За Патриарха !

Сегодня я проснулся необычайно рано – даже солнце еще не успело взойти на Востоке. Вот уже почти час, как я бодрствую и не могу понять, что же именно прервало мой блаженный покой. Что-то шевелится у меня где-то в груди и тревожит меня. Это странно. Никогда раньше со мной не случалось ничего подобного. Какие-то недостойные мысли пытаются проникнуть в мой ум… не иначе, как сам Сатана искушает меня. Я изгоню эти мысли ереси именем нашего Патриарха!

В смутных чувствах я включаю свет и вещание, ведь скоро должна начаться утренняя церемония молитвы – и мы, дети Божьи, все как один склоним головы в эти торжественные минуты и во всех сердцах благословим Его Преосвятейшество – скромного наместника нашего небесного Отца на этой грешной земле.

Я беру позолоченную вещь, выполненную в форме креста, и аккуратно вдавливаю небольшую кнопку на ней – и это чудесное устройство, дар Божий, которое наш Патриарх назвал «видеодисплеем», оживает. Кажется, несколько столетий тому назад такие вещи называли «пультами», а аналогом этого «видеодисплея» был так называемый «телевизор». Впрочем, я не уверен. Я не был прилежным учеником в нашей школьной семинарии, да и о прошлом нам рассказывали очень мало.

До начала утренней молитвы, что будет распространена с помощью этих видеодисплеев в каждый дом, всякий приют всякой души, остается совсем немного времени. Мне надо успеть принять земную пищу, дабы напитать мое тело – а потом все свои силы я отдам духу и буду скромным служителем в этом несовершенном мире во имя целей нашего Святого Отца, да святится имя его на небесах во веки веков!

С тех пор, как скромные служители нашего Патриарха придумали какой-то удивительный способ практически мгновенно создавать пищу из отдельных веществ, что дарует нам природа – мы не знаем недостатка в еде, потому что она может быть сделана практически из всего, что есть в этом мире. Воистину, только сам Господь мог даровать нашему Патриарху такое великое могущество над миром, воистину, наш Патриарх – его наместник на земле!

Я успел насытить свое грешное тело и уже было погрузился в прекрасные мысли о том великом райском царстве, в которое ведет нас, его смиренных служителей, наш прекрасный Наместник, как видеодисплей издал уже знакомый мне звук – это значит, что вот-вот должна была начаться утренняя молитва, – и мы, несовершенные творения нашего великого Отца, получим еще одну возможность погрузиться на время в его великую даруемую нам благодать,  еще одну возможность очистить свои души от всякого зла.

Если мы станем смиренны и будем любить своего Патриарха, то эта молитва дарует нам ни с чем не сравнимую радость и покой – потому что так и должно быть.

Молитва была чудесна – как всегда, она была удивительна. Это такое неописуемое блаженство – стоять, смиренно склонив свою голову, слушать чудесные песнопения и осознавать себя частицей чего-то большего, чего-то великого, чего-то вечного. Это ни с чем не сравнимое блаженство – слышать голос самого Патриарха, когда он приветствует детей своих и благословляет их с новым днем в этом мире.

Когда молитва кончилась, я чувствовал себя на вершине счастья и душа моя пела в восторге. Все те грешные мысли, которыми сегодня утром пытался искушать меня Антихрист, исчезли. Так и должно быть – ведь истинный свет, даруемый нашим Наместником, очищает наши души, так что никакое зло и ересь не может войти в них!

Сейчас мне предстоит отправиться в главную церковь нашего города – а всего праведными трудами служителей Патриарха было создано уже около пятисот этих малых домов Божьих – дабы представить мое новое творение на справедливый суд ее главы Святого Алексия II. Он прочтет мою новую книгу и, если она будет одобрена его святейшеством, – даст свое высочайшее благоволение печатным агентствам размножить ее текст, дабы дети Божьи могли вкусить ее аромат и укрепиться в своей праведной вере в Бога и нашего всевеликого Патриарха.

Я выхожу из своего дома и с наслаждением вдыхаю чистый воздух Господень. Скромные слуги его Святейшества Патриарха смогли изобрести такие двигательные аппараты, которые оставляли воздух в его первозданной чистоте, не выделяя в него никаких так называемых «газов», работая исключительно на энергии света, что дарует нам прекрасное космическое светило. Воистину, нашему Наместнику ведомы великие пути!

Я двигаюсь по направлению к дому Господнему – и радость переполняет меня. Я уже вижу свою встречу с его святейшеством Алексием, я уже вижу его сиятельную улыбку, я уже вижу, как моя книга поможет нашим братьям в их пути разума и сердца. Воистину, это чудесный день!

***

Господи, откуда во мне взялись эти мысли, истреби их Патриарх?!

