно. Ты же не собираешься разбивать его семью?
− Конечно, нет! Буду любить, и все. Пока любится. А там − как получится. Ладно, забудь, что я тебе наговорила. А то еще ляпнешь кому-нибудь, и пойдут слухи по институту.
− Нет, что ты! Я чужие тайны не выдаю.
− А ты сама? − Лялька внимательно посмотрела на Настю. − Почему все время одна? Неужели никто не нравится? Я смотрю: ты все дома да дома. Ведь весна − самое время на свиданки бегать. Вон твоя подружка, − я ее частенько с этим черномазым вижу. Он кто: грузин какой-нибудь или чечен?
− Азербайджанец.
− И что у нее с ним: серьезно?
− Да нет, − просто так ходит. От скуки. Пока никого получше не подцепит. Я ей говорю, что так нельзя, да разве она слушает.
− Азербайджанец? Сложная нация! Зря она с ним так, − может и нарваться. Ты ее предупреди: они обиды не прощают. Ну, а у тебя кто на сердце − признайся. Я же с тобой поделилась.
− Я тоже люблю несвободного парня, − вдруг решилась на откровенность Настя. − Я ему раньше нравилось, да и сейчас он, вроде, ко мне неравнодушен. Но одна студентка, кажется, ждет от него ребенка.
− Кажется или ждет?
− Точно не знаю. Но какая разница? Раз у них все было, значит, со мной у него уже ничего быть не может.
− Да почему? Мало ли что у кого было. Главное: что есть и что будет. У тебя был с ним секс?
− Да ты что! Конечно, нет! Вообще ничего не было. Даже не целовались. Один раз он хотел меня поцеловать, но я убежала. Это было еще год назад.
− Да. Сложная штука любовь. Ужасно хочется взаимности, − а нельзя. Но ты не падай духом: раз он пока свободен, может, его еще и заполучишь.
− А ребенок? Он, как узнает, точно на ней женится. Он такой совестливый!
− На каком она курсе?
− На первом. Факультет информатики.
− Что-то я не слышала, что там кто-то беременный. На третьем, знаю, есть две девчонки и на втором одна с пузом ходит. Такие слухи быстро распространяются. Хочешь, узнаю точно? Как ее фамилия?
− Не знаю. Знаю, что зовут Аня. Тоненькая такая, светленькая, с локонами до плеч.
− Все, я знаю, кто это. Анька Тенчурина. Она за Тумановым бегает. Так вот твоя зазноба: Вадька Туманов. Красивый парень − действительно, в такого влюбиться можно только так. Он с Белоконевым дружит, который был на карнавале Дедом Морозом.
− Это Наташкин брат. Они живут напротив нас.
− То-то я с ним пару раз у вас на лестнице встречалась. Но, насколько я знаю, у Туманова с Тенчуриной сейчас ничего нет. Может, ты преувеличиваешь?
− А беременность? Она мне сама сказала. На карнавале. Сказала, что у них все было.
− Она?! Тебе?! Такое сказала?! Вот идиотка! Да она наврала! Специально! Значит, у них не получилось − из-за тебя. Значит, он тебя любит. Радуйся!
− А если она и вправду беременная? Тогда все − он на ней все равно женится.
− Брехня! Если бы это была правда, он бы уже знал. Все бы знали. А они всегда врозь − на переменах и после занятий. Ладно, я про это аккуратно узнаю.
− Как?
− А у девок из их группы. Если на физкультуре отпрашивается, значит, у нее бывает течка. А у беременных месячных не бывает. Ее вообще от физкультуры освободили бы. Завтра же и узнаю.
− Только про меня ни слова. Обещаешь?
− Да о чем речь! Жди, завтра скажу.
Назавтра, разыскав на большой перемене Настю, Лялька сообщила, что Тенчурина все выдумала: на физкультуре она регулярно отпрашивается и живот у нее абсолютно плоский. − Может, у нее с Тумановым вообще ничего не было, − возбужденно тараторила Лялька, − а ты переживаешь. Давай я с ним поговорю?
− Не-е-ет! − завопила Настя на весь коридор. − Ни в коем случае! Слушай, Ляля, забудь! Умоляю! Я тебе ничего не говорила. Поклянись!
− Ладно, ладно, − торопливо кивнула Лялька, испуганно глядя на нее. − Да не переживай ты так. Я забуду, забуду, уже забыла.
И она убежала на свой этаж. А Настя, испытывая непонятное облегчение и другие сложные чувства, направилась в класс, где на предстоящем зачете по химии эти чувства оказались весьма некстати.
Глава 33. КЛАССНЫЙ ЧАС
В этот же день в их десятом «А» − красе и гордости лицея − на классном часе произошла кровавая драка с далеко идущими последствиями. А причиной драки стала тема классного часа − разговор о религии.
Вначале ничто не предвещало такой развязки. Екатерина Андреевна кратко рассказала о разных религиях и попросила ребят высказаться, что они думают о вере. Выяснилось, что большинство из них считает себя атеистами.
− Бога нет! − безапелляционно заявил Денис. − И нет никакой загробной жизни. Все эти разговоры о райских садах выдумки. Могу доказать.
