Тишина на взлетке. Глава 17. На немецкой территории.

Продолжение.

Глава 17

На немецкой территории.

Из-за отступления немцев радиус действия самолетов полка становился все больше и больше. Пришлось, в который раз, перебазироваться на новый аэродром. Но этот раз был отличным от других. Впервые бомбардировщики полковника Колосова обосновались за границей Советского Союза, на немецкой земле на аэродроме Гросс - Тракенен совсем близко от Кенигсберга.

С переменным успехом молодая весна сорок пятого года боролась с цеплявшейся за последние рубежи зимой. В лесах и низинах еще лежал снег. Поля, сады, дороги только начали оттаивать. За день горячее солнышко рыхлило снег, чернило бугорки и кочки, но за ночь веселые ручейки воды опять сковывались льдом. А вот взлетные полосы, рулежки аэродрома,  расположенные на  высоком  и открытом всем ветрам месте, постоянно освещенные солнцем, быстро очистились от зимних покровов и хорошо просохли.

Личный состав и службы полка разместились в добротных кирпичных домах, брошенных немцами и расположенных  вдоль асфальтовой дороги, шедшей сразу за кромкой летного поля. В карманах бойцов появилась иностранная валюта. Немецкие марки выдавали вместо части зарплаты по две марки за рубль, а не выданные деньги перечисляли на книжку. Марки можно было потратить в открытом при поселке военторге, где все товары продавались за немецкую валюту. Свои 1266 марок Кожура, находясь на полном государственном обеспечении, израсходовать полностью был не способен, и они постепенно накапливались. Тем более, что и времени на личные дела и расходы практически не оставалось. Полеты стали очень интенсивными. До Кенигсберга "рукой подать" и обрабатывали его бетонные укрепления, морской порт, транспорты беспрерывно в течение всего светового дня.

В одном из таких полетов в очередной раз "подфартило"  постоянному, в последнее время, сопернику Савельева на танцах капитану "Ленчику - Пончику", или, согласно второму его прозвищу,- "Везунчику" из четвертой эскадрильи.

Среди главных кавалеров Молочников не выделялся ни горячим кавказским темпераментом особиста Магалова, ни покорявшей дамские сердца любовной лирикой Савельева. Ленчика жалели. Да и как ему было не посочувствовать. Сам себя, в отличие от своих сослуживцев, он считал  невезучим и  постоянно пребывал в унынии. То ему не тот компот в столовой подали, то клещ ему вцепился  в трудно - доступное место, и летчик ас вынужден, заголившись и присев перед зеркалом на корточках, выковыривать его, виртуозно матерясь, из своего тела. На самом деле и компот был его любимый, грушевый, и клещу было трудно удержаться на едва прикрытом кожей скелете, как бы он ни старался зацепиться за  - разное. И вот, орденоносец,  весь такой несчастный, с видом, выражающим вселенскую скорбь, появлялся на танцах ...  Только легкая ухмылка типа "себе на уме", выдавала истинное его настроение, проскальзывая на утро по измученному бессонницей лицу.

Как уже упоминалось, первое прозвище "Пончик" Молочников заслужил особо тощим видом, а вот второе, - "Везунчик" друзья - товарищи заслуженно дали за особое везение при выполнении заданий. К концу войны продолжительность жизни Пе-2 составляла, примерно, 40 - 50 боевых вылетов, вот с этой регулярностью, а может и чаще, подбивали машину "Везунчика". Но каждый раз, получалось так, что летчику удавалось либо дотянуть до своего аэродрома, либо до линии фронта. В результате и он, и его экипаж в течение суток, даже не ранеными, оказывались у себя в полку.