Что-то происходит в моей душе, что-то очень странное и очень необычное, что-то непонятное для меня. Это почти то же самое чувство, что появилось два дня назад. Какие-то смутные сомнения в верности моей жизни и жизни моих земных братьев… Неужели даже утренняя молитва более не способна очистить мою душу от этих пагубных сомнений?

Это чувство вновь родилось во мне после встречи с его святейшеством Алексием через день после того, как я отдал ему рукопись своей книги, дабы он мог высказать свое мнение о ней и дать свое благословение на ее распространение.

Дать свое благословение… он не дал своего благословения! Он не только не дал своего благословения, он был очень гневен и очень зол. Его преосвятейшество был в гневе… это невозможно! Это воистину невозможно! Как, как это может быть возможно, чтобы такой великий человек был способен опуститься до гнева?! Я не верил собственным ушам, когда он начал свою речь!

– Известно ли тебе, сын мой Петр, что своей, гхм, книгой ты нарушаешь все заповеди, данные нашим великим Наместником?! – голос его преосвященства был холоден как сталь, какие-то недоброжелательные нотки прорывались через него.

– Отец, чем же я нарушаю его великие заповеди? – вопрошал я.

– Чем? Ты спрашиваешь меня, чем ты нарушаешь его заповеди? Я отвечу тебе, чем! В своей книге ты говоришь, что творцом мира был Бог, ты утверждаешь, что Наш Патриарх – его скромный служитель. Наш Великий Наместник не его «скромный служитель», наш Наместник – его праведный Сын, он само осуществление нашего Отца в этом мире! Он – это Бог, он – его воплощение! Разве не говорилось вам об этом в вашей духовной школе? Разве не говорилось вам, что слово нашего Патриарха – это слово самого Бога, выраженное через его уста, разве не говорилось вам, что слово его – закон для всех праведных детей божьих?!

– Его преосвятейшество, но как же небесный Сын может стоять выше небесного Отца? – вопросил я.

– Стоять выше своего отца? Сын мой… – и его преосвященство поперхнулся – наш отец – это наш Патриарх! Он наш отец и спаситель наших душ в этом мире!

– Но нам говорили… – начал было я.

– Вам говорили? Ответь же мне, сын мой, кто говорил вам эти слова?

Я назвал имя служителя в нашей духовной школе.

– Благодарю тебя, мой сын, ты сослужил великую службу делу искоренения всякой… ереси.

При слове «ересь» я вздрогнул. Ересь – это огромное преступление, ересь лишает человека права войти в божественные врата Рая – так говорили все святые отцы, вот только мой учитель почему-то ничего не говорил мне об этом. Почему же он повинен в ереси, почему?! Какое преступление божественной воли он совершил? И я задал этот вопрос его преосвятейшеству.

– Он совершил преступление, совращая детей божьих с их праведного пути, и он подлежит наказанию за этот грех. Мы примем необходимые меры, – и его преосвященство дал мне знак замолчать и не задавать больше вопросов. И, не в силах не повиноваться ему, я замолчал… лишь только какое-то смутное сомнение в этот момент шевельнулось в моей душе.

Его преосвященство продолжал.

– Далее, ты говоришь, что за все грехи свои дети божьи будут наказаны своим небесным Отцом во время Священного Суда и «по делам их воздастся им». Истинно, «по делам их воздастся им»! Однако известно ли тебе, что наш всевеликий Патриарх как олицетворение воли нашего небесного Отца может сам наказывать и даровать прощение своей великой милостью грешным детям уже в этом мире?!

Далее, ты говоришь: «…ибо только наш неземной Господь имеет власть над сущим и не сущим, и лишь Его суд праведен и вечен…» Суд на Земле ведет наш Патриарх! Мы, скромные служители его, можем лишь смиренно выполнять его волю, которая есть воля нашего неземного Отца, не задавая вопросов о том, может ли его суд быть неправедным, потому что суд нашего Наместника всегда праведный, ибо он есть олицетворение Бога! Известны ли тебе случаи, сын мой, – и его преосвященство снова поперхнулся, – когда наш великий Наместник вершил неправый суд над детьми и служителями своими?

– Нет, отец.

– То-то же, сын мой. Ибо суд его праведен вечно – во веки веков, да святится имя его!

В это мгновение лицо его преосвященства залила сиятельная улыбка – казалось, он увидел само пришествие Спасителя вместе со свитой небесных ангелов. Однако, как только он вновь взглянул на меня, его улыбка тотчас же исчезла.

– Однако это не прощает твоих ошибок, сын мой, – и преосвященство поперхнулся в третий раз.

