Привет, Свет! 41

*  *  *

Фильм был индийский, двухсерийный, но закончился как-то быстро. Мы нисколечко не нацеловались, хотя, когда вышли на улицу, даже не смогли вспомнить, о чём был это фильм и кто в нём играл. Губы опять набухли и приятно ныли. Ну, ещё бы! Ведь им пришлось столько поработать!

Домой решили не спешить, а прогуляться по вечернему городу. Лишь когда стало смеркаться, повернули в сторону своей вотчины. Счастливые и довольные, мы распрощались у Светкиного дома, предварительно договорившись встретиться в воскресенье.

Домой я заявился в одиннадцать, но родители мне даже слова не сказали. Ведь я поступил в техникум а, значит, стал взрослее и теперь мог позволить себе столь позднее возвращение. Мать только заметила, что завтра первое сентября и мне рано вставать. Это чтобы я сразу ложился спать. Как ни странно, братела был уже дома, чем немало удивил меня. Надо же, я пришёл домой позже него! Я наскоро перекусил и завалился спать.

А утром нас разбудила мать. По выработанной с годами привычке я сразу соскочил с кровати и побежал умываться. Затем поел и уже начал одеваться, когда Серёга, наконец-то, соизволил покинуть постель.

-   Подожди меня, - попросил он, убегая на кухню.

Разумеется, я его подождал. Старший брат, как ни как. Но когда мы, наконец, вышли из дома, оказалось, что до отправления нашего автобуса осталось всего минут тридцать. Узнав об этом, братела прибавил скорость. Он был выше меня на голову и, следовательно, шаг у него был шире. Чтобы не отстать от него, я вынужден был перейти на бег трусцой. Дойдя таким манером до Томского переезда, мы поняли, что всё равно не успеваем. Тогда Серёга перешёл на галоп, а мне пришлось бежать. Успели тютелька в тютельку. Только забрались в автобус, забитый до отказа и в основном студентами, как двери за нами закрылись, и мы поехали.

Я облегчённо вздохнул: слава Богу успели! А ведь весь этот путь я мог проделать спокойно, не спеша, и, возможно, даже занять какое-нибудь сидячее место, если бы вышел из дома как задумал, а не ждал бы Серёгу. Больше я его ждать не буду, решил я, морщась от непривычной давки.

Через час наш «сто первый» остановился на центральной площади Прокопьевска перед Драмтеатром. Здесь наши пути с Серёгой разошлись, и мы расселись по разным трамваям. Я поехал в Тупик, где находился завод «Элетромашина», под крылом которого  приютился мой техникум, а он в противоположную сторону на Тырган.

Как и в первом классе, мы, первокурсники, на торжественной линейке прошли обряд посвящения в студенты. А потом началась учёба. И она разительно отличалась от школьной. И требования более строгие и сам процесс обучения был иной.

Квартировался я у милой доброй старушки лет за семьдесят, которая жила одна в своём домике за «Электромашиной». Отец привёз мне мешок картошки, солений разных и сразу заплатил тёте Шуре, так звали мою хозяйку, за месяц вперёд.

Первая неделя тянулась очень медленно. Наверное, от того, что я попал в непривычную для себя среду и новое место проживания. Жить у чужих, незнакомых людей мне как-то не доводилось, и потому я чувствовал себя неловко и стеснительно. Чтобы скоротать время, всё свободное от учёбы время я посвящал чтению книги. В комнате, которую выделила мне тётя Шура, стоял книжный шкаф, и там был богатый выбор.  А немногим позже я обнаружил на верхней полке замечательный фолиант: «Шахматы» Мейзелиса, и жизнь моя на чужбине сразу повеселела. Ведь шахматы были моей страстью, а в этой книге было чему поучиться. И всё же, несмотря на это, я постоянно  думал о Светке, ждал приближения воскресения, как праздник, и торопил время, чтобы побыстрее встретиться с ней.

И вот, наконец-то, наступила суббота! После окончания лекций я всё на том же «сто первом» автобусе вернулся домой, полный предвкушения от завтрашнего свидания. Суббота ведь – банный день. А это значит, генеральная уборка, большая стирка, ну, и вечером - непосредственно сама баня. Поэтому о встрече со Светкой в субботу  я не думал, рассчитывая пробыть с ней всё воскресение. Но дома меня ждала новость: в субботу и воскресение в автобазе, где работал отец, объявили  массовый выезд на копку картофеля.