Судя по всему, в этот раз Лёнчик мог пожаловаться на судьбу с полным основанием. Четвертая эскадрилья полка бомбила портовые сооружения и  драпающие на всех парах транспорты  немцев. И вот, при выходе из атакующего пике в его самолет попал осколок одного из последних снарядов, чуть ли не последней оставшейся целой после налета зенитки. Самолет загорелся. Огонь с жадностью облизывал фюзеляж и, подбираясь к основному топливному  баку,  грозил взрывом. Пришлось срочно прыгать. Штурмана и радиста немцы, только что избежавшие смерти под бомбами, расстреляли еще в воздухе, а вот командир самолета, затянувший немного с прыжком, приземлился целенький и, даже, не раненый, прямо в лапы поджидавших его фашистов.

Удивительно, но Леонид Ефимович не был ими сразу расстрелян, а, получив удар прикладом по спине, пинком был вброшен в середину группы военнопленных, которых они сопровождали в порт,  только что подвергшийся жестокой  бомбардировке.

Пройдя, примерно километра полтора, колонна с пленными, среди которых шел, поглядывая по сторонам и замечая каждую мелочь, Молочников, вскоре подошла к широко распахнутым и не охраняемым воротам порта. По всему было видно, что порт уже, фактически,  брошен немцами. Только около дальнего пирса, на котором суетились фашисты, и  куда гнали колонну, стояли две сцепленные баржи, да рядом с ними терся буксир.  По мосткам, перекинутым с пирса  на баржи, пленных перегоняли на посудины и заталкивали в трюм.

- Интересно, куда это нас везти собираются, Германия почти вся наша, скоро Берлин возьмем, - сказал идущий рядом с Лёнчиком солдат.

То, что ответил на это Лёнчик, перевести на интеллигентный русский язык можно примерно так:

- Глупый, ты человек. Помой головной мозг. Все "отлично"! Послать они хотят нас домой к родителям, покормить любимых рыбок, поэтому надо быстрее покинуть это замечательное место.

Внятно растолковав обстановку соседу по колонне, Лёнчик с тоской посмотрел в небо. Оно не могло не услышать идущие от сердца слова. В воздухе появились несколько штурмовиков Ил-2. Тут же завыла сирена, раздались команды, немцы дали несколько очередей поверх колонны и разбежались. Пленные повалились на землю и стали расползаться по щелям, отрытым около пирса для укрытия от бомб. Увидев одну такую неподалеку от себя, Лёнчик быстро юркнул туда. В конце щели заметив несколько мертвых тел, он пробрался к ним, лег между трупами и попытался затащить на себя два из них. Кое-как прикрывшись закоченевшими телами  и закрыв глаза, Лёнчик затих. Он слышал, как еще несколько человек прыгнули в  щель, как стреляли пулеметы, как раздалось несколько взрывов и стало тихо.

- Что-то мало бомбили, наверно домой уже летели, нечем было, подумал он.

Над головой послышались шаги.

- Steh auf, schneller!- раздалась команда на немецком языке. Ленчик не шевелился и постарался не дышать. Немец дал  длинную очередь вдоль всей щели. По вздрогнувшему телу, которое отгораживало летчика от фашиста, он понял, что погибший принял на себя вторую смерть, смерть, предназначенную для него. Где-то рядом раздался вскрик, затем еще выстрелы, и наступила тишина. Через некоторое время затарахтел буксир, оттаскивающий баржи на середину бухты. Звук двигателя стал удаляться и постепенно совсем затих. С моря раздались два  глухих взрыва. Опять заработал двигатель и буксир покинул порт. В уголках глаз Лёнчика показались и тут же исчезли две слезинки, которые никто не видел. 

Через некоторое время гавкающие голоса немцев стали стихать и вскоре наступила полная тишина. Руки и ноги прятавшегося в щели летчика затекли. Стало очень холодно. Он пошевелился, с трудом откинул спасшего его мертвого солдата и вылез из-под тел.

- Спасибо, мужики! - сказал он им, укрывшим его от взгляда фашистов и от их пуль.

-  Так, надо что-то делать за побег, - подумал про себя Лёнчик и негромко крикнул:

 - Эй...,- в другой конец щели, где тоже лежали тела, которых, то ли не было, когда он прыгал сюда, то ли он их раньше не заметил. Никто не ответил и не пошевелился.

