ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дети войны

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Рыжик

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Боль (Из книги "В памяти народной")

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дебошир

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать История о непослушных выдрятах

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Хрусткий ледок

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Когда иду по городу родному... сонет

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Эль чокло

Автор иконка Сергей Прилуцкий
Стоит почитать От добрых дел и мир прекрасней

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Пусть день догорел — будет вечер?...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Вера


Павел Явецкий Павел Явецкий Жанр прозы:

Жанр прозы Драма
1779 просмотров
0 рекомендуют
3 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Драма, роман

                
                
         

                Ах, зачем меня назвали Верою,
                Научили не стонать от боли.
                И не Верой я была, а вербою,
                Вербою, растущей в чистом поле.
                
                из песни
                
                
                Глава первая

     “Пеньки”, “Вы не замерзли?..” Кислород юности. Трудовой ритм. Первое свидание. Сельские вечера.
                
          Прыткий весенний дождь затихал на время, чтобы с новой силой обрушиться на мокрую землю и промочить её насколько это возможно. Вода пузырилась в придорожных лужах и потоками выплескивалась на асфальт, смывая с него  мусор и жухлое крошево прошлогодней листвы. Кое-где на обочине бодро топорщилась зеленая щетинка молодой травки. 
          Озябнув до дрожи, Пашка Вербин стоял на Заречной остановке, дожидаясь автобуса идущего последним рейсом в его деревню. Подняв воротник промокшей насквозь рубахи, он то и дело тряс головой, пытаясь убрать в сторону мокрый чуб, прилипший ко лбу и закрывающий глаза.
          Укрыться от дождя было совершенно негде, остановка находилась за городом, и, кроме пеньков, оставшихся от спиленных сосен, вокруг ничего не было. Эта необорудованная, негласная остановка называлась в шутку селянами “Пеньки”, “на Пеньках” и чуть ли не “в Пенькове”, как в том известном фильме… В туфлях уже вовсю хлюпала вода, и Пашка, с надеждой вглядывался в сторону поворота, откуда должен был вот-вот появиться автобус.
          В сумерках он наблюдал, как очередные огни горящих фар проходили по прямой линии в сторону текстильной фабрики, не сворачивая на повороте. Еще издалека он услышал знакомый басовитый рев двигателя, это был долгожданный звук автобуса ЛИАЗ. Остановившись и пискнув сжатым воздухом тормозной системы, водитель открыл ему заднюю дверь. Пашка мигом вскочил на подножку, сразу уткнувшись носом в спину стоявшего впереди пассажира. Со словами “Дядя, позволь пройти…” и отодвинув в сторону мужика, поднялся по ступенькам вверх, оказавшись лицом к лицу с молоденькой симпатичной девушкой. 
          Она показалась ему очень знакомой, и теперь он с трудом пытался сообразить, где же он её мог видеть. Автобус был до отказа набит пассажирами, и при каждом рывке или торможении народ колыхался единой монолитной массой то взад, то вперед. В салоне от тесноты было душно, но форточки из-за дождя никто не открывал. Павел, несмотря на свои семнадцать лет, совсем не выглядел хлюпиком.  
          Высокий рост и длинные жилистые руки говорили о его незаурядной физической силе - не каждый взрослый мужик мог бы при случае рискнуть сразиться с ним на кулаках. Чтобы как-то оградить девушку, парень обеими руками взялся за верхние поручни, тем самым избавив девушку от напора толпы и внезапных толчков.
          Проселочная дорога была никудышной, в ямах и колдобинах, и расстояние в тридцать километров автобус преодолевал за полтора-два часа. За городом сразу кончался асфальт и начиналась глубокая разъезженная колея, из которой самостоятельно выбраться было почти невозможно. Постоянная болтанка и тряска  никого не удивляла, хотя порой создавалось впечатление, будто квадратные колеса автобуса наехали на стиральную доску. Промерзшая земля еще не успела впитать талые воды. Промокнув до нитки, Пашка все еще чувствовал легкий озноб, даже зубы начали выбивать мелкую дробь. Девушка, подняв на него глаза, с жалостью проговорила:
        - Вы не замерзли? Дрожите весь… 
Как ни странно, но этот ласковый девичий голос сразу успокоил и унял его дрожь. 
        - Да нет, я ничуть не замерз, - расправил плечи Павел, тем самым вызвав улыбку спутницы. Немного помолчав, словно что-то обдумывая, девушка заговорила вновь:
        - Знаю, вы на гитаре играете, мы с девчонками часто слушаем вас в роще. Вас ведь Пашей зовут? - лукаво сузила она свои с приятной раскосинкой и прыгучими искорками глаза. Мы же близкие соседи, наши дома через улицу стоят, и я вас часто вижу. А у колонки тогда, не забыли, когда я набирала воду, мимо меня метеором пролетели? 
          Пашка вдруг отчетливо вспомнил, что много раз видел эту соседскую девчонку, шагающую по утрам в школу и весело размахивающую портфелем. Тогда он не обращал на неё внимания, но как же она изменилась с тех пор! Из простой угловатой девочки - подростка, (словно бабочка из куколки) чудным образом явилась миру прекрасная девушка, способная производить впечатление на особей мужского пола. 
          Чистое, белое, с милым овалом лицо, аккуратно подобранные темно-русые волосы, брови вразлет и носик с едва заметной горбинкой зацепили Пашкину душу сразу и бесповоротно. Глаза зеленоватого цвета смотрели с какой-то наивной открытостью и веселой дикостью, невольно притягивая к себе и завораживая взор юноши. 
        - Мне очень нравится, как вы играете на гитаре, особенно песни Жана Татляна. Слова в песне такие есть, про березы старые, свет осенний, в висках седина… А больше всего, как ты исполняешь “Уличные фонари”, - добавила она, незаметно для себя перейдя на “ты”. 
          За разговорами время тает незаметно, и молодые люди не сразу заметили, что автобус, в котором стало просторнее, поднявшись в гору, уже катил ровной лесной дорогой. Живительный кислород юности переполнял спутников особым душевным подъемом, словно просвечивая рентгеном каждое сказанное слово и движение. До деревни оставалось совсем немного, около четырех километров. Девушка, словно боясь не успеть сказать самое главное, выпалила скороговоркой:
        - Меня зовут Вера, и я учусь в девятом классе. 
Павел ответил шутливым тоном:
        - Поскольку даме известно мое имя, как подобает в таких случаях, - очень приятно, Павел. 
        - Вера, может, проще нам перейти на “ты”, а то как-то неудобно, соседи все-таки, - сразу же чуть смутившись, переменил тон. 
          Автобус, миновав ферму затормозил у столовой, и молодежь с шумом и визгом высыпала из дверей под струи дождя. 
        - Дай руку, - попросил Павел, и, взяв её ладонь в свою, они бросились бежать по знакомой улице в сторону дома, весело прыгая через лужи. Немного не добежав до своей калитки, Вера высвободила руку:
        - Не хочу, чтобы отец нас увидел. Ты иди, Паша…
        - Подожди, я буду ждать тебя завтра у школы ровно в 7 часов вечера, приходи обязательно, - крикнул Пашка, хлопнув воротцами и, обернувшись назад, увидел в окне напротив темный силуэт её отца. 
         …Задолго до рассвета он был уже на ногах, что было довольно странным, ведь он всегда любил поспать. Иногда мать по нескольку раз подходила его будить:
        - Сынок, вставай, на работу опоздаешь, - а он, повернувшись на другой бок, вновь сладко засыпал. Сегодня почему-то не спалось, и Пашка с нетерпением ждал рассвета, подгоняя время: “Скорее бы утро,  да на работу бежать, а там день быстро пролетит. Вечером надо успеть подобрать новую песню на гитаре”. 
