Тишина на взлетке. Глава 14. Тяжелый день нового комэска.

Продолжение.

Глава 14

Тяжелый день нового комэска.

Утро очередного дня  для второй эскадрильи началось с расставания со своим командиром майором Александром Воробьевым. Тому предстояло согласно приказу передать бразды правления старшему лейтенанту Савельеву, а самому отбыть на своем самолете в распоряжение штаба дивизии, прихватив с собой временно прикомандированных к полку трех офицеров. Настроение, не глядя на расставание со своими "воробышками", было неплохим. И Воробьеву, и Савельеву предстояли повышения в должностях и светили новые звездочки на погоны. Насвистывая веселенький мотивчик, майор подошел к своему самолету, у которого в ожидании летчика переговаривались трое "пассажиров". Велев двоим более худым офицерам разместиться в кабине стрелка-радиста, а значительно более солидному занять место штурмана, майор, посмотрел на их полупустые вещевые мешки и приказал закинуть их в хвост самолета. Он и не подозревал, что там уже лежат сейф и  тяжелый чемоданище бывшего зам. начштаба Маркова, о которых тот и не подумал предупредить.  Сам же Марков  отбыл ранним утром в штаб дивизии на машине.

- Заправить аппарат не забыл? - Спросил Воробьев своего техника, обнимаясь с ним на прощание.

- Все в порядке, товарищ майор. И на обратную дорогу хватит, вдруг передумаете там оставаться. А то у них и в футбол-то поиграть будет не с кем.

- Ничего, там тоже соревнования организуем, - сказал своему технику - голкиперу второй эскадрильи Воробьев, большой любитель футбола, организовавший чемпионат  между эскадрильями и службами полка.

Майор махнул рукой и полез в кабину. Заработали моторы. Самолет вырулил на полосу, разбежался и взлетел.

И тут проводившие только что своего товарища в полет сослуживцы вдруг обратили внимание на то, что машина летит, постоянно пытаясь задрать нос. Связист в штабе услышал в наушниках, как летчик, сжав зубы от напряжения, еле-еле проговорил в микрофон:

- Первый, первый! Я двадцать первый. Большая нагрузка на штурвал. Не могу удержать в горизонте. Разрешите посадку.

Хвост самолета оказался настолько перегружен, что пилоту никаких сил не хватало, чтобы отжать штурвал от себя и выровнять машину. Толстяк вскочил со штурманского сидения и  попытался помочь, но и его стараний  оказалось недостаточно... Самолет рухнул на поле и взорвался.

События в этот день для девятки бомбардировщиков под руководством нового командира Савельева продолжали развиваться "нездОрово". Вторую не боевую потерю эскадрилья понесла, когда, получив задание на бомбежку немецких батарей, обстреливающих Ленинград, самолеты один за другим стали подниматься в воздух. Ширина полосы не позволяла разгоняться  одновременно двум бомбардировщикам. Машины взлетали поочередно  и, сделав вираж, кружились над аэродромом, ожидая друг друга. И вот последний экипаж, едва оторвав самолет от земли, желая побыстрее  занять свое место в общем строю, "срезал путь", заложив слишком крутой вираж. При таком маневре тяжелая машина, не набрав нужной скорости, на глазах у невольных зрителей сорвалась и упала. В этот раз, несмотря на полную заправку топливом, самолет не взорвался и бомбы не сдетонировали. Машина просто рассыпалась, а летчики погибли.

Теперь уже восьмерка, ведомая Савельевым, летела выполнять задание. Пропустили под крылом Финский залив, Кронштадт, стал приближаться занятый фашистами берег, Петергоф. А вот и орудия, обстреливающие город. Появились облачка разрывов зенитных снарядов, которые, казалось, постепенно заняли все небо.

- Всем...,- на секунду Савельев замялся,- всем "воробышкам". Я двадцать второй, я первым, остальные за мной, атакуем! ...

Не глядя на плотный заградительный огонь атака прошла настолько успешно, что ни один самолет над немецкими позициями  не был сбит, хотя осколками зенитных снарядов посекло многих. И только уже на обратном пути на одном таком подранке один из двигателей перестал работать. Летчик Зайцев, командир экипажа, сумел  дотянуть до берега и посадить самолет на аэродром соседнего полка штурмовиков.

Полковник Колосов, слушая все переговоры эскадрильи по громкой связи, с облегчением вздохнул, когда узнал, что из боя вернулись все целыми, хотя про себя подумал, помня утренние события:

- Бог Троицу любит. Где-то сегодня еще рванет.

Узнав по радио от летчика, что для возвращения самолета необходимо на нем заменить блок двигателя, Колосов подозвал ординарца.

