Солнце здесь вставало рано и сразу же начинало нагревать всё, до чего дотягивались его лучи. Едва светлела узкая щель между плотными тяжелыми шторами, они становились горячими, как только что извлеченные из духовки противни. Комнату немедленно затапливал жар, излучаемый шторами, от которого не защищал даже кондиционер. Димке приходилось спасаться бегством к морю, и в свой номер он мог вернуться только к вечеру, когда солнце скрывалось за горами.
Здесь всё напоминало Крым, хотя до Крыма отсюда было довольно далеко. Средиземноморский пейзаж был выдержан в лучших его традициях: сиреневые полупрозрачные горы, сине-бело-голубое море, бездонное небо, сосны, пальмы и песок. Но было тут нечто, очень непохожее на Крым. Всюду царила безупречная чистота, всё отличалось аккуратностью и добротностью; казалось, что не только мраморные плиты и деревянные балки отеля, но и все элементы и детали местной природы тщательно подобраны и пригнаны. Из любой щели выглядывали улыбчивые люди, ненавязчиво, но явно стараясь угодить Димке.
Но Димка взирал на местное великолепие с раздражением. Он и сам поначалу не понимал, почему его так выводит из себя чистота пляжей и моря, аккуратность клумб и газонов, выглаженность тротуаров и отутюженность шоссе. Ведь разве не отсутствие всего этого там, дома, на Родине, однажды подтолкнуло его искать комфортного отдыха здесь, где «всё включено» и всё работает? Действительно, проспекты туристических компаний не соврали, включено было всё, и придраться было не к чему. А Димку именно это и изводило: здесь не к чему было придраться! А там, дома, на Родине, было, к чему.
Димка вздохнул и побрел к кофейному автомату. Взял чашку и с отвращением отметил, что кофейные чашки именно такой формы нравятся ему больше всего. Нажал кнопку, дождался, пока иссякла черная, окутанная паром струйка, и протянул руку за ложечкой… Вот оно! Вот что здесь раздражало не потому, что было лучше, чем дома, а потому, чтобы было хуже. Ложки! Столовые, чайные, кофейные - штампованные из тусклого сплава, с чуть шершавыми краями, плоские и неглубокие, непригодные ни для одной из заявленных целей! Зато на ручке каждой ложки – крупное, аккуратное клеймо, выбитое с такой силой на тонком металле, что его зеркальное изображение можно было увидеть и на обороте.
Сидя за столиком, Димка пил кофе, смотрел на море сквозь густые ветви какого-то огромного колючего куста, усыпанного белыми цветами, и ностальгировал. Димка вообще был склонен к ностальгии. В Киеве он скучал по небольшому южному городку, в котором родился, а в этом городке, навещая родителей, немедленно начинал тосковать по Киеву. В Европе он маялся и томился, ожидая возвращения на Родину, а дома то и дело восклицал: «Ах, Европа!». Повзрослев, Димка с нежностью и грустью вспоминал своё детство. И только там, в детстве, не было никакой ностальгии…
Однако сейчас привычное уютное чувство приобрело какой-то новый, незнакомый оттенок. Здесь слишком многое напоминало Родину, и поэтому открывалась обширная почва для сравнений. Родина в этих сравнения явно проигрывала. Осознавая это, Димка возмущался, но не отечественными беспорядками и безобразиями, а местными достижениями. Считая себя человеком справедливым, Димка стыдился такой предвзятости и неспособности воздать должное этой гостеприимной стране. И зачем он только сюда приехал?
Димка снова подошел к кофейному автомату. У автомата уже собралась небольшая хмурая очередь, и Димке пришлось несколько минут простоять у деревянного полированного ящика со столовой утварью. Знакомых в очереди не оказалось, и Димка начал оглядываться по сторонам. Отель, будто сложенный из кубиков рафинада на уступах невысокой горы, под лучами солнца сиял такой белизной, что глазам становилось больно. Димка перевел взгляд на бассейн, еще безлюдный в этот ранний час. К бассейну со всех сторон подступал газон; даже отсюда было заметно, какой он ухоженный, какая упругая трава выращена на нём. Там и сям на газоне росли оливковые деревья, между которыми висели плетеные гамаки. На опушке небольшой пальмовой рощи были установлены разноцветные горки и качели. Цикады наполняли воздух жестяным дребезжанием.
