Собеседник

      Жил в деревне обычный  русский  мужик   Федор, работал   он в  колхозе  трактористом   и  при  своем   очень      спокойном  нраве,  отличался    тем,  что   был   нелюдим,  немногословен   и неразговорчив.  На  все   вопросы   обычно   отвечал   в  основном  одним-двумя     словами, а  то  и     вообще  отмалчивался.    Сам   по  личной   инициативе   в  разговоры    со  своими  деревенскими    не  вступал   и  без   какой-то  исключительной   необходимости   ничего   не  спрашивал.   Поэтому   человеку  приезжему,   не  деревенскому,    вполне   могло    бы  показаться,    что  Федор   почти   не     говорит   по  причине   какой-либо   своей   болезни.   Жены   у  Федора   не   было,   жил    давно    вдовцом   после  того  как   похоронил   свою  жену    Нюру     лет  шесть-семь    назад,  а    сын   с  дочкой   повзрослев,  уехали  учиться   в  город  и  там  и   остались   и  имели   уже   давно  свои  семьи.   
     Следует   сказать,  что  до  смерти  своей    жены,   Федор   практически    ни  чем  не  отличался  от  других,   был  весел, многословен,     любил   посидеть   в  компании  с  мужиками,   а     дома    иногда  и поругаться  с  женой,  которая     его  очень   любила      и поэтому    много   ему  прощала.   И  даже    когда   он,   немного   перебрав лишнего,    после  посиделок  с  мужиками  и  отмечания   очередной  получки,    доходил    до  дома  вечером,      шатаясь,   растеряв  или  истратив   на   отмечании     большую   часть   своей  получки,   тоже  прощала.
      Так   что  жизнь  у  Федора,      шла  до  поры   до  времени  своим   чередом,   не  подкидывая   ему  больших  проблем   и   бед.  Хорошая   жена,   не  дураки     дети,  любимая   работа  на  тракторе  в  поле,   а   зимой  в  мастерской,   почет  и  уважение   со  стороны   деревенских   и  правления   колхоза   за   его   безотказность   в  работе   и   трудолюбие,   и  довольно  таки  миролюбивый   не скандальный   характер.     
Часто  Федор  сам,   в  хорошем  настроении   вечером  или  в  выходной  день,  заходил     к  кому-нибудь   из   деревенских      в  гости,  и  надолго   там  оставался,   беседуя  о  житье-бытье,    при    этом   выпивая  и  закусывая  принесенного   с  собой,  либо  поставленным  на  стол   добродушными    хозяевами. А  еще,  любил   он    подойти   к кому-то   из  деревенских  на  улице       и   начать      длительную   на  измор    с ним     беседу, рассказывая   что  либо  из  прочитанного,  либо  из  услышанного им    недавно   по     радио.  После   этого,  чаще  всего,   собеседник   сначала   минут   пять,   не  перебивая  его    слушал,  а      потом         извинившись  и  сославшись  на неотложные    дела,  быстро  ретировался,  опасаясь,   что  Федор  может    остановить   его   каким-то  еще   очередным     вопросом   вдогонку.   
Было   это   все   еще     не  так  уж  и   давно,  а  именно   лет  шесть-семь  назад   до  описываемых   событий   и  таким   его  еще  помнили,   но  уже, правда,    все  меньше  и  меньше.   Был   Федор   таким,   пока   не  пришла   в  его  дом  беда...   Той   давнишней      зимой      заболела   его  жена   Нюра.    Просто  вечером  почувствовала  недомогание...   Придя   домой,   Федор   увидел   Нюру,   не  как  обычно   снующую  по  домашнему   хозяйству,  а  лежащую   больной     в  постели, чего   он,  почти  более   чем  за     двадцатилетнюю    совместную   жизнь  с ней,   совсем   практически   не видел.   Нюра  сослалась   на  нездоровье     и  попросила  его   самому  покормить  домашнюю   скотину   и   самому  потом    поесть,   достав   приготовленное  ею  для  него   из  печки.  
- Ну  ты,   Нюра,   даешь, нашла  время   для   лежки. Лежи,   конечно,   к  вечеру  полегчает, сейчас  все   сделаю, -     пробурчал   недовольно    Федор.
