КЛЮКВА НА БОЛОТЕ (сентябрь)

Два дня я пыталась найти болото с клюквой, и один день ждала, что довезут на машине и покажут дорогу. Местный коммунист Барчуков, проезжая на «нисане», пообещал взять на болото. Его рождение приходится на день церковного новолетия, 14 сентября по-новому. Остановила машину, вышла милейшая жена Любовь Ивановна и сам чудесный Барчуков, подарила цветочки. Они очень хорошие люди, только не крещеные. К цветочкам приложила книжечку:

– Православная, читайте, вспоминайте о Москве!

– Ладно, почитаем, врага надо знать в лицо.

– ???

– Ну вот, враг перед тобой и стоит, – выговорила Любовь Ивановна. Посмеялись.

– Возьмите меня с собой за клюквой, я дорогу не знаю.

– Хорошо. Завтра поедешь? Сразу сможешь собраться? Напишу тебе смс-ку! – и покатили к своему дому.

Хожу с раннего утра с мобильником в руках. Вот уже десять часов, уж не раньше времени ли оделась для леса? И в полдень позвонила, чтобы наивно спросить, надо ли сапоги надевать?

– Подожди, у нас хозяйство, потом, потом, – и выключились.

Наверное, вот-вот приедут, а я на огороде, картошку копаю. Но, когда мимо забора двинулись возвращающиеся с болота две женщины с ведрами клюквы, да Юсуп с чужих краев, проехал в машине с мешком клюквы, тут появилось смутное подозрение, и я загрустила.

– Что-то никто за мной не едет, – говорю мужу.  

– Не едет? Куда же ехать, уже поздно!

– Сбегаю за грибами, – печально сказала я.

– Сходи.

И пошла с собакой Куськой в ближайший лесочек. Набрала полную корзину подберезовиков, «обабки», как говорят местные, – грибочки не вмещались!

Показываю мужу Пусику, прямо к глазам поднесла!

– Я ни черта не вижу. Курица холодная!!! Почему курица холодная?

Разогретая курица лежала у него на тарелке вполне горячая, когда она успела остыть? Весь день я терпела – терпение мое глухо лопнуло и громко завопило:

– Когда она успела остыть?!!

– Если тебя не взяли за клюквой, так надо орать. Дура!

– Это ты мне предложил просить Барчуковых взять меня!

Вдруг он стал кашлять и задыхаться:

– Кажется у меня кость в горле.

– Не будешь чертыхаться! – и стала стучать ему кулаком по спине, как я обычно делаю, если подавятся собака или кошка, но он потерял голос и только прохрипел:

– Хана мне…

Разжевывая свой кусок, я припомнила картинку (где я могла ее видеть?), как один человек помогал подавившемуся. Давно это было нарисовано: надо держать живот со спины и крепко нажимать, а тот должен кашлять, – и линиями нарисовано, как летит кость.  «Ну не в избе же», – подумала я.

– Пойдем на улицу! – и вздохнула.

Вышли во двор, повернула его к себе спиной, обхватила сзади и стала давить и наклонять его: «Кашляй, кашляй!» И тут появилась огромная машина Барчуковых, возвращающихся с болота. Их головы были повернуты в нашу сторону. Зрелище было ужасающее, я не могла отцепиться от Пусика, он усиленно хрипел. Рогатый обломок кости вывалился на траву.

– Барчуковы проехали, – сказала я.

– Что же они тебя не взяли? – прошептал Пусик потерянным голосом.

– Не знаю, – пожала я плечами и пошла тщеславно доедать курицу, кажется, я спасла ему жизнь. «Ни одно дело не делается без гордости, все время присутствует скрытая гордость», вспомнились слова игумена монастыря в воскресной проповеди.

На следующий день просить Барчукова свозить меня на болото не было смысла. Но как я пойду сама? Сижу завтракаю. Перед окном останавливается местный житель Жоржик и еще кто-то незнакомый с корзиной. Пока выбегала, остался один Жоржик.

