Modus vivendi, или лет через тридцать

Все вокруг Веньки упорно выстраивали отношения, создавали комфорт, налаживали быт, суетились, радовались.
Все-все. А у него как назло жизнь разваливалась, рассыпалась в прах, превращалась на глазах в тлеющие головешки.
Что-то внутри и снаружи горело, что-то расплывалось, куда-то просачивалось, отправляясь со звоном и скрежетом в мусорную корзину.
Пепел недавних событий струился по ветру времени, оседал в параллельной Вселенной, превращаясь в его неприкаянной жизни в не очень приятные воспоминания.
Прошлое – нормальное, обычное, как у всех прошлое, невыносимо раздражало нахальным бесстыдством: Веньке казалось, что там, в нём он был непомерно счастлив.
В один миг… (разве в один?) семейная идиллия (была ли она?) расплавилась, осыпалась брызгами отвратительных знаний, пролилась ядовитым дождём измены, отравила замечательный гостеприимный мирок, погасила жаркий очаг, унесла в неизвестные дали тепло и нежность отношений.
Проходили дни, недели, месяцы невыносимо удушливого одиночества, ощущения абсолютной ненужности никому и полной бессмысленности существования.
Казалось, что уже прошли годы.
На самом деле Венька не был одинок, с ним жили двое прекрасных ребятишек, ради которых можно и нужно было карабкаться, искать прежнего себя. Если бы не дети, он, пожалуй, мог бы перешагнуть черту между жизнью и смертью.
Дети, это дети. Самим своим существованием они несут радость, но это всего лишь дети. Для ощущения полноценности жизни мужчине необходима спутница, и не какая-нибудь, а самая лучшая, которой можно доверить всё, что угодно – даже жизнь.
Венька – человек сугубо семейный, он родился таким.
Представьте, что некие люди пришли и предъявили претензии на крышу в вашем доме, пол или стену. Стоят, нагло усмехаются, тычут в нос документом, где чёрным по белому со штампами и подписями означено: не твоё, отдай. Левая стена и потолок – твои, а всё остальное – извини-подвинься.
Собственно Веньку никто не спрашивал. Сначала жену брали в аренду как бы для поддержания тонуса (она умела быть душой компании, заводилой) на вечер, потом на сутки.
Лиза умело находила отговорки, в близости не отказывала, но помаленьку отдалялась.
Венька догадывался, чувствовал: что-то не так. Но точно не знал – что именно.
Необоснованно предъявлять претензии не хотел, не мог. Да и не верил в то, что женщина, с которой прошёл огонь, воду и медные трубы может так поступить.
Ей двойная жизнь нравилась. Точнее, Лиза тащилась от той, второй, тайной роли.
Женщина была весела и жизнерадостна вне квартиры, задумчива и молчалива в присутствии домашних, объясняя такое несоответствие элегантной латинской фразой “Modus vivendi”.
Модус так модус, думал Вениамин и готовил ужины после работы, не потрудившись перевести загадочное изречение. Затем стирал, прибирался, проверял уроки у детей, между делом одним глазком поглядывая в телевизор, а потом ложился спать.
Веньке приходилось рано вставать на работу, поэтому распорядок дня он выдерживал строго.
Лиза, пока муж хлопотал по хозяйству, читала книжку, уютно устроившись в кресле, искоса поглядывая на часы.
Укладывать мужа спать она старалась не забывать. Ритуал исполнения интимного ритуала занимал минут тридцать. Дальше – полная свобода.
Венька после любовного поединка засыпал мгновенно, а её ждали приключения.
О Лизкиных похождениях знали все, в том числе друзья и дети, которых она ловко дурачила, покупая мелкими уступками, подарками, или умело пугала.
Венька как мог старался обеспечить семью с постепенным повышением уровня жизни.
Материально они жили неплохо.
Кто бы знал, что любовь и счастье при видимом благополучии были иллюзией, галлюцинацией.
Лиза растворилась на просторах нескончаемого праздника жизни, не потрудившись забрать в новую жизнь даже личные вещи. Ей, как стрекозе из басни, под каждым листом и кустом  предлагали все плюшки, которые могли удовлетворить сиюминутные потребности в счастье.
