Две его тени

Научно - нефантастическая и реально - немистическая повесть

Глава 1. Возвращение

  «Колючая тишина. Пронзающая, надвигающаяся... Еще миг и затащит к себе, туда, откуда уже не выйти. Сбросить ее, как саван, скорее! Выбраться! Что со мной? Кто я? Я живу или нет? Ощущение катастрофической потери. Какой холодный пол... Кровь. Моя? Почему так страшно? Я дышу. Значит, живу?

  Мне надо куда-то вернуться. Встать и идти! Я могу, могу... Медленно, спокойно. Голова... Как жжет! Всё, встаю. Что там, за дверью? Сейчас, потихоньку. Звон уже тише, и кругов розовых вроде меньше... Надо устоять. Почему не за что уцепиться?

Помню, я помню! Соня! Она меня ждет. Я Олег... да! Меня зовут Олег. Где я? Аэропорт... я его помню, но какой? В Бостоне или Нью-Йорке? Кофе, телевизор в баре, еще самолет... дальше! Трое, они встречали меня. Кто они? Что было после? Массаж, ванны. Какие ванны, что за бред? Я же майор... Андрей был в аэропорту. Зачем? Что он мне дал? Документы? Дальше, дальше! Я понял что-то очень важное, когда смотрел это. После подошли те трое. Потом был красный гул, он сжимал мне голову, горело в глазах, колокола... Вернуться к Соне! Но как? Я Олег, Олег Сгорин. Так, уже хорошо, не пропадем. Я знаю, кто я.  

  Тяжеленная дверь... Как режет глаза от яркого солнца! Это весна или лето? Лето, наверное: зелени сколько. Кровь на руке, откуда? И не больно совсем. Люди... Наконец-то! Сесть на лавочку и подумать, о чем их спросить. Больничный городок, вóт это что! Врачи, сестры...»

– Не ска-а-скажете, какой это корпус?

– Не знаю точно, третий, по-моему. Что, голова закружилась от солнца с непривычки?

– Да, напутал что-то.

– Какой вам нужен-то?

– Пятый.

– Так он на выходе, там, в конце парка, где лавочки синие. Вчера только красили... Да, обидно в такую погоду в больнице валяться. Сейчас бы на природу! Лето в этом году раннее...

– Да... Выздора-выз-ли-вайте!

«Почему говорить так трудно? Надо же, какой уголок райский! Бывает ведь такое. Как после смерти в жизнь... А Соня, она знает, что я в больнице? Какой растрепанный врач выбежал на порог! Ученый-фанатик, наверное...»

– Игорь, ты в порядке? Зачем ты вышел? Мы всё приготовили, а тебя нет. Ты меня слышишь? Ну хватит крутить головой, я к тебе обращаюсь, Игорь! Да ты, ты... Тебе помочь? Ну, давай вставай. Пошли, уже ждут тебя все.

– Я не Игорь. Вы оши-и-блись.

– Да? А кто ты?

– Олег. Вы меня с кем-то...

– А… ну пойдем, пойдем. Сейчас разберемся. Голова не кружится? Дойти сможешь? Нам сюда.

Глава 2. Игорь

  В большом медкабинете, напичканном оборудованием, было двое врачей: приятной внешности женщина классического профессорского возраста и мужчина средних лет, который сосредоточенно с ног до головы осмотрел вошедшего, назвавшегося Олегом.

– Присаживайся. Ну и напугал ты нас, беглец! – сказал тот, кто привел парня.

– Откуда у вас кровь на плече? Что случилось? – спросил врач со сверлящим взглядом.

– Не знаю. Не бо-о-лит, только ломит, мо-ожет, я упал на него.

– Раздевайтесь, ложитесь. Свет сюда направьте. Так больно? Давайте на снимок.

– Готово, Алексей Васильевич.

– Ну посмотрим, что там... Игорь, а вы полежите пока.

Все трое стали рассматривать снимок. Алексей Васильевич срочно вызвал какого-то Илью. Им оказался молодой и энергичный не то доктор, не то айтишник, который принес накопитель с информацией по образцам.

– Ничего удивительного. В принципе, мы так и предполагали, - сказал он, глядя на снимок, – надо только понять схему. А почему в этой проекции решили снять?

– Да кровь на плече ниоткуда и сустав ломит, - сказал Алексей Васильевич.

– А... Ну это вам повезло! А опознавать когда будем? – энергично встряхнув головой, спросил Илья.

– Да вот уже и начинайте. – Алексей Васильевич подошел к лежащему, – Игорь, мы сейчас проведем короткую процедуру. Мозг твой сфотографируем на память. Ты спокойно лежи и не волнуйся! Чувствовать ничего не будешь. Договорились? Давай, - сказал он, нажимая на кнопки.

Тело бесшумно уехало. Все четверо придвинулись к монитору, и тот, кто привел Игоря в кабинет, с нескрываемым интересом принялся делать срезы.

Глава 3. Начало

   Солнце уже садилось. Густо насыщенный ароматами зелени закат мягко скользил по открытым окнам, оживляя стены профессорского кабинета розовато-золотистыми мазками.  

– Наталия Ивановна, что скажете? – спросил «ученый-фанатик».

– Вы знаете, Женя, такой случай у меня впервые. Очень интересно! – произнесла она с чувством гурмана накануне погружения во вкус. – Работы непочатый край. Давайте договариваться, как действовать дальше. По-видимому, придется решать вопрос о его длительном пребывании здесь... Но все-таки я настаиваю на переводе в другие условия. То, что он сегодня упал и потерял сознание, а потом вышел из корпуса – это же огромный риск! Я несогласна с такой методикой.   

– Да зря вы так волнуетесь, Наталья Ивановна, дорогая, – сказал Алексей Васильевич. – Всё под контролем и фиксируется на камеры. Выйти с территории ему никто бы не дал. К тому же это стало еще и дополнительной проверкой: на слова «синие лавочки» он не среагировал. Но, видите, вдруг назвал себя Олегом. А это уже дополнительная информация, которой нам так не хватает.   

– Послушайте меня! – по лицу Наталии Ивановны, явно красивому в молодости, пробежал гневный румянец. – Мы пока ничего не можем спрогнозировать. Ситуация неотработанная, статистики нет. Вы понимаете, что все отдаленные результаты – это тайна, и думаю, мрачная. Я категорически против рисков, которых можно избежать. Скажите, разве у вас был прогноз его состояния после падения? Он мог удариться головой... Нет! Давайте выработаем программу исследования, которая была бы непременно щадящей, максимально щадящей в этом случае. Неужели вы не понимаете, что мы можем погубить его окончательно? Почему он после падения называет себя Олегом? Мы имеем новый провал, а могли бы и не иметь его.   

– Согласен, конечно. Но, поверьте, его глубокий обморок никто не планировал. Просто мы не стали вмешиваться; он начал приходить в себя и, согласитесь, момент был чрезвычайно важным. Его память могла вывести нас хотя бы на что-то... – Алексей Васильевич недовольно вздохнул. – Относительно плана... Чем скорее согласуем, тем лучше. Сейчас Игорь на лечебном сне. Пока, кроме релаксирующей программы, ничего не делаем. Что дальше – давайте решать.  

– Хорошо, нам придется продвигаться очень аккуратно и медленно. Это стратегически важно! Здесь, я думаю, метод скачков если и будет полезен, то значительно позже, –прозвучал негромкий, но твердый и не терпящий возражений голос Наталии Ивановны.  

– Ничего не имею против. Хотя меня уже несколько раз дергали по результатам, – и Алексей Васильевич как бы в подтверждение своих слов нервно качнул головой.

– Давайте так. Я забираю его к себе, а всех, кто будет названивать, переадресовывайте, – сказала заслуженный профессор.  

– Да нет, к сожалению, все не так просто. Мы не можем перевести его в другое место. Это, во-первых. И, во-вторых, боюсь, у нас не может быть даже претензий на какую-либо свободу в этой работе, вы же понимаете... Полный отчет о мельчайших деталях со всеми сопутствующими, – Алексей Васильевич не скрывал раздражения.  

