Ангел

Виктор Кочетков

Ангел

           Холодная пустая ночь. Мысли скоротечно бегут одна за другой, внезапно появляясь и исчезая. Уносятся в неведомые дали, оставляя за собою лишь досадный привкус бесплодных мечтаний и горьких разочарований. Тяжело вздыхая, ворочаясь с боку на бок, беспрестанно поправляя сбившуюся в жесткий тугой комок подушку, Олеся никак не могла заснуть. Забыться ненадолго, уйти, отрешиться от мрачных размышлений, хотя бы до рассвета не думать ни о чем. Нет, не получится. В душе опустошение и тоска, ненужные злые чувства, а где-то в глубине вьет кольца ненависть. Как такое случилось, когда произошло? Она не помнила. Знала лишь, что началось это очень давно.

          Величественной грядой возвышались за окном туманные волшебные горы. С раннего детства они семьей на целый день уходили в далекие альпийские луга, поднимались на горные плато. С удивлением и восторгом смотрели вниз на зеленеющие долины, озера, пасущихся на разнотравье овец… Над ними торжественной вереницей проплывали облака, игривый ветерок путал и развевал волосы, а жаркое полуденное солнце золотистыми лучами касалось открытых лиц. Все вокруг жило, цвело и пело. Быстрые юркие стрижи пролетали над травой, а в вышине, сужая нисходящие круги, неторопливо парил гордый орел. Искрящиеся снега шапками лежали на дальних хребтах. Сверкающим покровом опоясывали горные вершины, прерывистой цепочкой уходили наверх в ледники, терялись в бездонных расщелинах и нависали подтаявшими краями с остроконечных пиков. 

        Усталые, довольные и счастливые, с букетом дивных луговых лилий возвращались они домой. После ужина забирались на широкий диван, где весело и непринужденно разглядывали большой атлас-литографию с репродукциями картин старинных голландских мастеров. Румяные купидоны, обнаженные волоокие богини, портреты красавиц и благородных мужчин, изображения домашних животных и ведущих скудную трапезу крестьян, пикники и пляски на открытом воздухе, чудесные живые пейзажи и натюрморты, все это накрепко отпечаталось в памяти.

        Мама рано научила ее читать. В шесть лет маленькая Леся постигала жизнь по старым толстым книгам, безудержно увлекаясь и забывая про сон. Познавать было очень интересно. Перед ней легко открывались миры, проносились столетия. Сколько драм, сколько трагедий она пережила! Сколько разбитых судеб проплывало перед глазами, сколько невероятных приключений испытала она вместе с героями, сколько безумных романов, отвратительных измен пронеслось перед ней, свидетелем каких изумительно сладостных чувств она была! Сколько трогательных раздумий, выводов! Как удивительно и странно было постигать все это…

        Учеба в школе давалась без труда, в предметах не было ничего необычного. Все шло хорошо. Вскоре появилась очаровательная маленькая сестренка и Леся с радостью и вниманием помогала маме. Родители жили душа в душу, любовь и покой наполняли семью. Казалось, счастье бесконечно, размеренная жизнь никогда не покинет дом, минуют тяготы, пройдут заботы, не коснется беда. Беда и не коснулась. Ничего не изменилось, все было по-прежнему, все было также легко и беспечально. Все было так, как было всегда. Но…

        Сначала легко и незаметно, потом все более пристально, а дальше совсем уже ярко и невыносимо, Леся начала осязать Красоту. Видела ее везде и во всем. Понимала величие природы и великолепие сотворенного мира, стиль жестов, образность фраз, изящность славословия, прелесть любовных увлечений и благородство поступков. Казалось, все исполнено красоты. Законы природы, мироздания, вечности подчинены только ей одной, а все сущее на земле навсегда очаровано чудесным тонким соцветием. Внутри торжественно, едва слышно журчал мотив. Переливаясь благостно и томно, удаляясь гулким эхом, пленяя и веселя, эта легкая мелодия возносила ее на волнах, заполняла собой душу, улучшала настроение, успокаивала мысли. Было хорошо и просто, Леся будто парила в поднебесье. Сами собой рождались строки. Строки слагались в рифмы, рифмы в четверостишия. Так создавались стихи. Первые, робкие, только появившиеся, наивные и живые. Дальше более серьезные, открытые, сильные. К окончанию школы несколько тетрадей были наполнены ее ранней поэзией. Восторженные мысли о первой любви, живописные природные зарисовки, посвящения родным, друзьям и подругам, глубокие размышления о Вечности. Чего только не было в этих потрепанных старых тетрадях!