- Должен же еще, хоть кто-то затихориться и в живых  остаться! Может в соседних щелях, - размышляя так, Лёнчик осторожно на мгновенье высунул голову  и краем глаза успел заметить, как рядом что-то мелькнуло и скрылось.

- Эй, есть, кто живой? - крикнул он, уже громче в сторону , где заметил движение.

- Заходи! - услышал ответ такого же прятавшегося пленника. Сосед оказался танкистом. Обдумав свое положение, двое счастливчиков  решили поискать еще  таких же чудом спасшихся и уж потом пробираться к своим.

- Я думаю, хорошо бы кого из пехоты найти, кто сюда пешком притопал и помнит всю дорогу, - сказал Лёнчик.

- А ты летун, разве не запомнил, как сюда летел?

- Общее направление знаю, а вот где, какие дыры в линии фронта, сверху не видно. Пехота лучше знает, где ее легче перейти.

- Ну, полезли искать твою пехоту.

Вскоре  товарищам повезло. Перебираясь ползком от укрытия к укрытию, они нашли в соседних щелях еще троих оставшихся невредимыми пленных. Видно немцы очень спешили, иначе такого счастья было бы не видать ни одному из них. Причем, повезло вдвойне. Один из троих пехотинцев оказался разведчиком, который попал в плен, как он выразился, по собственной дурости, и который хорошо знал обстановку в районе линии фронта. Впятером они и вышли к своим в зоне расположения части, откуда был послан разведчик - неудачник.

Командный пункт полка в Гросс - Тракенене занимал  двухэтажный особняк, окруженный большим садом, где вот-вот на деревьях должны были появиться первые листочки. В отделанной дубовыми панелями гостиной перед полковником Колосовым и особистом Магаловым стоял, как обычно, скорбно сутулясь капитан Молочников.

- Ну и где Вы три дня после перехода линии фронта болтались, товарищ капитан? - Нарочито суровым голосом, прищурив и без того свои узкие, широко расставленные глаза, спросил Колосов.

- В особом отделе пехотной дивизии, товарищ полковник, где мы переходили.

- Оно так. Я подтверждаю. Со мной связывались по их запросу, - бесцеремонно встрял в разговор Магалов.

- Так что, можно давать добро на полеты? - Полковник посмотрел на майора.

- Пускай летает, - благосклонно кивнул особист.

- Иди к Савельеву во вторую, подменным экипажем, - приказал Колосов Молочникову.

- А почему не к себе в четвертую? - удивился особист?

-  В четвертой нехватка самолетов и уже есть подменный экипаж, а у Савельева полный комплект машин.

- Ты правильно решил Игорь Иванович!

- Слышал? - Обратился Колосов к Молочникову, - свободен! Иди к Савельеву, доложишься и скажи, что я его вызываю.

- Есть! - Ленчик развернулся и вышел из штаба.

- Да, везунчик, - промолвил глядя вслед капитану полковник, - это же надо умудриться, в один день быть сбитым, попасть в плен, остаться в живых, это ему-то и бежать. Да еще и ваше сито пройти, - он взглянул на особиста.

- Везунчик, - согласился особист.

После "дуэли" отношения между Кожурой и Савельевым стали спокойнее. Они перестали цепляться друг к другу и даже стали общаться на свободные темы. Хотя прежней свободы общения, простоты и открытости не было. Не глядя на это, с большим опозданием, слухи о вражде между техником и командиром эскадрильи до полковника Колосова дошли. Их источником, можно догадаться, был лейтенант Ильин, в чью комиссарскую обязанность, как раз и входило поддерживать боевой дух и сплоченность боевого коллектива. Ему не могли не броситься в глаза постоянные выпады, пикировки Кожуры и Савельева или их нарочитое взаимоигнорирование. Имея особое отношение и к капитану, и к старшему сержанту, Ильину оставалось только кое-что добавлять от себя и можно  спокойно "капать на мозги" о не здоровых отношениях в эскадрилье, и комиссару Ладному,  и особисту, и командиру полка.

