Королева и пастух

Королева и пастух

(история, похожая на сказку)

– Тот, кто полагает, что королевская жизнь это сплошное удовольствие и никаких забот, сильно ошибается, – говорила королева Марианна своему мужу королю Альберту. – Не всякий дворец годится для проживания: есть дворцы, как нельзя лучше приспособленные для жизни, но есть и такие, в которых невозможно жить. Если из окон дует, или, напротив, они вовсе не пропускают воздух; если они слишком большие, так что солнце заливает залы невыносимым светом, или слишком маленькие, отчего даже днём тёмно, как ночью, – не стоит надолго задерживаться в этом дворце, как бы ни расхваливал его ваш архитектор, получивший за свой проект хорошие деньги.

– А, вы о нашей загородной резиденции! – догадался Альберт. – Архитектор оказался шельмой, а производил неплохое впечатление.

– Если печи надо топить непрестанно, тратя целые возы дров, чтобы внутри не было холодно, как в погребе, – продолжала Марианна, – если они дымят, так что першит в горле и слёзы текут из глаз, – здесь нельзя жить не то что зимой, но и летом, поскольку и летом бывают прохладные дни, и, особенно, ночи, после которых просыпаешься в угаре, со страшной головной болью.

– Чёртовы печники! – сказал Альберт. – Обещали, что ни малейшего запаха дыма не будет!

– Если кровать в спальной хотя и красивая, но неудобная, – продолжала Марианна, – если она скрипит, как несмазанное колесо телеги, и вы боитесь пошевелиться, потому что этот скрип мешает спать не только вам, но и служанкам в передней, – утром чувствуешь себя совершенно разбитой, да ещё с тёмными кругами под глазами и несвежим цветом лица.

– Дорогая, вы чересчур привередливы, – возразил Альберт, целуя ей руку. – Если бы вы хоть раз побывали на войне, то научились бы довольствоваться минимальными удобствами.

– Мне нужен дворец с нормальными окнами, печами и кроватью, а иначе к чему мне вообще дворец? – упрямо сказала Марианна. – Поэтому я выбрала на лето мой замок в горах: в нём всего тридцать комнат, но зато он уютный, в меру светлый, хорошо отапливаемый и спальня там с удобной кроватью.

– Вечно вы выбираете худшее из жилищ! – возмутился Альберт. – Разве мы настолько бедны, чтобы жить в убожестве? Конечно, наши доходы упали в последнее время из-за всяческих потрясений, от которых страдают в первую очередь короли, но мы по-прежнему можем себе позволить жизнь, достойную венценосных особ. Нет, моя милая, если вам охота мучиться в горной лачуге, я не могу вам этого запретить, но я не поеду с вами. Я отправлюсь на войну – вот что я сделаю! Слава богу, всегда найдётся какая-нибудь война, тем более, летом, когда сама природа благоприятствует войне. Да, я отправлюсь на войну, а зимой, когда вы возвратитесь в столицу, я тоже вернусь сюда, потому что зимой воюют лишь дикари.

– Я знаю, что война милее для вас тихих радостей на лоне природы, и почти не сомневалась в вашем ответе, – сказала Марианна. – Однако не забудьте о своём радикулите, который вы привезли из прошлой военной компании. Возьмите побольше согревающих мазей для растирания и пояс из собачьей шерсти, чтобы обвязываться им, – и не спите на голой земле, умоляю вас!

– О, моя дорогая! – Альберт поцеловал ей руку. – Есть ли на свете более заботливая жёнушка, чем вы?..

Не прошло и двух недель, как приготовления к отъезду были окончены. Собираясь отдохнуть просто и без излишеств, королева захватила с собой всего пару десятков  сундуков с вещами и не больше пятидесяти баулов, так что все они вместились на десяти подводах, а остальные десять заняли слуги со своими вещами и придворные музыканты. Кроме того, с королевой поехала её старая няня Вильгельмина, с которой Марианна не расставалась с младенческой поры, и министр двора Алозиус.

***

Королевский замок стоял на скале посреди хвойного леса, а дальше, где ели расступались, начинались полные цветов горные луга, поднимающиеся до подножья заснеженных гор.

– Я буду жить просто и скромно; мы будем довольствоваться тем, что даёт нам природа, – стоя с Вильгельминой на балконе замка, говорила Марианна. – Пусть Алозиус распорядится, чтобы каждое утро нам доставляли свежий творог, сметану, масло, козий сыр, ветчину, яйца, баранину, живую форель, гусей и уток, ранние фрукты и овощи, – а хлеб, булочки и пирожные для десерта выпекут наши повара. Трудно с вином, потому что оно тут кислое, а винный погреб пуст, но я  захватила с собой прекрасную, хотя и небольшую коллекцию вин. Этого должно хватить на всё лето при условии, что слуги не будут покушаться на моё вино – для того чтобы избавить их от соблазна, я отдам ключ от погребка Алозиусу, который сам будет выдавать бутылки.  Однако надо купить для слуг несколько бочек местного вина и пополнять эти бочки по мере необходимости.

– Часто придётся их пополнять, – заметила Вильгельмина. – Они быстро опустеют.

– Что поделаешь: мы должны быть снисходительными к маленьким слабостям наших подданных, – улыбнулась Марианна и продолжала: – По утрам я буду умываться родниковой водой и одеваться в скромное домашнее платье. Завтрак тоже должен быть самым простым:  омлет с ветчиной, гусиный паштет, творог, сыр, пара горячих булочек с маслом и кофе – это всё, что нужно.

После завтрака мы будем ходить на луг, и я уже знаю, что надену туда: платье селянки, его специально пошили для меня из батиста и бархата. С собой мы возьмём книги для чтения и корзины с провизией, чтобы можно было слегка перекусить; ну и, конечно же, с нами пойдут музыканты – так приятно послушать музыку на природе! Надо будет также захватить шатёр, чтобы скрыться от солнца, раскладной стол и плетёные кресла… Боже мой! – спохватилась она. – Мы же не взяли из города плетёные кресла!

– Можно взять на луг здешние кресла, они очень удобные, – сказала Вильгельмина.

– Но и очень тяжёлые, – возразила Марианна. – Нет, я не хочу, чтобы слуги ворчали, что королева слишком нагружает их.

– Они всё равно будут ворчать, – не согласилась Вильгельмина.

– И всё-таки надо послать подводу в город за плетёными креслами, – сказала Марианна. – Если посланцы поторопятся, нам не придётся их долго ждать… После возвращения с луга у нас будет обед, тоже по-сельски простой: блюд не более пяти, два-три десерта, немного фруктов и вино. Послеобеденные часы мы посвятим, как это советуют философы, лёгкому сну, а затем игре на арфе и занятиям литературой: ты знаешь, я начала сочинять пьесы, и одна из них с успехом прошла в нашем  придворном театре… После ужина – небольшой концерт…

– О, господи, не много ли музыки? – сказала Вильгельмина.

– …Небольшой концерт музыкантов, – не слушая её, продолжала Марианна, – в гостиной. Оттуда такой чудесный вид на горы: слушая музыку, можно любоваться закатом, озаряющим горные вершины.

Потом – спать. Не знаю, правда, как быть с ванной и вечерними процедурами: простота простотой, но я не представляю, как можно обойтись без всего этого, – я скорее соглашусь голодать, носить грубую и даже некрасивую одежду, чем лишиться тёплой ванны, душистых бальзамов, кремов, притираний и прочих маленьких радостей. Ванная комната тут ужасная, в старину чистоте придавали небольшое значение, – надо будет что-нибудь придумать. Зато кровать у меня в спальне такая мягкая и удобная, что я сразу на ней заснула вчера, и мне снились приятные сны… Вот так мы и будем жить, спокойно и безмятежно, ведь покой и душевная безмятежность это и есть счастье.

