Коломбина или Тайна черной тетради

Коломбина

Комическая квази-пьеса.

Действие происходит в Париже во время Всемирной выставки 1889 года.

Действующие лица

Лев Львович, разорившийся помещик.

Маша, его дочь.

Коломбина, компаньонка Маши.

Петенька, бедный учитель, возлюбленный Маши.

Арнольд, сын богатого купца Кузьмы Кузьмича, жених Маши.

Зинаида Михайловна, вдова брата Кузьмы Кузьмича.

Кузьма Кузьмич, отец Арнольда.

Пров, слуга Арнольда.

Итальянка-танцовщица в кабаре, публика в кафе и кабаре на выставке.

Акт 1

Сцена 1

Съёмная квартира в Париже. Большая, обставленная хорошей мебелью комната. У окна стоит Маша, миловидная девушка двадцати лет.

Маша. Сколько народа на улице: у нас за целую неделю столько не увидишь, сколько здесь за час… Вот, кажется, она!  Нет, не она, просто похожа! Боже, какая я несчастная!

Коломбина. (Входит в комнату с перевязанной алой ленточкой коробкой шоколада в руках.) Я пришла.

Маша. Как же я тебя не заметила?.. Видела его? Говорила с ним? Что он? Ну же, отвечай скорее!

Коломбина. (Смеясь.) Не всё сразу! Да, видела и говорила, и кое-что тебе принесла. (Развязывает коробку и подаёт Маше алую ленточку.) Держи, это от него знак, а это письмо (Достаёт из рукава платья письмо и отдаёт Маше.)

Маша. (Быстро разворачивает письмо.) Господи, как долго я ждала! (Читает про себя).

Коломбина. А на шоколад и не взглянула. (Садится на кресло, открытую коробку ставит на маленький стол, берет шоколадку и ест.) Вкусно.

Маша. (Дочитав письмо, целует его.) Ну, вот, судьба моя решена! Самое позднее через три дня мы обвенчаемся.

Коломбина. Что же он пишет?

Маша.  Он нашёл православного священника, готового нас обвенчать. Осталось найти деньги, чтобы оплатить венчание и билеты на поезд.

Коломбина. Только-то? Действительно, что, в Париже денег нет?.. И куда вы поедете?

Маша. К нему домой, в Пензу... Когда я буду готова, я должна выйти гулять вот с этой алой лентой в волосах, и в тот же день мы уедем.

Коломбина. (Иронично.) Хорошо придумано. А что скажет твой папенька?

Маша. Вначале он рассердится, но потом простит нас. Петенька – сирота, разве можно его не пожалеть?.. Мы падём к ногам папеньки, и он нас благословит. 

Коломбина. Мне жаль тебя разочаровать, но этого не будет.

Маша (Испуганно.) Чего не будет?

Коломбина. Ничего не будет. Твой Петенька – мечтатель; даже если ему удастся найти деньги и увезти тебя, неужели твой папенька с этим смирится? Он хочет выдать тебя замуж за Арнольда и в Париж привёз, чтобы ты поближе познакомилась со своим женихом.

Маша. Ни за что не выйду за этого пошлого дурака, я его терпеть не могу!

Коломбина. Твоя свадьба с Арнольдом нужна папеньке, она позволит и дальше жить ему, как он привык, роскошно и беззаботно. И вдруг ты выйдешь за Петеньку, у которого ничего нет – ни положения, ни денег, ни богатой родни. Ты думаешь, папенька сможет это простить?

Маша Но мы с Петенькой так любим друг друга!

Коломбина. Да, любовь – это любовь! Я тебя понимаю: сколько раз я любила!.. Конечно, ты могла бы выйти замуж за Арнольда, а Петенька стал бы твоим сердечным другом…

Маша (Возмущённо.) Никогда! Как ты можешь мне такое предлагать?

Коломбина. Ну, ну, не надо меня ругать! - я сама жила когда-то на содержании у богатого господина. Но не хочешь, так не хочешь, – значит, замуж за Петеньку?

Маша. И говорить не о чем!

Коломбина. Хорошо, я помогу: ты выйдешь за Петеньку, но дай мне сделать по-моему.

Маша. Это как?

Коломбина. А так, что все будут довольны: и вы с Петенькой, и твой папенька, и Арнольд.

Маша. Не понимаю.

Коломбина. Милая Маша, если бы ты так же хорошо знала мужчин, как я, то поняла бы, что для женщины нет ничего невозможного в отношении них. Обещаю тебе, что всё будет так, как я сказала.

Сцена 2

В комнату входит Лев Львович, отец Маши. Он одет по последней моде, в руке трость с серебряным набалдашником.

Лев Львович. Беседуете? «Три девицы под окном…» Не хватает третьей… Позвольте, я рядом с вами присяду?..

О женихах,  верно, гадаете? А я был на выставке – это чудо! И что интересно, всюду плакаты «Сто лет революции» «Сто лет революции», «Сто лет революции», а главный павильон сделан как макет Бастилии. Ей-богу, поневоле станешь революционером, глядя на все эти достижения! (Напевает «Марсельезу».) «Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivé!»…

(Продолжает.) Чего только там не увидишь: паровозы, способные разгоняться аж до восьмидесяти вёрст в час; дирижабли с мотором, которых не ветер несёт куда попало, как воздушные шары, но они сами двигаются в нужном направлении; автомобили, то есть самоходные тележки, – они ездят на керосине: то-то керосинщикам привалило счастье, обогатятся теперь!

Есть и забавные штуки: фотокабина, скажем. Заходишь внутрь, садишься, – щёлк! и готов фотопортрет! Я два раза заходил, в очереди выстоял; хотел вам свои фото показать, да уж больно физиономия вышла неказистая: глаза вытаращенные, будто чёрта увидел. (Смеётся.)

А башня Эйфеля! До небес взметнулась: страшно подниматься на такую высоту, не каждая птица долетит. Я собрался подняться, но не рискнул, да и толкотня там, не пробьёшься… И всюду электричество, электричество, электричество – даже по воздуху теперь его передают, вот до чего додумались!

(Внезапно грустнеет.)  Смотрел я на это великолепие и вздыхал: отчего в моей молодости такого не было? Ведь страшно вспомнить, как жили: сидели в темноте, как сычи, – да-с, в темноте, в буквальном и переносном смысле! Конечно, кое-какие радости и тогда имелись: в Москву, скажем, зимой приедешь, а там такие балы на святки и масленицу! Дамы и девицы порхают в огне свечей, нарядные, душистые; плечи и руки обнажены, глубокие декольте с бриллиантами – сказка!..

Я давеча зашёл в здешний… не знаю, как назвать – театр не театр, ресторан не ресторан, – одним словом, развлекательное заведение с питьём и закусками, что-то вроде московского «Яра». У французов оно называется «Moulin Rouge», «Красная мельница», и в нём тоже девицы отменные: попроще, чем наши, однако же, живее. Одна прямо на сцене под музыку разделась – в Москве такого не увидишь.

Маша (С укором.) Папенька!

Лев Львович. Молчу, молчу!.. Это ты в маменьку, царство ей небесное, такой недотрогой выросла. Той тоже ничего не надо было: жила безвылазно в деревне, а все развлечения – крестьян от всяческих болезней лечить. Нет, мой друг, нынче другое время настало: ты погляди, сколько вокруг приятностей и удовольствий, зачем же от этого прятаться! Пользуйся, пока молода, – верно, Коломбина?

Коломбина.  Верно, но и вы не старый.

Лев Львович. Да, кровь в жилах иной раз кипит, но деньги, деньги! – вот проклятый вопрос. Где взять деньги-то? – имение заложено и перезаложено, долгов куча; для того чтобы сюда приехать, пришлось последние драгоценности продать... Нет, Маша, ты должна хорошенько уразуметь: если ты замуж за Арнольда не выйдешь, нас ждёт полная нищета. Да и чем жених плох? Молод, на вид приятен, в обращении развязен, а богат – непомерно! Его отец – миллионщик, два дома в Москве имеет, торговых складов целый квартал, – чем плохо породниться с такой семьёй?

Маша. Но я не люблю его, папенька!