Колосов,  не дослушав рапорт Савельева о прибытии,  прямо "в лоб" спросил:

- Скажи-ка капитан, что у тебя за отношения с твоим земляком техником Кожурой?

- Все нормально, товарищ полковник, рабочие.

- До меня дошел слушок, что у вас чуть ли не до мордобития дело  дошло. Может тебе другого техника дать.

- Да что Вы, товарищ полковник! Мы друзья с детства...

- Это в детстве можно сколько угодно друзьям драться, а здесь армия. Смотрите мне! Не один я за вами наблюдаю. Подлянки  от Кожуры никакой не ждешь?

- Никак нет!

- Ладно, иди! Да, и пусть пока вместо тебя Молочников полетает, а там посмотрим на ваше поведение.

На следующий  день, самолет командира эскадрильи Савельева, отличавшийся от других машин тем, что на его фюзеляже была нарисована театральная маска, символ юношеских увлечений и "мечт" командира, ведомый подменным экипажем во главе с Лёнчиком, возвращаясь к родному аэродрому, оставляя за собой клубы дыма, со снижением пересекал линию фронта. Казалось, слово "везунчик" по отношению к пилоту пора забыть:  второй вылет подряд, причем, на самолете командира эскадрильи, причем опять  на выходе из пике, Лёнчик  оказался сбитым.

- Что-то меня мой еврейский бог забыл, опять подбили, - сказал вслух Молчников.

- Чего? Не понял,- услышал он голос штурмана.

- Ничего. Не везет, говорю. Линию фронта перелетели? А то нездорово  опять в плен попадать.

- Перелетели, командир!

- Приказываю всем прыгать!

- Есть, командир!

- А я еще не прыгал,- послышался в наушниках испуганный голос стрелка-радиста.

- Хочешь  маму  увидеть, - прыгай!

В небе одуванчиками забелели два парашютных купола и плавно стали опускаться в расположение наших частей. Лёнчик открыл колпак, перевалился через борт и, выждав несколько секунд свободного полета, дернул за кольцо. Ожидаемого рывка не последовало. Парашют  вышел из ранца, но полоскался на ветру скрученной тряпкой, никак не желая раскрываться. Второй раз можно было уже не дергать. Земля стремительно приближалась. Лёнчик зажмурился...

- Вот не везет, та не ве..., - не успел домыслить он, как коснулся земли единственно мягким на теле местом. Этим местом он попал на  край огромной оставшейся после тысячекилограммовой бомбы воронки. Мокрая глинистая, слегка схваченная еще утренним морозцем почва сделала свое дело. Проскользнув по одному "намасленному" склону, затем, не задерживаясь,  по льду застывшей на дне лужи, и снова, но уже вверх по другому пологому склону, Лёнчик вылетел из ямищи  с противоположной ее стороны  и второй раз, уже с гораздо меньшей высоты и с  гораздо меньшей скоростью окончательно упал на землю.

- ...так не везет, - договорил он начатую в воздухе мысль подбежавшим к нему  солдатам.

- Кажется, руку сломал. Ведите меня в санчасть..

Вдруг сверху послышались крики, и все задрали головы,- это приземлялся на парашюте, прямо на них стрелок-радист.

- Братцы, - кричал он.

- Ловите меня, а то разобьюсь!

Майор Магалов чувствовал себя косвенно виновным из-за ареста и гибели своего друга детства Сергея Кудрявцева отца Тани, и поэтому никак не хотел, чтобы девушка связывала свою судьбу с людьми неосторожными на слова или поступки, короче, неблагонадежными, потому продолжал внимательно следить за ее друзьями детства. И, конечно, он насторожился, когда до него дошла информация Ильина о том, что бывшие друзья стали чуть ли не "кровниками". Естественно, когда у Молочникова при приземлении не раскрылся парашют, предназначенный для командира экипажа, Магалов приказал инженерным службам все особо тщательным образом расследовать и определить причину отказа.