– Мне кажется, что расстраиваться из-за неизбежного кураторства не стоит. Наша задача – провести исследование, а желательно, и лечение. Кто нам в этом помешает? И потом... Тема настолько серьезная, что без совместных усилий наша работа не будет полной, а, значит, и результаты могут быть искажены. Юрий Максимович сказал мне, что все данные по сходному случаю будут в нашем распоряжении, к завтрашнему утру их подготовят, – успокаивающим тоном произнесла Наталия Ивановна. – Давайте решать с алгоритмом. Диагноз, думаю, понятен.

– Илья, утром жду выводы от вашего отдела. Евгений, а вам, - строгий контроль за Игорем. Пока оставляем его на релаксе. Всё. Вы свободны. А мы тут подумаем, как быть дальше, – директорским голосом сказал Алексей Васильевич и сосредоточенно начал раскладывать на столе многочисленные графики.

Глава 4. Найти родную землю

Famam curant multi, pauci conscientiam (лат.) - Многие заботятся о славе, но немногие — о совести

  Какая тихая и спокойная ночь! – проснувшись, Игорь с удовольствием смотрел на звезды, лежа на кровати, и удивлялся своему умиротворенному состоянию. Голова не беспокоила; можно вытянуться и ни о чем не думать. Было легко, как в детстве... Как же называлась та книжка, в потрепанном картонном переплете? Мама не раз говорила, что она не для детей: «Подрасти сначала, сейчас все равно не поймешь. Что ты хочешь там найти, что-нибудь сказочное, да? Или уже решил стать космонавтом?»

Страницы были пожелтевшие, с запахом, как у всех старых книг. А что было на обложке? Ракета, наверное, или космический корабль... Нет, кажется, облако, странное и мохнатое, похожее на медузу. Аа-а, спираль яркого металлического цвета, это была именно спираль на чернильном фоне звездного неба. Найти Землю! Она называлась «Найти Землю»...

– Мама, я ведь уже большой, ты сама мне говорила.    

– Конечно, большой... Просто книжка недетская. Это научная фантастика, понимаешь? Сначала тебе надо немножко повзрослеть, почитать разные книги; и тогда уже поймешь то, что здесь написано.   

– А почему космонавты не могут вернуться на Землю, заблудились, да?

– Они должны были выполнить полет, потому что это их работа, их дело. Никто и не думал, что они потеряют нашу планету.

– А зачем космонавты улетели так далеко?

– Ты ведь знаешь, что смелые люди могут совершать подвиги и даже погибать при этом. Они, конечно же, совсем не хотят умирать, но если не будет таких отважных людей, то может погибнуть весь мир. Кто его спасет?

– Мам, а дедушка совершил подвиг? Бабушка говорила, что, если бы он сказал на допросе, что не будет больше писать книги, его бы не расстреляли.

– Да, очень честный поступок...

– А он герой?

– Для нашей семьи – настоящий герой, потому что был очень смелым... Я помню настольную лампу на его столе; он всегда что-то писал. Один раз я заглянула к нему в тетрадь, но ничего не поняла и спросила: «А что это у тебя?» Он сказал: «Здесь написано про то, как надо жить по правде, по совести; как правильно поступить, особенно когда много людей зависят от тебя. Всегда следует выбирать честность, понимаешь?» Он посадил меня к себе на колени, и я до сих пор помню, как уютно было под его защитой; он казался сильным и добрым великаном. «Могу раскрыть один секрет, - шепнул он мне, - ты ведь умеешь хранить тайны, правда?» Я тогда закричала от радости: «Да, папа, да!» А он сказал: «Есть очень серьезная наука, которая изучает наш мозг, как он работает, откуда возникает память, как мы думаем, ты и я... Так вот, эти исследования говорят о том, что человек непременно должен жить по совести, это его долг перед всей живой природой, перед огромной Вселенной. Понимаешь? – спросил он, прижав меня к себе, а потом добавил: – Вот об этом я и пишу». Мне было тогда семь лет, только в школу пошла. Я запомнила это на всю жизнь: папа за столом, большой и надежный; много разноцветных остро заточенных карандашей в высоком деревянном стакане; его загадочное рабочее царство с бесконечными книжными полками; старинная и таинственная настольная лампа; там пахло волшебством; в его кабинете царил другой мир, и как будто не было времени...

«Мама... Как мало случалось у нас откровенных разговоров! Почему я редко звонил и так скупо писал ей? Ведь мог же... Не знал, о чем. Расстраивать не хотелось, а хорошего не было. Мне всегда ее не хватало; сколько себя помню, столько и тосковал по ней. Еще при ее жизни я знал, какой невыносимой будет боль утраты...»   

– Игорь, проснулся? – «ученый-фанатик» по имени Евгений влетел в палату. – Не разбудил?

– Да уж давно не сплю... Но отдохнул хорошо!

– Вот и отлично! Тебе что-нибудь нужно? Можем поужинать, если хочешь. Как?

– А ты с чем?

– Да я по делу, – выпалил Евгений, приземляясь на стул.

– Ну давай тогда.

Глава 5. Подготовка

   Уже несколько часов подряд Алексей Васильевич разбирался с материалами и выводами экспертов, не выходя из-за стола. Пришлось даже затребовать из архива некоторые журналы на английском и немецком, но к желаемому результату они так и не подтолкнули. Наконец, раздался звонок.

– Наталия Ивановна, очень кстати! Только что хотел побеспокоить вас... Получили? Отлично! Жду.

В профессорский кабинет, раскрасневшись то ли от ветра, то ли от нахлынувших эмоций, со своим знаменитым портфелем в руках вошла Наталия Ивановна:

– Дорогой Алексей Васильевич! Позвольте поздравить нас с вами с редким сюрпризом. Работы-ы-ы – на год бессонных ночей как минимум.

– Что? Диаграммы состояния?

– Именно. Я уже назначила на завтра встречу с Медведкиным. По-видимому, нам придется очень тесно взаимодействовать с ними. Такую глыбу одним не вытянуть.

– Да уж... Немного неожиданно. Я, признаться, не думал, что когда-нибудь в своей жизни смогу зайти в такой тупик, как сегодня. Давайте, Наталья Ивановна, ваши соображения. Вы же не только с диаграммами приехали?

– Сначала скажите, удалось ли хоть что-то выяснить у Игоря? И, кстати, как он?

– С ним Женька сейчас работает. Майор заметно оживился после сна, отдохнул и даже вспомнил маму, ее рассказы про деда, детскую книжку про космонавтов...

– Очень хорошо! Детская книжка – это определенно успех релаксирующей терапии, несомненно... Теперь давайте попробуем понять, как лучше подготовиться к завтрашнему дню. Нужен четкий алгоритм действий. Утром получим материалы от Юрия Максимовича. Возможно, придется нам всем встречаться с ним, а в пятнадцать – с Медведкиным. По-видимому, на завтра нужно отключать Игоря от релакса, другого выхода нет. Вы согласны, Алексей Васильевич?

– Безусловно. Показатели нужны чистыми. Но в случае сильной головной боли... анальгетики даем?  

– Я бы подождала заключения Медведкина. Вы же понимаете, малейшее искажение может «смыть» картину.

– Да-да. Ну, приступим. Работы как раз на всю ночь.

Глава 6. Русский герой Анголы

   От висящего на стене бра невесомым пухом разлетался кремово-пастельный свет, который заполнял собой все пространство комнаты, похожей одновременно на больничную палату и на гостиничный номер. Картину спокойной беседы дополняли два больших бокала на столе, источающих едва уловимый лимонно-мятный аромат.

– Игорь, можешь как-то объяснить, откуда появилась такая уверенность в том, что ты Олег?  

– Да не знаю я, Жень. Оно из глубины вышло. Очень хотел вспомнить, кто я, когда очнулся... Фамилия же совпала.    

– Совпала... А у тебя есть знакомые, родственники с таким именем? Ну, подумай!

– Не знаю. Я Андрея помню, который меня в аэропорту ждал... Алексея помню; его невозможно забыть. Соню помню, жену мою.

– А почему Алексея забыть не можешь? Кто он?

– Я ему жизнью обязан, – потупившись в пол, ответил Игорь.  

– Старик, ты не против, я включу запись? Расскажи все, что вспомнишь об Алексее.

– Нельзя без этого?

– Ты про запись?

– Да нет... Вспоминать тяжело, не хочется вот так. Это глубоко личное.