– Да, если нет настоящего счастья, – сказала Вильгельмина себе под нос.

***

Алозиус стоял перед маленьким зеркальцем в своей комнате и разговаривал сам с собою.

– Кошмарное зрелище, душераздирающее зрелище: волосы поредели, лоб в морщинах, под глазами мешки, щёки дряблые, кожа висит на кадыке. А кто я есть? Что-то вроде дворецкого, или ещё хуже – мальчика на побегушках, и это в мои годы! Королева дала мне ключ от винного погреба, чтобы я следил за её вином: почётная должность, нечего сказать! До чего ты дошёл, Алозиус, до чего ты дошёл!..

Нет, пора с этим кончать: я покажу, что я значу, – о, вы ещё не знаете, кто такой Алозиус! Я умнее, я хитрее, я выше всех вас! Вокруг одни ничтожества; если бы не зависть, они давно должны были бы признать моё превосходство. Взять королеву – что она собой представляет? Умна ли она? – нисколько! Нахваталась книжной премудрости и думает, что умна. Нет, ты своим умом проживи, а чужим каждый прожить сможет: любой дурак, прочитавший книгу, такие умные вещи изрекает, куда там! А копни глубже – своего ничего нет, одна пустота и глупость.

Благородна ли королева, честна ли она? Только по происхождению: легко быть благородным и честным, если ты родился в знатной семье, где честь с благородством даются тебе как подарок от рождения. Ты попробуй приобрести их, если родился в подлости и низости, где честь и благородство – непозволительная роскошь. Да и много ли в мире честных людей? Большинство лишь притворяются честными, пока не представится возможность променять свою честность на что-то более ценное и осязаемое. В этом смысле я честнее многих, потому что готов продаться только за хорошее воздаяние и не размениваюсь на пустяки.

Я могу быть добрым, если мне это ничего не стоит, а добра ли королева? Ох, не смешите меня: её доброта – сплошное лицемерие, маска, которую ей нравится носить! Жизнь это большой карнавал, где все носят маски; так и должно быть – сними их и увидишь таких чудовищ, которые в самом страшном сне не привидятся. За человеческим обличьем скрывается дикий зверь: ух я-то знаю, меня не обманешь даже искусно изготовленной человеческой личиной!..

Однако я заболталс, обида разожгла словесный пыл: что толку растравлять свои раны, их надо лечить. Моё исцеление – богатство и власть, когда я ехал сюда, я надеялся с помощью королевы стать первым министром. Теперь понятно, как я ошибался: она не ставит меня ни во что – разве только для надзора за её винным погребом. Что же, если нельзя достичь моих целей с помощью королевы, значит, надо действовать против неё. Моим союзником будет король, хотя он пока не знает об этом. Королева не любит его, она вышла замуж из династических интересов, – да и по правде сказать, какая женщина полюбила бы эдакого солдафона?

Этим надо воспользоваться. Женщина не может жить без любви: со времен Евы она готова бросить во имя любви даже райское житьё. У королевы обычное женское сердце, которое жаждет любви, – так надо утолить эту жажду! От любовного напитка теряют голову даже мужчины, а женщины вовсе становятся безумными: полюбив, королева впадёт в безрассудство и наделает много такого, что приведёт короля в ярость. Пусть он тоже женился не по любви, но не потерпит измены! Ревность – великая штука: кто может вынести покушение на свою собственность, а что может быть более собственного, чем жена, которая с вами плоть едина?

Итак, мой план таков. Я подыскиваю для королевы милого дружка, в которого она влюбится и ради которого позабудет обо всём на свете. Кто это будет? Какая разница! Разве трудно найти мужчину, способного пленить страдающее без любви сердце женщины? И чем ниже по положению он будет, тем лучше: женщины не признают рангов в любовных отношениях, однако для короля нестерпимой станет мысль о том, что королева не просто изменила ему, а изменила с каким-то простолюдином.

Я открою глаза королю на её измену; я выступлю разоблачителем коварства и низости королевы; я подскажу, как избавиться от неё. Я буду утешителем короля и спасителем его чести, и после этого я сделаюсь его первейшим другом и советником. Вот тогда моя мечта сбудется: я получу пост первого министра! То-то все полопаются от зависти, как возвысился Алозиус!..    

Остаётся найти подходящего любовника для королевы. Да поможет мне змей-искуситель!

***

В один прекрасный день, когда солнце светило особенно ласково, а природа была тиха и приветлива, королева задремала за чтением на своём любимом лугу. Пробудилась она от громкого мычания и густого запаха овец. Открыв глаза, она увидела, что овцы зашли под полог шатра, и услышала резкий мужской окрик: 

– Куда вас занесло?! Нашли место!

Высокий мужчина в войлочной шляпе и войлочных сапогах, одетый в длинную безрукавку из овечьих шкур, вошёл в шатёр и палкой стал выгонять овец.

– Это я овцам говорю, – проворчал он, уловив удивлённый взгляд Марианны.

– Вы кто? – ещё больше удивилась она.

– Я-то пастух, а вот вы кто? На нашем лугу я таких господ не встречал, – сказал он.

– На вашем лугу? – переспросила Марианна.

– Вообще-то он королевский, то есть королевы, но она здесь не часто бывает. Разве что прохлаждалась в прошлом году: я тогда пас овец за перевалом и её не видал, но слышал, что она с причудами, – охотно пояснил пастух.

– Благодарю вас, – улыбнулась Марианна. – Я и есть та самая королева с причудами.

– Да ну? Вы королева? Вот уж никогда не подумал бы! – простодушно изумился пастух. – Я себе королеву по-другому представлял – эдакую расфуфыренную и высокомерную, а вы – совсем иное дело.  Неужто и впрямь королева?

– Моя свита может это подтвердить, – сказала Марианна, знаком останавливая Вильгельмину и слуг, которые, беспокоясь за королеву, хотели подойти к ней.

– И впрямь: столько народу с собой притащить, да ещё с музыкой, такое только королева может, – согласился пастух. –  Как же мне вас называть: ваше величие, что ли?

– Ко мне обращаются «ваше величество», а имя моё Марианна, но так меня называют лишь близкие, – ответила она.

– Ну что же, неплохое имечко, а меня крестили Иоханном и зовут так же – что близкие, что дальние, – спохватившись, пастух снял шляпу и поклонился королеве. –  Вы уж не серчайте на меня за то, что я вас потревожил.

– Я ничуть не сержусь на вас, – возразила Марианна. – Мне редко удаётся вот так запросто поговорить со своими подданными, а ведь я королева и обязана знать, чем они живут, чтобы заботиться об их благе. Как вам живётся, господин Иоханн?

– Не сказать, что легко, – ну да кто живёт легко, кроме бездельников и лоботрясов? – ответил он, почёсывая затылок. – Пастушеская жизнь не самая лучшая на свете, зато какая свобода! Поглядите-ка, какие просторы вокруг, какая даль! А  воздух какой – запахами трав полон, чистый мёд! 

– Вы поэт, господин Иоханн, – сказала Марианна. – А семья у вас есть?

– Один как перст, – вздохнул он. – Я с детства сирота.

– А жена или невеста? – продолжала допытываться Марианна.

