5 встреч

ПЯТЬ  ВСТРЕЧ

(Рассказ штурмана)

      Пролог

      - Командир, тебе не кажется, что горючка у нас слишком быстро расходуется?

      - Да, я уже тоже замечаю.

      - Сколько до точки?

      - Сейчас посмотрю. Так, 370 км.

      - Пожалуй, топлива до нее  нам не хватит. Придется идти на запасную. Запроси Котлас.

      - Я уже пытался. Там погода ни к чёрту. Ниже минимума. А тут еще и радиостанция барахлит.

      - А что у нас ещё есть поблизости?

      - Да в том-то и дело, что ничего нет.

       - Придётся где-то садиться на вынужденную.

       - А может топливомер врет, но я не думаю.

       - А если выключить один двигатель?

       - Боюсь,  если потом не запустим, то на второй круг уйти на одном  не удастся.

       - Пока мы тут с тобой болтали, я прикинул: остатка топлива нам хватит километров на 200, не более. Это при нормальной-то  работе, а у нас сейчас повышенный расход, значит и того меньше.

      - Штурман, ищи куда садится. А то придется прыгать, а не хочется. Вокруг тайга, ни полянки, да и машину жалко.

      - Есть, командир.

      Прошло 10 минут.

      - Штурман, нашёл что-нибудь? У меня через 5 минут загорится красная лампочка.

      - Командир, на полётной карте у меня ничего походящего нет, но я помню, что у Большого озера был когда-то аэродром подскока моряков. Это нам почти по курсу, доверни влево на 5 градусов.

      - Большое озеро вижу.

      - Смотри левее, левее чуть дальше.

      - Вижу полосу и домики. Но полоса такая короткая…

      - Прикинь, откуда лучше садиться.

      - Некогда прикидывать уже горит красная. Садимся с прямой. Выпускаю шасси.

      - Давай командир, с Богом!

      Большая серебряная птица прошлась низко над тайгой и нырнула в большую лесную поляну. Командир аккуратно опустил машину на самый краешек короткой полосы и тут же выпустил два тормозных парашюта. Тяжёлая машина медленно, сбавляя скорость, понеслась по полосе.

      - Командир, тормози! Сейчас врежемся!

      - Вижу, а если покрышки порвем?

      Машина остановилась у самого края полосы.

      - Уфф...  Кажется, пронесло.

      - Да уж.

      Летчик попытался развернуть машину, чтобы подрулить к домикам, но вначале заглох один двигатель и через несколько секунд второй. Мокрые от волнения и пота пилот и штурман стали выбираться из кабины. Спрыгнув с плоскости на землю, они обошли самолёт вокруг. Из гондолы левого двигателя тонкой струйкой тек керосин.

      - Вот где собака зарыта, вот почему у нас был такой расход.

      - Паш, а течь-то не такая уж сильная.

      - А может быть, это уже остатки вытекают. В воздухе отсос был сильнее.

      И странное дело, Как только они оказывались на земле, офицеры переходили на ты. В воздухе они были: командир и штурман. Это уже стало профессиональной привычкой,  возможно, еще и потому, что подсознательно помнили, что все разговоры экипажа в полете постоянно фиксирует бортовой  самописец.

      Пока они осматривали самолёт, от домика отделилась мужская фигура. Это был мужик, одетый странно. На нём был матросский бушлат без погон, джинсы, заправленные в резиновые сапоги, а на голове была морская шапка-ушанка с кокардой. На плече у него висел карабин. Впереди  него бежали две огромные собаки, белая и черная. Мужик явно спешил к ним. Вид собак не предвещал ничего хорошего.

      - Берта, Черныш - фу! Ко мне!

      Подойдя к ним поближе, мужик снял с плеча карабин.

      - Кто такие? Откуда?

      - Марсиане, видишь, пришли устанавливать контакты с Землей, -  попробовал пошутить командир.

      - Вы мне бросьте здесь шутки шутковать! Кто такие и откуда? Ваши документы!

      - Батя, прежде чем с нас требовать документы, ты сам должен был представиться, кто ты такой  и что тут делаешь. И не пугай нас своею пуколкой,  у нас-то  пистолеты настоящие,  а у тебя, небось, и патрон-то нет. Представься как положено, тогда будем разговаривать.

      Командирский тон летчика сразу как-то охладил пыл мужика. И он начал докладывать.

      - Старшина 2-й статьи запаса Печенов Петр Павлович,  комендант  запасного аэродрома войсковой части Н. Занимаюсь охраной объекта.

      - Вот теперь другое дело. Командир экипажа  подполковник Рогачёв Павел  Никифорович  и штурман майор Смыслов Вадим Николаевич, - официальным тоном представился командир, а потом уже менее официально добавил. Закончилось топливо, пришлось садиться на вынужденную к вам сюда. Послушай, старшина, связь у тебя какая-нибудь есть?

      - С базой можно было связаться по рации, но батареи давно уже закончились, а новых никак не привезут. Есть телефон  для связи с райцентром. Но связь, я вам скажу, очень плохая.

      - А воинская часть какая-нибудь поблизости здесь есть?

      - Ничего такого, чтобы вас интересовало,  здесь нет.

      - Как же нам доложить, где мы находимся?- задумчиво вслух спросил штурман.

      - А можно через милицию, -  подсказал  старшина.

      - Так чего же мы стоим, пошли звонить, - прервал беседу командир. И они всей группой отправились к домику.

      - А до райцентра далеко? - спросил штурман.

      - Ежели лесом, напрямую, то километров 15 будет,  а ежели по дороге, то и 25 наберется.

      Добрых  полчаса старшина крутил ручку старенького ТАИ-43,  но в трубке слышны были только шорохи и атмосферные разряды. Райцентр упорно не отвечал.

      - А сам-то ты в райцентр когда-нибудь ездишь?

      - Но а как же, раз в неделю или дней в 10 обязательно езжу. Летом на мотоцикле, а зимой на лошадке через лес. А сейчас, хотя ещё  и глубокая осень, по дороге уже не проехать. Были сильные дожди и дорогу так развезло, что не проехать.

      И вдруг старшина  спохватился.

      - Командир, у вас там бензин так и течет? Я хоть пойду ведро подставлю. А то у меня на дизеле уже совсем кончается топливо, а когда еще привезут

      Я не знаю.

      - Это не бензин, а авиационный керосин, и если тебе надо, сольем столько, что на всю зиму хватит. Ты лучше подумай, как нам до райцентра добраться.

      - А чего тут думать, ехать надо.

      - А на чём?

      - Только на лошадке остаётся. Дорогу вы всё равно не знаете, придётся ехать мне. Напишите, что нужно и куда сообщить, я поеду  и все передам.

      - Вадим, напиши ему всё что нужно, тебе лучше знать, и пусть едет, чем раньше узнают, тем раньше мы отсюда выберемся. И ещё скажи в милиции,  чтобы прислали охрану, самолёт-то секретный, требуется охрана.

      - Сейчас, только затоплю печку в большой комнате, там и кровати есть, располагайтесь, грейтесь, а я поеду. Да, чуть не забыл, передали метеосводку,  надвигается шторм, будет сильный снегопад. Мне бы только успеть добраться до райцентра.

      И спустя полчаса комендант запасного аэродрома оседлал своего росинанта по кличке Гнедой и, позвав с собой Белку, скрылся в лесу.

      - Вадим, как ты думаешь, когда он вернется?

      - Точно не знаю. Сейчас 14  , ехать ему по лесной дороге эти 15 км  часа два. Потом пока в милиции разберутся, куда и как звонить, уйдет не менее часа. Да обратная дорога, считай, еще два часа, так что раньше 19-ти его можно не ждать. А сейчас ноябрь, темнеет рано. Ладно, пошли в дом, а то я уже начинаю мерзнуть.

