ВЕРНОСТЬ

         Я не любитель до рыбной ловли, особенно с ночёвкой: чувствуешь всегда себя дискомфортно, отягощён одеждами, оде­ваемыми «на всякий случай» с учётом предстоящей бессонной ночи, содрогаешься от одной только мысли как тебя будут «жрать» у реки или озера в сумеречно-ночное, да и в предрассвет­ное время комарьё, как на другой день, не выспавшийся и разбитый, ты тратишь его, этот день, на то, чтобы вернуть себя в норму, подготовиться к предстоящей рабочей неделе.  Да и сами-то уловы в наших краях при всех ухищрениях и изобретательности наших рыболовов «со стажем» не      ахти-как велики, чтобы тратить на них, на мой взгляд, своё свободное время.

        Однако мой товарищ по работе и сосед по подъезду, - можно даже сказать «друг», -  о рыбалке, охоте другого мнения. Уж он-то обяза­тельно любой подходящий момент не упустит, чтобы не съездить на ры­балку или охоту в зависимости от сезона и, как ни странно, можно сказать -  всегда, возвращается не с пустыми руками: даже иной раз и меня угостит то рыбкой какой, то «диким» мясцом.

        На этот раз после долгих колебаний на уговоры Романа, - как звали моего друга - товарища,- поехать с ним порыбачить с «ночевой» с субботы на воскресенье на одно из озёр километрах в сорока от города, я согласился и, в основном, только лишь потому, что у Романа накануне сломался «Москвич», и он просил меня съездить на рыбалку на моей машине.

         - Не пожалеешь, поехали,.. -  упросил он меня, и вот мы уже где-то в седьмом часу вечера у озера возле деревни Рогатино.

          Пока то да сё: подготовили место, палатку поставили, лодку на­дувную накачали, снасти разложили - уже и смеркаться стало. Роман сел в лодку и уплыл подальше к середине озера «поймать хоть на уху», а я остался на берегу подготовить дровишки к костру и с бе­рега позабрасывать закидушки да посидеть с удочкой. Чурки к кос­тру и топорик мы взяли ещё из дому, и порасколоть их не сос­тавило ни особого труда, ни времени. Поэтому, справившись с этой задачей, я перешёл к следующей - рыбалке.

           Клёв был на удивление неплохой, и я, увлекшись, едва услышал плеск воды слева и даже несколько от неожиданности вздрогнул, увидев в прибереговых зарослях камыша и травы в сгустившихся су­мерках лодку с Романом.

            - Ну как?..- спросил он, подплывая ко мне и кивнув головой в сторону моей удочки.

             - Да так, ничо…-  клёв хороший:  вот,..  -  я с некоторой гордостью показал на  ведро  с плескавшимися в нём несколькими карасиками.

             - Ну и у меня кое-что...  Давай закругляйся, будем ушицу делать.  Айда…
         Роман вытащил лодку на берег, оставив в ней все рыболовные снасти за исключением довольно большого сачка, который он поднял из лодки и в ко­тором трепетались несколько довольно больших карасей.

          Умело и быстро выпотрошив, почистив карасей, Роман опустил их в коте­лок, я развёл костёр, и вскоре поперченная и подсоленная и даже с лав­ровым листком (!), издающая ароматный, специфический, ни с чем не смеши­ваемый запах, уха была готова. Разлив, - как водится в этих случаях, - по кружкам грамм по сто - сто пятьдесят водки, мы выпили и приступили к ужину.

         Костёр разгорелся во всю: языки пламени, постоянно меняясь в цвете, перебрасывались от одной поленницы к другой, как бы заигрывая, резвясь и поддерживая друг друга, отплясывали веселый танец; от костра веяло лас­ковым теплом.  Я поднял голову - в тёмной бездне сверкало множество холодных точек - звёзд; я перевёл взгляд в сторону от костра -  просматриваемые кон­туры деревьев и кустарников приобретали в отблесках костра странные и загадочные, жутковатые очертания, от них веяло каким-то ощущением скрытого ранее и вдруг давшего о себе знать страха. Внутренне поёжив­шись от этого ощущения, я посмотрел на Романа: он, не мигая, уставился прямо на горящие дрова, лицо его выражало спокойное раздумье. Заметив мой взгляд, он оживился:

           - Ну что? - ещё по одной?..

            - Да давай... Что задумался - то?

          Он ответил не сразу: выпил «вторую», медленно рукой вытер оставшу­юся на губе каплю, занюхал корочкой хлеба, пожевал её и, вновь уставив­шись на костёр, в раздумье сказал:

              - Что-то вспомнилось былое... из своих молодых лет...
         Роман помолчал, потом продолжил:

               - Была у меня, - уж давненько тому, - любовь одна -  Светланой звали... Нравилось нам с ней вечерами у костра вот так сидеть, смотреть на горящие поленницы, ветки, пеньки,..  на искры, рассыпающиеся в разные сто­роны,  когда подкладываешь в костёр дровишки...  Да-а...

         Роман вновь замолчал, и по нему было видно, что он опять где-то далеко-далеко в своих воспоминаниях.  Я тоже молчал, надеясь на дальнейшее откровение Романа и стараясь своим как бы невольным подталкиванием не отбить у него охоту на это откровение.

         Молчание затягивалось, и  я  попробовал  всё  же «подтолкнуть»:

              - Да-а уж,..- протянул я, - молодость есть молодость... Жаль - всё проходит...  Я вижу, у тебя есть что вспомнить, что и сейчас сердце - то теребит, а?..  Может расскажешь, что?  Ну если не хочешь, то, конечно, не надо, а так, что в себе-то хоронить - всё равно: что твоё - твоё, твоя жизнь и будет твоею...

          От моих слов Роман очнулся, дотянулся до лежавшей невдалеке палки и стал подгребать в кучу обгоревшие головёшки -  сноп искр, языки пла­мени взвились вверх. Роман улыбнулся.  Его смугловатое лицо с широкими густыми бровями, блестящими от всплесков пламени глазами, мягким очер­танием губ и ровным носом, чётко выраженными скулами и подбородком с ямочкой было красиво. Невольно подумалось, что в юности, в «паруб­ках» *) красотой он не был обижен...

_______________      

*) Парубок – (укр., народ.)  - молодой парень, жених.             

              -Ты знаешь, я служил в армии три года, - тогда забирали в армию с девятнадцати лет, если помнишь, и служили в наземных войсках и в авиации по три, а во флоте даже по четыре года,..  - потом я ещё на сверхсрочную на два года остался: предложили - я и остался. А что делать было: образования толкового у меня не было до армии, а в армии я неплохим мотористом стал - обслуживали дизельную электро­станцию в части, да к тому же появлялась возможность на заочное отде­ление в институт поступить... Вот так пять лет и оттрубил...  Домой после «дембеля» пришёл - мне уже двадцать пятый годок... Ну немного, - меньше месяца, пожалуй,- погулял да и пошёл на завод слесарем- ре­монтником пока институт не закончу - так я планировал...  По времени года это где-то в конце августа было...