        Поступив в университет, она по-прежнему много думала, размышляла, читала философские работы, делала рефераты. И вдруг все начало резко меняться. Исчезла музыка, пропало настроение. Все вокруг оказалось контрастным, черно-белым. Нет, восприятие красоты никуда не делось, не ушло. Но стало слишком сияющим и ярким на фоне мрачного, искаженного грубой действительностью быта. Будто запретный плод добра и зла вкусила она, сама того не замечая. Надломила ветвь древа Познания, углубилась в недостижимые таинственные миры, открыла ящик Пандоры. И все вокруг разделилось. Померкло радостное ощущение счастья, ушла беззаботность, появились жалость и страх. Стали видимы коварство и злость, вероломство и ненависть. Все, что раньше не задевало ее, никак не волновало, не тревожило, обходило стороной, не обращало на себя внимания, все это вдруг отчетливо обозначилось, ударило молотом, смутило тягостным наваждением. Друзья, знакомые, да и все люди вокруг неожиданно повернулись оборотной стороной. Все лучшие качества, добрые поступки стали незаметны, будто спрятались в тень, укрылись темным облаченьем, растворились под маской равнодушия. Казалось, каждый был околдован собственным эгоизмом, неискренностью. Никто не видел Красоты, а если видел, то не понимал. Житейские заботы и желания, земные помыслы наполняли сердца. Тщеславие, зависть, недоверие туманили разум, сластолюбие и гордыня, безумие и алчность застыли в душах. Какая-то разрушительная сила исходила от них. Будто спали карнавальные костюмы, смылся грим, обнажились пороки.

        Временами загадочный морок уходил, ее вновь окружали милые дружелюбные лица готовые жертвовать всем ради нее. Но быстро менялись картины, опять пробегала тень, в глазах читалось холодное безразличие. Бесчувственность, безучастность ощущала она со стороны окружающих. Завистницы-подруги оказались банальными сплетницами, молодые люди, рассыпающиеся перед ней комплиментами, обыкновенными лицемерами живущими вожделением и жадностью бесстыдных утех. Митя, любимый, такой ранимый, чувственный, нежный, проявил себя абсолютным ревнивцем. Скандальным мелким человеком, безуспешно, вот уже на протяжении нескольких лет пытающийся превратить ее в послушную рабыню. Кто бы мог подумать, что из скромного застенчивого юноши вырастет такая редкая дрянь! Сколько ругани, ссор, оскорблений… Ведь любила, душу ему отдала, себя подарила!.. Странностей этих, грубости долго не замечала. Все ему прощала. Все! Не оценил Митенька, спутался с сокурсницей, изменил. Клялся, божился, в ногах валялся, прощения просил, колени целовал, хныкал. Поверила ему, постаралась все забыть, не помнить. Будто кот об ноги терся, мурчал ласково, восхищался, глаз не сводил, на руках носил. Все капризы исполнял, радовался. Ненадолго хватило, даже недели не продержался. Снова раздражительность, глупые претензии, мнительность. Ревность до боли, до головокружения, упреки и оскорбления. Леся долго не могла поверить, что он просто не любит ее, и любовь его какая-то странная, эгоистическая, не настоящая. А любит он только себя, свою жалкую лицемерную сущность, простые низменные желания и бездуховные потребности.