– Я понимаю. Извини, ну нет у нас других вариантов. Выбирать-то не из чего. Да ты и сам в курсе. Все, что можешь вспомнить, давай сюда. Иначе не сдвинемся. Завтра, кстати, Юрий Максимович к тебе придет.  

– Кто это? Мы с ним знакомы? – Игорь в упор взглянул на собеседника.

Тот, немного растерявшись, поспешил отрулить:

– Ладно... Пишем. Давай!

Игорю понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами. И хотя речь была уже вполне четкой, голос мгновенно сделался глухим и уставшим:

– Мы были под Лонга, в Анголе. Утром должны были выйти на своих. У нас был приказ: работать врозь, независимо; и к своим пробираться так же. Если одного возьмут, другой должен дойти. Мы с Лехой друг друга по воздуху понимали, которым дышали. Мы же с детства вместе, сначала – на одной лестничной клетке, потом – в одной группе в саду, на одном горшке... Приказано было строго соблюдать изоляцию, не вмешиваться, не влиять друг на друга, только подстраховывать по возможности, конечно. Там единого языка нет; на португальском мало кто говорит, а африканских я не знаю. А Леха два года мбунда изучал, еще в институте. Ночью мимо него прошли унитовцы, на мбунда говорили. Один из них засек меня, оказывается, но думал, что нас много: очень темно было. Они часто по ночам ходили, чтобы засады ставить и дороги минировать. Весь отряд их должен был собраться с огнями и захватить меня. Алексей понял, что мне конец. Там грунты песчаные мягкие были, а распутица такая, что мы на ночь иногда прямо в грязь зарывались, оттуда не скакнешь. Техника вязла...

А окружали они мастерски, как чингачгуки. Нашими ушами и услышать-то нельзя... Леха тогда заорал мне на испанском, чтобы на кубинцев подумали: «Беги!» И гранату в них... Я потом от кубинцев узнал, что его несколько суток пытали, раненого... У него дочка маленькая осталась. Когда Алексей из очередной командировки возвращался, она спать не ложилась, пока он домой не придет; говорила: «Мой папа – самый главный герой». Света, жена его, заболела потом сильно. Несколько операций перенесла. В старуху превратилась... Как мне с этим жить? Я не знаю, как… – выдохнул он почти беззвучно и вдруг схватился за голову и застонал. Потом, внезапно скорчившись, начал сползать со стула на пол.  

Евгений побледнел и схватил телефон:

– Алексей Васильевич, скорее!

– Иду! Ничего не предпринимай, Женя, слышишь?

Через две или три минуты в комнату влетел Алексей Васильевич с тонким металлическим чемоданчиком в руках, за ним подоспела и Наталия Ивановна. С плохо скрываемым волнением она смотрела на Игоря, закрывающего голову руками:

– Женя, это приступ. Чем вы его спровоцировали?

– У меня записано. Он говорил о друге, который спас его ценой жизни.

Алексей Васильевич снял со стены трубку и прогремел: «Сгорину срочно кеторолак внутривенно, тридцать. Срочно!» Мгновенно перед кроватью Игоря появилась милая девушка, хрупкая и сосредоточенная, без всяких следов недосыпа, и привычно-спокойно стала вводить в вену анальгетик. На кровати прямо на Игоре сидел Евгений, который держал при этом его руку, как щипцами.

Через минуту Алексей Васильевич склонился у изголовья:

– Игорь, слышишь меня? Тебе лучше?

– Да... Но горит... горит, – с явным усилием выговорил тот.

– Кáк горит голова? Скажи где?  

– Пучками режет. Ог-огнен-ными... Пить дайте!

Оборачиваясь к медсестре, Алексей Васильевич произнес:

– Давать только коктейли из списка. Можно комбинировать. Температура – от двадцати до двадцати пяти. Пусть пьет, сколько хочет. Жду звонка через десять минут. Мы будем у меня.  

Все трое вышли. Время подходило к двум часам ночи. В профессорском кабинете повисло тревожное напряжение... Нарушила его Наталья Ивановна, заявив, что алгоритм необходимо срочно менять:

– Никаких путешествий по лабиринтам памяти быть не может. Чтобы принудить его к воспоминаниям, надо иметь гарантии, что мы не вторгнемся в негативно-токсичную зону, – и, тяжело вздохнув, добавила, противореча самой себе, – не представляю... Только исследования и анализы? Это же годами может длиться!  

– Второй тупик за один день. Воистину, мы сегодня вступили в новую эпоху, – с растерянным видом пробормотал Алексей Васильевич. – Женя, включите запись!

Глава 7. Олег

   «Мама... Доброе, как всегда, спокойное лицо. Хорошо, что вокруг нее светло. А солнца нет. Интересно...»

– Ты так далеко, мама! Даже не могу подойти к тебе. Каким я был идиотом, прости...

– Олег, сынок, не уходи из клиники! Надо добиваться, у тебя все впереди.

– Мама! Разве ты не знаешь, что я не Олег?!

– Сынок, это только начало, терпи!

Сгорин разбудил себя испуганным криком, «мама» оборвалось на губах... Медсестра торопливо подошла к нему с бокалом, наполненным прохладным травяным ароматом с пенной шапкой наверху:

– Успокойтесь! Это просто сон. Вы не волнуйтесь так... Выпейте! Голова не болит?

– Не знаю... нет.              

– Ну и хорошо. Вы молодец! – Вытирая ему со лба пот, говорила она бархатным голосом, – сейчас отдохнете, а потом будет чудесная погода, сможете погулять в саду. У нас так птицы утром поют, ну просто, как в раю. Отдыхайте! Поспите еще! – девушка аккуратно пододвинула подушку внезапно обмякшему Сгорину. Глаза его закрылись, как по волшебству, и дыхание стало ровным и спокойным. На этот раз ему повезло. Сновидений не было, только мягкая темнота, обволакивающая и успокаивающая...

   Часа через два - три, когда он, повернувшись, открыл глаза и увидел вокруг себя ночь, откуда-то внезапно появился Евгений.    

– Игорь, ты как? Поспал?

– Да... Сны какие-то ненормальные...

– А что видел, помнишь?  – оживился Евгений и пододвинул стул к кровати.

– Да ерунда какая-то, глупость.

– В нашем деле ерунды не бывает. Любое твое воспоминание – это ценная информация. Ты только эмоции не включай!

– Постараюсь... Никогда мать ничего не говорила во сне, всегда молчала, – тихо произнес Игорь, – а сейчас назвала меня Олегом и сказала, чтобы не уходил из клиники. Я ей кричу, что я – не Олег, а она говорит: «Терпи!»  

– Это всё?

– Мне хватит пока, – ответил Игорь с отсутствующим видом.

– Ладно, старик, – Евгений похлопал его по плечу. – Отдыхай, до утра еще есть время. Заснуть сможешь?

– Да вы меня так накачали, что я теперь несколько суток кряду могу проспать.

– Ну и отлично! Давай, пойду я, – и закрывая дверь, Евгений с удивлением услышал плотное сопение, доносившееся с кровати. – Молодец боец!

Глава 8. Мимо рая

  Яркий солнечный луч, настойчиво пригревая лицо безмятежно спящего, заставил-таки его открыть глаза. Комната была наполнена таким жизнерадостным теплом, что Сгорин даже улыбнулся от неожиданности. Изощренные птичьи переливы вносили свою лепту в праздник жизни. Игорь легко поднялся и вдруг ощутил себя крепким, как раньше. Внезапно накатило острое чувство голода. Сгорин растерянно сел на кровати, безуспешно пытаясь вспомнить, что же он ел и когда.  

– Доброе утро, молодой человек! – неожиданно прозвучал мягкий и радостный голос, и появилась женщина с подносом в руках, который она ловко взяла с тележки и поставила перед Игорем на стол. – Приятного аппетита! Поправляйтесь! У нас еда вкусная, сплошные витамины, – улыбаясь, заключила она. – Если что-то захотите, там кнопка, – кивнув на стену и еще раз улыбнувшись, она легко вышла, несмотря на внушительную комплекцию.

   Удивительно, но только сейчас стали заметны видеокамеры, которыми была напичкана комната. Правда, это никак не повлияло ни на прекрасное настроение Сгорина, ни на его волчий аппетит.   