      И офицеры зашли в дом. Дом был большой и построен из толстых бревен, ладно подогнанных друг к другу. В нем были две небольшие комнаты и кухня, служивших для коменданта жилищем, и две большие комнаты, в которых кроме печки, стола, нескольких кроватей и стульев больше ничего не было. Они служили как бы гостиницей для перелетных экипажей.  В одной из больших комнат, куда они зашли было довольно прохладно.  Они потоптались у большой печки, у которой горкой были сложены сухие березовые паленья. Майор спросил:

      - Паша, тебе приходилось когда-нибудь печки дровами топить?

      - Пожалуй,  что нет. Вырос Я в доме, где всегда было центральное отопление и служить приходилось в городках, где были хорошие квартирные условия.

      - А вот мне пришлось и в детстве, и в городках, где я служил, приходилось топить печку дровами.

      - Ну, вот тогда тебе и флаг в руки. Топи печку, а я пойду посмотрю, что у него за движок там, больно уж не хочется весь вечер сидеть при керосиновой лампе.

      Подполковник вышел, A  Вадим стал подкладывать сухие поленья в печку.  Минут через 10 подполковник вернулся.

      Дизель-генератор у него хороший, но солярки  в бочке осталось чуть-чуть на донышке. Давай сольем остаток топлива в бочку.

      - А ты думаешь что-нибудь там еще осталось?

      - Не думаю, а знаю. Не расходуемого остатка должна оставаться 150-200.

      - Ну тогда пошли сольем, и заодно прикроем самолёт чем сможем. Посмотрим, что там у старшины есть.

      Они вышли из дома и направились к сараю, который стоял тут же рядом. Дверь была не заперта. Вадим вспомнил, что десять минут назад командир уже заходил туда. В сарае стоял дизель-генератор, несколько бочек и в углу свалено какое-то барахло. Там  нашелся  какой-то брезент. Этим брезентом можно было хоть  как-то прикрыть фонарь самолета.

      - Жаль, что не нашлось ничего такого, чем можно было бы закрыть воздухозаборники, - посетовал командир.

      - Да, Погода резко портится.

Подул сильный ветер, и уже началась поземка.

      - Посмотри, вон какая черная туча подходит. Быть сильной снежной буре. Боюсь, что застрянем мы здесь надолго.

      - Это уж точно.

      - Ну, предположим, нас заберут отсюда на вертолёте. А вот как они будут машину отсюда выручать, я просто не знаю,   и даже не представляю.

      - Да чего тут представлять. Прилетит бригада, устранять неисправность, привезут топливо.

      - А взлетать то как? Полоса-то короткая.

      - Не знаю, пусть начальство думает, у них на погонах звезды побольше, чем у нас с тобой.

      - Пошли в домик, а то я уже замерз, ветер какой сильный поднялся и уже не поземка, а целая метель началась. А как нашему старшине домой назад возвращаться?

      - Нет, давай вначале керосин сольем.

      Офицеры нашли пустую бочку от солярки и покатили ее к самолету.

      Керосину набралась почти полная бочка. Завинтив в пробку,  офицеры дружно покатили  ее обратно.

      - Давай зальем в бак и попробуем запустить этот движок, - предложил командир.

      - Давай, Паш, тебе и флаг в руки. Ты же у нас ведь не только лётчик, но ещё и техник какого-то класса.

      - Зато ты у нас бумажная крыса, кроме своих карт и сектантов в руках ничего не держишь. Интеллигент, - незлобно огрызнулся друг.

      Двигатель запустился не сразу, но когда устойчиво вышел на обороты, подполковник включил рубильник. Сразу вспыхнул свет везде: и тут же в сарае,  и в домике и даже на улице.

      - Вот теперь будет веселее, а то при керосиновой лампе сидеть небольшое удовольствие. Пошли мыть руки и поищем что-нибудь пожрать, а то у меня уже кишка кишке кукиш кажет. Когда мы с тобой ели последний раз?

      - Ещё перед вылетом, где-то часов в 7:00 утра.

      На плите нашлось какое-то мясо, а в погребе солидный запас картошки и всяких солений.

      -  Ну, давай, белоручка, хоть картошки начисть, - подколол друга командир.

      - Это мы запросто.

      Через какой-то час офицеры уже сидели на кухне за столом и с аппетитом лопали картошку с мясом.

      - Смотри, уже скоро 8 часов, а наш старшина так еще и не вернулся, говорил Вадим, поглядывая на свои командирские часы.

      - Что ты ему там написал?

      - Я указал время и координаты нашей посадки, фамилию командира экипажа,   и то, что самолет не повреждён, но имеется неисправность - течь керосина из гондолы двигателя.

      Комендант вернулся  только к полуночи. Он вошел весь запорошенный снегом, в комнату, где уже отдыхали пилоты.

       - Уф, ели добрался, там такая пурга, в 10-ти шагах ничего не видно. Спасибо Белке, если бы  не она, то  и  дорогу домой не нашел бы. А вы, молодцы, тут и без меня, смотрю, справились. Печку натопили, а вот только жаль, что последние топливо ьдля дизеля жгете.

      - Не волнуйся старшина, у тебя там теперь полная бочка. Надолго хватит. Ну что, дозвонился?

      - Милиция сама не справилась, пришлось обращаться к оперуполномоченному КГБ. Тот по своим каналам дозвонился в перелеты. Те эту информацию передали вашему оперативному дежурному по дивизии. Теперь остаётся только ждать.  А вы хоть покушать себе что-нибудь нашли?

      - Ты уж прости нас, старшина, мы тут похозяйничали без тебя. Съели твоё мясо, что было в котелке. Очень уж жрать хотелось.

      - Не волнуйтесь, мясо ещё есть. Это лосятина. Волки нынче загнали лося, он сломал ногу, а они накинулись на него. А тут я оказался рядом, одного застрелил, а другие разбежались. Вот так я разжился лосятиной. Сейчас уже морозы, мясо сохранится надолго.

      Уже третий день бушевала пурга, и конца ей не было видно. Сразу снега навалило столько, что двери из домика открывались с трудом. А чтобы дойти до сарая, приходилось дорогу расчищать  огромной деревянной лопатой. Два раза в сутки приходилось добираться туда, чтобы залить топливо в генератор. Работал теперь он целыми сутками, но в светлое время давали ему отдохнуть несколько часов. Керосин хотя был и дармовой, но все же, его приходилось экономить. Весь аэродром завалило снегом настолько, что ни полосы, ни рулежек не было видно. А тракторишке, который имелся в распоряжении коменданта, не справится со снегом  и за неделю. Вот и застрял наш экипаж здесь надолго. Не было ни связи, ни возможности добраться туда, откуда можно было бы позвонить. Оставалось только ждать, когда командование соизволит прийти им на выручку. Целыми днями  офицеры валялись на койках, играли в дурака затрепанными картами, что нашлись у Петра Павловича, и изнывали от безделья.

      - Слышь, Паш, мне старшина проговорился. Знаешь, как его прозвали в бригаде? -  «Триппер».

      - Почему такую обидную кликуху дали? Что часто подхватывал?

      - Да, нет же. Просто - Петр Павлович Печенов – в инициалах три заглавные буквы «П». Сообразил? ТРИ ПЕ - вот и «Триппер».

      Оба офицера рассмеялись.

      - Паш, а ты почему до сих пор не женился?

      - Да вот не встретил такую, как твоя Настя.

      - А ты почём знаешь, какая она, моя Настя?

      - Да уж, знаю, не раз бывали в одной компании. Таких как  она, одна на тысячу, а может даже и больше. Золотая она у тебя баба.

