Упрямая

Ах, отец!    Что  ты  сделал!     Сколько  нужно   любви, чтобы  простить

тебя!

             А  Саид  простил.    Любимый  и  любящий.

             Десять  лет  назад,  купленный   на  невольничьем  рынке,  он  появился на

пороге   нашего   дома.     Десятилетний  мальчик  со  звериным     огоньком

в   глазах.    Меня   притянул  тот  огонек.     Я почувствовала  тайную  силу  и

горькую  мудрость   за  этим  взглядом.   В  пять   лет.   Настолько  он  был иным.

             Отец   держал  двор  по  изготовлению  и  продаже  ковров.   Дело

было  прибыльным,  постоянно  требовало   рабочих  рук .   Руки  Саида

оказались    быстры  и  ловки.     Как    нежно гладил   он  шерсть.

             -   Мы  растили    овец     в   Великой  степи, -   говорил  он  потом,  -

Огромные  отары.    Шерсть  лучших  пород   мягкая     и   нежная.     За  такими

нужно  терпеливо  ухаживать.    А  местные, степные бараны    могут   кормиться

сами.   Но  их  жесткая  шерсть    годиться    лишь  на   защиту  воина  в  походе.

В  мире  есть логика, но  нет   совершенства.       

              Он  умел   считать, и   вскоре,  стал  помогать  отцу    в  учете,  а  затем  и 

продаже   товара.    Дело  стало  идти  настолько  хорошо, что  доверие  отца

к  нему    возросло.     На  рынке   Саид    обходил лавки, проверяя  дело  и

собирая  выручку   от  продажи  товара.   Многие  считали  его   помощником

отца,  не  зная, что  под    удобной   и  недешевой  одеждой  скрывается   клеймо

раба. 

               Он  был  достоин    свободы, но  отец  боялся  потерять    надежного

помощника.    Знал,   как    Саид  тоскует  по  родным  местам.

              -   Мы  пасли  овец   на дольних  пастбищах,   когда  напал  разъезд

ордынских  воинов, -  голос  Саида  дрожал,  -  Отец  приказал  мне   с  двумя

работниками    скакать  домой  и  спасать  мать  с  братом.    Я  впервые  ослушался 

его.    Отстал от  работников  и  кинулся  назад.      Отец  и  те,  кто  с  ним  остались,

погибли.    Меня  скрутили  и  отправили  на  невольничий  рынок.    Так  я понял,

что  есть   судьба,  и  она  велит  мне  жить.   

                Я  слушала  и  млела.   В  пятнадцать лет  все  пылало  внутри  и 

выливалось  в  желание   быть с ним  всегда.     Музыка  степи, звучавшая  в  каждом 

слове,   очаровывала.

              -    Отец   уважает,  ценит  тебя,-  горячо  шептала  я   при  встрече,-   Но

никогда не  отпустит.     Я  тоже  чувствую  себя  взаперти  этого двора,    внутри

душного,  пыльного    Багдада.     Давай,  сбежим  в  степь, которую  я  полюбила

вместе  с  тобой.     Будем  разводить   овец   и  любить  друг   друга.      Найдем

твою  мать  и   брата.     Нас  будет  много,  и  впереди   вольная,  счастливая   жизнь.

              -   Но  твой  отец?  -  сомневался он,-  Ему  будет  так  больно. Правильно

ли  это?    Мы  обманем  его    доверие.  Неужели  тебе  его  не  жаль?  

            Прости, отец,  но  о  тебе  я тогда  совсем  не  думала.

            А  ты обо  мне  думал.   И  как  хороший  хозяин,  все   узнал.

            Я  понимаю, что   виновата.  Но  зачем  было  продавать  Саида?      

           -  Не  ругай  отца,   -  говорил он,  сидя  в  яме, в  колодках,  в  день,  перед

отправкой    на  рынок, -  Он,  по-своему,  прав.     Главное,  что  мы  есть   друг  у

друга.    Это  навсегда  со  мной.     Будь  счастлива.

           Как  же  быть счастливой  без  него?   

          Казалось,  отец сам  понимал,  что    поспешил  с  решением.  Цена  оказалась

столь  высока,  что  шесть  дней   не удавалось  продать   Саида.    Еще  день,

и   он  вернет  его.

           Но  надежды оказались  тщетны.    Покупатель   нашелся.     Заплатил  в

два  раза  больше, а  после,  долго  расспрашивал   отца  о  Саиде.     В небольшом,

но   уютном  караван-сарае,    под  доброжелательным,  но  мудрым  взглядом

хозяина,     за  не пустеющей  чашкой  чая,  отец  рассказал    все,  что  знал  и 

чувствовал   к  Саиду.    Беседа  была  неспешной, обстоятельной.

           -   Вижу, все  же  жалеешь  о  сделке, -   сочувственно произнес  покупатель,-

Но   все  правильно.     Ты  волк,   выкормивший  тигренка.    Теперь  это  тигр.

Ты  не  сможешь его удержать.     А   я   лев,  окруженный  шакалами.   Волкодавы 

есть,    но  много  их иметь  не  могу.     А тварей,  готовых  перегрызть  горло

хватает.    То, что  я  делаю, требует  гарантии  жизни  хотя  бы  на  пять

ближайших  лет.      С   тигром, данным  тобой,   у  меня  появилась возможность не 

только  завершить    дело,   но и  порадоваться  его  результатам.   Не  препятствуй

дочери  помнить о нем.   Если  она, в  душе, тигрица, то  вместе  им  быть.

Все  дело  во  времени.     Придется  потерпеть.

                 Так   и  сказал «потерпеть».     Отец  передал   разговор   дословно.

                  Жизнь продолжалась.       Пять лет спустя  покатилась  весть

о  походе  войска   Орды  к  Египту.     Хорошо,  что  наши  края  не  затронула

злая,  жестокая   волна,  несущая,  лишь,  разорение  и  смерть.   

                 Был взят  и  разграблен  Дамаск, веселый  сирийский  город-базар.

Опьяневших  от  крови  и  золота  захватчиков  тянуло  к  Каиру.

                 Но толпа  обнаглевших  насильников  и  убийц   была   вдребезги

разбита   египтянами, под  командованием  молодого,  ранее  неизвестного, 

полководца.     Даже  имени  его  никто  не  знал,  а  у  меня   сжалось  сердце.

                 Прошло  еще  пять  лет.     В  Багдад пришел   большой  караван

из    Египта  под  предводительством  визиря  великого  султана.    На  следующий

 день   он  лично  пришел    в  дом  отца.      Их  разговор  был   краток.  Отец 

послал   за  мной.  

               -   Мой  повелитель, султан  Великого  Египта   Саид  Аль  Акрам…-

только  успел  начать   знатный  гость,  как  у  меня  подкосились ноги.

              Иногда,  счастье  бывает трудно  вынести.     Дальнейшие  события 

происходили, как  в  тумане,   пока  я  не  обняла  любимого  в  Каире.

              -  Извини,  -   виновато  произнес  он, переводя  дух, -   Здесь   хоть

и  не  Великая  степь, но  тоже  есть,  где  развернуться.

           И  мы,  вновь,   поглотили   друг   друга. 

 boris67