- Кто у нас там безлошадный, Осипов? Все страдает без полетов. Пусть возьмет ПО-2 и отвезет к соседям блок двигателя. Да, и пусть прихватит двух  механиков, потолковее. Там у "штурмачей" наш Зайцев загорает.

Через два часа биплан ПО-2 был готов к полету. На правой нижней плоскости рядом с кабиной прикомандированные техники Кожура и Колесников закрепили блок двигателя, заправили самолет бензином и стали дожидаться пилота. Наконец, показался явно не выспавшийся Осипов. Он уже неделю, как потерял в бою свой самолет. Его  экипаж, выбросившийся из подбитой машины на парашютах, был обстрелян немецкими истребителями и до земли живым долетел только командир, применивший затяжной прыжок. Всю неделю он каждое утро маячил около штаба, ожидая, что его пошлют  в бой на свободной машине, получал "отлуп" и пропадал в казарме до следующего утра.

- Ты сзади, ты в "багажник", - приказал Осипов Колесникову забираться в кабину на второе сиденье, а Кожуре располагаться в люке позади него. В этой полости можно было на ПО-2 перевезти третьего человека в лежачем положении. Алексей, кряхтя, забрался в предложенную емкость, и Колесников закрыл люк снаружи крышкой. Выбраться самостоятельно из такого "багажника" было нельзя. Колесников и Осипов заняли свои места и пропеллер закрутился.

Полковник Колосов, как сглазил, думая о том, что бог любит троицу. К вечеру поднялся сильный, порывистый ветер. Осипов, вместо того, чтобы развернуть  ему навстречу легкий, чувствительный к движению воздушных масс, подрагивающий при каждом порыве ветра и имеющий несимметрично расположенную нагрузку самолет, стартанул прямо с места, не вырулив и не поставив машину как надо.

- Что он выпендривается! - подумал механик, помогавший Кожуре и "Колесу", то бишь Колесникову готовить ПО-2 к полету.

Самолет все-таки взмыл в воздух, затем его прижало ветром к земле, потом опять подбросило, потом... он накренился и "посыпался" на землю, прямо на задравшую вверх свой ствол зенитку. Ствол орудия с треском прошел через фюзеляж между двумя сиденьями. Винт от удара о землю сломался, а мотором подперло дверь землянки, в которой в это время отдыхали зенитчицы. Девушки от испуга, в чем были, с визгом стали выскакивать на белый свет в окно, расположенное на противоположной стороне землянки, ослепляя всех своей первозданной красотой, а слегка помятые Осипов и Колесников вылезли из кабины и бросились открывать емкость, где находился  Кожура. Как только крышка была отброшена, Алексей высунул голову из  люка.

- Что, уже приехали? - Спросил он.

Все летуны были целы и невредимы и от скоротечности событий не успели почувствовать никакого страха.

Алексей, выбравшись на свободу, огляделся вокруг и вдруг у одной из землянок увидел друга Вовку и Таню. Они увлеченно разговаривали, вспоминая детство и свое театральное прошлое, когда вдруг услышали грохот и крики. Оглянувшись, Савельев убедился, что летчик и пассажир целы, и стал удерживать встревоженную Таню, порывающуюся подбежать к месту падения самолета. Появившегося из люка Алексея Владимир не успел заметить, а Таня увидела, перестала рваться к месту события и опустила голову. Тут-то Савельев и сделал попытку поцеловать девушку. Алексей зажмурился, чтобы этого не видеть, и напрасно. Он пропустил момент, когда Таня применила свой излюбленный прием локтем. Когда глаза Кожуры открылись, на месте действия перед землянкой оставался только Савельев.

Алексей подошел к другу и, как оказалось, сопернику.

- Ты что тут делаешь? - спросил он и, не дожидаясь ответа сделал замах.

- Отставить, сержант Кожура! - Владимир перехватил руку Лешки и быстро зашептал ему.

- Ты что, охренел? В штрафбат захотел, увидят же!

- Я тут перед ним душу выворачиваю, а он... Подлец!

- Ты такими словами-то не очень разбрасывайся. Остынь. Сам знаешь, что Таня не одному тебе нравится. Ей решать.

Алексей, бледный, покрывшийся от переживаний красными пятнами, захотел ответить, но от душившей его ярости не смог вымолвить ни слова. он только махнул рукой и отошел к разбившемуся самолету. Владимир так же молча, развернулся и пошел в поселок.

- Да! Поганый получился первый день моего командирства. Не хватало еще каких-нибудь неприятностей от начальства или от особиста поиметь.

В этот момент к месту аварии подъехал комполка Колосов. Первым на его пути оказался Кожура.

- Ты чего такой пятнистый? Ранен?

- Никак нет.

- Ну вот, а теперь позеленел чего-то, укачало? А рапорта в летчики пишешь.

К полковнику подошел лейтенант Осипов.