Но     не    встала   Нюра   и  на  второй   и  на  третий   день   и  никаких   признаков,   к  выздоровлению   или  облегчению,   было  не  видно.   По  совету  местной     бабы  Мани,  Федор   поил   жену    лечебным      травяным     отваром   и   чаем   с   медом,  и   только   на  пятый   день,   видя  что   дела  не  улучшаются,   они    решили   ехать  в  город      в  городскую     больницу.   В  больницу   ее   положили   сразу же   и  сказали     Федору,  что  ничего  страшного   нет   и  недели  через   две  ее  выпишут,  чтобы  езжал  домой    и  не  переживал.   
А   ровно  через  неделю  Председатель   пришел  к  нему   днем  на  работу    в    мастерскую   и   с поникшим   видом   сообщил   ему   страшную   весть,   что  его  жена  Нюра  скоропостижно    умерла,   о  чем   ему  только   что  сообщили  по   телефону   из   больницы.   
Федор   окаменело,   застыл,    и  по  его   виду   даже   было   не  понятно,   понял   он  о  том,  что  ему  сказали   или   нет.   Он,  ничего   не  говоря   и  не   спрашивая,  быстро   развернулся   и   побежал   домой. А   через   полчаса   он  уже   летел  на  мотоцикле   в  мороз,     без  шапки    и  в  одном  свитере,   в  город   на  мотоцикле.
   Через  три  дня   были  похороны.   Федор  ни  на  кого   не  смотрел   и  ни  с  кем      не  разговаривал,  а     на  подходивших   к  нему  людей      с  соболезнованиями   ни  как   не  реагировал,     как-будто   не  слыша  и  не  видя   их.  Распоряжались   похоронами   его  дети,   приехавшие   из   города, а  все  расходы   взяло  на  себя правление   колхоза.   
Прошли  похороны,  поминки,    уехали   обратно   в  город  дети, потом    девять   и  сорок   дней,   но  Федор   как  бы    уйдя  в  себя,  оттуда   уже  не  выходил,   и  до  сорока  дней   вообще   ни с  кем   из   местных   и  словом  не  обмолвился,  и  деревенские,   жалея  его,   начали   подозревать,  не  повредился  ли  он  рассудком.      Потом,      правда,   начал  он    отвечать   односложно   на  вопросы   и  даже   иногда  при  необходимости  что-то   спрашивать, но  был  при  этом  он    уже  совершенно   другим   Федором, чем  тот  который    был   до  смерти  Нюры,  который  слыл  в  деревне    навязчивым  и  назойливым    балагуром.   Деревенские   поняли,  что   все  с  ним  нормально,  просто   так  на  него  повлияла   трагедия,   и  таким  как  прежде,  он  уже  не  станет  никогда. 
А  жизнь  продолжалась.   Люди  жили,   работали,  веселились  и  общались, все,  кроме   Федора.   
Но  вот  однажды...    А   однажды,  люди  убедились   в  том,   что   спрятанный   в  Федоре   талант   навязчивого   монолога   никуда  не  пропал,   только   проявился   он   в   совсем  ином  свете   и   с  иными      собеседниками. И     отсюда      начинаются   описание   тех  событий, для  чего   этот  рассказ,  в общем-то, и   был   написан. А дело  было  так... 
Федор   получил   известие   из  города,   что   у  него  родился     внук,  о  чем   ему  сообщила  местный  почтальон,   принеся  ему   телеграмму.   Прочитав,  Федор,  ни  слова  не  говоря   пошел  в  магазин,    купил   бутылку  белой, хлеба   и  банку  консервов.   Потом   куда-то   скрылся  со  всем  этим   и  через   часа   полтора   шел,   уже   пошатываясь,     к   себе   домой.   