– Расскажи, как идти за клюквой?

– Да вон, Коммунаров пошел туда, давай остановим его!

– Так расскажи. Дохожу до леса, а потом?

– Идешь дальше, будет развилка, одна наезженная, трактора там проезжали, другая не очень, травой как бы заросшая, поворачиваешь налево, а направо не ходи, а то уйдешь далеко!

Я сразу радостно собираюсь, стульчик с собой раскладной взяла, большую красную сумку одела на палку за спину. Пусик перекрестил меня. Позвала Куську и мы отправились. Километра три я шла спокойно, радуясь, что похожа на странников, ходивших по Руси в давние времена! За плечами на палке котомка, в котомке хлеб, заходят в деревню, их угощают, расспрашивают… Куська вдруг спряталась за деревьями. В траве стояла ярко-розовая машина Юсупа. Точно! Где-то рядом должна быть клюква! Не может чужеземец далеко идти пешком. А вот и развилка! Куська повернула направо, я уверенно зашагала налево. Вильнув хвостом, Куська побежала за мной. И мы пошли…  

Полуденное осеннее солнце проглядывало через желтые, а где-то еще зеленые реденькие верхушки осин и берез. Светило оно слева, как и полагалось ему светить по дороге на болото. Это меня успокаивало, и мы все шли и шли. Вернее, я шла, а Куська бежала лесочком, – вот валяется дерево, покрытое зеленым мхом, так и есть, болото где-то рядом! Представлялось, что могу вдруг заблудиться, а мне повстречается старичок похожий на святого Серафима Саровского, укажет дорогу, но куда он потом пойдет и в какую сторону – меня почему-то совсем не заботило.

Да, и лес начинает становиться реже, и какое-то открытое место впереди? О! … это??! … не болото!! Передо мной была большая-пребольшая поляна с березками, с колосящейся травой, и переросшими обабками. Зачем они мне? Прошла вокруг, какое же тут может быть болото?

– Пойдем, Куська! – сквозь слезы позвала я собаку, радости которой не было предела, и мы повернули обратно. Иду, плачу, Барчуковы обещали – не взяли, Жоржик показал не на ту дорогу, прошла столько километров, а клюкву не нашла, как мне не плакать. За спиной вдруг послышался шум машины, показался раскрашенный газик, махнула рукой – тормозят, сидят два дядьки в костюмах охотников с лесными пятнами. Молча смотрят на меня.

– Где клюква? – спрашиваю.

– Да с этой стороны уж давно не ходят на клюкву, это со стороны Соломоновки.

– Так я и иду со стороны Соломоновки!

– Не там повернули, надо не налево, а направо, еще немного назад, а там на развилке опять налево.

– Ах, как легко говорить, не налево, так направо!

Мужички посмотрели на меня, промолчали и поехали дальше. Конечно, они не походили на благообразных старцев, у одного даже глаз был прищурен. Хоть бы сумку предложили взять, а то палка со стульчиком больно давило плечо. И потопала еще километра три, а может четыре. Дошла до розовой машины Юсупа: «еще немного назад», – вспомнила их слова. Назад – это к деревне или наоборот? Вконец запутавшись, просто свернула в сторону – искать клюкву! Да ну ее, эту дорогу! Пробралась по кустам, потом кочки без деревьев, потом чаща деревьев, похожих друг на друга, опять какие-то тропы. Может к болоту? Очень похоже… Похоже-то похоже, …похоже я заблудилась. Как-то все одинаково, осинки, осинки, грибочки, «мне клюква нужна!» – и солнце где-то в середине веток светит. А собака должна знать! «Ищи дорогу!» Дорогу-то она знает, но не знает такой команды, и даже не обратила на меня внимание.

– Ищи дорогу! Я тебя кормлю, пою, ищи дорогу!

Куська из собачьего приюта, и такого неподобающего тона от меня совсем не ожидала и на всякий случай отбежала.