        С большим трудом рассталась с ним. Хорошо замуж не успела выйти, а ведь были мысли об этом. Осталась пустота в душе и щемящая боль в сердце. Исчезла легкость, появилась апатичность, безразличие, вялость. Она совсем незаметно для себя погрузилась в депрессивное сумеречное состояние. Жила будто во сне, двигалась, что-то говорила, отвечала… Прозрачной стеной окружила себя, погрузившись в свой сказочный внутренний мир, уплыла мыслями в Неизвестное. Она все видела и замечала вокруг. Но Красота уже не трогала так остро, не восхищала дивным совершенством, не радовала по-детски глубоко и непосредственно. Разум отмечал выразительную рельефность между добром и злом. Но все казалось далеким, смазанным, не настоящим, имеющим лишь очертания загадочного размытого видения.

        И вот сегодня все резко изменилось. Рухнула стена, спали невидимые покровы, обнаженная реальность тяжело навалилась на нее, и Лесе стало совсем уже невыносимо.

        В душной спальне нечем дышать, смятая сбившаяся простынь не дает улечься удобней, успокоиться. Одеяло съехало на пол, подушка, будто жесткое полено. Нет, не уснуть ей этой ночью, не провалиться в забытье, не расслабиться. Она порывисто вскочила, настежь распахнула окно. Свежий ветер заключил в объятия, остудил кипящую голову, разметал осколки тусклого дурмана. Раскаленное тело отозвалось блаженной дрожью, ночная рубашка трепетала на ветру, блестящие черные волосы рассыпались в беспорядке, открыв миловидное лицо с глазами цвета морской глубины. Леся всматривалась в темноту и явственно ощущала, как таинственно и странно проникается она колдовством ночи, ее загадочным магнетизмом. В холодной вышине сияли звезды, над спящими горами в ореоле туманного свечения повис серп лунного месяца. Внизу все было укрыто плотной непроницаемой мглой, ни один проблеск не озарял спящий город. Тишина и покой окружали местность, время будто потерялось в пространстве.

        Леся разогретая, босоногая, долго стояла, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Наконец озябла, с сожалением закрыла окно, задернула шторы. Зажгла свет, села к зеркальному столику. Внимательно вглядывалась в отражение, затем встала во весь рост, придирчиво осмотрела фигуру: «Какая я, все-таки! – с восхищением поворачивалась кругом. – Ну, ведь красивая? Красивая! Что же за печаль у меня? Почему душа не на месте, отчего неспокойно сердце?» – перед глазами стоял лунный месяц, сверкая в темной вышине.

        Сами собой родились строки:

        Вечная Луна,

        Бледная

       Ты во тьме одна,

       Бедная

        На ресницах дрогнули слезы. Вспомнился сегодняшний день, совершенно выбивший ее из колеи.

        Утром на конечной остановке собирались толпы народа. Пустые автобусы с минимальными интервалами подходили и сразу же отъезжали переполненные. Но небольшая площадка заполнялась вновь. Множество молодых, как она, студентов с нетерпением пританцовывали на месте. С визгом и гоготом устремлялись к подходящему транспорту. Веселой хохочущей гурьбой разбегались по салону. Сзади напирал многочисленный класс рабочих и служащих, спешащих не опоздать к началу рабочего дня, боящихся лишиться премии и получить строгий выговор. Эти личности с невероятной силой уплотняли людскую массу, расплющивали сумки-баулы, громко ругались и отчаянно жестикулировали, пытаясь быстрее ступить на отъезжающую подножку.

        И среди всего этого сумасбродного человеческого месива непостижимым образом возникали хрупкие силуэты отчаянных пенсионеров и разозленных старушек. Невозможно было понять, как проникали они в автобус, свирепо визжа и злобно огрызаясь. Яростно дрались клюками, испепеляли грозными взглядами, посылали тысячи проклятий тем, кто вставал у них на пути. Но самым удивительным было то, что они всегда оказывались на самых лучших местах. А после смиренно сидели, кротко устремив взгляд в окно и жалобно рассказывая о бесчисленных горестях и болезнях. Некоторые хворобы всю дорогу задирались с тяжело дышащими пролетариями и гневно шипели на веселящуюся молодежь. Куда спешили энергичные пенсионеры, никто толком не понимал. Поликлиника и больница находились совсем рядом и зачем путешественники в таком количестве торопились на другой конец города, для всех оставалось загадкой.

