Навеянные строки (новенькое)

Так и слышу, как потомки кричат нам вслед: «Идиоты! В какое потрясающее, неповторимое время вы жили! Какая была задумана вдохновенная, удивительная, уникальная пьеса, а вы сыграли спектакль мерзко, отвратительно… Сволочи!!!»       (о русском социализме)

***
Какое-то беспокойство пробегало по ее лицу, едва задерживаясь в морщинках. Мы были с ней одни, но она была не со мной… Но с кем? Кто он? Укажите, я убью его!

***
Сумерки, тихо и нежно падает с берез листва на фоне кровавых подтеков вечернего заката.

***
Чем дальше, тем все сильнее меня беспокоит одна вещь: вот стукнет мне девяносто, придет ко мне внук и спросит: «Скажи дед, как надо правильно жить? Быть умным или дураком, искренним или подлым, верить или отвергать, драться или любить? Быть ангелом или сукой?.. И я, пожалуй, опущу взгляд и разведу руками - не знаю, - хотя пора бы уже все знать…

***
Он жил какой-то странной жизнью. Не жизнь вразлет, а манная каша на медленном огне. Какие-то лживые горести, щепотки чувств, огрызки любви и крошки мыслей.

***
Ночь. Вышел за ограду, запрокинул голову – какая бездна! И звезды, звезды, звезды… и грусть, грусть, грусть…

***
Я заметил: пушкинисты так ревностно и целомудренно оберегают «лицо» Натальи Николаевны, забывая, что она женщина. А кому, как не женщине свойственно флиртовать, влюблять в себя и сводить с ума. И почему она не могла увлечься Дантесом?  Странно, тем более, что он - молод, красив, удачлив…

***
Уйду и ровным счетом ничего не останется потомству, даже крохотного следа как от полевки на снегу.

***
Я всю жизнь ощущал над собой хозяина, и этот хозяин - государство. И я смирился с тем, что у меня есть хозяин, который многое умеет, достиг немалых высот, гордился им, но никак не мог понять, - отчего он равнодушен ко мне. А я ведь и любил и верил в его придуманную жизнь…

***
Меня нет-нет да посетит приступ недоумения происходящего. И этот недуг у меня с детства.

***
Прожить жизнь хотя бы за тем, чтобы, наконец-то, понять, отчего люди стреляются и вешаются. Это уже много…

***
Вот бы выйти из себя, но только так – тихо, незаметно, без истерик. Так, чтобы забыть себя навсегда.

***
Надо же было - выдумать такое! Сотворить и пустить меня по миру одного - пылающего мыслями и страстями, только для того, чтобы однажды, вдруг потушить мое сердце, и разом… нет, не тишина, нет! Здесь и слов то не подобрать, тут ТАКОЕ!!!…ОХ!!!

***
Если вы вдруг заметите, что в мире стало чуточку тише, то знайте, это перестало стучать мое сердце.

***
Вы, скорее всего, забыли, но я напомню вам... Тонкая, чистая, светлая грусть - это и есть суть детства каждого из нас. И даже не пытайтесь убеждать, что оно было у вас счастливым. Не поверю!

***
Ребята, а ведь в сущности, Лев Толстой не был добрым. Слишком уж был занят собой, своими, порой бредовыми идеями. Он всю жизнь старался и принуждал себя быть добрым, а это, о-го-го какая разница.

***
Пишите, пишите пока молоды, не надейтесь на свою память. Потом придете, расскажите, как там… Интересно будет послушать вас -  загнанных годами, с одышкой и потухшим взором.

***
Удивительно: к концу жизни мне пришло сногсшибательное откровение - ничего важнее личной  жизни нет, и быть не может, все остальное - чушь, вздор!!! А дошло до меня только сейчас. Какая непростительная оплошность.

***
Мой сосед Петрович, когда выпьет, еще тот - философ.  Всякий раз что-нибудь высосет из пальца и несет такой бред, что…                                                                  
- Если взглянуть упрощенно, - на полном серьезе, говорит он, - То развитие человечества так схоже с жизнью отдельного человека, что диву даешься... Представь: вот оно родилось, (человечество) природа его нянчит, чему-то учит, оно взрослеет, начинает задираться, показывая свой характер. Далее наступает зрелость, мечты, надежды, открытия, драки за свои убеждения, появляется болезненное самолюбие, гордыня, амбиции, желание что-нибудь нагло отобрать… И тут как тут -  неприятие чужого мнения, самообольщение, скандальный вздор, орет как леший, не унять… Затем, всеобщее болезненное состояние, обширный инфаркт, амнезия, возвращение в детство, взрыв безумия. В итоге - смерть… А что, скажи, я не прав

***
Снится мне сон; будто я прощаюсь с жизнью, и хочу ей все высказать напрямик и весьма нелестное. Вот-вот сорвусь, полетят бранные слова, и я выложу все честно, как есть… Пусть, думаю, от обиды и унижения навернутся слезы, задрожит голос, но я все равно… Нет, ничего я не сказал, обнял ее, суку, и разрыдался.

