Сверкающие осколки

(Анатолий снова порывается что-то сказать, Вероника дёргает его за рукав).

Веснин. Продолжайте, ваше превосходительство, мы вас внимательно слушаем. В чём же вы видите спасение?

Твердохлебов. Не я – Катков, но я полностью с ним согласен. Требуются меры как щадящего, так и жёсткого характера. Во-первых, следует обратить особое внимание на школы. Обучение и воспитание в школе нужно проводить на высоком уровне, а для этого школа должна примыкать к Церкви самым плотным образом. Церковь – вот истинная опора школы, священнослужитель – вот настоящий учитель, который старается удерживать школу в теснейшей связи с религиозными учреждениями!

Далее, требуется установить строжайший контроль за всем, что печатается в России, безжалостно выкорчевывая из печати все сорняки, которые стремятся погубить здоровую поросль государственной мысли, – и, само собой, требуется установление правительственного надзора за публичными библиотеками. В них  зачастую хранятся произведения вредные и враждебные для нашего Отечества. Кроме того, необходим строжайший надзор за всеми учебными заведениями, особенно за высшими, которые нередко становятся рассадниками тлетворного влияния. Людям, не признающим наши ценности, не место в учебных заведениях, да и вообще в науке.

Сысоев. Правильно, в арестантские роты их! Пусть лучше дороги строят, как сказал один умный человек… За ваше здоровье, генерал! (Выпивает).

Анатолий (не сдержавшись, Твердохлебову). Но как же страна будет развиваться, если вы удалите из неё талантливые, но, на ваш взгляд, неблагонадёжные элементы? Как мы будем двигаться вперёд?

Твердохлебов (убеждённо). Постом и молитвой. Да-с, постом и молитвой!.. Разве все научные открытия не есть проявление божественного откровения? Так кто же лучше священнослужителей поможет нам в этом деле? Присутствие священнослужителя совершенно необходимо в каждом научном учреждении: проникновенная молитва и святые обряды помогут совершить такие открытия, о которых не может и мечтать иной неверующий учёный.

Ну и самое главное. России, как никогда, нужна твёрдая власть, и всё общество должно оказать ей содействие, поскольку в нормальном обществе каждый должен быть оберегателем общих интересов; каждый должен быть как бы правительственным агентом и полицейским служителем. Это было написано Катковым двадцать лет назад, но звучит так, будто написано сегодня. Бывает время, когда можно опустить поводья; бывает время, когда их надо натянуть, а бывает, что нужна железная узда. Сейчас нужна железная узда – это уж я от себя прибавлю.

Лида. А что делать с теми людьми, которые не согласны с такой программой?

Твердохлебов. Я бы не стал называть их людьми. Это злодеи, выродки, гниль, отребье рода человеческого! Избавляться, беспощадно избавляться от опухоли, которая может погубить весь организм! Сказано в Писании: «Лучше избавиться от нескольких паршивых овец, чем погубить всё стадо».

Лида. А если этих «паршивых овец» миллионы?

Твердохлебов (жёстко). Значит, во имя спасения всего стада надо уничтожить миллионы паршивых овец.  Оставшееся стадо всё равно будет намного больше.

Анатолий. Вот вы и уничтожали. Всей России известно о ваших подвигах во время усмирения революции.

Твердохлебов (с вызовом). То-то, что о подвигах! Думаете, мне было приятно расстреливать и вешать? Мне в глаза дочери тяжело было смотреть, но я переступил через себя для пользы России. Я, может быть, душу свою бессмертную загубил во имя Отечества.

Лида. Так вот вам награда! (Выхватывает из сумочки маленький браунинг и стреляет в Твердохлебова. Он падает со стула. Все вскакивают со своих мест).

Константин. Она его убила!

Сысоев. Ничего себе игра вышла!

Вероника (Лиде). Браво! Я знала, в вас что-то есть…

Веснин (Лиде). Боже мой, что вы натворили, что теперь будет? Найти дочь и потерять её, – какая злая ирония судьбы!

Вероника. Она ваша дочь? Поздравляю, вы счастливый отец!

Лида (бросает пистолет и обращается к Веснину, с дрожью в голосе). Я не ваша дочь, у вас нет дочери! Но Ксения Александровна любила вас, она сама мне об этом рассказала; я её единственная родственница и была с ней до последних минут. Позже, когда я вступила в революционную организацию, нам пригодилась легенда о дочери, якобы родившейся у вас: мы узнали, что Твердохлебов бежал за границу и бывает здесь, в вашем доме. Я приехала, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный ему нашей организацией. (Почти кричит) Что вы стоите?! Вызывайте полицию: я на суде расскажу всю правду о преступлениях этого генерала и подобных ему!

Веснин (спокойно). И не подумаю вызывать – не подумаю, до тех пор, пока вы не уедете. У вас наверняка есть вариант отхода: на поезде, пароходе или по-старинке – ползком через границу? Нет, я не интересуюсь, но я бы предложил вам аэроплан. Чудо техники: час полёта, и вы в Австро-Венгерской империи, а там и до России рукой подать, – если, конечно, у вас нет плана застрелить ещё какого-нибудь русского генерала в Европе.

Лида. Так вы меня не задержите?

Веснин. Нет, я же сказал. Готов даже дать вам деньги на самого быстрого извозчика, чтобы вы уехали поскорее: только вам придётся выйти через калитку, а то у ворот стоят охранники генерала.