  Странно, что за все это чудесное утро никто не пытался его ни обследовать, ни расспрашивать... Игорь, вдохновленный своим самочувствием, сделал знаки на камеру, подразумевающие прогулку, и вышел в парк.

Свежий запах зелени ударил ему в лицо, на мгновение даже закружилась голова. Небо сияло ослепительной голубизной; слегка дурманящие ароматы наплывали с разных сторон, торопливо сменяя друг друга. Парк был великолепный, с горбатыми мостиками, ручьями, множеством маленьких искусственных озер, тропинками, еще не высохшими после ночной влаги и утренней росы...

Сгорин шел по узкой дорожке, ведущей неизвестно куда, и ему даже захотелось пробежаться, как раньше, но из-за стремительно навалившейся усталости пришлось свернуть туда, где среди буйной зелени пристроились свежевыкрашенные синие лавочки. Вдруг какой-то леденящий ужас пробежал под ложечкой при виде скамеечки, мирно стоящей под деревом. Он остановился, не понимая, что происходит. С невыразимым удивлением Игорь рассматривал синие доски, чувствуя, что его тело становится чужим и перестает ему подчиняться. Его охватил страх; в голове забил колокол, тяжело, гулко; и огненные пучки, вылетающие из-под его языка, связавшись в единый вихрь, пытались разорвать голову на множество мелких фрагментов, ожесточенно прожигая ее...  

Глава 9. Поймать “нужную” мысль

Non progredi est regredi (лат.) - Не продвигаться — значит отступать

   – Обнадежить мне всех нас абсолютно нечем. Увы! Это первое, – сидящий во главе длинного стола мужчина с явно военной выправкой недобро блеснул стеклами очков. – Второе. Времени у нас нет. Ни на что. Ни на исследования, ни на статистику. Третье. Из прогнозов – только негатив. Заключение от кафедры Медведкина также не блещет позитивом. Какова наша цель в таких условиях? Необходимая задача – выстроить гарантийную ситуацию. В этом – единственный шанс спасти Сгорина, сохранив его личность, – строго оглядев сидящих за столом, и убедившись в их молчаливом согласии, Юрий Максимович продолжил. – Итак, ничего другого, кроме стандартной схемы, нам не остается. Безусловно, сначала будем пытаться удалить блоки. Это главный момент. Если понадобится, подключим слипера. Крайний выход – полное обнуление. Всё. Ваши предложения! – Снимая очки и потирая воспаленные глаза, сказал полковник.

– У меня не только предложения, но и вопросы. Разрешите?

– Прошу вас, Наталия Ивановна.

– Возможно ли параллельно с заявленной схемой продолжать обследование Сгорина? – спросила профессор, очевидно, волнуясь.

– Аргументы? – низким голосом произнес полковник, уткнувшись в бумаги.

– Аргументы заключаются в повышении шанса. Мое глубокое убеждение состоит в том, что, если существует даже ничтожно малая вероятность деблокирования, целесообразно ее использовать, – и посмотрев на Юрия Максимовича прямым взглядом, демонстрирующим веру в собственную правоту, профессор продолжила негромким и уже твердым голосом. – Все в мире функционирует по законам, и ничто – хаотично. У войны, в том числе психотропной, также есть свои правила. В этой сфере, действительно сложной для анализа, вперед продвигаются не только оппоненты с той стороны, но и мы. Наш институт в течение последних лет занимался разработкой алгоритмов для подобных случаев, и отчеты были представлены. Так вот, развитие в этой сфере – объективная необходимость. Хотим мы этого или нет, риск неизбежен. Исключить его – значит, сдать позиции. В таком случае нам грозит фатальное отставание от западных методик. Мы просто обязаны «быть на рельсах», извините за сленг. Иначе противопоставить Западу что-либо, кроме метода скачков, не получится. А это, как известно, сейчас уже легко просчитывается «на раз»... Уверена, что, прекратив исследования, мы совершим непоправимую методологическую ошибку и отбросим сами себя назад, заранее согласившись на проигрыш в этой войне.    

– Логично! С вами, Наталья Ивановна, спорить себе дороже, – сверкнув колючим стеклянным взглядом, устало вздохнул полковник. – В данном случае речь не идет о прекращении исследований или лечения. Вы же понимаете! Мы поставлены в очень жесткие условия. Любой анализ предполагает наличие времени, которого у нас нет; счет идет на... – и, оборвав сам себя, продолжил, – к тому же весь накопленный на сегодняшний день материал позволяет сделать негативный прогноз.

– Но, Юрий Максимович, разве нельзя обеспечить тотальный контроль над Сгориным? Это исключило бы его непредвиденные действия, – взволнованно произнесла профессор.

– Гарантии дать можете?

– Для этого опять же нужно время, – ответила Наталия Ивановна. – Мы работали с Игорем всего сутки... Вот мы тут с Алексеем Васильевичем согласны спать по очереди. Дайте хоть что-то, ну хотя бы трое суток, если больше невозможно!

– Да кто же спорит? – голос чекиста прозвучал обреченно, – ясно, что ни тормозить, ни тем более останавливаться, мы не имеем права. Иначе – откат назад... Есть еще предложения? Слушаем вас, Евгений Николаевич.

– Спасибо. Хочу полностью поддержать нашего заслуженного профессора. Мнение Наталии Ивановны здесь – это мнение не только теоретика, но и опытного специалиста. Статистика, наработанная их институтом, – это серьезный аргумент. Если мы затормозим, то вряд ли выберемся потом из провала. Резюмируя все выполненное к настоящему моменту, могу сказать, что есть некоторые проекты, но возможно ли их осуществить, будет зависеть от сегодняшнего решения.

– Хорошо... Илья Борисович? Пожалуйста.

– У нас кое-что наработано за эти часы, – не очень уверенно сказал Илья, вопросительно глядя на Юрия Максимовича.

– Давайте все, что есть.

– Такой тип чипов пока еще малоизвестен. Для его идентификации необходим определенный временнóй отрезок, так как надо мониторить состояние и поведение. С большой долей вероятности он относится к последнему поколению, так называемый нейро-био. Вступает во взаимодействие с сосудистыми тканями организма, отсюда появление крови без всякой видимой причины как реакции капилляров.

– Попытки сращивания с сетью отработали? – полковник просветил Илью чекистским взглядом.

– Этим сейчас и занимаемся. Исследуем на предмет построения обратной связи с целью воздействия на биологический объект... простите, на майора Сгорина.

– Поподробнее, Илья Борисович!

– Да, конечно. По тем данным, что известны на этот час, окончательный вывод сделать невозможно, но... – он быстро взглянул на полковника, – высока вероятность того, что потрудившиеся над Сгориным профи из спецслужб опробовали на нем адаптивный нейроинтерфейс. В этой нейронной сети живой тканью являются клетки его мозга, а гибридный бионейрочип принимает сигналы от нейронов, записывает их, анализирует, а потом посылает информацию...

– Илья Борисович, я же просил в деталях! – нервно прервал его полковник.

– Да-да... Мы не можем пока сказать более точно, но обязаны допустить, что информация с чипа уходит в двух направлениях: в виде мыслей, подсказок или приказов в мозг Сгорина и... – Илья не заметил, как голос внезапно осип, – в центр управления.

– Нет и еще раз нет! Мы всеми силами обязаны не допустить этого, – прогрохотал Юрий Максимович, вытянувшись в струну в своем кресле, – именно для этого и служим Родине. А если мы это допускаем, то служим врагу. Здесь двух мнений быть не может! – Он резко открыл верхний ящик стола, с тоской посмотрел на пустую пачку сигарет, лежавшую там почти месяц и уже не способную радовать бывшего хозяина даже запахом, захлопнул его и продолжил чуть спокойнее: – Что предполагаете по задачам противника?

– С большой долей вероятности конечной целью является расшифровка мыслей: при возникновении «нужной» идеи дается мгновенная команда на ее реализацию. Биологический объект при этом, извините, майор Сгорин, воспринимает внешнее указание как собственное желание, – непривычно строго, по-военному ответил Илья.

– Какие характеристики уже сняли? – явно нервничая, спросил полковник.

– Пока только частотно-волновые.

