- Не дождетесь! – громко заявила Наина Павловна и вышла из аудитории, хлопнув на прощание дверью.
Некоторое время стояла тишина. Наконец раздался голос старосты группы, Сергея Пономаренко.
- И что же, господа-товарищи, будем делать? Из-за одного умника пострадает вся группа.
- А ты не за группу переживаешь, - зазвенел высокий женский голос, - ты за себя боишься.
Раиса, это была она, встала, посмотрела сначала на Владимира, затем добавила
- Ты самый настоящий трус.
Она хотела еще что-то сказать, но махнула рукой и села.
- А вы что думали? – староста вскочил и почти бегом направился к столу преподавателя.
- А вы понимаете, чем это грозит? Это ведь не игрушки. Ланина, конечно, выгонят, но и за остальных возьмутся. Мы, взрослые люди, позволили оскорблять женщину-- преподавателя.
- Не ври, староста, не ври, - опять заговорила Раиса,- не Владимир оскорблял Наину, а она его. Мало того, она плюнула, пусть и шепроизвольно, на него и даже не извинилась.
- Чего, ты мелишь, Пономаренко! – заговорил очередной оратор, - за кого ты заступаешься? За эту мымру, которая насмехается над нами. Её давно гнать нужно. И мы должны это сделать. Иначе стыд нам.
Поднялся Василий Степаныч. Он был самый старший в группе, к тому же единственный фронтовик.
- Ну чего расшумелись? – Василий помолчал, посмотрел на всех и продолжил, - Владимир поступил, может и необдуманно, но правильно. Давно надо было избавляться от этой крали. Мы что студенты – первокурсники? Конечно, это ошибка руководства института, что подсунули нам такую красавицу, но я думаю, что все обойдется. Не совсем же дураки работают в институте. А ты, Владимир, не бойся - в обиду мы тебя не дадим.
- Да ничего я, Степаныч, не боюсь. Просто тошно и обидно, что мы позволяем обращаться с нами таким образом.
На следующий день все ждали последствий вчерашнего инцидента. Но ничего не случилось. Во всяком случае, с группой никто не разговаривал, и никого никуда не вызывали. Однако результат был. Наина Павловна больше не появлялась. Её заменил другой преподаватель.
Разные преподаватели работали на специальном факультете: молодые и старые. Женщины и мужчины, увешанные лаврами и званиями и безо всяких знаний.
Были и доктора наук, такие как, Василькова Вера Ивановна. Она вела курс психологии. Вела умно, познавательно и интересно. Слушатели чувствовали, что получают большую пользу от её лекций и семинарских занятий.
Большим уважением среди слушателей специального факультета пользовался Максим Федорович Смирнов. Пожилой, полноватый, лысый, кандидат педагогических наук. Он вел курс «Культура речи» и вел блестяще.
- Учителю, преподавателю нельзя плохо говорить, - внушал он своим студентам, - стыдно русскому человеку, тем более образованному и тем более учителю мямлить, жевать, не уметь пользоваться богатством русского языка. А таких учителей, преподавателей и в нашем институте не мало.
- Например, Наина Павловна,- подсказал кто-то из слушателей.
- Ну да, - согласился Максим Федорович, - в том числе и она. И учтите, все они не просто преподаватели, а старшие преподаватели, доценты и даже профессора. А что бы хорошо владеть языком, нужно много читать и читать не что попало, а классиков. Читайте Пушкина, Толстого, Гоголя.
Он разговаривал со слушателями вежливо, с юмором и с большой доверительностью. Между ним и теми, кто сидел за студенческими столами не чувствовалось никакой дистанции.
Как то пришел он в аудиторию, сел за стол и долго глядел на своих, взрослых учеников.
- А ведь я вам, друзья, завидую, - проговаривал он с грустью.
- Чему завидовать? – раздался чей-то голос,- сидим как школяры за партами и боимся, как бы нам двойку не поставили.
- Ну, двоек вам никто не ставит и не поставит – у вас особый статус, а завидую я потому, что вы, мои коллеги, 2хоть на короткое время возвратились в юность, вновь стали студентами.
И он продекламировал.
Студенты весело живут,
Дружить мы мастера;
Я тоже вспомнил институт
И споры до утра.
В аудитории стоял абсолютная тишина. Никто не смел, даже пошевелиться. А Максим Федорович продолжал читать и с грустью и, в тоже время с очень тонким юмором.
Теперь я кандидат наук
И вместо шевелюры вдруг
Ни пуха, ни пуха, ни пуха, ни пера.
Он погладил свою лысину, а слушатели дружно зааплодировали.
- Ладно, ладно, - остановил он своих учеников, - мы не в театре. Давайте заниматься делом.
И он по-настоящему занимался делом. Заставлял всех по очереди читать, рассказывать, декламировать, а потом подвергал все это разбору и критике.
На одном из занятий он попросил нескольких слушателей прочесть свои любимые стихотворения. Пришлось читать и Владимиру.
Вышел он к доске, повернулся лицом одновременно и к Максиму Федоровичу, и к своим однокурсникам, и начал читать давно знакомое ему, есенинское стихотворение.
Отговорила роща золотая
Березовым веселым языком;
И журавли, печально пролетая ,
Уже не жалеют больше не о ком.
Прочитал Владимир стихотворение, сел на свое место и стал ждать приговора. Он видел, что сокурсникам его стих понравился, кто-то даже захлопал, но что скажет главный судья.
- Хорошо прочел, хорошо, - произнес преподаватель, - но можно было лучше. О чем говорит автор стихотворения? О печали – «журавли печально пролетают», «стою один среди равнины голой» и так далее. Значит, нужно было эту печаль подчеркнуть – голосом, интонацией, жестом. Но расстраиваться не нужно. Вы же не драматический актер.
Таким образом было разобрано еще несколько выступлений, а в заключении Максим Федорович сказал,
- А теперь позвольте мне, старику, прочесть одно стихотворение. Написал его хорошо известный вам поэт, ленинградец, Самуил Яковлевич Маршак.