Её Modus vivendi не предусматривал заботиться о завтрашнем дне.
Жизнь, это то, что происходит здесь и сейчас, что дарит радость без усилий. Стоит ли напрасно терять время?
Лиза отрывалась, как могла, на полную катушку. О её лихих и пикантных похождениях не сплетничали только ленивые до слухов счастливцы.
А Венька страдал, потому, что тень подвигов жены падала на него, а ещё оттого, что любил эту женщину несмотря ни на что.
У него был совсем другой модус, иной образ жизни и способ существования, который требовал, чтобы рядом был родной и близкий человек.
Веньке как вода или воздух необходима была родная, любимая женщина.
Он не мог жить один и для себя, оттого страдал, если не к кому было прижаться всем телом, ощутить живое тепло, рассказать всё-всё; если не было того, кто поймёт и поддержит, для которого стоит напрягаться.
Дети не в счёт – это святое, главное, это кровная связь. Жена ближе физически.
Веньке необходимы были искренние нежные прикосновения, ощущение перетекающей из тела в тело энергии, красноречивые многозначительные взгляды, откровенные беседы, признания в любви, трогательная забота, даже претензии и скандалы, которые тоже мотивировали совершенствоваться.
Сначала он мечтал, что жена вернётся и жизнь наладиться, искал с ней встреч, пробовал беседовать, убеждать.
Лиза смотрела на него с презрением, говорила ужасные слова, старалась уколоть  как можно больнее необоснованными высказываниями о его мужской состоятельности.
Венька готов был идти на уступки, чтобы найти точку равновесия. Потеряв баланс и ориентиры, он чувствовал себя беспомощным и несчастным.
К нему приходили друзья, пробовали успокаивать. Подруги жены приносили вино, с готовностью преподносили себя в качестве утешительного приза.
Не то! Не то, и не так!
Вокруг беспорядочно сновали мужчины и женщины, бестолково суетились, копошились, отыскивая в бытовой грязи ничего не значащих проблем философский камень, превращающий бытовой мусор в самородное золото.
Они чего-то упорно решали, к чему-то призрачному стремились: притворялись, изворачивались, хитрили, лгали, чтобы в курятнике человеческой жизни оказаться на жердочку выше.
Это была чужая, неинтересная, чуждая ему жизнь.
Ему нужна была другая, та, в которой есть Лиза.
Венька закрывал глаза, погружался в воспоминания, где центральное место по-прежнему почему-то занимала жена, статус которой, несмотря на долгое отсутствие не изменился. Нужна была та, другая Лиза, из совсем непохожей растворившейся в прошлом жизни, хотя старался забыть и её, и ту боль, которую эта женщина причинила ему и детям.
От той жизни остались лишь растущие не по дням, а по часам плоды любви, больше ничего.
А его несло потоком событий куда-то не в ту в сторону, смывало в сточную канаву на обочине долины настоящей жизни.
Связать свою судьбу с подругами жены он не мог: те были немым укором, напоминанием о былом, насмешкой над уничтоженными чувствами.
Кроме того все они были замужем.
Веньку вдруг удивило это странное обстоятельство. Замужние женщины запросто, “ничтоже сумняшеся”, нисколько не смущаясь, предлагали ему себя.
Он представил себе, что соглашается, ласкает, трогает. Например, Ирину или Светку. Гладит интимные выпуклости, целует, прижимается к оголённой коже, потом входит в святая святых.
В воображении это было весьма чувствительно и приятно.
Воображаемая Светка громко стонала, чувственно изгибалась, истекала соками, источала аромат страсти, шептала ласковые слова, благодарила.
А что? Он ещё молодой, тридцать шесть лет для мужика не возраст. Потенция и желание дай бог каждому.
– Причём здесь моё желание, – думал очнувшись Венька, –  я это я, а Светка! Она что – отряхнётся и пойдёт без зазрения совести ублажать своего Пашку. Этот олень, как недавно я, даже знать не будет, что мы с ним уже практически родственники.
– Бред, грязь! Нет, не моя эта тема. В городе тысячи женщин живут без мужчин. Тысячи. Они ищут меня, я – их. Ау! Где вы, прекрасные одинокие женщины, которым не повезло в жизни!