− Ну, докажи, − повернулись к нему ребята.
− Чтобы там росли райские яблочки и всякие цветочки, нужна земля. А в ней жучки-червячки, вода и разные питательные вещества. Райские сады не могут цвести в пустоте.
− А может, в раю не сами деревья, а их души? Как души людей, − задумчиво предположила беленькая Танечка. − Одни только души, души. Всяких живых существ.
− И души червяков с пауками? − Денис насмешливо повернулся к ней. − Бред все это.
− Люди верят в Бога тысячелетиями, − возразила Настя. − Среди них были великие мыслители. Неужели они глупее тебя?
− Это не аргумент! Ты говори по существу. Авторитетами давить легче всего.
− Бог есть, − веско сказал Павлик, вставая. − Он есть независимо от того, верят в него или нет. Это научно доказано, я читал.
− Написать все можно! − Ребята зашумели. − Ты тоже, вроде Снегиревой, давишь на авторитеты. А ты сам докажи. Вон сколько религий − и у всех боги разные.
− А что наш рассудительный Леша думает по этому поводу? − с интересом обратилась классная к толстяку, скучающе смотревшему в окно.
− Ничего не думаю, − отозвался Леша, не повернув головы. − Терпеть не могу бессмысленную трепнологию.
− Но почему же бессмысленную? Неужели ты никогда не задумывался над этим?
− Никогда. Есть бог, нет бога − и то, и другое не доказуемо. И нельзя проверить опытным путем. Поэтому все эти споры − пустая трата времени.
В этот момент заглянувшая в класс учительница вызвала Екатерину Андреевну на минуточку в коридор. Она вышла, попросив ребят не очень шуметь, − но они даже не заметили ее ухода.
− Настоящий Всевышний не тот бог, в которого все верят, − упрямо стоял на своем Павлик. − Это просто сверхразум, создавший мыслящие существа для каких-то высших целей.
− По-твоему выходит, богу безразлично, какие мы: хорошие или плохие? Зачем же тогда душа, совесть, любовь? По-моему ты богохульствуешь. − Танечка от волнения тоже встала. − Церковь учит совсем другому.
− Какая церковь? Католическая утверждает одно, православная − другое. А ислам? Все это выдумки людей, Козлов прав, − продолжал настаивать на своем Павлик.
− Мой папа тоже так думает, − поддержала его Настя. − Он ведь физик, кандидат наук. Так вот он говорит, что, пока мы живы, ответить однозначно на вопрос о боге никогда не сможем. Но считает, что после смерти, может быть, узнаем правду.
− Он на чем считает: на пальцах или на калькуляторе? − съязвил Денис.
− Ну и дурак! − повернулась к нему Наташка. − Настин отец известный ученый. А ты болван.
− Вот вы все спорите, обзываетесь, а убедить друг друга не можете. И никогда не сможете, − вдруг вмешался молчавший до этого Акпер. − Все религии ошибаются, есть только одна верная. Это ислам! Кто его исповедует, тот и прав. А все остальные религии − не верные. И вы все неверные. Не нужно ничего доказывать, нужно верить. Верить и молиться. И того Аллах наградит.
− Человеку дана голова, чтобы думать, а не поклоны бить по нескольку раз на день. − Денис презрительно усмехнулся. − Твой ислам такое же мракобесие, как и остальные религии.
− Не суди о том, чего не понимаешь! − Близнецы Волковы тоже вскочили. − Сначала надо понять, в чем суть разных религий и в чем разногласия. Мы мало знаем об этом.
− А мне не нравится в исламе отношение к женщине, − заявила Танечка. − Я читала, что согласно исламу, если жена изменила мужу, ее надо забить камнями до смерти? Разве это не зверство? А если она полюбила другого?
− Женщина должна хранить семью. Она мать! − Акпер нахмурился и потемнел лицом.
− А мужчине можно изменять? Почему ему позволено иметь четырех жен, а женщине не позволено? Тогда пусть и она имеет четырех мужей.
− Мужчина и женщина не равны! Мужчина выше! Он глава семьи, добытчик! Если может содержать четырех жен, пусть имеет. А неверная жена − позор роду!
− Почему это мужчина выше? − возмутилась Настя. − В чем это ты выше меня? Может, умнее? По твоим оценкам этого не скажешь. И почему только мужчина добытчик? Сколько женщин зарабатывает больше мужей.
− Оценки ни при чем. И деньги. Мужчина изначально выше! Так говорит Коран! − Акпер возвысил голос, яростно сверкнув глазами. − Вы все слепцы! Вы едите свиней, пьете вино − и сами становитесь свиньями! Грязными свиньями! Вас всех резать надо!
− Кто свинья? Я свинья? − рванулся к нему Денис. − Ах, ты, мразь черномазая!
И он с размаху ударил Акпера кулаком по носу, − кровь хлынула тому на белую рубашку, но Акпер даже не покачнулся. Что-то выкрикнув, он выхватил из кармана нож, но замахнуться, к счастью, не успел, − Наташка, завизжав от ужаса, кинулась между ними. Акпер мгновенно замер, выронив нож, и тот торчком вонзился в паркет.