Слушатели удивленно переглянулись. Сразу вспомнились знакомые с детства стихи: «Дама сдавала багаж- диван, чемодан, саквояж», «Вот какой рассеянный с улицы бассейной", «Где обедал воробей? - в зоопарке у зверей» Слушатели, конечно же их помнили, а многие уже читали своим детям.
Максим Федорович, несомненно, это заметил, а может быть как раз и рассчитывал на это.
- Самуил Яковлевич Маршак, - опять заговорил он, - написал много хороших стихов для детей, но у него есть и замечательные стихи для взрослых. Вот вы ходите по нашему городу, любуетесь дворцами, памятниками, да и просто красивыми домами, а ведь каждый дворец, каждый особняк, каждый дом имеет свою историю. В них жили люди и оставляли частичку своей души в этих зданиях, в парках, садах и во всем, что они создали. Вот об этом и написал Самуил Яковлевич Маршак в стихотворении «Все то, чего коснется человек».
Все то, чего коснется человек
Приобретает нечто человечье;
Вот этот дом, нам прослуживший век
Почти умеет пользоваться речью.
Читал Максим Федорович мастерски. Многие из слушателей подумали, что ему бы не со студентами заниматься, а выступать со сцены театра имени Пушкина. Но он в данный момент читает стихи для них и они благодарны ему за это.
Давно стихами говорит Нева,
Страницей Гоголя ложится Невский
Весь летний сад Онегина глава ,
О Блоке вспоминают острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский.
А там еще живет Петровский век
В углу между Фонтанкой и Невою;
Все то, чего коснется человек,
Заговорит его душой, живой.
Закончилось стихотворение. Замолчал Максим Федорович. Молчали и слушатели. В аудитории долго стояла тишина…
Глава девятая
Особые отношения сложились у слушателей специального факультета с преподавательницей эстетики Морозовой Ольгой Николаевной.
Однажды, придя на занятия, слушатели обнаружили, что в расписании стоят четыре часа эстетики. Причем стоят они последними. Этого предмета еще не было, и кто его будет вести, студенты не знали. В ход пошли всякие предположения и догадки.
- Преподаватель собрался в отпуск и вот хочет поскорее избавиться от нас, - утверждал одни .
- Да нет. Предмет этот очень важен – ведь эстетика-то не простая, а марксистко-ленинская, нужно более углубленное изучение, вот и ставят сразу по четыре часа, - высказали свое соображение другие.
- Я не знаю, по какой причине ставят сразу по четыре часа, - густым басом заговорил студент из города Казани, татарин, - но мне эта эстетика до чертиков надоела в институте. Я думал, хоть здесь - то ее не будет.
- А я о ней думать не собираюсь,. – веселым голосом заявил Паша Логинов, приехавший в Ленинград с далекой Камчатки, - я просто сбегу.
- Сбегать нельзя, - урезонил его староста группы, - занятие первое, нужно посмотреть.
- Ну и оставайся, - отрезал Паша,- смотри, сколько вздумается.
Прозвенел звонок и все пошли в аудиторию. Занятия шли как обычно. Подошел обед. Сходили в столовую, вернулись назад. Как ни странно, но никто не сбежал.
После звонка все расселись по своим местам. Открылась дверь, вошла новая преподавательница и все онемели. Такую красавицу слушатели еще не видели. Молодая, с изящной фигурой, в скромном, но очень красивом платье. Лицо, как у «Незнакомки» Крамского, но не надменное, а доброе. Глаза карие, волосы темные, руки аристократические. Лет ей было, по всей видимости, не более двадцати пяти.
- А ты сбегать собирался, - толкнул Семен Пашу в бок.
- М… да. Ну откуда я мог знать, что увижу такую красавицу.
- Здравствуйте, - поздоровалась преподавательница,- зовут меня Ольга Николаевна.
Голос ее тоже был приятный, мягкий, глубокий. Ольга Николаевна внимательно, но доброжелательно осмотрела аудиторию, и опустилась на стул. Ото всей ее фигуры, от выражения лица, глаз, движения рук чувствовались воспитанность, образованность , культура. Все ощутили обаяние и очарование молодой, красивой женщины.
- Как вы уже догадались, - заговорила она, - я буду вести эстетику. Слово вести, не совсем точно указывает суть моей работы. Я буду не столько «вести», сколько показывать, ну и немножко рассказывать. Вы, конечно, удивлены, что в расписании стоят целых четыре часа эстетики. Это сделано по моей просьбе. Мы с вами находимся в городе, который пропитан культурой. И поэтому, я полагаю, что чем сидеть в аудитории и рассуждать о прекрасном, лучше увидеть все это собственными глазами. Сегодня мы пойдем смотреть сокровища Русского музея. Одевайтесь и на городском транспорте подъезжайте к музею. Сбор у входа.
Удивленные слушатели, громко переговариваясь, пошли в раздевалку. Разговоры о новой преподавательнице продолжались и по дороге к музею. Как то так получилось, что в автобусе Владимир оказался на одном сиденье с Раисой.
- Ну как, Володя, (она впервые назвала его Володей) тебе показалась Ольга Николаевна?
- Ну, что тут сказать? Сразу видно, что женщина и умная., и хорошая.
- Пропали наши мужчины. Всех она покорит, все в нее влюбятся.
Владимир внимательно посмотрел на нее, а она тоже внимательно, но с грустью в глазах на него. И опять между ними протянулась ниточка полного понимания и доверия друг к другу.
У главного входа в музей их ждала Ольга Николаевна.
- Сейчас разденемся в гардеробе, а потом пойдем по залам. С нами будет экскурсовод, но вопросы можете задавать не только ему, но и мне.
И Владимир и Раиса, да и остальные слушатели в залах Русского музея были впервые. Они, конечно, видели репродукции известных художников, но здесь все было настоящее, живое и, кроме того, с ними были люди, которые хорошо понимали живопись и умели рассказывать о ней.