***
Будто, сквозь запотевшее широкое окно - зимний пейзаж старого Парижа, обтянутый сизой дымкой Нотр-Дам де Пари, давно уже умершие танцовщицы на полупальцах, желтое море подсолнухов, маки, зонтики, завтрак на траве, пестрый вихрь танца, наполненный страстью и безнадежный взгляд безухого Ван Гога. Конец девятнадцатого столетия, импрессионизм… Все покрыто вечной тишиной.

***
Ночь, мороз…  Вокруг ни души, ни звука, ни огонька. Над головой безумная, сумасшедшая игра звезд и луны, и вдруг чувствую себя до неловкости простенькой песчинкой в этом великом бескрайнем  хаосе… Охватил такой ужас, словно смерть своими лапами.

***
Послушайте, отчего все чеховские герои, какие-то - недо… Недо-любили,  недо-делали,  недо-сказали,  недо-жили, и обязательно стреляются в саду, когда вокруг музыка, танцы… Прямо какое-то уютное безумие…
Ребячество, да и только… Разлюбил я Чехова.

***
Знаете, я не настолько жизнерадостный человек, чтобы по утрам петь в клозете, но признаюсь, что иногда, меня, нет-нет, да и  посещает желание промурлыкать бравурный марш или что-нибудь из оперетки Оффенбаха, и тогда, я нежно шепчу себе, «Пой на здоровье, милый, пой!»

***
О, Господи, надоумь кого-нибудь - пусть отнимут у меня бумагу и перо! Иначе не выбраться мне из этого, возвращающегося детства. Умоляю, пусть окатят мою голову студеной водой, вернут здравомыслие… Да поскорее, пока стучит в груди, еще дышу, пока совсем не впал в детство…

***
Все человечество, как и отдельная личность, постоянно томимо жаждой перемен. Так вот отчего, это извечное бунтарство народа.

***
Помят, небрит, царапающие глаза, ногти давно не стрижены, одежда - так себе - полна неприятных противоречий, лохматый как алабай, и как нет прошлого для женщины, так же нет для него будущего. Безразличен к тому, что все сторонятся, горд и мнит себя большим оригиналом, а уж как обожает вот это: «Сохраню ль к судьбе презренье…»  Не встречали? Нет?

***
Я часто, краем ума, думаю; какого черта я пыжусь, пытаясь понять непостижимое - смысл отпущенной жизни, которую я прожил нелепо, наспех, так и не сумев, понять. Может быть, смириться с тем, каков я есть, - и жить, есть, спать, любить, не понимая?

***
Странно - люблю шататься по старым кладбищам, остановишься возле чужой могилы, и вдруг… «Господи, так вот где ты упокоился, а ведь как гремел, потрясал, когда-то…»  Присяду на скамью из камня  и так мне легко, никого, кроме солнца и неба… Вот так и со мной разделается природа в один миг. А уж я-то, дурак, все выкомариваю, да все нежности, милые любезности…

***
Ответьте мне, братцы, неужели при всей несправедливости, а порой и жестокости нашей жизни, возможно, жить по-человечески, достойно, несмотря на все беды и трагедии с которыми она нас сталкивает? Подскажите кто может...

***
Мой сосед, однажды после бурного застолья, в отчаянном откровении, заметил мне, - А ведь, правды одной не бывает. Нет!.. У белых была своя правда, а у красных своя, - и тут, он неожиданно стал икать,… - А вот истина, это совсем другая сфэээра. Вы уже  старый, скорее всего, не способны это понять… Нет!

***
Ленин был нетерпим, особенно к тем, кто был не согласен с ним. Они были ему физически омерзительны. И еще, был вздорен, недоверчив, высокомерен, деспотичен, очень самолюбив. Был ли он  велик, гениален - не знаю

***
Многие уверяют, что старость, по большей части, подозрительна. Не верьте, это неправда, она - наивно-легковерна.

***
У Достоевского, и Митя с необузданным разлетом, и двуличная Грушенька, и Настасья Филипповна, и князь Мышкин, и Рогожин с его дикой неоглядностью… Да и сладострастный старик Карамазов - да простят меня все - это же все сам Достоевский.

***
Черт возьми! Неужели забыл, не помнишь; летний вечер, отец на лавке, забросил нога на ногу, ты садишься, он тебя держит за руки  и качает на ноге, а ты смеешься до икоты и умоляешь, «Еще... еще!» Ну, что, вспомнил? То-то...

***
В каждом из нас такого намешано, что не сразу разгребешь; и то, что вправду чувствуешь, и что навязали чувствовать; что любишь, и что предписано любить; что действительно ты, а что с годами вбили в тебя… Как выбраться из этого душевного раздрая?

 Николай 2016