Текут реки

                                                  Вслед за жнейкою взяла

                                                  Снопы девка молода.

   Эту песню пела и моя мать. Она любила песни и умела их петь. Пела в молодости, пела в зрелом возрасте, пела и в старости. Песни помогали жить и работать, переносить недуги и горе, а горя у моей матери, как и у всей семьи, было немало. Незадолго до войны у неё родилась дочь. Она подрастала на радость всей семьи, начала уже ходить и лопотать на своём языке, но заболела коклюшем, глоточной, как тогда говорили, и умерла.

            Предвоенные годы в Корнилово, как и по всей стране были тяжёлыми. Свирепствовал   террор, повсюду обнаруживались троцкисты и враги народа. Людей миллионами отправляли в лагеря, сажали в тюрьмы, расстреливали. Везде и всюду царило беззаконие. Ударно работали различные тройки, трибуналы,     особые совещания  и прочее и прочее... В стране   правил, пощады не знающий, сталинский закон,- 

                                               Сталин издал закон,

                                               Этот закон -дракон;

                                               Много он душ сгубил,

                                               Но ненасытен он...

                                               Пишет сыночку мать:

                                               Здравствуй сынок родной,

                                               Помни: Россия вся - это

                                               Концлагерь большой.

    Россия погружалась во тьму сталинского произвола. Дошла очередь и до семьи Тихоновых. Оба сына моей бабушки - Михаил и Максим, мой отец, были признаны врагами народа. Михаила, работавшего пастухом в колхозе, арестовали, обвинили то ли во вредительстве, то ли в терроризме, быстро осудили и отправили на Колыму. Там он вскоре и умер или, возможно, был убит.

          Такая - же учесть предназначалась и моему отцу, но он в то время был на лесозаготовках. Лесозаготовки - это ещё одно изобретение мудрой, сталинской партии. Стране был нужен лес, много лесу. Его заготавливали лесоучастки, леспромхозы, исправительные лагеря, но всего этого было мало. И вот у кого - то из большевистских вождей возникла гениальная идея - привлечь к заготовке леса колхозников. Зимой, по мнению высоких мудрецов, колхозникам делать нечего. Пусть они в это время отправляются в тайгу и валят лес. Райком составлял  разнарядку и отправлял в колхозы, а там  местное начальство готовило списки и по этим спискам гнали людей в лес, причём не только мужчин, но и женщин, и девушек. Условия жизни для них создавались почти такими же, как в лагерях. Вот и мой отец, во время ареста старшего брата, оказался на лесозаготовках. Ехать за ним в тайгу власти не захотели. И какая нужда им была ехать в тайгу  зимой, в мороз, когда всегда можно было найти замену на месте. И нашли. Вместо моего отца был отправлен в лагеря, такой же «враг народа», как и мой отец. И шли этапы зеков по всей        необъятной стране. Шли в Воркуту и на Каму, на Урал и в Сибирь, на Сахалин и на Колыму,

                                            Этап на север, срока  огромные,

                                             Кого не спросишь - у всех указ;

                                             Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,

                                             Взгляни, быть может, в последний раз.

  Люди - это винтики,- провозгласил «отец всех народов», великий Сталин. Ну а раз «винтики», то чего - же думать об их жизни, об их благополучии. Людей - «винтиков» много, одни умрут, другие придут на их место.

       Ну, а что было дальше с семьёй Тихоновых? А дальше была война с её тяготами, бедами и горем. Но об этом писать я не буду. О войне сказано много и без меня, хотя, конечно, эта тема необъятная. Добавлю только то, что мой отец ушёл на фронт в первые дни войны и вернулся в 1943- ем году, после тяжёлого ранения. Воевал он в четвёртой гвардейской армии, которой командовал генерал Власов, ранен   был   под Новгородом, на реке Волхов. Судьба армии Власова всем известна. Это трагедия десятков тысяч людей. То, что моего отца как - то сумели вывезти из этого ада - чудо.

