... И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ

«… и прости их вся согрешения вольная и невольная…»

           Из молитвы ко Дню поминовения

                                                                  … И НЕ  СУДИМЫ  БУДЕТЕ

Где-то далеко впереди  дорога упиралась в ворота  уже не действующего   кладбища. Деревня, которая когда-то питала это кладбище,  давно угасла; на кладбище  никого не хоронили, и дорога медленно, но неуклонно разрушалась. Никита еле двигался, виляя из стороны в сторону, с тревогой слушал стуки из-под днища автомобиля.  

По обочине в сторону кладбища двигалась женщина. На ней были синие джинсы, которые снизу уже покрылись пылью. Она услышала шум приближающейся машины и, повернувшись,  вытянула перед собой  руку с букетиком цветов.

— Вы  едете, наверное, на кладбище? — спросила она, когда Никита остановил автомобиль. — Подвезете?

— Я еду за вами,— сказал Никита и, наклонившись, открыл дверцу, — в гостинице сказали, что вы ушли пешком.

— Едете… за мной? — удивилась женщина.

— Да,—   подтвердил Никита. — Я знал, что вы приедете. — И попросил: — Повернитесь   ко мне.

Он взглянул на лицо женщины.

— Вы очень похожи. Я так и думал, что сразу узнаю вас.

—Да кто — вы? — встревожилась женщина, она не была уверенна, что может садиться в машину.

— Обо мне — потом,— попросил Никита.  — Сначала — о вас.

— Нет, не так,— сказала женщина. — Сначала: почему вы меня ждали? Я никому не сказала, куда и зачем поеду? Как вы узнали, что я сегодня буду здесь? Я живу отсюда за тысячу километров!

— Тут нет никакой тайны,— сказал Никита. — И я,  и вы знаем, какой сегодня  день…

— Какой? — удивленно спросила женщина. — Обычный июльский день. Светит солнце. В полдень станет жарко.

— Сегодня  родительский день,— сказал  Никита. — День поминовения.  Сегодня на кладбище приедут дети и внуки тех, кто тут лежит. Конечно, если они живы и помнят…

— Я не знала этого. Вообще не  знаю никаких церковных дат. Кроме Рождества, и то только потому, что не надо ходить на работу.

— Знал кто-то еще.

— Вы полагаете, что кто-то … там… — Она взглянула на небо — направляет наши действия?

— Так получается.

— Я не верю.

— Но вы приехали?

Она неохотно согласилась.

— Приехала. Так вдруг  захотелось побыть рядом с родным человеком, которого ты — пусть не  помнишь, но хочешь…  вспомнить. Со временем стало появляться желание узнать, что тут случилось? Почему?

Женщина села, наконец, на переднее место, рядом с Никитой. Цветы положила на колени.

— Теперь вы посмотрите на меня,— попросила она Никиту, и когда он повернулся к ней, отметила: —  У вас очень обаятельная улыбка…  Женщины просто тают, так?

— Вас это не коснется,— сказал Никита. — Я просто рад, что узнал вас.

— А я вас — нет, не узнала,— сказала женщина. —  Вы знаете, как меня зовут? Вы — маг и волшебник? Умеете угадывать желания?

— Нет, не умею. Хотя ваши сегодняшние желания — секрет небольшой. У меня — такие же. Вас зовут…

Женщина  привычным жестом поправила прядь волос, пытаясь оставить это движение незаметным для Никиты, заглянула в боковое зеркало машины. Отметила, что на дороге — ни впереди, ни сзади — машин не было. Ей  это не понравилось.

— Для вас — Надя, — сказала она. —  Не пойму, что со мной?  Сейчас начну раскрывать незнакомому человеку, что у меня тут?

Она прижала руку к груди.

— Сегодня у  меня тут —  то же самое,— сказал Никита.- Сегодня у всех — то же самое.

— У меня там, на кладбище,  — мама,— сказала Надя.. —  Моя родная мама. Я не знаю, где расположена  ее могила. Даже не уверенна, что она здесь. Я только догадываюсь, что скорее всего, она здесь.

— Она — здесь,— подтвердил Никита.- Я нашел ее.

— Почему вы искали могилу моей матери?

— Она не только могила вашей матери,— сказал Никита.

— Чьей еще она может быть? У мамы здесь  не было никого  из родственников. Она — сирота, детдомовка. Это все, что я знаю о ней.  Отец никогда не говорил о ней.  И не разрешал мне  искать  даже  ее могилу. Хотя никогда не скрывал, что  моя теперешняя мама — мне не родная. Я ее не  напрасно называю мама. Она пыталась ею стать для меня. Она делала все, что должна делать для ребенка мать. Отец  был уверен, что настоящая мать не та, которая тебя родила, а та женщина, которая тебя вырастила. Для других, так называемых матерей, есть другое название: суррогат!.Я вздрагивала, как от выстрела, когда слышала от него это слово. Он считал, что моя мать предала его и меня. Ушла к другому. Да еще — к гражданскому. Какому-то неумехи-нженеру. Когда мне едва исполнился год. Мой отец был военным человеком, и все его  дети от второй жены —  три  мальчика! — тоже военные. Когда он и меня пытался приучить к военной дисциплине, всегда начинал с одного и  того же: «Ты, как твоя непутевая мать…» Ах, непутевая?.. И мне вдруг захотелось, и в самом деле, стать похожей на свою родную мать. Вам не дано понять, что значит: девочки расти без родной матери. Есть другая, почти родная, мать. Но за этим маленьким «почти»: ночные слезы, дневные капризы, и ощущение, что тебя обделили, не додали самого важного… У всех есть, а у тебя — нет.