Лев Львович.  Кому нужна любовь в семейной жизни? От этого одни неприятности. Нет, мой друг, семья – это священная обязанность по отношению к своим родным, и любовь тут вредна, ибо как можно, находясь в смятении чувств, разумно исполнять столь важную обязанность? А любовь – да люби себе, кого хочешь, с деньгами это легко! Верно, Коломбина?

Коломбина. Да, с деньгами всё легко.

(Маша возмущается и хочет что-то сказать. Коломбина делает ей знак, чтобы она молчала.)

Лев Львович. Вот Коломбина меня понимает: недаром она по рождению итальянка. Выйди ты замуж, к примеру, за своего пензенского кавалера, – как, бишь, его, – Петя?.. Ну и что у вас будет за жизнь? Он бедный учитель, и ты будешь детей учить? Дети сейчас, знаешь, какие? От горшка два вершка, а уже своё мнение имеют, всё им не так, авторитетов не признают. Намучаешься ты с ними, а ещё хуже, в какую-нибудь неприятную историю попадёшь: чего доброго – под полицейский надзор. Дети набезобразничают, а ты отвечай: так и до Сибири недалеко – неужели ты эдакое будущее себе выберешь? А с Арнольдом тебе настоящая жизнь откроется, красивая и приятная. Ты пойми, я о тебе забочусь: какой отец не хочет, чтобы его дочь хорошо жила? Да, согласен, твоё супружество с Арнольдом мне тоже кое-что хорошее сулит, – но разве ты не должна как любящая дочь позаботиться о старике-отце?..

Вот и выходит, что всем будет хорошо, а твои возражения происходят исключительно от наивной мечтательности и глупого маменькиного воспитания, – пора взрослеть, мой друг, пора взрослеть!

Сцена 3

Входит Арнольд, с ним его тетушка Зинаида Михайловна. Лев Львович встаёт им навстречу.

Лев Львович. Ага, лёгок на помине! (Жмёт руку Арнольду.) И Зинаида Михайловна к нам в гости, очень рад! (Целует ей ручку.) Садитесь, прошу вас! Коломбина, уступи кресло Зинаиде Михайловне; ты, Арнольд, сядь рядом с Машей. Она смущается, а только что отзывалась о тебе наимилейшим образом.

Маша. Папенька, вы… (Хочет возразить, но Коломбина снова делает ей знак молчать.)

Лев Львович. (Не замечая реплики Маши.) Наимилейшим образом отзывалась… Вы с выставки?

Зинаида Михайловна. Да, это восхитительно! Всюду любовь, любовь, любовь! Пары всех возрастов идут, обнявшись, а некоторые целуются при всех, и никого это не удивляет – как будто, так и надо, целоваться на улице. Я в первый раз сюда приехала и уже влюблена в Париж: кажется, всю жизнь здесь прожила бы.

Лев Львович. Как я вас понимаю! Я в Париже молодею душой и телом, какая-то необыкновенная лёгкость появляется, а уж как не хочется уезжать! Завидую тем, кто живёт тут постоянно.

Зинаида Михайловна. Ох, не травите душу! Лучшие годы прошли, а что я видела… (Тяжело вздыхает.)

Арнольд. Ну, тётушка, на выставке-то мы многое видели: одни автомобили чего стоят. Вот бы прокатиться на таком по Тверской, то-то был бы переполох! Лошадей попугать, да и прохожих тоже; – на всю Москву скандал бы вышел! (Хохочет.) Обязательно попрошу отца, чтобы купил мне автомобиль. 

Лев Львович. (Шутливо грозит ему пальцем.). Проказник! Тебе шуточки, а ведь на  выставке собраны передовые достижения прогресса: всё, что дерзновенный человеческий разум смог постичь и обратить на пользу людям.

Арнольд. Так я о том и говорю: для чего ещё нужен прогресс, как не для нашей пользы?

Маша. А может быть, для того чтобы жизнь стала лучше, чище и светлее?

Арнольд. Кто же против этого? Все хотят, чтобы было чище и светлее.

Зинаида Михайловна. (Томно и мечтательно.) А я вам скажу, что главное – чувства. Что такое холодный разум по сравнению с ними, – нет, это даже сравнивать нельзя… Высокие чувства и чистая любовь – вот, что мы ищем, и к чему стремится всякая душа.

Лев Львович. Это из Шиллера? Он немножко устарел.

Коломбина. (Обращаясь к Арнольду.) Вы были на Каирской улице? Она выстроена на выставке как маленький восточный город.

Арнольд. Мы проходили мимо, но не зашли.

Лев Львович. (Спохватившись.) Извините, вы не представлены. Это компаньонка Маши, итальянка по рождению, зовут Коломбиной.

Коломбина. Это имя так прочно прикрепилось ко мне, что по-другому меня уже никто не называет.

Арнольд. (Удивлённо.)  А я думал, что Коломбина – натуральное итальянское имя.

Коломбина. Так зовут служанку в итальянских комедиях. Когда-то я сыграла её, и меня стали звать Коломбиной; теперь я и сама с трудом могу вспомнить, как зовусь по-настоящему.

Арнольд. (Ещё больше удивляясь.) Ну надо же! Так вы итальянка?

Коломбина. Я родилась в Венеции, но когда мне было четыре года, моя мама увезла меня в Россию. Мама была актрисой, и папа был актёром, однако они скоро расстались. В России она нашла вторую Родину: маме протежировал один русский граф, на его деньги я получила образование. Всегда мечтала выступать в театре, и первая моя роль, Коломбины, была удачной, но затем наша труппа распалась, моя бедная мама умерла, и я вынуждена была искать другие средства к существованию.

Зинаида Михайловна. (Прослезившись.) Как грустно! Хорошо, что вы нашли семью, где вам рады. (Смотрит на Льва Львовича.) Надеюсь, Коломбине хорошо у вас?

Лев Львович. Помилуйте, они с Машей как родные сёстры!

Сцена 4

С большой корзиной цветов входит Пров, слуга Арнольда.

Пров. (Кланяется всем.) Прощения просим! Кто тут будет барышня, для которой цветы?

Арнольд. Дурак! Вот она перед тобой. Тебе велено было сюрприз сделать, а ты всё испортил.  (Обращаясь к Маше.) Это вам в знак моих чувств.

Зинаида Михайловна. Как романтично!

Лев Львович. Какой галантный кавалер!

Маша. (Арнольду.) Не стоило, мы с вами о чувствах не говорили.

Арнольд. Так давайте поговорим.

Лев Львович. Отличная мысль! Зинаида Михайловна, Коломбина, оставим их вдвоём, выйдем пока в соседнюю комнату. (Напевает.) «У любви, как у пташки, крылья, её нельзя никак поймать...»

Зинаида Михайловна. Встреча двух влюблённых сердец – как это трогательно… Ах, я опять заплачу!

(Уходят. Пров остаётся в комнате.)

Арнольд. А ты чего стоишь?

Пров. А чего делать-то?

Арнольд. Пошёл вон, дубина!

Пров. Так бы сразу и сказали. (Уходит.)

Арнольд. (Падает на колени.) Позвольте предложить вам руку и сердце! Я вас люблю и буду любить до гроба, дорогая Анна!

Маша. Я не Анна, я – Мария, а ваше объяснение насквозь фальшивое.

Арнольд. Неужели насквозь? Чёрт, я два дня повторял его, и надо же – срезался на имени! Ну, тем лучше, поговорим начистоту. (Встаёт с колен.) Я вас не люблю, вы вообще не в моём вкусе, но какое это имеет значение? Мы должны пожениться, – и точка! Наши отцы не простят нам, если мы не поженимся; вам-то всё равно, ваш отец разорился и ничем не может наказать вас, но мой лишит меня содержания.

Маша. (С изумлением.) Вы серьёзно? Вы так на это смотрите?