Подопечные Ольги Николаевны с большим интересом рассматривали картины Саврасова, Перова, Левитана и других русских художников, с увлечением слушали экскурсовода и свою преподавательницу, но объем увиденного и услышанного был настолько велик, что уже через час все начали уставать. Это заметила Ольга Николаевна, и когда подошли к картине К. Брюсова «Последний день Помпеи» она сказала экскурсоводу, - Спасибо Вам за все. Можете нас оставить.
Экскурсовод ушла, а Ольга Николаевна попросила своих студентов подойти к ней поближе и даже сеть на скамейки. Скамеек было мало, но для женщин хватило. С ними устроились только двое мужчин – староста и Василий Степанович.
- Друзья мои, я вижу, что вы устали, - начала Ольга Николаевна.- Я не буду вам рассказывать об истории картины. Вы, конечно, знаете, что её написал Карл Брюллов. Написана она в Италии и рассказывает о гибели города Помпеи, во время извержения Везувия. О содержании картину пусть вам расскажет Александр Сергеевич Пушкин.
Слушатели невольно переглянулись, а некоторые даже заулыбались, - как это Пушкин, причем здесь Пушкин?
А Ольга Николаевна тоже улыбнулась и начла читать стихотворение.
Везувий зев открыл – дым хлынул, клубом - пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Студенты мгновенно поняли, о чем читает их наставница. Они слушали Ольгу Николаевну и одновременно смотрели на картину. Было интересно сравнить слова Пушкина и то, что они видели на полотне.
Земля волнуется, - с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом
Под каменным дождем, под воспаленным прахом
Т Толпами, стар и млад, бежит из града вон.
Закончила Ольга Николаевна читать стихотворение, помолчала, посмотрела на картину, на своих слушателей и спросила,
- Все верно описал Пушкин?
- Лучше не опишешь, - сказал кто-то из студентов,- не нужно и экскурсовода.
- И я так думаю. Добавлю только, что с этой картины началась, по-настоящему, русская живопись. Об этом очень хорошо, сказал поэт Баратынский: «И стал последний день Помпеи, для русской кисти первым днем».
После К. Брюсова пошли к картине И. Репина.
- Вот перед вами, пожалуй, самая знаменитая картина Ильи Ефимовича «Бурлаки на Волге», - Ольга Николаевна встала сбоку от репинского шедевра, - рассказывать я о ней ничего не буду, вы и сами все знаете. Стойте и смотрите.
Но стоять уже было трудно. Устали.
- Ладно, друзья мои, на сегодня хватит. Я только хочу напомнить вам стихи А. Некрасова на эту же тему.
Видь на Волгу, чей стон раздается
Над великою, русской рекой.
Этот стон у нас песней зовется,-
То бурлаки идут бичевой.
- Не забыли, откуда эти строки?
- «Размышления у парадного подъезда» – послышался голос одной из женщин, - но Репин прочитал эти строки уже после написания картины, о чем часто сокрушался.
- Приятно работать с такими слушателями, не то, что с обычными студентами, которых совершенно не интересуют ни Репин, ни Пушкин.
Следующего занятия по эстетике все ждали с нетерпением, но в расписании его все не было и не было.
- Когда же придет наша Оля, - вопрошали мужчины.
- Никакая она не ваша, - возражали женщины, - у вас есть жены, вот и думайте о них.
- Шутки, шутками, но почему, же в расписании нет эстетики.
- А потому что ваша и наша Оля подкапливает часы, чтобы опять нас куда-то сводить.
Второе занятие по предмету «Эстетика» состоялась только через три недели после первого. В расписании опять было отведено четыре часа.
Ольга Николаевна, придя в аудиторию, объявила.
- Сегодня мы пойдем в Эрмитаж.
Слушатели радостно встретили это известие, а преподаватель добавила.
- Скоро подойдет автобус, а пока поговорим об этом музее, главном музее страны. Я не сомневаюсь, что вы хорошо знаете его историю. Я только хочу рассказать о некоторых фактах.
И она коротко рассказала об Эрмитаже времен блокады. Рассказала как сотрудники музея, голодные и холодные, работали на пределе сил, спасая от бомб и пожаров музейные сокровища.
Автобус что-то долго не приходил, а она все рассказывала и в заключении прочитала стихотворение.
- Вы, конечно, знаете поэта – барда, Александра Городницкого, который написал известную песню «Атланты». У него есть и другие стихи об Эрмитаже. Я вам прочту стих, который называется «Блокадный Эрмитаж».
Минувшее с годами ближе
На фоне нынешних руин,
Я Эрмитаж блокадный вижу –
Пустые рамы без картин.
Читала Ольга Николаевна великолепно. Слушатели были очарованы и ее манерой чтения, и ее голосом, и по-настоящему благородным обликом.
Уничтоженья злая участь
Не обошла бы Эрмитаж
Когда б ни бился за живучесть
Его голодный экипаж.
Все забыли про автобус и с упоением слушали Ольгу Николаевну, а Владимир неожиданно подумал: - Везет же мне в Ленинграде на хороших женщин. Одна из них вела меня за руку по городу в день приезда, другая, красавица и умница, великолепно читает стихи, да еще и Рая.… А что Рая, что Рая? Кто она для меня? На этот вопрос ответа он не нашел. А голос Ольги еще звучал,
На выставках и вернисажах
Припоминайте иногда
Бойцов безвестных Эрмитажа,
Что в те жестокие года
Вернув музею облик прежний
Отчизны отстояли честь.
И значит, есть еще надежда,
Пока такие люди есть.
Стихотворение закончилось, но поговорить о нем не успели, открылась дверь, вошла секретарь и объявила.
- Автобус ждет у подъезда.
Все быстро оделись и вышли на улицу. У подъезда стоял небольшой автобус – Пазик, как ласково его называли.
От Новгородской улицы до Зимнего дворца путь не близкий. Ольга Николаевна использовала время поездки в своих, педагогических целях. Сначала рассказывала что-то о Лиговском проспекте, по которому шел автобус, а потом предложила.
