Похититель книг

Видно, зарыл в себе талант следователя, нити преступлений к которому тянутся сами, словно выставленная на окне переросшая помидорная рассада - к свету. Покажу сие положение на двух примерах, и читатель сам решит, так ли это на самом деле. Произошли эти преступления - не преступления, но, будем говорить, незаконные действия некоторых несознательных граждан в Благовещенске, с интервалом в год-два в одном и том же, построенном в псевдоготическом стиле, здании, которое ещё с позапрошлого века было то речным вокзалом, то торговыми рядами, то гостиницей, то ещё чем-то.

На углу здесь висит мемориальная доска с барельефом Чехова, поднявшего указательный палец левой руки, словно бдительная женщина в косынке на плакате "Болтун-находка для шпиона". Под портретом написано буквально следующее: "Здесь 27 июня 1890 года останавливался А.П.Чехов". Понятно, что, проезжая Благовещенск по пути на Сахалин, "останавливался" великий писатель в гостинице, располагавшейся тогда в этом здании, или в каких-либо комнатах отдыха при речном вокзале, а не по какому-либо другому поводу. Об этой "остановке на углу" доска мне напоминала почти ежедневно, потому как проходил я там весьма часто, работая научным сотрудником АмурКНИИ, занимавшем всё это здание после ряда переселений разнообразных организаций за сто с лишним лет.

Окна моего кабинета смотрели на Амур, поэтому, приходя на работу, в течение всего дня, в любую минуту, лишь подняв глаза от книги или бумажного листа, на котором в муках рождалась очередная статья, или, оторвавшись от видимой лишь в окуляры поляризационного микроскопа разноцветной мозаики слагающих горные породы минералов, через окно с широченными подоконниками, соответствующими толщине стен этого старинного здания, мог наблюдать заграницу - маленькую частицу Китая под названием Хэйхэ. Поздней осенью порывистый ветер приносил с противоположного берега жёлтые листья тополей, - они ничем не отличались от российских. 

Наш институт был уникальным, достойным занесения в книгу рекордов Гиннеса, - самый пограничный в мире, - но, похоже, никому не приходило в голову его туда номинировать. На упомянутых выше подоконниках, по весне, в короткую эпоху увлечения огородничеством, я выращивал в ящиках помидорную и перечную рассаду, поэтому наблюдения о ней, тянущейся к свету, сделал не понаслышке. 

Чтобы читателям стал понятен мотив первого раскрытого мной «преступления», буду его так условно называть, следует напомнить, что в начале девяностых годов прошлого века с некоторыми нужными в быту предметами и книгами, а именно детективами, даже напечатанными на газетной бумаге, в скверных тонких обложках, в нашем государстве сложилась ситуация, когда в магазинах ничего этого нельзя было купить, чем незамедлительно воспользовались пункты приёма вторсырья.

За сданные тряпки и макулатуру в них можно было стать обладателем некоторых дефицитных тогда вещей, как, например, самые обыкновенные кроссовки, люстра, ситцевый халат и прочая дребедень, которой сейчас завалены прилавки магазинов и многочисленных рынков. Продавались там также сборники Агаты Кристи, Сименона, ещё каких-то модных тогда детективов. 

Сдавая накопившиеся газеты, - в начавшуюся эпоху гласности они стали много интереснее детективных романов, - я тоже иногда пользовался услугами одного из таких пунктов, находящегося довольно близко от моего дома, и, наоборот, сравнительно далеко от института. В нём последовательно приобрёл перечисленные выше товары, кроме книг, которых у меня и без того было достаточно. В тот раз приехал на своём "Урале", - велосипеде, отнюдь не грузовике или мотоцикле, - за халатом для мамы, поскольку вскоре собирался ехать в гости к родителям. Женщина-продавец, взвесив привезённые газеты, попросила меня занести их в подсобку. 

Там уже были навалены кипы газет, книг, лежали тюки тряпья. Пристроил свою связку на свободное место, невольно бросил взгляд на стоящую рядом стопку книг и с самого её верху сразу заметил учебник по общей геологии. Точно такой же стоял в шкафу в моём рабочем кабинете, - иногда пользовался им, освежая в памяти некоторые вопросы, при подготовке к занятиям в геологическом кружке при местном центре по туризму и краеведению. 