С облегчением он узнал, что  причина оказалась в  ошибке при укладке парашюта, недавно пришедшей в часть парашютоукладчицы Сидоровой. Нехорошо улыбнувшись, особист приказал задержать Сидорову и доставить ее вечером к нему для допроса, а сам решил для полной ясности  навестить медсанчасть, где перед отправкой в госпиталь лежал "невезучий" капитан Молочников.

Около медсанчасти полка на скамеечке сидели три человека. Один в форме сержанта, двое других в больничных халатах. Последние курили и цеплялись взглядом , а по возможности, и языком к сновавшей периодически мимо них молоденькой медсестричке. Сержант же зевал, скучал и постоянно пытался заглянуть за дверь, которой хлопала девушка. Дверь хлопнула очередной раз, и на пороге появился старший сержант, техник самолета командира второй эскадрильи, Алексей Кожура. Он, проходя мимо скамейки, мотнул головой сержанту и, не останавливаясь, пошел дальше.

Сергей Левшин, чьим непосредственным командиром был Кожура, догнал начальника и зашагал рядом.

- Ну, говори, чего Лёнчик звал? По самолету что?

- Нет, претензий к машине нет.

- А что тогда?

- Майор Магалов его навещал, понятно? Выяснял про  самолет, про парашют, про мои отношения с Савельевым. Одним словом Ленчик хотел предупредить …

- Служба у особиста такая, все знать,- сказал Левшин.

Кожура бросил на сержанта внимательный взгляд.

- А как сам Лёнчик? - сменил тему Сергей.

- Нормально, рука сломана в двух местах, говорит, хотят в госпиталь, в тыл отправить. Жалуется, что не повезло, война теперь без него закончится.

- И чего на судьбу жаловаться! Награды есть, жив остался.

- Так настоящий казак до победы всегда воюет.

- Так, то казак, донской или кубанский. А  Ленчик, какой же он казак?

- Ну, во-первых, у нас в эскадрилье все казаки по духу.  А если же рассуждать, следуя твоим умозаключениям,  ... - Алексей на секунду задумался, потом подмигнул Сергею.

- Ну и что, капитан Молочников тоже казак. Он казак... иерусалимский.

Ильин последнее время всем естеством чувствовал, что Магалова перестала интересовать информация о командире эскадрильи и о технике Кожуре, а наоборот стала раздражать.

- Эти его слова, о том, что недостоверная информация может быть приравнена к клевете, которую распространяют "враги народа" о славных бойцах Советской Армии! Надо, наверно, на время отстать от Савельева и Кожуры, - думалось Ильину. Мысли у лейтенанта постепенно переключились на то, как бы кто не перехватил трофейный мотоцикл, найденный им, заваленным всякими тряпками в хозяйском сарае. И только ночью, уже засыпая, он опять вернулся к всплывшему в голове вопросу: А что это майор стал вдруг снисходительным к своим недавним недругам? ... А?

Поговорив в медсанчасти с "Везунчиком" и окончательно убедившись, что со стороны Кожуры никакого вредительства не было, Магалов задумался об Ильине.

- Этот обидчивый, не очень далекий и подозревающий в каждом сослуживце потенциального троцкиста, обойденный в званиях лейтенант, видя, что на доносимую до особиста информацию нет никакой  реакции, может начать писать рапорты через его голову прямо в дивизию, а то и клепать на него самого майора.

- Надо что-то делать! Надо, ...надо дать ему еще одну звездочку и перевести в другую часть.

Под вечер следующего дня Ильин, был вызван к комиссару полка, где его поздравили с присвоением очередного звания старшего лейтенанта и сообщили о переводе комиссарить в другую часть, и даже в другой род войск, … к зенитчикам.

Продолжение следует.

 Шенгер Алексей Алексеевич

x

Иллюстрация к: Тишина на взлетке. Глава 17. На немецкой территории.