        А строки ложились ровными столбцами:

         Много на земле

         Глаз ярких

        Отдают тебе

        Искр жарких

        К остановке подошло пустое маршрутное такси. С криками и воем к забитой телами разъятой двери потащила Лесю озверелая толпа. Безумный людской поток вбросил девушку внутрь, больно ударив об стойку. С недоумением ощутила как кто-то, вцепившись в ворот новой блузки, с треском рвущейся материи бесцеремонно вышвыривает ее из салона. Будто пробка выскочила она, зацепив дамской сумочкой за очки неприветливого сутулого гражданина. Ремень у сумки лопнул, очки разлетелись вдребезги, а пронырливый наглый дядя поспешно спрятался за спинами пассажиров. Маршрутка тронулась, двери со скрипом закрылись. Чудом устояв на ногах, в треснувшей по шву блузке, с оборванным ремнем и поцарапанной сумочкой Леся с тревогой смотрела как рядом с ней останавливается очередной автобус. Как многоликая человеческая масса обступает со всех сторон, с какой осатанелостью вращаются глаза обезумевших людей. Бешеным напором, приподняв вверх, понесло ее внутрь и, развернув вокруг своей оси, благополучно опустило на пол.

        Улыбнулась про себя, вспоминая жуткий переполненный автобус. Карандаш легко двигался по бумаге:

        Много мыслей в них

        Ноющих

        Ведь не каждый стих

        Стоящий

        Зажатая со всех сторон, обескураженная, крепко прижимая к себе искалеченную сумку, она тихо стояла, едва касаясь пола туфлями. И хотя давка и теснота были для нее привычными, такого странного недоразумения никогда не случалось. Было жаль дорогую блузку, непригодную сумочку. А главное, поразило то, с какой лихостью ее, будто щенка, выбросили из маршрутки. «Что это за люди такие? Ведь чуть не натурально по головам идут!» – вдруг что-то липкое и влажное прикоснулось к ноге. Чуть слышно вскрикнув, не имея возможности опустить голову, девушка с ужасом ощущала как это что-то медленно и неотвратимо ползет вверх. Панически дернув ногой, с трудом извернувшись, она увидела плетеную сетку со свежей рыбой. Бородатый рыбак беззаботно держал ее в левой руке, безразлично глядя на Лесю пустыми нетрезвыми глазами. Оттолкнувшись от бестолкового рыболова, едва потеснив пышнотелую работницу, наконец-то обрела равновесие. Но крепкий сивушный дух, исходящий от тщедушного мужичка, лишал всякого покоя. Человек устало дремал, держась рукой за поручень, и никого не трогал. Пассажиры с возмущением выражали свое недовольство, но он так и не отозвался, мирно посапывая и пуская пузыри.

        Бесконечно долго длилась эта обычная поездка. Постояв в долгой дорожной пробке, чуть не задохнувшись ядовитыми испарениями, пропитанная чужими удушливыми запахами, с невероятным трудом выбралась она на нужной остановке. Стряхнув с открытых ног осклизлую рыбью чешую, стремительно помчалась на занятия. И конечно опоздала.

        Слова с легкостью слагались в рифму:

        Много лишних строк

        В повести,

        Не претит исток

        Совести

        На перемене приведя себя в порядок, неторопливо шла к нужной аудитории. Студенты группками стояли возле стены, непринужденно переговаривались и весело шутили. В конце коридора притаился Митенька, нежно держа за руку ненаглядную сокурсницу и мило улыбаясь. Увидев подходящую Лесю, словно пылкий повеса демонстративно и быстро обнял растерявшуюся спутницу. Страстно и чувственно прильнул к ее губам, не забыв запустить пальцы под юбку.