– Что предлагаете в связи с этим? – Юрий Максимович строго взглянул на молодого ученого, будто перед ним был ученик, нахватавший двоек. – Хирургическим путем? Можно или нет?

– Не могу утверждать на сто процентов, мало времени. Но на девяносто – нет. Практически сделана прошивка в функции мозга. Поэтому рассчитывать на удаление чипа пока не можем...

– Ваши предложения, Илья Борисович!

– Работа с памятью. За эти сутки у нас появились некоторые шансы.

Юрий Максимович опять открыл ящик, быстро взглянув на одинокую и бесполезную пачку, закрыл его и налил себе воды:

– Хочу напомнить всем присутствующим, что у нас нет самого необходимого – времени. Проблема требует срочного решения. Какими фактами еще располагаем? – спросил полковник, сверкая ледяными стеклами. – Евгений Николаевич? Пожалуйста.

– Имя и фамилия. Важный факт: фамилия правильная, имя – нет. Сбой, очевидно, в выстраивании цепочек в подсознании. Откуда пришло имя Олег, мы пока не знаем. Есть предложения проработать всю генеалогию, чтобы найти сигнальные точки. Аргумент – совпадение фамилии. Если мы на правильном пути, есть шанс скорректировать сцепки подсознания со временем.

– У меня немного другое мнение, – вступил, наконец, в дискуссию Алексей Васильевич, сидевший с подавленным видом. – Ни в коем случае не отрицая сказанного, считаю вполне реальным вариант считывания информации из так называемых фамильных колебаний. То есть, необязательно иметь родственника по имени Олег. Достаточно, чтобы среди родственников присутствовала связь, в т. ч. ментального характера, с этим человеком. Причем подобные события могли быть и в далеком прошлом.

– Уважаемый Алексей Васильевич, не во всем согласна с вами. Думаю, велика вероятность того, что событие не слишком далеко от нас по времени. Но если же персонаж по имени Олег присутствовал в истории семьи именно в далеком прошлом, это может говорить о том, что делать прогнозы будет очень проблематично, – безрадостно заявила Наталия Ивановна. – Функциональность подсознания может дрейфовать в сторону хаоса, и распутать такую навязанную патологию шансов практически нет.  

– Какие еще факты есть? – не скрывая разочарования, спросил полковник. – Это все неубедительно... Для научной работы – пожалуйста, но не в этой ситуации.

– Подождите, – вдруг торопливо почти выкрикнул Евгений, – я не успел еще включить в отчет... Сегодня ночью Игорь видел во сне мать, которая называла его Олегом.

– Это шанс, – возбужденно заявила Наталия Ивановна. – Возможно, что подсознание скомпенсируется с помощью релакса. 

В этот момент Илья, неловко громыхнув креслом, сообщил, что появилась новая информация и, извинившись, быстро вышел из кабинета.

– Так, чем еще богаты? – без видимого энтузиазма спросил Юрий Максимович.

– Все другие его воспоминания вошли в отчеты. Но на мой взгляд, сигнальных опор там нет, – сбавляя обороты, ответил Евгений.

– Уважаемые профессора, ваше мнение по отчетам? Надеюсь, вы успели их проанализировать?

– Пока только частично. Ночью займемся этим основательно.

– Значит, утром... Подводим итоги. Илья Борисович, у вас что-то новое? – обратился он к только что вернувшемуся.

– Да, по чипу. По последним сведениям существенно возросла вероятность передачи сигналов от мозга Сгорина на внешние носители, поэтому не исключен двусторонний обмен информацией, – сказал он металлическим голосом.   

В неестественной тишине кабинета заискрило ощущением катастрофы...

Юрий Максимович, прерывая гробовое молчание и поднимаясь со своего места, сказал:

– Хочу напомнить, что любые новые данные по состоянию Сгорина нужны мне срочно. Очень срочно, независимо от времени суток! Все свободны.

Глава 10. Невероятные результаты

   В комнате с плотными жалюзи на окнах среди шкафов с толстыми и тонкими разноцветными папками и всевозможной техникой, сосредоточенно уткнувшись в компьютеры, хранили молчание два молодых человека живописной внешности. Один из них, без сомнения, подошел бы под классическое описание неистового исследователя. Такие фанатики науки обычно отличаются равнодушием к женскому полу и комфорту жизни. Рабочий стол его был завален документами, журналами, книгами, создававшими безумный творческий хаос, в центре которого возвышался чудом выживший под бумажной лавиной монитор. 

Другой же по облику представлял собой противоположность и казался тем безответственным и легкомысленным счастливчиком, из-за которого самые красивые девушки осваивают искусство жесткой конкуренции. Снимая наушники, из которых слышались невыносимые звуки, похожие на скрежет и гул одновременно, он безмятежно потянулся и произнес со вздохом: 

– Что-то шеф завис у Максимыча. Не к добру это.

– Чего и следовало ожидать. Легким испугом здесь не отделаешься, – хмыкнул «энтузиаст» и, обращаясь к монитору, спросил: – Слушай, Дэн, а где у нас от прошлого года данные по нарушениям волновой активности?

– Так их же Илья копировал...

– А... тогда по графикам посмотрю, ладно. Я только насчет проги по автокорреляции неуверен. Надо бы с шефом согласовать.

– Ну, надеюсь, к ночи вернется, если, конечно, его Максимыч не заровняет.

На этом короткий диалог закончился, и вновь стало тихо. Примерно через полчаса пискляво заверещал замок, проигрывая популярную мелодию и впуская Илью Борисовича с горящими щеками.

– Шеф! Живой! – первым среагировал Денис.

– Похоже, это – не шеф, а дед Мороз, – присвистнул другой, откидываясь на спинку кресла.

– Скажите спасибо, оглоеды, что не лишили вас начальства, – энергично выдохнул Илья. – Контора торопит, Максимыч лютует, у Сгорина – перспектива стать растением.

– Позвольте выразить восхищение вашей лаконичностью, многоуважаемый шеф! – высказался тот, кто, очевидно, не страдал от повышенного внимания со стороны женского пола. – Неужели так безнадежно?

Вместо ответа Илья бухнулся в кресло:

– У нас кофе есть? И, вообще, окна-то открыть пора, сумерки уже... Сидите тут, как летучие мыши.

– Почему же мыши? Может, как совы? – театрально вытянул шею Денис.

– Я лично – филин, – заявил «энтузиаст», – ну а вы двое имеете законное право поделить между собой мышь и сову. А кто из вас окажется вкуснее, спросите у желудка.  

– Трёпу конец! Кофе где? Внимание к начальству будет или как? Благодарю вас, – театрально наклонив голову, сказал Илья, беря чашку из рук Дэна. И после обжигающего глотка, спросил: – А что у тебя с частотами?

– У меня? Не ожидал такого интимного вопроса. Раньше было прекрасно и уж точно лучше, чем у Сгорина. А как стало – ночь покажет, – ответил Денис, нетвердой походкой возвращаясь на свое рабочее место, – кстати, полнолуния сегодня нет?

– Нам пора начинать тебя бояться? Значит, насладился уже сгоринскими частотами? – Илья с явным удовольствием расположился в кресле с дымящимся кофе.

– Да я как минимум акустическую травму получил, причем в самой извращенной для моего мозга форме, – донеслось из-за монитора, – пока только головокружение накрыло, потом глухотой прихлопнет, а добрый старичок Альцгеймер все это жестко зашлифует.  

– Эк тя шабануло! Инфразвуком, что ли?

– Шеф, так вот ты какой! А где же забота о дорогих коллегах? За один сегодняшний день мне на целый год в санаторий надо. Хотя... после таких частот лучше сразу на отпевание. Да от вас и цветов не дождешься, разве только стакан водки на могилку поставите. Ну потом, конечно, орден принесете, которым меня посмертно наградят.

– Нет, Дэн, мы тебе бутылку водки лучше сразу в гранит замуруем, чтобы уж раз и навсегда... Давай, пока живой, говори, что наслушал, а то так и опоздать можно.

– Как далеко начальство от народа! Это факт. Исторический, между прочим... А теперь, господа-товарищи, прошу внимания! Максимальная плотность – в зоне три – три и восемь герц, – после этих слов Денис взглянул на коллег, чтобы понять их впечатление, но те, похоже, впали в ступор...

