Иногда бывают такие дни, точнее,- утра, когда не только просыпаться, но – жить не хочется. Чаще всего такое случается осенью, в ноябре, например. Светает поздно, и в половине двенадцатого кажется, что рассвет ещё только занимается. Веки кажутся неподъёмными. Ничего не болит, но как-то всё уж очень не для жизни. Воздух за окном и в самом деле кажется совершенно старым. Бу, одним словом, воздух. Им уже подышали и надышались. Кто-то. А ты не успел. Вот и пользуйся теперь тем, что осталось. Вот и попробуй прожить в этом целый день. И при этом никому не нахамить: ни близким, ни в метро, ни на работе.

А жить и как-то функционировать же нужно, потому как рабочий день, не выходной.

Выходишь ещё затемно из дому и влачишь бренное тело своё к месту зарабатывания денег. И место это кажется самым отвратительным на планете Земля. И ведь понимаешь всё, понимаешь, что люди, живущие в таком как наш климате, другими быть не могут. Это какую же иммунную систему нужно иметь, чтобы в течение года пережить дважды перепады температур от +30 до -30, и при этом ещё оставаться людьми и не сойти с ума. И умудряться при этом ещё иногда потрясать мир или узкий круг близких (тут уж всё от масштаба личности зависит!) какими-то светлыми идеями или интеллектуальными прорывами.

И при этом нужно ещё не забывать, что ты христианин, православный. А потому должен быть милосерден и человеколюбив. Ну какое человеколюбие в метро, утром, в час пик! Так и хочется дать по башке идущему (или идущей) впереди собрату (или сосестре) по разуму: ну, я-то на работу, а он куда в такую рань прётся!..

И потому, когда сзади на эскалаторе немолодая уже женщина споткнулась и упала на колено, лучше сделать вид, что не заметил, не услышал, не обратил внимания. Потому что это выбьет из ритма, и к месту работы доедешь позже, чем планировал. Да, минуты на 3-4 позже…

И далекооо где-то (это даже не подсознание, а глубже!) понимаешь, что скотина, что недолжно так. А идёшь всё равно к своей второй двери третьего вагона, чтобы выйти именно напротив своего прохода на своей станции. И те самые 3-4 никому не нужные минуты не потерять.

А свет в вагоне плохой, мглистый. И тоже – старый. И лица все уродливые, бледные и блёклые. Особенно у молодых. Особенно у стариков. Особенно у женщин. Особенно у мужчин.

И досыпают все свои недоспанные невесёлые (так почему-то кажется) сны, чтобы на работе ну уж совсем не оскотиниться и хоть как-то довлачить до вечера день.

А ты не спишь и не закрываешь даже глаза, потому что тебе места на вагонных лавках не хватило: всё заняли, сволочи, молодые, а сидят и не уступят.  Ладно, скажем, вон там юная мамаша – она с ребёнком маленьким едет. Господи! А малыш-то почему страдает. Он спит по-настоящему, а не претворяясь, как все. Даже ротишко приоткрыл. И в уголке губ поблёскивают слюнки. Года два-три ему? Везут его на закланье. Чтобы на целый день сдать таким же хмурым тёткам, которые приехали по другой ветке метро, в детский сад.

Мама заметила непорядок. Прямо рукою вытерла уголки ротика. Он проснулся, глянул из-под нависшей на самые синие глаза вязаной шапки на неё. Обнял её руку обеими своими. И сказал. Да так, что было слышно даже сквозь грохот вагона. И всем было слышно:

- А я тебя люблю…

И вновь заснул. Ах, да и как же хорошо, что есть у нас те, кто может вот так, незабвенно просто сказать самое главное, ради чего жить стоит…

 Олег Букач