Арнольд. Да уж куда серьёзнее! Мой отец – неплохой старикан, но вбил себе в голову, что его внуки должны быть дворянской крови. Сам он из простых мужиков, крепостным был, затем в приказчики выбился; барин его разорился, а мой старик, наоборот, разбогател. Но никак ему не даёт покоя мысль, что он из грязи вылез, а в князи так и не попал – пусть хоть внуки мои благородное происхождение имеют, говорит. Вот и нашёл мне невесту благородную, – вас, то есть. Не женюсь – проклянёт, так чего ерепениться? Женимся – и дело с концом!

Маша. Но я вас не люблю и никогда не полюблю.

Арнольд. Вот и хорошо, – значит, не будет приставать ко мне со своей любовью. По-моему, без любви браки прочнее, потому что всё по-честному, без притворства. Мои отец и мать больше тридцати лет прекрасно прожили без любви и до самой смерти проживут.

Маша. (С отчаянием.)  Но я люблю другого человека!

Арнольд. (Невозмутимо.) Да любите себе, кого хотите, – мне-то что? Или вы думаете, что я вас стану ревновать? Я человек широких взглядов и считаю ревность отжившим предрассудком. Вы будете любить, кого захотите, и я буду любить, кого захочу, – не беспокойтесь, мы с вами отлично поладим.

Маша. Боже мой, и за этого человека я должна выйти замуж!

Арнольд. То-то, что должны! Ну, договорились?..

(В комнату входят Лев Львович, Зинаида Михайловна и Коломбина.)

Лев Львович. (С широкой улыбкой.) Я вижу, у вас всё решено! Совет да любовь!.. Позвольте благословить вас, дети мои, по старинному обычаю…

Маша. Но папенька…

Зинаида Михайловна. (Плачет.) Не могу удержаться! Как трогательно, как трогательно! Будто два голубка… (Плачет навзрыд.)

Лев Львович. Как вы чувствительны!

Зинаида Михайловна. Простите меня, я вам всё порчу, но это выше моих сил. Ах, уведите меня, Лев Львович, мне надо успокоиться. (Берёт его под руку.)

Лев Львович. Конечно, мадам. Выйдем на воздух, вам станет легче. (Уходят).

Коломбина. Они неплохо смотрятся вместе, правда?

Арнольд. (Пристально глядит на Коломбину.) Я никогда не имел дело с итальянками.

Коломбина. Я не досказала о Каирской улице. Там есть кабаре, где танцуют и поют: моя давняя подруга выступает в нём с большим успехом; вот она – настоящая итальянка.  Вы не были в этом кабаре?

Арнольд. С удовольствием побывал бы.

Коломбина. Можно пойти завтра. Пригласите Льва Львовича и Зинаиду Михайловну, и Маша пойдёт с нами, – да, Маша?

Маша. Но я…

Коломбина. Она согласна. Так завтра в семь?

Арнольд. Жду не дождусь! (Горячо целует руку Коломбины и слегка прикладывается к руке Маши.) До завтра!

Сцена 5

В комнате остаются Маша и Коломбина.

Маша. (Обиженно.) Спасибо! Ты обещала помочь, а сама устраиваешь для меня свидание с этим болваном.

Коломбина. Как ты нетерпелива! Доверься мне. Напиши пару строк Петеньке, я отнесу ему твою записку.

Маша. Не понимаю... О чём писать?

Коломбина. Назначь ему встречу на выставке завтра часов в восемь. Пусть ждёт тебя в кафе, что в начале Каирской улицы.

Маша. А как же Арнольд?

Коломбина. Им займусь я. Не беспокойся, он о тебе и не вспомнит.

Маша. Хорошо бы, если бы он забыл меня навсегда!

Коломбина. Забудет, не сомневайся.

Маша. Что ты задумала? Ну, хоть намекни, – ты же понимаешь, как это важно для меня: жизнь висит на волоске.

Коломбина. Вот страсти какие!

Маша. (Умоляюще.) Коломбина, пожалуйста, скажи! Мы же подруги, как ты можешь скрывать от меня?

Коломбина. Ты моя единственная настоящая подруга, но я не скажу тебе ни слова. По своей простоте и наивности ты всё испортишь, и тогда волосок, на котором висит твоя жизнь, может не выдержать.

Маша. (Надувшись.). Ты меня за дурочку принимаешь.

Коломбина. (Смеясь, целует её в щёку.) Какая ты миленькая, обижаешься совсем как ребёнок!.. Какая ты дурочка, о чём ты говоришь? Ты умная, сообразительная, а уж сколько всего знаешь, – у меня малая часть в голове не уместится! И твой Петенька такой же: вы с ним созданы друг для друга. Вас сама судьба столкнула лбами.

Маша. (Улыбается и потирает лоб.) Ты помнишь? У меня после шишка была. Когда мы в первый раз встретились в книжной лавке, он уронил мне на ногу толстенную книгу,  а когда мы одновременно нагнулись, чтобы её поднять, то так стукнулись лбами, что у меня в голове зазвенело.

Коломбина. Как не помнить! Я помню ещё, когда вы гуляли в Сокольниках, а я при вас как настоящая бонна, он уронил в лужу сначала твой зонтик, а затем – перчатки. На обеде по случаю окончания университета Петенька пролил красное вино на твое новое платье, а на вокзале, когда ты провожала его в Пензу, едва не столкнул под поезд. Если ты до сих пор жива, это точно судьба.

Маша. (Улыбается и вздыхает.) Лишь бы всё получилось.

Коломбина. Говорю тебе, не беспокойся! Просто поверь мне и делай, что я скажу.

(Занавес)

Акт 2

Сцена 1

Вечер. Каирская улица на выставке. Возле уличного кафе за одним из столов сидит Петенька. На столе лежит его старая студенческая фуражка. Он пьёт кофе и смотрит на толпу. Раздаётся бой часов, Петенька вздрагивает и считает удары.

Петенька. Уже восемь. Где же она?.. Как трудно ждать!.. Неужели что-то помешало, и она не придёт? Нет, не надо думать о плохом, всё будет хорошо.

(Появляется Маша. Он встаёт ей навстречу, роняя фуражку, чашка с кофе падает и разбивается. Петенька, не замечая этого, подбегает к Маше и горячо целует её руки, а затем щёки.  С головы Маши падает шляпка, он наступает на неё.)

Маша. Ну вот, шляпке конец! Как же я теперь пойду с непокрытой головой?

Петенька. (Растерянно смотрит под ноги.) А я и не заметил. Какой я неловкий! – вечно от меня неприятности.

Маша. Ничего, я уже привыкла.

Петенька. Ты получила моё письмо? Ты согласна?

Маша. Я на всё согласна, лишь бы быть вместе.

Петенька. Любимая моя, родная моя! (Снова целует её. Люди за соседними столиками издают одобрительные возгласы и смеются.)

Маша. (Отбиваясь от него.) Ну, довольно! На нас смотрят… Давай присядем. (Садятся за столик.)

Петенька. Где-то фуражку потерял… А алую ленточку ты получила?

Маша. Да, но…

Петенька. (Вскакивает и опрокидывает столик.) Как хорошо всё складывается! Два дня перетерпеть это невыносимое ожидание, и больше мы никогда не расстанемся!

Маша. (Ставит столик на место.) Я сама мечтаю об этом, но…

Петенька. (Не слыша её.) Два дня – как долго! Но зато потом…

Маша. Я тоже мечтаю об этом, но послушай…

Петенька. Через два дня – какое счастье! Милая моя, любимая Маша, через два дня мы вместе! (Пытается нагнуться, чтобы обнять её, и придавливает Машу столом.)

Маша. Ай, мне больно! 

Петенька. Какой я увалень, прости меня! Сейчас отодвину стол… Ага, вот и фуражка!

Маша. (Решительно.) Сядь и выслушай меня.

Петенька. (Садится.) Всё складывается хорошо – деньги, правда, ещё надо раздобыть. Но я раздобуду, обязательно раздобуду, не сомневайся!

Маша. Так ты ещё не раздобыл?

Петенька. Мне обещал выслать телеграфом один мой приятель из Пензы, но что-то не сложилось. Но это ничего, ты не волнуйся, я обязательно раздобуду.

Маша. Это к лучшему, что не раздобыл… Послушай меня, не перебивай!.. Нам не надо никуда бежать: мы поженимся открыто, и папенька даст своё благословение.