      - Не баба, а женщина.

      - Да я так, к слову. Встретил бы такую, женился бы сразу. Да вот не попадались мне такие. Познакомишься, вроде бы начинаешь встречаться, а тут перевод в другую часть, и всё забылось. А она у тебя настоящее золото. Только не любишь ты ее.

      - А ты почём знаешь? Она что ли тебе об этом говорила? Ты смотри, поосторожней,  я человек ревнивый. За моей спиной шушукаетесь?

      - Да брось, Вадим. Кто я для нее? Ей 45, а мне 33. На меня она смотрит, как на пацана. Но по ней видно, грусть постоянная у неё в глазах, у счастливых женщин так не бывает. Да и говорила как-то она, что ты другую себе завёл. Нет, не так. Говорила, что у тебя на сердце другая. Так кто у тебя на сердце? Давай, колись.

      - Пожалуй ты прав. Сейчас впервые ты заставил меня задуматься о том, люблю ли я,  и любил ли я Настю. Когда встретил, конечно, любил. Всегда относился к ней, как к хорошей жене, старался быть внимательным, дарил недорогие подарки, всегда были цветы ко дню рождения, к восьмому марта и к каждой годовщины свадьбы. Старался быть хорошим мужем в моём понимании этого слова. Но на сердце у меня была другая. Меня постоянно тянуло к ней. И даже при упоминании ее имени у меня всегда сжималось сердце. И в тоже время, я никогда даже не мог себе представить ее своей женой. В моём понимании женой для меня могла быть только Анастасия. Но сердцем я тянулся к другой, и  любил другую. Может быть, я любил только ее образ,  созданный моим воображением на базе конкретной женщины.  Не знаю, Паша, нужно ли тебе об этом  все знать.

      - Как другу, можешь мне всё рассказать. Ты же знаешь, что я - могила, никому ни слова.

      - Да знаю я, знаю. Но это всё очень сокровенное. Но если уж завел ты этот разговор, то тогда слушай.

      - Так и не тяни, скажи же, наконец, кто же она? Ты с ней встречался?   Я ее знаю? Ты спал с ней? Ты меня просто уже заинтриговал.

       - Ты ее не знаешь, а я встречался с ней и не раз, а я вот, представь себе, ни разу не спал.

      - Так расскажи о ней подробнее.

      - Сейчас у меня будет, как у Пушкина: " Примите исповедь мою, себя на суд вам отдаю", с улыбкой сказал майор  и начал свой рассказ.

      Глава 1. Первая встреча.

      Это произошло в начале января. В том году мне исполнилось 15 лет. Я обратился к маме с вопросом: как мы будем отмечать мой день рождения? Хотелось хорошо отметить этот день, пригласить друзей, весело провести этот праздник. Мама подумала и предложила перенести празднование этого дня на весну. Была зима, мы все жили в одной половине большого дома, экономия топливо. В этих условиях приглашать гостей было просто некуда. Чтобы было понятно та обстановка, придётся совершить некоторый экскурс в историю этого дома и двора.

      Этот дом и усадьбу купил мой дед, отец моей матери. Жили тогда мы все вместе: отец, мать, я и дед. Бабушка умерла еще во время войны. Отец и мать зарабатывали мало, а у дедушки деньги были. Он работал главврачом районной больницы. Так как усадьба была большой, целых 26 соток, пришлось оформить на двух хозяев: на деда и отца. Дом и усадьба имеют свою историю, причём трагическую,  о чём я узнал значительно позже. Усадьба была расположена практически на самом краю населённого пункта, как на Украине их называли местечко, что в переводе, скорее всего, означает городок. Дальше за ней был только двор инфекционного отделения больницы, а за ним пустырь и  еще дальше кладбище. Усадьба очень отличалась от окружающих ее дворов населённого пункта. Усадьба и дом были построены  еще до революции в дар первому ее хозяину Шакуну, сельскому фельдшеру местным помещиком Энгельгардтом за то, что он вылечил его от сифилиса народными средствами, когда от него отказалась вся официальная медицина. Предание гласит, что во время подготовки к новоселью, когда ждали приезда благодетеля, во двор заглянула цыганка. Всем было не до неё, и ее прогнали. В сердцах она прокляла этот дом и всех будущих хозяев. И как ни странно, но   проклятия начали сбываться. Первым погиб сам хозяин, попав в Одессе под трамвай. Дом перешел к старшему сыну. Через несколько лет он был убит в пьяной драке. Дом перешел к среднему сыну. Он погиб во время Гражданской войны. Дом перешел к младшему сыну. Во время Отечественной войны при оккупации немцами мистечка он стал полицаем. Когда пришли наши, его арестовали, и он где-то сгинул в лагерях.  Дом перешел к каким-то дальним родственникам, и много лет пустовал. Вот дед его и приобрел. Забегая вперёд, надо сказать, что проклятие продолжили сбываться и дальше после смерти деда (он-то умер собственной смертью), дом перешел к его новой жене, вернее к  ее сыну, который был осужден и расстрелян за то, что зарубил свою мать топором. С тех пор в этом доме никто не жил.

      Но для меня, тогда 15-ти летнего пацана,  этот дом казался таинственным и загадочным. Всюду мне мерещились потайные двери, входы в подземелье, клады. Я даже простукивать стены, в поисках потайных дверей. Но ничего особенного в этом доме не было, хотя он очень отличался от домов моих одноклассников. Во-первых, дом был большой, имел пять комнат кухню кладовку подвал и 2 входа: парадный и чёрный, и  ещё веранду. Во-вторых, он был под железной крышей, что в те времена было   довольно редким явлением. Практически всё население городка жило в частных домах. В то время на Украине частные дома строились довольно однообразно. Крылись они шифером или соломой. Во дворах кроме  самого  дома, сарая и деревянного туалета во дворе, как правило, был огород и небольшой  вишнёвый и яблочный сад. А у этого дома часть двора занимала декоративный сад с большими тенистыми деревьями: осокорями и клёнами. В центре двора  высилась огромная сосна, единственная во всём поселке. Она стояла в центре аллеи из жасмина и сирени. Во дворе была еще несколько старых яблонь, груш и вишен. Весь двор по периметру был окружён кустами желтой акации, являющейся живой изгородью.

      Я рассказываю это тебе для того, чтобы было понятно, почему этот двор и дом были необычными для того поселка. Здесь можно было и погулять, и отдохнуть. Поэтому ко мне любили приходить мои друзья. А друзей у меня было много. Получилось так, что я пошел в школу, в класс, где были все старше меня.  А  в четвёртом классе я заболел коклюшем,  и мне пришлось пропустить целую четверть. Воспользовавшись этим, родители меня оставили меня на следующий год в четвёртом классе, где были все мои ровесники. Но я продолжал дружить, в основном, с ребятами, с которыми  начинал учебу. Самыми близкими моими друзьями были Надя и Петр. Они чаще других приходили ко мне, в дом, где можно было поиграть в волейбол, повеселиться, почитать книги, потанцевать под радиолу. Моя мать приветствовала  такие посещения. Она считала, что лучше пусть сын будет с друзьями у неё на глазах, чем где-то. Она и сама часто летом принимала участие в играх и забавах молодых.

         Зимою  часть дома закрывали, чтобы экономить топливо. Жили вчетвером в 3-х небольших комнатах. Вот потому-то и было принято решение перенести празднование моего пятнадцатилетие на весну, когда в нашем распоряжении будет уже весь дом.

      И вот наступила весна. Праздновать день рождения решили 2 –го мая. Теперь, когда наступило тепло, в нашем распоряжении уже были большая гостиная, веранда и весь двор. Было где погулять и потанцевать. Мы с мамой к приему гостей хорошо подготовились. Мама приготовила много вкусностей, а я приготовил радиолу собственного изготовления и грампластинки для танцев.

