Трамвайный билет

      Было уже далеко за полночь, когда он, наконец, решился. Ходил до этого по комнате, мерил ее из угла в угол и курил, курил беспрестанно…  Порой останавливался у окна и бездумно смотрел на темнеющий неторопливо двор. Для чего-то открыл холодильник, тупо уставился на замерзшую белизну. На глаза попалась бутылка коньяка в дверце. Очнулся и закрыл холодильник.

      Подсел к компьютеру и вновь попытался перечитать всю переписку с ней за два года. Голова ничего не соображала. В голове уже прочно засела мысль: «Надо ехать, надо ехать…».  Будто вагон стучал на стыках.

      - Куда? – произнес он вслух. – Зачем? Чего ты мечешься, урод?!

      Тоскливо было на душе; и тревожно, и пасмурно. И все это - от неопределенности. Не привык он так, на взводе жить! Не его это! А пока точки не поставишь – так и будешь дерьмом в проруби: ни утонуть, ни на берег вылезти. Решай!  Сегодня решай!

      Он набрал в компьютере расписание самолетов. Куча рейсов, оказывается, до нее. Хоть сейчас лети…

      - Ну, прилетишь ты… - думал он  с безнадёгой. – Ну, найдешь ее адрес… Ну, выйдет муж… - Вот, здесь он совсем запутался в своих домыслах. – Ничего-то ты о ней не знаешь. Замужем – не замужем… сын только взрослый, она говорила… и то: с ней живет или нет?.. Ни возраста ее, ни как выглядит… Фотка эта на сайте – не разглядеть ни черта! Как на старом паспорте… Да что ты, как… Фотка то здесь причем?!

      Он рывком отодвинулся, встал. Достал из холодильника коньяк и выпил.

      - «Созвучность, созвучность… душа, душа…» И, впрямь, дурак!  Может, настроение одинаковое было?! Может, дождь шел?! И у нее, и у тебя, а? Как тебе такие варианты? – Снова плеснул в рюмку. – Только… Что-то часто у вас одновременные «дожди» льют. Будто разом навораживаете… От тоски по жизни настоящей. Да где ж ты раньше то была?! А сам-то ты где был раньше?! – чуть не завыл он. И после долго-долго молчал.  А потом (неожиданно для себя!) начал  постепенно себя накручивать. – Живете этим интернетовским суррогатом. Что ты! «Письма к незнакомке», тоже мне… Но у того то - мираж, фантазии, бзик были!.. А эта – вон, с фото на тебя смотрит…Живая, во плоти…  Да еще и пишет… Ты ж думал: проза – это мужское занятие, а дамочкам – слюни да сопли поэзии, а эта, ты смотри… И не оторваться. Будто не читаешь, а напротив сидишь. А она тебе душу на изнанку выворачивает.  И свою, и твою… - Он покрутил недоуменно головой. – А бардов слушает. Хорошей поэзии не знает – вот и запала на примитив. – Опять споткнулся в своем монологе. – С другой стороны: Окуджава, Дольский… Да те же Клячкин, Митяев… - Вздохнул и снова налил. – Приехать… «Будете проходить мимо моего дома – проходите». А чего, запросто так и получится! – Заметил в руках не выпитую рюмку, поставил на стол, закурил. – Кому ты нужен… Это здесь, на мониторе нервы щекочите, а приведись встретиться – глаза друг от друга прятать будем. И молчание… Гнетущее-гнетущее! С ума сводящее! «По ком звонит колокол»… Только про погоду и говорить… - Он залпом выпил налитое. – Эх, Ирочка ты моя Васьковская, эх, Ирочка… Чего ты со мной делаешь?.. Будто  счастливый трамвайный билетик выпал… И ты замираешь, как мальчишка, от возможности этого счастья…

      Опять посмотрел на расписание. Восемь утра… Нет, надо к вечеру прилететь, чтобы, уж, наверняка дома была. Часов в пять…

