Сухая ветка

      -Ну, как вы здесь жили-то?

      Григорий сидел с братом за опустевшим, уже прибранным столом. Лишь перед ними стояла бутылка водки да тарелка с холодцом.

      Разошлись уже все, хоронившие и поминавшие маму. Сестра Наталия копошилась на кухне с Лидой, женой брата Сергея, посуду мыли, переговаривались невнятно.

      -А чего… По-старому живем… Ничего нового… Тракторю так же, а Лидка- на птичнике… Чего у нас… По-старому все…

      Сережка сидел с темным осунувшимся лицом. Кожа обтянула скулы, как у скелета. Лишь две глубокие складки вдоль носа да мешки под глазами… На брата старался не смотреть. Ладони сжаты на столе в замок. Боялся: разожмет, а пальцы задрожат.

      -Ты чего так поздно приехал-то? Чуть без тебя не закопали…

      -Машина сломалась,- Григорий отвечал спокойно, хотя внутри все вибрировало от этой мысли: закопали- и даже напоследок маму не увидел бы. –Пока попутку поймал… К вам же мало кто ездит: грязище- не проехать… Водила, когда починится, подъедет за мной.

      Он взял бутылку, разлил по стаканам.

      -Так ты что, без ночевки?- Сережка поднял голову.
      -Без. Хрен ее знает, как обратно доберемся. А завтра в девять встреча важная, там опаздывать нельзя…-  Он осекся, поняв, что сморозил что-то непотребное. – Давай за маму,- сказал глухо.

      -Давай.

      Сережка тоже встал. Помянули.

      Вошла старшая сеструха Наталия.

      -Мужики, ну, что ж вы без закуски?! Сейчас, я принесу.

      -Да есть холодец, не надо, посиди с нами…

      -Сейчас, сейчас…-  Она принесла все-таки соленую капусту, хлеб, котлеты.

      Теперь сидели втроем. Три ветки одного дерева. Еще раз помянули маму.

      Григорий не затуманенным  пока еще взглядом обвел жилище брата. Старое какое все… И мебель, и обои… Опрятное, но уж какое-то… Старое, одним словом… В городе сейчас такого уже не увидишь. Убогая чистота…

      Заметил на низу шторы таракана. Передернулся брезгливо. Домой! Какая, к черту, ночевка?!

      -Ребята, пока не запьянели, давайте о матушкином доме поговорим. Чего делать-то?.. Делить, что ли?.. – Наталия посмотрела на братьев.

      Сережка опять опустил голову. Отчего-то стыдно было говорить и даже думать об этом. Чего там… Как на базаре получается… Умерла только, а мы… Матушкино…

      -Делить, конечно!- услышал он голос среднего, Григория. И почему-то облегченно вздохнул. Решили - так решили. И слава Богу…

      -Ну, коль Гриша говорит делить - значит, делить…- Наташкин голос по-прежнему звучал спокойно. –Порасспрашивай там у себя: может, кому под дачку надо? Наши-то не купят: , безденежные… Домик еще добрый… И фундамент каменный… 18 соток…

      -Разве восемнадцать?- удивился Григорий – Я всегда думал: соток тридцать! Поле целое!

      -Это ты просто маленьким все помнишь. В детстве все большим кажется. Лид, посиди с нами,- позвала она появившуюся невестку.

      -Сейчас я… Птице насыплю, приду…- Та с полным корма ведром вышла во двор.

      -Ну, делить - так делить…- повторила Наталия. – А ты Сашку Заречного часто видишь? Он, говорят, с тобой работает…

      -Редко. В одном здании, а конторы разные… Редко…- Григорий откромсал вилкой кусок холодца, подцепил и, страхуя другой ладошкой снизу, отправил в рот. – Да у них, честно говоря, «сдувается» контора,- продолжал он говорить с набитым ртом. – Директор дурак попался. Коньюктуры не чует. Рынок - его ж чувствовать надо! «Сдуваются»!- махнул он рукой. – А ты чего про него вспомнила?