Не может быть, чтобы на огромной Земле не было для него подходящей пары. Посмотрите вокруг, оглянитесь: все желающие создают романтические союзы, покупают квартиры, строят дома, справляют свадьбы, рожают детей, обустраивают быт.
Все без исключений.
Кто хочет и кто может.
Перечеркнуть прошлое к чёртовой матери и плыть. На моторе, на вёслах, пешком – без разницы, лишь бы вперёд, в светлое будущее, где есть обетованные берега, где ждут и возможно полюбят.
Мысли материальны. Стакан воды и одинокая старость – участь тех, кому ничего не нужно.
Двое детей, это не приговор, а козырь, как два туза в рукаве. Он же знает, чего хочет от жизни, от супружества, от любви, от совместного быта.
Ему нужна женщина навсегда: настолько родная и близкая, настолько! До степени смешения, как две жидкости в одном прозрачном стакане.
С ней Венька хочет засыпать, с ней просыпаться. Сегодня, завтра, всегда. Женщина, с которой даже через много десятков лет, когда доживёт до маразма и болезней можно не бояться будущего.
Не верит Венька, что всех порядочных баб как горячие пирожки давно разобрали. Быть такого не может. Действовать нужно, искать. Что толку от пустых страданий?
Вот только где искать: в интернете, на улице, в парке, в театре, на выставке картин, где?
Где скрываются, где обитают целомудренные душой и телом Артемиды, Афины и Гестии, Modus vivendi  которых не похож на коктейль или винегрет из вульгарных страстей, отвратительных желаний, порочных и безнравственных привычек, похоти, зависти и лжи?
Сайты знакомств, коучи и тренинги отпали сами собой.
Стоило только окунуться в эту сомнительную среду, в которой как рыбы в воде плавали лишь охотники мимолётных утех без тормозов и обязательств и их потенциальные жертвы обоего пола.
Учить и переучивать Веньку – необходимости нет. Он созрел для жизни, для настоящих отношений, для трудного счастья, которое можно не в лотерею выиграть, а заслужить личным участием.
Лиза! Лиза это отдельная тема. Он всегда чувствовал в этой женщине изъян, червоточинку, но она мать, хоть и с маленькой буквы. У них общие дети, несущие в своих генах смешанную информацию, полученную от её и его предков.
Разорвать родственную связь, слишком прочную, чтобы применять для этого грубую силу, не хватало духа.
Лиза играла Венькой, как кошка мышкой.
Её ловкие пальчики и сладкие губы хозяйничали в душе и теле супруга, ласкали податливые душевные струны, входили в резонанс с его чувствительным существом, вибрирующим от нежных прикосновений.
В такие мгновения она была царицей желаний и богиней страстей.
Сколько ни пытался Венька определить своё к ней отношения, даже после чудовищных ссор, ему нечего было предъявить этой женщине, пока она не перешла окончательного границы приличий, пока окончательно не убедился в том, что Афродита одна, а желающих пить из её недр божественный нектар и терзать податливую плоть – тьма тьмущая.
Быть одним из многих, делиться с кем попало, Венька не мог и не хотел.
Не мог и всё!
Хотя, если честно, он Лизу не выгонял. Спать бы с ней не стал, доверять тоже, а жить… пожалуй жил бы и дальше, пока дети не выбрали бы свой личный путь.
Дети ведь, дети! Ради них можно выдержать даже предательство.
Венька настойчиво искал свою половинку.
Искал и не находил.
Женщин было много, но той, единственной, среди них не было. В каждой из тех, кто ему приглянулся, спустя несколько дней или недель обнаруживались не просто дефекты – целые модусы аномалий и мутаций образа мыслей и взглядов на совместную жизнь.
Нет, не несовершенство. Этого добра в каждом из нас навалом. Женщины искали вьючного ослика Иа, верхом на котором можно уверенно отправляться в дальний путь по долине счастья.
Думаю объяснять, что это значит, нет необходимости. Достаточно ему одной Лизы. Вторую такую же Боливар не выдержит.
Венька всё ещё верил в то, что половинка – женщина, рождённая как бы  для него, это не единственный весьма редкий экземпляр, что это драгоценные россыпи, которые можно обнаружить где угодно, хоть под ногами; что счастье в этом прекрасном мире заготовлено для каждого без исключения, просто оно застенчивое и робкое.
