формы жизни или посвящение Андрею Звягинцеву...

  За ужином он читал в социальных сетях как соревнуются в словоблудии кинокритики без специального образования. Предметом обсуждения был не оптимистический фильм без спецэффектов, российского производства и российского же места действия. Игру актеров, драматургию, режиссерскую и операторскую работу никто не обсуждал. Тут как раз и требуется некое понимание предмета, а чтобы обсуждать идею и смысл образование не нужно. Никакое. Или достаточно экономического, МВА или полученного в период после середины 90-х годов ХХ века. Он усмехнулся и подумал, чего бы хотел почитать сегодня перед сном? Достоевского? Кафку? Бродского или Маркеса? Усмехнулся еще раз. Только уже мысли о том, что человек умудряется выпендриваться даже когда этого никто не видит. Даже кот. Он уснул без затей и размышлений о национальной идее, просто и сладко. Как в тихий час в детскому саду после прогулки и обеда.
   Завтрак был вкусным, но привычка читать социальные сети как будто понижала вкус кофе до растворимого. Там снова обсуждали фильм. Все. Кое-кто еще по привычке искал квартиру или делился "селфи" из спортзала, но эти, были явно неследящими за трендом. Особенно неистовыми правдоискателями были две категории кинокритиков: первые фильм не смотрели вообще, а вторые, и более патриотичные, скачали его пиратским образом, исключив авторское право и уважение к создателям из своей парадигмы чести, патриотизма и национальной идеи. Насытившись в прямом и в переносном смысле, он решил не предаваться двум грехам: пессимизму вообще и призывам к оптимизму в частности. Сегодня надо было ехать в подмосковным город Фрязино, в котором он доселе никогда не был. Чуть меньше ста километров по Ярославскому шоссе, забрать материалы для доклада у захворавшего коллеги и снова в Москву. День обещал быть вполне увлекательным.
   Машина не завелась. Не сразу, не спустя полчаса. Завелся он, но это ситуацию не исправило. Еще раз внутренне проговорив себе, что оптимизм и пессимизм есть зло по не разумению, он отправился на Ярославский вокзал. Это было подвигом и необходимостью. Сначала всё было неуютно, грязно, плохо пахло и еще хуже было организованно. Всё выше перечисленное происходило для него на вокзале потому, что он лет десять не пользовался пригородными поездами. Это обстоятельство рождало комплексы, раздражение и воспоминания о предательстве личного автотранспорта, с которым он столкнулся сегодня утром. Потом он увидел табло, потом кассы, потом терминал по продаже билетов. Дальше были стеклянные турникеты, яркая навигация платформ, неопаздавшая электричка. В ней не пахло мочой, были места и девушка напротив читала "Колыбель для кошки". Привычка ненавидеть Родину ежедневно, кроме военных будней, его не покидала, но он тоже погрузился в чтение. Конечно его отвлекали. В одном конце вагона очень скоро стали обсуждать повышение цен на ЖКХ с февраля месяца, а в другом - обсуждали провал мирового империализма на северном побережье Черного моря. Вот тут он начал тихо ненавидеть не только страну, но и ее жителей. Причем не всех, а только за пределами своего привычного круга общения. Целый час в тамбуре никто не курил, а через час он вышел из вагона на платформе Фрязино.
