Только не уходите! Сразу, по крайней мере…

Чуть задержитесь рядом со мной. И тогда мы вместе – перечитаем. Перечитаем то, что давно уже стало «детством», «школой», «пройденным этапом». Да таким, к которому вряд ли когда-нибудь сам захочешь вернуться. Вот и попробую: вернуть, подумать, распахнуть глаза и душу навстречу неожиданному в том, что стало «камнем» и «памятником»…

Я о Пушкине. И об одном из его шедевров, хотя бы двух строчек из которого просто не может не знать тот, кто говорит по-русски без акцента:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь.

Вспомнили? И улыбнулись, наверняка, чуть покровительственно, но тепло. Правда?

Шесть классических катренов. А катрен – это четырёхстрочная стофа, самая устойчивая в русской поэзии. Все русские частушки – катрены.  Сочетание  же с четырёхстопными пушкинскими ямбами делает эти строчки божественными.

И если вы попытаетесь ответить на традиционный школьный вопрос «о чём это стихотворение», то, не задумываясь, скажете: о любви, о женщине, так тонко воспетой поэтом.

Кто-то даже вспомнит, что стихотворение называется «К ***» и посвящено Анне Петровне Керн, в которую, среди прочих, был страстно дважды влюблён поэт.

Но ведь адресат этого послания – Анна Петровна – весьма условен. При последнем прощании с нею в Михайловском, в последний момент перед тем, как тронется экипаж и увезёт от него прекрасную женщину, Пушкин сунул в руки ей томик чьих-то, не своих, стихов, в который и был вложен листок с автографом этого стихотворения. А когда оно написано: в Михайловском ли вообще, про это никто уже не ведает. Да и разве так это важно теперь, когда стихотворение столько десятилетий живёт своей отдельной жизнью!

Но, прошу вас, прочтите его ещё раз и постарайтесь увидеть  хотя бы одну деталь, черту из облика возлюбленной поэта. И – не увидите, не найдёте…

Ни внешности, ни характера её здесь нет.

И этому уже давно придумано красивое объяснение. Даже два…

С одной стороны, поэт не хотел компрометировать своей любовью боготворимую им женщину, не хотел, чтобы она была узнана кем-то в свете. С другой же стороны, поэтический гений Пушкина подсказал ему, что каждый, из читающих эти строки, дорисует в своём воображении портрет «мимолётного виденья», «гения чистой красоты», наделив его чертами той, кого сам считает таковым.

И это всё доподлинно и давно стало хрестоматийной истиной.

И опять прошу вас перечесть стихотворение. Но не всё, а только первые пять катренов. И вы увидите, почувствуете, что оно вполне закончено и удивительно симметрично. Посмотрите: первый и пятый катрены не просто завершаются идентичными образами, а совершенно  повторяют один другой, словно рефрен – заклятие. Из четырёх строк две последних – абсолютный повтор. Да и вторая строка обоих катренов почти идентична:  «Передо мной явилась ты» и «И вот опять явилась ты».

А в первых строках аналогична  даже пунктуация: обе заканчиваются двоеточием. Всё. Другой поэт так бы и закончил.

Но Пушкин не был бы Пушкиным, если не написал бы шестого катрена, в котором и сконцентрировал главную сюжетную тайну стихотворения.

Но вначале – о личных местоимениях, господа…

Как известно, в русской грамматике используется три лица: «я», «ты» и «он». Так вот. Перечитайте ещё раз, теперь уже загибая пальцы, и вы увидите, что «Я», в различных падежах, встречается в стихотворении пять раз. И только четыре раза «Ты». Не кажется ли вам, что не возлюбленной так восхищён поэт? Не ею, а тем чувством, что вызвала она в поэте, любуется лирический герой этого стихотворения. И это не нарциссизм, ни в коей мере! Это самопознание. Самоисследование, которое потом Блок сделает одним из принципов своего творчества.

Но – вдруг!.. В последнем, шестом катрене появляется местоимение третьего лица: «… И для НЕГО воскресли вновь…»

Единственный раз. И именно этот факт уникальности делает «это Лицо» столь важным.

При первом прочтении может показаться, что речь идёт о сердце лирического героя, ибо именно о нём он говорит в первой строке катрена.

Но Пушкин как всегда «многослоен», а потому, вероятно, он имеет в виду ещё и сердце своей возлюбленной, переходя уже к разговору о её последующей жизни, жизни «после их любви»: нет «Нас», есть «Она и Третий» - новая её любовь. 

Возможен и третий «слой».  Тогда «для НЕГО» - это для того самого «Третьего», который возник в её жизни, «воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь» с появлением  женщины, так боготворимой поэтом.

И посмотрите, как же без зависти это сказано! Лирический герой стихотворения в совершенном восторге от того, что Любовь продолжается. А это значит, что продолжается и Жизнь.