Наконец, Илья спросил его внезапно охрипшим голосом: – Амплитуда?

– Низкая, – произнес окончательный приговор Денис.

Шефа впечатлило не на шутку: – А ведь он еще в адеквате... Ну, Сгорин, ну, богатырь! – и, покачав головой, добавил: – Это сверхлюди, а не разведка!

– Штучный экземпляр! – с чувством сказал «энтузиаст». – Вот вам и роль личности в истории...

Денис, выждав несколько минут для беспрепятственного прохождения реакции, продолжил удивлять:

– Я сделал запрос в Питер, в НИИ Бехтерева. Из лаборатории нейрофизиологии пришел ответ. Цитирую: «Состояние пациента может иметь признаки беспомощности и нуждаться в опеке по причине низкой социальной адаптации». И дальше, из рекомендаций: «Необходимо дать ему ориентиры, в том числе и пространственные, то есть какое-то время водить пациента за руку. Затем нужно помочь войти в социум»...  

Возникшее из-за полной растерянности молчание прервал Илья, обратившись к «энтузиасту»: – Будущий академик Александр Ивашов, ваши соображения?

Тот ответил вопросом в сторону шефа: – Сколько дней на этом свете нам отведено Максимычем для анализа ритмов в динамике?

– Н.И. выбила трое суток, причем, клянясь, что спать с Лёш Васильичем она не будет. 

– Феерично! – оценив подтекст, ухмыльнулся «будущий академик»: – Наука должна знать своих героев! Почему таких наград нет? – и привычно уткнувшись в монитор, заявил: – Главное – чип.  МРТ и ЭЭГ – потом. Итак, если уважаемая аудитория не возражает...

Глава 11. Время не терпит

  Юрий Максимович по-военному четко и без лишних движений навел порядок на столе, посмотрел на часы, отозвался на невеселые мысли глубоким вздохом, взял папку и быстро вышел из комнаты. За время перехода в другой корпус он успел выстроить в голове полную схему доклада и просчитать ответы на вероятные вопросы.    

– Разрешите? – открывая дверь в кабинет и сканируя присутствующих, спросил он.

– Заходи, – раздался мощный голос сидящего во главе длинного стола мужчины средних лет с блестящей лысиной на голове.

Ряды кресел вдоль стен были пусты: в кабинете, кроме его хозяина, находился всего один человек, – подполковник Уженов Сергей Викторович, хорошо знакомый Юрию Максимовичу по прежней работе. Оба внимательно следили за происходящим на большом экране, висящем на стене.

– Юрий Максимович, скажи, это Медведкин вел Сазонова? – классическим голосом начальника спросил блестяще-лысый, кивая на экран. 

– Да, его кафедра психиатрии. В основном он сам с Сазоновым работал.

– Помнится, Медведкин тогда про какие-то идеи говорил, которые якобы еще ждут своего подтверждения. Как думаешь, стоит ли ему над Сгориным потрудиться?

– Убежден, что необходимо. Во всяком случае, у нас на эту кафедру пока еще есть надежда, хотя заключение они подготовили... – полковник замялся, старательно подыскивая слово, – абсолютно безрадостное.

– А именно?

– Полагают, что у Сгорина нет шансов.

– Вот как? Неожиданно. На что же тогда рассчитываете?.. Мы тут архивы по Сазонову подняли. Высококлассный был специалист. Что скажешь, Юрий Максимович?

– Наверное, вы меня не о профессионализме его спрашиваете, – протирая очки в тысячный раз за вечер, ответил полковник. – Уровень Сазонова был высочайшим, таких мало; как говорится, единичные и выдающиеся. Но помочь ему не смогли. Противник провел операцию с ним виртуозно. И на этот раз мы шансами не блещем, так что опять можем проиграть дуэль... Сейчас, столкнувшись с ситуацией майора Сгорина, мы видим аналог прежней истории с Сазоновым. Ясно, что с той стороны идет отработка новых средств с подтверждением их успешного применения. Могу констатировать, что нынешний случай – гораздо более тяжелый, хотя и так уж сложнее некуда. Надежды мало, – посмотрев нелегким взглядом из-под очков, добавил Юрий Максимович. – Безусловно, пытаться будем до последнего шанса. Сделаем все возможное, чтобы сохранить личность героического офицера.

– Ну, товарищ полковник, чуть слезу из меня не выбил. Красиво говоришь! – ответил обладатель зеркальной лысины. – Аналитику давай с отчетами! Да и вообще, товарищи офицеры, хочу призвать вас к более тщательной и выверенной работе. Совершенно ясно, что в такой обстановке даже незначительная невнимательность, уж не говоря об ошибках, могут привести нашу страну к катастрофическим последствиям. Вариантов у нас, как всегда, два: победить или погибнуть. Поэтому предлагаю провести пошаговый сравнительный анализ положений Сазонова и Сгорина; это во-первых. Во-вторых, необходимо учесть до малейших деталей все достижения и провалы в деле того и другого. Что общего? В чем наблюдаются полные совпадения, а в чем – хотя бы микроскопические различия? Имею в виду здесь и работу, проведенную нашими офицерами, и те воздействия, которые были оказаны на них, равно как и наступившие последствия. Анализировать все до мелочи! Так что, Юрий Максимович, засучай рукава! Рано утром жду с полными выкладками и вариантами решений. В вашем распоряжении, товарищи офицеры, все ресурсы нашей страны, доступные в настоящий момент, – и внимательно посмотрев на часы, Геннадий Николаевич добавил: – Если нужно, могу выделить дополнительно полчаса для повторного анализа видео. Это максимум. Завтра мы обязаны принять окончательное решение с докладом наверх. Время не терпит... вернее, у нас его просто нет.

Глава 12. Он исчез

  – Ну неужели ты не понимаешь, мама, – стоя у открытого окна, с нескрываемым раздражением говорила по телефону не очень молодая, но хорошо подтянутая и все еще красивая женщина, – я никуда не поеду без Игоря... Ну и что? Буду ждать... я уже привыкла. Мам, ну не нервничай ты так, а то еще давление повысится… не волнуйся, скоро все прояснится! Мне звонили вчера, сказали, что на днях он будет дома... Откуда я знаю, почему он в госпитале? Ну зачем нам сейчас обсуждать неизвестно что? Пожалуйста, хватит! Давай, успокаивайся и закончим на этом. Я позвоню тебе, когда Игорь вернется, хорошо? Договорились. Всё, целую!  

  На землю робко упали первые небесные капли, а, спустя несколько минут, осмелев, уже превратились в звонкий дождик. Через широко распахнутое окно квартиру на третьем этаже победоносно заполнил аромат сочно-зеленой молодой листвы. А за ним вдруг влетела музыка: откуда-то, как по волшебству, зазвучал Моцарт, сначала едва уловимо, потом все отчетливее и радостнее. Неведомым образом невидимый дирижер виртуозно собрал вместе отрывки из прошлого, которые под утонченный классический аккомпанемент с легкостью сложились в живую картину памяти...

– Соня, если ты меня не будешь ждать, я не вернусь, – Игорь лукаво улыбнулся и крепко обнял ее за плечи. – Говори, жена, любишь ли ты своего мужа? – и вдруг с трепетной нежностью, противоречащей напускному веселью, расправил ее блестящие на солнце волосы.

– А куда ты денешься, шантажист? – целуя его в щеку, шутливо спросила Соня.

– Куда, куда... да пропаду просто, и всё. Я же буду чувствовать, ждешь ты меня или нет.

– Да ладно уж... возвращайся, так и быть! – Соня прижалась к нему, как маленький ребенок, – от судьбы жены декабриста мне теперь не отвильнуть.    

Такая серьезная разлука предстояла им впервые за время семейной жизни. Никто не говорил, насколько уезжает Игорь. Соня изо всех сил старалась не думать об этом и не обращать внимания на появившуюся по ночам нервную дрожь, но смутные мистические картины и сны со странными предсказаниями, настойчиво сменяли друг друга в навязчивом хороводе. Она пыталась как-то разобраться в этом и успокоиться, но с каждым днем все лучше понимала, что интуиция на предельной громкости предупреждает ее о чем-то трагическом и страшном. А сон, который она увидела в последнюю ночь перед отъездом Игоря, уже никогда не уйдет из памяти.