      Компания собралась человек 10 , а точнее 9 . Из-за этого всё и началось. Одному из мальчиков не хватало партнерши для танцев. Тогда Надя предложила пригласить соседку Вику. Она с отцом и матерью в прошлом году приехала из Киева. Здесь ее отец получил назначение главврача ветеринарной лечебницы. Теперь Вика училась с ребятами в том классе, в котором я с ними начинал учиться. Ее я видел не раз, но знаком с ней не был. Вместе с Надей мы пошли в соседний двор, и зашли в дом Вики  пригласить её на день рождения.  Она, не ломаясь, согласилась сразу, но сказала, что ей нужно собираться и минут через 15 она придёт.

      Ждать её мы не стали и сели за стол. Начались поздравления и вручения подарков. В то время  все жили довольно скромно, поэтому подарки были не богатыми: книги, красивая авторучка, миниатюрные шахматы. Мы с мамой всегда считали, что стоимость подарка не главное, главное внимание.

      Застолье было в разгаре, когда вдруг открылась калитка и появилась она. Все сразу обратили на неё внимание. Каждый, в том числе и я, привыкли видеть ее в школьной форме, а сейчас она была в голубом платье с огромным голубым бантом в светлых волосах. Присутствующие были буквально поражены ее преображением. Мне она показалась принцессой из сказки. Так произошла первая встреча.

      Девочка подошла к сидящим за столом, поздоровалась, а потом подошла ко мне, поздравила и вручила подарок. При этом она сделала книксен. В этом жесте было что-то необычное, красивое и изящное. Никто из местных девочек этого делать не умел. Я пригласил ее к столу и развернул обертку подарка. Там оказались две пластинки: танго "Брызги шампанского" и фокстрот "Рио Рита". Это оказалось как нельзя кстати. Несмотря на то, что официально танго и фокстрот были запрещены в то время, молодежь увлекалась именно этими танцами. До смерти надоели всякие падеграсы, падеспани и прочая дребедень.

      В тех случаях, когда собиралась молодежная компания, мама старалась своим присутствием не смущать молодых. За столом она не присутствовала, а старалась  издали наблюдать за нами. Хозяйкой стола, как было уже давно заведено, была моя старая подруга, ещё со второго класса, Надя. Она следила за тем, чтобы у всех вовремя были наполнены бокалы и на тарелках были угощение. Новая гостья быстро освоилась в этой компании, для нее большинство присутствующих были ее одноклассниками, и  она вскоре практически вытеснила Надю, как хозяйку стола. Ее активность и умение держать себя за столом буквально очаровали всех. А уж когда начались танцы, ей не было равных. Танцевала она очень красиво, чувствовалось хорошая подготовка.

      Сели за стол еще в четыре часа,  хотя уже стемнело, а вечеринка всё продолжался. Специально для этого в доме остановили все часы под девизом "счастливые часов не наблюдают". Разошлись только к полуночи.

       За время всего вечера Вика сумела познакомиться с мамой. У них нашлось много общих интересов: и вышивка, и музыка, и книги. В нашем доме была большая библиотека. Собирать ее начал еще дед, а мама продолжила. Книг было более тысячи,  и для Вики это было целой находкой. Она очень любила читать. И уже на следующий день Вика забежала к маме попросить  почитать какую-нибудь интересную книгу. Маме Вика понравилась тоже. Так мы с ней и познакомились поближе.

       Настало лето, были школьные каникулы, и ребята часто собирались в нашем доме. Теперь в нашу компанию, как вихрь, ворвалась Вика и стала ее равноправным членом. По вечерам мы все играли в волейбол, мама нам читала интересные книги, мы играли в разные игры и, конечно, танцевали. Так Вика стала моей самой близкой подругой. Дружили мы по-настоящему. Тогда и речи не шло о каких-либо чувствах. Мы делились друг с другом своими привязанностями. Когда мне нравилась какая-то девочка, я рассказывал об этом Вике, она мне рассказывала о своих симпатиях. Впервые я почувствовал укол ревности, когда к нам на месяц приехал мой двоюродный брат Егор. Он быстро вошел в нашу неразлучную  компанию, где уже были Пётр, Надя, Вика и я. Целыми днями мы находились вместе и расставались только уже перед сном.  Через месяц, когда уезжал Егор, он мне признался, что страстно влюбился в Вику, и без нее теперь жить не может,   Ему сейчас так не хочется уезжать. Я с улыбкой слушал откровение брата и мысленно немного подтрунивать над ним. Когда он уехал, я об этом с улыбкой рассказал Вике. К моему удивлению, она вдруг сказала мне с упреком: "Почему ты мне раньше об этом не сказал? А еще друг называется". Это как-то больно кольнуло меня. Я понял, что  и она была к нему неравнодушна.

      Но время шло, развитие своих чувств я не чувствовал. Она оставалась для меня школьной подругой и, конечно, была лучше всех. Во всяком случае, мне тогда так казалось. Она мне казалась красивее всех девочек на Земле. Сейчас, глядя на фотографии тех лет, она мне такой уже не кажется.  Да, она была миленькая красивая девочка, потом я встречал и более красивых. Но видимо это удел в юности. Влюблённому юноше его избранница кажется красивее всех. Ну, всё равно, для меня дороже  Вики не было никого. Мы продолжали с ней дружить, я рассказывал ей свои секреты. Иногда мне нравились  и другие девочки, о чём я с ней делился. И она часто давала мне  дельные советы, как мне поступать, чтобы я им понравился. Прочитав удивительную приключенческую книгу Трублаини "Шхуна «Колумб", мы выучили азбуку Морзе по примеру героев книги. Те, попав в сложных условиях, когда нельзя было разговаривать, общались между собой с помощью азбуки Морзе. Мы взяли себе позывные: я - "Сокол", а  она  - "Голубка". С помощью азбуки Морзе мы переписывались, и я даже вел свой дневник в отдельной записной книжке. В нём Сокол откровенно писал о своих чувствах к Голубке.

      Но через год нам пришлось расстаться. Наша семья переезжала в другой город. Там отец получил новое назначение.  Я до сих пор хорошо помню тот январский вечер, вечер нашего расставания. Это было 6 января в день моего рождения. На следующий день я должен был уехать к новому месту жительства. В тот зимний вечер я пригласил к себе только самых своих близких друзей:  Петра,  Надю, и конечно, Вику. Каждому из них на память при расставании я дарил небольшой подарок в память обо мне. Это был грустный вечер. Мы все понимали, что мы расстаёмся надолго, а может быть и навсегда. Когда все уже собрались уходить, я попросил Вику уйти последний, тем более что идти домой ей было ближе всех. Прощаясь с ней, я подарил ей свой дневник, в котором я объяснялся в своих чувствах к "Голубке". На прощание я попросил разрешения  ее поцеловать. В ответ она кивнула, и я поцеловал ее неумело куда-то, не то в ухо, не то в щеку.