        С каменным помутневшим взором проходила Леся мимо них. Вслед раздался издевательский смех. Сердце дрогнуло от обиды, душа разорвалась на части, в глазах блеснули горькие слезы. «Ну и гад же ты, Митя! Подлец!» – ярость кипела в груди. Хотелось вернуться, со всей силы надавать пощечин. Сдержалась, звонко застучав каблучками, выбежала на улицу. Долго сидела в парке пытаясь успокоиться. Вокруг суетливыми тенями ходили люди, спешили куда-то. Дети играли, резвились у фонтанов, по асфальтовым дорожкам фланировали влюбленные пары, молоденькие мамы с колясками что-то горячо обсуждали, собравшись в уютный кружок. Все были счастливые и довольные, в открытых лицах читалось умиротворение. Всем было радостно. Только она безучастно сидела, раздумывая и вытирая мокрые глаза.

        Новорожденный стих наливался смыслом:

        Оттого судьба

        Хлесткая

        И вся жизнь – борьба

        Жесткая

        – Здравствуйте, девушка! Работаете? – перед нею стоял щуплый, неопределенного возраста человек, держась за руль велосипеда. Он застенчиво и робко смотрел на нее понимающим, не осуждающим взглядом. Было видно, что это мужчина порядочный, даже интеллигентный. Стеснительно опуская ресницы, с глубоким интересом оценивал ее фигуру, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

        – Что вы сказали? – не поняла Леся.

        – Работаешь, милая? – еще раз спросил он и сладко облизнулся. – Дорого берешь?

        – Вы что, мужчина?.. С ума сошли? – до нее только сейчас стал доходить смысл вопроса. – Вы, наверное, городской парк с борделем перепутали?

        – Так бы и сказала! – велосипедист в огорчении ссутулил узкие плечи. – Кто ж вас разберет? – с неподдельной обидой пробурчал себе под нос. Запрыгнул в седло и, сердито вращая педалями, укатил прочь.

        «Ничего себе! Вот это да! За кого меня принимают!» – от бесконечного удивления не было никаких эмоций.

        Строки набирали силу, звучали песней:

        Но нам есть кому

        Каяться

        Чтоб не одному

        Маяться

        Отложив в сторону карандаш, Леся вновь раскрыла окно. Над далеким окоемом гор посветлело небо. Звезды поблекли, лунный месяц сместился к самой линии горизонта и, мерцая серебристым свечением, опускался в спящую долину. Легкое движение воздуха приносило запахи луговых трав, остывшего гранита. Благоухание ароматов цветочной пыльцы пьянило и кружило голову. Она ощущала как предчувствие красоты и восторженности пробуждается в ней с новой силой, поднимает настроение, очищает. Где-то в глубине чуть слышно разливалась божественная музыка, невыразимо прекрасная, вечная. Сердце отозвалось радостным биением, изнутри озаряясь сверкающей палитрой. Казалось, высоко воспарила душа, поднялась над мирской суетой, полетела навстречу Солнцу.

        Перед ней в отрезвляющих образах проявились картины сегодняшнего дня. Переполненная маршрутка, Митя… Будто в сумасшедшем калейдоскопе возникали видения безобразных яростных лиц, искаженных отчаянных взглядов. Гнусные хмельные ухмылки, смрад истекающей потом толпы изнывающей в тесно сжатом пространстве, гадостное ощущение касания липкой чешуи, издевательский смех вослед. Вдруг открылась холодность и зависть друзей, их неблаговидные поступки, взгляды, отношение к ней и друг к другу. В окружении жутких горгулий похотливо улыбался велосипедист…

        «Что со мной? – слезы лились ручьем. – Как могло так случиться, почему все изменилось, отчего я потеряла покой? – Леся пустым, невидящим взглядом смотрела в окно. – Ведь как хорошо на земле, как изумителен и прекрасен мир, какая мудрая природа! Сколько в ней гармоничности, великолепия, совершенства! И какие странные существа наследуют это богатство? Ничего не видят вокруг, погруженные в эгоизм и собственное безрассудство. Все возвышенное для них пустой звук, ведь только наслаждения интересуют их. Отвергнуть непонятное, чтобы жить, идти по чужим головам, думая лишь о себе. Переворачивать мир ради земных удовольствий, сметать все на своем пути руководствуясь инстинктами. И после чувствовать себя счастливыми. Ну, а как же верность, любовь, дружба? Все у них в такой извращенной чудовищной форме, что чувствами и назвать-то нельзя. Но нет, они будут совершенно уверены, что все «как у людей». И на смертном одре в упоении станут повторять одно: жизнь удалась! И уйдут в мир иной успокоенными, не сомневающимися в собственной праведности».