Тут в дверях появилась Екатерина Андреевна, еще не закончившая разговор с собеседницей. Пока она договаривала, Акпер, выдернул нож, спрятав его в карман, а Денис успел вернуться на свое место.
− Что с тобой? − ахнула классная, увидев окровавленную рубашку Акпера. − Кто кричал? На минуту вас оставить нельзя.
− Кровь носом пошла, − не глядя на нее, произнес тот, − а Наташа испугалась и закричала. Можно мне выйти?
− Иди, конечно. Проводите его кто-нибудь к врачу.
− Не надо к врачу, кровь уже остановилась. Куртку надену, − видно не будет. Я домой пойду, можно?
− Я его провожу, − вскочила Наташка.
Они ушли. Остальные лицеисты сидели тихо, не поднимая глаз.
− Кто-нибудь скажет правду, что здесь произошло? − Екатерина Андреевна испытующе оглядела класс. Все молчали.
− Снегирева? − Классная посмотрела на Настю. − Может, ты расскажешь?
− Почему я? − сердито спросила Настя, поднимаясь.
− А почему не ты?
− Пусть Акпер рассказывает. Или кое-кто еще. А я не буду.
− Понятно. Ну, спасибо! А я-то считала, что вы мне доверяете. Выходит, ошибалась. Но не забывайте, я несу за вас ответственность, в том числе и уголовную. А проблема, загнанная вглубь, может обернуться очень тяжелыми последствиями. Конфликт, я вижу, произошел нешуточный. Подумайте, может, лучше поделиться со мной? Все свободны. Если надумаете, я в преподавательской.
Она вышла. Ребята тоже разошлись. Почему я должна за всех отдуваться, угрюмо размышляла Настя по дороге из лицея. Наверно, потому что она мне доверяет. И рассчитывала на мою откровенность. Но я же не ябеда. Хотя, конечно, если бы не Наташка, Акпер мог Дениса порезать. Вот был бы ужас! Екатерину Андреевну тогда, наверно, судили бы, а лицей могли закрыть.
От этой мысли у Насти даже ослабли коленки, − она села на первую попавшуюся скамейку и погрузилась в дальнейшие размышления.
А ведь им ничто не мешает сцепиться еще раз, думала она. Акпер Дениса точно не простит. Не зря же его перевели к нам: говорят, он такой драчливый.
Что же делать? Может, вернуться и все рассказать Екатерине Андреевне? А вдруг она начнет выяснять у Акпера или Дениса, что произошло, а они откажутся? Скажут, ничего не было, а я все выдумала. Тогда все ребята от меня отвернутся. Как же поступить?
Посоветуюсь с папой, решила она. Сначала расспрошу Наташку, о чем она говорила с Акпером, когда они ушли. Может, убедила его не драться с Денисом? А вечером поговорю с папой.
От этой мысли сразу стало легче. Она поднялась со скамейки и, вернувшись домой, позвонила Наталье.
− Настя, я не знаю, что делать, − запричитала подруга в трубку. − Кошмар! Я тебе сейчас такое расскажу, ты обалдеешь! Я к тебе.
От ее рассказа Насте сделалось страшно.
− В общем, когда мы вышли из института, я стала убеждать Акпера не связываться с Денисом, − потрясенно тараторила Наташка. − Мол, он дурак, моложе его на два года, не стоит драться с малолеткой − и тому подобное. А он махнул рукой и говорит: «Не бойся, не трону. Не хочу лицея лишиться». Ну, я обрадовалась, конечно, стала его благодарить, а он: «Давай, вечером в кино сходим?». Я отказалась, − говорю, у меня сегодня занятия с химичкой. А он: «Зачем занятия?» Я и ляпнула ему − про медколледж. Слушай, он даже остановился. Да как заорет: «Какой колледж, какой колледж, зачем тебе колледж? Ты летом выйдешь за меня замуж, − не нужен тебе колледж». Представляешь? Я чуть не упала. Говорю: «Ты что, спятил? С чего ты взял, что я пойду за тебя замуж? Мне еще учиться и учиться. Я хочу стать детским врачом. И вообще, я тебя не люблю».
А он как вызверится: «Как не любишь? Почему не любишь? Подарки брала? В кино ходила? Чтобы провожал, соглашалась? Зачем соглашалась?».
− Я ему: «Ну и что? Я же просто по дружбе. Да я тебе все верну, не беспокойся − мне ничего не нужно. И потом − я же крещенная. Я другой веры». А он: «Примешь ислам!». А я: «Да никогда! И не мечтай! Выбрось эти мысли из головы. Мне вообще еще нет даже семнадцати, а у нас в стране только с восемнадцати можно жениться. Но даже и когда мне будет восемнадцать, я за тебя не выйду. Потому что не люблю».
Ох, Настя, ты бы видела его лицо. Его просто перекосило. Губы сжал, зубами скрипит. Ужас! И заявляет: «Это вопрос решенный. Мои родители согласны. Будешь жить у нас, пока я буду учиться в Москве. А потом тебя в Москву заберу». Я ему: «Ага, там тебя только и ждали. С твоими трояками да парами». А он: «Дядя купит мне студенческий билет. Это в вашем лицее все не как везде. А там будет по-другому. Короче: летом мы поженимся».