- А давайте споем песню.
- Вы, Ольга Николаевна, начинайте, а мы подпоем – поддержали ее женщины.
- Хорошо. Я вам читала стихотворение А. Городницкого, а сейчас давайте споем его песню. Она вам хорошо известна - «Атланты».
И она запела.
Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа,
Ты в сумерках приди.
Пела она тоже великолепно. Ее насыщенный, модулированный голос ласкал слух. Сначала все внимательно слушали, но вот послышался голос Раисы, а затем и других женщин. Мужчины благоговейно молчали – боялись испортить такой неожиданный и замечательный концерт. Мужчины молчали, а женщины во главе со своей солисткой – Ольгой Николаевной продолжали петь.
Там без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На поднятых руках.
Автобус подошел к Московскому вокзалу и повернул на Невский проспект. За окном автобуса проплывали дворцы и храмы, театры и выставочные залы, памятники и скверы, но некогда было преподавателю рассказывать о достопримечательностях. Она самозабвенно пела, и также самозабвенно пели с ней женщины, на короткое время ставшими студентками.
И сеть еще надежда
До той поры, пока
Атланты держат небо
На каменных руках.
Так, с песней повернули направо с Невского проспекта, проехали Дворцовую площадь и остановились у главного входа у Эрмитажа на набережной Невы.
На этот раз обошлись без музейного экскурсовода. Все рассказывала и объясняла сама Ольга Николаевна, и это получалось у нее, по мнению ее слушателей, лучше, чем у профессионалов.
Экскурсия была, конечно, обзорной и поэтому долго нигде не задерживались.
- Приходите сюда почаще, - говорила преподавательница, - и осматривайте все повнимательней.
В одном из залов были выставлены картины импрессионистов. Ольга с воодушевлением стала говорить о них, но вскоре замолчала. Ее учеников импрессионисты не очень заинтересовали.
- Товарищи студенты. Вы только посмотрите. Какие краски, какая насыщенность! Это Моне. С его картинами можно беседовать, разговаривать. Не то, что с медведями В. Шишкова.
Студенты согласно кивали головами, но Ольга Николаевна видела, что убедить их она не сумеет.
Посреди зала стоял большой стол, на котором были выставлены небольшие эротические скульптуры Родена.
Мужчины окружили стол и с интересом рассматривали скульптурные фигуры. В это время к ним подошла небольшая группа женщин, приехавших по всей вероятности, из какого-то колхоза.
- Вот, посмотрите, - заговорила одна из них, - на что смотрят мужики. И не стыдно Вам?
- А вы - то куда смотрите? – парировал один из мужчин - и что в этом стыдного?
- Фигуры, конечно, эротичные, - послышался голос Ольги Николаевны, незаметно подошедшей к столу, - но сделаны они с большим вкусом и с большим мастерством. Мне кажется они не вызываю никаких низменных чувств, а наоборот, облагораживают душу. В этом сила искусства.
Мужчины с благодарностью посмотрели на свою преподавательницу, а женщины-колхозницы сконфуженно отошли от стола.
Ольга Николаевна часто останавливалась у картин старых западно - европейских мастеров и рассказывала о них. Рассказывала живо и увлекательно. Чувствовалась, что она хорошо знает и любит живопись.
Посмотрели картины Тициана, Рафаэля, Леонардо да Винчи, других мастеров, и остановились у «Данаи» Рембрандта .
- Это особая картина, - начала объяснять Ольга, - большинство людей ее сразу не воспринимают, но когда рассматривают часто и подолгу, она раскрывает свои тайны. Советую прийти сюда еще раз и посидеть подольше.
Владимир, слушая Ольгу, решил: - Приду сюда еще раз и посижу столько, сколько нужно.
Ольга Николаевна еще что-то говорила о «Данае» и о Рембрандте, но все уже устали и слушали не внимательно.
- Ладно, товарищи студенты, - наконец сказала она, - будем заканчивать. Зайдем еще в один зал, а затем домой.
Зашли еще в один зал. Это скорее был не зал, а галерея, вся завешанная портретами генералов.
- Я думаю, - опять заговорила Ольга, - вы узнаете многих из этих генералов. Это герои Отечественной войны 1812 года. Я ничего рассказывать не буду, поскольку вы устали, но стихи все-таки прочту. Их написал Александр Пушкин и именно об этой галерее , или палате, как он ее называл.
У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата.
Многие знали это стихотворение, но все слушали Ольгу с большим вниманием, Ее очарование , ее голос, да и сама атмосфера способствовала этому.
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Закончила читать Ольга Николаевна, зашевелились, заговорили слушатели, посмотрели еще раз на знакомых и незнакомых генералов и направились к выходу.
А Владимир через несколько дней, утром пришел к самому открытию музея, купил билет и быстро направился к «Данае». Около картины никого не было. Он уселся на скамейку и стал смотреть на «Данаю». Смотрел долго и упорно, но ничего особенно не высмотрел.
- Видимо, не дано мне понять Рембрандта,- подумал Владимир, вздохнул удрученно и пошел бродить по залам Эрмитажа.
Водила Ольга Николаевна своих взрослых учеников и в храмы, и в театры, и в филармонию, а в мае, когда все уже цвело, она опять выхлопотала автобус, и повезла их в город Пушкин, бывшее Царское село.
Ехали весело, с разговорами, с шутками, с песнями. Заводилой всего этого была опять же Ольга Николаевна.
- Вот это учитель, - шепнул Семен Владимиру.
- Да, такую женщину редко встретишь, - ответил тот, - она не просто учитель, она прекраснейший человек.
Между тем автобус подошел к Екатерининскому дворцу. Все вышли.
- Сейчас мы пойдем во дворец, - сказала преподаватель, а потом походим по парку. Автобус, к сожалению, нас ждать не будет. Придется нам возвращаться на поезде.
Во дворец попасть не удалось. Он, по какой-то причине ,был закрыт.
- Жаль, очень жаль. – опечалилась Ольга Николаевна. В другой раз нам приехать уже не удастся.