– Ищи дорогу! – грозно сказала ей. Она вспомнила свой приют, свою клетку с номером и гастарбайтеров с лопатами. Головку наклонила и закосила глазками. Наконец я догадалась:

– Домой! Ищи дорогу домой! Слышишь, собака! – и заплакала, а сама думаю, дождь что ли будет, всегда перед дождем плачу. Куська начала пробираться сквозь чащу деревьев, «ну и она обманет, неужели она знает, как ид… Ох! Вот это да!» – я ступила на укатанную дорогу! Как приятно по ней идти!

Почему слово заблудился от слова «блуд»? Животные не заблуждаются, а человек за-блуд-ился!

Дала собаке сушку, обняла, почесала за ушком и самым нежным голосом выразила ей свое восхищение и удивление. Куська поняла, что приют не светит, но близко ко мне старалась не приближаться. Теперь я знала как идти к дому!

– Домой, Куська, домой!..

Собака повернула к лесу. О, нет! Был уже третий час, мы возвращаемся, а вот и газик догоняет. Опять машу рукой, останавливаются.

– Я не нашла клюкву.  

– Ну оставляй сумку, давай мы тебя отвезем, покажем, где сворачивать.

– Да куда же, у меня собака.

– Собака добежит.

Куська пряталась за деревьями и не показывалась.  

– А мы за грибами пошли. Нет грибов, – корзинки на сидении были пустыми.

– Не может быть! грибов полно! Я шла и все время запиналась об них, вчера набрала корзину, некуда класть было.

– А мы ни одного гриба не нашли. Вы из местных или из дачников?

– Из дачников, конечно, – печально усмехнулась я.

– Ничего, завтра клюкву найдете, пойдете еще раз.

На том и расстались.

Гордость, дорога, род, добро, древо, деревня…

Всю ночь мечталось, как будет чудесно, что я наконец выйду на болото, и начну собирать клюкву. Вспомнила мохнатые кочки… лет тридцать прошло, да еще один раз видела… десять лет назад…

Проснулась ранним утром, Пусика разбудила.

– Что, опять? – благословил. Да, опять сумку на палку, раскладной стульчик на два килограмма…

Палка на плече показалась тяжеловатой, да и жарко становилось, не по-осеннему, больше двадцати градусов. Ну ничего, идем, на грибы внимания не обращаем, растут себе, пусть растут, мы за клюквой идем. Может, еще кто-нибудь встретится. Дорога разделялась на три дороги, как в русской сказке, и попробуй выбери правильный путь, если даже указателя нет. Поваленное дерево… Собака бежит, я иду за ней. Она знает, кто прошел, а я даже и не догадываюсь. Деревья возвышались, елки попадались, папоротник, красные ягодки от ландышей, даже маленький черничник с голыми кустиками, брусничные листики… минут тридцать как идем. Березы высокие, да много их как, …что-то опять я не туда иду. Разве может быть болото рядом с березовой рощей! О, нет, нет. Мы не туда идем! Это другой поворот. «Куська, пошли назад, я не пойду дальше, мне тяжело! Домой! Картошку копать!» – и, махнув рукой, зову собаку. Затормозив на ходу, она послушно побежала за мной, не переставая радоваться. Тучка набежала, дождик покрапал. Потом Куська все же расстроилась, что так быстро пришли домой, обиженно забралась под кровать. Пусик только начинал завтракать и в ужасе стал выспрашивать, почему мы так рано пришли?

– Отгадай с одного раза!

– Встретили кого?

– Нет.  

– Дождь идет?

– Нет.

– Встретили кого-то?

– Да нет.

– Ну я не знаю…

– Дорогу не нашли!

– Дорогу не нашли, как же так?

Потом сделал себе бутерброд и уже не отвлекался на нас.

– Ну и ладно, – подумала я, – пойду копать картошку.

Картошка громко стукалась о ведро и была так себе, мелкая, с проволочником и паршой. Собака вдруг загавкала на роскошный соседский дом начала двадцатого века. Стучалась местная женщина Наталья с велосипедом, и это было ее возвращение с болота. Бросив лопату, я побежала к ней.