Я стою и не знаю, плакать или смеяться. Ведь он это несет на полном серьезе. А он: «Готовься!». Развернулся и ушел. И что мне теперь делать?
− Я тебе говорила? Говорила, чтобы ты прекратила с ним заигрывать? А ты меня слушала?
− Ну, говорила, говорила. Я же не знала, что он такой псих. Думала, ну погуляю с ним − дело великое. Тем более, что он никогда не лапал. Ты лучше скажи, что теперь будет?
− Откуда мне знать? Допрыгалась! Мороженым он ее кормил. Завтра же отдай ему все его цацки. И деньги. Поняла?
− А если он не возьмет? Точно, не возьмет.
− А ты положи ему в сумку потихоньку. Когда он выйдет на переменке. И смывайся домой раньше него. И больше чтоб с ним никаких дел. Слышишь, никаких!
− Да уж. Какие там дела. Буду теперь ходить домой только с тобой. Лишь бы он отвязался.
Она ушла. Следом явилась Лялька. Матери дома не было, но она решила ее дождаться. Они с Настей на скорую руку приготовили салат, потушили капусту с колбасой и сели обедать. За едой взбудораженная Наташкиными новостями Настя не стерпела и рассказала все гостье.
− Он не отстанет, − сразу заявила Лялька. − Если вернуть его подношения, он еще больше рассвирепеет. Но все равно надо вернуть. И пусть Наташа расскажет все Никите. Или родителям. Иначе может быть худо.
− Они ее прибьют.
− И правильно сделают. Нечего связываться со всякими нацменами. Для них женщина не человек. Вещь. Их собственность − или чужая. Или шлюха.
− Но Наташка же этого не знала. Думала, можно просто дружить.
− Незнание не освобождает от ответственности. Настя, она должна все рассказать родителям. Пока не поздно. Пусть они поговорят с его родней. Извинятся за дочь, скажут, что еще молодая, глупая. С кем он живет?
− У него здесь есть какой-то богатенький дядя. Ляль, а, может, обойдется? Может, позлится и уймется?
− Вряд ли, − сказала Лялька, вставая: она услышала, как отворилась входная дверь. − Кажется, твоя мама пришла. Давай ее покормим, и я покажу ей перевод, что она задала прошлый раз. А ты подумай над моим советом.
Наталья категорически отказалась обращаться за помощью к родителям и Никите, справедливо полагая, что ей влетит в первую очередь. Она вняла совету Насти и, дождавшись, когда мрачный Акпер вышел на перерыве из класса, сунула ему в сумку сверток. Уроки прошли как обычно, только Степанов с Гаджиевым демонстративно отворачивались друг от друга. Может, действительно, обойдется, думала Настя, позлится и уймется. Они с Наташкой после уроков сбегали в библиотеку, затем покрутились по коридору, переписали экзаменационные вопросы по информатике и только тогда направились к выходу.
Но стоило им отойти недалеко от института, как перед ними словно из-под земли вырос Акпер с Наташкиным свертком в руке. Что-то гневно крикнув, он развернул сверток и швырнул содержимое ей в лицо.
− Дурак! − заорала Наташка, схватившись за глаз. − Идиот! Козел вонючий! Теперь синяк под глазом будет!
− Шлюха! − прошипел Акпер. − Помнить будешь! − И резко повернувшись, пошел прочь. Уже отойдя на приличное расстояние, обернулся и, крикнув: «Долго будешь помнить Акпера!», убежал.
Девочки постояли, пока он не скрылся, потом сели на скамейку и долго сидели, приходя в себя. − Наташа, расскажи все родителям, − потребовала Настя. − Расскажи, умоляю. Если боишься, давай я расскажу.
− Нет. − Наташка покачала головой. − Ничего никому говорить не надо. Я думаю − это все. Он выпустил пар. Думаю, теперь он оставит меня в покое. Вот посмотришь. Идем домой.
Глава 34. НЕСЧАСТЬЕ
Домой они дошли без приключений. А на следующий день Наташка пропала.
Случилось это так. Когда подруги возвращались из лицея, уже в своем дворе Наталья вспомнила, что забыла купить сахар, и метнулась в магазин за углом. Настя поднялась к себе. Через час она позвонила подруге, но никто трубку не поднял. Девочка все звонила, звонила, отгоняя нарастающую тревогу, − но безуспешно.
Настя запаниковала. Прыгая через две ступеньки, она помчалась в магазин. Там никого, конечно, не было. Но продавщица охотно вспомнила, что да, она продала похожей девушке продукты где-то с час назад. А вот куда та после этого направилась, не заметила.
Выскочив из магазина, Настя пометалась по пустому переулку, потом понеслась домой. И во дворе столкнулась с Никитой. Сначала он отнесся к ее сбивчивому сообщению спокойно.
− Ну и чего ты паникуешь? Мало ли где может околачиваться эта вертихвостка. Небось, встретила своего азера и отправилась с ним в кино или еще куда-нибудь.
Пришлось Насте выложить ему все. Выслушав ее, он, наконец, встревожился.
