Просматривая материалы агентства «Эфир-дайджест», выпущенные в декабре 1998 года, я наткнулся на бюллетень «Проблемы и мнения» (его называли «толстушкой») за 30 декабря 1997 года. Попал он сюда случайно. Но, как известно, ничего случайного в жизни не бывает. За оглавлением первой же расшифровкой шел пространный репортаж московского корреспондента Русской службы Би-Би-Си Марины Ромадовой по итогам прошедшего года. Этого было достаточно, чтобы я тотчас вспомнил историю, которая происходила примерно в конце весны более 20 лет тому назад...
До летучки, то есть до десяти часов утра, меня вызвал к себе в кабинет за двойными дверями председатель радиокомпании «Голос России» Армен Оганесян. Он сидел за огромным столом, обычно хаотически заваленном бумагами, но на сей раз они были тяжелыми стопами сложены на просторный подоконник, а перед ним красовался номенклатурный сувенирный набор – палехские шкатулочки, матрешки, деревянные ложки, пару дорогущих альбомов с репродукциями знаменитых картин, ручка с золотым пером в малахитовом футляре, записная книжка в кожаном переплете, две бутылки водки в экспортном исполнении и такие же две 500-грамовые банки черной икры. Председатель чесал огромные черные усы обеими руками и тяжело размышлял.
– Знаешь ли, – сказал он, протягивая мне руку и откладывая бутылку и банку в верхний ящик стола, – с тобой хотел побеседовать какой-то хмырь из Форин-офиса.
– Чего ему нужно? – забеспокоился я.
– Он отвечает в британском МИДе за радиоперехват Би-Би-Си и намерен обменяться опытом. Известное шпионское дело. Вот его визитная карточка.
Я только успел прочитать «мистер Джеймс Питер», и карточка исчезла.
– Как мы выглядим в сопоставлении? Тебе известно чего-нибудь про них? – поинтересовался Оганесян, забирая ручку себе и возвращая бутылку водки на стол.
– О радиоперехвате? Конечно, – заторопился я. – Старинный особняк в Кавершэм-парке, графство Беркшир, рядом с Лондоном. В западной пристройке есть новые студии с современным оборудованием, а в старой части еще пользуются пневмопочтой, как и во времена Оруэлла, ламповыми приемниками и ленточными магнитофонами.
– А он разве там работал?
– Оруэлл? Еще как! И особняк напоминает Министерство Правды... 350 часов прослушивания в сутки на 38 языках.
– Надо же, – удивился Армен, – мы тоже вещаем на 38 языках.
– Я не думаю, что нас они на всех языках слушают.
– Как знать, – задумался он, почесывая усы.
– 300 сотрудников, включая руководство. Думаю, на самом деле больше, особенно если учитывать обслугу.
– А у тебя?
– 60 человек на 50 часов.
Помолчали.
– Хочешь, возьми бутылку.
– Зачем она мне?
– Водка хорошая... Я решил, чтобы вы с этим Питером побеседовали здесь у меня. Ври в пределах скромности и туманности.
– А чего врать? У нас – своя компьютерная сеть, компьютерная запись звука, автоматическая архивация, безбумажное производство. Можно и у меня переговорить.
– Чтобы он фотографировал через мини-объектив в ширинке?
– Как знаешь... У нас ведь есть и подмосковный центр, и дальневосточный, – зачем-то прибавил я. Отчего бы не похвастаться, если есть чем.
– Про это ему знать ни к чему. Не лететь же с ним на Дальний Восток? А чего у нас там за дела?
– Я же тебе подавал служебную. 500 часов записываем в сутки...
– Погоди-ка, – он встал и направился в приемную, я последовал за ним.
Там он дал команду златокудрой секретарше Елене собрать подарки в два пакета и вернуть письменный стол в первозданное хаотическое состояние.
Пока она занималась в кабинете, Оганесян сидел в ее скромном кресле и раскачивался, хорошо, что оно не развалилось под его весом, я же занял место на одном из стульев у окна. Мы продолжили прерванную беседу.