Надя достала из сумки платок, промокнула слезы под глазами. Сделала попытку даже улыбнуться.

—Не обращайте на меня внимания,— попросила она Никиту. —  Вероятно, сегодня не просто поминальный день. Но еще и слезный. Поезжайте чуть медленнее, нам  некуда торопиться. Я часто думала: почему у отца  с мамой так получилось? Отец  — настоящий мужчина: и внешне и, особенно, — характером. Ну, просто — на зависть другим!..  Сейчас понимаю: он ее завоевал! И выдал замуж… за себя! Ее даже не спросил. У него такая натура. А она — не устояла. Думала: слюбится! Как она решилась уйти? Оставить своего ребенка! Да, она знала, что без присмотра  никто не останется, но… Догадываюсь, по ночам ревела… Подушку грызла зубами…  Она не выдержала бы, если бы рядом не было того, кто поддерживал ее.

Надя взглянула на Никиту.

— Вы знаете его? Этого человека?

— Конечно.

— Расскажете мне о нем?

— Обязательно.

— Буду ждать,— предупредила Надя. — Вы не поверите, но отец  и меня собирался отдать в кадеты.

— Вижу, что не получилось,— сказал Никита.

— Нет. Я сумела отбиться. Отстояла свою независимость. Стала журналистом. Но… Смейтесь! Военным корреспондентом!  Ушла от отца  не далеко. Сказались все-таки его гены. Да вы, наверное, видели меня в «Новостях» из горячих точек. Я была «оторва». А недавно…

— Ну, конечно… Вам исполнилось тридцать, и вы спохватились…

— Вы продолжаете удивлять меня. Откуда вы узнали мой возраст? Все говорят, что я молодо выгляжу.

— Они  не лукавят,— согласился Никита. —   Но вам все равно — тридцатник. Как мне.

— Вы постоянно подгоняете меня под свою фигуру. Вероятно, неспроста?

— Конечно,— опять согласился Никита. — Но мы, пока, — про вас. И вот вы с удивлением обнаружили, что вам уже не один годик…

— Обнаружила. И купила себе к неожиданному юбилею… платье. Представьте себе, у меня  не было ни одного чисто женского наряда. Сказалось отцовское казарменное воспитание. Надела платье, взглянула на себя в зеркало… Бог мой, я — женщина. Даже — красивая. Мне захотелось остаться  женщиной!  И дальше — быть ею! Вам этого не понять. А женщины вокруг все уже замужем. У всех — дети. И мне захотелось родить девочку. Заплетать ей косички. Водить за руку в детский сад, затем — в школу. Потом плакать на ее свадьбе.

— Зачем — плакать,— удивился Никита.

— От жалости, что у тебя ее забирают.

— Вы приехали сюда одна. Вы так и не вышли замуж? — догадался Никита. — После того,  как увидели себя в платье и убедились, что вы — не бравый вояка?

— Еще не успела. Были, конечно, короткие связи. Мимолетные, когда не успевают  даже влюбиться  друг в друга. Почему я говорю с вами об этом… совсем личном? Вы расковыриваете мои болячки… Зачем вам это знать?

Никита опять ответил неопределенно.

— Мы встретились не просто так.

— Начинаю думать, что у моего отца было не три сына, а больше. По крайней мере, — на одного, — сказала Надя.

— Нет, хотя все может быть… Но я — не его сын. У меня — свой отец, и он — тоже на этом кладбище.

— И с вами  случилось  нечто похожее на то, что произошло со мной?

Никита подтвердил ее догадку.

— Вы правы.  Когда и у меня случился  такой же юбилей, мама, наконец, решила, что может  рассказать мне об отце. Прежде она  всегда резко обрывала меня, когда я заводил о нем речь. Когда-то отец  оставил ее, ушел к другой женщине. А ей, уже беременной мною, пришлось уехать к своим родителям. У меня фамилия моей мамы. Она больше не вышла замуж. Она уверяла меня, что мой отец  не заслуживает того, чтобы о нем в нашей семье помнили.

— Почему? Он же ваш отец?- сначала не поняла Надя, потом спохватилась: — Ну, конечно, повторилась моя история.

— Да, повторилась. Мама считала, что отец  не оценил усилий, которые она  приложила, чтобы они были вместе. Она всегда боролась за него: сначала в школе, потом — в институте, наконец — на работе, когда многие  девушки, не нашедшие себе мужей, стали излишне доступными. Родился я, и  мама ослабила узы. Она себя тоже упрекает, что перестала бороться за него. Но разводиться не хотела  вплоть до  его гибели, надеялась все-таки вернуть его. Не успела.  Семья не получилась.