Оно тебя видит, а ты его – нет.
Кто-то не туда идёт, другой не туда смотрит, третий слишком медленно двигается, четвёртый… а четвёртый говорит красивые слова, но забывает совершать поступки.
Венька! Венька не скитался по колдуньям и ведьмам, не заказывал гороскопы, не перекладывал поиски на друзей и родственников, не рылся в завалах интернета: он реально искал.  Искал, пробовал, дарил тепло, но его, увы, не желали возвращать, чем-то дорогим делиться.
Четыре долгих года искал.
Были женщины, которые в первый же день пытались переставить мебель, кому мешали дорогие и памятные вещи, кого не устраивал интерьер или цвет обоев, кто сходу пытался занять денег или высказывал идею отправить детей к бабушке.
Кто-то предлагал своё тело через полчаса знакомства, другие отказывали месяцами, ссылаясь на целомудренность (в возрасте под сорок и двух-трёх неудачных браках), третьи загадочно шептали за мгновение до оргазма, что нужно заменить люстру и срочно купить трюмо.
Венька блуждал в лабиринтах человеческих пороков, странных потребностей, инстинктов, эгоизмов и противоречий, а она, женщина-мечта, всегда была рядом.
Почти рядом, в его городе на соседней улице.
Наверняка их пути и взгляды пересекались сотни раз. Возможно, они разговаривали друг с другом, даже прикасались: например в автобусе.
Эта женщина не стреляла глазками, не выставляла напоказ крутые бёдра и упругие груди, не камуфлировала лицо косметикой, не красила седые волосы. Она просто улыбнулась мимоходом, но застенчиво прятала взгляд.
Когда оказалась у него в квартире и спросила, — Вениамин, а чего вы любите?
– У меня двое детей, – ответил он.
– Замечательно, а у меня, представляете – ни одного. Я трижды была замужем, но, ни разу не развелась. Так сложилось. Нас разлучала смерть. Во всех трёх случаях трагическая смерть. Так не должно быть, но так вышло. Можно я за вами поухаживаю?
– Вы в гостях. Мне неловко перекладывать обязанности гостеприимства на вас. Может быть в следующий раз.
– В следующий раз! У нас будет следующий раз?
– Если пожелаете.
– В следующий раз роль хозяйки за мной, должна же я показать, чего стою. И не спорьте. Вы так и не ответили, чего любите.
– Если скажу, что вас?

– Не поверю. Любовь с первого взгляда в нашем возрасте, вам не смешно, Вениамин? Симпатия – да, согласна. Говорят, что сделать выбор можно за несколько секунд, но любовь – это, прежде всего единство целей и полное обоюдное доверие. Ни у вас, ни у меня нет для этого достаточных оснований.  Вы – мужчина обаятельный, добродушный, в меру остроумный. Чтобы начать общаться этого довольно, но не более того. Я спросила о предпочтениях, о любимых занятиях, о мечтах.
– Люблю детей, музыку, читать, немного сочиняю. Поесть люблю. Я вкусно готовлю, можете удостовериться. Доказательства перед вами.
– Уже оценила. Относительно детей – не обсуждается. Сразу скажу – ненавижу предателей, лгунов, поиски смысла жизни и жалобы. И ещё одно: если решим встречаться дальше – прошлое оставляем в прошлом. Вот прямо сейчас. Смотрите, Вениамин, как это делается.
Закройте глаза, представьте всё плохое, когда-либо с вами случившееся. Теперь помещаете всю эту дрянь в ладонь и безжалостно стряхиваете в мусорное ведро. Открывайте глаза, смотрите на меня.
– Здравствуй, Веня, я Вера. Вера Дмитриевна, если угодно, Колесникова. Дальше обращаемся на ты и без отчества. Годится?
– Теперь ты просто обязан быть счастливым. Запомни этот день. Лет через тридцать мы вернёмся к нашему разговору. А про любовь можем поговорить недельки через две-три. Если не передумаешь.

 Валерий Столыпин

x

Иллюстрация к: Modus vivendi, или лет через тридцать