Как страшно от мысли о вечной ничьей

Время, или я сам – юный, доверчивый, впечатлительный тому причина, неумолимо стремилось обогнать саму жизнь, создавая сгустки проблем там, где их, казалось бы, не должно быть.

Реальность путала  события, заставляла носиться кругами и петлями по одним и тем же неверно намеченным ориентирам, немыслимыми зигзагами загибала последовательность происходящего, искажала логику явлений, пыталась завязать объективные закономерности в хитроумные экзотические узлы, перепрыгивала через памятные даты и сезоны года, вновь и вновь возвращая к началу чего-то незавершенного ранее.

Попытки планировать судьбу как изящный симметричный узор в итоге формировали нелепые абстракции, невнятные по форме и содержанию, можно сказать пятна, точнее кляксы, с едва различимыми элементами контура.
Так было не всегда. Поначалу всё шло гладко – ярко, заманчиво, азартно и до чёртиков выразительно, пока в крови зашкаливала хитроумная чувственная химия.

Как же впечатляет, когда любовь случается впервые, когда захлёстывает и пьянит, будоражит и щекочет, волнует, манит, пробуждает самое светлое, самое чувственное, когда голова кружится оттого, что исчезает понятие постыдного, греховного и запретного.

У нас была любовь-страсть, когда крышу сносит напрочь, когда день начинается поздно вечером, а заканчивается то ли упадком сил, то ли обмороком. 

События выстраивались отдельно от сознания, сами по себе. Суть и последствия эйфории  воспринимались осмысленно не сразу, лишь спустя время, которое пролетало незаметно, но со временем иссякло, опустошило вдохновение, заставило смотреть на холст судьбы другими, выцветшими что ли, глазами.
На небрежно загрунтованной ткани не оказалось ничего, кроме намалёванных наспех штрихов и бесформенных пятен.

Куда исчезли притяжение, очарование, тайна?
Какими же глазами смотрел я на свою жизнь, если не видел основного и главного: девушка моей мечты – редчайшее сочетание авантюризма, самовлюблённости, страстного стремления наслаждаться и праздновать, но ни за что не отвечать. 

Она не обманывала меня, сознавшись в самом начале отношений в многочисленных романтических и не очень приключениях, в искушениях и невинных женских шалостях, в неудержимом стремлении нравиться всем, которое стало смыслом жизни задолго до замужества.

Конечно, она приукрасила своё повествование, добавила в него лирики, юмора и драматизма для пущей убедительности.

Это потом я понял, что она не раскаивалась, не исповедовалась – предупреждала, зная свои не совсем обычные чувственные повадки и наклонности: влюбляться во всё, что обещает воодушевление, выразительные эмоции и сколько-то мгновений яркого праздника.

Я был окрылён любовью настолько, что логические построения и доводы разума не мог воспринимать адекватно.

Это было давно. 

С тех пор много раз менялись правила игры: стиль общения, жизненное кредо, декорации, костюмы, сценарии, детали и нюансы постановки.

Милая хрупкая девочка превратилась со временем в волевую женщину с характером хищной стервы, но очень, очень сладкую.

Словно опытный сёрфер следила она за окружающей мужской средой, улавливала потоки интереса и внимания, устраивалась время от времени поудобней на этой волне и парила на гребне восторга, наслаждаясь возбуждающими галлюцинациями  столь долго, пока не иссякала энергия страсти.

Как и любое течение, побуждаемое к движению извне, одержимость и влечение вскоре теряли избыточную энергию. Растратив желание и силу безумия, жену выбрасывало ослабевшей инерцией обратно в семью, где по-прежнему было обыденно, скудно, однообразно, размеренно и скучно.

Ей приходилось подстраиваться под одного и того же, надоевшего основательно мужчину, то есть под меня: подтирать сопли детишкам, которым  требовалось слишком много внимания.

Вновь приходилось стирать, готовить, убивать на это драгоценное время, которое можно было израсходовать иначе – празднично, весело, чувственно и вкусно.

Я знал о вероломных склонностях супруги, чувствовал отчуждение, когда жена особенно увлекалась, замечал косвенные признаки измены, но категорически отказывался верить в реальность любовных интрижек, находя абсурдному поведению тысячи иллюзорных объяснений.

Ирина почти не скрывала свои похождения, лишь слегка прикрывала неприглядные стремления фиговым листком молодости: юность, мол, наивная и непоследовательная, – ну прости, прости, увлеклась, каюсь! Один поцелуй, почти отеческий, в щёчку, ничего вульгарного. Не распущенность и соблазн тому виной, любимый,  исключительно любопытство и девичья наивность. Честное слово – у меня с ним ничего не было!