- А! Летчик ас! Все целы или кто стукнулся?

- Так точно, все целы, - доложил лейтенант, слегка покачнувшись. Мимо взгляда полковника ничто не могло проскочить незаметно. Он насторожился, приблизил свой  нос "пуговкой" к лицу лейтенанта и пошел такими же красными пятнами, как Кожура.

- Ах ты, образина собачья! Значит, расслабляешься без полетов! Что, к девушкам на свидание прилетел? Скажи спасибо, что Магалов отсутствует. Десять суток ареста и штраф за самолет, сорок тысяч рублей!

- Есть десять суток ареста и штраф, товарищ полковник.

Вернувшийся в полк на утро следующего дня Магалов был злющий и весь "на нервах". До поздней ночи пришлось  оправдываться перед начальством и придумывать   ответы на  вопросы: - кто такой "убивец" повара, почему особый отдел проморгал диверсанта и "немецкую шпионку", почему не захватил их живыми...?  Еле выкрутился.

Положение в "органах" у Георгия Рубеновича был так себе. Подвела биография. Парень из рабочей армянской семьи сапожников, давно обосновавшихся в Петербурге - Ленинграде, неожиданно женился на бывшей дворянке с громкой, благодаря писателю  Толстому, фамилией Ирине Федоровне Шерер. Да еще ее брат воевал в белой армии и сгинул в конце Гражданской войны где-то на Дальнем Востоке. Из-за "чуждого, враждебного" социалистическому государству происхождения Ирину в 1936 году, когда умер лауреат Нобелевской премии академик Павлов И.П., в институте которого она работала,  арестовали и отправили в Сибирь. С тех пор Георгий Рубенович, хоть сразу и оформил развод, но был, что называется, "на крючке". В любой момент он мог пойти вслед за бывшей женой, и потому казалось, что даже внешне он старается продемонстрировать свою благонадежность. Статный кавказский мужчина носил очки, что делало его похожим на товарища Берию. Правда, поговаривали, что в очках обычные стекла и носит он их только для схожести со своим министром, а на самом деле зрение у него отличное, ведь в молодости он занимался в аэроклубе.

 Еще чем Магалов был похож на всесильного министра, это  любовью к прекрасному полу. Он был из той мужской породы, что никогда не упускает возможности постучаться к даме в запертую дверь, вдруг откроют, пустят и всем будет хорошо. Именно поэтому Георгий Рубенович любил беседовать с подозреваемыми или свидетелями в юбке лично, стремясь перенести разговор в процессе допроса из служебного кабинета в комнату для отдыха, где уже все было приготовлено для приятного время препровождения. Следует сказать, что для дела второе помещение приносило иногда больше необходимой информации, чем первое.

В Левашово, где размещался полк, особый отдел, куда вызвали Татьяну Кудрявцеву, занимал  двухэтажный деревянный дом барачного типа, точно такой же, как и дом ее детства в Новой деревне, с такими же скрипучими деревянными ступеньками. Не хватало только дощатого стола во дворе, на котором соседские мужики играли в домино и карты по вечерам.

Встретивший ее при входе капитан, окинув девушку оценивающим взглядом, тихо про себя сказал: "Вах!" - и проводил ее в кабинет к Магалову.

- Товарищ майор, по вашему приказанию сержант Кудрявцева для допроса доставлена.

- Ты что, капитан! Как доставлена! Такая красавица может быть только приглашена и с трепетом ожидаема... для беседы. Ты вот что, принеси нам чаю с лимончиком. Да, и не забудь печенье и ... сам знаешь чего.

Майор пододвинул стул Татьяне у отдельно стоящего в углу комнаты  столика, дождался пока она сядет, приобнял ее за плечи.

- Не волнуйтесь! Сейчас мы попьем чайку, поговорим. Майор сел на рядом стоящий диван. В этот момент в кабинет вошел капитан с подносом и стал выставлять с него на столик чашки, чайник, вазочку с печеньем, нарезанный лимон, бутылку коньяку..., короче все, что обычно, с чего начиналась беседа Магалова с дамами.

- Что-то я сегодня устал,- сказал майор, разливая коньяк по стопкам.

- Не успел приехать, а тут столько событий. Представляете, вчера на танцах один наш офицер, назвавшийся Васей,  познакомился с местной девушкой. Пошел ее провожать. А когда она перед носом этого горе-кавалера закрыла дверь в дом, тот от расстройства разрядил в косяк всю обойму своего пистолета и ... ушел! Девушка всю ночь просидела на кровати,  закрывшись подушками. Ей кто-то сказал, что они могут защитить от пули. А наутро она побежала к командиру полка и пожаловалась. Теперь надо предъявить ей всех Вась, Петь, короче всех офицеров с усами. Она его по усам запомнила. При этих словах майор многозначительно посмотрел на усатого капитана. Тот, закончив сервировку стола выскочил из кабинета.