      -Давно уж к своим не приезжал. Месяца два. Раньше - чуть ли не каждую неделю, а сейчас… Тетка его просила у тебя спросить: может, что знаешь? У нас же здесь ни телефона, ничего…

      -Не, не знаю,- ответил Григорий. Он враз помрачнел. Здесь, в родной деревне, он не был три года. И вспомнил, что Сашка действительно часто ездил в деревню. И все с полной машиной гостинцев. – Ты что, коришь меня, что ли? Что выбраться к вам не мог?..

      -Побойся Бога, Гриш! Я ж тебе про его тетку говорю!

      -Думаешь, если я зам директора, то все могу, да?- не слушая ее продолжал с напором Григорий. – Думаешь: бросил все и спокойно поехал, да? Да я по полгода в одних командировках мотаюсь, семьи не вижу! А мне здесь - укорять!.. Совести у тебя, Наталка, нет! «Бросил»… Брошу - и «сдуюсь», как Заречный! И что, на паперть?

      -Дурак,- тихо сказала сестра, тяжело поднялась, вышла на кухню.

      -Ну, вот чего она?!- сунулся Григорий к Сережке. – Чего под кожу лезет?!

      -Ты и впрямь дурак, что ли?- Сергей внимательно посмотрел тому в глаза. – Чего ты выдумываешь? Тебе бело, а ты - черно… Натка тебе одно, а ты, как попка: «не мог вырваться, не мог вырваться»… Все мы понимаем, чего дуркуешь? Ешь, вон, закусывай, а то скопытишься…

      Гришка, и впрямь, потяжелел. И ввинтилась в башку какая-то неопределенная обида. Не понять - на кого и за что… Но обидно было - до жути!

      -И не привязывайся к Натке. Мы с тобой по гроб жизни ей обязаны! Ей да мамане нашей… Если б не они - хрен бы мы с тобой выучились.

      -Ну, ты-то особенно выучился!- язвительно вставил Гришка.

      -Сколько бабы могли потянуть - на столько и выучился!- отрезал тот. –ПТУ- это тоже два года. А они одни здесь «ломались». И батя парализованный, и нас снабжать надо, и самим что-то кусать… Молчи лучше! Спасибо бы лучше ей сказал! Дурак ты, Гришка…

      Помолчали.

      -По командировкам  – то  куда мотаешься? Не в наши края? А то б заехал…

      -Нет. По миру все больше… Здесь, в России - редко…

      Вошла Лида.

      -Гришь, там машина какая-то иностранная подъехала. За тобой поди? А ты что, не останешься?

      -Нет, Лид, ехать надо. – Григорий встал. Хмель после Сережкиной тирады вышибло разом, будто и не пил. Он взял бутылку, разлил по стаканам.

      Из кухни вышла Наталия.

      -Ну, давайте, что ли…- неуверенно произнес Григорий. –За матушку… Пусть земля ей будет пухом.

      Все подняли стаканы.

      -Гриша, я тебе потом документы с оказией вышлю - подпишешь… А я уж здесь, потом, в конторе…

      -Подожди ты,- досадливо прервал он ее. Как-то брезгливо ему стало в этот момент о шмутках говорить, а она, вон - лишь бы чего - нибудь ухватить… -За матушку!

      Выпили. Стали прощаться. Григорий уехал.

                                    .    .    .

      Он сидел на просторной светлой кухне перед ополовиненной бутылкой конька, и взгляд его, упертый в белое пластмассовое перекрестье окна, казался пустым и бездумным.

      Хлопнула входная дверь. Но до того, как появилась жена, в кухню ворвался запах ее еще утреннего парфюма. Тук-тук - туфли сняты. Тук - сумка брошена у зеркала.

      -Гриш, ребята приезжали?

      Он обернулся.

      -Я спрашиваю: дети были? А ты чего такой потерянный?

      Она подошла к нему. Увидела на столе бумаги. Взяла, прочитала внимательно.