       На следующий день я уехал. Я уехал в другой город, в новую школу. Новизна впечатлений и встреча с новыми людьми на время отвлекли мои мысли о Вике. Но только там, вдали от неё, я почувствовал, как она мне дорога.  Я скучал по ней и бредил ею, писал ей письма, а в ответ получал  довольно пустые и просто дружеские письма.   Мне казалось, что прочитав мой дневник, она воспевает ко мне такими же чувствами.   Но в  ее письмах не было и намека  об этом. Во время весенних каникул мне удалось на пару дней съездить в родной город. С большим нетерпением и надеждой я ждал встречи с Викой. Мы встретились. Но ни в ее взгляде, ни в ее поведении я не почувствовал ни малейшего изменения в лучшую сторону в отношении ко мне. На мой вопрос, прочитала ли она мой дневник, она ответила, что было много уроков и было мало времени им заниматься, и к тому же, там было много ошибок. Читать его было трудно. Для меня это стало огромным разочарованием. Я снова уехал, и на некоторое время наша переписка практически прекратилось. Тогда мне показалось, что моя первая любовь прошла. В десятом классе были другие увлечения, но ни одна девчонка так глубоко в душу ко мне не запала, как Вика. Так как она оканчивала школу на год раньше меня, то успела сделать попытку поступить в медицинский институт, но не прошла по конкурсу. Весь год она проработала санитаркой в местной районной больницы, зарабатывая себе стаж. Этот год мы практически не переписывались. Видимо,  она стеснялась своей неудачи с поступлением. Я же окончил десятый класс и сразу поступил в военное училище. И в том же году и она поступила в медицинский институт.

      Глава 2. Встреча вторая.

      Рассказ майора был прерван появлением коменданта Петра Павловича. Он принёс телефонограмму. По каким-то неведомым каналам связи удалось дозвониться до местного посёлка, где телефонистка и записала эту телефонограмму. В ней говорилось, что как только утихнет пурга, за летчиками пришлют вертолет. Выручать самолет прибудет группа технического состава, которая устранить неисправности и подготовить самолет к вылету. С ближайшей воинской частью уже был решен вопрос об отправке техники на расчистку аэродрома от снега.

      - Ну вот, как только пурга закончится, закончится и наше заточение здесь, - сказал командир, потирая руки.

      А чем-то тебе здесь не нравится? - Спросил, улыбаясь, майор. Чем тебе не курорт. Никаких построений, никаких тревог, командование далеко. Лежи, отдыхай, спи сколько хочешь.

      Да ладно тебе, Вадим. Безделье надоело. Сам-то, небось, уже домой хочешь. Супруга-то заждалась.

      - Так то оно так, а вот только пурга никак не кончается. Сидеть нам ещё с тобой здесь до морковкиной завязи.

      - Эх, я хоть здесь отоспался, пожалуй, за весь год.

      Когда комендант ушел, подполковник обратился к майору.

      - Давай, Вадим, продолжай рассказ. Меня он очень заинтересовал.  Ты так классно рассказываешь, что я будто вижу всё своими глазами.

      И майор продолжил.

      Так на чём я остановился? Ах, да, вспомнил. Я говорил, что окончил школу  и поступил в военное училище. Начались армейские будни: построения, отбои по команде, наряды, учеба, редкие увольнения. А на первом курсе  первые полгода  нас вообще не выпускали из училища. Единственная радость- это письма от родных и девушек. От родных писем я не получал, они приезжали практически каждый месяц ко мне. Жили они не так далеко. И девушки не было у меня в то время. Я завидовал ребятам, когда мы возвращались в казарму, на их кроватях белели конверты писем. С какой радостью они хватали. Вот Вики писем не было уже почти целый год. Тогда я написал ее родителям просто по праву соседа.  Ответила мне ее мать. Она написала, что Вика поступила в медицинский институт, что она учится, учеба ей нравится, и что она вместе с другой девочкой живет на квартире. И дала ей адрес. Я тут же написал Вике письмо, поздравил её с поступлением,  и рассказал о себе. Через две недели получил от неё ответ. Письмо было тёплое и какое-то радостное. Я почувствовал, что ей хочется со мной общаться. И завязалась наша переписка. Теперь и я каждые две-три недели на своей кровати находил долгожданный конверт. Каждое её письмо приносила мне огромную радость. В конце письма появилось даже: "Тв. Вика". В день своего совершеннолетия я стоял в карауле. Как-то обидно было, в этот день находиться в наряде. Об этом я написал потом Вике. Она мне ответила очень тёплым письмом.  И каждое   её письмо становилось всё теплее.  Как сейчас помню, там были такие слова: "Представь себе, что ты стоишь на посту, на дворе ночь, и кто-то сзади тихонько подходит к тебе, нежно закрывает  твои глаза руками и тихо шепчет на ухо: " Милый, поздравляю  тебя с днем рождения" и нежно целует тебя в щеку". Когда я прочитал это письмо, у меня просто закружилась голова от счастья. Наконец-то Вика начала отвечать мне на мои чувства. Я готов был плясать от радости.

      И тут же сел писать ей ответное письмо. Я в нём писал о своих чувствах к ней, что любил ее с самой первой встречи, что помню  каждое  слово , каждую улыбку, каждый жест, что хранил , как реликвию, все ее письма и записки. Письмо получил с огромным, почти на 5 листов. Отправил письмо и с нетерпением стал считать дни, дожидаясь ответа. Ответа не было почти целый месяц. Я просто извелся весь. И вот, наконец, на кровати увидел знакомый конверт.  Сердце подпрыгнуло от радости. Едва дождался самоподготовки, чтобы спокойно прочесть долгожданный ответ. Но ее ответ, как гром, поразил меня.

      Она писала, что напрасно я её дружеское отношение  ко мне принял за нечто большее, и она не давала мне на это право считать ее моей невестой. Письмо было довольно резким и отнюдь не дружелюбным. В конце она написала, что в своих письмах своим подругам моя мама назвала её своей будущей невесткой. Её  мать, узнав об этом, дала ей хорошую взбучку в письме.  Тогда я понял, что  тон её письмо был  продиктован именно этим. Отвечать на ее письмо я не стал, и наше общение прервалось на полтора года. За это время я успел  окончить первый курс, и концу шел уже второй. В мае я получил письмо от деда. Старик  просил меня во время отпуска посетите его. У меня с дедом были очень тёплые отношения. По жизни я был очень многим ему обязан, поэтому  не мог ему отказать. Да и  мне самому хотелось побывать в местах, где прошло мое детство. И конечно, даже втайне от себя, я мечтал о встрече с Викой.

       Её  резкое письмо в прошлом году опустило меня с небес на землю. Тогда мне казалось, что рухнули все мои мечты и надежды. Я злился на неё, но, несмотря на все, продолжал её любить.  Встречался с другими девушками, но ни одна из них не смогла тронуть моего сердца.

      И вот сдан последний экзамен за  второй курс, на руках отпускной билет и проездные документы, выписанные до родного города. Я появился там, но остановился не у деда, а у своего друга Петьки. У деда я остановиться не мог из-за его второй жены. Она стала причиной конфликта в семье, из-за которого нам пришлось покинуть родные края.

      По приезду весь вечер мы с Петром провели в наших бесконечных разговорах. А на следующее утро я отправился навестить деда.  Выбрал специально такое время, чтобы не встретиться с его новой женой, по сути дела, моей новой бабушкой. Тоже мне бабушка, когда она моложе моей матери. Как ее теперь называть? Если новая жена отца для детей является мачехой, то кем тогда является новая жена деда для внуков? Бабихой? Нет в русском языке такого слова. Дед  в моей жизни принял большое участие, и мне кажется это слово слишком грубым по отношению к нему. По привычке мне хочется называть его дедушкой. В 1944 году после освобождения нашего города красными дедушка стал для меня отцом, матерью и бабушкой. Бабушка умерла, отец был на фронте, мать мобилизовали, как врача, в лагерь перемещенных лиц на Донбассе. Больше года мы с дедушкой были только вдвоём. Он всегда интересовался моей жизнью и принимал в ней  активное участие. Когда я учился уже на втором курсе, он послал письмо моему командованию с вопросом, как учится мой внук. И наше  командование расстаралась. Деду послали благодарственное письмо за внука, отличника боевой и политической подготовки. Как после этого я не мог не навестить своего дорогого дедушку?