— А ваша семья — это…

— Сегодня: мама и я,— сказал Никита. —  Но не  завидуйте моему счастью. Потому что  характер у моей мамочки —  стальной. С вашим отцом она смогла бы схватиться в открытом бою.

— Жаль, что они не встретились, когда были молодыми, — сказала Надя.

— К вашему удивлению, встретились! Здесь, в этом городе. Но поздно. Он был женат, а она — замужем.

— Жаль,— повторила она. — Тогда мы могли бы быть братом и сестрою.

Она рассмеялась неожиданному предположению. Потом спросила:

— Вы были  женаты? Можете не отвечать, я не обижусь.

— Ну, что тут скрывать? Жили с одной особой вместе, как это теперь принято. Гражданским браком. Моя мама говорила короче и понятнее: сошлись! Сначала: сошлись, потом:  разошлись. Оказалось: разные характеры.

— Не любили друг друга?- догадалась сама Надя.

— Мы это не обсуждали. Просто вместе проводили время.

— Не верите в любовь? — продолжала допытываться Надя.

Никита уклонился от прямого ответа.

— Почему же?... Правда, сам не видел. Но в книжках — читал.

— Выходит: вы — маменькин сынок? — Надя не хотела от него отстать.

— А вы — папина дочка?- подсказал Никита.

— Была бы отличная сладкая парочка. — Надя рассмеялась.  — Не приведи бог!  Извините, я отвлеклась.

— Ничего. Я вполне разделяю ваши опасения,— сказал Никита..

Никита остановил машину у входа на кладбище. Полусгнившие остатки деревянных ворот валялись  в стороне. На дереве собирались вороны, они знали дни, когда на кладбище можно было найти съестное.

Надя открыла дверцу машины,  хотела выйти, но Никита остановил ее.

— Подождите, я хотел показать вам одну фотографию. Мама сохранила ее. Подозреваю, для того, чтобы у отца было более глубоким раскаяние, когда он вернется в семью.

Никита достал из багажного отделения под панелью фотокарточку  и протянул ее Наде.

— Взгляните. На ней —  мой отец.

Надя осторожно взяла фотокарточку, сдула с нее пыль.

— Как это не правильно, когда отец  моложе сына,— сказала она, сравнивая изображение  на фотокарточке с Никитой. —  Вы очень похожи. У него такая же обаятельная улыбка. И глаза, в которых…  тонешь.  В него невозможно не влюбиться. А кто рядом с ним? Такая серенькая влюбленная курочка?

— Ваше сердце не забилось? — Никита с беспокойством взглянул на Надю. — Это ваша мать.

— Моя мама?

Надя оперлась рукой на сиденье, она не могла стоять.

— Помогите мне сесть,— попросила она Никиту. — Вы только поймите: я  в первый раз вижу  свою маму.  Отец порвал все фотографии, на которых она была изображена.

Она снова, изучая, взглянула на фотокарточку, прижала ее к груди.

- Прошу, отвернитесь от меня. Сейчас буду плакать. Даже — рыдать. Наконец — встретились. Как поздно!

С кладбища они возвратились уже к вечеру. Никита открыл дверь в гостиницу, но Надя придержала ее.

— Когда  в поезде ехала сюда,  думала только о себе, — сказала она Никите. —   Мне было плохо, я жалела  себя. Только сейчас стала понимать, что здесь тогда произошло. Просто наши  мама и  отец оказались не такими, как хотелось тем, кто их выбрал. И жестко пристегнул к себе. И не спросил их, хотят ли они быть вечно пристегнутыми? Нужда воля, чтобы порвать удавку. Они это сделали. Освободились. Жаль, что они не  успели насладиться своей свободой. Их убила молния в грозу. Теперь я жалею их, а не себя. Мы должны сказать им… Тем, кто сейчас в земле. Лежит на кладбище. Нашим:  матери и  отцу. Таким молодым. Только еще почувствовавшим дыхание любви. Да, их не простили те, кому они причинили боль. Но мы, их дети, — можем ли мы простить их?  — спросила Надя. — Нам тоже досталось. Но мы все равно… Если уж мы приехали к ним, значит мы были готовы простить их.  Пусть они знают. Так им будет легче лежать. Земля сверху не будет такой тяжелой.

Она вошла в гостиницу, но сразу вернулась.

— Я уеду завтра утром, — сказала она Никите.-  Вечер у меня свободный. Я не смогу сегодня оставаться одной. Вы… ты не хочешь мне позвонить? Я только надену платье, которое привезла с собой.

— Хочу, — признался Никита. —  Не решался сам спросить. А вы… ты будешь ждать моего звонка?

- Буду. Ты понимаешь, конечно...  Если позвонишь...

Она старалась не смотреть на Никиту.

-  Понимаю,- сказал он.- Если ты поднимешь трубку, это будет означать, что мы начали повторять судьбу наших родителей. И что мы -  простили их.

Надя взглянула на него.

-  Может быть, ты скажешь - каких родителей? Тех, от кого мы убежали? Или тех - к кому мы пришли?

Она не стала ждать ответа от Никиты и даже прикрыла за собой дверь.

 Владимир Гриднев