– Ой, да просто, «как», а Барчуковы, что вам не скажут? Направо надо поворачивать, идете-идете, я на велосипеде проехала, а Юсуп-то сегодня на машине до самого болота доехал с женой, они тридцать литров собрали. Я слева собирала. Дождичек пошел, ну, думаю – все, да ничего, прошло все. Да найдете, идите по дороге, не сворачивая.

– Ну никак не могу попасть на болото, вот наказание по грехам.  

– Ха-ха-ха, наказание, – засмеялась радостно Наталья, – Какое же это наказание? По лесу пройти!

– Хоть бы какие-нибудь метки были…

– Да, Юсуп навесил белые тряпочки на деревья, через каждые три дерева – «пусть все ходят», а Барчуков отвязал все тряпочки – «нечего чужим дорогу показывать».

С конца деревни, пошатываясь, приближался Жоржик. Он галантно поднял велосипед и сделал жест, что сейчас обнимет Наталью.

– Это тебе жена Юсупа дала водку? Я ей скажу! – и отмахнулась от него. А за спиной-то у нее был вещмешок как у солдата, котомка, которая сверху завязывалась.

– А клюква-то осталась еще?

– Да полнО! – и Наталья нарисовала схему прохода на болото, состоящую из двух линий – одна линия вела вправо, другая влево и заканчивалась кружочком – это было болото с клюквой.

К вечеру, из всей свалки вещей во дворах нашла школьный ранец, размер прекрасно подходил, и стульчик влез в него, что меня весьма удивило. Следующим днем уже была пятница. Разбудила Пусика:

– Благослови!

– Ты что?? Опять?!

Солнце светило без тучек, самый разгар бабьего лета – ни комаров, ни слепней, ветерок и жары нет. Куська бежала по обочине дороги впереди, иногда оглядываясь на меня, дорога была знакома.

Ну вот она, развилка! Я шла по лесочку. Молитва моя прерывалась, я все время отвлекалась. Мысли летели то куда-то ввысь над деревьями к белому пятну солнца, то блуждали под ногами среди колеи дороги и осенней травы. Раньше на этом пути было много деревень, и со всех сторон шли на болото за клюквой, и все были православные. Наверное, не только солнце светит для всех одинаково. Вот те же кустики черники, уже узнаваемые, листики брусники, длинные березы и еще сосны, и… опять розовая машина Юсупа!! а дальше… – дальше лес заканчивался… и … бо-ло-то! Простиралось. Или еще – расстилалось. Лежало. Лежало седое болото и было очень, очень тихо.

Чахлые березки с серо-черными стволами без верхушек были натыканы на бледных кочках. Остановились мы с Куськой в изумлении перед спящей древностью, прочитала я «Отче наш», и, чавкая сапогами, пошли вброд. Везде была клюква, я даже замерла, просто стояла и смотрела на множество маленьких рубиновых шариков. Все же у края болота не принято собирать ягоды, и мы прошли дальше на пять кочек. «Ладно, мы не гордые, что нам далеко ходить?» – и села на стульчик у большой кочки.

Вскоре появилась Наталья, пошла вглубь болота и растворилась из вида, а у меня уже набралось ведерко. А потом с кочки на кочку и второе ведерко. Как же я потащу? Но надо уходить. Уходим!

Запихала стульчик под поваленное дерево, и с клюквой в ранце мы с собакой пришли домой. Сделали вид, что устали, хотя, были очень довольны и дальним походом, и клюквой.

Потом я опять копала картошку, и под стук клубней думала, вот Иван Сусанин, крестьянин, завел иноземцев-поляков в непроходимые места, в болото. Наверное, это было осенью, зимой же пройти невозможно.