   Он шел по платформе между двух электричек и смотрел только вперед. Не специально. Так вышло. И поскольку приехал он из Москвы в последнем вагоне, то идти пришлось довольно долго. Он позвонил коллеге, с которым должен был встретится и выяснилось, что у него целых полчаса. Отлично. Есть время на несанкционированную экскурсию. И вот тут случилось нечто странное, если не сказать страшное. Электричка слева выпустила воздух, закрыла двери и уехала. Его сознание и видение вынужденно расширись и он увидел Родину. Голые кусты на берегу замершего пруда, на котором сидел один рыбак. Увидел, возвышавшийся за прудом трехмерный макет апокалипсиса. Расписанные граффити гаражи, сверкающий стеклом бассейн и облупившийся многоэтажный послевоенный завод с двумя раскрашенными орденами на фасаде. Потом он увидел еще одну совсем необъяснимую картинку. На одном из берегов пруда стоял один человек и жарил шашлык на устройстве для барбекю. Один. Абсолютно один. Справа налево кадр его фильма пересекла упитанная бездомная собака и он нашел в себе силы снова посмотреть вперед. Это было эмоциональной ошибкой. Если слева было много снега, то впереди было лишь одноэтажное здание касс и магазинчика-кафе. Облупленное, замершее, одинокое. Оба железнодорожных пути упирались в него и за несколько метров завершались горизонтальными раскрашенными шпалами. Тупик. Полный. Окончательный. Бесповоротный. Меньше ста километров от Москвы на электричке и ты приезжаешь на станцию-тупик. Ненависть к Родине сменилась отчаянием. Захотелось завыть в серое зимнее небо. Он поднял голову. Дышалось почему-то легко. В воздухе не было агрессии и перегара. Он прошел сквозь автостоянку возле этого, с позволения сказать, вокзала, и огляделся. Люди шли по своим делам. Покупали газеты, курили возле урн. Они не улыбались, но и злом не дышали. Впереди был торговый центр, а рядом с ним ряды крытого рынка. Заходить в торговый центр на станции Фрязино для москвича конечно абсолютно не имеет никакого смысла, а вот торговые ряды были шансом увидеть нечто экзотическое. Выть от ощущения тупика в пространстве и во времени всё еще хотелось и он вошел на рынок. Там царила благость. Люди без суеты и картонных улыбок клиентоориентированности пили чай из термосов и неспешно продавали ситцевые ночнушки, байковые халаты, бельё нижнее и домашнее невообразимо трогательных расцветок, много чего китайского: пледы, ремни, обувь. Даже если это тупик, то есть те, кто в нем родился, живет и счастлив. Счастлив не на бегу. Без тайминга и социальных сетей. Выть расхотелось. Откуда-то стало появляться ощущение таинственной силы. В конце рядов он увидел активную продажу валенок и калош к ним, сделанных из китайского прозрачного пластика. Мужчина на седьмом десятке деловито выбирал себе валенки и в нем тупика не было. Пессимизма тоже. Он был на своем месте и знал, что делал. 
   Как не странно часы не остановились и по ним стало ясно, что пора идти к условленному месту для встречи с коллегой. Документы он забрал быстро и не стал задавать ни одного вопроса об этом городе. Хотелось скорее снова остаться наедине с тупиком и поизучать его. Да и до электрички "на Москву" было всего минут семь. Он обогнул ларек с чебуреками и остановился как вкопанный. За ларьком росла довольна высокая береза, а на нее была повешена конструкция, сделанная из пятилитровой бутыли из под воды. Может быть весной она нужна для сбора березового сока, а сейчас была импровизированной урной для окурков. Чуть выше этой урны на березе висело объявление удивительно хорошим почерком: "Друзья, Поздравляю ВАС с Новым Годом! Желаю здоровья и счастья. Если у вас в доме что-то сломалось по электрике, сантехнике или из мебели - позвоните мне, я всё могу починить. Николай". И телефон. 
   Разве может быть пессимизм и тупик там, где покупают валенки с прозрачными калошами и где есть Николай, который может вообще всё починить? Даже мироздание. Подошла электричка. Мочой не пахло, места были. Напротив мужчина читал "Отца Сергея" Льва Толстого. Всё было хорошо. Он сел к окну, за которым ничего не было видно и подумал, что за эти два с лишним часа он как будто посмотрел фильм. Не оптимистичный и без спецэффектов, исключительного российского производства и места действия. Фильм был очень документальным и глубоко художественным. Абсолютно не коммерческим и не фальшивым. Он рассказывал о жизни. О формах жизни. А их, как известно, великое множество.

 Олег Жданов