- Не расстраивайтесь, Ольга Николаевна, - заговорили студенты,- дворец мы посмотрим самостоятельно, а сегодня покажите нам парк и расскажите о нем.
- Хорошо. Так и сделаем. Погода прекрасная. Ходить по дворцу даже и не хочется.
- Вот видите. Погуляем на свежем воздухе.
- У нас получилось как в пословице «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Долго ходили студенты со своей преподавательницей по Екатерининскому парку и нисколько не жалели о том, что не попали во дворец. Екатерининский парк – это огромный музей под открытым небом . Студентам казалось, что Ольга Николаевна не только знает каждый уголок этого парка, она знает все и обо всем.
Около Нижней ванны решили отдохнуть. Уселись кто на скамейке, а кто и прямо на траве.
Вокруг царствовала красота. С одной стороны красовался Екатерининский дворец, один из самых красивых дворцов страны, да и всего мира, с другой простирался парк- чудо садово-паркового искусства.
Студенты, молча, любовались на это чудо. Молчала и Ольга Николаевна. Но вот она заговорила.
- Я очень люблю этот парк. Люблю его дорожки, мостики, пруды. У меня не хватит слов, чтобы рассказывать вам о нем. Поэт может сделать это лучше. Я вам прочту стихотворение Константина Фофанова. Сейчас его мало кто знает, но в свое время он был широко известен.
С природою искусство сочетав
Прекрасны вы, задумчивые парки:
Мне мил ковер густых, хранимых трав
И зыбкие аллей прохладных арки.
Студенты, стараясь не помешать своей Ольге, потихоньку стали пододвигаться к ней и, наконец, окружили ее плотным кольцом. Они стояли вокруг нее, а она, сидя на скамье читала.
Где слаще мир мечтательных забав,
Где тень мягка и где лучи не ярки,
Где веет все забытым сном
И шепчутся деревья о былом.
Мужчинам и женщинам, окружившим Ольгу, казалось, что липы Екатерининского парка действительно шепчут о царях и царицах, о фрейлинах и камергерах, о Пушкине и об Ахматовой, которые бродили когда-то здесь, по этим дорожкам, по этим аллеям, по этим мостикам.
Сад, как вино – чем старше, тем милей,
Тем больше в нем игры и аромата.
Особенно он дорог для очей,
Когда искусство несколько помято.
- Как точно сказано, - подумал Владимир, - «искусство несколько помято». В живописи Малевич, со своим «Черным квадратом», в поэзии Бродский с тяжеловесными стихами, на эстраде царствует Алла Пугачева, не спевшая ни одной хорошей песни, но успевшая прославится своими скандалами.
Он дорог мне, он нужен для людей
Природою, которая богата
Нарядностью и чудной красотой
И гордостью, доступной ей одной.
Закончилось стихотворение. Замолчала Ольга Николаевна. Молчали окружившие ее люди, молчал дворец, молчал Царскосельский парк…
Поездка в Царское село было последним занятием по эстетике. Не водила больше Ольга Николаевна студентов специального факультета по музеям и паркам, не читала им стихов, не пела песни, но в памяти Владимира, Раисы, Семена, да и всех остальных, кто знал и любил ее, она осталась на всю жизнь.
Глава десятая
В Царскосельский парк ездили в мае, а в конце февраля и начале марта в городе был всё тот же туман, всё та же сыртаость, всё та же слякоть. Студенты знакомились между собой, устраивали вечеринки, бродили по улицам и проспектам.
Перед самым праздником 8-ое Марта, погода как бы сделав подарок женщинам, улучшилась, и не просто улучшилась, а стала хорошей. Туман исчез, потеплело, запахло весной.
Накануне праздника, вечером, в комнату номер 7 пришла Раиса.
- Господа мужчины, - обратилась она к жильцам, - женщины нашей комнаты приглашают вас завтра, в 17, 00, к себе, на званый ужин.
- А что у вас, землячка, намечается? – спросил Семен, - банкет что ли?
- Банкет, ни банкет, но стол будет накрыт. Посидим, поговорим, может и песню споем.
- Хорошо, Раиса Антоновна, - мы придем, - отозвался Владимир.
- А что ты за всех говоришь? – возмутился Степаныч, - я может не пойду. Староват я для банкетов.
- Пойдешь, как миленький. Выбрали тебя старостой, так ты уж и зазнался. Нельзя начальнику отрываться от коллектива.
- Приходите, Василий Степаныч, обязательно приходите. Мы вас будем ждать.
- Спасибо, Раиса Антоноана, - Степаныч галантно поклонился, - приду. Не могу же я отказать красивой женщине, тем более в женский праздник.
- Хитрый у нас староста, - засмеялся Семен,- ему нужно особое приглашение.
- Ну, ладно, мужчины. Ждем вас завтра, а мне пора идти. У нас дел по горло.
Раиса ушла, а Василий, Семен и Владимир стали соображать - с чем им идти к женщинам.
- Я вот что думаю, мужики, - заговорил Степаныч, - сколько у них в комнате женщин? Шестеро. Так вот. Нужно взять шесть букетов цветов и один большой торт. Согласны?
Мужики, естественно, согласились.
- Ну а раз согласны, то дуйте за цветами и тортом. Да не забудьте купить шампанского и водки.
- Ну вот это мы никак не забудем, – ответил ему Семен.
На следующий день, ровно в пять часов, аристократы же, джентльмены, тройка кавалеров стояла перед дверью комнаты № 12. Семен постучал.
- Входите, - послышался женский голос.
Кавалеры вошли.
- Здравствуйте девушки, здравствуйте красавицы, - поприветствовал дам Василий Петрович.
Было заранее уговорено, что именно он, как самый старший и самый галантный произнесет приветственную речь.
- Поздравляем Вас с Международным женским днем 8- ое Марта и желаем…
Пожелания ему высказать не дали.
- Хватит, хватит, - засмеялись женщины, - мы все поняли и оценили. Просим к столу.