– Да-да, понимаю, – пытаясь улыбаться и не мигая смотреть в глаза, мямлил я, – конечно, это досадное недоразумение. Невинная шалость.  Жажда познать всю полноту жизни. Но теперь-то ты поняла, что за яркие эмоции приходится платить … чувством вины? Неужели сложно понять – мне больно!

Жена была не просто любознательна в отношении чувственных удовольствий – назойливо сосредоточена конкретно на эротизме, первый опыт которого приобрела ещё в нежном возрасте: не по любви, нет, это было искушение взрослостью, которая манила сочными деликатесами, подробно и чувственно описанными в женских романах.

Любовные истории Ирочка читала запоями с раннего детства, благо такие возможности у неё были.

Иногда родители заставали девочку среди ночи с книжкой под одеялом со светом фонарика. Знания копились, требовали реализации. Какая любовь, какие чувства, какие страсти... и без неё.

Восхитительной взрослой жизнью наслаждались все, а от Ирины скрывали таинственным пологом неизвестности и нелепых запретов.

Ирочка ждала и жаждала таинственных событий, активно способствуя их наступлению, и они не замедлили войти в юную жизнь.

Я не оговорился: они действительно вошли, вполне по-взрослому, раздвинув раз и навсегда горизонт событий вместе с нежными бёдрами до уровня первого, не вполне удачного, но запомнившегося навсегда женского опыта, можно сказать с первым встречным, проявившим решительную настойчивость.

О том случае жена рассказывала многократно, каждый раз добавляя в историю драматизм и сочность деталей, словно наслаждалась моей негативной реакцией.

Повествование было построено таким образом, будто над ней надругались, требовало сочувствия, но восторженная мимика и трепетные оттенки голоса в особенно пикантные моменты постыдного красноречия свидетельствовали о том, что не только тогда, но и теперь она испытывает толику наслаждения, вновь и вновь переживая нечаянное интимное приключение.

Позднее, когда раз за разом вскрывались её неумело камуфлируемые скабрезные шалости, я старался не обращать на них внимания, относя к совпадениям и нелепым случайностям, хотя каждый подобный эпизод добавлял  отношениям царапины и шрамы, не кровоточащие до поры, но раздражающе зудящие, иногда ноющие весьма болезненно.

Я терпел, потому что любил. Понимаю – так себе оправдание. Но иной веской причины у меня нет.

Ирочка была моей первой женщиной. На тот период времени – единственной женщиной.

С ней я познал радости настоящей любви, с ней прошёл долгий путь от робкого прикосновения к руке почти до совершенства в школе эмоционально насыщенного нежностью и страстью  эротизма, с ней одной мечтал о счастливом будущем и связывал свою судьбу.

Или всё же это была патологическая зависимость?

Наверно я однолюб. Хотя, если быть до конца откровенным, изменить пробовал, когда Ирина вела себя особенно агрессивно, когда демонстративно хлопнула дверью и убежала навстречу новым впечатлениям. Руководствовался тогда обидой и сиюминутным желанием отомстить. Сравнение с женой претендентка на адюльтер не выдержала.

С  ней вроде бы было хорошо, местами замечательно. Но… не так.

А хотелось так, как с ней, как в первый раз. Впрочем, с Ирочкой у меня каждый раз был первым, даже после возвращений из дерзких загулов, после бурных выяснений и страстных примирений.

Наверно так я устроен.

Желание близости всегда возникало мгновенно, стоило только мысленно представить её образ или дотронуться, не говоря уже о тех моментах, когда инициатива исходила именно от неё.

Да-да, однажды и я сорвался, оправдывая свои развратные действия якобы местью, когда подросли дети, а измены приняли особенно уродливые формы.

Понимаю – этот факт не может быть оправданием: интимная связь на стороне – однозначно позорное явление.

Удивительно то, что мне не пришлось искать утешительницу. Эту гуманитарную миссию добровольно, с воодушевлением и радостью взяла на себя лучшая подруга жены, которая без зазрения совести воспользовалась моментом моей эмоциональной невменяемости.

Не было нужды её соблазнять: девочка кружила около меня как ночная бабочка, привлечённая светом электрической лампы, пока не добилась взаимности, после которой я чувствовал себя конченым предателем.