          Роман снова пошевелил палкой в костре, что-то припомнив, усмехнулся и продолжал:

              - Пожалуй, не более как с полмесяца я проработал в РМУ *), и вот подходит ко мне мастер на перерыве и говорит, что меня посылают дней на двадцать - тридцать в колхоз...   А тогда это часто практиковали,- ты знаешь: то на сенокос, то на уборку той же картошки, то ещё чего, а то какая-нибудь там «шефская помощь по ремонту техники»…  Я, было, засопротивлялся: мол, дома-то всего-ничего, а уже в колхоз, но мастер сказал, что я поеду не один, а человек восемь с завода отправляют и нам неплохо заплатят – и от завода и от колхоза, - я и согласился.

          Приехали мы на центральную усадьбу колхоза, а там нас ещё пораспределили по отделениям, то есть по нескольким деревням. Так я и ещё один со мной товарищ, – Василий, - попали в село «Половицы». Поселили нас с Василием во времянке дома стариков Крутиловых, - жили там дед с бабкой и у них рядом с домом времянка была, ну вроде бы летней кухни служила, но времянка довольно большая: сама кухня и комнатка при ней на две кровати,.. вполне... Мы потом туда и столик приспо­собили...

          И вот ходим мы с Василием на работу в мастерские, где сельхоз­техника разная ремонтировалась, уже дня, эдак, три, а питаемся в основ­ном в столовой при правлении. Вроде уже и вработались: и нас приз­нали, и мы кое с кем перезнакомились, сработались. А вечерами то в клуб идём кино посмотреть, то в карты режемся,..  домино у нас с собой было...

          Днём четвертого дня, - как сейчас помню, - притащили к нам в мастерские трактор «Беларусь» - мотор что-то забарахлил. Ну мы давай над ним кол­довать, причину искать. Провозились долго и, чуть было, совсем не забыли, что время ужина в столовой уж проходит и столовая вот-вот в шесть вечера должна закрыться. Договорились, что я быстро сбегаю в столовую и оттуда кое-что ещё прихвачу перекусить для Василия, который оставался ещё в мастерских поработать. Я быстро переоделся, умылся на скорую руку и в столовую.

         В обеденном зале, куда я вошёл-вбежал, ужинало человека два-три — не больше; столы стояли в основном пустые и чистые, раздаточный стол также был пуст. Я быстро взял поднос и подошёл к месту выдачи. Из боковой двери кухни вышла девушка в белом халате и в белом накрах­маленном колпаке. Почти не глядя на меня и привычным движением поправ­ляя и так безукоризненно сидящий на её голове колпак, она сказала:

             - Что-то вы припозднились... Мы уже закрываемся... Что вам подать?

              -  А что у вас есть?..

  ______________

*) РМУ – ремонтно-механический участок.

          Я посмотрел на неё прямо в упор, она тоже подняла глаза. Взгляды наши встретились. И в это  время, - я не понял сразу и отчего, - по моему телу от самой макушки до пят прошёл какой-то электрический импульс, ток. Я как бы остолбенел, язык отнялся...  "О, как она красива!.." -  пронес­лось в голове, и в следующий миг я почувствовал, как меня бросает в жар, как он заполняет всё моё существо, заставляя запылать щёки и уши.

          Секунду - другую я неподвижно, как завороженный, скорее всего - как каменный, смотрел, не мигая, на «хозяйку кухни», и, если бы меня в это время видел кто бы то ни было со стороны, он, вероятно, подумал бы, что мне дурно и нужна срочная помощь.

         Наконец состояние «шока» меня стало отпускать, и я уже каким-то ватным языком, с усилием выговаривая слова, вновь спросил:

              - А что у вас есть?..

         «Хозяйка», тоже смутившись, несколько раз хлопнула длинными ресни­цами и, отводя глаза в сторону большой электроплиты, на которой сто­яли бачки, сковороды, чайник, стала перечислять:

              - Суп есть гороховый, котлеты с вермишелью,.. можно  с картошкой, чай, компот,.. сардельки вот есть...

          Я заказал, что посчитал нужным, и, со словами «я для товарища...», ещё добавил к заказу три сардельки, котлету и булочку.

          Пока «хозяйка» накладывала и подавала мне перечисленное, я почти неотрывно следил за ней, за её движениями, за... коленками, изредка сверкающими при отбрасывании в сторону борта халата при её перехо­дах от одного места к другому. И хотя «хозяйка кухни» делала вид, что я ей безразличен и что я - это один из многих и подобных, я чувствовал внутренне, что ей нравится моё пристальное внимание.

               - Марья Иванна, рассчитайте,.. - позвала она кассиршу и вновь скрылась за той же дверью, откуда и появилась при моём приходе.

          Ел  я медленно, пережёвывая и пищу и впечатление от случайной встре­чи, так всколыхнувшей всё моё существо.

           Из столовой вышел я задумчивым и беспричинно недовольным собой, каким-то, я  бы сказал, опустошенно-жалким. Спустившись по ступенькам крыльца столовой, я медленно повернул за угол бревенчатого её здания и...  - о, Боже! - чуть не столкнулся с «хозяйкой». От неожиданности я вновь  оторопел, сердце моё заколотилось в груди птицей, которая вдруг попала в сети - ловушку.

           «Хозяйка» взглянула на меня, улыбнулась доброй, мягкой и чуть насмешливой улыбкой и, наклонив слегка голову вперёд, быстро зашагала впереди  меня в моём же направлении.

           «Догони - же,.. ну, давай!..» - подтолкнул меня мой внутренний голос и он же, этот голос, вывел меня из оцепенения.

               - Девушка, а девушка,.. - стараясь обратить на себя внимание «хо­зяйки»  окликнул я  её, не рассчитывая на положительную реакцию. Но она замедлила шаг, остановилась и оглянулась в мою сторону. Я едва ли не бегом подошёл к ней. Стараясь скрыть, затушевать своё волнение я спросил:

              - Девушка, а что-то я вас раньше тут не видел… Вы что, в столовой работаете?..

              - Да уж как видите…

              - Вы сейчас домой или куда ещё?  Я смотрю: вы мне по пути…  Можно, я с вами  рядом пойду, а?..

           Она не ответила ни «да» ни «нет», и мы пошли рядом. Сердце моё вошло хоть и в повышенный, но всё же ритм, и я почувствовал, что могу уже более-менее связно говорить. Пытаясь придать разговору шуточную форму, я вновь спросил:

             - А вы тут давно живёте?.. Мы вот уже месяц здесь скоро, все дома осмотрели, со всеми достопримечательностями местными познакомились, всех девчат переписали, а вас я что-то не видел... Или вы в под­полье скрывались?..

         Она ответила мне в тон:

             - Да вот немного поскрывалась, а потом смотрю: что толку-то от этого?.. да и вы с приятелем своим вроде как не из полицаев, не стра­шны, - вот и вышла...

