Август, любовь

Не было, не было лета, и вдруг – началось. В августе. А это неприлично.

Похоже на то, как человек жил-был всю жизнь, а после пятидесяти влюбился. И знает ведь расхожую пошлость про то, что «любви все возрасты покорны», но греет эта сентенция слабо. Потому что старческая любовь сродни оттепели перед новым годом: все ждут мороза и новогоднего хруста под ногами, а тут тебе – тресь: дождь, слякоть, и вот-вот почки набухать станут.

Так вот и влюбившийся старик: все ждут от него мудрости и глубины суждений, а он, вдруг, начинает молодиться, говорит со всеми бегло, взволнованно, неглубоко. И во время разговора скользит взглядом по глазам, лицам и головам. А назавтра, глядишь, покрасил свою редеющую шевелюру в ржаво-коричневый цвет. И неловко на него смотреть. И жаль его, и стыдно, хоть всё и понимаешь.

Вот и с июльской жарой в августе то же самое: хорошо, что наконец случилась, а на небо глянешь – оно уже отдаляться начало и выгибаться куполом по-осеннему. Словно бы видишь на голове старца вылезшие седые корни волос. Опустишь глаза и подумаешь: а! Всё равно хорошо!! Хоть капелька лета-счастья под конец…

С Сергей Иванычем так и случилось, со всеми «неприличными» атрибутами, включая крашеные волосы, когда он встретил Аллу Николавну возле овощного ларька.

Она скрупулёзно выбирала сливы и одну из них уронила, сунув мимо пакета. Сергей Иваныч почти молодо согнулся, поднял и галантно протянул ей, слегка выворачивая кисть руки при этом. Взглянул на неё, вздохнул и – влюбился. Влюбился в запах, который она… излучала. Да, именно так. Она не пахла, а издавала запах всем существом своим.

Это когда начинает казаться, что утро и детство, и мама гладит по щеке, и солнце уже видишь сквозь зажмуренные пока веки. А мама встала уже давно, и умылась земляничным мылом, и завтрак приготовила. И так пахнет от её рук: чистотой, едой и очень добрым.

Вот так лучилась Алла Николаевна. Она Сергея Ивановича поблагодарила, конечно, и улыбнулась ему. Улыбнулась именно так, как и должна была улыбнуться такая женщина: щедро и сдержанно, целомудренно и призывно одновременно. А потому он просто не мог не предложить ей донести нагруженные пакеты до дому.

- Ну, если вас это не обременит,- ответила она.

Обременит? Ха! Да не было в этот момент для него бремени слаще, чем эти четыре пакета с зеленью и ещё там какой-то едой. А тут ещё этот запоздавший август грел тело и душу ласково и несильно, сохраняя прохладу в тени, под зелёными ещё кронами деревьев, вытянувшихся стройно вдоль тротуара. Пока дошли до её подъезда, успели познакомиться.

Рассказали друг другу про своё житьё, ну, и бытьё тоже.

И узнал он, что мужа она похоронила уже восемь лет назад и живёт теперь с сыном, которому скоро 31, а он всё никак не женится, а Алла Николавна уже хочет внуков. А Володя мальчик замечательный и очень заботливый, и той женщине, на которую падёт его выбор, очень повезёт в жизни. Сама же Алла Николаевна очень любит театр и сыну привила эту любовь. До сих пор они частенько там бывают, но часто их оценки в отношении увиденного расходятся.

А ей он сообщил, что женат никогда не был, что живёт с мамой 83 лет, которая в детстве тоже таскала его по театрам, где он видел на сцене легендарных актёров Орлову и Марецкую, Раневскую, Яншина, Грибова и Плятта, а в зале, когда-то, очень давно, мама сказала ему:

- Посмотри, только не очень откровенно и не сразу, вот на ту женщину, что сидит в правой от нас ложе. Посмотри и запомни…

Десятилетний Серёжа повернул голову в ту сторону, что указала мама. Там сидела чудовищная старуха, как ему тогда показалось, с ярко-рыжими волосами и густыми синими тенями под самые брови на дряблых старческих веках. Её узловатые пальцы с красными ногтями были унизаны кольцами с огромными камнями, которые сияли и лучились на весь зал. А мама в это время продолжала:

- Это Лилия Юрьевна Брик – женщина, которую всю жизнь боготворил Маяковский.

Кто такой Маяковский, Серёжа уже тогда знал и даже читал его стихи для детей. Про Лилю Брик слышал впервые, но запомнил этот случай и, когда, много позже, прочитал в газете о том, что после смерти тело её сожгли, а прах развеяли над переделкинским полем, подумал, что и не могло быть иного конца у такой женщины.

Всё это они и рассказали друг другу, пока добирались до её подъезда. Расставаться явно обоим не хотелось, потому что уж очень славно было на улице, где шёлковые ленты солнечных лучей пробивались сквозь пышные кроны городской растительности, а на асфальте смешивались, путались и становились пёстрым лоскутным одеялом, похожим на театральную декорацию.

Вот и договорились, что назавтра опять вместе пойдут за провизией, только не очень рано, часов этак в 11, а встретятся у того самого овощного киоска, где она покупала сливы. Так вот и встречались каждый день почти до конца того самого прелестного августа. Так вот и ходили вместе по магазинам.

На третью встречу Сергей Иваныч уже пришёл с крашеной головой. Алла Николавна сразу заметила и сказала, что этот цвет его сильно молодит. И Сергей Иваныч уже начал подумывать, а не отпустить ли ему усы, как в молодости, только не знал, нравятся ли усатые ей, а спросить как-то стеснялся. Но точно знал, что сделать ещё что-то нужно.

И когда однажды, простившись с нею возле подъезда, он, возвращаясь домой, дерзко подумал, что завтра пригласит её к себе, чтобы, наконец, познакомить с мамой, его окликнули сзади:

- Э! Дед, тормози…

В первый момент Сергей Иванович даже не понял, что это его окликнули. Но когда за плечо его взял молодой ещё человек, но уже с обозначившимся животом и залысинами на вспотевшем лбу, то понял, что «дед» - это именно он. А молодой человек продолжил с лёгкой одышкой:

- Ты что же это? На квартирку материну нацелился, старый хрен? Решил, что на старости лет нужно приткнуть задницу куда-нибудь в тёплое место? Даже не думай! А ещё раз увижу тебя с нею рядом,- проломлю тебе твою крашеную башку!..

И август сразу закончился. Прямо из ниоткуда, из неба без туч, пошёл дождь, да осенний такой, холодный. И жёлтых листьев вдоль тротуара оказалось уже много. Когда Сергей Иванович проходил мимо овощной палатки, где они познакомились, палатки на месте не оказалось: всё, закончился летний торговый сезон…

 Олег Букач