        Леся закрыла окно, присела к зеркальному столику. Долго смотрела, как по мокрым щекам текут слезы, как наполняются светом глаза, как легкими тенями отражаются губы. Сидела, глубоко задумавшись, погрузившись в невеселые мысли.

        С ясным Месяцем

        Под руку

        Взглядом оживил

        Гниль, труху

        Странные строки тихо пел мужской голос. Она подняла голову, огляделась вокруг. Комната была пуста, окно закрыто, шторы задернуты. Никого не видно. «Что это? Бред или галлюцинация? – Леся с удивлением прислушалась к себе. – Может другое стихотворение пришло? Но почему от мужского имени? Что за странности?»

        Бросил в борозды

        Семена,

        Гордо проросли

        Имена

        В дальнем слабо освещенном углу в кресле восседал необычный молодой человек. Облаченный в синий бархатный камзол и длинные ботфорты, с широкой алой лентой пущенной через плечо и лежащей на коленях шляпой, нежданный визитер производил странное впечатление. Щегольски закрученные усы дополнялись белоснежным кружевным жабо и такими же обшлагами на рукавах. Пальцы правой руки поглаживали золотой эфес шпаги. Дужка гарды таинственно сияла драгоценными камнями.

        С растерянным недоумением девушка глядела на незнакомца. Еще не успев испугаться, Леся стояла посреди комнаты, понимая, что странное наваждение скоро исчезнет. Но наваждение не исчезало. С галантным поклоном мужчина поднялся из кресла. Открытым приветливым взглядом посмотрел в лицо, повернулся, и с изумлением долго вглядывался в пустой монитор компьютера. Затем, не произнеся ни слова, сел на место, положив ногу на ногу. Шпоры на ботфортах звенели в такт неторопливому покачиванию. С интересом наблюдая за девушкой, гость наслаждался ее замешательством.

        – Вы кто? – она овладела собой, уверенная, что это лишь сонное видение, фантом.

        Незнакомец приятно улыбнулся, глаза сверкнули огнем:

        – Я твой ангел, Леся!

        – Ангел-хранитель? – спросила девушка недоверчиво и озадаченно.

         – И хранитель, и наставник, и вдохновитель, – молодой человек говорил серьезно. – Я всегда с тобой, следую повсюду, не отставая ни на шаг. Тебе незачем беспокоиться. 

        – Но почему вы так одеты?

        Мужчина рассмеялся, надел мушкетерскую шляпу:

        – Только ты видишь меня таким! Ведь я всего лишь твоя мечта, твоя долгожданная любовь, созданный мнимый образ. Твои мысли, устремления и увлечения. Я тот, кто направляет тебя, бережет душу и сердце, кто утешает в минуты отчаяния, сокрушается, молит Господа о тебе. Кто невидим и неосязаем, непобедим и благороден. Я призрак, иллюзия, выстраданная фантазия. Мне известны все твои печали и горести, сомнения и затруднения.

        Она с вниманием слушала его. Слезы высохли, в глазах появился блеск, лицо горело. И действительно облик незнакомца напоминал ее мечты о рыцарях, знатных аристократах, сильных преданных воинах.

        – А зачем вы явились мне? Ведь вы не видимы?