И чем дольше будем жить мы, тем, очевидно, больше «слоёв» пушкинского творчества сможем увидеть…

11.12.2018

Давайте, вместе прочитаем…

Только не уходите! Сразу, по крайней мере…

Чуть задержитесь рядом со мной. И тогда мы вместе – перечитаем. Перечитаем то, что давно уже стало «детством», «школой», «пройденным этапом». Да таким, к которому вряд ли когда-нибудь сам захочешь вернуться. Вот и попробую: вернуть, подумать, распахнуть глаза и душу навстречу неожиданному в том, что стало «камнем» и «памятником»…

Я о Пушкине. И об одном из его шедевров, хотя бы двух строчек из которого просто не может не знать тот, кто говорит по-русски без акцента:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь.

Вспомнили? И улыбнулись, наверняка, чуть покровительственно, но тепло. Правда?

Шесть классических катренов. А катрен – это четырёхстрочная стофа, самая устойчивая в русской поэзии. Все русские частушки – катрены.  Сочетание  же с четырёхстопными пушкинскими ямбами делает эти строчки божественными.

И если вы попытаетесь ответить на традиционный школьный вопрос «о чём это стихотворение», то, не задумываясь, скажете: о любви, о женщине, так тонко воспетой поэтом.

Кто-то даже вспомнит, что стихотворение называется «К ***» и посвящено Анне Петровне Керн, в которую, среди прочих, был страстно дважды влюблён поэт.

Но ведь адресат этого послания – Анна Петровна – весьма условен. При последнем прощании с нею в Михайловском, в последний момент перед тем, как тронется экипаж и увезёт от него прекрасную женщину, Пушкин сунул в руки ей томик чьих-то, не своих, стихов, в который и был вложен листок с автографом этого стихотворения. А когда оно написано: в Михайловском ли вообще, про это никто уже не ведает. Да и разве так это важно теперь, когда стихотворение столько десятилетий живёт своей отдельной жизнью!

Но, прошу вас, прочтите его ещё раз и постарайтесь увидеть  хотя бы одну деталь, черту из облика возлюбленной поэта. И – не увидите, не найдёте…

Ни внешности, ни характера её здесь нет.

И этому уже давно придумано красивое объяснение. Даже два…

С одной стороны, поэт не хотел компрометировать своей любовью боготворимую им женщину, не хотел, чтобы она была узнана кем-то в свете. С другой же стороны, поэтический гений Пушкина подсказал ему, что каждый, из читающих эти строки, дорисует в своём воображении портрет «мимолётного виденья», «гения чистой красоты», наделив его чертами той, кого сам считает таковым.

И это всё доподлинно и давно стало хрестоматийной истиной.

И опять прошу вас перечесть стихотворение. Но не всё, а только первые пять катренов. И вы увидите, почувствуете, что оно вполне закончено и удивительно симметрично. Посмотрите: первый и пятый катрены не просто завершаются идентичными образами, а совершенно  повторяют один другой, словно рефрен – заклятие. Из четырёх строк две последних – абсолютный повтор. Да и вторая строка обоих катренов почти идентична:  «Передо мной явилась ты» и «И вот опять явилась ты».

А в первых строках аналогична  даже пунктуация: обе заканчиваются двоеточием. Всё. Другой поэт так бы и закончил.

Но Пушкин не был бы Пушкиным, если не написал бы шестого катрена, в котором и сконцентрировал главную сюжетную тайну стихотворения.

Но вначале – о личных местоимениях, господа…

Как известно, в русской грамматике используется три лица: «я», «ты» и «он». Так вот. Перечитайте ещё раз, теперь уже загибая пальцы, и вы увидите, что «Я», в различных падежах, встречается в стихотворении пять раз. И только четыре раза «Ты». Не кажется ли вам, что не возлюбленной так восхищён поэт? Не ею, а тем чувством, что вызвала она в поэте, любуется лирический герой этого стихотворения. И это не нарциссизм, ни в коей мере! Это самопознание. Самоисследование, которое потом Блок сделает одним из принципов своего творчества.

Но – вдруг!.. В последнем, шестом катрене появляется местоимение третьего лица: «… И для НЕГО воскресли вновь…»

Единственный раз. И именно этот факт уникальности делает «это Лицо» столь важным.

При первом прочтении может показаться, что речь идёт о сердце лирического героя, ибо именно о нём он говорит в первой строке катрена.

Но Пушкин как всегда «многослоен», а потому, вероятно, он имеет в виду ещё и сердце своей возлюбленной, переходя уже к разговору о её последующей жизни, жизни «после их любви»: нет «Нас», есть «Она и Третий» - новая её любовь. 

Возможен и третий «слой».  Тогда «для НЕГО» - это для того самого «Третьего», который возник в её жизни, «воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь» с появлением  женщины, так боготворимой поэтом.

И посмотрите, как же без зависти это сказано! Лирический герой стихотворения в совершенном восторге от того, что Любовь продолжается. А это значит, что продолжается и Жизнь.