             - О, да я вижу, - у вас полнейшая информация...

          Мы посмотрели друг на друга и рассмеялась.

          Обмениваясь незначительными фразами, репликами мы подошли к перек­рестку улиц; моя спутница остановилась.

               - Мне в эту сторону,.. вон там мой дом, - она лёгкой отмашкой указала вдоль улицы на стоявшие поодаль дома и, посмотрев на  меня всё тем же струящимся теплом, прелестным взглядом, сказала:

               - Бывайте...

         Инстинктивным жестом я остановил её:

                - Да вы что? мы уже расстаёмся?.. Я даже не успел узнать вашего имени... Меня Романом зовут, а вас?

                - Меня Светой... Ну ладно, до свидания,.. мне пора, - и она, убыстряя шаг, пошла в сторону ею указанного направления.

         Я постоял с полминуты, глядя ей вслед, повернулся и побрёл к себе, то есть к дому Крутиловых.

         ...Прошло дня три. В эти дни я выглядывал Светлану и утром, и в обед, и вечером, вычисляя, где бы она могла быть, терялся в догадках, хотел даже у кого из кухонных работников спросить о ней. Но как? Кто я ей? зачем интересуюсь?.. «Это ж, ведь,       де-ре-в-ня,  се-ло... Она вон за каких-то два-три дня узнала, что в селе чужие люди, что эти люди – двое парней, которые приехали «шеф-помощь» оказать... Вот «сарафанное радио» работает, а!..» - удивлялся я сельской информированности, рассуждая сам с собой.

           На четвертый только день, придя в столовую позавтракать, я увидел Светлану - она стояла у электроплиты и что-то мешала в протвене. Я впился в неё глазами. Видно почувствовав это, Светлана оторвалась от своей работы и посмотрела в мою сторону. Встретив мой взгляд, она слегка мне кивнула, улыбнулась и... перешла к стоявшему у стены столу, на котором виднелся мясной фарш, какие-то ножи и что-то ещё. Больше вниманием она меня ни в обед, ни в ужин не одаривала. Но я уже, как говорят в таких случаях, «зажёгся» ...

          Примерно в то же время, как и при первой встрече, я поджидал её у угла столовой. Ждать долго не пришлось: Светлана вышла из задних дверей «подсобки» столовой чуть ли ни минута в минуту. Увидев меня, она, как мне показалось, скорее обрадовалась, чем удивилась:

                - Это вы – ы?.. - протянула она.

                - Не ожидали?

               - Да  как  сказать...

          Мы пошли рядом.

                - А у меня тут отгулов несколько набралось, а дома побелку за­теяли, так я эти дни не работала: по дому то то*, то другое,.. сами по­нимаете,  -  продолжала она, как бы отвечая на мой немой вопрос.

                 - Я уж забеспокоился - хотел на розыски подавать,.. - почти серь­ёзно выпалил  я и осекся, смутившись от своей же нахальной прямоли­нейности. Светлана взглянула на меня боковым взглядом и рассмеялась:

                - Можно и вправду подумать... Ладно уж сочинять...

         От её слов, добродушного смеха мне стало легко и просто, скованность прошла: я вполне уже владел собой.

         Болтая и смеясь, мы стали вновь подходить к уже известному мне перекрестку, но тут я, сориентировавшись, зашёл от Светланы с той стороны, в которую она должна была свернуть, и, когда она, как  я почув­ствовал, уже собиралась со мной распрощаться,  я взял её слегка под локоть и тактично подправил наше дальнейшее движение прямо через дорогу на другой квартал. Светлана, было, слегка заупрямилась, но потом покорилась моей настойчивости...

         Проходили  и  проговорили мы с ней примерно час- полтора. Я узнал, что она местная, тут и родилась, что Иван Петрович, - слесарь-ремонтник в мастерских, где мы с Василием работали, приветливый мужчина лет сорока трех-четырех, - её отец (отсюда уж сразу стало ясно об источнике информации, которой владела Светлана), что после школы она училась два года в торгово-кулинарном училище в городе, но не окончила, так как тяжело заболела её мама.

             - После смерти  мамы, - рассказала Светлана, - отец через полгода женился тут на одной женщине, взял её с восьмилетним сыном, да нас двое с Гришей осталось... Вот так мы и живём. А в столовую я тоже  пошла  работать после,.. у меня мама до этого в столовой работала.   

          Простота, с которой держалась Светлана в общении, искринки в глазах, когда она улыбалась и, тем более, смеялась, спускающиеся на плечи локоны слегка вьющихся светлых волос, чуть-чуть вздёрнутый носик, красивый бантик губ, не тронутых обильной помадой, едва уловимый, но приятный запах кухни, исходивший от её одежды и тела, рассказ её о себе — всё утверждало во мне мои симпатии к ней, вызывало нежные чувства, подталкивало к ласкам...

             - Но мне пора, - остановилась вдруг Светлана, когда мы уже подошли совсем близко к прибрежным кустарникам речушки Малой, проте­кающей у окраины села.  -У меня еще много дел...

         Я попытался её уговорить побыть ещё некоторое время со мной, но в своём решении она была тверда. Пришлось возвращаться.

             - Когда мы ещё сможем встретиться?.. Завтра, - я видел афишу,- в клубе кино, после - танцы. Может сходим?.. вместе...

              -  Ну  нет, что вы! – я  занята.

              - Да завтра же суббота...

              - Ну и что ж,.. будет видно... До свидания, - и она, не обора­чиваясь, быстро пошла по своей улице.

        ...Рабочий день в мастерских всегда проходил быстро; также быстро, в работе, прошёл и субботний день.

         Василий ещё в пятницу вечером уехал домой на воскресные дни.   Я   оставался один.

         Светлану в столовой я в этот день не видел - может не её смена была. Однако, несмотря на неопределенность её ответа накануне нас­чет похода в кино и на танцы, я всё же вечером купил два билета в кино на места подальше от экрана, и стал ждать, прохаживаясь и «ловя ворон» невдалеке от клуба, причём так, чтобы мне всегда был бы виден в него вход.

         Вот уже  и  без трёх минут семь, вот уж и семь... Я быстро во­шёл в фойе, дверь в кинозал уже стали закрывать. В полутьме я нашёл свободное местечко и присел, стараясь не мешать другим.

         Во время сеанса я мало смотрел на экран - большей частью был поглощён раздумьями о себе, о девчатах, о жизни вообще. На меня наплывало чувство недовольства на всё и вся, и на себя в том числе.

         Сеанс закончился; вспыхнул свет. Спешить вставать я не стал, а, сидя, безразличным взглядом наблюдал за суетностью выходившей из зала толпы...

         «О, это ж она!.. С кем это?.. Да нет, парней рядом нет,..» - я широко раскрытыми  глазами смотрел, как по проходу, изредка перебрасы­ваясь словами  с рядом идущей девушкой, - видно, подружкой, - по на­правлению к выходу пробиралась Светлана. Довольно часто её оцениваю­щий взгляд прощупывал зал. Увидев меня, Светлана улыбнулась, однако шагу не убавила, и вскоре скрылась с подругой за выходными дверями зала. Меня это задело: я встал и, с намерением уйти совсем, вышел из кинозала.