        – О, дорогая Леся! Ничего не бывает просто так. Это ведь по твоему желанию тебе открылась Красота! Ты восхищалась, обольщалась Красотой. Жила в восторженном упоении. Ни затруднения, ни неприятности не смогли поколебать твоего отношения. Ты легко шла по жизни, в тебе пылала страсть, потребность видеть Прекрасное, ощущать себя ее неизменной частью, влечение раствориться в этом пленительном чувстве, не замечая и не зная ничего искаженного. В твоем сердце пела поэзия, ты плыла на волнах вдохновенья, взлетала в поднебесье, исчезала за горизонтом, цвела пышной розой и уносилась в далекие миры. Ты была счастлива, в твоей душе не было зла. И при этом видела безнравственное, мрачное, исполненное лицемерия и лжи. Но все это не касалось тебя. Легко отделяя зерна от плевел, ты шла в белых одеждах, не боясь ничего. Ты сама была ангелом. Я всегда находился рядом, хранил твою душу, берег твой покой. Так не должно было продолжаться, ибо в основе всего лежала страсть, а страсть есть обратная сторона добродетели. Я намеренно открывал тебе глаза, желая сказать, что в мире существуют ложные понятия. Что люди в большинстве своем вовсе не такие, какими представляла их ты. Что горе, трагедии, несчастья – это часть земной жизни, а все грехи и пороки есть не что иное, как искаженное понятие добра. Искаженное вследствие огрубления души, помутнения рассудка, раздвоения сознания. Потеря нравственных и духовных ориентиров, стирание границ, жажда получения удовольствий неизменно приводит к страданию. Чтобы понять, надо было это увидеть. Почувствовать несправедливое, приблизиться к несовершенному, сердцем ощутить негодование и разочарование.

        – Но зачем, зачем это надо? – широко раскрытыми удивленными глазами она смотрела на своего ангела. – Для чего нужно видеть отвратительную человеческую грязь?  

        – Чтобы не запачкаться самому… – смиренно ответил ангел-мушкетер. – Ведь тебе дан бесценный дар стихосложения. А слова, они будто семена ложатся в почву. Ты сеешь зерна, а какие и что из них получится, зависит очень многое. Может и судьба человека. Потому твои семена должны быть безупречны. Чистая душа, искреннее сердце лишь основа правильного творения. Но нужен опыт и жизненная мудрость. А такое познается только в страданиях. Ни к чему в это погружаться, главное видеть. А затем уже думать, анализировать, размышлять. И делать выводы. 

        – Значит, чтоб стать мудрее, нужно страдать? – Леся присела к ночному столику. – Познать обе стороны жизни?

        – Именно так, моя госпожа! – мужчина поклонился. – Но страдать душой, ощущать сердцем. Предваряя свои поступки, размышляя, искать правильное решение исходя из сложных взаимоотношений ума и совести. Понять где лежит хорошее и плохое, мимолетное и вечное, высокое и бездуховное, вот что должна уметь творческая натура.

        Он поднялся из кресла, близко подошел к ней. Звякнув шпорами, опустился на колени. Теплыми ладонями согрел ее руки:

        – В твоей счастливой жизни возникнет много разных переживаний. Будут разочарования, горечи и обиды. Но все это не коснется твоей природы, не оскорбит сердца, не запятнает души. Тебя встретит та большая Любовь, которую ты ждешь. Может быть, жизнь и не будет легкой, но в ней засияет много радуги. Открытость и душевная доброта отразятся в творчестве. Многие будут очарованы твоей поэзией, ибо люди по сути своей стремятся к возвышенному. Красота навсегда останется с тобой, но уже не в страстной потребности ощущать ее, а как спокойное и мудрое размышление, как прочная основа мировоззрения, как Богом данная сущность. Солнечным светом наполнится жизнь, искристыми огнями засверкает любовь, дивной звездой воссияет душа…

        Он пристально смотрел в ее удивленно раскрытые глаза. Говорил мягко, тихим ласковым голосом проникая в глубину сознания. От его взгляда струился поток ослепительно тонких лучей, волосы блестели в лунном отражении. Руки излучали живую энергию. Леся чувствовала, как через касание пальцев происходит единение духовных сущностей. Как скользящие токи пронзают все ее эфирные оболочки. Как прекрасный неведомый мир раскрывается грандиозным великолепием и она, растворяясь, сама становится частью этого мира. Блаженное состояние радости и покоя, чудесного неземного счастья. Она медленно открыла глаза:

        Пустая комната, разобранная постель, закрытое шторами окно. А в темном углу, возле мягкого кресла, лежит старинная мушкетерская шляпа.

                                                                                    Июль 2014г.                                                        

 Виктор Кочетков

x

Иллюстрация к: Ангел