Дорога   проходила   по  центральной  деревенской      улице,  где,  не   доходя   где-то   домов   десять    до  его  дома,   жил   огромный и    злой,  которого   боялись   все   в  округе  не  только   собаки,   но  и  люди,   пес,   по  кличке   Гром.   Этот   Гром   славился  тем,   что   близко   к  нему  никто   не  мог   подойти  без  угрозы  своей   жизни  и  здоровью.  Не  признавал и  не  подпускал    он  к  себе  ни  кого,  и  даже  хозяин   его  побаивался   и   никогда   его  не   гладил,    ну  а    уж  чтобы   пнуть его  по-хозяйски   ногой   и  речи  не  шло.   Только   уже  просто    своим    угрюмым   и  грозным    видом   и   своим    размером  в  хорошего   телка,    он  наводил  ужас  на  местных   собак   и  кошек.   Ну   а  после   того  как   он   здорово  покусал,  чуть  не  изувечив,   одного  за     другим   трех   здоровых      мужиков,  одного  за  то    что   тот    подвыпив  и  охмелев   пошел   его  стращать   кулаками,    второго   за   то   что   решил   сократить   расстояние   до своего    дома   и  пошел   через  дворы     мимо  его  будки,  а   третьего  просто    за  то  что забылся    и  не  успел  отскочить  от  Грома,  идя  к   его    хозяину   в  гости  в   дом  по  приглашению,  -  то  слава   за  ним,   грозного  и  страшного  пса,   не  признающего  и  не боящегося    никого,    закрепилась  крепкая.   
Так   вот,   мимо   этого   страшного  Грома,   в   настроении   ушедшего    в  себя     и   еще   не  до  конца   пережившего  в  себе     горе   утраты   жены    и   сегодняшнюю    радость   рождения  внука,    и  проходил   в  это  время   наш подвыпивший    Федор.   
Посмотрев,    не задерживаясь  взглядом, на  собаку,  Федор    пошел  дальше   по  дороге,  потом  вдруг    резко остановился, развернулся   и  быстрым  шагом, насколько  позволяло  ему   его  состояние,    пошел  прямо    к  большой  деревянной     будке  пожирателя     собак  и  кошек   и  раздирателю  человечеких   рук   и  ног,   сидевшему  на  толстой    цепи,   страшному и  грозному     псу    Грому.   Местные,   увидев   это,   стали  кричать   Федору,   чтобы   вернулся,  и  не   делал   глупостей   с  добавлением   при  этом    для  пущего,  как   им  казалось, его      вразумления,     некоторых   предназначенных   ему     крепких  слов.  
Но  Федор,    ничего  и  никого   не  слыша,   продолжал  приближаться   к  Грому,   широко  раскинув  при  этом   руки.   Гром   сначала   никак   не  обращал  на  него   внимания,   но   увидев  все   более   приближающегося  к  нему   Федора,   тоже остановился  и  уставился   на  него,  опешив  от  такой   дерзкой    наглости.   Расстояние   между  ними   все больше  и  больше   критически     сокращалось.     И  деревенские   приготовились   уже   к  самому  худшему,   и  кто-то   из  оказавшихся  поблизости    мужиков   стал  искать  кол,    чтобы  спасать  и  отбивать  от  Грома   потерявшего  разум    Федора,  а     кто-то  побежал   искать  хозяина   собаки.   
И  вот   Федор   подойдя    уже   вплотную   к   этой матерой   собаке-ужасу ,  и  при  этом,  оставаясь   еще   целым,     опустился   на  колени     и  неожиданно   для  всех   начал    с  ним      громкую   беседу:  "Гром,  собака   ты  худая,  только  ты  меня   поймешь..   Радость   у  меня   понимаешь,  внук   у  меня  родился! "  
Гром   внимательно   смотрел   на  него  и  не  лаял,  то ли  пребывая  в  шоке   от   такой    наглости,     то ли   ждя   удобного   момента   броситься    на  Федора,     чтобы   сразу  нанести     ему    как   можно  больше   вреда  его    здоровью   и  тяжких   телесных  увечий.  
-  Радость   у  меня...   Внук   у  меня...  А   Нюрка   вот   не  может   порадоваться...   Нет   у  меня больше Нюрки...   Понимаешь   ты  это,  носок   ты   шерстяной?
Федор   от своей    радости   перешел  тут   же  к  своему   горю,   и    слезы  потекли у   него  по  щекам.