  ... Она пыталась бежать по длинному безлюдному пляжу во время сильного шторма. Ноги проваливались в мокрый песок и предательски увязали в нем. На море бушевали мутно-коричневые волны; темное небо разрывали молнии, открывая путь ливневым потокам, которые мгновенно подхватывались шквалистым ветром. Направлявшаяся к берегу лодка чудом держалась на воде, пытаясь справиться с мощными волнами. Не обращая внимания на немыслимую качку, в шлюпке во весь рост стоял он. Мгновенно Соню прожгла мысль, что это и есть тот единственный, ожиданием которого она жила столько лет. Ее охватило пронзительное и невыразимое чувство, которое овладевает человеком в мгновения острого счастья и не забывается уже до конца жизни... Сильные волны резко откидывали судно назад, не давая прибиться к берегу. Совершая грандиозные усилия, Соня старалась хоть на несколько шагов приблизиться к лодке. Это тянулось невыразимо долго... Ей стало страшно: вдруг он не сможет добраться до земли? Нет, не может быть! Как жить потом, зная, что он есть? Внезапно все ее существо глубоко поразило неизбежное, как смерть, осознание того, что шлюпка никогда не подойдет к берегу. Соня заледенела от ужаса; ноги перестали слушаться; в этот же миг он исчез... В жутком отчаянии она смотрела на море, ища его и не веря своим глазам: на том самом месте, где только что была лодка, медленно поднимался из глубины и вставал во всю немыслимую высоту огромный деревянный крест, тяжелый, мокрый, с грузных перекладин которого потоками сливалась морская вода... Вдруг перед ней появилась женщина в темном до земли одеянии с глубоким капюшоном, из-под которого едва белел кончик подбородка. «Монашка», – подумала Соня: «Откуда она здесь?» Женщина приблизилась и, не открывая лица, со слегка наклоненной головой, сказала тихим голосом, без труда преодолевшим могущественный шум бури: «Молись!»... Через мгновение она исчезла так же неожиданно, как и появилась.   

Соня проснулась на мокрой от слез подушке с единственной мыслью: «Как жить без него»? Ощущение было такое, будто над ней совершили акт насильного отделения души от тела. И, забрав душу, сказали: «Живи»!

... Рано утром, еще до рассвета, Игорь уехал.

                                                    Глава 13. Мозг против смерти

  Алексей Васильевич, оставшись один в своем кабинете, посмотрел на часы, которые показывали начало четвертого то ли ночи, то ли утра, взял ручку и уверенным почерком написал: «Прошу отстранить меня от данной темы». Потом подумал и добавил: «По состоянию здоровья». Расписался и с чувством выполненного долга потушил свет, устроившись спать тут же, на диване, предвкушая почти три часа блаженства.

  В это время Наталия Ивановна уже подъезжала к дому, думая о предстоящем докладе на утреннем консилиуме. Было ясно, что в эту ночь про сон придется забыть окончательно. Назначенный час выступления приближался с неизбежностью лавины, подобно тому мощному информационному потоку, который за последние двое суток едва не поглотил ее с головой.

  Новый день уже входил в свои безоговорочные права; город просыпался, начиная буднично шуметь. После контрастного душа и крепкого кофе, привычно пожалев о предательском возрасте, не позволяющем фанатично, как в молодости, работать, Наталия Ивановна сосредоточенно взглянула на часы и легкой походкой спустилась к машине.   

  Утренний консилиум ее скорее разочаровал, чем вдохновил: ничего прорывного озвучено не было. Кандидаты и доктора дружно продемонстрировали вялость и отсутствие всякого настроя на подвиги. Выходя из аудитории, она привычно подумала: «Умирать нестрашно. Но кому это оставить, на кого? Кто будет биться дальше? Ведь замылят же и забудут всё... Спокойная работа с определенным уровнем жизненного комфорта – вот предел их мечтаний. Выть хочется! Научно-опосредованный планктон...»

– Наталь Ванна! – раздался голос сзади. Она обернулась и увидела, как по коридору быстрым шагом к ней направлялся Костантин, ее бывший аспирант. – Здравствуйте, Наталья Ивановна! – как всегда, бодро и с неувядающим оптимизмом выпалил он.  

– Рада видеть вас, Костя! – широко улыбаясь, сказала она. – Как ваши дела? Чем сейчас занимаетесь?

– Да все хорошо, спасибо. Я слушал доклад. У меня нет слов... Я горжусь тем, что Вы мой учитель.

– Спасибо! Так над чем сейчас работаете?

– Наталья Ивановна, у меня есть некоторые соображения по теме вашего доклада.

– Да? Интересно! – с удивлением вскинув брови, ответила она. – Так пойдемте, Костя, пойдемте...

– А у вас ничего не изменилось, вот только компьютер другой, да книг еще больше стало, – сказал Константин, усаживаясь в удобное кресло.

– Да, Костя, все по-прежнему... Будете кофе? Я сегодня кофеманю после бессонной ночи. 

– До сих пор научные подвиги совершаете?! Невероятно! Наталия Ивановна, вы совсем не жалеете себя.

– А зачем? Чтобы умереть в расцвете творческих сил? Я несогласна. Нужно успеть как можно больше пока дано время... Так вы кофеманите со мной или нет?

– Конечно! Я же не могу от такой почетной чашки отказаться. Спасибо! – После глотка кофе Константин продолжил: – Я только что из канадского Лондона вернулся, из Онтарио.

– А-а... работали в Западном университете? И с кем?

– С Лореттой Нортон и Франческо Томайволо.     

При этих именах Наталья Ивановна заметно оживилась, в глазах появился блеск охотника:

– Я слежу за их работами, особенно по функциональной МРТ и нейропсихологическому тестированию. Что интересного скажете?

– Не меньше, чем сенсацию: через десять минут после остановки сердца и фиксации смерти мозг продолжал работать на дельта-частотах!

– Костя?! А вы хоть что-то привезли? – после короткого молчания, не веря своему счастью, спросила профессор, пристально глядя на него.  

– Конечно! Энцефалограммы, МРТ, даже ЭКГ и кислородную насыщенность прихватил. Хотя вся статистика пока укладывается в четырех пациентов реанимации.

– Да это уже немало, совсем немало... – отвечая, скорее, на свои мысли, пробормотала Наталия Ивановна, и с отсутствующим видом продолжала, – то есть вы мне сейчас заявляете, что остановка сердца и момент смерти разнесены по времени? – Голос ее сделался вдруг молодым и звонким, она вспорхнула из-за стола, где уже остывала вторая чашка кофе, и, раскрасневшись от возбуждения, с укором спросила: – А почему я не видела их статьи? Где они публиковались?   

– В Кембриджском... – слегка растерявшись, ответил бывший аспирант. Но потом решительно допил кофе и добавил: – У них по коме есть отличные работы: прогресс от вегетативного состояния до минимально сознательного с ответом мозга на пассивные языковые сигналы.

– Да-да, я знаю...

Константину эта профессорская фраза была хорошо известна. В переводе на язык пользователя во всех вариантах она означала одно: «Подождите! Меня сейчас нельзя беспокоить». Понимая, что диалог на время закончился, Костя подключил накопитель с канадскими данными и начал выводить графики электроэнцефалограмм в сравнительные таблицы, в который раз думая о собственном везении. Наталия Ивановна всегда была для него высочайшим авторитетом и Учителем с большой буквы. В глубине души он яростно мечтал быть хоть в чем-то на нее похожим, стать таким же фанатиком в науке и совершать прорывы. Костя хорошо понимал, что учеников огромное количество, а таких учителей, как она – единицы.

Ему было уютно и спокойно в ее кабинете. Он вдруг с удовлетворением подумал о том, что ни разу не пожалел о жизненном выборе, сделанным под впечатлением открытий Учителя.   

                                                                      Глава 14. Парадоксы

Как здорово, что мы столкнулись с парадоксом.Теперь появилась надежда на развитие.
                                                                                                                         Нильс Бор

  Доклад «будущего академика» Александра Ивашова по чипу, вживленному Сгорину, меньше всего походил на научный анализ, зато на брутальную фантастику смахивал однозначно. После нескольких минут, потраченных на «дефрагментацию информации», содержащейся в отчете, Илья Борисович подошел к окну и широко распахнул его, чтобы «впустить, наконец, хоть что-то из адекватности». И, действительно, ароматная бархатная свежесть ночи быстро заполнила комнату. Наконец, с видимым удовольствием вдохнув воздуха, он сказал:

– На правах шефа приказываю: по кофе и вперед. А там уж, как пойдет: до утра, так до утра.