          В фойе клуба уже суетилась молодежь; отрывистые мелодии вырывались из колонок музыкального центра, размещённого в углу фойе на немного поднятой над общим полом эстрадной площадке, - видно местный «диск-жокей» подбирал приемлемые мелодии и усилителем настраивал соответ­ствующую громкость их звучания. Зазвучала красивая мелодия, но вдруг она оборвалась, и голос через микрофон обратился ко всем присутствующим: - «Дорогие друзья! Сегодня у нас не совсем обычный вечер танцев... Сегодня у нас праздник!.. — мы получили телеграмму из области с поздравлением нашего отделения в сборе урожая этого года! Мы по всем показателям идём в области первыми... Ура, товари­щи!.. ура!..»

          Дружное   «ура!»  с присвистом,   хохот,  смех,  раздались в фойе, - этот шум, пожалуй, был слышен  аж  на окраине села.  « ... - А сейчас, товарищи, мы поздравляем с успехами наших молодых  механизаторов:  Юру Иванищева,  Гришу Соломатина ...»  Девушка-оратор перечислила ещё ряд имён и фамилий и закончила словами: - « Для них мы подготовили этот «музы­кальный сувенир»...

          Зазвучала ритмичная, зажигающая музыка, и толпа стала отплясывать разные «па» кто как мог. Я с любопытством наблюдал за ними, стоя у стены и забыв о своих обидах. Ритмичную музыку вскоре сменила плав­ная мелодия, предполагающая попарное  исполнение  танца.

         Я неспеша  направился к выходу на улицу и,.. как говорят, «нос к носу» столкнулся со Светланой. Как она очутилась рядом - не знаю. Я внимательно посмотрел на неё, - её приветливая, мягкая улыбка обезоружила меня...

               - Ну что, попробуем станцевать,.. – предложил  я, слегка кланяясь и изображая жест приглашения.

               - Попробуем...

          Я взял её руку и, пробившись к центру фойе, мы вписались в общую танцующую толпу.

         ...Я, скажу тебе, конечно, не лучший танцор, но чувство ритма, да и некоторый опыт, у меня в танцах был, так как ещё в школе я пробовал себя в бальных танцах, поэтому партнёршу свою в танец я ввёл уверенно.

         Почти без перерыва плавная мелодия сменилась вальсом. Кружась со Светланой в танце, моя правая рука соскользнула несколько ниже её талии... - ощущение мягкости  и шелковистости её тела, передаваемое через тонкую ткань платья, возбуждающее движение мышц, тонкий аромат духов, исходивший от Светланы, подействовали на меня опьяняюще, и мужской инстинкт взыграл во мне:  я всё сильнее стал прижимать к себе Светлану, ощущение близкого сладострастия стреми­тельно нарастало во мне ... - мне захотелось её поцеловать...

         Вальс окончился.

        «И слава Богу!..» - пронеслось в голове, так как действительно неизвестно куда бы всё зашло да ещё здесь, среди практически не­знакомой мне толпы людей... «Как выглядела бы Светлана в глазах своих селян?.. А как бы выглядел я в её глазах?..» - от этих мгно­венно пронёсшихся мыслей-вопросов у меня по спине пробежал легкий нервный озноб, мой ум мгновенно протрезвел.

         Мне показалось, что Светлана своей женской интуицией, своей жен­ской природой уловила моё состояние, так как сказала, беря мою руку:

             - Рома, пойдём выйдем на улицу... Да и мне уже домой пора...
         Ну последнее-то уж совсем мне не подходило, и я стал полушёпотом умолять:

             - Свет, давай ещё хоть пару танцев станцуем и пойдём, а?..  Всё будет хорошо  - я гарантирую...

          Она посмотрела на меня внимательно и серьезно. Почувствовалось, что она взвешивает все «за» и «против», что сейчас она вот-вот скажет своё твердое и окончательное решение и что это решение вполне может быть не в мою пользу. Предупреждая это, я, заглядывая ей в глаза, снова твердо повторил:

               - Света, я гарантирую: всё будет нор-маль-но...

         Слова для убедительности я подтвердил кивком головы и лёгким, скорее произвольным, чем специальным подмигиванием.

         Ресницы её вздрогнули, она хотела что-то сказать, но снова за­играла музыка, и я жестом пригласил её к танцу. Слегка лукавый при­щур глаз и улыбка одними уголками губ дали мне понять, что она со­гласна побыть со мной ещё...

          О!.. В этот вечер я «поплясал» от души! - я уж и забыл когда я так раньше «вытанцовывал»... Раскованно  и легко, чутко откликаясь на все мои движения как ведущего партнёра, танцевала Светлана. Я был от неё в восторге!..

          Мы вышли из клуба часов около одиннадцати. Вечер танцев ещё про­должался и был, пожалуй, в самом разгаре. Стояла тихая лунная ночь. Мне идти «домой» совсем не хотелось. Я взял Светлану подруку, и мы побрели вдоль улицы, ориентируясь на её дом.

        Миновав домов пять-шесть, мы оказались перед перекрёстком, одна из улиц которого выходила прямо к берегу речки Малой. Это я знал уже точно, так как, совершая с Василием экскурсию по селу на второй день после своего приезда с целью разузнать «что-где», мы как раз с ним и выходили к речке по этой улице. У меня мелькнула в голове шальная мысль пройтись к речке, и я «забросил удочку»:

              - Свет, а что ты так домой спешишь?.. Спать?.. Кто ж в такой чудный вечер спать может?!

               - Я встаю рано: корову надо подоить перед тем как в стадо выпустить, кое-что по дому поделать, самой прибраться - мы-то рабо­таем с семи утра, а то и раньше когда приходится идти на работу - готовить ведь надо... Так что почти каждый день я встаю где-то около пяти утра, ну самое поздно - полшестого...

         Её ответ вызвал во мне чувство стыда за только что промелькнув­шую мысль, однако я всё же предложил:

              - Может пройдёмся сюда?.. - и слегка потянул Светлану в сторону речки.

          Вопреки моему ожиданию она не стала возражать, и мы совсем ско­ро оказались у пологого, недлинного спуска к воде. Мы спустились.

          Зеркало воды отражало серебро лучей, посылаемых на землю полной луной. Редкий всплеск воды от взрезвившейся вдруг рыбёшки лишь из­редка нарушал уже ночную тишину. Покой, величие матери-Природы, пере­даваемые всем окружением: застывшим обликом кустов и редких деревьев, растущих вдоль берега, прибрежной травой, светлым песком, уходящим из-под ног прямо в воду, безоблачным, освещённым луной небом,..-  всё невольно предрасполагало к доверяю, к сердечной беседе, к нежно­сти, к любви.