Самое  странное   было  не  только   в  поведении  Федора, который   впервые    после  смерти  жены   заговорил   как    обычно    на  людях, а   еще  более    странным,    было    поведение   отмороженного   в  чувствах    и   грозного   пса   Грома.   Внимательно   выслушивая  монолог   Федора    на  своих   четырех     ногах     в  течение    не  менее  пяти    минут,  Гром   вдруг   сел   на  задние   лапы    и  начал  слушать       уже   с интересом  выпившего   Федора,  пришедшего  к  нему   вдруг  с   разговором-монологом     о  своей     жизни  и  излиянием   своих     давно   никому   не  говоренных   чувств.  Слушая   Федора,  Гром   периодически    наклонял  то  в  правую   то  в  левую  сторону    свою  собачью огромную    голову, как-будто  старясь  не  пропустить  ни  одного   сказанного   Федором   слова.  Минут   десять непрерывно   Федор   рассказывал     Грому  о  своей  жизни,   а   потом   начал   спрашивать   и  собаку.
-Да   что  ты  понимаешь,  пес   ты   бродяжный,   ты   хоть   раз  в  жизни   кого  нибудь   любил?   А  дети-то  у  тебя  хоть   есть?   
На  что   Гром,   на  каждый   заданный   ему   вопрос,   вдруг     начал    отвечать,     и  отвечать  при  этом   по  разному,  либо  резко   привставая   и  поскуливая  и  тут   же обратно  садясь,  как   на   вопрос   о   любви,    либо   поскуливая    и  мотая  головой   без  вставаний,  как   на вопрос о наличии   детей.    
    Со  стороны     это  выглядело   очень   забавно,  как   разговор   двух   давно  не  видевшихся   друзей   о  своей   жизни,  в  которой  один  в  основном  говорит    и  иногда   спрашивает,  а другой,  не  похожий   на  человека  весь   в  шерсти    по  кличке  Гром,    с  участием   слушает,   и  иногда,  односложно   жестами  отвечает     "да"  либо  "нет".  Привставание   с  места    с  повизгиванием    означало  у  Грома   в  беседе    "да",  а     сидение   на  месте с    поскуливанием   и  мотанием  головой    означало    "нет".
Выговорившись   вволю   в  течение  доброго   получаса,   Федор  обнял   своего   лохматого  огромного  собеседника,  поблагодарив  тем  самым     за  участие   и   беседу,  чмокнул   его  между  ушей,    развернулся,    и  как  ни  в  чем  не   бывало,   пошел  мимо  изумленных   соседей  дальше   к  своему  дому.
На  следующий     день   Федор   был   такой   же  как   всегда   неразговорчивый   но,  как   заметили  люди,   чуть   повеселее.  
А  через  месяц   Федору   пришло   еще   одно   радостное   известие   о  рождении   внучки,   теперь  уже  у  сына.   И   эта   история   с  беседой   с  грозным   Громом     повторилась,   чуть  ли  не  до  мельчайших   подробностей,   как    и  прежде.   
Федор    стал   меняться  и  на  людях,    ответы    его    стали  более    развернутые  и  уже  неодносложные.    А   беседы  Федора   с   Громом   стали   все  чаще,  но    не   из-за   того  что  пить  стал   больше,   а  просто    из-за  того   что   раньше   Федор  шел   сразу  домой,      а  теперь   заворачивал   к  Грому   и  подолгу   с  ним   о  чем-то  беседовал,  что-то   непрерывно   ему  рассказывая,   и   иногда     спрашивая  о  чем-то   и  его. 
А  закончилась   эта  история  тем,   что    как-то   раз    Федор   пришел   к  хозяину   Грома   и  выпросил,   а  вернее   выторговал   у  него     собаку,  на  что   тот   без   долгих   уговоров   согласился,   так   как и сам       изрядно ее  побаивался.  И  Федор     забрал  Грома   к  себе   домой   в  свой     двор.   
Теперь  уже   Федор  стал   почти  таким   же ,  как  и   до   смерти  своей     жены,  общительным   и  не  чуждающимся   людей,   а  вот   Гром   никак   не  изменился   и  все   так  же  внушает   ужас   собакам  и  кошкам,   и   которого  побаиваются    даже  местные  здоровые   и  отчаянные   деревенские   мужики.    И  кто   знает, может   этот   Гром, только   тогда  грозный,   когда   у  всех   все   хорошо,  а   когда   кому-то   плохо   и  одиноко,   то   выслушает   с  участием   и  поможет   этим,   как  когда-то  помог    Федору.    Никто  ведь   кроме   Федора   больше  не  проверял...  
Д.Тюриков   2015г. 

 Дмитрий Тюриков

x

Иллюстрация к: Собеседник