Бытовуха. Аппендицит, блин!

                                   
     История эта давняя, случившаяся лет этак тридцать с «хвостиком» назад, когда мы с супругой были еще людьми молодыми и, что называется, неоперившимися. Жили мы тогда  у родителей моих в маленькой двухкомнатной «хрущевке» на поселке Монтина. Дочери нашей, Анне, в ту пору только-только месяцев пять -  шесть от роду исполнилось, стаж совместной нашей жизни приближался к двум годам, но чувствовали мы себя корифеями везде и во всем (сие прегрешение свойственно видимо всей молодежи). Словом, я доказывал своим родакам, что имею право именоваться Главой Семьи, а Елена моя изощрялась по хозяйской части. Особливое внимание уделялось кулинарии, потому как ни одна невестка не желает потерпеть фиаско в глазах свекрови, стоя у кухонной плиты. А тем паче, если невестка - молодая! Короче: пекла моя половина блины. Долго пекла. Думала, к завтраку поспеет, а получилось - к обеду! Напекла аж гору целую, зато отобедали на славу  вкусно с маслицем и медком.  Помнится, что матери моей ленкина стряпня понравилась, ела, да нахваливала…

     Все бы хорошо, да ближе к вечеру с женушкой моей страшный карачун приключился! Животом она стала маяться, аж невмоготу! Вначале думали, обойдется все, ан нет! Скрючило ее всю в крендель! Уложили мы нашу болящую на диванчик, укрыли одеялом теплым, все равно постанывает бедненькая, мучается!  Часам к десяти дело уж совсем худой оборот приняло, чуть не криком от боли кричит! Скорую вызвали. Приехала медицинская «кавалерия» по-быстрому, супругу мою в темпе осмотрели и постановили в больницу везти. На дворе пора была зимняя, так что оделись мы с ней по-походному, какие-то шмотки в баул покидали на скорую руку, кое-как спустились с нашего четвертого этажа и покатили в ближайшую клинику.

     Больничный приемный покой встретил нас полумраком, в глубине которого просматривался сестринский стол с горящей на нем настольной лампой. При виде нас сестричка оторвалась от своих записей, кои старательно вырисовывала, засуетилась, включила под потолком яркое люминесцентное освещение,  быстренько убрала подальше от наших глаз со стоящего в смотровой вдоль стены топчана какие-то бумаги и книги.

     «МедИчка-то похоже только учится! - подумалось мне со страхом. – Ну, принесла нас нелегкая, на ночь глядя!»

     Девушка тем временем безуспешно допытывалась у охающей на топчане пациентки, что и как у нее болит, потому  как, судя по ее словам – болело все и везде!

     Бригада скорой в темпе подписала приёмо-сдачу и благополучно ретировалась.

     - Сейчас я доктора позову! – оповестила нас медсестра и, бросившись к телефону, лихорадочно закрутила диск.

     Врач появился почти незамедлительно. Он вприпрыжку спустился откуда-то с верхнего этажа. Высокий, худой в позолоченной французской очковой оправе «Монна Лиза» (тогда как раз такие в моду вошли и стоили целое состояние по тем нелегким советским временам!) спущенной на самый кончик его хищного горбатого носа.  Коротко поздоровавшись, молодой эскулап принялся энергично пальпировать живот моей Елены длинными тонкими волосатыми пальцами. После каждого ее оха он многозначительно произносил: «Так!» и весело поблескивал агатовыми глазами поверх своих дорогущих очков. Спустя минуту диагноз был поставлен и вынесен окончательный вердикт:

     - Все ясно! Аппендицит! Резать надо!    
     - Когда резать-то? – ошалело спросил я.
     - Как когда? Сейчас! У нее перитонит может случиться!
     - А резать, кто будет? – я был близок к паническому состоянию.
     - Как кто? – homo medicus резким тычком указательного пальца правой руки мгновенно водрузил «Монну Лизу» с кончика носа на подобающее ей место  на переносице. – Я, конечно же! Или вы еще кого-то здесь видите кроме меня? – спросил он и его агатовые глаза за стеклами очков теперь уже сверкали угрожающе гневно.

     - А вы хирург? – усомнился я, глядя на самоуверенного парня, которому от силы было года на два-три больше, нежели мне.
     - Да! – гордо ответствовало мне молодое дарование.
     - А вы один… - начал, было, я, ибо в голове моей ураганом носились мысли: «Хана! К интерну попали! Ленка моя на опыты пойдет для студентов!»
     - Ну, зачем же один! У нас, там, в хирургическом отделении, дежурная бригада есть!

     За всем этим разговором, мы как-то совсем забыли о нашей подопечной, а когда вспомнили, то увидели, что она уже перестала охать и, вполне сносно, сидит на топчане! Узрев ее, в почти вертикальном положении, я неожиданно для себя вспомнил «коронную» фразу из сказки о Буратино: «Пациент скорее жив, нежели мертв!»

     Итак, жена моя сидела, упершись обеими руками в топчан, и твердым голосом, не терпящим возражений, произнесла:

     - Не хочу!
     - Чего не хочешь? – поинтересовался я.
     - Операции не хочу! Домой хочу!
     - Какой домой! – завопил не своим голосом врач. – Резать надо! Резать! Прободение может быть!
     - Не хочу! Не дам резать! Идем домой! 

     Елена встала на ноги, мертвой хваткой вцепилась в мою руку и потянула меня к выходу.

     - Нет! Так нельзя! - в один голос завопили медсестра и врач в приемке. У нас вызов оформлен! Если вы ее забираете, то под вашу ответственность!
      - Ты точно это решила, а? – спросил я жену.
     - Да! – коротко ответила она.

     Пара минут ушла, чтобы подписать отказные бумаги и еще минут пять мы мерзли на остановке автобуса, который благополучно доставил нас до дома.

     Я уже писал в начале, что тридцать с лихвой лет минуло с того дня. Не так давно призналась жена:

     - А помнишь ту историю с аппендицитом, когда ты всю ответственность за последствия на себя взял?
     - Помню, конечно!
     - Так вот: пОперву блины у меня не получались! Ну и, чтобы перед матерью твоей покойной не позориться, я блины, те, которые, как говорится – комом вышли, сразу же со сковородки и съедала! 
     - Сырьем что ли? – спросил я.
     - Ага!

      Вот тебе и весь аппендицит! Эх, бабы, бабы…

 Глеб ФАЛАЛЕЕВ