               - Да-а,  кра-со-та!.. - протянул я с чувством неподдельной  охва­тившей  меня какой-то внутренней  радости  и, положив руку на Светланины плечи, осторожно притянул её к себе.  - Вот только б комаров поменьше... Хотя сейчас мы устроим...
          Я заметил возле небольшого обрывчика, находившегося невдалеке  от места, где мы стояли, остатки затушенного костра, который разводи­ли, скорее всего  днём, местные пацаны. Извинившись перед Светланой, я быстро подошёл к этому месту и, сгорнув лежавшие поодаль разбросанные сухие, обгоревшие ветки, добавил к ним ещё несколько здесь же сло­манных от сухого куста. Растерев в ладонях немного сухой коры, сня­той с одной из веток, я чиркнул зажигалкой, которую некогда нашёл при выходе из городского маршрутного автобуса и которую постоянно но­сил с собой, развёл костер и  подозвал Светлану, уже заскучавшую.

          Мы сели у костра. Обняв Светлану за плечи сзади и притянув её к себе, я с наслаждением вдыхал запах её волос, нежил лицо, свой нос её шелковистыми, щекотливыми волосами, изредка пытаясь поцеловать мочки её ушей. Светлана сидела тихо, доверчиво прижавшись ко мне, но от поцелуев отклонялась. Иногда она ложила на некоторое время свою руку поверх моей, гладя и прощупывая пальцы, затем, как бы спохватив­шись, руку быстро снимала.

           Разговаривать не хотелось. Я не видел её лица, но чувствовал всем телом, всем существом, что я ей не безразличен, что она мне доверяет, верит в меня.

           В какое-то неосознанное мгновение моя рука соскользнула с плеча и легла на её упругую, высокую грудь. Светлана вздрогнула, инстинктив­но сбрасывая мою руку, но я её удержал и замер. Нахлынувшее чувство близости, восторг от ощущения женского тела, нежность - всё взыграло во мне, сердце затрепетало. В порыве я ещё сильнее притянул Светлану к себе и, запрокинув её голову, стал целовать, целовать везде: в губы, щёки, нос, глаза, шею...

            - Рома-а, Ром,.. пере-стань, не надо,.. - с нотками нежности и одновременной тревоги зашептала Светлана, но я уже себя не контролировал.

            Вдруг она резко выпрямилась и поспешно встала.

               - Пошли... Уже поздно, надо домой,.. - тихо, но твёрдо сказала она и сделала первый шаг.

              - Обожди, надо костёр притушить...

            Я быстро разбросал на песок горевшие ветки, ногой, насколько мог, затушил угли, дававшие редкие всполохи пламени, и, убедившись, что вреда от костра не будет, догнал Светлану. Мне показалось, что она обиде­лась на меня, и, подойдя, я попросил:

               - Прости... Прости, пожалуйста,.. - я не хотел тебя обидеть...
         Не получив ответа и пройдя несколько шагов, я осмелился положить свою руку на её одноимённое плечо, готовясь моментально убрать при негативной реакции.  Светлана остановилась,  посмотрела мне прямо в глаза, и... мы застыли в долгом поцелуе...

         До Светланиного дома мы добрались, когда село уже всё спало: толь­ко редкий, вдруг вспыхнувший и почти тотчас замолкающий лай собак то в том, то в другом конца села нарушал покой. Захлопнувшаяся за Светланой калитка двора её дома оставила меня один на один с ночной тишиной.

         Постояв и подумав как скорее мне пройти к дому Крутиловых, я быстро зашагал «домой». Под впечатлением проведённого времени, сви­дания я и не заметил, как оказался вблизи своей цели, однако какая-то тяжесть, туповатая боль внизу живота заставили меня сосредоточить­ся на этом. «Это ещё что за дела-а?..- подумал я и стал ощупы­вать живот. - Да нет, вроде бы не живот...».  Проанализировав, я понял, что это дали знать о себе...  яички.  Дальнейшие шаги давались с трудом - боль была такой, что на  оставшемся  пути  пришлось раза два останавливаться и, присев, пережидать  её...  Добравшись до времянки и быстро умывшись, я разделся и лёг, но заснуть быстро не смог...

         Воскресенье, понедельник... Светлана не встречалась. Я исправно ходил в столовую и ожидал её в предполагаемых мною местах, прохаживался несколько раз у её дома - но нет, Светланы видно не было. Иван Петрович, её отец, на работе тоже отсутствовал. Только в конце рабочего дня в понедельник из случайного разговора с одним из «коллег» по работе я узнал, что Иван Петрович и Светлана уехали на пару дней в районный центр: он  - за запасными частями  и «сварочником», а она  - заказать и привезти какие-то продукты для столовой и сельского ма­газина, работавшего от потребкооперации, и одновременно погостить у своей родственницы, живущей там.

         Во вторник, в обед я увидел Светлану на своем рабочем месте  - в кухне столовой, где она суетилась у разделочного стола.

               - Света!..- окликнул я её. Она оторвалась от дел, повернулась в мою сторону и в знак приветствия слегка вскинула вверх руку с ножом. Раздатчица и кассир - Мария Ивановна - нескрываемым, испытываю­щим взглядом впились в меня. Их взгляды я выдержал спокойно.

           Вечером я вновь поджидал Светлану на выходе из столовой, и мы договорились встретиться позже там же, - у речки, - часов около девяти.

         Так начались наши регулярные свидания, которые или начинались, или заканчивались у речки, причём если заканчивались, то обязательно с костром.

         ...В пятницу на работе я уловил на себе неодобрительный взгляд Ивана Петровича. Вначале я не заострил на этом особого внимания, но когда мы начали с ним вместе передвигать стеллаж с деталями, пыта­ясь его придвинуть ближе к стене мастерских, чтобы он не очень мешал в проходе, Иван Петрович спросил:

              - Ты что это к моей девке пристал?.. У тебя в городе, пожалуй, их и так немало...

          Я посмотрел на него вопросительно-удивлённо. Иван Петрович про­должал:

              - Ты её лучше не трожь... Она парня нашего ждёт - он вот через полгода из флота демобилизуется, - пусть и ждёт. Ты тут дров наломаешь  и  уедешь,.. оставь...

           Он ещё что-то хотел мне сказать, но голос, раздавшийся снаружи мастерских, позвал:

               - Иван Петрович, вы где?.. Тут к вам пришли.

               - Сейчас,.. -  и Иван Петрович, не договорив, пошёл на зов.
          Буря чувств, сомнений, какое-то угрызение совести, неловкости за  себя, за то, что я вольно или невольно вмешался в размеренную жизнь Светланы и, одновременно, усилившееся чувство любви охватили мной, когда фигура Ивана Петровича скрылась за дверным проёмом мастерских...   

          До конца работы оставалось ещё часа полтора, но работать я уже не мог и, сказав Василию, что мне надо ненадолго отлучиться, я ушёл с работы до её окончания. Мне хотелось сразу же увидеть Светлану, всё выяснить, оговорить...  Я пошёл,..  куда повели меня ноги, и... оказал­ся на «нашем месте» у реки.