Тут я вспомнила оперу «Борис Годунов» Мусоргского с польским балом шляхты, когда стали презираться русские обычаи. Один польский отряд дознался о месте нахождения возможного будущего русского царя молодого боярина Михаила из рода Романовых. Поляки прорвались в Костромскую землю и были почти рядом с тем местом, где находился царь, но заблудились, и попали в другое село. Деревенский староста Сусанин под угрозой смерти должен был показать им дорогу и повел отряд поляков совсем в другую сторону, к болоту, и там все погибли.

Или в лес он их завел, но все же это случилось осенью, – зимой в подобных местах бывают такие сугробы, что далеко не зайдешь. Поляки его убили, на том месте выросла красная сосна, а они все пропали в непроходимой глуши.  

В субботу я опять была на болоте. Этот день выдался шумным. Интересно было наблюдать, как все входящие терялись среди корявых березок, замирая у кочек. Приехал целый обоз Барчуковых – продолжали праздновать день рождения. А у меня следующий день воскресенье, а потом праздник Рождества Богородицы. И решила я, что съезжу на воскресную службу, а утром уже не поеду, пойду на болото за клюквой. И в праздник буду собирать только для батюшки и для девочек из храма. Этакое послушание на себя возьму – на службу не иду, а для храма стараюсь. Узнав об этом, Пусик завопил:

– Нет! У тебя животные голодные, а я не выдержу фи-зи-чески! – мужа надо слушать.

И после воскресной службы зашла к молочнице.

– А сказали, будете вечером!

– Муж не разрешил.

– Послушайте, тут у нас… у вас на дороге храм разрушенный. Я у батюшки в Москве спрашивала, как восстановить, а он сказал, что должны хлопотать местные жители. Вы как?

– О, нет! Крестили внука, я еле отстояла, так долго…

– Может, есть кто-нибудь верующий в селе?

– Кто-нибудь… – задумалась она. – А, есть одна, ходит у нас, из этих… как их?

– Сектантка?

– Нет, да называется – е–е…

– Иеговистка?

– Ну да! У нас Бог истинный. Я ее прогнала. У нас Бог один, говорю.

Взяла свое молоко, прошла мимо большого храма без крыши. На тридцать километров селений одна верующая, и то «е-е-еговистка».

День празднования Рождества Богородицы 21 сентября выдался дождливым. Я была рада, что послушала мужа, а то бы ни праздника, ни болота мне не было, если бы случилось по-моему. Душа была спокойна – служба, храм. Погода разгулялась, солнечно.

На следующий день не очень торопилась, ночью опять дождь прошел. Дорогу знаю, праздники соблюдаю. Иду, Куська бежит, грибочки замечаем, много их. Обабки, да пусть их, глубокие лужи, мокро, никто не пойдет на болото, думалось мне. А вот и розовая машина у развилки – Юсуп хозяйничал с бензопилой. Я в платке, и он в платке. Чтобы обойти поваленное дерево на дороге, я шла прямо на него. Поздоровалась, так принято в деревне, здороваться. Может не услышал. «Ну, к болоту не подойти», с опаской подумала я. Перекрестилась. Болото отделялось от леса глубоким бродом. Собака легко перебежала по воде к сухим кочкам. Но я тоже прошла, ничего, что загребла воды в левый сапог, один носок повесила на березку, пусть сохнет, жарко.

Не было ни-ко-го. Мы были одни на болоте с кочками, усыпанными ягодами цвета багор. Почавкав немного сапогами, разложила стульчик, тихо сижу и собираю. Хорошо-о-о. Молитвы в голове проносятся, иногда даже хоровое пение вспоминается, уже ведерко одно ссыпано, другое начинаю. Вдруг, какие-то звуки, Куська стала повизгивать. К ней приближался большой пес, это Буян, собака голубушки Любови Ивановны. Собак в деревне выгуливали просто – они бежали за машиной. Буян бежал за квадроциклом.

– Эге-гей!

Разошлись по разным сторонам, у меня свои кочки, у нее свои кочки. Мои лохматые, с желтой травой, окруженные водой, хорошо бы попросить захватить мою сумку.

– Я уже поехала! Два ведерка собрала! – ведерки у нас одинаковые, даже по цвету. Выбрались.