          Мать, заслышав, что он бодрствует, поднялась, чтобы приготовить завтрак. Поев жареных ломтиков хлеба с яйцами и молоком и запив чаем, Пашка, с хрустом потянувшись на крыльце, вышел на улицу. Солнце медленно поднималось из-за темной гурьбы клокастых туч на востоке. Подувал легкий бодрящий ветерок. День обещал быть хорошим и не скупым на тепло. Пока еще слабые лучики солнца начинали приятно согревать тело. Мельком взглянув на окна Вериного дома, он поспешил на работу.                
          Тяжелая, требующая полной отдачи и приложения сил работа на пилораме нравилась ему, хотя на первых порах не все удачно складывалось; иногда прилагал избыточные усилия, где достаточно было одного движения ломом, и тяжеленное бревно покорно поддавалось и становилось на нужное место. С каждым днем он постепенно втягивался в рабочий ритм и перенимая опыт, утвердился в небольшом коллективе рядом со зрелыми мужиками. Первое время, по приходу домой долго не отпускала боль в ноющих от натуги и толком неокрепших мышцах. В глубине души понимал, что это не его удел, что он создан для чего-то другого, а для чего - еще сам толком не знал, но выбора особого пока не было.
          На машинах-лесовозах ЗИС-150 шофера возили из горной тайги лиственницу и сосну, сваливая бревна у покатов, и вновь уходили в далекий и опасный рейс - в совхозе интенсивно строились новые жилые дома, и лесу требовалось много. Значительно увеличивалось и строительство новых свинарников: в перспективе будущий совхоз-миллионер успешно развивал и реализовывал свою главную задачу - свиноводческую отрасль. Специальная бригада вальщиков и лесорубов была заброшена в Горный Алтай, где в суровых природных условиях заготавливала “кубы” в тайге у Элекмонара и под Еландой, где позднее будет запроектирована, да так и не построена Катунская ГЭС. 
          Паренек всегда восхищался и по-доброму завидовал водителям лесовозов - людям суровой и опасной профессии, отправлявшимся в далекие рейсы, окутанные флером романтики трудных таежных дорог. Плата за возведенные совхозом новые дома зашкаливала куда круче, чем в американском фильме “Адские водители” (там лихачи драйверы дорог, боролись за обладание золотым портсигаром) и возмещалась иногда ценой жизни и крови. Еще свежи были в памяти жителей села трагедии, когда два лесовоза не вернулись из рейса в село, а их шоферы погибли… 
          Пашку, в то время ученика пятого класса, до корней волос потряс вид исковерканной вдребезги машины, сорвавшейся в глубокую пропасть. От лесовоза ЗиС-5, с квадратной зеленой кабиной и когда-то прямыми крыльями над передними колесами, осталась бесформенная груда искореженного металлического и фанерного хлама. Врезалась в память фамилия водителя - Дубровский. Этот человек вполне мог быть прообразом песенного Кольки Снегирева.         
          Подвезенные бревна сразу шли в дело, их табор быстро расходовался, и тогда на лошадях-тяжеловозах, зацепив тросом, приходилось подтаскивать их по одному из соседних штабелей. Крепкие мужики, привычно орудуя вертлюгами и тяжелыми ломами, в шутку называемыми “карандашами”, подкатывали бревна к грузовым тележкам. Нередко случались и производственные травмы - придавливало то руку, то ногу зазевавшимся работягам. 
          Если комлистое бревно не вписывалось по размеру в раму, приходилось окантовывать и обрубать его с четырех сторон, что требовало немалого труда и умения владеть топором. Широкий и длинный ленточный привод, идущий от шкива  двигателя к раме при перегрузках пробуксовывал и начинал нещадно дымить - в воздухе стояла отвратительная гарь жженой резины, которую не могли перебить даже острые запахи тюков с паклей, сложенных у стены под навесом. 
          Шестерни-рябухи иногда начинали вхолостую скоблить по мерзлой лиственнице, не справляясь с подачей, натираемой мелом - перегревшиеся пилы быстро тупились. Невозмутимый и добродушный рамщик Андрей Буймов объявлял тогда недолгий перекур и, расклинив, отправлялся с ними к наждаку. Тяжелые смолистые сердцевины укладывали пакетами, чтобы потом распустить их на брус и доски. Работа нелегкая, но деньги платили приличные, хватало не только на хлеб с маслом.  
          Рабочие пилорамы всех прочих, имеющих по роду занятий отношение к дереву, в шутливой форме называли "гроботесами", считая себя ни много ни мало элитой стройотдела совхоза. Получая достойное вознаграждение, высшим шиком они считали бросить небрежно на прилавок сельмага при покупке литра "Столичной" четвертную, а то и пятидесятку. Они, хотя и вкалывали до седьмого пота, без показухи гордились своей работой. Их узловатых, бугристых рук, привыкших к ломам и вертлюгам, не без основания побаивались на гулянках даже особо задиристые во хмелю мужики. При зацепе мозолистым кулаком, наглец шел винтом и, словно гусак крыльями взмахивал руками улетая в глубокий аут.  
          Время от времени Паша поглядывал на тропу, ведущую на конюшню: Вера почти каждый день пробегала по ней, неся отцу узелок с едой. Её знакомая фигурка, мелькала модно повязанным голубым платком, и бросалась ему в глаза, заставляя от радости часто прыгать сердце. Окружающий мир тогда начинал лучиться светом и теплом, воздух весны пьянил и будоражил, а душа переполнялась необъяснимым восторгом. Голубее становилось небо, ярче светило майское солнышко, громче щебетали на старом тополе ершистые воробьи. 
          В обеденный перерыв дома он любил включать радио “Маяк” и слушать передачу “Опять двадцать пять”, где передавали песни, новинки советской эстрады. Совсем недавно прозвучала песня “Гривастые львы” в исполнении Марии Пахоменко, однажды он с удивлением узнал, что эта песня очень понравилась Вере. В простенькой по содержанию песенке говорилось о  неустойчивых отношениях молодой пары, где герой как выяснилось, объяснялся в любви многим. Видимо неудачный любовный опыт песенной героини, разбивший союз двух сердец вызвал у Веры такие же сомнения, их она потом выразила Павлу в одном из писем.    
          После работы усталость снимало как рукой, и тогда Пашка, поужинав и взяв гитару с красным бантом на грифе, уходил в березовую рощу к деревянной танцплощадке, где собиралась молодежь. Пели песни, пили в сторонке принесенное вино, обсуждали деревенские новости, и дело случая - нередко выясняли отношения на кулаках. Издалека, из-за густых зарослей черемух и высоченных задумчивых берез, доносились переборы баяна, что сразу поднимало настроение собравшихся, особенно девчат - значит, будут танцы! 
          Вечером, в назначенный час, Паша уже поджидал задорную, смешливую соседку, стоя неподалеку от главного входа возле “белокаменной”, (так любовно называли школу жители деревни). Красуясь фасадом, двухэтажная школа с белыми стенами и островерхой крышей возвышалась среди огромных, в два обхвата берез, своими верхушками бороздящих синее небо. Словно исполинские стражи стояли полукругом деревья, охраняя покой и величие этого здания. 
          Завидев парня, легкой невесомой поступью, почти пробежкой, Вера устремилась к нему. Взявшись за руки, не скрывая радости от встречи, молодые люди медленно пошли по тропинке в середину рощи, где находился стадион обустроенный рядом деревянных скамеек. Невдалеке были слышны возгласы, хохот и разговоры, толпа парней и девчат с нетерпением ожидала своего кумира. Все сразу оживились и повеселели, впервые увидев его с девушкой и “подругой жизни” - неразлучной гитарой. Сняв с плеча гитару с синей атласной лентой и поправив на ней бант, Пашка резко ударил по струнам:
         
                В пустыне чахлой повстречался мне мираж,
                Его увидел я лишь в первый раз... 