Ладно, думал я впоследствии: погулял и довольно. Не моё это. Надо настраивать свой рояль. А каким путём, как изменить взрослого человека, смыслом жизни которого является одержимость наслаждением?

Отчего мы друг друга не понимаем? Это раз. Каким образом один садится на шею другого и погоняет, а тот и не думает сопротивляться? Это два. Как возникает зависимость? Это три.

Решив эти нехитрые вопросы наверно можно составить план действий, попытаться превратить минусы в плюсы.

Начну, пожалуй, с последнего пункта.

Раз уж я убедил себя, что люблю эту женщину, значит, могу попытаться раскрутить спираль чувственности обратно. Хотя бы изобразить безразличие.

Я начал действовать: приходил с работы на два часа позже, слегка под мухой. Есть не хочу, желаю спать, но… в гордом одиночестве.

Надо же, сработало! Уже на третий день.

Что же происходит с моей милой кошечкой, которая привыкла гулять сама по себе? Неужели зависимость обоюдна?

Нужно выяснить, на чём она основана. А ещё, поразмыслив, я понял: если большой мир состоит из мельчайших частичек, что говорить об отдельном человеке. Идеал, конечно, существует, только не в реальной жизни. Равновесие – состояние весьма неустойчивое.

Любовь и дружба у супругов вовсе не миф: все ругаются, мирятся, но многие стежок за стежком умудряются вышить вполне добротный семейный гобелен.

Чем же мы с женой – хуже других? 

Если особенно не копаться в обидах, выводы вовремя делать, жизнь возможно наладится.

Не догоню, так согреюсь, решил я.

Отец всегда говорил, – никогда не делай резких движений, сначала осмотрись, потом действуй.

Хоть и говорят, что воспитывать человека можно, пока он поперёк лавки умещается, а как вдоль скамейки лёг, ничего в его характере не изменишь.

Нужно пробовать. Другого выхода нет. Или разбегаться, пока не поздно, чего очень не хочется. Прикипел я к ней.
Говорят, на тот срок, когда включаются чувства, мозг создатель отсоединяет, чтобы не перегрелся. Любовь весь трафик съедает, приходится организм в режиме экономии эксплуатировать.
Скандалы и истерики – весьма эффективный инструмент, способный заставить  делать много чего против воли, но это работает лишь до тех пор, пока принимаешь в них активное участие.
Если удаётся абстрагироваться от парализующего действия ссоры, убедить себя, что совершаемые манипуляции тебя не трогают, магия прекращает работать, теряя энергию и силу, превращаясь в любительское театральное представление, банальное и неинтересное. А лишившись могущества и точки приложения противостояние сходит постепенно на нет.
Первые скромные шаги начали давать плоды. Как же так, наверно думала Ирина, знаю каждую кнопочку, на которую можно нажать, чтобы заставить его подчиняться и вдруг? Она скандалит,  я, молча, с абсолютно равнодушным выражением, занимаюсь своим делом и на неё ноль внимания.
Чувствую растерянность в её действиях. Обычно правила семейных отношений  регулировала Ирина, теперь от неё ничего не зависит.

Разрыв шаблона. Требуется перезагрузка.
Начало   эксперимента удачное, нужно в корне менять правила общения, да так, чтобы девочке моей самой расхотелось романтического пафоса, который можно безболезненно сменить на спокойное парение в тишине семейного моря.
Лежу и думаю: что может заставить женщину, которая увлечена поисками неведомого идеала, вернуться обратно на землю?

Может быть ревность? Однако, Ирочка давно и безнадёжно равнодушна к моим мужским чарам. Приелся, надоел.
Для возбуждения необходима экзотика. Не африканец какой-нибудь, но эротический субъект, свежий и загадочный, чтобы зажечь сумел. Вариантов немного. Она любит бесцеремонных циников, обладающих грубыми мужскими достоинствами, агрессивных и сильных. Я совсем не такой.
Для меня не вполне понятно – почему её больше привлекают мужланы.

Все её нынешние воздыхатели приземлённые и убогие. Не уподобиться ли и мне им? А что, накачать мышцы, одеться придурком, изнасиловать, двинуть в глаз?

Агрессивно, вульгарно. Я для неё не вполне горяч, можно сказать заветрился, остыл как мишень для вожделения. Одноразовая грубость не поможет. Хитрость нужна.
Попробовать провокацию? По себе знаю, если у меня лежит довольно ценная, но давно и прочно ненужная вещь, как только она скрывается из вида, именно в ней появляется острая необходимость, маниакальное стремление вернуть притягивающий мысли предмет.
Если вдуматься, меня Ирочка именно так и воспринимает: как необременительный, но вполне годный к эксплуатации, временами просто необходимый в обыденной жизни аксессуар.
Ну и что, если порой раздражает? Так случается. Это не значит, что можно просто так взять и выбросить не очень-то и нужную, но привычную и удобную вещицу.