– Возьмите мою сумку, для девочек из храма собирала, – проговорилась от тщеславия.

– Конечно возьму, давай, – привязала сзади на багажнике. – Да, я тоже, – одна просила, другую надо угостить! Буян! – и поехала.

А мы пошли следом. Жарко было. Набрали кулек обабков.

Пусик стоял у забора и всматривался вдаль, выглядывая нас. Огород оказался заброшенным, клюква становилась моей страстью.

И пошла на болото только через день. Место как-то изменилось. Сначала меня удивил огрызок яблока, клюква была оборвана и пришлось немного побродить. И вот еще окурок, Жоржик что ли здесь был? Только он курит в деревне. Ушла подальше, где кочки были не тронутыми. И опять спасла Любовь Ивановна, забирая мою сумку со стульчиком.

– Окурки? На твоем месте какие-то мужчина и женщина собирали. Кто же это? – задумались. –… Да твои соседи новые, похоже, они курят. Жоржик их вчера привел, шел вчера налегке, я его встретила. За бутылку привел их, ну все, поехала! Как ты говоришь – с Богом!

Больше я не ходила на болото. Мы с Куськой только выглядывали из-за забора, провожали тех, кто прокатывал мимо нас в ту сторону.

На Воздвижение креста 27 сентября был гром…. 28 сентября высоко летели гуси длинным красивым ровным углом, летели они точно на юго-запад. Соседка Елизавета, которой было под девяносто, сказала, что раньше журавли садились на поле за деревней, отдыхали.

– Гуси, – поправила я.

– Да какая разница? Гуси, журавли… Там поле было вскопано, сажали.

– Что сажали?

– Да что? Озимые… что-то сажали, совхоз был.

 – И что, стреляли?

– Нет. Да кому стрелять? В Соломоновке все мужики поумирали.

– Пили, наверное…

– Совхоз был. Да кто от этого дела, а кто от рака, вот, кто вам дом продал – Иван, у него рак крови, а у Марии трубка в дыхалке. В совхозе работали.

Пошла с Куськой собирать хвойные ветки. Возвращаемся, стоят двое: Жоржик и Таня, похоронившая трех мужей.

– …Нужна картошка? Два ведра дадим.

– А у вас-то останется?

– Ну да, я нако…паю, – Жоржик с трудом выговаривал слова, – может, у тебя есть бутылка?

 – Конечно нет, за сколько продашь?

Они стали переглядываться.

– Не знаю… Двести пятьдесят!

 Через полчаса Жоржик принес два ведра картошки с верхом.

– Танька копала!

– Жора, это твоя картошка?! Такая большая!

Жоржик смущенно замялся.

– У тебя же пенсия была чуть ли не вчера?

– Долги отдал… Юсупу.

– Он отдал все деньги Юсупу, – вмешалась Таня. – Тот вчера приезжал, и Жора отдал ему.

Сунула за картошку деньги Жоржику. Жоржик отдает деньги Тане:

– Сбегай за бутылкой! – Таня спокойно положила их в карман своей куртки. Стоя с двумя пустыми ведрами и без денег, Жоржик вдруг спохватился:

– Ты только не убеги с деньгами!

– Жора, она же дама, что хочет, то и делает.

– Не убегай только, – опять повторил Жоржик. Но Таня уже не оглядываясь, пошла в конец деревни, там продавали водку. – Не убегай только, – повторял Жоржик, спеша за ней с пустыми ведрами.

Вечером у него в доме горел свет, что было редкостью, падал хлопьями первый снег, а мы с Пусиком пили шампанское, потому что прошло немало лет, как мы расписались, даже не зная, что это день прославления первомученицы равноапостольной Феклы.

В народе даже есть предание: все, что завяжешь в этот день – не развязать, и часто играли свадьбы.

– Снег-то почему? Еще по-старому сентябрь! – воскликнул мой Пусик.

    2015 год

© Наталья Муратова   

 Наталья Муратова