      Семья Тихоновых в это время жила без мужчин. Двоих детей - Александра, сына Михаила, семи лет и меня, родившегося в декабре 1941 - го года считать мужчинами было рановато. К тому же я часто болел, а весной 1943 - го года, ни моя мать, ни деревенский фельдшер, уже не надеялись, что я выживу. Мать мне рассказывала, что в тот день, когда пришёл с фронта отец,  мне  было особенно  плохо и со мной возилась женщина - фельдшер. Поняв, что солдат, вошедший в дом, мой отец, она поднесла   меня к нему и сказала,-

- Смотри, папка пришёл. Теперь ты должен жить.

Я, конечно, всё понял, выжил и вот живу до сих пор.

                                                                       6           

       Вернулся с войны отец, я  с помощью фельдшера, матери и всех моих близких выздоровел; жизнь семьи трудная, тяжелая с горем, печалью и редкой радостью, продолжалась,-

                                                Были закаты, были утраты

                                                Знали и грусть и печаль;

                                                Трудно, но жили, праздники были

                                                Был светлый, радостный май.

               У нас было много родственников и со стороны отца и со стороны матери, но деда Власия я увидел только тогда, когда приехал в Красноярск поступать в институт. В нашей семье   о нём ни от кого не слышал. В Красноярске мне нужно было где - то жить во время сдачи экзаменов, вот мать и дала мне адрес деда Власия.

              Как он оказался в Красноярске? Вскоре после бурных и драматических событий коллективизации и раскулачивания Афанасьев Власий Константинович уехал из Корнилово. Почему уехал? Да, видимо, потому что люди в деревне плохо к нему относились - все помнили его активность при раскулачивании. Возможно, были и угрозы.

            Я близко с ним познакомился и кое - что узнал о его жизни в начале моей учёбы, когда  жил не в общежитии, а на разных квартирах, в том числе и у деда Власия, правда, короткое время.

                   Дед любил выпить, но пил не водку, а только перцовку. Её он предпочитал всем напиткам и ею - же лечился. Я не раз слышал, как он говорил своей жене, Афросинье: - Бабка, у меня что - то крыльца  заболели (или  поясница, или стегно, или ещё что - то). Бабка, знала  своего деда, никаких объяснений не требовала,  шла в магазин и покупала целебный напиток - перцовку. Дед, выпив стакан - другой, уверял, что ему полегчало.  В подпитии   он любил рассказывать о своей бурной жизни.

              Беспокойный, дёрганный характер толкал деревенского мужика на поиски другой, не крестьянской жизни. Он надеялся найти удачу и фарт.  К моменту отъезда из Корнилово у Власия была уже семья - жена и дочь, но это его не смущало.

       Много обошел он различных контор и вербовочных пунктов прежде чем решился отправиться на север,в город Дудинку. Знающие люди говорили ему, что в Дудинке можно заработать бешенные  деньги - на севере ведь действуют различные коэффициенты, льготы и добавки.

                  Долго плыли завербованные на старой барже по Енисею. Насмотрелись деревенские люди на чудеса природы, почувствовали просторы сибирской земли. Не меньше двух недель добирались они до Дудинки, но, наконец, добрались. Не очень приветливо их встретил север - сырость, грязь, ветер.

                 Поселили всех в бараках. Афанасьеву Власию, как человеку семейному, выделили комнату. Плохо - ли, хорошо - ли, но устроились   новоселы   на новом месте:  жена Власия, Ефросинья, занялась домашними делами, а он пошел   на работу, надеясь на большие заработки и на свой фарт.