И чем дольше будем жить мы, тем, очевидно, больше «слоёв» пушкинского творчества сможем увидеть…

11.12.2018

Давайте, вместе прочитаем…

Только не уходите! Сразу, по крайней мере…

Чуть задержитесь рядом со мной. И тогда мы вместе – перечитаем. Перечитаем то, что давно уже стало «детством», «школой», «пройденным этапом». Да таким, к которому вряд ли когда-нибудь сам захочешь вернуться. Вот и попробую: вернуть, подумать, распахнуть глаза и душу навстречу неожиданному в том, что стало «камнем» и «памятником»…

Я о Пушкине. И об одном из его шедевров, хотя бы двух строчек из которого просто не может не знать тот, кто говорит по-русски без акцента:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь.

Вспомнили? И улыбнулись, наверняка, чуть покровительственно, но тепло. Правда?

Шесть классических катренов. А катрен – это четырёхстрочная стофа, самая устойчивая в русской поэзии. Все русские частушки – катрены.  Сочетание  же с четырёхстопными пушкинскими ямбами делает эти строчки божественными.

И если вы попытаетесь ответить на традиционный школьный вопрос «о чём это стихотворение», то, не задумываясь, скажете: о любви, о женщине, так тонко воспетой поэтом.

Кто-то даже вспомнит, что стихотворение называется «К ***» и посвящено Анне Петровне Керн, в которую, среди прочих, был страстно дважды влюблён поэт.

Но ведь адресат этого послания – Анна Петровна – весьма условен. При последнем прощании с нею в Михайловском, в последний момент перед тем, как тронется экипаж и увезёт от него прекрасную женщину, Пушкин сунул в руки ей томик чьих-то, не своих, стихов, в который и был вложен листок с автографом этого стихотворения. А когда оно написано: в Михайловском ли вообще, про это никто уже не ведает. Да и разве так это важно теперь, когда стихотворение столько десятилетий живёт своей отдельной жизнью!

Но, прошу вас, прочтите его ещё раз и постарайтесь увидеть  хотя бы одну деталь, черту из облика возлюбленной поэта. И – не увидите, не найдёте…

Ни внешности, ни характера её здесь нет.

И этому уже давно придумано красивое объяснение. Даже два…

С одной стороны, поэт не хотел компрометировать своей любовью боготворимую им женщину, не хотел, чтобы она была узнана кем-то в свете. С другой же стороны, поэтический гений Пушкина подсказал ему, что каждый, из читающих эти строки, дорисует в своём воображении портрет «мимолётного виденья», «гения чистой красоты», наделив его чертами той, кого сам считает таковым.

И это всё доподлинно и давно стало хрестоматийной истиной.

И опять прошу вас перечесть стихотворение. Но не всё, а только первые пять катренов. И вы увидите, почувствуете, что оно вполне закончено и удивительно симметрично. Посмотрите: первый и пятый катрены не просто завершаются идентичными образами, а совершенно  повторяют один другой, словно рефрен – заклятие. Из четырёх строк две последних – абсолютный повтор. Да и вторая строка обоих катренов почти идентична:  «Передо мной явилась ты» и «И вот опять явилась ты».

А в первых строках аналогична  даже пунктуация: обе заканчиваются двоеточием. Всё. Другой поэт так бы и закончил.

Но Пушкин не был бы Пушкиным, если не написал бы шестого катрена, в котором и сконцентрировал главную сюжетную тайну стихотворения.

Но вначале – о личных местоимениях, господа…

Как известно, в русской грамматике используется три лица: «я», «ты» и «он». Так вот. Перечитайте ещё раз, теперь уже загибая пальцы, и вы увидите, что «Я», в различных падежах, встречается в стихотворении пять раз. И только четыре раза «Ты». Не кажется ли вам, что не возлюбленной так восхищён поэт? Не ею, а тем чувством, что вызвала она в поэте, любуется лирический герой этого стихотворения. И это не нарциссизм, ни в коей мере! Это самопознание. Самоисследование, которое потом Блок сделает одним из принципов своего творчества.

Но – вдруг!.. В последнем, шестом катрене появляется местоимение третьего лица: «… И для НЕГО воскресли вновь…»

Единственный раз. И именно этот факт уникальности делает «это Лицо» столь важным.

При первом прочтении может показаться, что речь идёт о сердце лирического героя, ибо именно о нём он говорит в первой строке катрена.

Но Пушкин как всегда «многослоен», а потому, вероятно, он имеет в виду ещё и сердце своей возлюбленной, переходя уже к разговору о её последующей жизни, жизни «после их любви»: нет «Нас», есть «Она и Третий» - новая её любовь. 

Возможен и третий «слой».  Тогда «для НЕГО» - это для того самого «Третьего», который возник в её жизни, «воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь» с появлением  женщины, так боготворимой поэтом.

И посмотрите, как же без зависти это сказано! Лирический герой стихотворения в совершенном восторге от того, что Любовь продолжается. А это значит, что продолжается и Жизнь.

И чем дольше будем жить мы, тем, очевидно, больше «слоёв» пушкинского творчества сможем увидеть…

11.12.2018

 Олег Букач