− Где живет этот Акпер, знаешь?
− Нет. Давай позвоним в лицей. В журнале, наверняка, есть его адрес.
Но в лицее уже никого не оказалось. Тогда Никита догадался позвонить на кафедру высшей математики. К их счастью, профессор Туржанская была на месте. Когда он сообщил об исчезновении сестры, она взяла на проходной ключ от лицея, открыла преподавательскую и продиктовала им адрес Гаджиева, посоветовав не горячиться. А в случае чего самим никаких действий не предпринимать и обращаться в милицию. Заодно сообщила Никите домашний телефон Екатерины Андреевны и попросила все той рассказать.
Акпер жил в двухэтажном особняке за высоким забором. Они долго звонили и барабанили в железные ворота с надписью «во дворе злая собака», но в ответ слышали лишь мощный лай и рычание. Наконец послышались неспешные шаги. Ворота отворились, и пожилая, похожая на цыганку женщина неприветливо спросила, чего им надо. А в ответ на просьбу позвать Акпера сказала, что того нет дома, и когда он вернется, не знает.
− Или пусть выйдет, или мы сейчас же отправляемся писать заявление в милицию, − угрожающе пообещал Никита. Эти слова возымели действие: женщина, обернувшись, что-то сердито крикнула, и в дверях дома появился Акпер. Сунув руки в карманы, он неспешно продефилировал по узорчатой дорожке к воротам и, вышел на улицу.
− Где сестра? − Мрачный Никита вперился взглядом в парня. − Лучше скажи по-хорошему.
Тот, не глядя на него, пожал плечами.
− Говори! − Никита поднес к носу Акпера мощный кулак. − Говори, гаденыш, не то по воротам размажу.
− Не знаю! − взвизгнул Акпер. − Не хочу ничего про нее знать! Я домой пошел. Не видел, куда она пошла. Она с ней пошла, − кивнул он на Настю. − У нее спрашивай.
Тут в воротах возник мужчина лет сорока, очень похожий на Акпера. − Идите отсюда, пока я собаку не спустил, − пригрозил он. − Сами ищите свою девчонку. Мальчик сразу после лицея домой пришел.
− Откуда вы знаете, что Наташа пропала? − взвился Никита. − Мы сами это только что узнали, еще никому не говорили.
Поняв, что проговорился, мужчина, молча, скрылся за воротами.
− А чего бы вы пришли? − закричал Акпер. − Вы ее ищете! Не знаю, где она. Уходите! − И юркнул следом. Из-под ворот высунулась огромная собачья морда и грозно оскалилась.
− Пойдем отсюда, − попятилась Настя. − Все равно они ничего не скажут. Пойдем, может она уже дома.
Но дома Наташки не было. − Плохо, Никита. − У Насти от ужаса сел голос. − Звони родителям, больше ничего не остается.
Примчавшиеся Наташкины родители, выслушав ребят, принялись лихорадочно обзванивать больницы и влиятельных знакомых. Ничего утешительного их звонки не принесли, − Наташки нигде не было. Под вечер, прихватив Натальиного крестного, капитана милиции, они отправились по уже знакомому адресу. Но и повторный разговор ничего не дал, − родня Акпера и он сам стояли на своем: им ничего не известно, мальчик пришел из лицея вовремя, ищите свою дочь сами. Хотите обыск, давайте ордер.
Ночью никто из Белоконевых не спал. Настя несколько раз проваливалась в сон, но тот рука страха выдергивала ее оттуда. Впервые не выполнив домашнее задание ни по одному предмету, она отправилась в лицей с единственной целью: попытаться поговорить с Акпером по душам. Настя ни капли не сомневалась в его причастности к Наташкиному исчезновению: слишком свежо было в памяти обещание Акпера и выражение ненависти на его смуглом лице.
Но она опоздала, − Никита успел перехватить Гаджиева на подходе к институту. Неизвестно что он ему наговорил, но только Акпер в лицее так и не появился, а Никиту прямо с лекции вызвали к ректору. Примчавшийся домой Акпер успел нажаловаться своему влиятельному дяде, тот позвонил в администрацию города, а оттуда перезвонили в ректорат с просьбой повлиять на такого-то студента. Когда Никита явился по вызову к ректору, обнаружил там уже знакомого дядю, гневно вышагивавшего по кабинету.
− Если еще хоть слово скажешь мальчику, − пообещал тот, свирепо глядя на Никиту, − вылетишь из института. А будешь распространять про него небылицы, посажу.
− Белоконев, я вас не узнаю! − Ректор постучал пальцами по столу. − Вы были всегда таким выдержанным и благоразумным.
− Пусть скажут, где сестра! − закричал Никита. − Ее подруга слышала, как Гаджиев обещал ей отомстить. Они знают, знают!
− Обещать не значит сделать. Мало ли кто кому угрожает. У тебя ведь нет доказательств, что Гаджиев виноват. А раз нет, − кто тебе дал право его обвинять? Девочку должна искать милиция. Иди и помни, что тебе сказано.