Посреди комнаты, впритык, стояли два стола, накрытые плотной, бордовой скатертью. А на столе.… А на столе красовались и красивые тарелки, и бокалы, и фужеры, и рюмки. Было в достаточном количестве и ложки и вилки. От закусок стол не ломился, но все - таки кое-что было и в немалом количестве.
- Девчонки, какие вы молодцы! – воскликнул Семен,- где вы всю эту роскошь достали?
- Ладно, не выдумывай, - ответила ему Раиса,- какая там уж роскошь? Но чем богаты, тем и рады. Берите мужчины руководство спиртным в свои руки.
Мужчины не заставили себя уговаривать. Семен открыл бутылку шампанского и наполнил фужеры.
- А кто же речь произнесет? – спросил Василий.
- Как кто? – вопросом на вопрос ответил Владимир,- вот ты и произнесешь. Ты у нас самый красноречивый, да, к тому же, и староста, а начальству положено произносить заздравные речи.
- А ты у нас самый умный и самый хитрый, - ответил ему Василий, - но сейчас тебе этот номер не пройдет. Я, как твой начальник, как староста комнаты, поручаю тебе произнести поздравительную речь от имени всех нас, мужчин.
Делать нечего. Пришлось Владимиру исполнять поручение строгого начальника. Он поднялся, взял в руку фужер, посмотрел на собравшихся за столом, задержав несколько взгляд на Раисе, и начал свое выступление.
- Я не люблю и не умею произносить пафосные речи, поэтому позвольте мне заменить торжественную речь чтением стихотворения.
- Валяй, - милостиво разрешил Степаныч.
- Просим, просим, - зашумели женщины.
Мы прекраснейшим только то зовем,
Что созревшей силой отмечено;
Виноград стеной иль река весной,
Или нив налив, или женщина.
Владимир замолчал. Все ждали продолжения этого, но Владимир после паузы начал другой стих.
А женщина – женщиной будет,
И мать и сестра и жена.
Уложит она и разбудит,
И даст на дорогу вина.
Проводит и мужа и сына.
Обнимет на самом краю
Мужчины, мужчины, мужчины,
Вы слышите песню мою?
- Слышим,- негромко сказал Василий Петрович.
А Владимир продолжал.
Я слухам нелепым не верю-
Мужчины, теперь говорят,-
В присутствии сильных – немеют
В присутствии женщин – сидят.
А рыцарства нет и помине,
Я думаю – это вранье.
Мужчины, мужчины, мужчины
Вы помните званье свое?
- Помним, Максимыч, помним, - опять сказал Петрович.
- Ну, раз помните, так давайте выпьем за женщин. С праздником дорогие женщины! Счастья вам и радости.
Все дружно выпили шампанское. Василий Степаныч поковырял вилкой в тарелке и заговорил.
- Ну и хитер же ты друг, Максимыч. Заставлял меня произнести речь, а сам вон что выдал. Разве я бы так сумел? Я и стихов то, не знаю.
- А скажите, пожалуйста, чьи стихи вы читали? – спросила сидящая напротив Владимира, молодая женщина, Лена.
- Первое четверостишье, это отрывок из стихотворения грузинского поэта Георгия Леонидзе , а все остальное Расула Гамзатова.
- Спасибо Владимир за такой красивый подарок, - заговорила пожилая женщина, Полина, староста комнаты, - у меня даже слезы набежали.
- Ну, ладно. Хватит речей, хватит стихов, а то, пожалуй, и все мы заплачем,- Василий взял в руку рюмку, - Семен, наливай!
Семен не заставил себе ждать. Он наполнил водкой рюмки и сухим вином бокалы. Звякнули рюмки, зазвенели бокалы.
- За вас, наши красавицы, - произнес Василий.
Все выпили и принялись за закуску. Через некоторое время выпили еще. Мужчины выпивали до дна, а женщины чуть-чуть отпивали из своих бокалов. Выпили немного, но все почувствовали себя свободнее. Зашевелились, заговорили.
Дошло дело и де песен. Владимир увидел висящую на стене гитару.
- А кто это у вас играет на этом инструменте? – спросил он у женщин.
- Это гитара Лены,- ответила староста комнаты.
- Лена, возьмите гитару,- попросил Владимир, - сыграйте нам что-нибудь.
- Простите меня, но играть я не умею. Я ее купила для своего младшего брата. Может быть, кто другой поиграет?
- Разрешите мне попробовать.
Владимир поднялся, подошел к стене и снял гитару. Посмотрев на нее, он понял, что гитара не ахти какая, да еще и с металлическими струнами.
Владимир умел играть и знал нотную грамоту. Его обучал настоящий мастер, Геннадий Тарло, который учился в консерватории у известного гитариста Иванова -Крамского.
С трудом, но все-таки настроив гитару, Владимир сыграл русскую народную песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина». Грустная песня заставила всех задуматься, особенно женщин.
- А теперь пусть кто-нибудь споет, - попросил Владимир,- а я постараюсь подобрать аккомпанемент. Раиса Антоновна, спойте что-нибудь. У вас такой хороший голос.
- У нас в комнате все женщины певуньи, - ответила Раиса, - но ведь сегодня наш праздник! И поэтому спеть для нас должен кто-то из мужчин.
- Нарвался, Владимир Максимыч, - засмеялся Василий, - я не певец, Семен тоже не очень. Значит, петь тебе.
- Хорошо. Я спою. Только вы уже меня строго не судите. Песня называется «Глобус». Авторов ее я не помню. Когда-то она было гимном геологов, а я в юности работал в геолого-разведочной партии. Это было в Горной Шории. Места там удивительно красивые – горы, тайга, реки… Специальность у меня была звучная – оператор – радиометрист. Таскал на шее тяжелый прибор и замерял радиоактивность горных пород, искал радиоактивные руды. Одну, так называемую аномалию, нашел. Получил за нее премию -700 рублей (на теперешние деньги это 70 рублей). Премию мою друзья-геологи дружно пропили. Итак «Глобус».