      Встретились мы с ним во дворе. Он, как всегда,  последнее время сидел на лавочке у дома. Сидел и ждал, когда кто-нибудь придет его навестить. Всю жизнь он проработал врачом и больше ничем он не умел заниматься. А теперь не было ни здоровья, ни сил, только оставалось сидеть и ждать. Мы с ним обнялись и у обоих на глазах навернулись слезы. Я заметил, как за последние годы он сдал. А он откровенно любовался мною и говорил, что мне военная форма идет очень к лицу. А какая там форма! Простое хб, хромовые сапоги да фуражка. Ещё в отпуске мы себе позволяли место простых парчовые курсантские погоны.

      Дедушка подробно расспрашивал меня о моей учебе, о моей жизни. Я с удовольствием рассказывал ему, естественно, преподносил всё в самых лучших тонах. Так мы с ним провели добрых полтора часа. Время близилось к обеду, и вскоре должна была прийти домой его жена.  Нужно было уходить. Я попрощался с дедушкой, мы обнялись и я ушел. Напоследок я обернулся и посмотрел на дедушку. Он стоял и махал мне рукой. Я тогда не знал, что вижу его в последний раз.

      В конце дня я сказал Петьке, что хотел бы навестить Вику. Друг вызвался меня проводить.  По дороге я рассказал ему обо всем, что касалось моего увлечения Викой, и  о том, что потом произошло после ее письма.  Я рассказывал ему, какие нежные письма  писала она мне, какую надежду подавала.  Тактичный друг попытался мне намекнуть, что моя девушка стала уже далеко не той, какую я знал 3 года назад. В тот год, когда она  вернулась после неудачного поступления в институт, она встречалась с Виктором Белкиным, и, в общем-то, вела себя далеко не безгрешным образом. А Виктора знали все. Я понимал, что уж он-то своего никогда не упустил бы.  Приехал он  к нам из большого города лет пять назад, в то время,  когда я еще был там. Его самодовольный наглый вид раздражал не только учителей, но и одноклассников. На язык он был остер и вел себя нагло с  ребятами и с девчонками. В нем чувствовалась какая-то независимость и необузданная дикая мужская сила. А это нравилось девчонкам, и они к нему буквально липли.

              Я слушал своего друга в пол-уха, мне просто не хотелось верить в то, что мой кумир, мой идеал, эта святая девушка, могла серьезно связаться с таким поддонком.  Очевидно, это были просто наговоры, сплетни, ничем не обоснованные.

              Так за разговорами мы незаметно подошли к ее дому. Вот и знакомый двор, знакомое крыльцо. Сколько раз в своих мечтах и снах я оказывался у этого заветного крыльца. И вот, наконец, это произошло. Мы постучали в ее дверь. У  меня бешено забилось сердце, когда за дверью раздались знакомые шаги. Дверь распахнулась и на пороге показалась ОНА. Я стоял за спиной Петра, несколько прикрытый дверью, так что она увидела меня не сразу.

              - Здравствуй, Петя. Хорошо, что ты зашел. Проходи в дом.

      И в этот момент она увидела меня. Глаза  ее на мгновение вспыхнули тревожно и радостно, но она быстро взяла себя в руки.

              - Здравствуй, Вадим! Как я рада, что вы зашли, ребята. У, как ты изменился, Вадим. Знаешь, а тебе форма идет.

              Пока девушка говорила, я с жадностью вглядывался в ее лицо, искал знакомые черты, знакомый взгляд, знакомое выражение лица. Все это было, но она изменилась. Изменились прическа, волосы она обрезала и выкрасила совсем в белый цвет. Фигура пополнела, и вся она стала какой-то более женственной. Тогда я решил взять себя в руки, вести себя сдержано, ничем не выдавать своих чувств, по возможности, дать ей понять, что я обижен на нее за то письмо, прервавшее нашу переписку надолго.

      В дом мы не пошли, а сидели и болтали на лавочке возле дома. Я прихватил с собой фотоаппарат, и мы стали фотографироваться поодиночке и попарно. В ход пошла моя авиационная фуражка курсанта. Она шла всем, особенно хорошо смотрелась в фуражке девушка. Скорее всего, ей бы очень пошла военная форма. Невольно я продолжал любоваться ею. Как бы  я не обижался на нее, но все-таки, это же была она, моя любовь и мечта.

      Закончив фотографироваться у дома, мы решили прогуляться в сторону яра, Прежде это было наше любимое место для прогулок. Здесь чудно пахло чабрецом,  на мягкой траве можно было хорошо посидеть, а при необходимости уединиться за одним из его поворотов. Поэтому ничего удивительного не было в том, что мы  направились именно туда.

      С момента нашей встречи я в основном молчал, больше все болтали  Петя и Вика. Шли мы по широкой дорожке, поросшей травой. Мы с Петром шли по краям, девушка в средине. Когда дорожка стала круто спускаться вниз, Петька резво сбежал вниз, а я как-то автоматически предложил Вике руку. Она ее с готовностью приняла. Как только закончился крутой участок, и необходимость в поддержке отпала, мне показалось, что подруга задержала мою руку в своей, словно не желая расставаться. Однако я  подумал, что это могло мне только показаться.

      Мы погуляли по знакомым местам своего детства, посидели на склонах яра. Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и нужно было возвращаться домой.  Уже у самого дома девушка вдруг обратилась ко мне.

      - Ты когда уезжаешь?

      - Завтра утром автобусом до города, а потом самолетом уже домой.

      - Как жаль..., что так быстро.

      Тогда я  тихо шепнул другу: «Петь, дай нам возможность поговорить наедине». Друг понимающе кивнул.

      - Ну ладно, Вика, пока. Я на днях как-нибудь забегу к тебе еще. А тебя, Вадим я жду дома.

      Петр ушел, и мы остались теперь вдвоем. Воцарилось неловкое молчание, которое каждый не знал как нарушить. Первым нарушил его я.

      - Ну, как ты живешь?

      - Нормально …

      - Как с учебой?

      - Довольно таки успешно. Постоянно получаю стипендию.

      - А на  личном фронте как?

      - Да, никак. А ты?

      - Хорошо, вот уже окончил второй курс. Через год выпуск и назначение.

      - Будешь летать?

      - Да штурманом в составе экипажа командира эскадрильи.

      - Это же постоянная опасность.

              - Ну и что же? Как у нас говорят: «Жизнь летчика, как платье балерины, легка, изящна, и так же коротка».  – Я явно бравировал перед ней.

      -  Это ужасно. А у тебя девушка есть?

      В ответ я как-то неопределенно пожал плечами.

      - Ты знаешь, я искренне сожалею, что тогда написала тебе такое резкое письмо. Ты обиделся? Мать меня так отругала в письме, и я сгоряча тебе все и высказала. Когда я перестала получать от тебя письма, я очень пожалела о том, что сделала. Прости меня, если можешь.

      - Чего уж там. Может быть ты и права. У тебя ко мне никогда не было настоящих чувств. А о моих чувствах к тебе ты всегда знала.

      Стало уже совсем темно, и ночная прохлада постепенно окутывала все вокруг. Мы стояли в полушаге друг от друга. На девушке было легкое белое платье без рукавов, и она начинала ежиться от прохладного ветерка, потирая ладонями свои обнаженные руки и плечи. Я приблизился к ней и стал своими ладонями согревать ее руки. Мы продолжали нашу беседу, и постепенно расстояние между нами стало сокращаться. И вот уже полушутя-полусерьезно я обнял ее, просто как бы стараясь защитить от ночной прохлады. Девушка доверчиво прижалась к моей груди, а потом подняла голову. Ее губы оказались как раз напротив моих губ. И не было никакой возможности удержаться от этого искушения. Я прижался к ним своими губами. Девушка ответила на мой поцелуй. Есть ли в мире выше счастье, когда впервые испытываешь такие чувства?!  Особенно, когда на твой поцелуй отвечает такой желанный и так давно любимый человек и это происходит впервые. Память об этом чувстве остается на всю жизнь.