Лида. Вы странный человек, Веснин.

Веснин. «Да странен я, не странен кто ж?». Шекспир, «Гамлет». Как видите, и это не ново… А жаль, что вы не моя дочь. Позвольте, я по-отцовски поцелую вас в лобик?

Лида. Какая пошлость! Оставьте меня и прощайте! (Быстро уходит, сдерживая рыдания).

Веснин (глядя ей вслед). Жаль, жаль, жаль…

Сцена третья

(Веснин, Вероника, Анатолий, Константин и Сысоев садятся на стульях поодаль от лежащего на полу Твердохлебова).

Анатолий. Что же нам делать?

Вероника. Да, надо же что-то сделать!

Сысоев. А давайте представим это как самоубийство: вложим пистолет ему в руку и скажем, что генерал сам в себя пальнул. Мы единственные свидетели: если будем твёрдо стоять на своём, всё выйдет шито-крыто. 

Анатолий. Кто же нам поверит…

Сысоев (с пьяной усмешкой). Поверят, да ещё как! Вы забываете, что расследование будет вести французская полиция, а ей нет никакого дела до самоубийства какого-то русского, к тому же, прислужника царизма, врага свободы, равенства и братства. Смерть генерала вызовет интерес лишь русской полиции, но её к расследованию не допустят, а каждый из нас не скоро вернется в Россию. Когда же мы возвратимся, генерала уже забудут.

Вероника. Гениальная идея!

Сысоев (поднимаясь со стула). Ну-ка, где пистолет?..  (Поднимает брошенный Лидой браунинг и подходит к Твердохлебову. Тот вдруг шевелится и стонет).

Все в один голос. Он жив?!..

Сысоев (осматривая Твердохлебова). Крови нет, пулевых отверстий тоже… Как же она промазала с такого расстояния?.. Всё нервы: если нервничаешь, в карты играть не садись, и в генералов не стреляй, а иначе вот что выходит.

Константин. Отчего же он упал?

Веснин. Как рябчик из «Летучей мыши», от сердечного приступа.

Сысоев. Пистолетик-то я себе возьму, если никто не возражает. Изящная вещица. (Кладёт пистолет в карман).

Твердохлебов (еле слышно). Где я? Что со мной?

Вероника. Вы ничего не помните?

Твердохлебов. Сидели за столом, разговаривали, потом какая-то вспышка, и больше ничего.

Сысоев. Бывает: переутомились, лишнего выпили… Я помогу вам подняться.

Твердохлебов (усаживаясь с помощью Сысоева на стул). Я вроде бы не пил много.

Сысоев. Ну уж – генерал, и не пил! Не принижайте себя.

Константин. Как вы себя чувствуете?

Твердохлебов. Голова немного кружится… А почему вы все там сидите?

Веснин. Лиду провожали – как раз, когда у вас обморок случился. Ей надо было срочно уехать: дела, знаете ли…

Твердохлебов. Да, её я помню: хорошая барышня, настоящая русская девушка.

Веснин. Вы правы.

Сысоев (Твердохлебову). Если вы пришли в себя, не перекинуться ли нам в картишки? Давеча собирались, если вы не забыли.

Твердохлебов (проведя рукой по лбу). Да, будто бы… Что же, я готов… Простите, господа, как неловко вышло.

Сысоев. Ничего, ничего! Пойдёмте, в той комнате есть прекрасный ломберный столик: чувствую, вам повезёт сегодня.

Твердохлебов. Извольте… (Обращаясь ко всем). Надеюсь, о моей минутной слабости никто не узнает?

Веснин. Не сомневайтесь, мы будем немы, как рыбы. Удачи вам, ваше превосходительство.

Твердохлебов. Благодарю. (Уходит с Сысоевым).

Вероника (Веснину). Благодарю вас, граф, за незабываемый вечер! Не подумайте, что это сарказм, – столько новых впечатлений! Я хотела ещё поговорить о наших «Осколках», но уж не сегодня. (Анатолию). Пошли? Хочется чего-нибудь безумного.

Анатолий. Я готов.

Вероника (целует его). Ты такой милый, когда не куксишься. (Константину). Вы пойдёте с нами? Не пожалеете: ночь только начинается, а здесь она волшебная, полная чудес. Поэтическая ночь!

Константин (неуверенно). Пожалуй…

Вероника (смеясь). Какой джентльмен, не может отказать даме! (Веснину). Прощайте, граф, до завтра. (Уходят).

(Входит Раджа).

Раджа. Гости не все ушли: в соседней комнате низкий человек и генерал на деньги играют.

Веснин. Пусть играют… Отнеси водки охранникам генерала, да побольше.

Раджа. Слушаюсь, господин. (Уходит).

Веснин (оставшись один, прохаживается по залу и останавливается перед картиной с идиллическим пейзажем). Импрессионистов купить или авангардистов… Общество свободных художников… (Снова прохаживается по залу). В сад, что ли, пойти? Ночь действительно дивная: звёзды сияют, лунный свет серебрится… (Напевает, удаляясь из зала). «Снился мне сад в подвенечном уборе, в этом саду мы с тобою вдвоём. Звёзды на небе, звёзды на море, звёзды и в сердце моём…»

Занавес

 Брячеслав Галимов