– Была девица, с которой мы шуры-муры крутили, но привожу я как-то овец на зимнее стойбище, а она уже замуж выскочила. Бог с ней, я не в обиде, одному жить, опять-таки, свободнее. Зимой скучновато, но я на свирели играю, а не то из дерева вырежу что-нибудь. Посмотрите, вот моя работа, – он достал из сумки, что висела у него на плече.   искусно вырезанную фигурку медведя и протянул королеве.

– У вас талант, господин Иоханн, – сказала она. – Красивая вещица.

– Берите, дарю. Я ещё вырежу, – отвечал он.

– Благодарю вас, вы очень любезны. Может быть, вы и на свирели мне сыграете? – попросила Марианна.

– Отчего не сыграть? Слушайте, коли хотите, – он вытащил свирель и начал играть.

Снисходительная улыбка, которая вначале появилась на лице королевы, быстро исчезла: Марианна никогда не слышала такой чудесной музыки, протяжной и нежной, наполненной волшебными мотивами. Марианна слушала, как зачарованная, и при последних звуках свирели вздохнула всей грудью.

– Прекрасно, – проговорила Марианна. – Трогает за душу. Вы это сами сочиняете?

– Оно само в голове появляется, а я лишь наигрываю, – ответил Иоханн. – Ах вы, проклятые, разбрелись по всему лугу! – спохватившись, закричал он на овец. – Простите, ваше величество, я их сейчас уведу, а не то они вам тут всё потопчут.

– Приходите ещё, с вами приятно поговорить, – сказала Марианна.

– И с вами тоже – ей-богу, никогда не подумал бы, что вы королева! – широко улыбнулся Иоханн.

– …На что вам дался этот пастух, – сказала Вильгельмина, когда он ушёл. – Неотёсанный дикарь, мужлан.

– Дикарь? – повторила Марианна. – Да, конечно, но в этой дикости такая непосредственность, детская простота. Мужлан? Нет, нисколько! Мужлан – свойство характера, а не внешности.  Король может быть мужланом, а пастух – королём, если судить по внутренним качествам.

– Пастух королём? Где это видано?.. – возразила Вильгельмина. – Читать больше не будете? Сказать музыкантам, чтобы начинали концерт?

– Нет, не надо. Пойдём в замок, – ответила королева.

***

– Вы спрашиваете про музыку, – откуда она, мол, берётся? – рассказывал Иоаханн, отвечая на вопрос Марианны во время очередной встречи. – Вслушайтесь: музыка везде.  Вот облако закрыло солнце, а вот подул ветерок, – и во всём этом музыка. А жизнь? Вы слышите, как она играет повсюду, как каждое живое существо славит её и радуется ей. Всё поет, везде слышится музыка.

– Вы слышите её? – спросила Марианна. – Можете сыграть мне?

– Да ради бога, – Иоханн достал свирель: раздалась лёгкая и весёлая мелодия, от неё хотелось смеяться и танцевать.

– Не хотите ли потанцевать? – вдруг сказал Иоаханн, будто угадав мысли Марианны.

– Как? Вы приглашаете меня? – растерялась она.

– А что тут такого? Если хочется танцевать, надо танцевать. Или вы не умеете? – лукаво прищурился он.

– Меня хвалили лучшие танцоры: они говорили, что мне нет равных, – с гордостью возразила Марианна. – Но танцевать здесь?

– Что же тут такого? – повторил Иоханн. – Или королеве не положено танцевать с пастухом? Так никто же не увидит!.. Эй, музыканты, гряньте что-нибудь зажигательное! – крикнул он им и подал руку Марианне: – Прошу вас!

– Нет, это уже чересчур! – воскликнула Вильгельмина, спеша к ним через луг. – Ваше величество, опомнитесь!

– Помолчи, тётушка! – остановил ей Иоханн. – Что же вы застыли, музыканты? Играйте так, чтобы ноги сами в пляс пошли!

Музыка заиграла, Иоханн подхватил Марианну и повёл её в танце. Она невольно засмеялась: движения Иоханна были диковаты, но легки и непринуждённы. Скоро она сама увлеклась и вместе с ним подпрыгивала, когда он подбрасывал её.

– В жизни так не веселилась, – переводя дыхание, сказала она по окончании танца. – Из вас получился бы превосходный танцор: вы чувствуете ритм.

– Что же вы думаете, я только овец умею пасти? – усмехнулся он.

– О, нет, я так не думаю! – возразила она. – Вам многое дано, в вас столько скрытых талантов… Знаете, мне пришла идея: я устрою бал в замке и приглашу вас; надо лишь подобрать вам костюм.

– Да уж понятно, что на бал не ходят в овечьей шкуре, но вашего костюма мне не надо,  у меня свой есть, – сказал Иоханн. – Моя крёстная сшила мне его, у неё золотые руки, – в таком не стыдно показаться даже в королевском дворце. За принца можно сойти, ей-богу!

– Вот мы и проверим: я позову на бал дворян со всей округи, а вас мы выдадим за моего родственника королевской крови, – подхватила Марианна. – Посмотрим, сумеют ли они догадаться, кто вы на самом деле.

– Что-то вроде маскарада? – спросил Иоханн. – Что же, как-то на сельском празднике я представлял самого турецкого султана, и все со смеху попадали: говорили, что я – вылитый султан, хотя, говоря по правде, его никто у нас в глаза не видывал. Принца ведь тоже никто из наших господ не видал, так что авось не догадаются.

– …Вы это не серьёзно? Насчёт бала? – спрашивала Вильгельмина, когда возвращалась с Марианной домой. – Нет, идея отличная: местные дворяне недовольны, что вы ими пренебрегаете, и будут очень рады получить от вас приглашение. Но пригласить на бал  пастуха?! Какой скандал разразится, если ваш розыгрыш раскроется! Нельзя забывать о приличиях.

– Хватит ворчать, Вильгельмина! Приличия мне при дворе надоели, не хватало ещё и вдали от двора быть связанной по рукам и ногам, – прервала её Марианна. – Да, маскарад – что тут такого? – вспомнила она слова Иоханна.

***

Вильгельмина никогда не видела, чтобы королева готовилась к балу в таком возбуждении.

– Надо всё привести в порядок, – говорила Марианна, вышагивая по замку и указывая направо и налево. – Вымыть окна и зеркала…

– Но их мыли перед нашим приездом, – сказала Вильгельмина.

– Они уже запылились, надо вымыть ещё раз. Вытрясти портьеры и ковры… – продолжала Марианна.

– Но здесь их так много! – возразила Вильгельмина.

– Натереть полы, вычистить люстры и подсвечники, не забыть очистить камины, – и отдраить, наконец, дверные ручки! Они грязные до безобразия: с самого приезда я прошу их отчистить, и никакого результата! – возмущалась Марианна.

– Бог мой, да это работа на несколько недель! – заохала Вильгельмина. – Нам до осени  не управится.

– С нашими слугами – конечно. Вчера я целый час ждала, пока мне принесут чистые туфли взамен испачканных, – и так постоянно: не дозовёшься, не допросишься, – пожаловалась Марианна. – Надо нанять в помощь женщин из деревни.

– Столько хлопот, и было бы из-за чего! – вздохнула Вильгельмина.

– Нельзя же устраивать бал в пыли и грязи; что скажут наши гости? – пожала плечами Марианна.

– Так это вы о них заботитесь? – тонко улыбнулась Вильгельмина.

– И позови ко мне главного повара, будь любезна, – попросила Марианна. – Я непритязательна в еде, но гостей хочу угостить на славу. И Алозиуса позови: мы обсудим с ним, какое вино подать на стол.