Димка вновь испытал прилив ностальгии, разбавленной необъяснимой неприязнью. Чтобы как-то избавится от этого неприятного чувства, он сосредоточил внимание на ложках, тусклой грудой сваленных в деревянную коробку возле кофейного автомата. Разве это ложки? Не то что пользоваться, даже в руки брать неприятно, вот у нас ложки – так ложки, а это… Димка осекся, протянул руку и извлек из ящика кофейную ложку. Блестящая, изящно изогнутая, с глубоким, чуть заостренным черпалом, с идеально гладкими краями. Ложка была такой тяжелой, будто её не отштамповали, а отлили из благородного металла. Ручку ложки украшал сложный растительный орнамент. Димке стало совсем тоскливо. Значит, и ложки тоже… Он перевернул ложку, ожидая увидеть знакомое крупное клеймо, но вместо этого увидел кириллицу: ЗиШ. НЕРЖ. Димка не верил своим глазам. Как? Откуда?
Димка быстро пересмотрел оставшиеся ложки, а также ложки в ящиках у других автоматов и выяснил, что эта ложка была единственной его соотечественницей. Димка забыл о кофе и о своей странной ностальгии и задумался, какими судьбами этот маленький столовый прибор занесло на берег Средиземного моря. Может, это наследие эпохи «челноков», но почему тогда такая ложка здесь только одна? А может, это какой-то турист из бывшего Союза позабыл её здесь? Димка крепко сжал ложку в кулаке. Нет, он не оставит её здесь. Не укради, само собой, но это не кража, разве же это кража?
Димка раскрыл кулак и посмотрел на ложку. Она так уютно и безмятежно лежала на ладони, словно это был её собственный футляр, покоящийся в почтенном семейном буфете в каком-нибудь Мелитополе. Взволнованный этой находкой и загадками, окружавшими её путь сюда, Димка окончательно уверился, что похищение этой ложки – действительно не кража. Его путешествие внезапно обрело героический смысл. Он приехал сюда, в эту далекую страну, вовсе не за комфортом и сервисом. Он приехал освободить из плена и вернуть на Родину своего соотечественника. Так славные запорожцы вызволяли уведенных в неволю Димкиных предков. Ведь никто бы не назвал кражей освобождение своих из чужеземного рабства!
Димка снова сжал ложку в кулаке и огляделся вокруг. Теперь всё виделось ему в ином свете. И газон, и бассейн, и пальмы – это только декорации, за которыми таятся беспощадные янычары. Мы – Димка уже мысленно обращался к ложке как к живому существу – на чужбине, и наш путь домой не будет легким. Димка почувствовал лёгкое головокружение, возникавшее в момент опасности, страх перед которой уже преодолён.
Он спрятал ложку в карман и вышел к морю. Взобравшись на огромный камень, увязший в песке, Димка окинул взглядом бухту и горы над ней. Перед ним лежала чужбина, пусть так похожая на Родину, но чужбина. Димкины глаза внезапно увлажнились, будто от резкого порыва ветра. Да, здесь всё было лучше, чем дома, кроме ложек, разумеется, но всё это Димка не любил. А вот всё то, что осталось и ждало его дома, на Родине, он любил. Теперь в этом не было ни малейших сомнений.
Контрабандой, нелегально, без предъявления таможне и пограничным властям, ложка благополучно пересекла границу и вернулась на Родину.
_____________________
Рассказ опубликован в журнале "Отрок.UA" - № 1 - 2013.
16 августа 2015
Иллюстрация к: Димкины хроники. 17. Репатриация ложки