Стало обидно, что такие редкие и нужные человечеству книги сдают в макулатуру, поэтому вытащил учебник из-под скрепляющих пачку верёвок (лежащая второй книга была развёрнута задней частью обложки, её названия я не увидел) и вместе с учебником вышел из подсобки. Спросил у приёмщицы, могу ли взять книгу себе, - решил её кому-нибудь подарить, вторая она мне была, в общем-то, без надобности - возмещу, дескать, газетной макулатурой, всё одно должен подвезти её ещё, поскольку сданного количества не хватало, чтобы совершить необходимую покупку. Она не противилась, никаких объективных причин не было, чтобы вдруг не разрешить, - если, конечно, ей не быть в скверном настроении. Этого, к счастью, не наблюдалось, поэтому книгу забрал беспрепятственно.

Вышел на улицу к своему велосипеду, и прежде, чем засунуть учебник за пазуху, пролистнул страницы, чтобы убедиться - не выдёргивались ли у книги листы, что было бы не удивительным, коли, её сдали в макулатуру. Когда же случайно открылся её форзац, в его левом верхнем углу вдруг увидел свой собственный чёткий автограф, выводимый одним росчерком пера и настолько понравившийся моей маленькой дочери, что она, научившись писать и, начав тоже расписываться, предложила мне свой автограф поменять, - она, дескать, будет так расписываться, а мне нужно придумать другой. ... В это было трудно поверить, но то была моя собственная книга. 

Немного обалдевший от такого открытия, покрутил педали велосипеда за второй пачкой газет. Жить становилось интересней, чем каких-то несколько минут назад, ведь теперь мне предстояло выяснить, каким образом мирно стоящая в моём книжном шкафу на противоположном конце города, в здании с толстыми стенами книга вдруг очутилась в приёмном пункте макулатуры, а разгадывание тайн природы было моей профессией и написанная диссертация и каждая статья являлись своего рода расследованием этих тайн.

После взвешивания вновь привезенной порции газет, снова попал в ту же подсобку, причём приёмщица на этот раз сама хотела занести макулатуру, но я сказал, что сделаю это лично. Надо ли говорить, что первым делом кинулся к той пачке книг, в которой уже нашёл свой учебник. Батюшки светы! - достаточно было взглянуть на корешки книг, чтобы увидеть, что в пачке были сплошь книги по геологии, некоторые из которых опять-таки были моими. То же самое было в других, соседних связках. 

Выйдя к приёмщице, задал ей законный вопрос, - откуда здесь эти книги? Она ответила, что в обмен на парочку детективов их принёс однорукий мужчина. Задумался, - у нас в институте работали два сотрудника, с неполным, так сказать количеством рук, но, во-первых, они были весьма уважаемыми людьми, а, во-вторых, вообще сидели в другом здании, - наше в собственности института было не единственным. 

Тогда попросил, чтобы макулатуру в ближайшие два-три часа, - за это время надеялся вернуться с заинтересованными лицами, ведь, судя по всему, здесь находились книги и других сотрудников, - никуда не отвозили, и объяснил почему: мы её, дескать, заберём, поскольку книги наши и весьма ценные для амурской и даже мировой геологической науки. Приёмщица ничего не имела против такого решения проблемы (для неё, впрочем, всё это никакой проблемой не было), вот только попросила привезти эквивалентное по весу количество макулатуры. Пообещал это сделать, ещё не зная, где её буду брать, и на всех порах помчался в институт, где к тому времени уже должен был закончиться обеденный перерыв.

Привезённая мной весть о хищении книг быстро разнеслась по длинному коридору института и его кабинетам, из которых стали выползать (правильнее было бы сказать "выходить", но "выползать" - сильнее) сотрудники, один из которых - Гоша Козырин - тут же нашёл разгадку таинственного преобразования научной литературы в обыкновенную макулатуру. Он напомнил, что незадолго до этого уволился вахтёр, у которого не было одной руки. Всё совпадало - имея ключи ото всех кабинетов, сдаваемых на вахту, за ночь ему ничего не стоило ходить по лабораториям, выдёргивая понемногу из шкафов, - чтобы не бросалось в глаза, - книги научных сотрудников, черпающих из них идеи и факты, благодаря чему рождались новые идеи, статьи, диссертации. 