Петенька. Не может быть! Это он сказал?

Маша. Коломбина твёрдо обещала мне это.

Петенька. Но как же это может быть? Я не понимаю.

Маша. Я сама не понимаю, но если Коломбина сказала, значит, так и будет.

Петенька. (Пожимает плечами.) Я, всё-таки, не понимаю. Твой отец и слышать не хочет о нашей женитьбе и вдруг согласится? Как это может быть?

Маша. Ты не знаешь Коломбину… Ты смотрел «Женитьбу Фигаро»? (Читает по памяти.,) «Если вы – сильный мира сего, так уж, значит, и разумом тоже сильны?.. Состояние, положение в свете, видные должности – от всего этого немудрено возгордиться! А я находился в толпе людей тёмного происхождения, и ради одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомлённость и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления всеми Испаниями...». (Улыбается.) Коломбина – Фигаро в юбке. Доверимся ей.

Петенька. Тем не менее…

Маша. (Шутливо закрывает ему рукой рот.). Не будем больше говорить об этом… Мне пора идти, прощай! (Целует Петеньку.) Скоро мы встретимся.

Сцена 2

Кабаре на Каирской улице. За столами сидит публика, в числе которой Лев Львович, Зинаида Михайловна, Арнольд и Коломбина. На сцене выступает в восточном одеянии танцовщица, подруга Коломбины, исполняющая зажигательный и весьма вольный танец. По окончании его раздаются бурные крики и аплодисменты,

Арнольд.  (Восторженно.) Вот это искусство, это я понимаю! Не то что эти скучные балеты, оперы и пьесы с занудной моралью!.. Коломбина, познакомьте меня с вашей подругой, я без ума от неё!

Лев Львович. Ты уж так-то не увлекайся!.. А где Маша? Ушла, и нет её.

Коломбина. Вышла подышать, у неё голова закружилась от духоты.

Зинаида Михайловна. Я думаю, такие представления не для порядочных девушек. Я вовсе не ханжа, однако существуют приличия.

Арнольд. (Развязано.) Ну и что мне делать с порядочной девушкой? В шахматы с ней играть? Я не умею, да и охоты нет.

Лев Львович. Как ты разгорячился! Я понимаю, ты молод, кровь в жилах кипит, но есть определённые обязанности перед семьёй и обществом.

Арнольд. (Не слушая его.). Познакомьте меня с вашей подругой, Коломбина, умоляю!

Коломбина. Это просто: я уже сказала ей о вас. Вы можете хоть сейчас пойти за кулисы и представиться ей.

Арнольд. (Вскакивает с места.) Иду, иду!

Лев Львович. (Вставая вслед за ним.) Я иду с тобой. В конце концов, мне тоже интересно познакомиться с этой танцовщицей. (Выходят из зала.)

Зинаида Михайловна. (Обращаясь к Коломбине.) Удивительный человек Лев Львович! Какая пылкость, как живость характера, будто юноша! И на вид ещё вовсе не стар – отчего он не женился после смерти жены?

Коломбина. Лев Львович посвятил себя заботам о Маше: он такой нежный отец, если бы вы знали! Пока не устроит её счастье, о себе и думать не хочет; он благороднейший мужчина.

Зинаида Михайловна. (Растрогавшись.) Я это сразу поняла. Высокая благородная натура!

Коломбина. Мне его так жалко: вот, думаю, если бы ему встретилась женщина, которая поняла бы его, посочувствовала ему и полюбила его. Но нет, это одни мечты: если бы он и встретил такую женщину и полюбил бы её, ни за что не открылся бы ей по своей деликатности. Правда, такая женщина сама могла бы открыться ему – кто бы осудил её за заботу об этом прекрасном возвышенном человеке?

Зинаида Михайловна. Никто не осудил бы, но где взять эту женщину?

Коломбина. Можно я буду с вами откровенна? Мне кажется, что я знаю вас давным-давно. (Пауза. Смотрит на Зинаиду Михайловну.) Вы мне как родная, мне так не хватает родни.

Зинаида Михайловна. (Вытирая слёзы.) Бедная вы моя! Конечно, считайте меня своей роднёй и обращайтесь ко мне запросто.

Коломбина. Тогда я открою вам секрет как родному человеку: Лев Львович не равнодушен к вам.

Зинаида Михайловна. (Удивлённо.) Да что вы, я этого никак не ожидала!.. Но отчего вы решили, что Лев Львович питает ко мне чувства?

Коломбина. Я вижу, что с ним происходит – с тех пор, как он увидел вас, он сам не свой. Вчера, например, перед вашим приходом был такой грустный, всё вздыхал, а когда вы приехали, бросился вам навстречу, стал руки целовать. Уж не знал, чем бы вам угодить: усадил в лучшее кресло, каждое ваше слово ловил, и смеялся, как ребёнок! А как вы уехали, опять сделался грустным и принялся вздыхать.

Зинаида Михайловна. Я заметила, что он как-то по-особенному меня встретил, но мне и в голову не пришло… (Всплёскивает руками.) Господи, как слепая была, но теперь будто пелена с глаз упала! Милый, милый Лев Львович!

Коломбина. (Вздыхает.) Несчастный Лев Львович! Впервые за долгие годы повстречал женщину, которая могла бы составить счастье всей его жизни, но не имеет надежды на взаимность. Ведь вы не полюбите его?

Зинаида Михайловна. (Смутившись.) Почему вы решили? То есть я не хочу сказать, что люблю его, но и что не люблю, тоже не скажу… Ах, это всё так внезапно, – я не знаю, не знаю, что вам ответить! (Плачет.)

(На сцену выходят танцовщицы и начинают следующий танец.)

Коломбина. Настоящая любовь всегда приходит внезапно, если она настоящая любовь. Вы же знаете, как это бывает: один миг, и судьба решена! Но может быть, я глупости говорю.

Зинаида Михайловна. Ничуть! Только так и бывает – один миг, и на всю жизнь! Как у Ромео и Джульетты… Боже мой, могла ли я подумать, что и со мною это случится! (Плачет навзрыд, в то время, как вокруг все смеются, смотря на танец, кричат и хлопают.)

Зинаида Михайловна. (Продолжает говорить, несколько успокоившись.) Что же мне делать? Ободрить Льва Львовича, подать ему надежду? Да, в этом нет ничего предосудительного, но первым должен сделать признание мужчина, – уж вы, как хотите, однако женщине первой признаться в любви, это как-то не хорошо, даже унизительно.

Коломбина. Дорогая тётушка! – можно я буду называть вас «тётушкой»?.. Вы дороги мне оба, позвольте же устроить ваше счастье! Я знаю, что нужно сказать Льву Львовичу, как подтолкнуть его к признанию, – недаром столько прожила рядом с ним, в его доме. Доверьтесь мне, и всё будет по-нашему.

Зинаида Михайловна. Вы – ангел! Само небо послало вас мне, – позвольте, я вас поцелую! (Целует Коломбину.)

Коломбина. Спасибо, милая тётушка! А сейчас уйдите ненадолго; вот-вот вернётся Лев Львович, и я с ним поговорю. А вы после вернётесь, тогда всё и решится.

Зинаида Михайловна. Ангел, ангел! (Уходит.)

Сцена 3

Входит Лев Львович.

Лев Львович. Ты одна? Маши всё нет? Куда она пропала!.. Ну, ты мне удружила: у Арнольда и так голова не на месте, а тут он вовсе её потерял! Я не смог увести его от твоей подруги, как быстро они сошлись! И ведь нашли общий язык – при том, что она еле лепечет по-русски, а он по-итальянски ни бум-бум… Я надеялся, что он с Машей поближе сойдётся, и вдруг эта итальянка! Боюсь, как бы у нас помолвка не расстроилась; я последние деньги отдал, чтобы привезти Машу в Париж, – и нате вам!

Коломбина. Что бог ни делает, всё к лучшему… Если уж на то пошло, отчего бы вам не найти себе жену? Вы ещё не старый и могли бы найти достойную пару.