           Постепенно «буря» стала спадать, я смог более холодно строить логику своих рассуждений, и в конечном  итоге пришёл к мысли, что ни о чём услышанном от её отца со Светланой говорить не буду. - «Пусть она сама мне обо всём расскажет, если сочтёт нужным,» - решил я.

            Вечером мы пошли со Светланой в кино. Когда мы шли по улице, когда входили в клуб, в кинозал, я ловил на себе взгляды прохожих сельчан, друзей и подруг Светланы, знакомых. Взгляды были разные: и удивлённые, и осуждающие, и нейтральные, и восторженные, - последние в основном исходили от девчат - знакомых и подруг Светланы.

            Ещё сидя в зале, было слышно, как снаружи зашумел ветер, порывы дождя то усиливаясь, то затухая стали барабанить по крыше клуба, по стенам, по затемнённым его окнам.

            Вдруг показ фильма прекратился - погас свет. В зале поднялся шум, свист, хохот. Через некоторое время, пересиливая общий гул, женский голос, раздавшийся от входной двери кинозала, объявил:

              - Короткое замыкание,..  Показывать фильм больше не будем,..  освободите зал,..  только не торопитесь  - выход здесь...

           Тут  и  там  зачиркали  спичками, зажигалками, загремели, захлопали си­деньями стульев, и толпа с шумом стала выходить из зала.          

               - Выйдем позже, - одёрнула меня Светлана, когда я стал, было, подниматься. Она слегка придвинулась ко мне, её голова коснулась моего плеча, - я обнял Светлану свободной рукой. Так мы сидели, пока основная масса народа не покинула зал...

            В фойе у стены на столике горела керосиновая лампа. Возле столика стояла довольно крепкого телосложения женщина – «вахтёр-билетёрша» -и, наблюдая за порядком, изредка покрикивала. У выхода на улицу ещё топталась небольшая толпа из  нерешающихся  идти  в дождь людей. Стоял гомон и смех.

           Теперь я придержал Светлану, направившуюся прямо к выходу, и стал снимать ветровку, в которую был одет, так как ещё накануне было видно, что вечер пасмурный и, вероятно, будет дождь.

               - Пошли ко мне, а,.. - предложил я, накидывая на плечи Светланы снятую ветровку, - ещё не  так  уж  и  поздно.  Васька опять в город умотал...

               - Да ты что!.. Меня родичи тогда совсем съедят... И так уж ме­ня каждый раз на ум - разум наставляют. Не-ет...

            Я принялся уговаривать и убеждать Светлану, что ничего опасного в моём предложении нет, что ещё по времени не поздно, что на улице неуютно, что просто мы посидим-поговорим, попьём чай, а потом я её в целости-сохранности доставлю домой.

            Вспыхнул свет.

               - Ну вот, видишь, и свет загорелся, - как бы в подтверждение своих слов сказал я.

              - Ладно, пошли,.. но недолго, понял? - наконец согласилась Светлана, и, несколько прячась от посторонних взглядов, надавила мне на кончик носа своим теплым, нежным пальцем, - искорки-смешинки, вспых­нув, засветились в её глазах, усиливаясь мягкой улыбкой.

            Дождик хоть и уменьшил свою прыть, но продолжался, подгоняемый порывами ветра. Мы, быстро шагая, а где и бегом, перепрыгивая через небольшие, освещаемые редкими уличными фонарями лужи, вскоре добрались до моего «замка». Осторожно, стараясь не скрипнуть калиткой, мы прошли под окнами дома Крутиловых к времянке. Пошарив на завалинке под доской, я достал ключ и открыл дверь.

              - Входите, пожалуйста, принцесса, - пригласил я и слегка подтолкнул Светлану вперёд, разрушая её колебание «входить - не входить».

            Задвинув на ощупь занавеску на окне времянки, я включил свет.

                - Боже, Ромка, ты посмотри какой ты мокрый, - всплеснула Светла­на руками, -        сейчас же переоденься, а то простынешь...

              - А ты что, не мокрая?! Посмотри на ноги: туфли все промокли насквозь, платье... А волосы... На-ка вот полотенце - просуши волосы, да и туфли быстро снимай - одень вот мои тапочки, а я Васькины одену. Вот куртка - снимай ветровку и пройди в нашу комнату, а я сейчас...

            Войдя в свою роль - роль хозяина, я быстро накидал в печурку немного дров, которые «на всякий случай» находились в ведре, стояв­шем у печи на подтопочном листе, и буквально через несколько минут дровишки весело потрескивали и перемигивались языками пламени. От печи пошло живительное тепло. Сняв с чугунной плиты задвижки и пос­тавив чайник, я в тазике вымыл свою и Светланину обувь и примостил её сушиться над плитой.

              - Ну вот, минут через пяток и чай будет готов, -  объявил я, входя в «комнату – спальню».

            Светлана стояла с книжкой в руке у сооружённого нами с Василием столика и медленно листала страницы, всматриваясь в текст. Куртку она так и не одела.

               - Изучаешь чем мы повышаем свой культурный уровень?.. - дру­жеским тоном спросил я. - А что куртку-то не одела - холодно ведь...

              - Да нет, нормально.

              -Что ты стоишь? - садись,.. садись прямо на кровать - у нас табуреток  нет,..  на кухне разве что, да и то скамейка...

            Светлана не отреагировала на мои слова и продолжала стоять.

               - Свет,.. ух ты и непослушная!.. садись! - всё равно пока мы чай не попьём, пока твои туфли и платье не высохнут, я тебя отсюда не выпущу,.. - и с этими словами я попытался усадить Светлану силой.

               - Нет, я пойду,.. - дома будут беспокоиться.

            Отстранив мои руки, она закрыла книгу и, засуетившись, направилась в кухню-прихожую.

               - Где мои туфли? - пошарив взглядом у порога, спросила она. 

         Я взял её за руку, развернул к себе, заглянул в глаза:

               - Света, ну что ты, прямо... Туфли сохнут вон,.. побудь со мной, я прошу...

         Затарахтела крышка чайника, подавая сигнал, что чай готов.

               - Ну вот, видишь, и чай готов... Останься, я тебя провожу.
          Крышка чайника прыгала, выплёскивая воду прямо на плиту, которая, как бы рассердившись, шипела и отбрасывала капли воды, превращая их в небольшие облака пара. Здесь, в прихожей, уже было тепло и даже уютно.

               - Согласна?.. - выпуская Светланину руку и направляясь снять чайник, так как уже дальше его на плите держать было невозможно, спросил я ещё раз.

              - Ладно, уговорил, - улыбнулась Светлана, - а заварка-то у вас есть?

            - Найдём уж... Ты иди к столику, располагайся, а то тут не очень удобно, а я сейчас принесу...

             - Давай я помогу, - где у вас стаканы или кружки? Что есть?..