Заботясь о пропитании своих рабочих, администрация автобазы каждую весну брала у подшефного колхоза несколько гектаров вспаханной земли под посадку личного картофеля, разбивала их на участки, а потом раз в месяц организовывала массовый выезд людей на эти поля. Сначала для того, чтобы посадить семена, потом для прополки и окучивания, а осенью – для копки.

Раньше мы ездили на поле вместе со всеми на дежурке. С появлением машины, мы стали добираться туда более комфортно - порой даже не дожидаясь массового выезда, - чтобы посадить, прополоть и окучить. Но копали картошку всегда вместе с автобазой, потому что только в эти дни специально выделялся транспорт для вывозки с поля урожая.

Копка была самым длительным и утомительным мероприятием в  процессе выращивания картошки. Особенно, когда на пятнадцать соток нас собиралось всего пять или шесть человек. Отец всегда держал поросят, и потому мы садили много. И на поле, и на обвалах. Как вспомнишь про это, так вздрогнешь.

Сначала каждый куст надо подкопать, чтобы легче было ковыряться в земле. Поэтому один или сразу двое, в основном, мужики, брались за лопаты или вилы и начинали подкапывать, а остальные, женщины и детвора, принимались рыть картошку. Выдёргиваешь за ботву куст, собираешь с него клубни, а после роешься в образовавшейся лунке  в поисках оставшихся в ней картофелин. И всё это делается, согнувшись в три погибели. Если картошка крупная, то копать её легко. Но если, мелочь, то измучаешься весь. Картошку собираешь в вёдра. Наполнилось ведро – ссыпаешь его в мешок. По три – пять вёдер в мешок, в зависимости от урожая и количества мешков. Если мешков не хватает, то высыпаешь в него пять ведер. Если же тары достаточно, - то можно и по три-четыре.

А когда урожай собран и упакован, грузишь его в кузов грузовика или самосвала. Хорошо, если повезёт, и машина попадётся полупустая, а если пустая, так это вообще неимоверная удача – мешки тогда легче в кузов забрасывать. А вот если достанется почти гружённый – вот тогда беда. Намаешься, как каторжный, пока наверх эти пятиведёрные мешки закидаешь, а потом ещё и разложишь их так, чтобы они по дороге из кузова не выпали.

Но и на этом уборочная кампания не заканчивается. Теперь надо добраться до дома и принять груз. Обычно, мы шли к автобусу и ждали, пока выкопают остальные, но теперь, благодаря «копеечке», ехали сразу домой. Потом приезжала машина, мешки сгружались, и картошка рассыпалась около погреба. Всё наше семейство рассаживалось вокруг кучи, и начинало её перебирать и сортировать. Сначала выбирали крупную и среднюю картофелины для еды. Затем среднюю и полусреднюю – на семена, чтобы посадить их на будущий год. А в конце уже всё остальное: мелочь, резаную и повреждённую при подкопке картошку – это поросятам. Гнилую и подозрительную – на помойку. После всё это ссыпалось в погреб по разным отсекам.

И вот когда крышка погреба захлопывалась,  вот тогда всё – можно было считать, что трудовой подвиг по уборке урожая закончен. Все облегчённо вздыхают и идут в баню, ну, а потом садились за стол, обмывать «красную борозду». Взрослые – самогонкой или водкой, а детвора – газировкой или соком.

С учётом того, что поле наше находилось в восьмидесяти километрах от дома, то на всё это уходил весь день. И за день этот так вымотаешься, что уже ничего не охота делать, тем более куда-то идти.

Всё это мгновенно пронеслось у меня в голове, и я понял, что встреча со Светкой отменяется. Что ж, смирился я с этим, значит, встретимся в другое воскресение.

Но и в следующее воскресение свидание не состоялось. Теперь на разрезе был массовый выезд, и Светка вместе с родителями уехала на поле собирать урожай. Ничего не поделаешь, утешал я сам себя, возвращаясь не солоно хлебавши домой, картошка – это же второй хлеб. Без неё не проживёшь. А сентябрь такой месяц, который потом весь год кормит.