      Мы целовались долго. Девушка обнимала меня за шею и, казалось, вкладывала всю душу  в эти поцелуи. Оба мы молчали. Говорить не нужно было ни о чем. Более красноречиво обо всем говорили эти поцелуи. Во всяком случае, мне это тогда так казалось. Снова жар-птица счастья взмахнула надо мной  своими крыльями и вознесла меня на вершину блаженства.

      Понятие времени перестало существовать. Мы тогда отдавались этому чувству, не замечая летящего времени. И, наконец, оторвавшись от ее губ, я спросил:

      -  Ты будешь ждать меня?

      - Мне некого больше ждать.

      - Я как только приеду домой, сделаю фотографии и вышлю их немедленно тебе вместе с большим-большим письмом, в котором расскажу тебе обо всем, о том, как я люблю тебя, как столько лет мечтал о тебе. А ты мне ответишь?

      - Конечно, милый.

      О большем я в то время и мечтать не мог. Это было настоящее счастье! С опаской покосился на светящиеся стрелки часов. Был уже третий час ночи. Нужно было уже прощаться. Как не хотелось отпускать девушку домой, и самому нужно было возвращаться. Автобус уходил в 6-30 утра. Спать-то оставалось всего ничего.

      Еще несколько поцелуев и мы расстались. Я уходил со знакомого двора, чувствуя огромные сильные крылья  за спиной. Меня  словно несли эти крылья счастья. Не успел я пройти несколько десятков шагов, как увидел знакомую фигуру Петьки. Верный друг все это время ждал, пока мы выясняли наши отношения.

      - Прости Петя, что я так долго. Нужно было очень многое ей сказать.

      Друг ничего не ответил, и всю дорогу до дома мы прошли молча.

      Но ты ее хоть облапил, как следует? - прервал мой рассказ Павел. От  такого неожиданного грубого вопроса я даже смолк. А потом ответил:

      Представь себе, что нет. Мне тогда казалось, что своими грубыми приставаниями я могу оскорбить ее девичье достоинство.

      - Ну, просто детский сад! Сколько тебе тогда было? Ах, да, ты же учился на втором курсе, Значит, тебе было 19 лет. И  что ты не имел еще ни одной  женщины?

      Я отрицательно покачал головой.

      - А у меня к этому времени  было уже несколько. А ты, наверное, и не целовался ещё?

      - Нет, почему же, по-настоящему я уже целовался после выпускного вечера.

      - Ладно, прости, что перебил тебя. Мне показалось странным, что в таком возрасте ты был еще таким неразвитым. Хорошо, продолжай дальше. Я тебя слушаю.

      Так вот. В ту ночь мне так и не удалось уснуть, настолько меня потрясло и взволновало  прошедшее со мной вечером. Я снова и снова перебирал в памяти каждый шаг, каждый жест, каждое слово, прокручивая все события вчерашнего дня.

       Наступил рассвет,  и я тогда тихонько поднялся, собрался и только тогда разбудил Петю, чтобы попрощаться.

      Всю дорогу домой в самолете и автобусе я  провел в воспоминаниях о самых прекрасных минутах моей жизни. Теперь мне  хотелось поскорее проявить пленку и начать печатать фотографии, чтобы снова увидеть милый образ любимой девушки.

      Буквально уже на следующий день пленка была проявлена, и вечером после ужина с мамой мы заперлись в комнате печатать фотографии.  Вот появилось первое изображение. Эту фотографию я увеличил, сделал крупно только ее портрет.  Постепенно в лучах красного фонаря на белом листе фотобумаги стали проявляться до боли знакомые черты. Вот появились эти глаза, которые так нежно, как мне казалось, смотрели только на меня. Эти губы, которые я так страстно целовал всего два дня назад. Неужели это было все на самом деле? Не приснилось ли мне все это?

      И вот только тогда мне пришла в голову мысль, почему я не задержался тогда там, почему   уехал так срочно? Куда я так спешил? Ведь никто меня в спину не гнал. Впереди был весь отпуск, Петька только был бы рад со мной провести еще несколько дней. Почему я сразу умчался?  Домой-то я всегда бы успел. Ведь это счастье можно было бы еще продлить.  Почему  я не остался, чтобы до конца насладиться своей любовью?

      Военная жизнь приучила меня четко ставить планы и неукоснительно исполнять их. Тогда я наметил себе: поеду на два дня в  родной город и все. Так  все и выполнил.  А что в этом было хорошего? Сейчас я уже думаю, что останься еще на несколько дней, все могло бы изменится, и жизнь могла пойти по-другому.

      Как обычно, печатая фотографии, я работал с увеличителем, а мама проявляла отпечатки. Ей тоже было интересно узнавать знакомые лица друзей сына, которых она тоже не видела более трех лет. А я тем временем подробно рассказывал ей о своей поездке, о встрече с Викой, о неожиданном повороте в наших отношениях.

       Она радовалось за сына, что он, наконец, обрел взаимность девушки, которая ему так нравилась. Но в то же время она отнеслась к этому как-то настороженно.

      - Ну, а что дальше? – спросила она.

      - Как, что дальше? Она обещала ждать меня.

      - Чего ждать?

      - Я  окончу училище, и мы будем вместе.

             Только теперь, произнося эти слова, я впервые серьезно задумался о своей будущей жизни. Как все будет происходить дальше? Да, все свои юношеские годы я стремился только к одному – добиться любви Вики. А что дальше делать мне с этой любовью, я себе просто не представлял. Главное, это только бы быть вместе. Впервые из области чувств и фантазий нужно было строить реальные жизненные планы.

      - Так на чем же вы все-таки остановились?

      - На том, что она будет меня ждать.

      - Как ты себе это представляешь?

      - Через год я окончу училище, и мы оформим наши отношения.

      - Ты ей сказал об этом?

       - Нет, но вот, как только я сделаю фотографии, сразу отправлю ей вместе с подробным письмом, где обо всем и напишу.

      - На каком курсе она учится?

      - Будет уже на третьем.

      - Значит, ей учиться еще 4 года. Куда тебя направят после училища,  ты не знаешь. Заочных медицинских институтов не бывает. Ей придется либо бросить институт, чтобы жить с тобой, либо вам придется несколько лет жить врозь.  Плохо и первое и второе. Ничего хорошего вас не ждет. В таких условиях даже сильная любовь не выдерживает.

      Суровые, но справедливые слова матери опускали меня с небес на землю. В своей любви к Вике я  не сомневался ни на секунду. Ждать ее я мог бы сколько угодно: и год, и два, и пять. А она? Любила ли она меня и настолько, чтоб ждать все эти годы?

      На следующее утро уже сухие и отглянцованные фотографии были уложены в большой конверт. Оставалось только написать письмо. Пользуясь тем, что родители ушли на работу, сразу же после завтрака принялся писать. Писал ей обо всем: как впервые почувствовал, что любит ее, как ревновал ее к Егору, как мои чувства оскорбляли ее холодные письма. Писал, как возрождалась надежда, когда письма ее становились снова теплыми. И, наконец, наша последняя встреча стала для меня вершиной счастья.  Я писал ей, что уже скучаю по ней и мечтаю о новой встрече. Для нее у меня нашлось множество самых нежных и ласковых слов. Даже сам я не заметил, как провел за письмом почти четыре часа. Письмо получилось огромным. Вместе с фотографиями пришлось отправлять ценной бандеролью. К концу дня послание было отправлено.