          Произошло некоторое движение: теснее сомкнулся круг - привлеченные пением, либо из чувства любопытства, порознь и парами подходили все новые люди. Некоторые, успевшие “отметиться” пытались подпевать, но их одергивали  и  просили не мешать слушать песню. Сольный концерт зачастую затягивался, песни под гитару звучали далеко за полночь, пока слушатели не начинали расходиться… 
          Сельская молодежь не обходила вниманием хорошие кинофильмы и толпами ломилась в неказистый, но такой приветливый клуб-времянку. Новая музыкальная комедия "Свадьба в Малиновке" заимела невероятный, оглушительный успех. Киномеханик Мордовин и его помощник Напалков, больше известный по ласковому прозвищу “Леня-горбатенький”, по просьбе зрителей и на свой страх и риск придержав от киносети, крутили её  при битком набитом зале три дня подряд.    
          Особенной популярностью пользовались  индийские фильмы, и молодые девчонки, обливаясь слезами, не отрываясь, чуть ли не по три часа кряду внимали происходящему на экране. Сидя в последнем ряду, Пашка с Верой с интересом смотрели двухсерийный черно-белый индийский фильм “Любовь в Симле”. Многие из рядом сидящих зрителей лузгали семечки, некоторые восторженно охали-ахали и ерзали от переизбытка волнения на стульях. Луч кинопроектора, бьющий белыми снопами света из амбразуры кинобудки, подобно вееру метался над их головами, дымно клубясь: кто-то украдкой покуривал.   
          Видя, как слезы текут по щекам  девушки, Пашка впервые поцеловал Веру, едва коснувшись губами её щеки. Ничего не сказав, Вера взяла его руку и прижалась к плечу. Так, возникнув в дорожной встрече, их дружба начинала перерастать в любовь, трогательную и чистую, словно первый пробившийся из-под снеговой толщи, ручеек.
                
                Глава вторая
       
      Данность свыше. “Теперь не уедет...” Письма Веры. “А я не боюсь!” “Пашке-разбойнику.”
                
         Первая любовь, как данность свыше всегда безошибочна и головокружительна в восприятии себя, и остается в памяти каждого человека, соприкоснувшегося с ней хотя бы однажды. Какую гармонию несет и как невероятно много вмещает впервые прозвучавшая фраза: “Я тебя люблю!” Малейшая фальшивая интонация сразу с головой выдает лживого и неискреннего человека… Ведь следуя истине, что браки заключаются на небесах, то вполне закономерно, что и любовь человеческая находится под опекой и покровительством Высших сил. 
          Вера училась в средней школе в соседней деревне, в своем селе была только восьмилетка. Жила она, вместе с другими девчонками в интернате, старом, изъеденном временем до черноты бревенчатом доме, но ездила домой почти каждый день на рейсовом автобусе. Иногда опоздав на рейс, не унывала и шла пешком, пересекая сосновый бор, желая поскорее встретиться с Павлом.
          Позднее у Веры появился  дамский велосипед, на котором она без боязни ездила через весь лес в школу. Однажды Пашка, не желая, чтобы она уезжала, и зная, что собаку хозяин забрал на конюшню, тихо прокрался уже по темноте во двор, спустил оба колеса и вынул золотники: “Теперь, не уедет...” Проснувшись среди ночи и поняв, что совершил глупость, в обратном порядке проделал тот же путь и накачал колеса. 
          В один из её приездов они договорились начать переписку, чтобы не слишком скучать в разлуке. Девушка дала Павлу “секретный” адрес какой-то дальней родственницы в том же поселке, где она училась. Получив от Веры первое письмо, он несказанно обрадовался и с нетерпением вскрыл его.
         “Здравствуй, Пашка! Вот и пишу тебе по обещанию длинное-предлинное письмо. А что писать, собственно и не знаю. Мне почему-то не верится, что ты ждешь моего письма. Не верится, что ты любишь меня, думаешь обо мне так, как думаю о тебе я. Пашка, а может быть, я не такая уж и хорошая, как ты обо мне думаешь. 
          И может быть, зря ты будешь терять время, ждать, пока я вырасту, а? Любишь ли ты меня настолько, чтобы жить со мной потом? Всю жизнь - ведь это не так просто! Да, а может быть ты ходишь со мной просто по интуиции, желанию с кем-то провести время? Не знаю, может быть, это не так, а может, так, ведь ты не говоришь мне правду, или я просто напускаю лишнее на себя? Но хочется, очень хочется верить тебе.  
          Да, и еще один вопрос и кончу эту “волынку”, ведь я понимаю, что эти вопросы глупые и, возможно, неприятны тебе? Будешь ли ты со мной вот так “нянькаться” два года? Можно ли тебе доверять совсем-совсем, чтобы не осталось ни капельки сомнения в тебе? Только ты отвечай по совести, не держи камень за пазухой (твои слова). Говори все, что думаешь. Все, кончаю разговор на скучную тему. Знаешь, я сегодня на всех уроках спала, да думала быстрей бы прийти и написать тебе письмо (примеч. “спала” - не понимай в прямом смысле слова).
           Домой хочу, скучно здесь. К тебе хочу. Но ничего. Кончится уборочная, и ты будешь ездить ко мне на собственном транспорте. Помнишь тот разговор? Да, а ты мне написал письмо? Ведь мы договорились в субботу написать вместе, т.е. я пишу тебе, а ты - мне. Все, пришла пора кончать, как обычно ставится в письмах. До свиданья. Пиши. Вера”. 4. 09. 67 год. 
          Следующее письмо датировано ноябрем:“Здравствуй, Пашка! Вот видишь, я права, письмо пришло не в четверг, как ты говорил, а в пятницу. Вот сегодня пришла из школы, а письмо меня дожидается. Я не понимаю о какой “пустоте” идет речь. По моим, вот сейчас понятиям между нами не существует пустоты. Или ты под этим определением имеешь что-то другое? Ведь у каждого человека существует своя точка зрения. Правильно? Но все-таки, знаешь, ты больше не говори этого слова. 
          Пустота - значит ничто. А нас разделяют всего-навсего семь километров (шучу). Почему тебе не нравится слово “привязанность?” Пашка, ведь ты понимаешь, что между нами нечто большее, чем привязанность. И вообще, мне кажется, что ты не очень-то уверен во мне. Какие-то глупости, подозрения, недоверие, да неужели ты ничего не видишь сам?Почему тебе нужно все объяснять? И опять отчет…   
          Да что в самом деле, ты ничего не замечаешь? Для нас не существует НИКОГО и НИЧЕГО, будем бороться за свое “Я”. Ты меня считаешь какой-то ветреной девчонкой, но знаешь, если бы я действительно была такой, я бы тебя бросила давным-давно, а я, видишь, плюю на все и вся. Даже только поэтому ты можешь судить о том, люблю ли я тебя. Вот и все. Вопрос исчерпан. До встречи, Пашка”. 18.11.67 год. Вера. Вот еще одно письмо из того же ноября:
         “Здравствуй, Пашка! Пишу тебе письмо, правда, с опозданием, но раньше не было времени. Сейчас у нас в общежитии “час писем”. Уроки выучили, так что можно заниматься другими делами. Ты просил меня написать побольше о будущем, о тебе, т.е. что я думаю об этом. Начинаю: я с полной серьезностью все осознаю и обдумываю, так что ты не считай меня девчонкой, у которой “ветер в голове гуляет”. 
           Я не знала, что любовь принесет столько счастья, что я буду совсем иными глазами смотреть на мир. Столько новых, неожиданных чувств… ощущений. Это так ново! Да, Паш, ты оставишь неизгладимый след в моей душе, если сделаешь, ну, вообще не в ту степь я подула… Я, люблю тебя, а ты меня любишь, мы верим друг другу, так что все остальное придет само собой. Я… так выражаюсь? Правильно думаю? Видишь ли, ты говорил, что у тебя такое предчувствие, что весной мы расстанемся. 
           Я много думала об этом и вот что придумала: весна - пора любви, да? И я кого-нибудь полюблю, да? Нет, и еще раз нет! Это же совсем не так. Я полюблю, но полюблю тебя, еще больше, родной мой! Я хочу тебе казаться лучше всех, чтобы ты не мог подумать: эта девчонка лучше Веры. Это глупо? Но… Вот видишь, сегодня я
разоткровенничалась. Вероятно, больше чем надо? А Вы, Павел Павлович, этим же мне ответите?  
          Ты говоришь, что на тебя ляжет огромная нагрузка. Но я не пойму, в чем именно она состоит? В чем заключается тяжесть? А может быть, эта тяжесть перевешивает чувство любви? Знаешь, я не хочу быть ни для кого обузой. Ищи другую тогда, если я для тебя кажусь непосильным грузом. Так послушай: и мне придется трудно, труднее даже чем тебе. Ты - уже немного тертый жизнью, а я? Только на маменькином да на папенькиной шее. А здесь придется и работать, и учиться, да к тому же… семья.
          А я не боюсь! Знаю, к чему иду. А ты пасуешь! А еще говоришь, что у тебя хватает силы воли. Не уверена пока. Это сейчас, а что потом будет? И еще раз повторяю: обузой быть не хочу! И не буду! А… может быть, нам лучше расстаться? Ну, мы еще поговорим… Напиши как можно быстрее ответ. До свиданья. Целую. Твоя… невеста  Вера.
28.11.67 год. В январе Нового 1968 года Павел получил очередное письмо:
         “Провинция “Светлое озеро”, Пашке - разбойнику. Здравствуй, Пашка! Выполняю твою просьбу - пишу письмо. Надеюсь, (подчеркнуто) ты мне ответишь тем же”. А то ты, знаешь ли, в большинстве случаев не отвечаешь мне - я так не играю! Думаю, думаю: о чем писать? Я зашла в тупик - уже обо всем переговорено, переписано. Да, Павел, в последнее время я стала замечать, что ты считаешь меня за сущего ребенка. Ну, вообще твоих мнений о себе я не хочу менять, да и не в силах этого сделать. А, между прочим, ты уже подумываешь, не прекратить ли встречи со мной? Я угадала? (Впрочем, все это я строю на догадках). 
           Ну а честно, откровенно, это так? Если это неправда, ты и во внимание не возьмешь. Ладно, хватит на эту тему. Как хочется домой, если бы ты знал! Ох, сегодня понедельник, политзанятия - целых 3 часа! Можешь посочувствовать. Да, у меня еще доклад, на час добрый, так что язык отвалится. Знаешь, я, вероятно, приеду только в четверг или вообще на неделе не смогу. Нет, в четверг все-таки как-нибудь отверчусь, но приеду на 107 маршруте. А в среду ты тоже ожидай, я пока точно не знаю, когда я смогу отсюда вырваться.
           Да-а, жизнь! Домой и то не отпускают, я уже, знаешь, втихомолку их всех разношу по кочкам. Трудно так… По привычке тянет домой. Сегодня опять реветь буду - факт! Покрепче усну, а проснусь во вторник - одним днем ближе к субботе. К встрече с тобой. Больше всего люблю вспоминать твои руки, сильные, ласковые… 
           Тебе-то хорошо, ты хоть дома, а здесь без тебя, да еще не дома… Школа здесь сгорела хотя бы, что ли! Ничего, она скоро от моего гнева испарится - я на неё такие испепеляющие взгляды бросаю. Была бы у меня волшебная палочка! Ну, да ладно, фантазирую сижу, как ребенок. Как ты там? Провожать-то пока никого не ходишь? А то смотри! Вот и все. Пора на политзанятия. Целую. Вера. 15.01.68 года. Пиши! Как хочется к тебе!                
                