Через несколько часов усиленного мозгового штурма, когда атакующее орудие уже отказывалось прорываться и внаглую просилось на покой, Денис, усиленно всматриваясь в монитор воспаленными глазами, пробормотал:

– Пора, однако, пора... светает уже. Шеф, как насчет подведения итогов?

Команда поступила незамедлительно: – Давай, Сань!

– Попытаемся... – отозвался Ивашов. – Итак, что мы имеем по энцефалограммам? – спросил он сам себя и сразу же ответил: – Выключение коры головного мозга, то есть никаких импульсов при ясном сознании.

– Насчет ясного сознания ты не погорячился? – устало проворчал Денис.

– А как прикажешь обозначить состояние в адеквате? Как делирий, что ли? К Сгорину это не имеет никакого отношения. Да скорее мы к себе белочку приведем. Такой боец – настоящий молоток с луженой психикой.   

– Господа академики и членкоры, поменьше лирики! Ничего, кроме фактов. Обсуждения потом! – скомандовал шеф.

Бледный от усталости, с торчащими во все стороны волосами из-за привычки взлохмачивать голову во время мыслительного процесса, Ивашов продолжал:

– Итак... ЭЭГ дает нам три герца при сохранении сознания, но при полном отключении мозга и прекращении мыслительной деятельности. Парадокс? Парадокс! Амплитуда предельно мала, практически прямолинейна. Для сравнения: подобные дельта-состояния характерны для двух - трехмесячных младенцев. Сбылась мечта идиота, и мы получили конфетку для медиума, – сознание вне тела.   

– Сань, давай без комментов, – сказал Илья. – Лучше задави меня фактами, можно насмерть.

– Нет, шеф, так не пойдет, – оживился Денис, – сейчас не первый час ночи, чтобы голые факты анализировать: аналитический аппарат уже завис на частоте три - четыре между дельта- и тета- и даже готов покинуть тело, чтобы вздремнуть. Кстати, насчет сна. Мне двойную дозу положено: я на частотных фронтах тяжко раненный.

– Да ладно, ладно, как хотите, – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не зевнуть, отбился начальник. – Дэн, а ты не напрашивайся, отгул все равно не дадут, пока не закончим со Сгориным... Лучше скажите, куда я большую банку кофе задевал вчера, новую, а? – обращаясь к открытой дверце шкафа, спросил Илья и, безнадежно махнув рукой, отправился под кран с холодной водой.

– Шеф, а ты ее по запаху продетерминарь. Обидно будет, если наглые мыши выпьют итальянский Лаваццо, – посоветовал Ивашов.

– И ты туда же, – огрызнулся Илья, вытирая голову полотенцем, – почему-то мне кажется, что не бывать тебе академиком... Давай дальше уже!

– А тут еще один сюрприз – МРТ, которая подводит нас к черепно-мозговой травме. Но!.. ЭЭГ уводит строго в противоположную сторону, так как альфа-ритм оказывается сохраненным, – Ивашов медленно обвел взглядом коллег: – Каково! Молчите?

– Пусть будущий академик выскажется до конца, – отозвался Денис, – не будем ему мешать, товарищи! Просим! – послышались хлопки.    

– Хорошо, – Ивашов встал, – мой вывод краток, как и все гениальное: это па-ра-докс, уважаемые и местами страстно любимые коллеги!

После этого он продолжил, по-деловому поправив очки перед монитором:

– Мы видим четко локализованные зоны раздражения, связанные и с нарушениями мозгового кровообращения, и с внутричерепным давлением, и с головными болями. Общая картина такова, что последствия могут быть трагическими... Но! В подробности вдаваться не буду: я Гиппократом никому не клялся, – с облегчением выдохнул Ивашов, – предлагаю технический перерыв для чая с шоколадом.

– Трудовой коллектив единогласно за! – последовал ответ.

Глава 15. Обладать информацией

Qui seminat mala, metet mala (лат.) - Кто сеет зло, тот зло и пожнет

  Наталия Ивановна, без сомнения, принадлежала к тому яркому и знаменитому меньшинству в институте, в кабинетах которого допоздна горел свет и не стихала работа. «Научно-опосредованный планктон», вероятно, уже сытно поужинав, благополучно коротал бесполезный вечер у телеэкранов. Вялая флегматичность тех, перед кем она выступала сегодняшним утром, все же неприятно поразила ее, хотя и не стала открытием.   

Собираясь звонить Алексею Васильевичу, чтобы сделать уточнения на завтрашний день, она подумала о невероятном объеме фактического материала, оказавшемся в его распоряжении. «Нечасто так везет!» Взглянув на часы, Наталия Ивановна решила, что еще не критически поздно, звонок можно ненадолго отложить, а вот сварить кофе уже давно пора.  

Как только кабинет уютно наполнился богатым кофейным ароматом, в дверь постучали и на пороге вырос Константин: – Наталь Ванна, можно к вам?

– Костя! – Она обрадовалась ему, невольно улыбнувшись. – Проходите, конечно.  

– Всё трудитесь? А я и не сомневался, что вы здесь. Даже был уверен, что несмотря на бессонную ночь, продолжаете работать и пить кофе, – выпалил он на скорости, не скрывая радости от встречи с профессором.

– Располагайтесь, Костя! Давайте по-домашнему, не стесняйтесь. Вот кофе, молоко, шоколад. Берите сами!

Весь институт знал, что Наталия Ивановна принципиально не употребляет сахар ни в каком виде, иногда только позволяя себе шоколад. Всевозможные торты и печенье, пирожные-мороженые – все это находилось под строгим запретом. «Одумайтесь, – призывала она коллег во время перекусов, – доживите до старости в адекватном состоянии»!

– Спасибо! – ответил Константин, широко улыбаясь и устраиваясь в кресле с чашкой. – Я тут по нейрочипам материалы поискал. Те-е-е-ма... – с нескрываемым удовольствием произнес он протяжно, – мечта, да и только!

– Костя, вы большой молодец! Радуете меня, как и раньше, – Наталия Ивановна выпрямилась за столом, – так что у вас?

– Бионический гибридный нейрочип, рожденный в канадском Калгари, мне кажется наиболее интересным, с точки зрения прогресса в этой теме... – Костя вдруг с удивлением ощутил волнение, как бывало в аспирантские годы во время отчетов профессору. – В последней модели достигнуто более высокое разрешение, принимаемые от нейронов сигналы усилены в пятнадцать раз, уменьшено повреждение клеток, участвующих в обмене информацией, благодаря чему запись мозговой активности может быть продлена до двух-трех месяцев. Безусловным преимуществом данного образца считается возможность объединения его с кохлеарным имплантом для последующей установки в мозг.    

– Прекрасно, Костя! Вполне лаконичная выжимка, – Наталия Ивановна с явным одобрением посмотрела на своего ученика. – Вы, наверное, знаете, что у нас успешно проводится интеграция датчиков в нейрочип. И сейчас уже нарабатывается статистика по стимуляция электроактивности мозга через чип. Да... – почему-то невесело сказала профессор, – возможность двусторонней связи и обмена информацией между нейроном и чипом не подлежит никакому сомнению, и мы уже вмешиваемся в работу мозга.

– Интересно, а что сказали бы на это писатели-фантасты прошлого века?

– Думаю, они испугались бы, и не без оснований. Такой научный прогресс в любой момент может стать необратимым регрессом человечества и даже закончиться его гибелью. Заниматься этим опасно и чрезвычайно ответственно, – Наталия Ивановна глубоко вздохнула, – но мы не имеем права на отставание в этой теме. Иначе... – и не закончив фразу, она продолжила, – мы знаем о задачах, поставленных западными спецслужбами перед наукой. Одна из них – щедро финансируемая широкая разработка непосредственных внедрений в мозг. Конечно, соус, как всегда, благородный, – лечение нейропсихических заболеваний. Но обращаю ваше внимание, Костя, на глав... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4