− Говорят, может, она сама сбежала из дому, − рассказывал крестный, стараясь не смотреть на почерневшую от горя Беллу Викторовну. − Раз она такая гуляка. Люди пропадают каждый день, и находят далеко не всех. Умоляю, не связывайтесь больше с родней этого парня, особенно ты, Никита. У них же денег горы, и все схвачено. Обещаю, мои ребята приложат все усилия, чтобы Наташу найти. А если эти окажутся причастны, мы с ними сами разберемся.
Наташу нашли под вечер. Из центральной городской больницы позвонили Белоконевым, что их дочь поступила в отделение травматологии. Ее обнаружили за городом на обочине дороги, без сознания, с мешком на голове. Она была зверски избита и изнасилована.
− Ничего, главное, жива, − все твердила дрожащими губами Белла Викторовна, осеняя себя крестным знаменем. − Главное, жива деточка моя.
Весь месяц она просидела у постели дочери. Первые дни Наталья непрерывно плакала, − успокаивалась только после укола. По ее словам она шла из магазина домой, в переулке никого не было. Как вдруг стало темно. Она закричала, и тогда ее ударили по голове чем-то тяжелым, − после чего она очнулась не знает где. Насильников своих не видела, потому что мешок они с нее так и не сняли и между собой почти не разговаривали. Сначала она умоляла отпустить ее и просила пить, потом потеряла сознание и уже ничего не чувствовала. Как ее нашли, не помнит. Пришла в себя уже в больнице.
Как только Наташа смогла адекватно воспринимать окружающее, с ней стала работать психолог − красивая женщина с необыкновенно мелодичным голосом, его хотелось слушать и слушать. Она рассказывала девочке о судьбах многих ее пациентов. У некоторых они оказались еще тяжелее: одни остались калеками на всю жизнь, другие потеряли близких. Но они сумели справиться со своей бедой и вернулться к нормальной жизни. И она, Наташа, справится − ведь, кроме моральной травмы, пусть даже очень тяжелой, руки-ноги у нее целы и здоровье не подорвано. В мире много зла, и не всегда удается ему противостоять. Ей выпало жить в непростое время. Ничего не поделаешь, − времена и родину не выбирают. Бывало и похуже. Все-таки не война и не голод. Все пройдет, а впереди у нее долгая и возможно счастливая жизнь, которая во многом зависит от нее самой.
И Наталья, в душе которой изначально было заложено отчаянное стремление к счастью, постепенно стала оживать. Они с мамой договорились никому не рассказывать, что с ней произошло, даже Никите, − сказали только, что она была избита и ограблена. И попросили одноклассников не навещать девочку. Те отнеслись к этому с пониманием и только передали через Настю фрукты и сладости. Наташа решила после выписки из больницы уехать к родственникам в Воронеж и там сдать экзамены за десятый класс. Вернуться только осенью и сразу пойти учиться в медколледж, куда ее уже фактически зачислили, в этом заверила Беллу Викторовну его директор.
Мучителей девочки так и не нашли. Да и как их было отыскать, когда не имелось ни малейших примет. В одном все были уверены: это месть Гаджиева и его родни. Но говорить об этом вслух ребятам категорически запретили, ведь ничего не было доказано и никому не хотелось новых трагедий. Но вокруг Гаджиева постепенно сгустилась атмосфера ненависти. С ним никто не разговаривал, а учителя держались вежливо, но сухо. Наконец, директор лицея решился на тяжелый разговор с дядей Акпера. Он объяснил тому, что будет лучше, если мальчик перейдет в другое учебное заведение − для его же блага. Во-первых, программу он не тянет и все идет к тому, что экзамены за десятый класс не сдаст и останется на второй год, чего в их лицее никогда не было. А если, не дожидаясь окончания учебного года, перевести его в школу с гуманитарным или экономическим уклоном, там он, может быть, этот год вытянет. Во-вторых, обстановка в классе не способствует его успешной учебе и вообще взрывоопасна.
И дядя сдался. Тем более, что сам Акпер его об этом попросил после того, как на его столе регулярно стали появляться карандашные надписи типа « ублюдок черножопый, убирайся, пока цел». Он пытался их стирать, но они появлялись снова и снова. Екатерина Андреевна, к которой он бегал с жалобами, только разводила руками: а что она может сделать? Сказать, что так поступать нехорошо, − но ребята и сами это знают. Тем более, что им известны поступки и похуже. Нет, она никого не имеет в виду, − но факты ведь имели место.
После ухода Гаджиева в классе стало как будто светлее. И хотя одноклассники по-прежнему ходили с убитыми лицами, временами их стали озарять робкие улыбки. Они ни разу не собирались с памятного классного часа, когда разговор о религии едва не перешел в кровавую драку. Наконец, лицеисты сами решили поговорить о случившемся.
− Екатерина Андреевна, а у нас еще будет классный час в этом году? − обратилась к классной Танечка Беликова. − Нам так хочется пообщаться, поговорить обо всем.
− Да когда хотите, − охотно отозвалась та, − хоть сегодня. Я тоже соскучилась по нашим задушевным разговорам.
− Высказывайтесь, у кого что на душе, − предложила ребятам Екатерина Андреевна, когда все собрались в классе после физкультуры, − только, чур, никого не обижать и выбирать выражения поделикатнее. И самим на правду не обижаться, а принимать к сведению и делать выводы.