                Глава третья
       
  Каноны послушания. “Отец не спит...”  Звезды и желания. Конфуз. Девичий  дуэт.                
           
         Всякий раз, загулявшись чуть ли не до утра, прощаясь, когда начинал брезжить рассвет, они разрывали свои объятия и шли по своей улице по противоположным сторонам - каждый по отдельности. Вера очень не хотела, чтобы  отец увидел или застал их вместе, понимая, что он станет непреодолимым препятствием в их зародившейся любви. Вера стала для Павла абсолютно всем: своеобразной религией, завладела сиюминутным настроением, полнокровно вошла в ежедневные думы, фактически подчинила себе весь ход его мыслей. Теперь именно она, пробудившаяся любовь, толкнула душу без парашюта в свободный полет, паря и озирая далеко окрест, диктовала ему свои непременные условия и указывала на иные ориентиры и ценности жизни. 
         С момента их первого знакомства, в её благодатном свете, уже под другим углом зрения он ощутил иное определение себя в мире - многое, казавшееся второстепенным, обрело смысл и наполнилось содержанием. Она заполнила все пространство вокруг, не требуя ничего взамен и окрашивая мир в радужные тона, словно говоря: люби и запоминай - это твое, и другого не будет уже никогда…  Зачастую по вечерам Павел выходил за калитку и нарочито громко снимал с гитарного грифа пару-тройку аккордов, заставляя сердце Веры вздрагивать и учащенно биться: прозвучал желанный сигнал от любимого.  
         Он прекрасно понимал, что подобными прогулками невольно ставит Веру под удар, но ничего поделать с собой не мог. Безотчетно отдавшись порыву, охваченная неутолимым чувством любви, девушка прекрасно сознавала, что ей грозит нешуточная выволочка, но не могла отказаться от встреч. Рушились вдребезги  каноны дочернего послушания. В целом мире не нашлось бы силы способной помешать их чувству; ничто не являлось преградой, и уже не могло противостоять зову потянувшихся навстречу юных сердец! Душа её замирала. Вешние закаты-чародеи щедро окрашивали небо множеством цветовых гамм: палевыми, бледно-сиреневыми, вишневыми, фиолетовыми,  пурпурными. Отыграв красками оно наливалось густой синевой.  
         Их манила и соединяла Природа: то тенистая лавочка под кущей черемух в роще, то осенял одинокий раскидистый клен, прислонившийся к изгороди на задах огородов, то звал крутой косогор за баней, где открывалась панорама притихшего молчуна-бора, над которым сияли крупные мерцающие звезды и распластался во всю необозримую длину Млечный путь. Сидя в обнимку на расстеленном пиджаке Павла, под неумолчный стрекот кузнечиков, они загадывали себе звезды и желания. Жизнь под этим небом казалась вечной, огромной и загадочной. Иногда косым ярко-белым росчерком срывался метеорит и угасал, не долетев до земли над зубцами сосен. 
       - Наверное, чья-то жизнь оборвалась, - вздохнула, прислонясь головой к плечу кавалера, Вера.
       - Предрассудки… Просто блуждающий камень притянула земная атмосфера, - возразил, невольно поежившись, Пашка.
       - Не-е-ет, Павлик, - протянула она, - мне еще совсем маленькой, бабушка  про это сказывала, а ей - её мама, старые люди никогда не обманывают…
       - Вера, давай не будем о грустном, в нашем краю захолустном, - скаламбурил Павел, притягивая девушку к себе и целуя в губы. Задохнувшись на миг и слабо отбиваясь кулачком, Вера наконец выдохнула:
       - Все, Паша, мне пора, - отец, наверное, не спит, снова скандал закатит, да еще какой! А твое ведь дело - сторона…
       - Хорошо, идем, не возражаю, - усовестился Пашка, сунув в угол рта “беломорину” и прикурив в горсти. Он бережно накинул пиджак Вере на плечи, и молодая пара медленно двинулась вдоль беленого забора в свою привычную сторону. Петушиное пение и лай кем-то потревоженных собак на другом конце села сопровождали их путь до самого дома. 
         В один из вечеров, когда на Пашку до одури накатила тоска по Вере, ему во что бы то ни стало захотелось с ней повидаться. Топать одному через бор  было не с руки, и он позвал с собой Валерку Зоткина, острого на язык и склонного на отчаянные поступки бесшабашного парня. Скорый на ногу, порывистый в движениях, он всегда размахивал руками и сыпал скороговоркой, да и внешне напоминал взъерошенного бойцовского петушка. Здоровался  обычно в свойственной ему манере: - "Держи набор костей!", - и протягивал руку. Подобный суповой “набор” едва не присох к нему кличкой - ведь телосложением он и впрямь был худощав. Тот долго не раздумывал и сходу согласился:
       - Кого нам бояться, местных парней знаю - нас пугать, надо шубу выворачивать… Рванули сразу же после кино напрямки: лесной просекой, малоезженой, короткой, так называемой “кроличьей” дорогой. Как только кроны сосен сомкнулись над ними, закрыв небо, стало пасмурно и непривычно тихо, лишь изредка подавали голос какие-то пташки да отдаленно постукивал неутомимый дятел. К целебному лесному озону примешивался запах перепрелой хвои и грибной плесени. Шли, часто запинаясь о корневища деревьев, выступающие смолистыми окаменелыми щупальцами  на поверхность. 
       – Ну, ё - моё! – чертыхнулся в очередной раз Валерка. Поражало обилие грибов, их было великое множество, негде было ступить: грузди, валуи, сыроежки, опята - они крошились под ногами. В развороченной трактором колее и ямах-низинах глубокими лужами застоялась грязно-зеленая дождевая вода. Эти места, лавируя и перепрыгивая через препятствия, приходилось обходить стороной.
         Наконец лес расступился, и за длинными рядами птичников открылось село, привольно растянувшееся берегом реки. Уже густо смеркалось, когда они подошли к интернату. Света в окнах не было, очевидно, его обитатели только что расположились ко сну. Пашка загрустил - они опоздали и увидеть Веру ему уже не удастся, но тоже подошел к окну и встал рядом с Валеркой. 
       - Айн момент, сейчас мы их вызовем, - без малейшей доли сомнения в голосе обнадежил тот, подтянулся на носках к форточке, и постучал  костяшками пальцев по стеклу. Зоткин - любитель щегольнуть некоторым знанием немецкого языка, еще в ходу у него: абгемахт, и ругательное - ферфлюхт. В целом, язык Генриха Гейне и Вольфганга Гёте тут отдыхал. Их неожиданный визит вызвал у девчонок нечто среднее между испугом и легким переполохом: в комнате - спальне послышались голоса, колыхнулась занавеска, там кто-то прыснул смехом, потом все затихло. Постучав опять, Зоткин дурашливо пропел: 
       - Девоньки, выходите - я, Миша косолапый, к вам из леса пришел, пирогов короб принес, вас угощать… Что последовало затем, иначе как шоком не назовешь - в ответ угостили их: сказочная ария оказалась внезапно прервана хлестнувшей из фрамуги струей  какой-то жидкости. Валерка отскочил, но было поздно - его окатило всего. Пашке досталось тоже, но поменьше, он стоял чуть поодаль. Следом раздался дружный девичий смех, который добил их окончательно. Вспыхнул яркий свет, и незадачливые кавалеры спешно ретировались. Конфуз для ребят выпал - хуже некуда! 