              - Вот тут на подвесной полочке у ведра с водой стаканы,.. правда, гранёные - из вашей столовой прихватили,.. - расплываясь в улыбке, указал я на место, где стояли стаканы, кружки и ещё там кое-что.

                - У-у, воришки, - нарочито серьёзно отреагировала на моё дружеское откровение Светлана, и мы рассмеялись.

           Друг другу помогая, перебрасываясь взаимно приятными репликами, мы «соорудили» ужин: на столике оказались стаканы с чаем, печенье в тарелке, полторы шоколадные конфеты, полпачки сахара-рафинада и надломленная булочка-полубатон.

                - За твоё здоровье,.. чтоб не заболела от переохлаждения,..- торжественно поднял я стакан с чаем и отпил первый глоток.

                 - Ты уж меня за какую-то барыню принимаешь...  Я не заболею, я сельская - ко всему привычна,- полусерьёзно заметила в ответ Светлана и тоже принялась за чай.

              - Может ещё? - предложил я, когда мы справились с первыми ста­канами чая. Я налил из поставленных мною на стол чайника и заварника в наши стаканы свежезаваренный, ароматный чай, и мы принялись за­пивать им рассыпающееся во рту печенье.

               - Ты уж что-то совсем, Света, заскромничала -  мало сахара ложишь  в чай...  Не стесняйся, ради Бога, или вот конфету бери...  А я с детства люблю сладкое...

            Вольно или невольно я любовался Светланой: её волосы уже высохли и спадали волнами на шею и плечи, а когда она наклонялась над ста­каном - частично падали ей на грудь и она легким движением отводила их за ухо на плечо; на щеках её заиграл румянец, алые губы подчёрки­вали молодость, высокие груди, колышущиеся в такт её дыхания, говорили о девичьей зрелости и манили к себе.

               - Рома, а вы тут ещё долго будете? - отодвигая недопитый стакан, вдруг спросила Светлана.

               - Ещё дней десять - пятнадцать... А что?

             - Да так... Ну ладно, мне пора...  Спасибо за тёплый приём и угощение.

           Она встала. От такой резкой перемены в поведении Светланы, которая так легко и просто только что держалась со мной, я оторопел:

               - Что ты так засобиралась?..

               - Поздно... Мне пора, - она ласково дотронулась до меня рукой, - проводи гостью....

            Мы прошли в кухню-прихожую. Я поднёс ей уже просохшие её туфли. Она протянула руку за ними.

               - Ан, нет, позволь мне их одеть...

                 - Как это?

               - А так,.. подними-ка носок.

           Я быстро наклонился и стал пытаться одеть одну из туфель на Светланину ногу. Она, похоже, такого от меня не ожидала, замерла, но тут же спохватившись, стала брыкаться и пытаться  нейтрализовать мой порыв:

              - Да ты что, Ром... Встань сейчас же,..  я сама одену...                                                      

             В этой борьбе я невзначай рукой скользнул по её ноге выше колена. Отстраняя ногу, она наклонилась, и я,.. резко выпрямившись и одновре­менно поднимая Светлану, притянул её к себе и стал осыпать страст­ными поцелуями.

               - Рома, Ромочка,..  что ты делаешь,.. - глубоко дыша, изредка шептала Светлана. - Хватит, остановись,..  Ромочка милый, пусти...

             Но остановиться было уже не в моих силах. В порыве, подхватив Свет­лану на руки, я перенёс её в «спальню» и, уложив на кровать, продолжал целовать и целовать... Трещали какие-то пуговицы, застежки, снимались, стаскивались, сдергивались какие-то одежды, нежные, ласковые груди щекотали мне нос, тугие соски отдавали вкусом парного молока, терпковатый, будоражащий запах, исходивший от низа живота, взбурлил мне кровь...

              Светлана извивалась, гладила и целовала меня, пощипывала, смеялась и всхлипывала, что-то шептала и стонала...

              Сладкое чувство истомы, ощущение лёгкости тела, внутренняя радость всего моего существа, благодарность - всё смешалось во мне и выли­лось в непересказуемую нежность и ласку к Светлане: я продолжал её ласкать, обнимать и целовать пока... не заснул...

                   - Ром, вставай,.. - сквозь сон услышал я тревожно-молящий, приглушённый голос Светланы и почувствовал, как простынь выскальзывает из-под меня. Не совсем соображая в чём дело, я по-армейски быстро соскочил с кровати, рядом с которой в накинутом поверх голого тела платье стояла Светлана.

                   - Что такое?..

                   - Это простынь твоя или бабы Шуры Крутиловой?..

                   - Да, её, а что?..

                   - Слушай, там горячая вода есть? мыло?..

                   - Есть,..а что?

           Светлана, не отвечая, скомкав сдёрнутую простынь, прошла на кухню.  Следом за ней прошёл и я, включил свет.

                    - Да не включай - и так видно,.. светает...

          Но выключать свет я не стал.

                    - Ты хоть скажешь - нет: в чём дело-то?..

          Светлана развернула простынь - на ней были яркие пятна крови. Только теперь до меня чётко дошло, что произошло.

                   - Надо застирать, пока не засохло... Быстро полей мне из чай­ника вот сюда.

          ...Простынь висела у плиты. Светлана, попросив нитки и присев на краю кровати, кое-что зашивала в своих одеждах. Вид у неё был серь­ёзный, задумчивый взор ушёл в себя. Я посмотрел на свои часы - было без пяти минут четыре утра.

                   - Отвернись,- попросила Светлана, закончив шитьё. Я беспрекослов­но повиновался.

                    - Всё, пошли...

         Потушив свет, стараясь не шуметь, мы вышли во двор. Светало. Дож­дя не было. Тучи ушли: последние тучки были видны лишь на краю за­падного, ещё темного горизонта, восточный же край горизонта уже пос­ветлел.

        Миновав двор Крутиловых и выйдя на улицу, мы пошли по направлению к Светланиному дому. Она шла медленно и молча, держась за мою согну­тую в локте руку, как бы опираясь на неё. Мне передавалось её состо­яние - состояние какой-то досады от случившегося, чувство угнетённо­сти своим положением, вины, даже обиды...

                  - Дальше не ходи, - остановила меня Светлана, когда мы прошли несколько домов.

                  - Ну вот ещё,.. - заупрямился я.

                 - Я тебя умоляю – не ходи, я дойду сама... Люди уже просыпаются, - повторила Светлана свою просьбу и посмотрела на меня молящим, но лас­ковым взглядом. Я понял, что надо уступить. Я поцеловал её в губы, в глаза и нехотя выпустил её руку. Она не оглядываясь, ускоряя шаг, вскоре свернула за угол перекрестка и скрылась из виду.

             Я вернулся к себе. Закрывая калитку, ведущую во двор, я услышал го­лос бабы Шуры:

                -Ты что, только идёшь?.. Ну тебе, видно, наши девки голову быс­тро скрутят...

             Я поравнялся с бабой Шурой, стоявшей на крыльце дома, и поздоровался:

              - Доброе утро... Что-то не спится?