Коллектив поручил довершать дело мне. Вместе с Николаем Остапенко, на его машине, заехали сначала на квартиру к Лёше Данилову, высказавшем горячее желание избавиться от имеющейся у него пылящейся в подвале макулатуры в виде толстых журналов, - одно время в начале перестройки все кинулись их выписывать (а некоторые даже читать), потом приехали с ней в злосчастный пункт приёма вторсырья, я-то уже в третий раз за какие-то два часа, где смогли, наконец, вызволить несколько пачек научной литературы. Как выяснилось, здесь были даже пояснительные записки к геологическим картам с грифом "для служебного пользования", взятые в первом отделе института и беспечно поставленные наивными геологами в книжные шкафы. И всему этому интеллектуальному богатству была уготована печальная участь, - стать переработанными в обёрточную или даже туалетную бумагу.

А на того вахтёра была потом написана соответствующая бумага в милицию, и она им даже занималась какое-то время, но, сдаётся мне, ввиду малоценности - по мнению следователя - похищенного, дело было спущено на тормозах. Да мы, впрочем, и не настаивали на суровом наказании, ведь, главное, - все книги были возвращены своим владельцам, и они ещё послужили большой науке. А что было бы, если я не приехал в тот самый день со своей макулатурой (а делал это не чаще одного раза в два года)!? Скорее всего, так никогда и не догадались бы, куда делись наши книги, и это стало бы ещё одной, локальной, "загадкой века". 

Второй случай тоже был связан с вахтёром и в том же здании на набережной Амура, по которой я имел обыкновение совершать пробежки, ведь жил на улице Кузнечной в паре кварталах от её начала, близ мрачной заброшенной стройки театра, прозванной в народе Бастилией, иногда по утрам, но чаще по вечерам, когда не нужно торопиться на работу. В тот раз она у меня была вечерняя, - уже в глубоких сумерках пробегал мимо своего института и с удивлением заметил, что в нашем кабинете горит свет, хотя уходил из него последним. Любопытство взяло верх, подкрался к окну и в щель между занавеской и стеной стал созерцать прелюбопытную картину: за столом моего товарища Игоря сидел наш вахтёр собственной персоной, уже другой, не тот любитель детективов, и внимательно изучал содержимое ящиков его стола. Вот он достал новенький ручной фонарик, другой, - они были приобретены на полевые работы (у геологов так экспедиции называются, не надо путать с полевыми работами у тружеников села), - повертел один из них в руках, повключал и ... положил в свой карман. Вахтёр, видимо, решил, что двух фонариков Игорю много, надо бы делиться с неимущими. 

Разумеется, на другой день тоже поделился с Игорем - своими наблюдениями и не потому, что так уж жаждал заложить вахтёра, безобидного, в общем-то, мужика, а просто самому очень не хотелось попадать в список подозреваемых по этому "делу", куда волей-неволей Игорю пришлось бы включить и меня, хоть бы он и не желал этого делать, поскольку за свою довольно продолжительную жизнь в хищениях чужой собственности замечен не был. И не потому, что умело скрывал свои такого рода проступки, а по простой причине их несовершения. Однако, известно же, что изначально безгрешен только Иисус Христос, да новорождённые младенцы, - никакого алиби у меня не было, - безусловного отсутствия в Благовещенске, например. 

Много позже понял, как мне следовало тогда поступить, чтобы и «волки стали сыты, и овцы целы». Достаточно ведь было, добравшись до телефона, позвонить на вахту и как можно более загробным голосом, как это делали подручные Воланда в "Мастере и Маргарите", до полусмерти запугивая начальство варьете Римского и Варенуху, сказать примерно следующее: «Сейчас же положи на место то, что ты взял в ящике стола девятого кабинета, и никогда впредь так не делай, иначе сурово накажу!» Вот только ещё вопрос, не тронулся ли бы тогда умом вахтёр, услышав такое?

Игорь был довольно резким малым, поэтому он сразу "взял быка за рога" и быстро расколол вахтёра, который вернул фонарик, клятвенно заверяя, что его бес попутал, и он готов поставить бутылку и даже две, чтобы загладить свою вину.

Ну, а я вновь подивился факту своего появления в нужном месте в нужное время и предлагаю сделать то же самое любому, до конца дочитавшему этот рассказ.

 Геннадий Ботряков

x

Иллюстрация к: Похититель книг