      - Вот, опять заметался… Ох, эти женщины… А, ведь, тоже – от Всевышнего. И «Аве Мария», и «Романс влюбленных»… и ракушка, и восход… и они… женщины… Постоянно считал, что случись какие-нибудь неполадки, несуразности в жизни – это просто замучился Всевышний с нашими нежданными - негаданными выкрутасами. У нас же семь пятниц на неделе, не соскучаешься! И нечего косить на сатану! Просто «запарка» была  у Всевышнего. А вспомнишь про этих юбочных от пятнадцать до сорока пяти – и поневоле засомневаешься: а не от лукавого ли они?

      А вспомнилось ему, почему то, как они расходились с женой. Никогда старался  не вспоминать об этом, не бередить душу, а здесь что-то накатило.

      Быстро разошлись, даже сыну ничего не сказали. А тот – взрослый уже, семейный  - долго потом метался между ними, пытаясь понять причину.

      А какая, к черту, причина?! Просто появился у жены человечек, без которого она жить не могла! Вернее, пятнадцать лет могла. Пока сын не повзрослеет. Повзрослел – и разбежались.

      Он отчетливо помнил тот вечер, когда она все рассказала. Он даже помнит, как в пустой прихожей соседей беспрестанно и тихо, как звонок междугородки,  мяукал котёнок. И  прожженную от сигареты дырочку на футболке. И как кто-то звал ребёнка со двора: «Лиза! Лизка! Мама зовёт!». И мелькающий по телевизору с выключенным звуком фильм «Короткое дыхание любви». А жена всё рассказывала и рассказывала… Просто… Без оправданий… Да ей и не за что было оправдываться…

      Он понял тогда, как сильно её любит. Каждое слово – будто под дых били. И ещё понял: не сможет она уйти сама! Любит другого, а уйти не сможет. То ли жалеет его, то ли нового, неизведанного страшится. Пепел от любви остался. И пепел этот – жалость к нему.

      Ему, Сашке, решать.  Если любишь, то освободи её от этого бремени – жить с тобой. Но как это страшно – узнать, что тебя не любили почти всю жизнь. Другого любили, а с тобой… так… лицедействовали… Кажется, чего проще: разбежаться в любое! время…  И честнее… И милосерднее…

      И такая тоска и боль затаилась в его глазах, что он опустил голову, да так и сидел, сгорбившись. И тоска эта была по пустой прожитой жизни, в которой он всегда верил ей. Всегда! И вся жизнь его теплилась на этой вере в её любовь. А – напрасно. А жить осталось чуть да ещё чуть. С пустотой. И зачем? Для чего?..

      А со двора всё звали: «Лизка, Лизка!»

      И мяукал котёнок.

      И теперь, вот… Самолет… Вылет – не вылет… недолет – перелет… Рифмоплёт хренов. На сайтах, вон, веселись, поэт недоделанный…

      И он набрал заказ на бронь. Посидел ещё немного у выключенного монитора. Затем тяжело поднялся и пошел спать.

      Ему снилось, что он стоит у окна в доме  где-то  у озера. Лютая зима. Серое утро. Куржак на угрюмых узловатых березах. И одинокий лыжник на том краю замерзшего озера.

      Тоскливо, и в то же время ощущение, что вот-вот что-то изменится, что-то заветное исполнится! Даже таким мертвым февральским утром…

      А лыжник уже исчезал  из виду.

      Проснулся он поздно, в десять утра. Долго лежал, не открывая глаз. На душе было спокойно и ясно. Он понял, что за двадцать с лишним лет не  смог разглядеть любовь вблизи, в одной постели, когда сливались и души, и тела. А здесь…  Нет, Сашка.  Все самолеты  к мониторному счастью  уже улетели. «Горящими листьями пахнет в саду»… Живи, как живется.

      А ночной лыжник уже совсем исчез из виду…

 Потапов Владимир