− Ужасно Наташу жалко, − вздохнула Танечка. − Давайте придумаем, чем бы ее порадовать. Может, Настя знает, чего ей хочется?
− Ей хочется, чтоб ее оставили в покое, − сухо отозвалась Настя. − Представь себя на ее месте.
− Почему ты так уверена? − зашумели остальные. − А может, ей нужна поддержка?
− Потому что со мной подобное случилось год назад. Только я тогда сумела за себя постоять. Но все равно, меня ножом пырнули. Я после этого долго никого не хотела видеть − кроме родителей, конечно. Поэтому я очень хорошо ее понимаю.
− Тебя? Ножом? − Потрясенный Денис даже вскочил. − Кто?
− Расскажи, расскажи! − хором закричали одноклассники.
− Как-нибудь в другой раз. − У Насти не было ни малейшего желания делиться страшными воспоминаниями. − Но я тогда в школу не вернулась, доучивалась дома. Думаю, и Наташа поступит так же. Поэтому давайте не будем ей докучать.
Ребята притихли и задумались. Наконец Екатерина Андреевна прервала молчание:
− Как вы считаете, кто виноват в несчастье с Наташей? И можно ли было его избежать?
− Конечно, Гаджиев, кто же еще. Это он все подстроил, мы уверены.
− Я тоже так думаю, − согласилась классная. − Но только ли он?
− Виноваты мы с Наташей, − потупив глаза, признала Настя. − Она не должна была гулять с ним. А я мало ее отговаривала. Хотя меня одна студентка предупреждала, что все это может плохо кончиться. Так и вышло.
− Да, Настя, ты виновата, − согласилась Екатерина Андреевна. − Надо было все рассказать мне. Я же просила. Почему ты мне не открылась?
− Думала, обойдется. И Наташа просила никому не рассказывать. Честно, Екатерина Андреевна, я хотела с вами поделиться, а потом передумала. Какая же я дура!
И, положив голову на руки, она горько заплакала.
− Чего ж теперь плакать, − слезами горю не поможешь. Давайте договоримся: если вас что-то беспокоит, если есть предчувствие беды, − не молчите. Знаю, вы не любите обращаться за помощью к взрослым, − но это неправильно. Поймите, у нас больше возможностей предотвратить несчастье.
− Надо Гаджиева отловить и отлупить, − мрачно предложил Денис. − Накрыть куртками и отдубасить, − мы в лагере так темную делали всяким гадам. Потому что ему ничего не будет: дядя отмажет. Хотя все понимают − это он подстроил. Чужими руками, конечно.
− Денис, нет! − Учительница умоляюще приложила руки к груди. − Никаких драк, хватит! Директора предупредили, если его хоть пальцем тронут, лицей закроют. В этого хотите?
− Так что − пусть ему это сойдет с рук?
− Нет, конечно. Но вы не вмешивайтесь, прошу вас. Это дело взрослых.
− А я не согласна, что Наташа виновата, − тихо сказала Танечка. − Она же не знала, что с Гаджиевым нельзя дружить. Думала, он такой, как все. А он − не такой.
− Вот и нечего со всякими нацменами якшаться, − мрачно вставил Витя Самойленко. − Мало вам русских?
− При чем здесь нацмены? − У Насти от возмущения сразу высохли слезы. − Вот я, например, армянка. Так что − со мной тоже нельзя дружить?
− Ты армянка? − Витя изумленно уставился на нее. − Да ладно тебе! Если ты армянка, то я китаец.
− Потому что у меня папа русский − вот я и не похожа на армянку. Зато моя мама очень похожа. Ну, так и что? С ней тоже нельзя дружить? Да она замечательная, ее все студенты обожают! Национальность здесь ни при чем. Можно подумать, среди русских мало всяких подонков.
− Нет, все-таки у них есть свои особенности − у этих азербайджанцев и всяких грузин, − продолжал настаивать Витя. − Они нетерпимые и вспыльчивые: как чуть что, сразу начинают орать и за ножи хвататься. И мстительные. Не зря же у них есть кровная месть.
− Там же до сих пор средневековье, − поддержал его Денис. − Я читал: у них ты или хозяин, или раб, − никакого равноправия между людьми. А женщины вообще существа второго сорта. Помните, что Гаджиев прошлый раз говорил?
− И, тем не менее, Настя права. − Екатерина Андреевна даже встала для убедительности. − Конечно, у каждого народа есть свои обычаи, не всегда приемлемые для других. Надо понимать: то, что хорошо для одних, для других плохо или непонятно, − так бывает, потому что все разные. Следует принимать хорошее у каждого народа и уважать его обычаи. А для этого надо их знать. Да, Гаджиев не такой, как вы, − и Наташина беда, что она этого не знала. Но это не означает, что все азербайджанские юноши способны на подлость, я уверена, среди них есть множество благородных людей. Что же касается Наташи, я думаю, мы послушаем Настю и не будем тревожить девочку. Если она сама, конечно, не захочет встретиться. А свое внимание и сочувствие можно выразить другим способом: передать ей цветы или что-нибудь вкусное. Или написать хорошие слова. А ты, Таня, могла бы записать для нее свои стихи − они ей так нравились, помнишь?