– Встреча назначена на два часа. Поболтаете у меня, пообедаем, а потом ты его с подарками проводишь в посольство. Главное, ничего лишнего. Меньше говори, больше слушай, привирай, но умеренно... Так что там на Дальнем Востоке?
– 500 часов в сутки записываем, а обрабатывать некому.
– Как так?
– Людей не хватает.
– Где я их тебе возьму? Кругом оптимизация и сокращения...
Джеймс Питер оказался типичным долговязым англичанином лет сорока. По-русски не понимал, приехал с весьма подозрительно привлекательной переводчицей.
– Как же вы посещаете Россию и ни слова по-русски не знаете? – спросил его Оганесян по-английски.
– Я – скромный чиновник, – отвечал тот без улыбки, – завтра улетаю в Китай. Полиглота из меня не вышло, – пожал он плечами.
Дальше беседа проходила через переводчика. Мистер Питер рассказал про Кавершэм-парк, упомянув, что они ежедневно выпускают примерно 100 страниц информационной продукции. Я сообщил, что у нас на круг выходит примерно столько же. Потом мы обменялись серией технических вопросов. Но главное, что его интересовало: ведем ли мы тематическое описание всех поступивших сведений или же доверяем редакторам самим отбирать наиболее актуальные материалы для обработки, просматриваем ли мы информационный поток весь подряд или только выборочно.
Я старался отвечать уклончиво, ибо по правдивому ответу легко можно было вычислить наши возможности и составить представление о штатном расписании...
После отменного обеда, на котором почему-то присутствовал некий референт из президентской администрации, мы покинули здание на Пятницкой, 25. Был солнечный теплый день. Чувствовалось скорое приближение лета. Решили прогуляться, отпустили служебную машину, тем более, что до Софийской набережной, где тогда располагалось посольство Великобритании, было рукой подать.
Мистер Джеймс Питер шел впереди с переводчицей, я следовал за ними, руки у меня были заняты пакетами с подарками. Родное Замоскворечье убаюкивало душу. Скоро я буду свободен и это всё закончится – с плеч долой и из сердца вон, думал я.
Уже виднелся особняк посольства, а за ним – через реку – стены древнего Кремля. Мои спутники беззаботно болтали по-английски. Вдруг Джеймс Питер остановился, обернулся, весело поглядел на меня и произнес на правильном русском языке:
– Михаил Олегович, вы меня за дурака держите?
У меня сердце застучало, как отбойный молоток, от внезапности я мог потерять сознание. За 21 год безумной работы в Службе мониторинга нервы были ни к черту...
– С чего вы взяли? – выдавил я из себя с величайшим трудом после паузы.
– А где же 500 часов прослушки на Дальнем Востоке?
– Я вам не обязан докладывать. Это такие... непростые сведения... Я вам ничего не говорил. И никогда не скажу.
– Успокойтесь. Я вас ни о чем не спрашивал. Считайте, что догадался сам.
– Думайте, что хотите, – я передал подарочные пакеты и распрощался...
То, что британцы прослушивают Кремль, мне было давно известно. Оказывается, не только. Им предлагали покинуть это место еще в конце 60-х годов. Посольство перебралось на Смоленскую набережную лишь в начале XXI века, но резиденция посла находится здесь до сих пор... Вовремя и удачно мы перешли в приемную...
Дойдя до Пятницкой, я передумал возвращаться на работу и нырнул в метро, чтобы отправиться домой. На эскалаторе меня догнала Марина Ромадова – эдакий усталый, но бодрящийся воробышек. Она вела на пару с Мариной Старостиной на «Открытом радио» большие информационные программы. Теперь «Открытого радио» не существует. Марина Старостина работает на «Эхо Москвы». Марина Ромадова через год или два переехала в Лондон, но на Би-Би-Си ее больше нет...
– Михаил Олегович, я по поводу мистера Джеймса Питера... Я по поручению английских товарищей. Они интересуются...
Она не успела договорить, как я с полной уверенностью заявил:
– Сокращений на Би-Би-Си в ближайшее время не будет.
29.12.2017
29 декабря 2017
Иллюстрация к: Карандашом на стене. Шпион Джеймс Питер