О Малыше

У наших друзей был восточно-европейский овчар по прозвищу Малыш. Псина поистине нордического нрава: крайне исполнительная и наделенная огромным чувством долга. Защита хозяев превыше всего: подступиться ближе, чем на три метра – напрасные мечтания, порвет, не хуже пресловутого Тузика, как грелку – это в подсознании. С возрастом, что обычно для одаренных собак, Малыш усвоил не только простые команды, но стал разуметь речь. Ему можно было говорить все, и он реагировал правильно. Прекрасно понимал, в частности, «направо» и «налево», что не о каждом человеке скажешь. Его можно было попросить сходить за забытой в саду газетой или сказать: «глянь, тучка с севера набегает», и Малыш смотрел на небо, именно на северную его часть. Таким собакам легко доверять тайны – никогда не проболтается, а запомнит накрепко.

Березовая роща – незастроенный пятачок в окружении города. Раньше, в начале прошлого века, эту территорию занимало кладбище, памятники и кресты разрушились, но могильные холмики и по сию пору то тут, то там обозначают себя небольшими возвышенностями. Однако здешний народ крепок духом и не дюже суеверен, березовая роща - излюбленное место для пикников, еще здесь прогуливают собак и просто ходят люди по делам и без оных.       

В силу разных причин не всегда удавалось выгулять Малыша днем, а полночь – самое то: безлюдно, да и у хозяйки бессонница. Роща в пяти минутах ходьбы от дома.  

И вот идут они по лунной дорожке. Небо – черный саван в прорехах-звездах, они огромные, каждая с юбилейный рубль. А вокруг – тишина! Легкий ветерок пронесет мимо отдаленный шум мотора, и снова тихо. Алла, так зовут хозяйку, о чем-то замечталась и сошла с тропки. Оглянулась по какому-то наитию – а в сени деревьев силуэт, вроде, мелькает. Кто-то приближается? Присмотрелась, и точно – человек идет! Между ними ряд кустов, и прохожий ее не видит. Малыш поодаль что-то увлеченно вынюхивает: письмо важное от соплеменников изучает.

Представить дальнейшее было нетрудно: через десяток шагов ночной гуляка перешагнет рубеж заветных трех метров. И что? Что тогда? Рычащий монстр, выскакивающий из зарослей? Рождение очередной легенды об оборотне (если сказитель живым останется)? Или одним пациентом в психлечебнице прибавится?

Нет, нет! Мы – люди мирные. Надо просто позвать Малыша и удержать возле себя (он ведь умный и в ошейнике), а прохожий даже ничего не заметит. Но позвать тихо, чтобы только собака услышала. 

И Алла отчетливым, акцентированным таким шепотом произносит:

— И-ди сю-да!

Это на базаре в толпе и крика не слышно. А в ночной тиши, на кладбище?! Да еще ветерок навстречу…

Услышав приглашение, мужик замер, но, видать, решил, что ослышался. И то, чего в ночи не почудится? Он неразборчиво буркнул себе под нос что-то ободрительно-матерное и снова шагнул. Робко двинулся, запал испуг ему все же куда-то, но… пошел.

Увлеченный своими делами Малыш – депеша ему, верно, попалась важная –  не реагирует, заставляя хозяйку напустить металла в голос:

— И-ди сю-да!  Ко мне!!

Второй зов! Змеино-подколодный какой-то прямо шепот. Хлесткий и зловещий. Не ослышался, знать, первый раз! Откуда?! Из-под земли, вестимо. Из могилы – вот откуда! Вокруг-то – ни души! И тут еще раз, громче и протяжней:

— Ко мне!!

Смертным сквозняком по жилам подколенным протянуло, а спину будто кнутом ожгли! Ноги сделались кисельными, в глазах помутилось, и несчастный повергся в шок…

Глухо шмякнулось о землю тело, зазвенело что-то: разбилось.

Алла подхватила подбежавшего, наконец, Малыша и во все лопатки прочь…  

Пришла домой. Легла. Но не давало ей заснуть случившееся, как ни крутилась в постели – сон бежал! А вдруг у человека инфаркт? Вдруг ему помощь сейчас нужна, и до утра бедолага не дотянет?

Взяла она овчара, а тот только рад, – и снова в рощу. Нет, тропинка пуста, а на том самом месте склянки бутылочные в лунном свете бликуют, и подсыхающая лужица. Малыш нюхнул, отдернулся и фыркнул всем телом!

— Брр! До чего омерзительно! — воскликнул бы пес, имей он дар речи.

А Алла вздохнула: 

— Ну, слава Богу, жив, курилка!

Примерно в это время в плохо освещенном закоулке частного сектора творилась жестокая расправа. Две не совсем твердые на ногах тени нависали над скукожившейся третьей, поливая последнюю ядом крепких выражений. В ответ доносились прерываемые шлепками плаксивые реплики:

— Она это! Ох! Она виновата! Не я! Ох, не бейте!

— Да хто это «она» там такая? Да где это «она», а? Покаж!

— На кладбище вон сходите! Там она! Сами услышите! Из-под земли к себе зовет! Ох! «Ко мне! – говорит, – ко мне сюда иди, спуска-айся!» Голосом таким страшным, женским. «Спуска-айся!». Пронзительным таким голоском из могилы тянет. Из могилы прям! Это смерть меня звала! Ох! Ужасть! Ох!

— А вино наше тоже смерть твоя вылакала?

— Она! А то, кто ж?

— Ах ты, гангрена паленая! У людей трубы горят! Послали его за добавкой, а он! Сам выжрал, а теперь на смерть валишь?

— А на кого ж? Да! Она и выжрала! А меня за то отпустила! Вот!

— Ишь ты, гнида ползучая! На, получи!

— Ох! Завтра в церковь… в церковь завтра пойду… ох!

— Ты? Ты - и в церковь?! — возопили издеватели. И отступили потрясенные…

Рядом с рощей находится Всехсвятская церковь, бывшая кладбищенская. Сейчас ее уже полностью восстановили и регулярно проводят службы. Говорят, там появился новый прихожанин, известный в недалеком прошлом забулдыга. Он совсем не пьет и не пропускает ни одной обедни. Одет небогато, но каждый раз покупает свечки и ставит их Спасителю.

 Александр Бурых