Привет, Свет! 61

*  *  *

И вот, медленно кружась среди танцующих пар, я вспоминал пятый класс, встречу Нового года в доме пионервожатой. Как я с трепетом брал Светку за талию, как во время танца приближался к ней так близко, что чувствовал её тело…

Закончили мы праздновать в половину одиннадцатого вечера. Правила общежития нам никто не позволил нарушать. Мы по-быстрому убрали со стола и, пока девчонки мыли посуду, разнесли мебель по комнатам. А потом распрощались.

Общага девчонок была современным кирпичным пятиэтажным зданием – не то, что наша трёхэтажка довоенной постройки, - и находилась в другом районе города. От нас до неё можно было добраться на автобусе, а можно было и пешком. Неспешным шагом это обычно занимало чуть больше часа. Возвращаться домой решили вторым способом, чтобы можно было поделиться впечатлениями, а заодно и проветриться перед сном. А впечатлений было предостаточно. Гулянка такого масштаба в нашей группе была впервые, поэтому было чем поделиться друг другу. Мы так были возбуждены, что долго не могли успокоиться. Даже когда выключили свет и разлеглись по кроватям, мы ещё, наверное, с час вспоминали, кто из нас что учудил на пирушке.

Я нисколько не отставал от своих товарищей, а потому о Светке вспомнил только на следующий день. Проснулся, открыл глаза, увидел перед собой её лицо, и сразу вспомнил. Только теперь она смотрела на меня не  укоризненно, а сердито. Мол, как это ты посмел меня забыть, негодник?! И я ощутил себя негодяем. И чувство раскаяния залило мою душу. Но едва я собрался  покаяться, что это произошло не по моей вине, как за мной на соседней кровати завошкался проснувшийся Серёга Брижий. Тут ещё дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошёл Васька Полыник с полотенцем на шее и мыльницей в руке. Он всегда вставал раньше нас всех. Вот и сейчас он уже был помыт, побрит, а мы с Серёгой только глаза ещё открыли.

Не успел Васька спрятать в тумбочку банные принадлежности, как в комнату ввалились Юрка Пиянков с Серёгой Тропининым, которые обосновались в комнате по соседству. Вид у Серёги был ещё тот. Вчера он был самый пьяный из нас, поэтому сейчас он не просто болел, а страдал с похмелья.

-   Как дела, парни? – поздоровавшись, сразу поинтересовался он. – Я так думаю, что нам надо похмелиться.

-   Я лично «за»! – заявил Санька Сороченков, только что вернувшийся из душа и услышавший  Серёгино предложение.

Бросив полотенце на стул, он принялся заправлять постель.

-   Похмелиться – это же святое дело! – сказал он, раскладывая одеяло.

-   Кто ещё? – Серёга оглядел нас.

-   Я тоже пойду, - заявил Серёга Брижий, вставая с кровати. – Там у девчонок много ещё чего осталось. Может, замутим что-нибудь. А ты, Васёк? -  обратился он к молчавшему Полынику.

-   Нет! – буркнул тот, застёгивая рубашку.

Вчера он в пух и прах разругался Веркой, с которой дружил с первого курса, и, похоже, ещё не отошёл.

-   Мы с ним в кино пойдём, - принял за него решение Юрка,  но всё же поинтересовался на всякий случай. – Даже, Васька?

-   Угу, - согласился тот.

-   А ты, Санёк? – Серёга Брижий посмотрел на меня.

-   Я никогда не похмеляюсь, - ответил я отказом и таким тоном, словно был выпивохой-профессионалом.

-   Он пойдёт с нами. Да, Санёк? – поддержал меня Юрка.

-   Что-то нет никакого желания двигаться, - ответил я, поднимаясь и присаживаясь на край кровати. – Кажется, вчера я перебрал с танцами. Напрыгался так, что сейчас ноги болят больше, чем голова. Я лучше полежу, отдохну.

В общем, я отбрехался ото всех и остался один. Пришло время исправлять ошибку. Я достал из чемодана тетрадь, ручку и пачку конвертов, которые мать со словами «Пиши почаще» предусмотрительно положила мне на ряду с другими вещами.

Первое письмо я написал родителям. Тетрадь была по математике, в клеточку. Пиша через строчку, я кое-как нацарапал им полторы страницы. Ну, что можно написать родителям? Жив-здоров, приехали, поселились в общаге, устроились и работаем электромонтёрами на трубном заводе, который по размерам не меньше нашего КМК. Вот и всё.

Второе письмо написал брату. В принципе, то же самое, что и родителям, и попросил напоследок прислать какую-нибудь песню с аккордами.

Третье письмо было Светке. Я извинился, что не смог придти на свидание, назначенное мною же. Объяснил почему. А потом на трёх листах изъяснялся  о том, как скучаю по ней, как мне её не хватает, что каждую минуту думаю о ней, что сижу и вижу только её, и так далее и тому подобное. В общем, дал волю фантазии и наврал с три короба. Хотя, почему наврал-то? Ведь сейчас я и в самом деле думаю только о ней, и мне действительно её не хватает. И я был бы несказанно рад, если бы вдруг Светка оказалась сейчас здесь, в этой комнате.