– …В здешних краях пьют такую кислятину, что любое другое вино покажется хорошим. Однако я подберу наилучшие вина из тех, что вы привезли, если таково ваше пожелание, – с поклоном ответил Алозиус на просьбу королевы. – Сколько ожидается гостей?

– Всего лишь около сотни. Я отправила приглашение всем дворянам, живущим поблизости, и даже из купеческого сословия пригласила кое-кого, но народу в этой местности немного, – сказала Марианна. – Зато будет один мой родственник: он нелюдим, редко бывает в обществе, но мне удалось его уговорить.

– Кто же это? – удивился Алозиус.

– Вы его не знаете, он дальняя родня. Очень достойный человек, пусть не из столь знатного рода, как мой, – едва заметно усмехнулась королева.

– Прикажете принять его с подобающими почестями? – спросил Алозиус.

– О, нет, никаких особых почестей! – покачала она головой. – Он прибудет как частное лицо, поэтому мы примем его наравне со всеми. Однако мне интересно, догадаются ли гости, что он принц?

– Можете не сомневаться: порода сразу видна. Простолюдин, как его ни разодень, останется простолюдином, а принц – и в лохмотьях принц. Поведение, манеры, умение держаться – говорят сами за себя. Вот взять хоть меня: сколько лет я при дворе, а меня всё ещё принимают чуть ли не за простого слугу, – не сдержавшись, язвительно заметил Алозиус.

– Да, порода сразу видна, – думая о своём, машинально согласилась королева, – и не всегда она зависит от происхождения. Кто знает, может быть в жилах какого-нибудь бедняка тоже течёт королевская кровь?.. Простите меня, господин Алозиус, вот идёт главный повар; я должна обговорить с ним, каким будет угощение. Так мы решили с винами? Я могу положиться на вас?

– Всецело, ваше величество, – низко поклонился Алозиус, пряча злобную гримасу на лице.

***

Приехавшие на бал гости шептали свои имена Алозиусу, а он передавал слуге, который, исполняя роль мажордома, стоял при входе в парадный зал и громко выкрикивал, кто приехал. Не привыкшие к пышным приёмам провинциалы терялись при столь громком приветствии, а ещё больше – при виде убранства королевского дворца, который казался им роскошным. Чувствуя себя крайне неловко в этой обстановке, а кроме того, стеснённо в своих парадных одеяниях, которые шились один раз в жизни и оттого с годами становились невыносимо малы, гости среднего и старшего возраста скорее пробирались к задней стене зала, с облегчением видя там знакомые лица.

Молодёжь, более свободная в одежде и обращении, образовала собственную компанию, и в то время как старшее поколение вёло свои обычные разговоры о погоде, видах на урожай, доходах и расходах, молодые люди оживлённо обсуждали предстоящий бал и слегка подтрунивали над державшимися особняком купеческими семействами. 

Музыканты на хорах настраивали инструменты; слуги скучали около расставленных в следующем зале столов с винами и закусками. По новому обычаю, королева отказалась от праздничного обеда и не стала накрывать один большой стол, предоставив возможность приглашённым на бал гостям самим угощаться, когда им захочется, однако они не решались подойти к столикам и жадно глядели издали на изысканные яства.

– Иоханн фон Россмус, – выкрикнул слуга-мажордом, и в зал вошёл высокий смуглый, прекрасно одетый мужчина.

Бросив быстрый взгляд на собравшихся, он улыбнулся, подошёл к окну и встал около него, скрестив руки на груди.

– Кто это? – зашептались в зале. – Какой костюм, какая осанка! Он не из наших – точно не из наших!

– Её величество королева! – на этот раз провозгласил сам Алозиус, отстранив новоявленного мажордома.

В зал вошла Марианна, тщательно причёсанная, одетая в изящное шёлковое платье. Её сопровождала Вильгельмина, тоже приодевшаяся для бала.

Гости склонились перед королевой, дамы присели в книксене.

– Благодарю, что вы откликнулись на моё приглашение, очень рада вас видеть, – сказала Марианна. – Прошу чувствовать себя как дома; скоро начнётся бал, а пока окажите мне честь, попробовав моё скромное угощение, – она показала на столы в соседнем зале.

Гости зашевелились, переминаясь с ноги на ногу, но никто не сдвинулся с места. Тогда высокий смуглый мужчина, стоявший у окна, непринуждённо прошёл к столам с едой, подставил бокал под вино, которое ему тут же налили, и положил на тарелку закуску. Вслед за ним и гости, вначале по двое-трое, а затем большими группами прошли в соседний зал и принялись угощаться.

Королева тоже пошла туда; встав возле отдельного столика, чуть в стороне от прочих, она пила лёгкое белое вино. Высокий смуглый мужчина подошёл к ней.

– Как видите, я здесь, – сказал он.

– Очень рада, – сказала Марианна. – Так вы «фон Россмус»? – с улыбкой  спросила она.

– Россмус – это деревня, откуда была родом моя мать. Чем не титул? – заговорщически подмигнул он.

Марианна рассмеялась, а Вильгельмина, которая была рядом и всё слышала, поджала губы.

– Кто же это? – снова зашептались гости. – Как он свободно говорит с королевой!

Алозиус, внимательно наблюдавший за этой сценой, заметил, что Марианна чрезвычайно мила с Иоханном фон Россмусом.

– Замечательно, – процедил Алозиус сквозь зубы. – Хоть он и не простолюдин, но принц тоже может пригодиться для осуществления моего плана.

***

Бал начался с танца королевы.

– Вальс! – объявил капельмейстер на хорах.

Королева посмотрела на Иоханна; он подал ей руку и ввёл в образованный расступившимися гостями большой круг в центре парадного зала. Зазвучала музыка, и  Иоханн закружил королеву в танце.

Она вначале забеспокоилась, не будет ли её кавалер смешон, но он танцевал на удивление хорошо, будто долго учился этому. Они были прекрасной парой, и Марианна ловила на себе восхищённые взгляды присутствующих; когда танец окончился, она нехотя выпустила свою руку из его руки.

– Славно потанцевали, – не хуже, чем давеча на лугу, – шепнул он, и Марианна рассмеялась от всей души.

Королеве подали кресло; она уселась и стала смотреть на танцы, в которых участвовали теперь почти все гости, за исключением дам, которых не пригласили, и стариков. Вильгельмина, как верный сторож, встала рядом с королевой, а Иоханн пошёл выпить что-нибудь освежающее. Его немедленно окружили оставшиеся без кавалеров дамы разного возраста и с провинциальной простотой засыпали вопросами:

– Прекрасный бал, не правда ли? Ничего, что мы постоим рядом? В наших краях редко бывают гости, а вы, сразу видно, прибыли издалека: какой загар, у нас так не загоришь!.. А я тоже путешествовала в прошлом году, ездила к своей кузине: её имение, как спустишься с гор, дорога пойдёт вначале налево, а потом немного направо, – вы там не бывали? Как я люблю путешествовать, в следующем году опять поеду!.. А вы родственник её величества? Хотя, чего спрашивать, – родственник, конечно, особу королевской крови ни с кем не спутаешь!.. Простите, что мы с вами разговариваем вот так, запросто: живём просто, но вы-то – другое дело; таких хороших манер, как у вас,  у наших мужчин не найти… А какой у вас титул: «ваша светлость» или «ваше высочество»?

– Родственник королевы? Пожалуй, – ведь мы все родственники по Адаму и Еве, как говаривал один умный человек. Что касается моего титула, меня частенько называют «Иоханн Великий» – ростом-то меня бог не обидел, – улыбнулся Иоханн. – Засим простите, милые дамы, мне надо вернуться к королеве: негоже надолго оставлять её одну.