И надо же такому случиться, с понедельника весь наш первый курс бросили на помощь колхозникам. Сентябрь  на редкость выдался тёплым и солнечным, поэтому они нынче поздно взялись за уборку картофеля. Возили нас на поля каждый день. Даже в субботу. Сбор был в Тупике. Туда же и привозили после работы. Оттуда я, весь измотанный, плёлся к себе на квартиру, где нехотя ужинал и сразу же ложился спать. А утром тётя Шура будила меня, и пока я одевался, готовила завтрак. Проглотив омлет или яичницу с чаем, я спешил в Тупик  на автобус для выполнения гражданского долга.

В субботу была та же картина. Даже ещё привезли позже обычного. Часа полтора потеряли на поиски какого-то дядьки. Потом выяснилось, что тот уехал с кем-то на попутке. И какая тут к чёрту после этого поездка домой? До кровати бы доползти! Воскресенье я продрых до двенадцати. Тётя Шура, подогревая мне жаренную на сковородке вермишель, всё охала и жалела нашего брата студента и, в частности меня, за то, что нас так нещадно эксплуатируют. Ну, а я, пока туда-сюда, пока помылся, оделся, поел, на часы  глядь, а уже третий час. А тело всё ломит от усталости, которая так и не прошла за время сна, даже шевелиться не хочется. И решил я никуда не ехать, а заняться вместе с Мейзелисом анализом шахматных партий. В семь часов после ужина я уже вырубился. А на следующее утро снова трясся в полуразвалившемся ЛиАЗе, который вёз нас, студентов, на очередную битву.

И так продолжалось до конца месяца. Так что со Светкой мы встретились только в начале октября. И то ненадолго. Тётя Аня после уборочной страды затеяла грандиозную стирку и на этот раз дочь не отпустила. Мы поболтали с ней минут пять около ограды, обменялись незаметно несколькими поцелуйчиками и разошлись в надежде встретиться в следующие выходные.

Но тут у нас в доме началась подготовка к ноябрьским праздникам. Мать задумала побелку вместе с генеральной уборкой, в которой было задействовано всё наше семейство. Мужская её часть двигала и переставляла мебель, таскала туда-сюда книги, одежду и вещи, выносила мусор и всякий ненужный хлам. Женская – белила, протирала мебель и мыла полы. Затем последовала стирка. А для этого надо сначала натаскать воды для кипятка и полоскания, а потом вынести её, уже использованную, грязную и мыльную, на помойку. На это ушло ещё одни мои выходные.

А на другие выходные уже Светкина мать учинила побелку, чтобы навести порядок в доме перед праздником. Так наши родители, будто договорившись, попеременно не давали нам встретиться, заставляя изводиться в ожидании свидания.

Вырвались мы со Светкой в город только в середине октября, да и то уже  в конце дня. Три раза – в двенадцать, в два и четыре часа, - я приходил к дому Казанцевых, и каждый раз натыкался на замок на двери. Ничего не понимая, но уже готовый смириться с тем, что сегодня опять не увижусь со Светкой, я в седьмом часу пришёл снова. А вдруг всё-таки повезёт и… на дверях по-прежнему висел всё тот же амбарный замок. Не сдержавшись, я выругался и сплюнул с досады: ну, надо же так, а! Но только развернулся, чтобы уйти, как увидел в конце улицы всё семейство Казанцевых. Впереди вышагивал дядя Вова, а за ним шла тётя Аня с дочерьми. Ну, слава тебе, Господи! Я   облегченно вздохнул, и в ожидании скорой встречи моё сердце радостно забилось.

Первой меня заметила Катька-вражина. Они ещё не прошли и половину расстояния, разделявшего нас, когда я услышал её громкое восклицание:

-   О-па! Ты смотри, кто там стоит!

Светка, что-то увлечённо рассказывавшая матери, тут же вскинулась, словно охотничья собака, учуявшая добычу. Завидев меня, она, молча, передала матери хозяйственную сумку и, ускорив шаг, вырвалась вперёд.

-   Что торопишься-то? – язвительно крикнула ей в спину Катька. – Он и так никуда не денется! Подождёт!