Затем сложил листки и с трудом запихал их в стандартный конверт. Написал на нём Светкин домашний адрес, который знал наизусть, и со спокойной совестью вздохнул. Но потом спохватился и на всякий случай, чтобы кто-нибудь из Светкиных домашних не вскрыл письмо, написал на обороте: «Лично в руки!»

-   Ну, вот, теперь всё! – сказал я с облегчением, и камень, неимоверным гнётом лежавший на мне, свалился с души.

Я оделся и окрылённый поспешил  на почту.

Что мне нравилось в нашей общаге, так это её месторасположение. До работы было рукой подать. Захотел помыться - десять минут хода, и ты в городской бане. Нужен продуктовый магазин? Перешел через дорогу и - на тебе, пожалуйста. Наше общежитие в купе с другими трёхэтажными строениями образовывало двор, в котором располагалось всё для спокойной и сытой жизни. Слева в соседнем здании размещалась почта, а в его подвале вино-водочный магазинчик, где всегда продавали на разлив свежее пиво. Напротив размещался медвытрезвитель, а рядом в следующем доме была столовая, где неплохо готовили и где мы обычно питались. В трёхэтажке справа располагалась прокуратура. Правда, не смотря на близкое соседство с силовыми ведомствами, в нашей общаге нередко бывали драки, а то и поножовщина.

Скинув письма в почтовый ящик, я пошёл в столовую завтракать. Потом нырнул в подвальчик за пивом и радостный, с чувством выполненного долга вернулся в комнату. Я сделал всё, что должен был, и теперь оставалось только ждать. А ждать я умел.

Письмо от родителей пришло через неделю. Следом, через день, от Серёги. Письмо было коротким, зато на отдельном листе была написана песня «Студентка-практикантка» с аккордами. Я попросил у Серёги Брижего гитару и попробовал наиграть её. Вскоре Серёга не удержался, подсел ко мне, и мы стали разучивать эту песню вместе.

От Светки я ждал ответ аж две недели. Конверт был толстым, а на нём крупными печатными буквами было написано: «Осторожно, фото» с тремя восклицательными знаками.

Я аккуратно вскрыл конверт и извлёк из него фотографию. Снимок был студийным. Светка сидела на стуле вполоборота и, обернувшись через левое плечо, смотрела прямо на меня. Лицо её выражало восторг, словно она, оглянувшись, в действительности увидела меня и обрадовалась, а фотограф воспользовался моментом и запечатлел это. На обороте было написано: «Помни обо мне всегда». «Вот дурочка!» – подумал я. – «Конечно, я всегда буду о тебе помнить».

Само письмо было написано на четырёх листах. Я сразу узнал убористый красивый почерк Светки. На первой странице в самом верху на всю ширину листка было написано: «Целую! Целую!! Целую!!! Целую!!!! Целую!!!!!», а уже ниже шло: « Здравствуй, родной мой Сашка! Если бы ты только знал, как я по тебе соскучилась! Я с таким нетерпением ждала этого воскресения, а ты взял и не пришёл. Но я не обиделась, нет, потому что знаю, что только серьёзные обстоятельства не позволили тебе придти ко мне. Тогда я стала ждать следующего выходного. И дождалась – здрасте вам! Мама дала мне твоё письмо, откуда я узнала, что ты уехал в какую-то Тмутаракань аж на целых шесть месяцев! С ума сойти! Если бы ты сказал мне об этом перед отъездом, я бы, наверное, разревелась от горя. Ведь столько времени без тебя я бы не пережила! Но сейчас, читая твоё письмо, я поняла, что не всё потеряно. Пусть мы далеко друг от друга и не можем видеться, зато мы можем переписываться. Как здорово ты придумал! И почему это не пришло нам в голову раньше, когда я на всё лето уезжала к бабушке? Ведь в письме ты можешь сказать то, что не решился бы сказать в глаза…»

Печально вздыхаю и, смахнув от ностальгии набежавшую слезу, краем глаза посмотрел  на Светку, сидящую напротив и по-прежнему читавшую книгу. Я и сейчас помню это её первое письмо наизусть. Сколько в ней было печали и тоски и одновременно радости и страсти! По натуре я сентиментален. И от чувств, охвативших меня тогда при чтении её послания, у меня то и дело проступали слёзы. На последней странице в конце опять было написано: «Целую» только количество восклицательных знаков  шло в обратной последовательности: «Целую!!!! Целую!!! Целую!! Целую! Целую…» Ниже постскриптум: «Обязательно сфотографируйся и вышли мне фотку!»

Глядя на её фото, я тут же написал ответ и не менее пылкий и страстный, чем её письмо. Внизу приписал, что фотографию вышлю в следующем послании. Затем достал конверт, написал на нём новый Светкин адрес и побежал на почту сбросить его в почтовый ящик. А оттуда сразу направился в фотоателье, которое находилось неподалёку, сразу за нашим двором.

 Александр БЕЛКА