− Тань, ты напиши, а я на принтере напечатаю, мне папа недавно купил. Напиши побольше. − Денис даже раскраснелся от волнения. − А потом передадим через Настю, − пусть читает.
− Вот и ладно. − Классная посмотрела на часы. − Давайте прощаться. И больше доверяйте друг другу, в том числе и мне. И тогда все у нас будет хорошо.
− Знаешь, мне стало страшно жить после этого случая, − призналась Танечка Насте, когда они вместе вышли из института. − Захожу в подъезд и все время оглядываюсь. И на улице от всех шарахаюсь. А ты не боишься? Ведь Гаджиев знает, что вы подруги. Вдруг захочет сделать и тебе какую-нибудь пакость.
− Волков бояться, − вздохнула Настя. − Нет, не думаю. Хотя, кто его знает? Но жить и все время дрожать противно.
− Настя, как ты думаешь, они ее не тронули − эти подонки? Ну, ты понимаешь, в каком смысле?
− Нет, только побили. По крайней мере, так ее мать говорит.
− А ты Наташу не видела после больницы? Говорят, ее уже выписали.
− Нет, не видела.
− И она ни разу тебе не позвонила? Вы ведь так дружили.
− Нет.
− Если увидишь или позвонит, передай от меня привет.
− Хорошо, передам.
Они расстались. Но только Танечка завернула за угол, как Настю кто-то окликнул. Она оглянулась и чуть не упала − под деревом стоял Акпер.
− Легок на помине. − Настя остановилась, пытаясь справиться с дрожью в коленках. − Что, решил теперь за меня взяться? Наташи тебе мало? А Беликова только что спрашивала, не боюсь ли я тебя. Так вот знай: не боюсь!
− Ты смелая, − кивнул он. − Но мне тебя не надо. Хочу узнать про Наташу. Как она?
− Ты еще смеешь спрашивать! − Настя задохнулась от негодования. − Ах ты, гад! Подонок! Дай бог, чтобы тебе когда-нибудь было так же плохо!
− Я не гад! Мне еще хуже. Я не хотел, чтоб ее насиловали.
− Ее?! − Значит, ее? Какой ужас!
И в бессильной ненависти она кинулась на него с кулаками. Но он легко перехватил ее руки, больно сжав запястья.
− А мне не плохо? − Его скуластое лицо исказила судорога. − Я любил ее больше жизни! А она меня − козлом вонючим! Я жить не хочу! Вот нож − убей меня! Спасибо скажу.
− Пусти! Еще чего − руки о тебя марать! Все равно твоих бандюг найдут. И тебе тоже достанется, − не сомневайся!
− Не найдут. Они далеко. Очень. И сильно наказаны, очень сильно.
− Зато ты близко! Все равно с тобой разберутся. Ее брат или его друзья. Вот посмотришь.
− Дядя сказал: если кто меня тронет, плохо будет всем. Он все может − его сам губернатор знает. Скажи ее брату, чтоб не делал этого. Мне себя не жалко. Не хочу, чтобы он тоже пострадал.
− Какой благородный выискался! Как только таких земля носит! Мы все тебя ненавидим, весь класс! Лучше уезжай из нашего города, пока цел.
− Ты не понимаешь! Никто не понимает! Я без нее жить не мог, дышать! А она − сердце мне разорвала! − Его губы посинели, он с трудом произносил слова, как будто его душили. − Но я не хотел, чтоб с ней такое сделали. Это все дядя. Я только пожаловался ему, что она со мной не хочет. А он сказал, что ее накажут. Я ушел от него. Сам себя накажу. Домой уеду. Брошусь со скалы − или как-нибудь еще. Прощай!
И он быстро зашагал прочь. Настя потрясенно смотрела ему вслед. Что-то в его голосе сразу заставило ее поверить страшному обещанию. Любовь? − думала она. Что же это за любовь? Какая темная сила толкает людей на такие ужасные поступки? Из-за любви сделать подлость, а потом лишить себя жизни?
Чего же я стою? − опомнилась она. Надо рассказать обо всем взрослым. Но кому? Екатерине Андреевне? Да, только ей. Маме нельзя, − она так распереживается, что еще заберет меня из лицея. Бедная Наташенька, как же ей, наверно, плохо − после такого. Но об этом я не скажу никому. А сейчас − к Екатерине Андреевне.
− Умница! − выслушав Настю, похвалила ее классная. − Молодец, что рассказала. Мы примем меры, чтоб больше никто не пострадал. Будем надеяться, что Наташенька найдет в себе силы вернуться к нормальной жизни, − она ведь такая жизнелюбка. Ничего, девочка, все постепенно образуется. В жизни плохое всегда сменяется хорошим. Раз плохое позади, значит, хорошее впереди, его и жди.
Глава 35. ПЕРЕМЕНЫ
Несчастье с дочерью сильно отразилось на семье Белоконевых. Наташа теперь выходила из дому редко и только с братом или родителями. Насте всего один раз удалось увидеть ее из окна. Прежде всег... Читать следующую страницу »