              - Доброе,.. доброе. Я чо-то слышу: вроде как калитка скрип­нула, - вот и вышла. Посмотрела: дверь во времянке заперта, света нет - вот и гадаю: где тебя носит... Васька-то уехал - знаю, а тебя всё нет... Ты завтра, - тоесть сегодня уже,- на работу-то пойдёшь? Тебя разбудить?

               - Да всё нормально, баб Шура. Спите - ещё рано...  А на работу – подумаю: мы обычно по субботам не работаем, так как накануне звёзды считаем...

              - Э-э, молодёжь,..- протяжно вздохнула баба Шура и пошла в избу.

            ...В этот день, в субботу, Светлану я не видел - на работе её не было и «случайно» не встретилась. В воскресенье же я увидел её лишь на несколько мгновений во время ужина - она зашла на кухню и, взяв что-то, тотчас же вышла вероятнее всего в подсобку, даже не посмотрев в обеденный зал  и  на  то место, где я обычно сидел.

            В уже привычное время я поджидал её в конце работы у столовой, но прождав с час, - до полного закрытия столовой и ухода всего пер­сонала,- так и не дождался. Такое поведение Светланы меня обескура­жило. Придя «домой», теряясь в догадках, раздражённый и недовольный всем и вся, я завалился на кровать и попробовал почитать книгу, но содержание прочитанного мне на ум не шло.

            Поздно вечером приехал Василий, привёз с собой помимо всего проче­го пол-литра водки и, за разговором о том - о сём, мы её всю «осушили».

            Рабочее утро следующего дня началось с того, что Иван Петрович, обычно бодро и приветливо с нами здоровавшийся и разговаривавший, при встрече со мной не поздоровался, а, взглянув на меня, нахмурился и отвернулся.

         «Х-м, неужели он всё знает, - стал раздумывать я, разбирая редуктор и одновременно анализируя поведение Ивана Петровича. - Неужели всё знает и осуждает меня и, конечно же, свою дочь Светлану?.. Да нет, вряд ли она ему всё рассказала, - просто он недоволен тем, что она очень поздно пришла домой в пятницу...  Да, скорее всего это»...

           Во время обеда я увидел Светлану на кухне и, уже не обращая вни­мания на то, как и кто на меня посмотрит, позвал её, предлагая жестом подойти ко мне в конце раздаточного стола ближе к посудомойке. Она подошла спокойной походкой, лицо её также выражало спокойствие и только глаза, её выразительные, ласковые глаза, выказывали тревогу и нежность одновременно. Она вопросительно кивнула головой, вздернув брови.

                 - Света, ну разве так можно со мной поступать?.. Зачем ты меня избегаешь? - полушепотом, с укором спросил я. - У меня сердце разрывается...

             Её глаза ещё больше засветились лаской, по лицу пробежала едва заметная улыбка.

                   - Ты выйдешь сегодня ко мне?.. Выйди хоть на несколько минут, а... Я буду ждать,.. скажи  где... Давай на нашем месте в то же время, а?..

            Она, не отвечая, кивнула в знак согласия и, медленно развернувшись, пошла на своё рабочее место.

          Я ожидал окончания рабочего дня с нетерпением. В голове сумбурно появлялись и пропадали разные мысли, отрывки анализа событий пос­ледних дней, наших со Светланой взаимоотношений, планов на будущее...

            Одевшись понаряднее, попривлекательнее из тех одежд, что были взяты мной с собой в колхоз, и сорвав в палисаднике у бабы Шуры большой и яркий цветок, я близко к назначенному времени был на «на­шем месте» у реки. Стараясь предвидеть ход встречи, своё и Светланино поведение, я улыбался, сердце моё прыгало от волнения; чувства ра­дости и нежности к Светлане всё более разгорались во мне.

            Прошло минут двадцать-тридцать от назначенного часа, но Светлана не появлялась. Теперь уже чувство тревоги, досады и обиды стало брать верх надо мной. Чтобы держать себя в руках я собрал немного сухих веток, палок и пеньков на костер и развёл его. Присев на корточки, я уставился на горевшие головёшки и, задумавшись, совсем не заметая, как подошла Светлана и в трёх-четырёх шагах остановилась от меня.

             Пожалуй спиной я почувствовал на себе взгляд Светланы. Я огля­нулся и, увидев её, резко встал. Гамма противоречивых чувств и жела­ний нахлынула на меня: броситься ли к ней, стоять ли на месте, позвать ли или сделать обиженный вид и молчать... Наконец я справился с собой: подойдя к ней, тихо сказал:

              - Свет, ну что ты так долго?.. Я уже и не знаю, что думать...  Что-то случилось, а?

            Сделав шаг ко мне на встречу, она упала головой мне на грудь и зары­дала. Я обнял её, прижал к себе и, гладя по голове, продолжал:

               - Ну что ты... Что такое? Успокойся, скажи, что случилось?

    Немного успокоившись, сквозь слёзы, порывисто дыша, она заговорила:

                - Ромочка, я думала, что ты теперь всё,.. больше не придёшь... Да  зачем я тебе – колхозница...  В городе вон сколько красивых девок, умных...  А я что?..  Добился своего, и теперь ты уж на меня и смот­реть-то не будешь...  Я всё думала: прав-то отец - вот уедешь отсюда через несколько дней, и всё на этом кончится...  А я, я что буду делать потом...  Я с ума от тебя схожу, дура такая,..  влюбилась вот...

              - Светланка, милая,.. - я оторвал её от груди и стал целовать заплаканные глаза, мокрые щёки, губы, - что ты понавыдумывала... Я люблю тебя, люблю,.. - слышишь? Ты самая прекрасная на земле,..  милая, хорошая моя...

          Я заглянул ей в глаза - они внимательно, ласково, нежно и доверчиво смотрели на меня; на лице Светланы, ещё мокром от слёз, засветилась улыбка. Ещё мгновение, и она стала осыпать меня нежными поцелуями. Я поймал её губы, прижал к себе... 

         Прошло какое-то время. Мы сидели у костра, обнявшись и тесно прижавшись, друг к другу. Голова Светланы лежала у меня на левой руке. Изредка целуя Светлану то в губы, то в носик, то в глаза, я спросил:

              - А что отец-то твой - всё тобой помыкает да отговаривает от меня?..

               - Да не только он - все против...

               - Ну его-то я понимаю... Он мне и на работе говорил, чтобы я от тебя отказался,.. говорил...

             Я замолчал, раздумывая сказать или не сказать Светлане о том, что я знаю о её парне.

                  - Ну что? что ещё он сказал?.. О Лёшке, наверное...
                  - Да, о твоём парне, что служит ещё...

              Молчаливая пауза длилась с минуту. Потом Светлана приподнялась с моей руки и, внимательно посмотрев на меня, сказала:

                  - Ромочка,..  да, был у меня парень,.. был, а вот уже с год его нет... Нет его здесь, - она показала на область сердца и продол­жала, - конечно, можно меня  осуждать,... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2