– Ах, он принц, в этом нет сомнений! Какое остроумие, какая непринуждённость! – защебетали дамы, когда он ушёл. – Жалко, мы не спросили его, женат ли он?..

Вскоре все присутствующие уже знали, что Иоханн – принц, прямой потомок великого короля, давшего начало всему королевскому роду.

– И он также будет прославлен в веках, недаром его уже сейчас тоже называют «Великим», – кивая на Иоханна, говорил напудренный старик в пышном парике, сопровождавший когда-то в молодости прежнего короля на встречу с соседним государем, много лет писавший мемуары об этом, и от того считавшийся большим знатоком политики. – Поверьте моему слову, мы все будем гордиться, что воочию видели его: такие правители рождаются раз в тысячу лет.

–  О, несомненно! Вы должны описать это событие в своих мемуарах, – отвечали гости.

– Не сомневайтесь, сегодня же ночью я сделаю это. Полагаю, более важного события не было у нас с того времени, как я сопровождал покойного короля на рандеву с его венценосным собратом, – важно проговорил старик.

***

По окончании бала, проводив последних гостей, королева устало опустилась на кресло.

– Ступай отдыхать, – сказала она Вильгельмине, с трудом скрывающей зевоту.

– Да, пойду, – охотно согласилась Вильгельмина. – Бал вышел на славу, не грех теперь и поспать.

– Ступай, тётушка! – подмигнул ей Иоханн. – Поспать-то оно лучше, чем сторожить королеву неизвестно от кого.

– Я знаю свои обязанности, не вам меня учить! – Вильгельмина гордо вздёрнула голову и удалилась.

– Ох, тётушка, ну и сурова! – хохотнул Иоханн.

– Вы имели большой успех, – сказала ему Марианна. –  Мне кажется, наша шутка удалась: никто не заподозрил, что вы не принц.

– Мне и делать ничего не пришлось: они сами в это уверовали, и каждый мой чох только подтверждал их веру. Нет ничего крепче того, что мы сами вбиваем себе в голову, – ответил Иоханн.

– Вы правы, – согласилась Марианна. – Знаете, вы действительно могли бы стать принцем или даже королём: вы хорошо понимаете людей и ясно мыслите.  

– Королём? Вот ещё! – фыркнул Иоханн. – Терпеть не могу всех этих церемоний: делай то, не делай этого – нос не почешешь, когда захочется. Нет, я человек вольный, сам себе хозяин. Какой король может похвастаться тем же?

– И снова вы правы, – вздохнула королева  – Сколько себя помню, с раннего детства строгие правила: как сидеть, как стоять, как ходить, как говорить, как есть и спать – всё по правилам. Нет, я не ханжа, я не скажу, что королевская жизнь сплошное мучение, – в ней существуют и приятные стороны, – но иногда так хочется забыть про то, что я королева, и позволить себе радости, которые доступны любой женщине.

– Ну, ну, ну, чего вы пригорюнились? – ласково сказал ей Иоханн. – Пойдёмте на воздух, здесь душно. Смотрите, какая луна светит на небе, как она наполняет ночь своим сиянием. Хотите, я спою вам песню про это? Есть такая старинная пастушеская песня.

– С удовольствием послушаю, – ответила Марианна, поднимаясь с кресла.

– Ну, так пошли, – он взял её за руку.

Марианна смутилась, но не отдёрнула руки.

По пути Иоханн прихватил испанскую гитару, оставленную кем-то из музыкантов. В саду он попробовал, как она звучит.

– Подходяще, – сказал он. – Я больше привык к свирели, но и гитара сгодится: под свирель никак не споёшь, особенно, когда ты сам на ней играешь.

– Вы умеете играть на гитаре? – спросила Марианна.

– Чему только не научишься долгими зимними вечерами, – Иоханн заиграл и запел.

В песне рассказывалось о ночи, наполненной луной, о юноше, который в лунном свете вздыхает о своей возлюбленной. Вот слышатся её шаги, вот она пришла, и уста влюблённых слились в поцелуе… Под звуки этой незамысловатой песни сладкая дрожь прошла по телу королевы; едва стихли последние аккорды, Марианна непроизвольно дотронулась до руки Иоханна и взглянула ему в глаза. В них блеснуло пламя; он отставил гитару, обнял Марианну и впился в её губы. Она затрепетала, и глубокий стон вырвался из её груди.

– Боже мой, как прекрасен поцелуй любви, – прошептала она. – Но довольно, хватит, я не выдержу… Уходи, пожалуйста, уходи – я не могу уронить королевской чести!

– Королевская честь? Наверное, это очень важно, если во имя её отказываются от счастья, – с грустной усмешкой сказал Иоханн. – Или всё дело в том, что я простой пастух?

– Нет, нет, поверь мне! – горячо возразила она. – Если бы я не была королевой, если бы… Ну да что об этом говорить?.. Иди же, у меня нет больше сил быть с тобой рядом, и не быть с тобою.

– Последний поцелуй на прощание? – он посмотрел на неё.

– Последний, самый последний… – откликнулась она. – Теперь иди, я уйду чуть позже.

Когда Иоханн, а затем королева ушли из сада, из-за большого дуба показалась тёмная фигура человека. Он ядовито рассмеялся, послышался  голос Алозиуса:

– Как прелестная любовная пара: королева и пастух! Если бы он даже был принцем, представляю, в какую ярость пришёл бы король, – но что будет, когда его величество узнает, как пастух покусился на королевскую честь?.. Алозиус, ты любимец судьбы: она дарит тебе такие подарки, о которых невозможно мечтать! Что же, осталось поехать к королю, чтобы доложить, как королева изменила ему с пастухом.

***

Король Альберт вернулся из похода в дурном настроении. Война окончилась, не успев начаться, поскольку народ страны, где она проходила, восстал и изгнал обе воюющие армии. Это было возмутительно: народу следовало содержать армии, а не изгонять их.

– Куда катится мир? – негодовал Альберт. – Если все народы изгонят свои армии, войн не будет совсем; как же тогда жить тем, для кого война – способ существования? Нет, в моём королевстве такого безобразия не случится: пацифизм будет запрещён, отныне пацифизм – государственное преступление! Надо всем и каждому внушить, что мы окружены врагами: они злы, хитры и коварны, они в любой момент готовы вцепиться нам в горло! А для поддержания воинственного духа в наших подданных следует постоянно устраивать армейские парады и маневры. Парады зрелищны и приятны для глаз; маневры непонятны никому, зато создают ощущение тревоги, а что может быть лучше этого для борьбы с мирными настроениями? Итак, решено, сначала парад, а потом маневры, и в самое ближайшее время!

Альберт притопнул ногой, в большом зеркале на стене любуясь собой. Пусть на его голове была плешь, пусть под мундиром наметилось брюшко, пусть щёки обвисли, сколько их не подтягивай, но настоящего вождя нации сразу видно!

– Недаром меня любят жители моего королевства – разве можно меня не любить? –  Альберт даже подскочил от удовольствия, но тут же сморщился от боли: проклятый радикулит опять дал о себе знать.

Раздался почтительный стук в дверь.

– Кто там ещё? – недовольно крикнул Альберт. – Я приказал не беспокоить меня.

Дверь тихо приоткрылась, и в ней показалось лицо камердинера.

– Простите, ваше величество, но министр двора господин Алозиус просит принять его. Говорит, у него неотложное дело.