Тётя Аня шикнула на младшую дочь и затем всучила ей сумку:

-   Лучше на-ка, понеси! Может, успокоишься.

А Светка в ответ на Катькину реплику только прибавила скорость, а потом, когда до меня осталось метров десять, не выдержала и побежала.

-   Сашка, привет! – сходу ткнувшись мне в грудь, радостно поздоровалась она.

Чтобы устоять и не потерять равновесия, я инстинктивно сделал шаг назад и обнял её.

-   Привет, Свет!

-   Не ожидала тебя сегодня увидеть.

-  А я уже в четвёртый раз прихожу, - как бы, между прочим, сказал я.

-   Да? – Светка сияла от счастья как луна в тёмную ночь. – А мы вот у бабушки на дне рождения были. Только сейчас идём.

-    Я уже понял.

В это время к нам подошли остальные. Я поздоровался. Ответив на приветствие, глава семьи с улыбкой посмотрел на нас и, не останавливаясь, направился к калитке.

-   Дядь Володь, - окликнул я его, - можно мы погуляем?

-   Можно, - отозвался тот.

-  А не поздновато ли для гуляний? – встряла Катька-гадина, остановившись напротив нас.

-   Да на дворе ещё светло, - ответила за нас тётя Аня и, взяв дочь за руку, увлекла за собой. – Пошли.

-   Это сейчас светло, а через минуту уже стемняется, - не унималась Катька.

-   Да пошли уж!  - мать повысила голос. – Нечего им мешать.

-   Но чтобы в одиннадцать, как штык! – напомнил нам дядя Володя, задержавшись в открытой калитке.

-   Хорошо! – откликнулась Светка и, взяв меня под руку, сказала. – Идём быстрее.

-   Вы правы, сеньорита, нам действительно нужно поторопиться, - согласился я и пояснил почему, - если хотим, чтобы наша встреча прошла плодотворно.

-   Я это и имела в виду, сеньор.

-   Значит, мы думаем об одном и том же.

-   Ну, тогда идём скорее!

-   Идём!

И мы ускоренным шагом направились к переулку. Но как не торопились, едва поспели на восьмичасовой сеанс. Фильм, наверное, был нашим, потому что закончился очень быстро, и мы со Светкой даже не нацеловались. Домой шли нехотя, а около калитки простояли долго, словно предчувствовали, что снова встретимся только через месяц. Но стрелки на часах, подаренных мне в прошлый день рождения, неуклонно приближались к одиннадцати. Хочешь, не хочешь, а расставаться надо. Сказав друг другу ставшее уже традиционным «пока», мы распрощались.

А на следующей неделе неожиданно выпал снег и ударил мороз. Наш курс снова бросили на подмогу колхозниками. На этот раз собирать капусту. История повторилась. Так что домой я попал лишь в субботу тридцатого, поздно вечером, как раз на свой день рождения. В гостях у нас уже были Люся с Володей, так что празднование моего пятнадцатилетия было уже в разгаре. В подарок я получил деревянный ящик с инструментами – набор юного слесаря, а тётка с дядькой подарили мне тёплый свитер.

Воскресенье я провёл с друзьями, так как у Светки с понедельника начинались каникулы, и, без сомнения, она ещё в субботу уехала к бабушке.

Со Светкой мы увиделись лишь через две недели. И как же мы обрадовались, когда увидели друг друга! По выражению её лица я понял, что она была готова расцеловать меня прямо на глазах у матери, которая, стоя  на крыльце, с улыбкой умиления смотрела на нас, но сдержалась. Сначала мы посидели немного в кафе-мороженое, затем поболтали на полюбившейся скамейке в скверике, а затем пошли в кино целоваться. Ходили дважды. Сперва в малый зал, а потом в большой.  Ох, и отвели же мы тогда душу, наверстав упущенное с лихвой!

С тех пор мы стали уже встречаться регулярно, ходили гулять в город, разговаривали о том, о сём на нашей скамейке под берёзкой, а после шли в кино.

Со временем наши поцелуйные страсти улеглись, успокоились, и теперь, выходя из кинотеатра, мы могли назвать не только название картины и про что она, но вспомнить имена главных героев.

 Александр БЕЛКА