               Я рассчитывал, что туда письмо будет идти максимум 4 дня, 2 дня ей на ответ, и 4 дня обратно. Через 10 дней я получу ответы на свои вопросы, которые сейчас волновали меня больше всего.

               Первые 7 дней после отправки письма я спокойно наслаждался отпуском.  К его приезду мама приготовила мне две чудные книги: «Три товарища» и «Птичка певчая».  Я погрузился в них, и читал запоем. Родители уходили на работу, когда я еще спал. Просыпался   уже в десятом часу, завтракал и бежал на речку, где купался и загорал до обеда. После обеда ложился с книжкой на диван, и порой даже засыпал.  Вечера проводил вместе с родителями в разговорах и за телевизором.  И каждый вечер, засыпая, пытался вызвать в памяти одну и ту же картину: Вика в моих объятиях.

               Так прошла неделя. Никуда ходить мне не хотелось. Все остальные девчонки перестали дня меня существовать. Все мои мысли были заняты только одной. Она сразу затмила их всех.

               Чем ближе подходило время к намеченному   сроку ее ответа, тем все больше нарастало мое нетерпение.  Почту обычно приносили к 12 часам дня. Через неделю к этому времени я стал уже возвращаться с реки, чтобы самому встретить почтальона. Десятый день пришелся на воскресенье, день, когда почту не носили. Наступивший понедельник не принес долгожданного письма. Не было письма и во вторник. Весь отпуск превратился в мучительное ожидание письма.  Ежедневно, после ухода почтальона, наступало разочарование, а потом надежда снова загоралась,  и все ожидание переносилось на завтра. Верилось, что именно завтрашний день принесет мне письмо от любимой.

      Почему же она молчит? Что случилось? Теперь такой долгожданный отпуск стал  для меня не в радость.

              Так уже прошло двадцать дней с тех пор, как было отправлено письмо, а  ответа все не было. Острота ожидания стала снижаться, просто наступило какое-то тупое ожидание.  Надежда угасала, и я  внутренне стал готовиться к плохому исходу.

              Всего за несколько дней до конца отпуска, почтальон принес голубой конверт со знакомым почерком.  Вскрывал его я спокойно, уже готовый к самому худшему. И ее слова в письме: «… ты извини, я сама не знаю, как это получилось…» не вызвали во мне ни шока, ни сильных переживаний. Во мне, казалось, уже все перегорело, все чувства атрофировались. Это известие я воспринял уже вполне спокойно. Так закончилась  эта наша встреча.

      Глава 3. Третья встреча.

       После выпуска я попал в истребительный полк. Тогда ряд частей переходили на тяжелые истребители- перехватчики, где вторым членом экипажа был штурман, поэтому сразу потребовалось большое количество штурманов. Так вместо бомбардировочной авиации, на которой я учился и проходил стажировку, я попал истребительную авиацию ПВО,  в которой уже и закончу службу.

      На новом месте я не успел прослужить и полгода, когда вдруг представился отпуск. На базовом аэродроме начинался ремонт взлетно-посадочной полосы, и полк должен был перебазироваться на другую точку. Нашей эскадрильи предстояло переучивание на новую технику, но самолёты пока еще не поступали, поэтому желающим в эскадрильи предложили уйти в отпуск. Я воспользовался этой возможностью и в начале мая оказался в отпуске. В строевом отделе на вопрос: "Куда выписывать проездные документы?"  я вдруг задумался. Первой мыслью было, конечно, домой.   Но тут мой взгляд  упал на карту железных дорог, висящую на стене за спиной начальника строевого отделения. Взгляд скользнул от Москвы до Харькова и далее вниз до Крыма. И сердце екнуло. В  Симферополе жила и училась Вика, И тут же мелькнула мысль посетить  ее. Память о первой любви вспыхнула во мне с новой силой. Как она? Как сложилась у нее судьба? Да и хотелось просто ее увидеть. Это желание стало выше всех доводов разума. И я сказал? "До Симферополя".

      - Паша, ты веришь в фортуну, в судьбу, в суеверия?

      - Я не имею в виду наши авиационные суеверия. Это дело святое, проверено 1000 раз. Ведь не зря говорят, что жизнь полосатая. За удачей следует неудачи и наоборот. И всё идёт какими-то полосами. Вот такую череду удач я испытал той весной. Никакой теорией вероятностей это объяснить нельзя. Вот посуди сам, какая череда благоприятствующих событий той моей поездке случилось.

      На следующий день, когда я пришёл за отпускными документами, полк занимался командирские подготовкой, и только один начальник строевого отдела оказался на рабочем месте и тут же выписал мне документы. Только раз в сутки по вечерам ходили автобусы до железнодорожной станции, откуда можно было уехать в Москву. Днем практически поездов не было и до станции, находящейся за 18 км, доехать было нечем. Этот же начальник строевого отделения сказал, что на станцию сейчас пойдет газик со спецпочтой, и он может меня подбросить до станции. Так я оказался на вокзале в первой половине дня. Через полчаса подошёл почтово-багажный поезд.  Там был единственный пассажирский вагон. Билеты на него не продавали, но я договорился с проводником, и уже к 6-ти вечера перед самым закрытием касс Аэрофлота я был в Москве. В кассовом зале было полно народа, а в кассу для военнослужащих человек 6.  Я подошел к кассе и попросил оформить мне билет до Симферополя, кассирша мне ответила, что все билеты уже проданы на три дня вперед. Когда я разочарованный отходил от кассы, к ней подошла женщина в такой же форме Аэрофлота и передала какую-то бумагу. Кассирша окликнула меня: «Молодой человек, подойдите сюда». Оказалось, что на завтра назначен дополнительный рейс до Симферополя. И через 10 минут у меня уже был билет. На следующее утро я уже летел к своей мечте. Промежуточная посадка была в Харькове. Там сошла часть пассажиров и загрузились новые. Вокруг меня оказалась целая группа молодых женщин – торговых работников, летящих на какое-то совещание в Симферополь. Увидев молодого лейтенанта, и, узнав, что не женат, они взялись за меня. И накормили, и напоили. Перезнакомился с ними. Узнав, что я лечу в Симферополь впервые, рассказали, что свободных мест в гостинице там никогда не бывает, и предложили поселиться с ними. Им забронировали места в комнатах отдыха на железнодорожном вокзале. Я возразил, как же я, военнослужащий, окажусь в их группе торговых работников. Они меня успокоили, мол, скажешь, что ты от военторга. И этот номер прошел. Я беспрепятственно получил крышу над головой, да еще в таком месте, куда модно являться в любое время, даже за полночь, тогда как в гостиницах двери закрывают в 11 часов. Как дальнейшие события показали, это оказалось для меня очень важным.

      И вот в средине дня, а это был понедельник, я оказался уже на привокзальной площади Симферополя.

      - Далее, если не возражаешь, буду описывать события более подробно.

      -   Валяй, - согласился друг.

       И я продолжил.

       Было около четырех часов дня, когда я, сдав чемодан в камеру хранения, вышел в город. У самого здания вокзала стояла будка справочного бюро.  Быстро заполнив бланк с данными Вики, отдал бланк, и в ожидании ответа, отправился в парикмахерскую, чтобы привести себя в надлежащую форму.  Там мне сделали модную прическу, побрили и сделали горячий массаж. На вопрос мастера: «Чем освежить?», я ответил: «Самым лучшим».  Парикмахер обильно полил меня из пульверизатора «Красной Москвой» – самым лучшим одеколоном того времени.

       В справочном бюро меня уже ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4