Лев Львович. Жениться? Во второй раз? Ну, уж нет! У Адама было две жены: первая, дьяволица Лилит, превратила его жизнь в раю в ад; вторая, кроткая Ева, лишила его рая. Хороший урок для всех нас!.. Моя первая жена не была дьяволицей, но нашу с ней жизнь райской не назовёшь; овдовев, я, – прости, Господи! – изведал хоть немного тех наслаждений, которые несёт холостяцкая жизнь, – так неужели мне потерять их ради второй жены?

Коломбина. Наслаждения – дорогое удовольствие; они бесплатны только в раю, где настолько безобидны, что вряд ли за них можно требовать деньги, но на земле за это приходится дорого платить... Можно найти жену, которая даст вам возможность наслаждаться жизнью и не будет требовать слишком многого: богатую и снисходительную.

Лев Львович. Где такую найдёшь?

Коломбина. Как слепы мужчины! Да она рядом с вами, – я говорю о Зинаиде Михайловне, – она любит вас, и она богата.

Лев Львович. Богата? С чего ты взяла? Насколько мне известно, она живёт на средства Кузьмы Кузьмича, который не слишком-то щедр с нею.

Коломбина. У неё есть доля от наследства её мужа, там тысячи и тысячи. Брат Кузьмы Кузьмича не очень-то ладил с ним и назло оставил большую часть наследства жене. Но Кузьма Кузьмич забрал эти деньги себе и выдаёт Зинаиде Михайловне лишь самую малость.

Лев Львович. (Недоверчиво.). Откуда ты знаешь?

Коломбина. Знаю.

Лев Львович. Даже если это правда, как Зинаида Михайловна заберёт свои деньги? Кузьма Кузьмич не тот человек, с которым проходят подобные фокусы.

Коломбина. Смотря, какой фокус показать. Предоставьте это мне, я сумею удивить его.

Лев Львович. (Откашливается.) Решительно не понимаю, как это тебе удастся!.. Ну, положим, ты убедишь Кузьму Кузьмича, но отчего ты взяла, что Зинаида Михайловна любит меня?

Коломбина. Ага! Наконец-то вспомнили о любви! Говорю вам, она влюблена в вас; она давно жаждет любви, которой у неё никогда не было. Вы сами рассказывали, что Зинаида Михайловна ещё в пансионе для благородных девиц отличалась мечтательностью и романтизмом, но её отдали замуж за грубого мужика, единственным достоинством которого были его деньги. Вы думаете, её мечты исчезли после этого? Нет, они только усилились, и теперь, когда она свободна, она готова полюбить кого угодно, лишь бы он был похож на тот идеал, который она себе создала.

Лев Львович. (Сердито.) Благодарю! Стало быть, я – это «кто угодно»? Подвернулся  под руку?..

Коломбина. Нет, конечно. Я просто объясняю вам то, что понятно каждой женщине, но мужчины понять не способны – понять не умом, а сердцем. Любовь для женщины – самое главное, что есть в жизни, и что женщина ищет всю жизнь. С малых лет мы ищем того, кто полюбит нас и кого мы полюбим; девочка ещё в куклы играет, но уже представляет себе своего единственного и неповторимого избранника. Счастье тем, кто его находит, остальные продолжают искать до последнего часа. Разве мы виноваты, что такими нас создала природа?.. Отчего же Зинаиде Михайловне было не полюбить вас? Вы умны, благородны, добры, у вас утончённые манеры, – вы нисколько не похожи на её покойного мужа, и уже за одно это она готова вас полюбить.

Лев Львович. (По-прежнему сердито.) Сравниваешь меня с неотёсанным мужиком? Я снова должен поблагодарить тебя за подобное сравнение.

Коломбина. Женщина всегда сравнивает своего бывшего избранника с настоящим, чтобы убедить себя, что теперь она не ошиблась: «Да, в тот раз меня постигла неудача, – он оказался не таким, каким я его себе представляла, – но зато сейчас я нашла, кого так долго искала». А в вашем случае все воспоминания Зинаиды Михайловне о её муже так усиливают ваши достоинства, что вы для неё просто-таки идеальный мужчина.

Лев Львович. (Усмехнувшись.) Лестно слышать, но когда розовый туман рассеется? Я ведь не сказочный принц, у меня имеются кое-какие недостатки.

Коломбина. Но я уже сказала: она будет снисходительна к ним. Вам надо лишь поддерживать её романтическое настроение, и тогда она не увидит то, что не пожелает видеть… Как немного от вас требуется! – а взамен вы будете жить, как вам хочется. Вы станете  свободно распоряжаться собственными деньгами, не выпрашивая помощь у Кузьмы Кузьмича. Неужели вам хочется быть при нём бедным родственником?

Лев Львович. (Кивает.) Признаться, меня эта мысль тоже тяготила… (Оживившись.) А что, Зинаида Михайловна, в самом деле, неплохая партия: происхождение и воспитание такие, что лучшего нечего и желать! Ну, была замужем за купчишкой, – что поделать, нужда заставила! Да и внешне неплоха, привлекательности, пожалуй, не утратила: в обществе с ней появиться будет не стыдно.

Коломбина. Так чего вам ещё надо? Объяснитесь с нею, и она ваша! Она только этого и ждёт.

Лев Львович. Но деньги её точно удастся вернуть?

Коломбина. Сколько можно повторять! Я не говорила бы, если бы не была уверена…  Вот и она, – действуйте, Лев Львович, а я уйду, не буду мешать.

Сцена 4

К столику подходит Зинаида Михайловна. Лев Львович встаёт и услужливо подвигает ей стул.

Зинаида Михайловна. Куда ушла Коломбина? А где Арнольд, Маша?.. Вас, бедного, оставили одного.

Лев Львович. (Грустно.) Мне не привыкать, я всю жизнь один. (Напевает.) «Выхожу один я на дорогу…»

Зинаида Михайловна. Но у вас столько друзей.

Лев Львович. Что друзья?.. (Цитирует.) «Друзья и дружба надоели, затем, что не всегда он мог вeef-stеаks и страсбургский пирог шампанской обливать бутылкой и сыпать острые слова, когда болела голова».

Зинаида Михайловна. А поклонницы?

Лев Львович. Снова вспомню незабвенного Александра Сергеевича: «Красавицы не долго были предмет его привычных дум; измены утомить успели…»

Зинаида Михайловна. Но вы были женаты.

Лев Львович. Женившись, я лишь острее почувствовал своё одиночество. Моя жена была прекрасный человек, но с ней не были тем, что называется родственными душами. Мы жили будто в разных мирах.

Зинаида Михайловна. Но у вас есть дочь.

Лев Львович. О, она моё единственное утешение на склоне лет! Однако, как говорят в народе, дочь – отрезанный ломоть. Не успеешь оглянуться, как влюбится и улетит из родного дома. Променяет отца на пригожего молодца.

Зинаида Михайловна. (Вздыхает и вытирает слёзы.) Бедный Лев Львович! Неужели во всём свете не найдётся женщины, которая поняла бы вас и полюбила, и которую вы полюбили бы?

Лев Львович. Мне кажется, есть такая, но не сочтёт ли она неделикатными мои признания?

Зинаида Михайловна. Женщину нельзя оскорбить любовью, – тем более, любовью такого человека, как вы.

Лев Львович. Вы полагаете?.. Тогда позвольте мне сказать…

(На сцену выходят танцовщицы и начинают канкан, высоко взмахивая юбками и показывая чулки и бельё. Публика неистовствует.)

Лев Львович. (Перекрикивая шум.) Позвольте мне сказать... Чёрт возьми, невозможно говорить… (Кричит.) Позвольте мне сказать, что вы и есть эта женщина!

Зинаида Михайловна. Что? Я вас не слышу!

Лев Львович. (Кричит.) Я думал, что уже никогда не встречу женщину, столь тонкую, нежную, возвышенную, как вы! «Чужой для всех, ничем не связан, я думал: вольность и покой замена счастью!».

Зинаида Михайловна. Что вы думали? Простите, не расслышала.

Лев Львович. Счастью замена – вольность и покой!

Зинаида Михайловна. Ах, вот как вы считаете? Как грустно!