       В разных местах поработал Власий Константинович: грузчиком в порту, матросом и шкипером на барже, рыбаком в рыболовецкой артели, но фарт что - то не     подворачивается. Всё чаще вспоминали Власий и его семьи родное село, работу в поле, рыбалку на Белом озере и всё больше не нравился им север: грязь, мошка, холодные дожди летом, метели, бураны и жестокие морозы зимой. Понял Власий, что богатым здесь, на севере, не станешь, а вот здоровье потеряешь. А тут ещё и жена всё чаще стала пилить,-

- Куда ты нас завёз, дурья  башка!

 Однажды в разговоре с мужикам он услышал о Бодайбо,-

- Там, как в поговорке, золото лопатой гребут,- уверял один из мужиков.

- А ты что, бывал там? - заинтересовался Власий.

- Конечно. И бывал, и работал, и сам имел золото.

- Так что же ты от золота   уехал?

- Не уехал я, меня «увезли».

- Понятно. Ну а где это Бодайбо?

- В Иркутской области, в верховьях реки Лены.

                 Надоел Власию север с его бесконечной зимой, полярной ночью и бескрайней тундрой, надоела Дудинка с её бараками, грязью и тоскливыми холмами, надоела и постылая работа с её далеко не фартовыми заработками и решил он податься на Лену, в Бодайбо. Жена тоже устала от севера и была рада уехать хоть куда

                    Географию корниловский путешественник знал плохо, как попасть в Бодайбо он понятия не имел, но «язык до Киева доведёт» гласит пословица, а его язык довёл до золотодобывающих приисков и до речки Бодайбинки. Сколько он там прожил, сколько добыл золота - я не знаю, но я знаю, что ему срочно пришлось уезжать оттуда. Какие были на это причины, он не объяснял.

    После Бодайбо занесла  «его планида»,  как он говорил, далеко на восток, на Камчатку. Как он там жил, чем занимался, нашёл ли свой фарт мне неизвестно, но будучи в Красноярске, он регулярно ездил на Камчатку за рыбой. Видимо там у него оставались друзья.

                 В каких ещё краях искал удачу дед Власий, сказать не могу, но о Дудинке, Камчатке и особенно о Бодайбо он вспоминал часто. Полечившись своей любимой перцовкой, он предавался воспоминаниями и даже пел песни о тех краях. Пел о Дудинке,-

                                              Город мой заснеженный,Дудинка,

                                              Юность пролетела там моя.

                                              В сердце он остался, как дробинка,

                                             Не забыть суровые края.

О Камчатке у него тоже была песня,-

                                             Охотское море волною гремит,

                                             Бросками проносятся чайки.

                                             Вулкан - великан в отдаленье дымит,

                                             Хвалу воздавал Камчатке.

Но особенно любил он песню о речке Бодайбинке и всегда звал петь вместе с ним свою дочь, Августу,-

- Доча, Гутя! Иди, споём нашу любимую.

И дочь ему не отказывала. Подходила к столу, выпивала вместе с отцом рюмку перцовки и  начинала,-

                                                 Ой, да ты тайга моя густая

                                                 Раз увидишь - больше не забыть.

                                                 Ой, да ты девчонка молодая,

                                                 Нам с тобой друг друга не любить.

                                                 Помню я, как быстрые олени

                                                 Увезли тебя в седую даль;

                                                 Уезжала ты одна по Лене,

                                                 Увозила радость и печаль.

                                                 Где же ты теперь моя девчонка?

                                                 И в какой далёкой стороне?

                                                 Износилась ветхая шубёнка,

                                                 Перестала думать обо мне.

                                                 Я теперь один в горох Витима,

                                                 Скрылась путеводная звезда,

                                                 Отшумели воды Бодайбинки 

                                                 И ушла девчонка навсегда.