Ты говоришь: «…ибо есть только одна великая сила в этом мире и одна великая ценность – и это есть любовь, и это есть проявление нашего неземного Отца в этом мире…» – это неверно! Наша сила – в нашей вере в Патриарха! Какая еще сила тебе нужна? Только вера в него движет и спасает нас, только такая вера помогает нам жить!

«Ваша вера есть подавленное сомнение», – пришли мне в голову в тот момент слова, однако я тотчас же отбросил эти пагубные мысли прочь. Его преосвященство теперь смотрел на меня уже чуть ли не с гневом, и голос его стал совсем ледяным.

– Но мало того, что ты пытаешься подорвать веру в нашего всемилостивейшего Патриарха, ты еще стремишься свернуть отроков его с пути истинного! Ты говоришь: «…а все обычаи, и обряды, и ритуалы исчезнут, как будто бы их никогда и не было раньше… и люди будут молиться в своем сердце и устремляться в сердце, и выражением устремления станет любовь…» Как могут исчезнуть все священные ритуалы, если они заповеданы нам нашим Патриархом, если они заповеданы нам нашим отцом как способ постигнуть его и приобщиться к его вечной благодати?! – его преосвященство уже почти кричал. – Это невозможно, это просто немыслимо! Это настоящая ересь, сын мой! Мало, мало того! Ты подрываешь доверие к нам, скромным служителям нашего отца!

Ты только задумайся над тем, что ты говоришь: «…а вещи этого мира исчезнут и пропадут, и никогда уже не будут важны для вступающего в царствие Отца… и никогда не были по-настоящему важны, ибо преходяще сущее это, и как вступаем в него без ничего, кроме огня сердца своего, так и уходим ни с чем, кроме него. И тогда все поклонения, и ритуалы, и вещи, используемые для них, и всевозможные земные культы становятся не важны…»

Это немыслимо! Все те священные ритуалы, которые мы проводим для них – это величайшие дары, заповеданные для нас, ими мы помогаем нашим последователям. Мы очищаем их души, мы, как служители нашего Отца, искупаем их грехи, мы спасаем их! Как же можно не признавать это, как же можно отвергать благодарность наших братьев, которая даруется нам ими в своей смиренной щедрости?! Но ты, ты говоришь: «ибо только любовный огонь сердца способен искупать грех, но никакие ни ритуалы, ни вещи, ни прочие земные ценности… ибо они есть преходящее, и только огонь сердца и духа вечен…» – это истинное непонимание смысла вещей! Наш Отец дал нам право искупать грехи детей наших, что по смирению своему являются к нам – и мы служим великую службу, помогая им освободиться от этого груза, а ты… ты!… – его преосвященство так разгневался, что уже чуть ли не задыхался, – ты позоришь весь род наш, всю службу нашу, все достижения наши! И последнее: «…ибо Отец наш живет не вовне, но в каждом из нас… и он есть Бог, и он есть – любовь…» И он есть – Патриарх! И он есть – вовне, ибо только он свят, а мы грешны, и Бог не живет в нас! И только он милостью своей может спасти наши души, но не мы сами! Он!» – преосвятейшество уже стоял во весь рост и кричал.

Я все еще не мог оправиться от удивления, смущения, растерянности… именно тогда это сомнение вновь шевельнулось во мне.

– Я посмотрю до конца твою рукопись, сын мой, и скажу тебе свое решение через десять дней. Но не рассчитывай, что я дам тебе возможность ее распространить до существенной… доработки, да и, возможно, распространить вообще. Кроме того, мы проведем дознание с твоим, гхм, учителем, да и с тобой, думаю, тоже, – и он холодно воззрился на меня. – А пока ступай с миром, сын мой, – преосвятейшество вновь овладел собой. – Ступай с миром.

В растерянности, в смущении я вышел из храма. Это был, воистину, день печалей.

Выходя из церкви, я заметил, как к какому-то моему брату, только что вышедшему из церкви, подошел кханджи – так называли плененных людей-изгоев, коих теперь становилось все больше и больше с тех пор, как два года назад наша cвятая Империя начала Священную Войну. Мы относились к ним с великой… милостью – некоторым из них разрешали жить в городах, только вот жить им было, по-видимому, очень тяжело… однако в выступлениях Патриарха никогда не поднималась эта тема.

Этот кханджи подошел к моему духовному брату и стал, по-видимому, что-то просить. Тогда, не долго думая, мой духовный брат, на лице которого некогда была сиятельная улыбка, пнул его ногой так сильно, что кханджи отлетел в сторону, кубарем покатившись по лестницам.