– Какие могут быть неотложные дела у министра двора? – с досадой возразил Альберт. – Наверное, моя жёнушка что-то забыла, вот и прислала его за какой-нибудь мелочью. Ладно, пусть войдёт, если приехал… Ох, уж эти женщины, вечно всё забывают! Нет, чтобы приготовиться к отъезду, как положено, составить план, проверить, всё ли взято, – сказал он себе. – Какие безалаберные, бестолковые создания женщины, а в военном плане просто безнадёжные! Прекомичная вышла бы картина, если бы в бою сошлись две женские армии! Надо подать идею нашему придворному автору, чтобы он написал водевиль на эту тему.

Алозиус вошёл в комнату, низко поклонившись в дверях и ещё ниже в трёх шагах от короля.

– Как здоровье вашего величества? – спросил Алозиус. – Рад, что вы вернулись.

– Радоваться нечему, – отрезал Альберт. – Теперь разучились воевать, вместо войны получается балаган. И здоровье моё неважное: чёртов радикулит не даёт покоя.

– Ах, как жаль, ваше величество! – огорчился Алозиус. – А вы пробовали компресс из уксуса и розмарина? Мне очень помогло.

– Сравнили! – презрительно фыркнул Альберт. – Вы нажили свой радикулит на дворцовых сквозняках, а я – на полях сражений. Настоящий боевой радикулит не вылечишь розмарином.

– О, да, ваше величество, и сравнивать нельзя! – согласился Алозиус. – Боевой радикулит и дворцовый – это совершенно разные вещи.

– Однако вы ведь прибыли не за тем, чтобы лечить меня от радикулита, – Альберт улыбнулся тонкости своего замечания. – Ну-с, что у вас за дело? Наверняка оно касается королевы.

– Вы так проницательны, ваше величество, от вас ничего нельзя скрыть, – вновь поклонился Алозиус.

– А вы хотели что-то скрыть от меня? Не забывайте, вы мне служите: извольте доложить по всей форме, что случилось, – приказал Альберт.

– Право, не знаю, как доложить об этом по всей форме: дворцовый этикет не предусматривает правила на такой случай, – замялся Алозиус.

– Нет такого случая, о котором нельзя доложить по всей форме: если бы вы были военным человеком, то знали бы это, – назидательно сказал Альберт. – Хорошо, поскольку вы штатский, я разрешаю вам в виде исключения доложить в произвольной форме. Но в будущем позаботьтесь о том, чтобы в нашем дворцовом этикете были правила доклада на любой случай.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонился Алозиус. – Я хотел доложить, что её величество… её величество королева… ваша венценосная супруга…

– Чёрт возьми, что вы мямлите как необученный новобранец?! – возмутился Альберт. – Докладывайте чётко и ясно, короткими точными фразами.

– Докладываю: королева покусилась на вашу честь! – вытянувшись в струнку, выпалил Алоизиус. – Она завела роман с другим мужчиной.

– Что?! Не может быть! – вскрикнул Альберт и побагровел. – Ага, догадываюсь: это мой кузен Фердинанд! Он давно завидует моей воинской славе и хочет меня унизить.

– Нет, ваше величество, это не он, –  ответил Алозиус. – Я не осмеливаюсь  сказать…

– Я и сам знаю – это мой второй кузен Франц, – перебил его Альберт. – Он известный женский угодник: я помню, как он увивался возле моей жены на рождественском балу.

– Нет, ваше величество, это человек не королевской крови, – возразил Алоизиус. – Это…

– Значит, она спуталась с каким-то дворянином? – снова перебил его Альберт. – Вот вам и королева – никакого понятия о благородстве! Впрочем, чего ещё ожидать от женщин, они даже воевать не могут!.. Так с кем же она флиртует?

– О, ваше величество, это не флирт, это гораздо большее, – многозначительно сказал Алозиус. – Что же касается личности её избранника, вы не поверите: он простолюдин, пастух, пасёт овец в горах.

– Вы бредите! – воскликнул Альберт. – Я понимаю, что женщины способны на всё, но пасть так низко? Королева и пастух?! Это невероятно!

– Тем не менее, это случилось, – вздохнул Алозиус. – Я сам был свидетелем их свидания и готов подтвердить этот факт даже на суде.

– Суд?! Какой может быть суд?! – закричал Альберт. – Вы совсем спятили: вы хотите выставить меня посмешищем перед всем светом? Если бы королева изменила мне с моим кузеном, это был бы обычный адюльтер, никому особенно не интересный, но изменить мне с пастухом – это скандал на весь мир! Моё имя будут склонять на все лады; чего доброго я и в историю войду как король, которому его жена изменила с пастухом!..  Нет, этого нельзя допустить, – переведя дух, продолжал он. – Немедленно позовите ко мне начальника моей личной стражи; я скажу ему, что сделать с этим наглым пастухом!.. Что до королевы, – она теперь в моих руках! Она не захочет, чтобы о её безумном постыдном поведении узнали в свете; в обмен на моё молчание она даст мне право распоряжаться её наследственными владениями как моими собственными. Вот тогда можно будет набрать такую армию, что передо мною затрепещут все соседи! Я буду великим королём и величайшим полководцем: я всегда чувствовал, что в этом моё предназначение, – Альберт приосанился и, не удержавшись, опять взглянул на себя в зеркало.

– Я нисколько не сомневаюсь в высоким предназначении вашего величества, – склонился перед ним Алозиус.

– Вы ещё здесь? Я же приказал позвать начальника стражи! – грозно прокричал Альберт. – Живо!

***

– Нужен рояль. Неужели так трудно привезти сюда рояль? – говорила королева Вильгельмине. – Мне надоела арфа, я хочу играть на рояли.

– Скажите Алозиусу, когда он вернётся, – ответила Вильгельмина. – Уж я точно вам рояль не привезу.

– Знать бы, когда он вернётся: уехал навестить свою больную тетю и пропал, а мне нужен рояль, – упрямо повторила Марианна.

– Что-то вы заскучали; сходили бы на луг, развеялись, – сказала Вильгельмина. – Раньше каждый день ходили, а нынче сидите взаперти. Или поссорились со своим принцем-пастухом?

– Не говори глупостей! – одёрнула её Марианна. – Поссориться можно с близким человеком, а мы не близки.

– Ну да, так я и поверила, – проворчала Вильгельмина.

– К тому же, он мог бы сам прийти в замок, если бы захотел, – продолжала Марианна. – Ворота для всех открыты.

– Наверно, он тоже с гонором: с самого бала не показывается. Но может быть, это к лучшему, – покачала головой Вильгельмина.

– Не понимаю, о чём ты, – раздражённо возразила Марианна. – Подай мне канву – если нечем заняться, буду вышивать.

Вышивание, однако, плохо удавалось сегодня королеве, и, отложив канву, она взялась за книгу. Но и чтение быстро надоело ей, и королева принялась за свой дневник; написав несколько фраз, она задумалась, закрыла дневник и сказала:

– Нет, здесь невозможно заниматься, такая духота. Пойдём на свежий воздух.

Выйдя во внутренний дворик, Марианна прошлась вдоль широких клумб с цветами, вдохнула запах душистых вьюнов на трельяже около фонтана, опустила руку в воду и отёрла лицо.

– Душно, – повторила она. – Ворота настежь, но никакого ветерка… Присядем на скамейку; Вильгельмина расскажи что-нибудь.

–  Что же мне вам рассказать? – пожала плечами Вильгельмина, обмахиваясь платочком. – Всё уже сказано-пересказано.

– Расскажи, как ты встретилась со своим будущим мужем, – попросила Марианна.