    Песня была длинная, пели её отец и дочь проникновенно, с чувством, а иногда даже и со слезами. Слушал я их песни и вспоминал свою деревню, свои поля, речку Сереж и своих родных. У деда Власия в Корнилово было много родственников, но, насколько я знаю, никто из них, кроме моей матери, будучи в Красноярске не заходил в дом Афанасьевых.  Не заходил и мой отец. Я тоже, прожив два месяца в семье деда Власия, ушёл в общежитие и с тех пор у них не появлялся. Что это? Невнимание, чёрствость, невоспитанность? Может быть. Но мне тяжело было видеть какое -то пренебрежение к родственникам да и вообще к людям, насмешки деда Власия, язвительные и раздражительные в мой адрес. Насколько я знаю, дед Власий, уехав из Корнилово в начале тридцатых годов, больше там ни разу не побывал.

                                                                           7

А как жило село Корнилово без Власия Константиновича? Жило  как и вся Сибирь, как вся страна. Сейчас это уже не село, а маленькая деревня.

      В конце НЭПа, в 1929 - ом году в Корнилово проживало 1442 человека, насчитывалось 260 хозяйств. Работала лавка сельскохозяйственного товарищества и лавка общества потребителей. В селе были сельсовет и церковь.

             А сейчас? Сельсовет из Корнилово перевели в другое село, церковь, как я уже говорил, давно разрушена, колхозные службы - зерносушилка, скотные дворы, мастерские и гаражи ликвидированы. Большинство людей уехали; их дома заколочены, разрушены или совсем снесены. Исчезли не только дома, но и целые улицы, такие как Заречная  и Поселенская. Огороды, переулки и даже улицы зарастают бурьяном, крапивой и лебедой. Речка Сереж, которая столько радости приносила нам, ребятишкам, заросла камышом, осокой и рогозом. К ней и не подойти.

           Живут ли ещё в деревне люди? Живут, но их осталось немного,не более 200 человек. И это, в основном, старики. Они не живут, а доживают. Всё здесь навевает грусть и тоску,-

                                                        Здесь ветры печальные веют,

                                                        Печалью объята земля;

                                                        Живёт здесь, горюет, стареет

                                                        Родная деревня моя.

                                                        Шумят здесь метели и грозы,

                                                        Дожди заливают поля;

                                                       Здесь плачут о прошлом берёзы,

                                                       Грустят о былом тополя.

     Я, несмотря на свой возраст и болезни, приезжаю в мою родную деревню, хожу по заброшенным улицам с надеждой встретить кого - либо из своих друзей или увидеть знакомые лица, но, увы ,-

                                                 Не найти мне в деревне друзей

                                                 И знакомых встречается мало;

                                                 Время мчится, жалей - не жалей,

                                                 Всё, что было, давно миновало.

                                                 Не воротится молодость вновь,

                                                 Не вернуться друзья, понимаю,

                                                 Но останется в сердце любовь

                                                  К землякам и к родимому краю.

                                                                       8.

                Всё в жизни переплетается: радость и горе, надежда и отчаянье, мирная жизнь и война. Я родился в начале самой страшной войны в истории человечества и вот в конце моей жизни опять гремит война. Гремит она на Украине, но эта война не с Украиной, а со всем так называемым, цивилизованным западом, который давно растерял все свои ценности. Жизнь моего поколения уложилась в рамки - от войны до войны. Между этими конечными точками тоже было немало войн. Много чего пережили мы - дети войны. И у меня давно уже,-

                                                  Ноет сердце в груди, больно мне сознавать,

                                                  Но уходит моё поколение.

   Уйду и я, но текут и будут вечно течь реки моей юности - Сереж, Бирюса и Енисей, текут и другие реки, которые я знал и любил - Чулым и Ангара, Волга и Урюп, Нева и Хемчик,-

                                               Я верю в мудрость Бога и природы,

                                               Люблю я реки, горя и поля.

                                               Уходят в вечность наши дни и годы,

                                               Но остаются люди и земля.

Так было, так есть и так будет !

                                     Май – Июль  2022                      В.   Тихонов

 Примечание.  Использованы куплеты из песен и отрывки из стихов автора повести.

 Тихонов Валентин Максимович

x

Иллюстрация к: Текут реки