Владимир поудобнее устроился на стуле, взял несколько вступительных аккордов и запел.
Глобус крутится, вертится
Словно шар голубой,
Но не знаю где встретится
Нам придется с тобой,
И мелькают города и страны
Параллели и меридианы,
Но таких еще маршрутов нету
Где придется нам бродить по свету.
Пел Владимир не громко, но отчетливо. Гитара, тоже не громко, вторила ему. Рядом с ним и перед ним сидели красивые женщины, но видел он только Раису и пел только для нее, а она, прикрыв глаза, внимательно слушала.
Кто бывал в экспедиции,
Тот слыхал этот гимн;
Мы его по традиции
Называем своим,
Потому, что мы народ горячий.
Потому, что нам нельзя иначе
Потому, что нам нельзя без песен,
Потому, что мир без песен тесен.
Закончилась песня, замолчала гитара. Некоторое время стояла тишина, а потом хозяева и гости захлопали в ладоши.
- Молодец, - заговорил Василий, - я не знал, что у нас в комнате есть такой талант.
- Ладно, не смейся,- Владимир отставил гитару,- талант, талант.… Возьми да и спой сам что-нибудь. У тебя, конечно, лучше получится.
- Чего не могу, того не могу, - засмеялся Василий.
- А скажите,- вмешалась в их шутливую перепалку Лена, - девушки в вашем отряде были?
- Конечно, были, - ответил ей Владимир, - и геодезисты, и радиометристы и коллекторы. Отряд был большой.
- А у тебя там, в твоем отряде, любовь не с кем не завязалась, - полюбопытствовал Семен.
- Была там у меня Семен, девушка, была, но она не работала в отряде. Она жила в соседнем поселке «Шора» и училась в Абаканском педагогическом училище. Звали ее, кстати, тоже Лена. Она была моей первой любовью.
- Ну а что было дальше? – допытывались женщины, - наверное, были и планы на будущее, мечты и надежды? А может она и до сих пор с вами?
- Были мечты, и надежды, но…
Но мечты и надежды не сбылись,-
Замели их метель и пурга,
Но ведь были, конечно же, были,
Наши горы и наша тайга.
- Хватит говорить обо мне. Сегодня не мой праздник, а ваш, дорогие хозяйки. Давайте еще выпьем за ваше счастье, а потом вы, я надеюсь, тоже что-нибудь споете.
Налили, чокнулись, выпили.
- Ну, кто же нас порадует песней? – спросил Василий, - а может, споете хором?
- Хором споем потом, - ответила за всех Полина, - а сейчас мы попросим нашу Раю, чтобы она спела для всех нас. Мы, - она обвела взглядом женщин, - все поем неплохо, но с Раей никто сравниться не может.
- Ну что ты говоришь, Полина, - засмущалась Раиса, - я же не Майя Кристалинская.
- Майя Кристалинская, конечно, хорошая певица, но и ты Раиса, тоже кое-что можешь. Не стесняйся. Пой.
- Просим, Раиса Антоновна,- поддержал Полину Василий, - мы уде слышали твой голос. Он замечательный.
- Ну, хорошо. Что же вам спеть? Знаете, я недавно слышала новую песню Александры Пахмутовой. Она мне понравилась. Называется «Надежда».
- Красивое название, - заметил Семен, - спой землячка.
- Владимир, попробуйте подыграть, - попросила Раиса.
- Хорошо, попробую.
Владимир опять взял гитару в руки, сел рядом с Раисой, и приготовился.
Раиса запела.
Светит незнакомая звезда
Снова мы оторваны от дома;
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродрома.
Владимир некоторое время прислушивался к мелодии, а затем все увереннее и увереннее стал аккомпанировать. А Раиса пела.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы, -
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты.
Все, затаив дыхание, слушали. Песня явно всем понравилась. Некоторые женщины стали потихоньку подпевать, но слов не знали. А песня набирала силу.
Ты поверь, что здесь, издалека
Многое теряется из виду;
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды.
Надо только выучиться ждать
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.
Женщины без слов, но с воодушевлением подпевали. Раиса пела уже в полный голос, в полный голос звучала и гитара.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде;
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде.
Слова припева знали уже все и поэтому пели тоже все. Пели женщины, пел Владимир, пели и Василий с Семеном. Пели так, что вероятно, слышно было на улице.
Надежда – мой компас земной,
А удача – награда за смелость;
А песни довольно одной,
Лишь только б о доме в ней пелось.
Закончилась песня, отзвучали последние аккорды гитары, но и мужчины, и женщины все еще находились под впечатлением хорошей песни и замечательного голоса Раисы.
Наконец Семен произнес.
- Песня очень хорошая, а моя землячка выше всех похвал. Знай наших, уфимских!
- А ведь Раиса Антоновна песню – то спела про геологов, - заметил Степаныч, - что это Володю и Раю потянуло на геологию. Это неспроста.
Все дружески засмеялись, а Владимир и Раиса переглянулись.
Пытались еще петь песни, но все чувствовали, что это уже не то.
- Потанцевать бы, - вздохнула Лена,- люблю я танцы, но наш зал несколько маловат.
- Пойдемте, погуляем,- шепнул Владимир, наклонившись к Раисе,- погода – то отличная.
Она поглядела ему в глаза и кивнула головой.
- Дамы и господа, - обратился Владимир к присутствующим, - вы нас извините,- он взял Раису за руку, - но мы хотим погулять по городу. Кто желает, может присоединиться к нам.
Желающих не оказалось. Василий и Семен понимающе переглянулись. Раиса и Владимир быстро оделись и вышли на улицу.
Глава одиннадцатая
Раиса и Владимир вышли на улицу. А на улице было просто замечательно. Тихо, по-весеннему тепло; светили звезды, а над Невой ярко сила полная луна.
- Хорошо – то как, - напевно произнесла Раиса, - а куда же мы пойдем?
- Может быть, к Неве?
- А мне все равно.
- Вот и хорошо.