         Валерка ругался на чем свет стоит, стаскивая на ходу рубаху и утирая лицо. Вербину намочило только рукав рубахи и часть плеча. Хотя чуткий нос Зоткина не уловил никакого запаха, ребята, решили подстраховаться и направились темной улицей вниз к реке смывать следы “радушного приема”. Он через силу пошутил: “Шли с Павлухой мы на б...ки, удираем без оглядки”. Подошли к паромной переправе, река дремотно хлюпала у мостков. Следы “Эликсира любви” постирали проточной речной водицей. Отжав и натянув на себя мокрое, “не солоно хлебавши” поплелись домой. Обсыхали на ходу. 
         На обратном пути вдоль обочин мерещилась разная всячина: то бабка, прикорнувшая в форме пенька, то скрипнувшая в полном безветрии коряжина, которая казалась чем-то страшным и растопыривала над ними руки... От Валеркиных шуточек-прибауточек не осталось и следа. Пашка, помалкивая, испытывал некоторое чувство  вины перед напарником оттого, что вовлек его в эту авантюру. Тот, будто угадав  мысли, неожиданно спросил: 
        - А может, это Верка твоя попотчевала нас через форточку? Что молчишь, Ромео?  
        - Думаю, сама проговорится. Точно, что не она, не в её это характере. Хорошо, что они нас  толком не разглядели, так бы ославили - хоть сквозь землю проваливайся... О том, что с ними произошла, клятвенно договорились молчать.  В село пришли далеко за полночь, обескураженные и невеселые. 
          Как-то придя с работы, Павел застал дома чинно сидящих за накрытым столом и оживленно беседующих мать, отчима, двоюродную сестренку Гальку - пигалицу лет двенадцати, и гостью из Томска Татьяну Воробьеву, девицу, ровесницу Веры, приехавшую в летние каникулы к ним погостить на недельку-другую. Городская и достаточно бойкая, с манерами горожанки, модно, фасонисто одетая, (не нам чета) она держалась с достоинством и мягким тактом.
          Выше среднего роста и недурная собой, в яркой летней блузке и укороченной юбке-шифоне, с множеством отутюженных складок, она выглядела  броско если не в диковинку для деревни и без устали сыпала новостями о себе, о родне и о жизни в своем студенческом сибирском городе. На столе, к удивлению, поскольку отчим больше отдавал предпочтения водке, даже красовалась бутылка красного десертного вина, купленная по такому случаю матерью.
          Поздоровались, перекинулись подобающими в таких случаях общими вежливыми фразами. Пашка знал её раньше, (отметив для себя - подросла!) бывая изредка в гостях в Томске, у дяди Афанасия. Она была сестрой его жены, тети Раи, особенно дружной с матерью Павла, Надеждой Алексеевной. Наскоро переодевшись и взяв полотенце, Пашка вышел во двор к прикрепленному на стенке веранды умывальнику. Брякнув вхолостую железным соском, не обнаружил в нем ни капли воды.
          Прихватив в сенцах пустое ведерко, направился на колонку. Бросив взгляд в противоположную сторону, увидел у распахнутого настежь окна Веру. Кровь моментально прихлынула к лицу - показалось, запылали уши. Сильным напором вода ударила в ведро, бурля, переливалась через край, подбираясь к подошвам туфель… Тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, отпустил рычаг, распрямился и пошел к себе, не оборачиваясь.
          Раздевшись по пояс, долго фыркал и плескался ледяной водой на лицо, шею и спину. Предвкушая воскресный день и имея на него некоторые виды, Пашка за разговорами, затянувшимися далеко за полночь лег спать поздно, и, необычным наутро было его пробуждение. Кто-то нитяными кончиками шарфика щекотал его нос, прыская от смеха, затем звонкий девичий дуэт пропел:
        - Па-ашенька-а, вставай, соня-лежебока! Сколько можно спать, уже и обед остыл… Открыв глаза и резко обернувшись, Павел обомлел: перед ним стояли Вера и вчерашняя гостья из Томска, Татьяна. “И когда только они успели познакомиться?..” - вихрем пронеслось в голове у парня. Видно, словоохотливая горожанка быстро нашла общий язык с остроглазой сверстницей-соседкой. 
          Павел не знал, куда себя девать, ведь жили они бедновато, хотя мать была большой аккуратисткой и соблюдала чистоту и порядок во всем. К тому же умела замечательно играть на гитаре, пела обладая красивым голосом. Лучшего учителя он и в мыслях себе представить не мог. Видя заметные успехи сына в освоении этого струнного инструмента, её глаза светилась неподдельной радостью. 
          Она также была мастерицей и рукодельницей: искусно вышивала гладью и болгарским крестиком, вязала. Дом украшали вышитые покрывала и наволочки, накидки, и предметом особой материнской гордости был вышитый гладью ковер ручной работы с изображением пруда, девушки на берегу с венком из цветов на головке,  плавающих белых лебедей. Это рукотворное чудо висело над одной из кроватей.  Неожиданный приход девчонок привел парня в крайнюю неловкость, и он не нашел ничего лучшего, чем сконфуженно пробормотать:
        - Отвернитесь, встаю и сдаюсь на милость победителей… Девушки, со смехом переглянувшись, вышли из комнаты. В этот солнечный и счастливый день Вере и Павлу выпало быть гидами, сопровождать гостью-томичку, показывать ей достопримечательности села и виды его окрестностей. 
          Вере очень шло её непритязательное ситцевое платьице в горошину, подчеркивающее стройность её налитой фигурки. Павел не сводил с неё восторженных глаз, перехватывая понимающие взгляды проницательной Татьяны. Ему, не привыкшему влезать за словом в карман, сегодня никак не удавалось найти общий тон с их смешливым наигрышем-перепалкой, поэтому он больше отмалчивался, напуская серьезный вид. Его попутчицы, переглянувшись, прыскали смехом, и он краснел.  
          Робея и стесняясь, он часто курил и чувствовал себя не в своей тарелке, но, сбегая с косогора в молодой березняк, девчонки ухватили его под руки и, заливисто смеясь, чуть не устроили кучу малу, споткнувшись на совершенно ровном месте. Погуляв по роще, прошлись краем бора до озера, купаться, правда, не решились, будучи не готовы в плане переодевания. Утомленные, изнывающие от жары, разошлись по домам с условием пойти вечером в кино. 
          С веселой суматохой, гуляньями и провожаниями, долгими сидениями на скамьях под соловьиное пение в темных кронах черемух и берез, с танцами под баян и радиолу на танцевальной площадке  промелькнули две недели тех неповторимых июльских деньков. Вот уже и сине-белый автобус навсегда увозит гостью, и Пашка с Верой, словно теряя малую частицу себя, машут ей прощально руками  с легкой грустинкой на лицах.   
                