Лев Львович. Нет, нет, вы не поняли! Я думал, как Онегин, что это замена, но это вовсе не замена – я вслед за ним говорю!

Зинаида Михайловна. Какой след?.. Боже мой, как гремит музыка!

Лев Львович. Не «след», а «вслед»!.. (Поднимаясь со стула.) Да что же такое – эта катавасия закончится когда-нибудь? Как не вовремя. Хотя танец хорош… (Смотрит на сцену.)

Зинаида Михайловна. Лев Львович! Я так и не услышала, что вы хотели мне сказать!

Лев Львович. (Спохватывается.). Простите великодушно! (Ставит свой стул рядом со стулом Зинаиды Михайловны и садится возле неё.) Я помню вас ещё совсем юной девушкой, когда вы после пансиона благородных девиц только начали выезжать в свет. Уже тогда вы были очень привлекательны, и мне было жаль, что вы так скоро вышли замуж, – да и за кого?.. Однако замужество, каким бы оно ни было, пошло вам на пользу в том смысле, что вы стали божественной женщиной. О ваших душевных качествах я уже сказал, – надо ли удивляться, что встретив вас ныне, я испытал чувства, которые считал давно угасшими? Но мог ли я надеяться на взаимность?..

Разрешите мне и дальше изъясниться словами нашего великого поэта: «В вас искру нежности заметя, я ей поверить не посмел…». Разве это возможно, говорил я себе, чтобы эта необыкновенная женщина имела искру нежности ко мне? Нет, это самообман, – скрой же свои чувства, несчастный, чтобы не получить очередную душевную рану! Но «когда б вы знали, как ужасно томиться жаждою любви, пылать – и разумом всечасно смирять волнение в крови»! О, как прав был Александр Сергеевич! Как я желал бы «обнять у вас колени и, зарыдав, у ваших ног излить мольбы, признанья, – всё, всё, что выразить бы мог!».

Да, долго я противился порывам любви, но более не в силах! «Я сам себе противиться не в силах боле; всё решено: я в вашей воле и предаюсь моей судьбе». (Встаёт на колени перед Зинаидой Михайловной.)

Зинаида Михайловна. Встаньте, умоляю вас! Ах, какой вы недогадливый – ведь я тоже… я давно…  Я люблю вас!

Лев Львович. Не могу поверить! Неужели это возможно?!.. Вот он, миг блаженства! (Встаёт и заключает её в объятия. На сцене танцовщицы в немыслимом пируэте, визжа,  завершают канкан)

Сцена 5

Входят  Коломбина и оживлённый раскрасневшийся Арнольд. Лев Львович и Зинаида Михайловна поспешно садятся, Коломбина улыбается, Арнольд ничего не замечает.

Арнольд. Что за женщина! Я и не думал, что такие бывают: просто римская Клеопатра, – я на картинке в учебнике видел.

Лев Львович. Клеопатра была гречанкой, а жила в Египте. Впрочем, в Риме она тоже бывала, и ей там даже хотели поставить золотую статую.

Арнольд. Вот видите! Римляне были не дураки, они умели ценить красоту, да и французы им не уступают. Как я рад, что приехал в Париж: и эта выставка, и все эти развлечения, и женщины!.. Что там ваши сократы, цицероны и прочие скучные бородатые старики в простынях! – разве они умели жить? Всё искали, в чём смысл жизни, а приехали бы сюда, сразу бы поняли. Нате, берите и наслаждайтесь!

Лев Львович. Ну, ты, брат, эпикуреец!

Арнольд. Можете обзывать меня, как вам хочется, но за то, чтобы прокатиться с этой итальянкой в автомобиле по Москве, я бы отдал всё что угодно. То-то все знакомые и незнакомые разинули бы рты!.. Да что там в автомобиле, – я бы хотел, чтобы она повсюду была со мной.  Фу, даже голова кружится!..

Лев Львович. Однако ты…

Зинаида Михайловна. А его вполне понимаю: за счастье быть с любимым человеком  ничего не жалко. (Нежно смотрит на Льва Львовича.)

Лев Львович. Это так. Друзья мои, я хотел вам сказать…

Арнольд. (Перебивает его.) Где Пров? Я послал его за цветами… Что за женщина, что за женщина! Как бы мне хотелось узнать её поближе!.. Вы не обижайтесь, Лев Львович, но мне расхотелось жениться на Маше.

Лев Львович. Я уже это понял. Друзья мои, я хотел вам сказать…

Арнольд. (Перебивает его.). Рад, что вы так легко к этому отнеслись – я думал, вы ругаться начнёте. Но тихо, – вот она, моя итальянка, снова будет выступать. Давайте посмотрим.

(Итальянка поет и танцует одновременно. По окончании её выступления Арнольд вскакивает и хлопает громче всех в зале. Коломбина шутливо закрывает уши.)

Коломбина. Вы меня оглушили. Как повезло моей подруге, что у неё такой горячий поклонник.

Арнольд. Нет, это мне повезло, что я встретил её! Но где же цветы?..

Лев Львович. Это прекрасно, но позвольте, друзья мои, мне сказать. Мы с Зинаидой Михайловной объяснились: мы любим друг друга, и, я надеюсь, она не откажется стать моей женой. (Целует ей руки.)

Зинаида Михайловна. Я согласна, мой милый, я согласна! (Плачет.)

Арнольд. А, вот в чём дело! Ну и хорошо, женитесь себе, а я… Где же цветы, где этот Пров, чтобы ему провалиться?

Коломбина. Если он провалится, вряд ли вы дождётесь цветов. Идите-ка лучше за кулисы, – видите, как она улыбнулась вам?

Арнольд. Клеопатра! Царица! Богиня! Бегу, бегу! (Уходит.)

Коломбина. (Зинаиде Михайловне и Льву Львовичу.) Я поздравляю вас и желаю счастья. Вы созданы друг для друга.

Зинаида Михайловна. Спасибо, моя дорогая! Могла ли я представить, когда ехала сюда… Ах, я сейчас опять заплачу!

Лев Львович. (Про себя.) Что же она всё плачет-то?.. (Коломбине.) Да, мы должны поблагодарить тебя за то, что ты открыла нам дорогу к счастью, соединила любящие сердца… Однако что делать с Машей? Она потеряла жениха. Арнольд не слишком ей нравился, но Маше пора замуж, – не оставаться же ей девкой-вековухой!

Коломбина. Вы забыли, что у неё есть тот, за кого она с радостью пойдёт замуж.

Лев Львович. Это кто же?.. А, ты об учителе! Но это не серьёзно – у него за душой ни гроша, на что они будут жить?

Зинаида Михайловна. Боже мой, какие пустяки! Главное, что есть любовь.

Лев Львович. Разумеется, моя несравненная! (Целует ей руку.). Однако мир так устроен, что без денег жить невозможно.

Коломбина. Но ведь вы как любящий отец, дадите Маше приданное?

Лев Львович. Было бы из чего…

Коломбина. Будет. Многого им не надо, они оба идеалисты: откроют школу, станут учить детей, вести умные разговоры и спорить о высоких материях – чего им ещё нужно для счастья? Ну и любовь, конечно, которая у них ещё как имеется.

Зинаида Михайловна. Как славно! Все счастливы, везде любовь! Нет, не могу, – простите, слёзы сами текут из глаз.

(Входит Маша.)

Лев Львович. Наконец-то! Куда ты запропала? Тут такие события произошли, пока тебя не было.

(На сцену вновь выходят танцовщицы и исполняют французскую кадриль.)

Маша. (Смотрит на Коломбину.) Что тут произошло?

Коломбина. Послушай отца.

Маша. (Обиженно.) Ах, так!.. Послушайте лучше меня, у меня тоже произошли события. Папенька, я решилась и моё решение окончательное…

Лев Львович. (Не даёт договорить, целуя её в лоб.) Ты, конечно, о помолвке? Решила исполнить волю отца. Но Арнольд…

Маша. Я больше слышать не хочу об Арнольде! Делайте со мной, что хотите, но я не пойду за него замуж. Я люблю другого человека.

Лев Львович. Да уж знаю, кого ты любишь! Не кипятись, послушай меня…

Маша. Нет, папенька, не надо меня уговаривать! Если вы хотя бы немного меня любите, если вам не безразлично, буду я счастлива или несчастна… (Её голос срывается.) Ну, почему я не могу быть счастлива! (Плачет.)

Зинаида Михайловна. Милая добрая девушка! Я всегда мечтала о такой дочери, – я тоже сейчас заплачу.

Лев Львович. Не надо! С ума все посходили: чего плакать-то, когда всё складывается как нельзя лучше? Коломбина, хоть ты ей объясни!

Коломбина. (Обращаясь к Маше.) Можешь забыть об Арнольде, он сам отказался от тебя. Лев Львович согласен на твой брак с Петенькой.

Маша. Папенька, это правда?

Лев Львович. Я не говорил, что согласен.

Зинаида Михайловна. Неужели вы откажетесь соединить союз двух любящих сердец? О, я понимаю, вы привыкли скрывать свои чувства, живя в жестоком бездушном мире, но теперь вы можете открыться! Не бойтесь, я с вами, – я пойму высокие порывы вашей души!

Коломбина. (Маше.) Лев Львович и Зинаида Михайловна тоже решили пожениться.

Маша. Папенька?!..

Лев Львович. Да, Маша, я предложил Зинаиде Михайловне руку и сердце, и она ответила согласием. Вернёмся в Москву, обвенчаемся.

Зинаида Михайловна. (Маше.) Я люблю вашего отца и вас буду любить; я уже вас люблю! В сказках бывают злые мачехи, а я буду самой доброй мачехой на свете. Вы найдёте во мне преданного друга и союзника. (Прикладывает платок к глазам.)

Лев Львович. Только не плакать!.. Хорошо, будь по-вашему. (Обращаясь к Маше.) Выходи за своего учителя – напиши ему, обрадуй.

Маша. Папенька! (Бросается к нему и целует.) Я знала, что вы меня любите и согласитесь!.. Так я позову его завтра к нам?

Лев Львович. Как же он из Пензы сможет успеть?

Маша. Он здесь, в Париже. Я только что с ним виделась.

Лев Львович. (Разводит руками.) Ну и дела!

Зинаида Михайловна. Какая нежность! Он, как голубок, прилетел за своей голубкой, невзирая на расстояния.

Лев Львович. У голубей так заведено? Никогда не был голубятником… (Маше.) Ну, да бог с тобой, приводи к нам своего Ромео.

Маша. Папенька! (Целует его.) Завтра же приведу.

Лев Львович. Завтра не надо. Хочу предложить Зинаиде Михайловне турне по окрестностям Парижа – съездим в Версаль, потом посмотрим на Фонтенбло. К пятнице вернёмся.

Зинаида Михайловна. Это будет незабываемая поездка, – как я вам благодарна!

(Кадриль на сцене заканчивается. В зал вбегает Арнольд.)

Арнольд. Я убью этого Прова! Где цветы?!

(Появляется Пров с корзиной цветов.)

Пров. Чего ругаетесь? Насилу вас нашёл… Вот, барышня, получите подарок от моего барина, вашего жениха! (Ставит корзину перед Машей.)

Арнольд. Идиот! Да не этой, другой!

Пров. Уже – другой?! За вами не угонишься…

(Занавес)

Акт 3

Сцена 1

 Парижская квартира, которую снимает Лев Львович.

Он одевается перед зеркалом и напевает: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…». Одевшись, тщательно причёсывается, брызжет на себя духами, смотрится в зеркало и продолжает петь очень грустно: «Не век тебе пташечкой звонко распевать, легкокрылой бабочкой по цветам порхать».

Раздаётся стук в дверь. 

Лев Львович. Оui, entrez.

(Стук повторяется.)

Лев Львович. Еntrez!

(Стук повторяется. Робкий мужской голос спрашивает: «Можно?»)

Лев Львович. Да входите уже! Кто там такой вежливый?

(Входит Петенька.)

Лев Львович. А, это ты! Добро пожаловать. А почему без Маши?

Петенька. Она сказала, что нам с вами надо один на один поговорить, установить отношения.

Лев Львович. Придётся, если мы будем родственниками. Видишь, как жизнь повернулась?.. Входи, не стесняйся; садись на кресло, что ли…

(Петенька снимает фуражку, идёт к креслу, по пути задевает столик с вазой; столик падает, ваза разбивается. Петенька пытается собрать осколки, но роняет фуражку; когда он её поднимает, осколки снова рассыпаются.)

Лев Львович. Ох, ты, господи! Ладно, оставь это, – будем считать, на счастье. Садись, тебе говорят!

(Петенька усаживается на кресло, вначале попробовав, надёжное ли оно. Лев Львович садится напротив.)

Лев Львович. Ну, расскажи, чем занимаешься с тех пор, как из Москвы уехал. Я слышал, учительствуешь?

Петенька. Да, преподаю математику в земской школе.

Лев Львович. Справляешься? Ученики, должно быть, тебя любят – им такие чудаки нравятся… Жалование какое тебе положили?

Петенька. Двести пятьдесят рублей в год, но будет прибавка, когда я пять лет отработаю.

Лев Львович. Не густо. Одному прожить можно, а с семьёй? Машенька у меня не привередливая, но деньги всё равно нужны – на то на сё, на всякие женские штучки. А дети пойдут?..

Петенька. Всё наладится. У нас образовался кружок единомышленников, хотим со временем открыть свою школу для талантливых ребят. Обучение будет бесплатным, а деньги станем зарабатывать от чтения лекций, выпуска книг, благотворительных концертов, – да мало ли чего!

Лев Львович. Ты, брат, предприниматель. Ну, а если не заладится?

Петенька. Не может этого быть! У нас такие люди собрались!

Лев Львович. Такие же предприниматели, как ты? Верю.

(Петенька мнёт фуражку, не решаясь ответить.)

Лев Львович. Не мучай фуражку, – она и без того у тебя, как блин... Шутки в сторону, давай говорить серьёзно. Уж не знаю, как там с деньгами будет, но помни ещё вот о чём: когда ты женишься, твоя вольная холостяцкая жизнь кончится. Больше тебе не порхать по цветам легкокрылой бабочкой.

Петенька Я не порхал!

Лев Львович. Если раньше ты жил своими удовольствиями, то теперь для тебя главное – интересы семьи. Семейная жизнь – это обязанности, обязанности и ещё раз обязанности! Да-с, обязанности и ограничения! Возможно, тебе захочется отдохнуть, расслабиться; возможно, тебя привлечёт лукавый женский взгляд…

Петенька. Меня?!

Лев Львович. Возможно, ты увлечёшься какой-нибудь юной прелестницей и будешь готов отдать ей всё что имеешь…

Петенька. Я?!

Лев Львович. Но ты не сможешь уже этого сделать, ибо женат и должен быть верен своей жене. Хорошо, если она будет снисходительна к твоим маленьким шалостям, а если нет… (Тяжело вздыхает.) Вот что такое семейная жизнь – ты понимаешь, на что идёшь?

Петенька. Я люблю Машу и никого больше не полюблю; не нужны мне никакие другие женщины!

Лев Львович. Ох, не зарекайся, брат!.. (Снова вздыхает.) Ну, я вижу, ты втюрился по уши. Бог с тобой, женись! Вы с ней два сапога пара.

(Входит Маша. Насторожено смотрит на Льва Львовича и Петеньку.)

Маша. Поговорили? Я не хотела вам мешать.

Лев Львович. А мы уже обо всём договорились. Приди, дочь моя, под родительское благословение! Иконы нет, не обессудь – впрочем, икона вам не нужна, вы безбожники. Дай хоть перекрещу и поцелую! (Петеньке.)  И ты иди сюда, зятёк!

(Петенька встаёт и роняет фуражку; наклонившись за ней, ударяется головой об стол.)

Лев Львович. Нет, лучше оставайся на своём месте, а то покалечишься до свадьбы, или нас покалечишь.

(Входит Зинаида Михайловна.)

Зинаида Михайловна. Так и знала, что опоздаю! (Петеньке.) Вы, наверное, тот молодой человек, который любит Машеньку? Я вас таким себе и представляла: симпатичный, интеллигентный. Вас, кажется, зовут Михаилом?

Петенька. (Уступая ей место.) Нет, Петром.

Зинаида Михайловна. Это ещё лучше, просто чудесно! Пётр – так звали Абеляра, который страстно любил свою Элоизу… Как, Лев Львович, неужели вы не благословили молодых?

Лев Львович. Только что благословил.

Зинаида Михайловна. Ну, вот, я всё пропустила. (Петеньке и Маше.) Дайте-ка я тоже вас расцелую и пожелаю большой-большой любви на всю жизнь! (Целует их и достает платок.)

Лев Львович. Стойте, не плакать! Вон кто-то идёт.

(Входит Арнольд.)

Арнольд. Здравствуйте и до свиданья! Я зашёл попрощаться: завтра уезжаю в Ниццу, а после – вояж по Италии.

Лев Львович. (С завистью.) Со своей певуньей?

Маша. С какой певуньей?

Лев Львович. Подруга Коломбины, избранница его. Я тебе давеча рассказывал – это он из-за неё от женитьбы отказался.

Арнольд. Да, с нею, с кем же ещё? Жаль Коломбины нет – передайте ей огромное мерси за это знакомство.

Зинаида Михайловна. Как всё чудесно устроилось: Маша с Петей, Арнольд со своей возлюбленной, а мы с Львом Львовичем! Извините, я сейчас, всё-таки, заплачу…

Арнольд. А что вы с Львом Львовичем? А, понимаю!.. Надо же, как всё случилось, даже стариков проняло.

Лев Львович. Ты нас в старики-то не записывай.

Арнольд. А Петя – это кто? (Обращается к Петеньке.) Вы, что ли? Слыхал, слыхал!.. Вы на меня не обижайтесь, что я хотел жениться на Маше: не по своей воле, отец заставлял. Но теперь она ваша, – отца моего, слава богу, здесь нет… (Ко всем.) Не отметить ли нам этот счастливый «fin», как говорят французы?

Лев Львович. А певунья тебя дождётся? Не сбежит?

Арнольд. От меня?! Обижаете! Она меня сразу полюбила, как и я её. Мы с ней – не разлей вода, и никто нас не разлучит.

Сцена 2

Раздаётся громкий настойчивый стук в дверь.

Лев Львович. Еntrez!

Арнольд. Кто там ломится?

(Дверь открывается и входит Кузьма Кузьмич в поддёвке и сапогах, в руке он держит картуз.)

Лев Львович. Кузьма Кузьмич?!

Арнольд. Отец?! С ума сойти!

Кузьма Кузьмич. Я вижу, вы мне рады. Здравствуйте. Позвольте присутствовать?

Лев Львович. Конечно же! Здравствуйте! Садитесь на моё кресло.

Кузьма Кузьмич. Когда захочу, сяду. (Кладёт картуз на стол и наступает на осколки вазы.) Что тут у вас – погром был? Или вы скандалили?

Лев Львович. Нет, это так, пустяки, случайно вышло. Однако какими судьбами вы в Париже?

Кузьма Кузьмич. Известие получил о том, что у вас творится, и приехал. Может, ты мне сам расскажешь?

Лев Львович. Признаться, кое-какие события, действительно, произошли. Не знаю, с чего начать…

Кузьма Кузьмич. А ты не робей – что, язык проглотил? Ну, так я тебе помогу. Узнал я, что твоя дочь пренебрегла сыном моим и за другого хочет замуж идти – правда это?

Маша. (С вызовом.) Я не люблю вашего сына!

Арнольд. Отец, я…

Кузьма Кузьмич. Совсем дети распустились – старшим перечат. (Арнольду.) С тобой особый разговор будет, а тебе (обращается ко Льву Львовичу) стыд и позор: почему дочь плохо воспитал? С каких пор девицы стали голос иметь? Она у тебя эмансипе, что ли? Так из женского пола, дай бог, одна на миллион в серьёзных делах разбирается, а остальные с собой разобраться не могут. Коли им волю дать, они и себя погубят, и много бед принесут… Задрать бы ей подол и всыпать, как следует, да уж поздно, – срамно будет, эвон какая барышня выросла! Раньше надо было драть, учить уму-разуму: не пришлось бы терпеть её дерзость ныне.

Маша.  (Вспыхивает.) Как вы смеете?

Петенька. Послушайте, кто дал вам право…

Кузьма Кузьмич. (Живо поворачивается к нему.) А это что за молодец? Ты кто таков, любезный?

Лев Львович. Это друг Маши, более того…

Кузьма Кузьмич. А, стало быть, тот молодчик, который вознамерился на ней жениться? Ухажёр её? (Маше.) Святые угодники, где же ты его отыскала, в каком заведении для убогих? Сразу видно – интеллигент, а значит, ни к чему не годный, никчёмный человечишка. Немало я таких повидал и повадки их хорошо знаю: болтают много, а делают мало – вся сила на болтовню уходит. Трещат, как сороки, каждый норовит громче всех, при этом друг друга не слушают, но один другого заклевать готов, потому что большое мнение о себе имеют и обидчивы без меры. А ещё пуще – завистливы, и оттого нет такой подлости, на которую ни пошли бы, лишь бы ближнему своему  насолить. Мерзкий народец, никчёмный, но вредный чрезвычайно – дай им волю, всё разрушат и загадят! За ними нужен глаз да глаз: будь моя воля, я бы их всех в арестантские роты отправил, как один умный человек предлагал. Для них настоящий труд, всё равно что для чёрта ладан, терпеть не могут – вот пусть и поработают на выживание, а кто выживёт, ладно, пёс с вами, умничайте, но под строгим надзором, чтобы пикнуть лишнего не смели.

Петенька. (Задыхаясь от возмущения.) Да вы!.. Знаете, кто вы после этого?..

Кузьма Кузьмич. Ну, ну, просвети! Чего же замолк?

Петенька. Вы ретроград – вот кто вы! И обскурант, к тому же!

Кузьма Кузьмич. Э, брат, да ты и ругаться толком не умеешь – мне от этих твоих слов ни холодно, ни горячо. Говорю же, никчёмный ты человек, а ещё жениться собрался. Кукиш тебе с маслом, а не женитьбу, – вот, видал?

Петенька. (Вне себя.) Если бы вы обидели только меня, я не стал бы обращать на это внимания, но вы враг всего лучшего, светлого, чистого, что есть у нас! О, я встречал таких, как вы, – дай вам волю, и мир погрузиться во тьму!.. Вы думаете, вам всё можно? – скоро вы убедитесь в обратном! (Выбегает из квартиры, теряя фуражку и опрокинув стул и стол.)

Маша. Петя! Петенька! Подожди меня!

Кузьма Кузьмич. (Загораживает ей дорогу.) Нет, постой, пташечка, куда собралась? Нечего тебе за ним лететь, оставайся в родном гнезде.

Маша. Пустите! Да что же это?!.. Папенька!

Лев Львович. Однако, Кузьма Кузьмич…

Кузьма Кузьмич. А ты помолчи, сейчас и до тебя очередь дойдёт.

Маша. Это невыносимо! Как вы можете? Я… (Сдерживая рыдания, бежит в соседнюю комнату.)

Кузьма Кузьмич. Ничего, поплачет и успокоится. Девки любят поплакать, слёзы для них – первейшая услада… Ну, а ты что же? (Обращается к Арнольду.) Я тебя для чего в Париж посылал? Нешто для того, чтобы ты здесь мои деньги с какой-то кабацкой плясуньей проматывал? Чином ещё не вышел, чтобы эдак вот гулять. Сейчас же пойди и порви с нею, – дай ей мелочь какую-нибудь, чтобы отвязалась, и расплюйся навсегда.

Арнольд. Я не могу. (С вызовом.)  Я люблю её!

Кузьма Кузьмич. Решил всей Москве показать, какой ты дурак? А заодно и меня посмешищем сделать? Не позволю. Я тебя в бараний рог скручу, прокляну, лишу содержания! Что ты без меня собой представляешь? Пустое место.

Ар... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2