И они пошли по Лесному проспекту в сторону Финляндского вокзала. Некоторое время шли молча. Владимир взял Раису за руку. Она руку не убрала.
- Раиса Антоновна, - наконец заговорил Владимир, - давайте обращаться к друг другу на «ты».
- Я согласна.
- И разрешите мне вас называть Раей?
- Согласна. А я вас буду называть Володей.
- Вот и хорошо. Договор заключили. Пойдем дальше Рая.
- Пойдем, Володя.
И они шли и шли по ночному городу, изредка перекидывались словами. И им было хорошо. Владимир чувствовал, что Раиса становится ему все более близкой и видел, что и она испытывает то же самое.
- Володя, расскажи немного о себе. Я должна знать, с кем я брожу по ночному Ленинграду.
- Ты не только имеешь на это право, но даже обязана это знать. Вдруг я какой-нибудь…- он замялся.
- Насильник, - подсказала Раиса.
- Или бандит, - подхватил Владимир, - хотя, что лучше, а что хуже, трудно разобрать. О себе рассказывать как-то неудобно, тем более красивой женщине и в такую чудесную ночь.
- Ладно, ладно, не увиливай. Рассказывай.
- Ну, хорошо. Как ты понимаешь, я не летчик, не герой и не космонавт. Родился я в деревне, на берегу озера, из которого вытекает глубокая речка. На этой речке, мы. ребятня, и купались и дрались, и ловили рыбу.
- А кем были у тебя отец и мать?
- Отец и мать были колхозниками. Жили очень скудно. Время было тяжелое, сталинское.
- Это понятно. Я ведь тоже из этого времени.
- Ну вот. Школу я кончал в районном центре, а потом работал, как я сегодня говорил, в геолого – разведочном отряде. Позже закончил сельхозинститут в городе Красноярске. по специальности инженер-механик.
- А почему ты не стал геологом?
- Мне сейчас трудно ответить на твой вопрос. Как то так получилось.
- Ну, хорошо, - она прижалась к нему плечом, - продолжай.
- Окончил институт и поехал на работу в Туву. Ты знаешь Туву?
- Слышала. Она где-то за Саянами.
- Правильно. Меня оставляли в институте и приглашали в НИИ, а я вот выбрал Туву. Видимо захотелось романтики. Тува ведь это и горы, и тайга, и реки, и озера.
- Я читала о Туве у Вячеслава Шишкова.
- Да. У него есть рассказ «Алые сугробы».
- Вот, вот. Продолжай.
- А что продолжать. Дальше была работа.
- А как же Лена? Как вы с ней расстались и почему?
- Лена, Лена.… Все очень просто и в тоже время сложно, как всегда бывает в жизни. Мы же были юными и не очень серьезными. Нет, я немного вру. Это я был не серьезным, а Лена была куда серьезнее меня. У нее была очень трудная жизнь. В сентябре она уехала в Абакан, а в октябре уехал и я. Некоторое время переписывались, а потом и переписка как-то прекратилась. Я стал студентом. Другие интересы, другие увлечения.
- А как ты стал преподавателем?
- Ну, Рая! Ты мне прямо таки допрос учиняешь. Работал я в совхозе. Работу не назовешь легкой, да и тувинская специфика…
- Я понимаю тебя.
- Вот, вот. В городе, расположенном недалеко от нашего совхоза, открыли горный техникум. Преподавателей не хватало. Директор техникума, мой хороший знакомый, уговорил меня.
- А кого готовит ваш техникум?
- Горных механиков и энергетиков.
- Но ведь ты сельский инженер?
- Сельский инженер – это универсал. Он обязан знать всё: и машины, и разное оборудование, и энергетику, и автоматику. Всего и не перечислишь.
- А дети у тебя есть?
- Есть. Двое мальчишек. Жена – агроном. Я, кажется, Рая, всё тебе рассказал. Всё что нужно и не нужно.
- Для меня все нужно и все интересно.
- Но все-таки давай-ка и ты расскажи о себе.
- У тебя, Володя, жизнь благополучная, а у меня…
- Может быть тебе тяжело рассказывать? Так я не настаиваю.
- Спасибо, но я все-таки хоть немного, но расскажу. У меня нет ни родителей, ни мужа, ни детей.
- Как так нет?
- Сейчас объясню. Отец не вернулся с войны, мать умерла, а дети и муж…
Раиса на какое-то время замолчала, а потом произнесла.
- Родилась я в Уфе. Отец до войны работал механиком на автобазе, а мать, там же, бухгалтером. Отец уходил на фронт, когда меня еще и на свете не было. Как мама меня вырастила и выучила, я до сих пор не понимаю. Но я окончила школу и поступила в институт. Получила диплом технолога- машиностроителя. Работала какое-то время на заводе, а потом перешла на преподавательскую работу. Вышла замуж за военного. Мой муж погиб.
- Как погиб? Где?
- в Чехословакии. В 1968 - ом году. Ты же знаешь о событиях, которые происходили там в то время.
- Ну, в пределах того, что нам преподносили газеты, радио и телевидение и кое-что из передач «Голос Америки» и «Радио свободы», но им тоже полностью верить нельзя.
- Конечно, Володя, конечно. Но я сама в те дни была в Чехословакии, и многое видела собственными глазами. Видела, как бросали бутылки с зажигательной смесью в наших солдат, видела, как стреляли из окон и с чердаков, видела и то, как наши разозленные танкисты давили толпу! Не дай бог никому все это видеть.
Раиса помолчала и добавила.
- Вот тогда – то и погиб мой муж. Где погиб и как погиб, я не знаю. А детей мы завести не успели.
- Прости меня Рая, за то, что я заставил все это вспомнить.
- Ничего, ничего. Мне нужно было тебе рассказать.
- Вот мы с тобой по-настоящему и познакомились.
Они подошли уже к Финляндскому вокзалу. Остановились около входа в метро.
- Рая, ты не замерзла? – спросил Владимир и взял её руки в свои, - руки то холодные.
- Ну что ... Читать следующую страницу »