                Глава четвертая
       
       Кто млад… “Ты не заждался?..” На “Маяках”. “Где двоим хорошо...” “Шекспира не  обижать...” Радуга. 
         
          Кто млад - есть юн. Будь благословенна юность, молодость! Кажется, что все тебе под силу и по плечу: ты готов ухватить в охапку целый мир. С тобой в пути нерастраченный запас кипучей энергии, задора, молодых сил, желаний - воистину бесценный капитал и арсенал  для поиска своего места в жизни...  Не все в ней изначально гладко, двигаешься, иногда спотыкаясь, методом проб и ошибок, пытаясь обрести твердую опору, и радуешься находя... И тогда мир и все сущее в нем молодеет вместе с тобой, он заряжается твоей активностью, не терпит уныния и на глазах меняет свой облик.
          Молодость! Попробуем расшифровать корневую основу этого слова. Вслушайтесь, оно звучит как малое достояние молодого человека, либо юной девушки, (жизнь только начата) не от сладости-младости, но и - "молоко на губах не обсохло", обидного, но по сути незлобивого часто употребляемого выражения. Не стоит далее вторгаться в морфему слова, поскольку уже сказано классиком: " Ликует ветреная младость… Что было для него ИЗМЛАДА и труд, и мука, и отрада..."
          