–  Вы как маленькая, – недовольно буркнула Вильгельмина. – Будто не знаете, как встречаются с будущими мужьями: мои родители сговорились с его родителями и пригласили их на смотрины. Мне приказали одеться в лучшее платье, затем моя матушка сделала мне модную причёску и напудрила лицо. Я спросила, к чему всё это? Матушка сказала, что придёт Альфред с родителями, и если я понравлюсь им, то выйду замуж за Альфреда. А я его только пару раз видела, и он мне не нравился, но не идти же поперёк родительской воли? Да и замуж всё равно надо выходить, за кого ни за кого! Вот так я с ним встретилась, а потом и свадьбу сыграли.

– Ну, а после, в браке? Вы в любви жили? Я имею в виду настоящую любовь, – спросила Марианна.

– Фу, господи, о чём вы говорите! – возмутилась Вильгельмина. – Я порядочная девушка, и Альфред был из благопристойной семьи, так что никакого безобразия мы себе не позволяли. Жили, как положено мужу и жене: ничего эдакого, за что нас мог осудить священник, никогда не совершали, а когда Альфред умер, я похоронила его честь по чести.

– Да, у меня почти то же самое: останется лишь похоронить мужа чести по чести, когда придёт его час, – Марианна вздохнула и мельком взглянула на открытые ворота, в которых никого не было. – Нет, и на улице нет прохлады, – сказала она. – Вернёмся в комнаты, откроем все окна и будем ждать вечера. Может, вечером будет прохладнее.

На следующий день королева была очень грустна, и Вильгельмина забеспокоилась, здорова ли она?

– Я совершенно здорова, – сухо ответила Марианна на вопрос Вильгельмины и, спохватившись, прибавила: – Я помню, как ты заботилась обо мне, когда я была ребёнком.  Мне кажется, моя мама так не заботилась обо мне, как ты: её больше заботил свой вид и соблюдение дворцового этикета, впрочем, она такой и осталась.

– Что же, мне бог детей не дал, зато меня к вам приставили: вот сердце и прикипело, – Вильгельмина вытерла внезапно появившиеся на её глазах слёзы. – А знаете, что я вам скажу, – вдруг решительно произнесла она. – Пойдёмте на луг! На луг, да, на луг!.. Я слышала, как вы ночью не спали, всё играли на арфе, хоть она вам и надоела. Помилуй бог, я люблю музыку, но только не тогда, когда хочется спать!.. Но я не об этом: если уж оно так вышло, тут уж ничего не поделаешь – вот что я хочу сказать! На луг – и всё тут!

– На луг? – переспросила Марианна. – На луг! – воскликнула она, оживившись. – На луг!..

Королева отправилась туда в сопровождении всего трёх слуг и Вильгельмины. Луг был пуст. Она приказала раскинуть шатёр, уселась под ним в плетёное кресло и раскрыла книгу, то и дело бросая взгляд на лес, из-за которого раньше появлялся Иоханн с отарой овец. Вильгелмина терпеливо сидела рядом, не пытаясь вступить с королевой в разговор.

– Овцы! – воскликнула Марианна, и успевшая прикорнуть Вильгельмина вздрогнула. – Овцы идут прямо сюда!

– Но с ними кто? – окончательно пробудившись, подслеповато прищурилась Вильгельмина. – Он не похож на вашего принца.

– Это не Иоханн. Где же он? – с тревогой ответила Марианна и крикнула пастуху: – Любезный, подойдите, пожалуйста, к нам!

Пастух подошёл, издали сняв шляпу и много раз поклонившись.

– Если я не ошибаюсь, этих овец выпасал господин Иоханн, – сказала Марианна. – Что  с ним произошло?

– Моё дело маленькое: велели пасти овец, и я пасу, – ответил пастух. – А насчёт Иоханна не могу знать: вашему величеству виднее.

– Так вам известно, кто я? Но отчего же «мне виднее»? Говорите, не бойтесь, – ободряюще улыбнулась ему Марианна.

– Вы – наши господа, мы – ваши слуги. Вам виднее, как с нами поступать, если что не так сделаем, – подобострастно сказал пастух, пытаясь изобразить ответную улыбку.  

– Что же случилось с господином Иоханном? – начиная нервничать, спросила Марианна.

– Ответь королеве, – Вильгельмина, видя, что он мнётся и не решается сказать, достала из своего ридикюля серебряную монету и дала ему. 

– Сами знаете, – надкусив монету, не фальшивая ли она, и быстро спрятав её за пазуху, ответил пастух, – солдаты его увезли. Видать, провинился в чём-то перед вами, вот и получил по заслугам.

– Что за солдаты, куда увезли? – переспросила потрясённая Марианна.

– Ну уж это мне неведомо! Моё дело маленькое, – повторил пастух.

– Хорошо, идите, – сказала Марианна и, когда он отошёл, обратилась к Вильгельмине: – Что это значит? Похищение? Кому это понадобилось?

– А тут и думать нечего: ваш супруг постарался, больше некому, – ответила Вильгельмина.

– Больше некому… – вслед за ней машинально произнесла Марианна. – Немедленно возвращаемся в замок и собираемся в дорогу! – вскочила она с кресла. – В последнем письме Альберт сообщил мне, что вернулся в столицу,  – я хочу его видеть!

***

– Я доволен, господа генералы, я доволен, – говорил Альберт, завершая своё выступление на военном совете. – Наша армия блестяще показала себя на маневрах: вначале синие разбили красных, а потом красные разбили синих, – это было великолепно! Конечно, войск у нас маловато, но со временем мы создадим такую армию, что она сможет побеждать не только на маневрах… Однако не станем забегать вперёд, – он приложил палец к губам. – Сейчас всё идет прекрасно, я доволен.

– Её величество королева прибыли и срочно хотят видеть вас, – шепнул ему на ухо подошедший камердинер.

– Ага! Я же сказал, всё идёт прекрасно! – вскричал Альберт. – Господа генералы, я вас более не задерживаю… Я приму королеву в кабинете, – прибавил он, обращаясь к камердинеру.

– …Ну, я ей покажу, – встав перед зеркалом, Альберт принял суровый вид. – Она будет умолять меня о пощаде, но я буду непреклонен, пока не добьюсь своего.

Дверь распахнулась и в кабинет быстрыми шагами вошла Марианна.

– Ваше величество так торопится ко мне, что забывает об этикете? – саркастически заметил Альберт. – Ваше величество…

– Что это значит? – перебила она, встав перед Альбертом и прожигая его взглядом. – Как вы посмели похитить человека? В какой стране мы живём – разве вы забыли о законах?

– Отчего же? – пожал плечами Альберт  – Я отдал распоряжение по все правилам, – уж я-то знаю, что такое порядок!

– Порядок? Вы считаете порядком ваши желания? Чем вы тогда лучше какого-нибудь восточного тирана? – вспыхнула  Марианна. – Вы забываете, сударь, что мы живём в цивилизованном государстве, где король подчинён законам точно так же, как любой из его подданных.

– Какая глупость! Я всегда был противником цивилизации, если она такова, – возразил Альберт. – В настоящем государстве всё должно быть подчинено воле одного человека –  как в армии!

– Немедленно отпустите его! – закричала Марианна. – Вы не имеете права держать его в заточении!

– Но вы так и не сказали мне, о ком вы столь горячо хлопочете. Этот человек, должно быть, очень дорог вам, – Альберт попытался изобразить удивление.

– Не надо притворяться, вы прекрасно знаете, о ком я говорю. Да, он очень дорог мне, и я этого не скрываю, – с вызовом ответила Марианна.