Я ведь  ещё вполне доброкачественный, довольно расторопный и удачливый мужчина. Должен же представлять для неё какую-то ценность. Вот! Нужно для начала обозначить свою стоимость, а потом огорчить возможностью лишиться нужного аксессуара.

Я даже знаю как. Вполне подойдёт ревность.
На следующий день купил две упаковки резинового изделия номер два, положил в карман брюк и... нечаянно уронил на пол в её присутствии. Нисколько не смущаясь, поднял конвертики с компрометирующими предметами и медленно, чтобы Ирина имела возможность рассмотреть, сочинить и пережить пикантную историю, задумчиво положил обратно в карман.
Глаза у моей леди начали расти и застыли в полностью расхлопнутом состоянии, в то время, когда ртом она начала жадно ловить воздух, словно выброшенная на берег рыба. Наживка сработала. Ждём-с.
– Может, объяснишь, что ты сейчас поднял с пола? Вынимай, показывай!
– Вот это, – протягиваю на ладони упаковку, — кондом, презерватив по-нашему. Нужная в хозяйстве вещь. Знаешь, сколько аварийных функций можно выполнить при его наличии?
–  Зубы не заговаривай, знаю. И функцию и метод использования, даже ощущения… девчонки рассказывали, – поправилась она, но ведь мы с тобой, никогда ими не пользовались. С чего вдруг такой интерес к контрацепции? Я ведь всё равно узнаю.
– Иришка, золотце, просто ты в походы не ходила. Обычно я использую шарики как контейнеры, чтобы спички, сигареты не вымокли. Как напальчник, когда поранился. Вместо жгута иногда применяю. Как упругую завязку. Можно быстро прокладку временную сделать для крана. Много чего ещё. А что тебя удивляет?
– Всё удивляет. Не делай из меня идиотку! Мне казалось, его надевают… короче, если ребёночка не хотят. Или неприличную хворь подхватить боятся. Кто она?
– Ты о чём, родная? Не подозревал, что ты такая ревнивая. Не замечал, что тебя волнует моя личная жизнь. Удивляюсь: ты же кошка, которая гуляет сама по себе. Тебе можно, а мне нельзя?
– Всё равно узнаю. Чего именно мне можно, на кого намекаешь? Сева и Артур – мои друзья. У нас общие интересы, только и всего. Есть, что предъявить? Может ты меня за ноги держал да фонариком подсвечивал!
– Меня твои акробатические предпочтения не особенно трогают. С некоторых пор. Фиолетово мне, любимая, с кем ты тренируешься. Чего так возбудилась? Кому мужчина добычу приносит, того и тапки. Всё в этом доме исключительно для тебя, милая. Ты – моя единственная женщина в этом мире. Товар обмену и возврату не подлежит. Буду использовать, пока окончательно не сотрётся.

– Я тебе что – вещь! Кстати, нас сегодня в гости зовут. Пойдёшь?
– Разве что-то случилось? Ты ведь давно никуда меня с собой не приглашаешь.
– Я ведь тебя люблю, – то ли спросила, то ли сообщила Ирина, – сам виноват, что мы редко бываем вместе. Работаешь много. Слишком много. А мне хочется с мужем побыть, что в этом необычного?
– Ой, ли! Тогда никуда не идём. Предпочитаю интимный ужин при свечах. Романтическое свидание наедине с судьбой тебя устроит? Красное вино, нежный поцелуй с пикантным продолжением. Ты и я. Нам ведь никто не нужен?
– С тобой же со скуки помрёшь. Даже петь не умеешь. Там компания, движуха. Там весело. Потанцуем. Не нацеловался что ли? Как ребёнок малый себя ведёшь.
– Ладно, идём. А  Саша там будет?
– Какой, Саша?