Все это я уже видел, когда флайнер – один из видов транспорта, изобретенных приближенными нашего Наместника, работающий на энергии солнечного светила, – увозил меня прочь. И я ничего уже не мог поделать…

Боль, огромная боль всколыхнулась в моей душе тогда – сочувствие к этому маленькому, выброшенному, отброшенному, отопнутому! – брату заполнило мое сердце. Именно тот момент породил эти мучительные и нестерпимые сомнения во мне.

***

У меня было десять дней до того, как мне снова придется встретиться с его преосвященством Алексием II по вопросу моей рукописи – и я не хотел их терять.

Боль – громадная, неописуемая словами боль – она рвала и крошила мое сердце. Я не понимал – я не мог понять! – как, как мои братья могут быть такими… такими… бесчеловечными. Как они могут быть такими жестокими – как, почему, за что? Вся благодать ушла, осталась только боль. А за ней пришли сомнения.

Я и раньше слышал про Священную Войну, про великую войну, про праведную войну. Помню, как Патриарх выступал перед всеми, как возвышенно он говорил о том, с какими недочеловеками, не верящими в Отца, нам приходится бороться, с какими убийцами, с какими грешниками. Он говорил, что, убивая их тело, мы спасаем их души. Тогда я верил в это – я не мог не верить моему Патриарху! – а теперь, после случая с этим кханджи… я засомневался.

Час за часом, день за днем сомнение мое росло – я уже не мог спать, я метался ночью в каком-то кошмарном бреду. Мне виделись сотни этих кханджи, мне виделись легионы облаченных в белую одежду святых братьев, убивающих их одним ударом с криками «За Патриарха!», тут же осеняющих их знаком креста – и идущих все дальше, дальше, дальше…

И тогда я просыпался, не в силах больше видеть это. И тогда я размышлял. Через десять дней я вновь пришел к его преосвященству – и никакого восторга в моих глазах больше не было. В его глазах, впрочем, тоже.

– Мы нашли твоего учителя, сын мой, – и его преосвященство в который уже раз поперхнулся. – И просмотрели до конца твою рукопись. А теперь слушай наше решение! – и он торжественно поднял руку. – За распространение ложных сведений, за попытки отвести детей нашего Патриарха с пути истинного, за попытки привести их в лоно Антихриста человек по имени Хрис приговаривается к заключению в катакомбы Собора Патриарха навечно, вплоть до того дня, когда Антихрист сам придет за ним, дабы забрать его черную душу! Приговор подписан самим Высочайшим Патриархом и обжалованию не подлежит!

Я обомлел. Хрис, мой учитель, давший мне столь много в той духовной школе – он приговорен к заключению! Никогда, никогда, никогда я еще не слышал ни об одном случае подобного заключения – а теперь, при мне, прямо на моих глазах… как это возможно?!

– Вывести грешника! – раздался голос преосвятейшества.

И тогда они – несколько мускулистых человек в белых рясах – вывели его. Я не узнал его – я бы не узнал его, встреться мы вновь при других обстоятельствах – он совсем не был похож на образ того Хриса, который я помнил с детских лет. Он ужасно постарел и еле волочил ноги, так что четырем помощникам приходилось очень сильно подталкивать его. На лице его была видна кровь. «Пытки?» – мелькнула у меня мысль.

– Учитель, Хрис! – закричал я изо всех сил, стараясь перекрыть шум непонятно откуда взявшегося ветра.

Он обернулся. На искромсанных высохших губах его появилась слабая улыбка.

– Петр, сынок мой, ты ли это? Они тоже поймали тебя, да? Прости меня, сынок… прости… я должен был предвидеть, что это произойдет.

– Учитель, но почему?! Почему все так произошло? Неужели все то, что нам говорили – все это ложь?!

Было видно, что Крис вновь улыбнулся своими не слушающимися губами.

– А вот теперь, сынок, ты и пробудился, – ответил он, и в это же мгновение рев нахлынувшего ветра заглушил все иные звуки.

Я видел, как четверо людей уволокли моего учителя куда-то за здание, я хотел было ринуться ему на помощь – но меня тут же схватили трое таких же людей в рясах.

– Не дергайся, браток, – улыбнулся один из них.

Когда через несколько секунд передо мной вновь появилось его преосвятейшество – я уже не был удивлен.

– А тебя, сын мой… тебя мы вынуждены будем отправить на… чистку, дабы твой разум вновь стал святым и никакой бес не закрался в него! – и он улыбнулся. – Взять его! За Патриарха!

Весь мой мир в одно мгновение рухнул. Все, чему я верил, все, на что я надеялся, – все стало ничем, все было напрасно. Когда мои… братья схватили меня – я не сопротивлялся. Это было уже ни к чему.

«Да будет на все воля Божья», – успел подумать я прежде, чем увесистая деревянная дубинка одного из белых братьев опустилась на мою голову…

26.05.2005

 Прохор Озорнин