– Поздравляю вас, отличный выбор, – насмешливо поклонился ей Альберт. – Представляю, что скажут при других королевских дворах, если эта история получит огласку.  А что скажет ваша мать? Она всегда следует принятым правилам и не допустит ни малейшего отклонения от них. Порой я думаю: вот бы мне такого фельдфебеля в мою армию!

– Я давно вышла из детского возраста и не нуждаюсь ни в чьей опеке. Я оказываю моей матери всё почтение, какое должна оказывать дочь, но жить буду так, как я хочу, – твёрдо сказала Марианна. – Мне жаль, если я огорчила её, да и перед вами я виновата, в чём готова признаться и за что прошу прощения, но рассудите сами, какие мы муж и жена? Мы разные во всём, а любви у нас нет и никогда не было. Разве это хорошо, жить в таком браке? Развод – единственный честный выход.

– Развод? – переспросил Альберт. – Да ради бога! Но не мечтайте, что я дам вам одурачить меня: вы должны будете передать в моё пользование ваши наследственные владения. Иначе я устрою такой скандал, что вам не поздоровится: о вашем гнусном поведении узнает весь свет, и вас изгонят из приличного общества.

– Ах, вот вам что нужно – мои владения! Боже мой, вы ещё ничтожнее, чем я о вас думала! – воскликнула Марианна. – Я бы отдала вам их, но вы ведь распорядитесь ими самым худшим образом. Нет, лучше я передам их моей матери: при всех её недостатках  она всё-таки настоящая королева.

– Вашей матери… вашей матери… – запинаясь, повторил Альберт. – Вы этого не сделаете, а если сделаете, вам же хуже! – вскричал он. – Полагаете задобрить её? Не дождётесь! Она всё равно проклянёт вас, а я со своей стороны постараюсь, чтобы ваше имя так было смешано с грязью, что вам вовек не отмыться.

Марианна неожиданно рассмеялась, весело и легко.

– Как всё просто разрешилось, а я переживала, когда ехала сюда! Что же, отдайте приказ освободить Иоханна, и начнём дело о разводе. Не возражайте: если вы не освободите его, я воспользуюсь своими правами, и тогда уж вам не поздоровится: не забывайте, вы нарушили закон, вы совершили преступление.

– Чертов закон! – вспылил Альберт, стукнув кулаком по столу. – Ну, ничего, когда-нибудь в этой стране будет лишь один закон – мой приказ!.. Насчёт развода я ещё подумаю, – проворчал он, – однако с сегодняшнего дня вы не будете получать ни гроша из казны. Можете пасти овец вместе со своим пастухом, чтобы прокормиться, и жить с ним в хижине. 

– Это было бы чудесно, – улыбнулась Марианна, – но у меня остаётся мой замок в горах. Разве вы забыли, что он очень удобный, в нём прекрасные окна, печи и кровать?

– Прекратите! – закричал Альберт. – Ох, если бы вы были солдатом в моей армии! Я бы приучил вас к дисциплине!

– Сочувствую вашим солдатам,– ответила Марианна и, отвернувшись от него, вышла из кабинета.

– Позвать ко мне Алозиуса! – крикнул Альберт камердинеру. – Министр двора, как же! Он у меня будет в каптёрке сапоги солдатам выдавать.   

***

– Прости меня, прости за то, что предала нашу любовь во имя призрачной королевской чести, – Марианна виновато спрятала лицо на груди Иоханна. – Из-за меня и ты пострадал: тяжело было в тюрьме?

– Нет, не очень: не сахар, само собой, но жить можно. Кормили только неважно, я голоден, как волк, – быка бы съел сейчас, – сказал Иоханн, похлопывая себя по животу. – Но сперва помыться не помешало бы: мне кажется, я весь пропитался тюремным запахом.

– Всё готово: и ванна, и обед, – ответила Марианна. – Тебе помогут помыться.

– Что я, немощный? – возразил Иоханн. – Пусть накрывают на стол, я мигом помоюсь...

Иоханна привезли с опозданием на два дня после обещанного срока, и Марианна извелась в ожидании. Она стояла на стене замка и смотрела на дорогу: не везут ли Иоханна? Зато, когда она его увидела, то с такой радостью бросилась ему навстречу, что даже суровая Вильгельмина растрогалась.

– …Мы всегда будем жить здесь, – говорила Марианна за обедом Иоханну. – Мы теперь вроде отшельников.

– М-м-да, – промычал он, жадно глотая еду. – Неплохое местечко для отшельников.

– Слуг придётся отпустить, – продолжала она, – у нас нечем их оплачивать.

– Обойдёмся, – беспечно ответил он, запивая еду бокалом вина. – Позовём людей из деревни, когда нужна будет помощь.

– С деньгами будет трудно: король отказался оплачивать моё содержание из казны, а судиться с ним по этому поводу я не стану. На доход с наследственных земель тоже не приходится рассчитывать: я передам их моей матери, чтобы они не достались королю – он дурно ими распорядится. Но ждать снисхождения от матушки тоже не приходится – боже мой, как она рассердится, узнав о нас! – вздохнула Марианна.

– Ничего, перемелется – мука будет, – подмигнул ей Иоханн, берясь за следующее блюдо. – Проживём, не сомневайся: здешний народец хитрый и прижимистый, но если взяться за дело с умом, все будут с достатком, и мы, и они. Тут важна мера: каждый пастух тебе скажет, что если стричь овец без меры, они могут сдохнуть, а тогда и пастуху чем жить?

– Жадность – сестра глупости, но мы не пустим к себе этих сестёр, – ответила Марианна.

– Всё у нас будет хорошо, – уверенно сказал Иоханн. – А детишки пойдут, и их вырастим, как следует, хорошими людьми.

– Ты хочешь детей? – улыбнулась Марианна.

– Что за семья без детей? Чем больше, тем лучше – чтобы семеро с ложками за столом сидели, – улыбнулся он в ответ.

– Так мы тебе и доверили воспитание детей: представляю, что из них вырастет, – вмешалась в разговор вошедшая в столовую Вильгельмина. – Нет уж: придётся, видно, мне с вашими детьми нянчиться – кто ещё привьёт им благородные манеры?

– Ты, что, тётушка, подслушивала под дверью? – расхохотался Иоханн.

– Но вам надо пожениться, чтобы не было греха, – строго сказала Вильгельмина.

– Когда ещё король даст мне развод, – покачала головой Марианна. – Боюсь, долго придётся ждать.

– А чего ждать? Прямо сейчас и поженимся, – возразил Иоханн. – А ты, тётушка, будешь свидетелем.

– Да разве так можно? Без развода, при живом муже? – Вильгельмина удивлённо вздёрнула брови.

– Не убивать же нам его? – сказал Иоханн. – Они больше не муж и жена, и она свободна, – он встал из-за стола и опустился перед Марианной на одно колено. – Я люблю тебя и прошу стать моей женой. Клянусь, что буду любить, защищать тебя и заботиться о тебе до самой моей смерти!

– Я согласна, – ответила она, одарив его счастливым взглядом. – И я тоже обещаю любить тебя и быть с тобою до самого конца.

Иоханн поднялся и поцеловал её.

– Эх, жалко музыки нет! – сказал он. – Теперь было бы в самый раз.

– С музыкантами мы рассчитались, но я-то на что? – Вильгельмина взяла виолу.

– Не знала, что ты умеешь играть, – улыбнулась Марианна.

– Свадебный вальс! Свадебный вальс! – сказала Вильгельмина.

 Брячеслав Галимов