      -Натка всю свою долю Сережке отписала. Или его детям,- глухо сказал Григорий и выпил из стакана.  

      Она машинально отодвинула от него бутылку и дочитала бумаги до конца. Ласково потрепала его по голове.

      -Ну, чего ты… Говорили ж об этом… Тебе хоть частичку надо было от родителей получить на память.

      -Особенно… в рублях… - произнес он раздельно. –В рублях… особенно… Я эту свою долю в десять тысяч  за два дня зарабатываю… А получить надо! Как же, на память!.. А Серый их за полгода зарабатывает… Значит, Натка за него еще полгода отрабатывает… Сначала за меня пять лет… Потом за него два года… Теперь еще полгода… А мне, Иуде - «на память»… Раз маму схоронили…

      Она присела перед ним на корточки.

      -Дурашка, я же тебе говорила: через них федеральную дорогу тянут! Я сама проверяла, через наше министерство бумаги проходили! Попридержать нашу долю, не продавать пока! Там через год-два земля миллионы долларов будет стоить!

      Он изо всей силы ударил раскрытой ладонью по этому красивому любимому лицу. Жена отлетела к холодильнику, больно ударилась об угол. Засучила ногами, пытаясь подняться. Кровь из носа струйкой быстро бежала по подбородку и шее. Глаза - изумленные и полные ужаса и слез.

      А у Григория будто что-то отпустило внутри. Он спокойно взял бутылку и выпил остатки из горлышка. И коньяк так же струйками тек у него по подбородку и кадыкастой шее.

      -Я вспомнил,- вдруг сказал он совершенно трезво.  – Когда у Заречного умерли родители - все братья ему свою долю отписали. Чтоб доучить. Он доучился. И почти всех в город перетащил. А кто не поехал - помогать стал. Да у нас вся деревня такая! Ни одной паскуды не было! Если только пришлый, со стороны…- Посмотрел на жену. – Чего развалилась?! Платье хоть одерни, заголилась вся! За пятьдесят уже, а все, как проститутка, наряжается! И все «деньги, деньги»!.. Когда ж нажретесь до отвала?..

                                 .    .    .

      Примирились они, конечно. Не сразу, но помирились. И кровь, и слезы утерли. И в деревню свою он через некоторое время съездил. Выкупил у Сережки полностью домик матушки. Положил перед Наткой с Сережкой газетный сверток с деньгами.

      -Это…- Слюна в горле стояла комком. –Вы… эт самое… сами поделите… Как хотите.

      -Сколько здесь?- голос у сестры был, как всегда, спокоен.

      -Двести тысяч.

      -Куда столько? Ты же говорил: больше тридцати не дают.

      -Это сейчас не дают!- занервничал Гришка. – А потом дорожать будет! Дорогу через вас пускают. А зачем вам «потом»? У меня сейчас есть!

      -Все - равно много. На всю жизнь хватит…

      -Во! А я что говорю?!

      Наталия неуверенно посмотрела на младшенького.

      А Гришка вдруг перестал горячиться.

      -Братишка… Сестренка… Я вас очень прошу - возьмите!

      Наталия перевела на него взгляд.

      -А чего, Гриш, возьмем!.. Возьмем же, Сережка? Возьмем, братишка, не расстраивайся ты так, возьмем… Ты с ночевкой?

      -Ага,- неожиданно для себя ответил Григорий. – Водилу бы где притулить…

      -Я его к себе в дом сведу, а здесь посидим…

      -Посидим, посидим…- Лида уже накрывала стол. И Сережка почему-то застенчиво улыбался.

      …Григорий переписал домик на жену: пусть сама спекулирует. И начисто вычеркнул все это из памяти и сердца.

      И лишь когда встречался в управлении с Сашкой Заречным, то старался делать вид, что не увидал того, не заметил. Чтоб не здороваться.

      То ли неприятно было.

      То ли стыдно отчего-то.

 Потапов Владимир