          Вскоре, мимоходом, неожиданно для себя, заглянув в почтовый ящик, Вера обнаружила в нем письмо от Татьяны. Недавняя гостья подробно делилась своими впечатлениями о пребывании у них в селе, восторгалась его природой, не обошла вниманием (просила рассекретить) их дальнейшие отношения с Павлом, что девушку несколько удивило. Горожанка делилась в письме планами о поступлении в университет после окончания школы, звала поступать вместе с ней и Веру. 
          Она радушно приглашала ее посетить с ответным визитом Томск, свой жилой зеленый район Черемошники, подробно поясняла схему проезда. Энергичная, целеустремленная Татьяна, (характер-кремень!) - осуществит свою мечту, получит высшее образование и станет преподавать русский язык и литературу в одном из городов нефтяников где-то на Севере. Между ними завяжется переписка, но долго не продлится - уйдет как вода в песок: житейские завихрения и повороты судеб не позволят ее укрепить.                
        ...Ясным погожим деньком в приподнятом настроении Павел поджидал Веру вдали от людских глаз, в одном из укромных уголков на южной окраине села. Они решили вместе прокатиться на велосипедах на “Маяки”, высокую горку в сторону бригадного стана. Договорились встретиться у пасеки и полевыми дорогами вдоль тополевых лесополос продолжить дальнейший путь. Парню было стыдно за свой обшарпанный, собранный по сути из утиля велосипед, хотя и вполне исправный.
          Подъехав в назначенное место первым, он то и дело с нескрываемым волнением сверял время на часах, поглядывая  на проселочную дорогу, на которой должна была показаться Вера. Наконец вдалеке показалась её знакомая фигурка, постепенно приближаясь и вырастая в размере, виляя у обочины и накручивая педали. Звонко дзинькнул звонок. Сердце у парня радостно екнуло - она!
        - Павлик, ты не заждался? - со смехом спросила она, ступив одной ногой на землю и коснувшись губами его щеки. Пашка обомлел и чуть не потерял равновесие.
        - Не более пятнадцати минут, показавшихся мне вечностью, - уточнил он дрогнувшим голосом. В улыбке ослепительно сверкнули белые зубы, пахнуло дурманящей голову свежестью разгоряченного юного тела, тонким, головокружительным, напоминающим цветы подснежника или фиалки запахом волос, собранных на затылке аккуратным витым “шиньоном”. Она выглядела обворожительно в своей легкой, зеленой коротенькой курточке-ветровке, черном, в обтяжку трико, соблазнительно подчеркивающем достоинства её стройной фигурки.
        - Паша, догоняй! - лукаво стрельнула взглядом девушка, налегая на педали и резво трогаясь с места. Ему ничего не оставалось, как оседлать своего видавшего виды “коня” и устремиться вдогон. Душа у парня пела от восторга и юного задора, охватившего обоих.
          Гладко укатанная полевая дорога послушно выстилалась под колеса ровной лентой, обрамленной по краям вьюнком и васильками, звала в неоглядное море колыхающейся от легкого ветерка пшеницы, уже набравшей восковую спелость. Полуденный зной еще не начинал спадать, струясь зыбкой пеленой марева на пригорках, подсушивал губы и опахивал жаром, сухо шелестя усиками колосьев некошеной нивы. Никакой суховей уже был не страшен этому бескрайнему гуляющему волнами, золотящемуся морю хлебов.
          Высоко, в безмятежной синеве заливистой трелью пели жаворонки, поднимаясь на такую высоту, что лишь с трудом, подвижною точкой можно было увидеть эту небольшую птичку. То тут, то там перекликались перепела: “фить-пирю, фить-пирю”, звучал призыв молодых самцов, старающихся привлечь своей песней спутницу жизни. И тут же, услышав голос перепела, откуда ни возьмись, появлялся в синеве неба одиноко парящий коршун, зорко следивший с огромной высоты за всем, что происходит в его владениях, готовый не упустить свой шанс схватить зазевавшегося, возбужденного любовной песней перепела-петушка.
        - Верунчик, да за тобой не угнаться! - едва перевел дух Пашка, смахивая со лба бисеринки пота, когда они одолели пологий раздвоенный подъем-петлю на вершину высотки.
        - Ей богу, правда не ожидал, - такой спринт выдала! Девушка, приняв горделивую позу, победно улыбнулась. 
          Отсюда во всю необозримую ширь открывался простор знакомых с детства полей и кое-где разбросанных гривами и островками белоногих приветливых околков.
Пытаясь скрыться от палящего солнца, Павел с Верой заехали в ближайшую к ним небольшую березовую рощицу-колок. Поставив велосипеды в тенёк, молодые, раскинув руки, стоя привалились к только что сложенной небольшой копне сена. 
          Духмяный запах подсушенного свежего сена, медвяный - благоухающего цветистого ковра растущих повсюду полевых цветов слегка одурманивал головы влюбленных. Под ногами одинокими кустиками выглядывала из травы недозрелая, красная с одного бочка клубника, а рядом, горя рубиновыми огоньками, клонила тонкие кисточки до самой земли переспелая земляника.
          Шустрые муравьи бойко сновали туда-сюда, ползая по стебелькам, опережая друг друга, норовя отхватить первым лакомый кусочек этой запашистой ягоды. Павел обнял Веру, повернувшуюся к нему спиной, и замер, подпирая стожок плечами. Закрыв глаза, молодая пара слушала несколько минут пение птиц, жужжание пчел в цветах, вдыхая полной грудью чудные запахи разнотравья. Чтобы не зазеленить и не испачкать одежду, Вера расстелила на траве под раскидистой березкой взятое предусмотрительно покрывало. Перехватив удивленный взгляд юноши, она пояснила:
        - За меня не тревожься - домашних я предупредила, что еду с подругой купаться на озеро. Они, упав, как сумасшедшие, в едином порыве сомкнули объятия и чуть не задохнулись в бурном море поцелуев. “Только быть вместе, только быть каждую секунду рядом”, - билось каждой клеточкой простое желание девушки. Магическая аура любви незримо обволакивала их, дарила неизъяснимое блаженство. Павел совсем терял голову от её желанной близости, и почти не отдавал отчета действиям своих рук. Вера гасила его пылкие, неуемные порывы, мягко отстраняясь:
        - Еще не время, прекрати Павлушенька, - умерь немножко свой пыл. Пашка сразу помрачнел, замкнулся, чувствуя себя обескураженным. Тогда, ослепляя его словно Мэрилин Монро, несравненной голливудской улыбкой, она бросилась ему на грудь и начала со смехом тормошить:
         - Ну, не дуйся, перестань, тебе не идет хмуриться - я ведь люблю тебя и хочу только добра. Подожди. Мы будем обязательно вместе, но не сейчас. Кроме тебя, Павлик, мне никто на всем белом свете не нужен, в этом ты можешь быть уверен. Протянув руку, она сорвала со стебелька крупную земляничину и, слегка надкусив, потянулась губами к нему. Намек был понят, уста их вновь слились в долгом жадном поцелуе, со сладкой ягодой…
        - Паша, вот отслужишь, поженимся,  и у нас будет с тобой много детей, не меньше пяти - три девочки и два мальчика, - мечтательно произнесла Вера, глядя в небо и слегка наклонив голову. У них будут хорошие, что и у нас имена. Юноша на полном серьезе подхватил:
        - Нам собраться - только подпоясаться. Украду у твоего отца доброго коня, запряжем лучший ходок и поминай нас как звали! Не побоишься сбежать со мной в горы? Укроемся в кержацких скитах или махнем к десятнику Сарайкину в тайгу или еще подальше - в Туву, там нас не отыщут. Думаю, не пропадем - найдется и работа, руки и головы у нас на должном месте. 
В ответ на его смелые намерения, девушка только вздохнула и покачала головой.
        - Вера, по всему что нас сближает и связывает, наверное, так и должно быть, но сразу же - тут как тут посылается парочка: злоба и зависть. Они цепко держат мир и не позволяют людям жить одинаково хорошо, тем более быть счастливыми без оглядки на окружающих. 
          Нам здесь не дают возможность выстроить свое счастье, чтобы ходить по селу не прячась, высоко держать голову и глядеть открыто и прямо людям в глаза. Наша любовь встала многим поперек горла, и не только твоему отцу. Где двоим слишком хорошо, сразу образуется воронка куда может и затянуть. Эту мерзкую силу невозможно победить - облапила со всех сторон. Я чувствую её, но подчиняться не стану.
        - Павлуша, стоит ли залезать в такие дебри философии, - зябко повела плечами Вера внутренне признавая его правоту, но остерегаясь подобных суждений.
        - Я скажу о другом, проще: вот - мы, это - гора, с нами наша любовь, за хлебными полями наше с тобой село, и больше нам ничего не нужно.
        - Согласен, и вот в чем тут парадокс, Вера: среди всех неприятностей и невзгод невзгод адресованных нам, наша любовь чувствуется намного острее, - смирился Павел, опять привлекая её к себе.
        - С тобой я готова убежать хоть сейчас на край света, - уклонилась от поцелуя Вера, но… тогда отец меня проклянет, люди обзовут беглянкой, а тебя…
        - А меня, - дезертиром и уклонистом со всеми вытекающими обстоятельствами, - заключил Павел. Словно в подтверждение его слов к “Маякам” набежала тучка и брызнул  небольшой реденький дождик.
         - Ой, как хорошо! - хоть пыль прибьет, засмеялась девушка, вскинув руки, и пританцовывая от радости, - да и примета нам с тобой хорошая, я загадала. 
          Слепой дождик их совсем не напугал. Вера, доверительно склонив ему голову на плечо, призналась, что ей давно понравился рослый, чубатый парнишка, живущий по соседству, и что незаметно следила за ним в школе - ненароком встречала его с охапкой книг под мышкой, спешащего из сельской библиотеки.
        - Па-ав-ли-ичек, - пропела она его имя, будто на чешский манер, - ты - мой, и только мой, ведь только вдумайся: если убрать одну букву в твоей фамилии, ты становишься Верин. Звучно и красиво - верба-Вера, весна, далее Надежда, Любовь, - переиначила она известное выражение, - и, к твоему сведению, у нас даже цвет глаз совпадает…
        - Действительно: “нет повести печальнее на свете”, - подыграл ей Павел. Тогда и наш поселок давай назовем Верона и поменяем фамилии на Монтекки и Капулетти, чтобы старика Шекспира не обижать. Вера, полет твоей фантазии в самом деле неистощим - ему может позавидовать любой поэт, - улыбнулся парень, любуясь девушкой: её слова легли ему на душу приятным бальзамом. Он целиком тонул в  омуте её зеленых глаз с ощущением, будто ему сейчас предстоит прыгать с обрыва. У Веры от бурной встречи и поцелуев припухли губы, под глазами у юноши легли едва заметные тени.
        - Помнишь, в прошлом году, на концерте посвященному Дню Советской Армии, ты стоял на сцене в центре хора, в плащ-палатке и каске, олицетворяя советского солдата и держа на руках спасенную девочку. Твой серебристый меч в правой руке рассекал фашистскую свастику. У меня тогда слезы на глаза навернулись… Потом, во второй части исполнил песни “Загадай желание” и “Море зовет”. А под самый занавес по просьбе зрителей спел песню “Московский парень”.
          Я тогда все руки оббила, аплодируя тебе. Только не заносись слишком - это я просто так, угодничаю… На тебе был тогда концертный костюм, который делал тебя взрослее  - ты выглядел в нем просто офигенно. Последняя фраза его слегка задела: Павел скромно умолчал о том, что костюм тогда одолжил ему товарищ по работе Володька Захаров. Себе на костюм в то время он попросту еще не успел заработать.   
        - Вера, спасибо за комплимент, благодарю тебя как самого искушенного зрителя, жить бы да радоваться, только мы вынуждены прятаться от людей точно прокаженные, и все по прихоти твоего добренького папаши.
          Выслушав последнее нелестное определение, девушка с холодком глянула на Павла, но ничего не сказала. Отсюда, с “Маяков”, верблюжьими горбами виднелись в сизой дымке далекие отроги Чергинского хребта, их открывшаяся панорама манила и притягивала к себе взоры. Они напрочь забыли о времени, сидя в обнимку и неся им одним понятный, присущий только молодым вздор, пока солнце не начало клониться на западе. Перед тем как расстаться, притормозив, юноша окликнул её:
        - Вера, смотри! - и протянул руку. Девушка оглянулась и ойкнула в восхищении: в полнеба огромным коромыслом, переливаясь влажными цветами спектра, и осыпая  бус мельчайших капелек, сияла радуга. Она была совсем рядом - одна из её невесомых столпов-опор точно обозначилась в том месте, где они только что побывали на “Маяках”. На спуске с горы они развили такую сумасшедшую скорость, что ветер засвистел в ушах и выжал из глаз невольные слезинки. Возвращаясь и подъехав снова к пасеке, влюбленные разделились, покатив каждый своим путем, дабы не прознал грозный родитель об их тайной встрече.     
                
                Глава пятая        
        
       Петр Ильич. “Прошу сдать на мыло...” Фантазии балета. Фора Баркову. “Никогда, слышишь!”