– Неужели я что-то перепутал? Блондин с длинными волосами, который с гитарой. Ну, помнишь, ты с ним так увлечённо целовалась на кухне. И вид у вас был как у нашкодивших котов. А на следующий день ты под утро пришла.
– Вспомнил! Тебе показалось. Соринку у него из глаза достала, только и всего. И не под утро вернулась, а в три часа. Детское время. Девичник у нас был. Вот! Можешь у Вероники спросить.
– Понимаю. Вероника, бедовая разведёнка без царя в голове в качестве гаранта верности. Прикольно. С соринкой справилась? Тест на беременность не понадобится?
– Не твоё дело! За собой следи.
– Понятно, не моё. Так он будет?
– Конечно. Он же музыкант, душа компании.
– Помню-помню. Забавные композиции и масленый взгляд. Дай вспомню, – ты трогаешь себя, ты стонешь, ты плачешь, как будто и быть не может иначе, как будто душа расплавляется телом. Ты делаешь это уверенно, смело... я запомнил. Ведь он для тебя  исполнял гимн безпринципной похоти? А заразиться испугался, презервативов целую коллекцию прикупил. Не нервничай. Они у него из кармана, тоже совершенно случайно, выпали. Я именно из-за этого и ушёл тогда. Переживал, глупый. Это ведь теперь не считается, правда? Подумаешь, делов-то: туда, сюда, обратно...
– Опять  хамишь? Доказать сумеешь?
– Чего так разволновалась? Раскраснелась, взъерошилась. Дело житейское. У нас ведь свободные отношения, правда? Ты иди, иди. Мне в гости расхотелось. Погулять схожу. Подышу лесом. Подумаю, нужен ли мне чемодан без ручки.
– Мне тоже расхотелось. А чё, давай, правда, посидим, вина выпьём. Или шампанского. Помнишь, как тогда...
 – У меня с памятью проблемы. Хрень всякая в голову лезет. Отвык я от посиделок, от твоего участия, от щедрости эмоций, нежности. Ты обычно где-то там, с друзьями, я. Никому не нужный, здесь.
– Ты в тот день из командировки приехал. Ожерелье привёз из коричневого жемчуга, шарф кашемировый. И духи. Клима, кажется. Вкусные. Мы до утра наговориться не могли. Неужели это была я?
 – Сама удивляешься? Конечно ты. Представляешь, Иришка, год назад мы были влюблены. По уши.  А что это значит? Только то, что до сердца любовь наша так и не дошла: руки, нос, уши и всё. Когда начинаешь думать, сопоставлять, оказывается, что незрелая любовь, та, что начинается и заканчивается голой физиологией  –  иллюзия, глюки. Мы ведь совсем не идеальные. Обычные обыватели, как миллионы прочих. Мираж рассеивается, остаётся ощущение, что тебя надули как последнего простака, подсунули фантик вместо сладкой конфетки. А ощущения той эйфории, проекция счастья неземного, в памяти прочно засела, требуют повторения, существенных доказательств. Любовь – наркотик. Это не преувеличение, так оно и есть на самом деле. Симфонию жизни исполняют гормоны. Организм привык получать своевременно дозу, не дают – начинается ломка.
– Не выдумывай. Хочешь сказать, что мы сами себе не хозяева?
– Почему? Люди взрослеют, набираются опыта, учатся справляться с любыми ситуациями. Перестают питаться иллюзиями.  Жизнь слишком коротка, чтобы преодолевать отчуждение, живя вдвоём. Одиночеством нужно наслаждаться. Одному. Только не очень долго. Если слишком увлекаешься, пропадает сладость блаженства. Оно превращается в несчастье, выдержать которое становится невыносимой пыткой. Когда начинаешь тосковать в браке, знай – любовь безвозвратно ушла. Она просто не выдержала испытания временем.
–  В мой огород камешек? Ты тоже не идеальный. Мне Танька кое-что рассказала. Было у вас, ведь было! Ага, глаза прячешь.
– До любой информации, Иришка, дозреть нужно. Никогда не замечала, что перечитывая одну и ту же книгу, видишь не то же самое, совсем другое, хотя буквы одни и те же. А почему? Развиваешься, растёшь, становишься другим. Понимаешь, Иришка, нельзя строить дом на чужой земле. Даже если очень хочется. Это исключено. Отнимут. Или выгонят в лучшем случае. Строить всегда нужно своё, на своём поле, собственными руками. Что насчёт романтического ужина?
– Принято. Выдвигаю встречное предложение – что скажешь о романтическом завтраке? И вообще… ты меня любишь?

– Я тебя? Бесспорно. Не пора ли созреть, ягодка моя? Не хочу пугать, но я устал от твоей свободы. Определяйся, что для тебя важнее – мы, компания, Саша?

 Валерий Столыпин

x

Иллюстрация к: Как страшно от мысли о вечной ничьей