- Извините, товарищ майор, Вы хотели меня о чем-то спросить? - Не обращая внимание на стоящее перед ней угощение, задала вопрос Таня.

- Это не правильно, прерывать старших по званию. Ну да ладно, у нас с Вами неформальная беседа.

Магалов налил чай в чашки, положил в Танину чашку ломтик лимона, взял свою и перешел с ней  за письменный стол.

-  Вы чай-то пейте, пока не остыл, коньячок в чай добавьте, вкусно будет, а я немного поспрашиваю пока.

Майор отвинтил крышку с чернильницы, достал из стола лист чистой бумаги.

- Итак, я знаю, ваша фамилия Кудрявцева, а зовут вас как?

- Таня, Татьяна Сергеевна.

- Так и запишем... Танечка. А родились вы где? Мне докладывали на Дальнем Востоке, это ж, в каком месте?

-  Нет-нет, на востоке я с 1935 года, а родилась под Ленинградом. Место называется "Новая деревня".

Магалов оторвал взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на девушку.

- Интересно, оказывается мы земляки.

При этих словах Таня удивленно посмотрела Георгия Рубеновича.

- Ты не смотри на то, что я кавказец. Я Ленинградский кавказец. Папа, мама есть?

- Отец, Кудрявцев Сергей Львович, военный, летчик. Мать, ...

- Стоп! Как-то все одно к одному, - Магалов встал, походил по комнате раздумывая, выглянул в коридор, закрыл по плотнее дверь и снова сел за стол.

- А что ты еще знаешь про родителей?

Слушая рассказ Тани про свой внезапный отъезд, про арест и  реабилитацию ее близких, Георгий машинально кивал головой, задавал какие-то вопросы, а сам вспоминал друга Сегу, как гуляли в аэроклубной столовой на его свадьбе, как он осторожно держал на руках Сережкину новорожденную дочь Таню. У Магалова была хорошая память. Многое ему приходилось запоминать и использовать в нужный момент, чтобы изобличить и наказать врага народа или его личного, но помнил он и детскую дружбу, верность которой его однажды чуть не погубила, заставив убить выследившего его сексота.

Майор встал из-за стола, подошел к окну и тихо-тихо отбил пальцем по стеклу ритм какой-то знакомой мелодии.

- Танечка! Вам этот стук ничего не напоминает?

Таня споткнулась на полуслове и вдруг вспомнила, именно с этого странного стука началось ее путешествие на Дальний Восток, именно этот разбудивший ее когда-то ночью человек, как поняла она со слов тети, спас ее, как минимум, от детдома.

- Вы, "Золик"? - Так называла маленькая трехлетняя девочка друга семьи дядю Жору, коверкая по-детски буквы.

Магалов хмыкнул.

- Ну, наконец-то, узнала. А я тебя сразу узнал, - соврал он.

- Только уж теперь зови меня Георгием Рубеновичем, а ни как не Жориком, и то, когда никого нет.

- Извините.

На какое-то время майор, что называется, дал слабину. Ударился в воспоминания, о детстве, об аэроклубе...

- Так что ошибся твой Кожура,  элероны от закрылков я отличаю. Кстати, я так понимаю, что Кожура в лесу именно с тобой повара нашел? А он ведь ничего про тебя не сказал. Скажи, а какое к тебе отношение имеет старший лейтенант Савельев?

С ним, Старостиным и Кожурой мы с Дальнего Востока дружим. Мы одноклассники.

- Понятно, вопросов больше нет. За себя не беспокойся, кто обидит, накажем. Про мое знакомство с твоим отцом никому ни слова. Запомни это хорошенько. И со своими ухажерами осторожнее, больно языки у них длинные и поступки бывают не адекватные, особенно у Савельева. У меня к нему особое внимание. Подвести тебя под монастырь я никому не дам. Прикрывать их  не хочу и не буду. Если кто будет спрашивать, зачем вызывали, скажешь, что про повара беседовали. Все понятно?

Минутная слабость окончилась, все чувства опять были надежно спрятаны. Георгий Рубенович снова стал самим собой. Майор нажал кнопку звонка. Вошедший капитан, уже без усов, козырнул, не подав виду, что удивлен, нетронутым угощением и скоротечностью допроса. Майор тоже не удивился, увидев чисто выбритое, без всяких намеков на усы, лицо подчиненного.

- Люблю понятливых! - сказал Магалов, - проводи сержанта Кудрявцеву до выхода, она свободна.

Продолжение следует.

 Шенгер Алексей Алексеевич

x

Иллюстрация к: Тишина на взлетке. Глава 14. Тяжелый день нового комэска.