         Петр Ильич Сивков был настоящим феодалом и деспотом в семье. Разговаривал с женой и дочерью Верой только в приказном порядке. Доходило и до рукоприкладства - мог запросто в присутствии дочери ударить мать по лицу или, наоборот, на глазах у матери схватив дочь за волосы, лупить её ремнем или мокрой половой тряпкой. Мать Веры смирилась со своей участью и терпела, но в глазах дочери он каждый раз видел отчаянный протест, и это выводило его из себя.
         Тяжелое сырое лицо с крупным носом совершенно не поддавалось загару и было почти белым. Невыразительные, без определенного цвета глаза недоверчиво смотрели на людей из-под козырька видавшей виды, выгоревшей фуражки. В деревне слыл человеком малообщительным, нелюдимым. Петр Ильич работал главным конюхом и гордился своей должностью.
         Служба на конюшне, (он считал свою работу службой), приносила ему определенные плоды и выгоды, порой немалые. Многие из обращавшихся к нему жителей поселка за лошадку выделенную для частных нужд, несли ему кто кошелку яиц, кто изрядный пласт сала или курицу, а кто и бутыль крепчайшего самогона. Заведующий конюшней принимал эти подношения, как само собой разумеющееся.
         Со служебного хода магазина в определенные часы доставались ему порой те вещи и продукты, которые и днем с огнем не сыщешь на прилавке. Мужики в деревне недолюбливали его, так же, как он ненавидел всех, в том числе и некоторых подчиненных. На работе часто срывал злость на лошадях - отводил душу, стегая их собственноручно изготовленным бичом, за что мужики не один раз собирались как следует его проучить. Редкому навыку плетения бичей из сыромятной кожи Петьку обучил один самоучка-цыган из кочевого табора еще в молодые годы. Скитальческая жизнь вольных детей дорог так захватила, что чуть не увела его за собой устами предводителя Ром Баро: "Ты же наш, ромалэ Петро, ко двору пришелся, кочуй брат, с нами". 
         Но теперь о самом изделии: тут важна выделка и качество сырья - дело кропотливое и долгое, но зато каков результат! Бич представлял собой не только орудие экзекуции, но и подлинное произведение искусства: длиною  в семь метров и семью стыками - семиколенный. В оплетке на его конце крепились кожаный лепесток и "шлепок", свинцовый грузик-картечина. При резком взмахе и рывке рукояти на себя раздавался хлопок наподобие оглушительного выстрела, развивалась скорость, сравнимая с переходом летящего истребителя на сверхзвук. 
         Петру Ильичу и его подчиненным, простым мужикам-конюхам, не стоило ломать головы о природе этого явления. Сивкова больше заботил другой результат, бить без промаха по цели, испытывая удовольствие. Метавшиеся с испуганным ржанием по загону кони один, за одним попадали под хлесткие удары - об этом говорили сами за себя вздувшиеся кровавые рубцы и рассечения.    
         Не имея образования, но умея придать физиономии некую значимость, Петр Ильич всегда стремился сделать себе карьеру, за что однажды и поплатился. Директор совхоза Сеногноев, заметив недюжинное рвение Петра Ильича, направил его управляющим Заозерным отделением. Забрав в руки бразды правления, и круто наводя свои порядки, Петр Ильич резко попер в гору. Вот тут-то он показал себя. Самоуправно, походя, чинил скорый суд, наказывая рублем всех без разбору и не стеснялся в выражениях даже с женщинами. В тесной, пропитанной десятилетиями запахом табака конторке, с засиженным мухами на стене портретом генсека восседал барином, величаво взирая на свой актив - доярок и скотников.
         Ошалевшие было от такой новизны мужики, подумав, откололи номер, надолго запомнившийся селянам. Однажды кто-то из них подсунул ему заранее заготовленное заявление на имя директора совхоза, зная, что новый управ подписывает, по сути,  не читая. Малограмотный, читающий по слогам Петр Ильич, недолго думая поставил на нем свою подпись-закорючку, сунул в папку бумагу и поехал в совхозную контору. Директор при посторонних людях принял заявление и, выдержав паузу, прочитал вслух: “Я, Сивков Петр Ильич, считаю себя утильсырьем и прошу сдать меня в утиль на мыло.”
       - Ну, что же, Петр Ильич, вы сами подписали свое заявление. Я удовлетворяю вашу просьбу. В утилизацию на вторсырье вам пока рановато, поэтому пойдете работать конюхом на центральное отделение, - с этими словами директор, едва сдерживая смех, бросил заявление в ящик стола. В кабинете грохнул взрыв хохота.
         Побагровевший от стыда бывший управляющий, словно ошпаренный кипятком выскочил из кабинета директора, вытирая шапкой пот, катившийся со лба. Петр Ильич Сивков давно состоял в членах КПСС и очень этим гордился. Взносы платил исправно, но на партсобраниях предпочитал больше отмалчиваться, сидя в уголке - ораторскими способностями он явно не обладал. Выпивал редко, и всегда знал меру, но порой от “происков лукавого” срывался с зарубок. Его законная жена всегда с ужасом ожидала того дня, когда муж придет с работы навеселе.
        - Шурка, идем в баню, - еще издали кричал грозный муж, едва успев закрыть калитку и на ходу расстегивая ремень брюк. Предусмотрительно закрывал дверь дома на замок, чтобы случайно не вышла дочь, и, невзирая на сопротивление и уговоры, валил её на пол и жестоко насиловал. После содеянного мешком отваливался в сторону и сразу засыпал мертвым сном, громко всхрапывая. Супруга, подсунув ему под голову домотканую дорожку, стягивала с благоверного сапоги и вытирая катившиеся слезы кончиком платка, молча шла выпускать дочь из-под замка. 
          Петр Ильич имел еще одну особенность, по одной из двух имеющихся в то время телепрограмм, он особо выделял и любил смотреть… балет. Тогда от небольшого черно-белого экрана его нельзя  было оторвать никакими силами. Глядя на порхающих на фоне декораций балерин, потирал бедра и расширяя зрачки, сглатывал слюну. Кхекал, хмыкал и с вожделением пялился на их стройные ножки, проделывающие замысловатые кабриоли, пируэты и экарте. Жена и дочь в такие минуты ходили на цыпочках, стараясь быть менее заметными. Иногда жену Шуру всерьез выводило из терпения:
        - И дался ему этот балет! Часами пучит зенки на этот срам… Старый охальник! Тьфу, на тебя, малахольный! Иди, хоть курам корма дай, срамник, бесстыдник!
        - Замолчи, Шурка, не мешай, - недовольно морщился домашний самодержец. Мать Веры, рано располневшая и потерявшая былые формы от бытовой рутины и домашних неурядиц, уже мало привлекала его по мужской части, а лошади, коими он заведовал, окончательно стали его страстью и стихией.
          Свои необузданные фантазии он воплощал и внедрял у себя на конюшне, давая самые диковинные клички жеребцам, меринам и кобылам: например, одну норовистую кобылу он  нарек “Балерина”, на дальнейшие варианты, связанные с балетом, у него не хватило воображения. Прознав, что крохотная с пелеринкой белая юбочка балерины называется “пачка”, хотел употребить и её в дело, но прикинув так и сяк, выдал резюме:
        - Кобылку в пачку не обрядишь, в селе не поймут - не сигаретная же пачка… В его подчинении находилось пять человек: шорник, занимающийся пошивом и ремонтом  упряжи, и четыре сменных конюха, двое из которых мало его касались, работая на ферме, где имелось полтора десятка лошадей. Всю черновую работу - чистку стойл в денниках на конюшне и площадки выгула, подвоз фуража, уход за лошадьми - выполняли они. Петр Ильич всегда самочинно уделял особое внимание случке кобыл с племенными жеребцами - тут уж ему не было равных: дирижируя процедурой, сыпал такими красочными метафорами и эпитетами! 
          В новую общественную баню, Петр Ильич был не ходок. После единственного посещения этого заведения заметил, что клиенты всех возрастов обращают пристальное внимание на его непомерно большое мужское достоинство, со смешками хихикая за спиной. “Вот бедолаги, у самих-то осталось на раз помочиться…”- посочувствовал он завистникам. В парной кто-то из облака густого пара, не видя его, басовито пошутил:
        - Истинно, с таким хозяйством ему только на конюшне и заправлять… Кобылам! Раздался гомерический хохот. Сивков резко сменился с лица, и выскочил из парилки, раздумав париться. Больше в это гигиеническое заведение, дав фору известному персонажу Баркова - Луке, с непроизносимой в приличном обществе фамилией, не ступал ни ногой. По селу, склоняясь на все лады и обрастая скабрезными подробностями, поползли нездоровые слухи. На фоне всего этого, вызывая пристальное сочувствие товарок, супруга Шура часто болела по-женски, и ходила с одышкой, тяжело переваливаясь. 
          Но дочь свою Петр Ильич л... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5


6 февраля 2019

3 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Вера»

Иконка автора Колбасова Светлана ВладимировнаКолбасова Светлана Владимировна пишет рецензию 26 ноября 18:17
Очень красивое произведение
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (1) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер