ПО СТРАНИЦАМ ОДНОГО ЖУРНАЛА (ПО СТРАНИЦАМ «ДИЛЕТАНТА» I)

  «Дилетант» - прекрасный журнал, праздник для интересующихся  историей и желающих привить любовь к истории детям. Поскольку В.Дымарский (№ 2) заметил,что «отклики, не исключая критические, помогут в работе», позволю себе несколько замечаний по частным поводам.

               В № 12 в рубрике «Документ» (ведущий Андрей Сорокин) на страницах 56 – 57 (статья «К вопросу об изъятии ценностей») читаем: «Российская православная  церковь была первой», кто откликнулся на голод 1921 года. «Уже 22 августа 1921 года патриарх Тихон выпустил послание “О помощи голодающим”, в котором призвал верующих и духовенство, а также зарубежных деятелей к добровольным благотворительным пожертвованиям голодающим. Вслед за этим кремлёвские вожди … позволяют создать “Помгол”, а буквально через несколько дней государство создаёт свой собственный аналогичный орган … ЦК Помгол под преседательством … М.И.Калинина … Уже в августе 1921 года последовал полный разгром “Помгола” с арестом его членов, судебным процессом в 1922 году и высылкой из страны», до того «многие были приговорены к расстрелу». 

Эта история изложена здесь очень неточно и даже внутренне нелогично. В июне 1921 года Всероссийский съезд по сельскохозяйственному опыту в Москве одобрил предложение С.Н.Прокоповичаобратиться к властям с просьбой создать комитет помощи голодающим. Жена Прокоповича Е.Д.Кускова довела это предложение до властей через Горького, с которым была очень дружна ещё с Нижнего (и до 1929 года). Горький горячо откликнулся на инициативу, всячески поддерживал и создание комитета, и сам комитет в его работе. ВЦИК 21 июня утвердил статус Помгола. Председателем стал член Политбюро, председатель Моссовета Л.Б.Каменев, кроме него в состав комитета вошли ещё 12 коммунистов (А.В.Луначарский, М.М.Литвинов и др.).

В.Г.Короленко был избран почётным председателем комитета, но практически участвовать в его работе не мог: жил в Полтаве и сильно болел. Об этом он писал Горькому 27 июля 1921 года. В декабре 1921 года он умер. Короленко избрали в почётные председатели, скорее всего, для того, чтобы именно он обратился от лица комитета к Западу и к российской эмиграции за помощью. Но выполнению этой просьбы комитета, переданной ему через Горького, кроме болезни, мешала убеждённость Короленко в том, что масштабы бедствия – результат деятельности самих большевиков. Короленко,  достаточно прозрачно писал об этом Горькому и27 июля, и в следующем письме 9 августа. Короленко не мог отказаться от этого поручения перед лицом такой чудовищной катастрофы (понятен и выбор комитета, почему обратились именно к Короленко), но я совершенно не представляю, как могло бы выглядеть это обращение, чтобы его восприняли всерьёз, и чтобы при этом в нём не упоминались большевики, как они того заслуживали. В данной, краткой справке проще всего было бы совсем не упоминать о почётном председательстве Короленко, чтобы не вводить читателей в заблуждение.

Так как деятельность Помгола с самого начала вызывала немалое беспокойство властей, уже в июле 1921 года была создана «Центральная комиссия помощиголодающим» при ВЦИК под председательством Калинина: ЦК Помгол. Разумеется, вопрос об ответственности большевиков возникал и на заседаниях Помгола, говорил об этом, в частности, Прокопович. Лечить болезнь, не интересуясь её причинами, - странное занятие. Планировали послать делегацию в Стокгольм для налаживания контактов по доставке помощи из-за границы. Но для властей было совершенно неприемлемо, чтобы представители оппозиционных партий, носители таких тяжёлых обвинений в адрес большевиков, ехали с официальными полномочиями за рубеж. Тем более, что всё это происходило на фоне небывалого размаха крестьянских восстаний по всей стране, наглядно подтверждавших вину большевиков. 26 августа 1921 года Ленин пишет членам Политбюро письмо о необходимости ареста членов Помгола. Решение принято 27 августа, и в тот же день арестованы все члены Помгола, кроме коммунистов и заслуженной народоволки Веры Фигнер (ей уже почти 70 лет). 28 августа постановление ВЦИК о роспуске Помгола опубликовано в «Известиях». Местным организациям Помгола на месяц запрещены собрания. Таким образом, последовательность событий в статье искажена. Поскольку никакие более ранние действия церкви не упомянуты, то сначала, в июне создан Помгол, затем, в июле – ЦК Помгол, в августе последовали обращение патриарха и постановление о роспуске Помгола. Иначе, если оставаться в рамках статьи, в последнюю неделю августа предполагается какая-то немыслимая суета: за это короткое время власти будто бы успели не только создать одну за другой две организации, но ещё – и разогнать первую.

Горький во всей этой истории оказался в унизительной и мерзкой роли провокатора (а ведь он, возможно, рассчитывал на то, что комитет станет зародышем демократического правительства!), так и писал Каменеву: «этого со мной ещё не случалось». 16 октября 1921 года он, уступив настойчивым рекомендациям Ленина, уехал за границу, официально – для лечения (с визой на 8 месяцев). Уехал, обозлённый и на большевиков, и на самих крестьян, и голодающих, и всяких. Приёмный сын Горького Зиновий Пешков докладывал министру иностранных дел Франции мнение Горького. Большевикам – крышка. Давать им займы не следует, им нечем будет возвращать. Ленин провёл всю жизнь за границей, России он совсем не знает, и Россия ему совершенно безразлична. У них всё сосредоточено на мировой революции, но в результате не будет ни мировой революции, ни большевиков, ни самой России. Журналистам говорил несколькоиначе, что верит в интернациональную социалистическую революцию. А насчёт возможной гибели от голода 35 миллионов крестьян (тогда казались возможными такие потери) говорил, что в этом нет большой беды: вымрут «полудикие, глупые, тяжёлые люди русских сёл и деревень … и место их займёт новое племя – грамотных, разумных, бодрых людей» (М.Геллер, А.Некрич.Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней. Ч.I,London, 1982. стр. 124; ГейрХьетсо. Максим Горький. Судьба писателя. М., «Наследие», ИМЛИ РАН. Пер. Л.Григорьевой. 1997, стр. 190, 199, 201, 202).

Теперь о суде и «угрозе расстрелов». Большевики без крайней необходимости не обременяли себя всякими буржуазными глупостями, вроде прения сторон, исследования доказательств и т.п. Никакого суда не было и по делу Помгола. Их участь решало Политбюро, исходя из революционной целесообразности. В отношении наиболее известных лиц решения в подобных случаях принимались персональные, про остальных – чохом, применительно к целым категориям «провинившихся». А ВЧК претворяло эти решения в жизнь, конкретизируя и детализируя их по своему усмотрению. В соответствии с постановлением ВЧК от 1 ноября 1921 года Прокопович и Кускова  отбывали ссылку в Кашине, М.А.Осоргин  (редактор комитетского бюллетеня «Помощь») – в Казани, Н.М.Кишкин – в Солигаличе Костромской губернии, его секретарь Е.М.Кафьева – в Тотьме. 26 апреля 1922 года секретарь президиума ВЦИК А.С.Енукидзе обратился в ВЧК с просьбой досрочно освободить высланных и вернуть их в Москвупо настоянию Красного Креста. Прокопович и Кускова вернулись в Москву в июле 1922 года. Кишкин и Кафьева освобождены в декабре 1922 года. На «философских пароходах» («Пруссия» и «ОбербургомистрХакен») в октябре – ноябре 1922 года высланы за границу Прокопович, Кускова, Осоргин, бывший секретарь Л.Н.ТолстогоВ.Ф.Булгаков. Значительное число членов Помгола и активных его помошников без особого шума понемногу сгноили в ссылках и лагерях. Опасения, что членам Помгола угрожает расстрел, возникли за границей возможно потому, что в это же время, в июле – августе 1922 года проходил первый из «открытых» процессов-спектаклей 1920-х – 1930-х годов: громкий политический процесс  по делу правых эсеров. В августе 1922 года 12 лидеров партии (в том числе – 8 членов ЦК) приговорили к расстрелу, но под давлением международной общественности и, особенно – лидеров IIИнтернационала, приговор сделали условным – он должен быть приведён в исполнение в случае возобновления вооружённой борьбы с советской властью. В сентябре 1922 года к ним прибавился девятый член ЦК В.Рихтер. 14 января 1924 года приговор всем им заменили 5 годами тюрьмы с последующими 3 годами ссылки.

                                                                               *

В № 1 в очень ценной статье А.Шпагина «Бог помешал» имеется следующий, весьма спорный фрагмент (стр. 40): «Как  известно, вождь был пиитом и баловался стишками. Одна песня на его юношеское стихотворение даже регулярно звучит по радиои является всеми любимой.  Это “Сулико”, текст которой по заданию вождя был переведён на русский язык огромным коллективом московского литературного института, а сама песня исполняется под псевдонимом “грузинской народной”».

Автором «Сулико» (1895), одной из самых популярных грузинских песен, является, как хорошо известно, Акакий Церетели. Это, в то же время, его произведение, нашедшее самый широкий отклик. При жизни Сталина довольно часто звучало по радио некое переложение этого текста на русский язык, вариация на тему «Сулико»: «Я могилу милой искал». Песня довольно хорошо воспринимается, но это – лишь очень отдалённый отголосок текста Церетели, он раза в три короче оригинала и, видимо, во много раз беднее по содержанию. Возможно, именно это переложение выполнено по заказу Сталина. В «Сочинения» Сталина (т. 17, Тверь, компания «Северная корона», 2004, стр. 1 – 6) включаются шесть его стихотворений 1895 – 1896 годов; разумеется, «Сулико» в их число не входит, и ни о какой причастности Сталина к подобному тексту не упоминается. Я не сомневаюсь, что в обширной библиотеке Сталина имелся Церетели и в оригинале, и «Сулико» в переводе С.Спасского (к 100-летию поэта, Гослит, 1940). А в более поздних изданиях (1960, 1962) давали перевод Н.Гребнева.

*

Очень интересная статья Т.Таировой-Яковлевой «Трудный выбор Ивана Мазепы» в № 17 (2013, № 5) заслуживает всяческого одобрения по своим выводам. Однако, некоторые замечания по частным поводам, думается, будут полезными. «Днепровские походы принесли Петру желаемый выход в море и победу, а Мазепе – добычу, славу и награды» (стр. 19, 20). В 1696 году Мазепа участвовал во взятии Азова, командуя 16-тысячным корпусом. Шереметев в это же время действовал против татар на Днепре. Пётр действительно получил на 15 лет (до поражения на Пруте) выход, по крайней мере, - к Азовскому морю, но всё это никак не выстраивается в «днепровские походы, принесшие выход к морю и победу, а Мазепе…» и т.д.

Мазепа «вместе с гетманом Дорошенко изменил полякам, устанавливал союз с Крымом, был в плену у запорожцев и, наконец, занял положение казацкого старшины при левобережном гетмане». Тут вся соль  - в подробностях. Мазепа подался в сторону от польского короля очень осторожно, в 1663 году, во время похода Яна Казимира на левобережную Украину, на Глухов. Мазепа остался в родовом имении под Белой Церковью, с больным отцом. Это ещё совсем не воспринималось как измена, а в 1665 году он даже «унаследовал» (как бы) от отца должность черниговского подчашего, то есть официально все ещё оставался на королевской службе. Всё самое существенное разворачивалось далее. В 1668 году Мазепа женился на Анне Фридрикевич, вдове белоцерковского полковника. В конце 1669 года его тесть, генеральный обозный Семён Половец помог ему выдвинуться в кругу правобережного гетмана Дорошенко. Мазепа стал ротмистром гетманской надворной гвардии, затем писарем. Дорошенко в гетманах уже 4 года, он уже пытался изгнать католиков из Правобережной Украины, так что ни о какой «совместной с Дорошенко измене полякам» речи быть не может. Мазепа присоединился к гетману, уже находящемуся в оппозиции к полякам, и начинал со скромных должностей. В июне 1674 года Дорошенко отправил Мазепу посланником в Крымское ханство и в Турцию. Мазепа вёз с собой к туркам 15 левобережных казаков в качестве невольных заложников. Запорожцы захватили Мазепу и отдали его левобережному гетману Самойловичу. Самойлович сделал Мазепу войсковым товарищем, потом – генеральным есаулом. Мазепа воспитывал детей Самойловича. С некоторого времени Самойлович стал ежегодно посылать Мазепу в Москву к В.В.Голицыну. После падения Самойловича  Голицын сыграл решающую роль в избрании Мазепы 25 июля (4 августа) 1687 года на раде под Коломаком левобережным гетманом. Мазепа произвёл большое впечатление на Голицына и Матвеева своей польско-малорусской образованностью.

Вопросы образования Мазепы и его королевской службы освещены в статье слишком скупо и с явным перекосом. Отец Мазепы не ограничил свою биографию исключительно казацким войском. Он длительное время был на королевской службе, в 1662 году он назначен черниговским подчашим. После его смерти на эту должность назначен, как уже сказано, Иван Мазепа. В европейскую образованность Мазепы, которая произвела такое впечатление на Голицына и Матвеева, заметный вклад внёс иезуитский коллегиум, который Мазепа окончил в Варшаве до поездки за границу. Хотя связанное с этим подозрение о том, что Мазепа тайно принял католичество, не находит никакого подтверждения.

Служба при королевском дворе была для Мазепы довольно трудной из-за напряжённых отношений с польской шляхтой, которая кичилась своим высоким происхождением перед малороссийскими «выскочками». Казачью шляхту они считали (и – не без оснований) недостаточно надёжной, готовой изменить Польше в любую минуту, что Мазепа и сделал. Но была в этом недоброжелательстве ещё одна интересная струна. Польская шляхта очень заботилась о сохранении своей независимости от короля, в этом смысле она ревниво следила за каждым его движением, находясь как бы в постоянной оппозиции к королю.В результате королю в определённых ситуациях приходилось в большей степени опираться именно на «молодую» малороссийскую шляхту – в своих действиях, недостаточно одобряемых польской шляхтой. У Мазепы особенно острым было столкновение со знатным шляхтичем Пасеком. В 1661 или 1662 году Мазепа обвинил его в измене. Пасеку удалось оправдаться. Пасек ударил Мазепу, схватились за оружие. Король заставил их формально помириться, но они остались злейшими врагами. Как уже упомянуто, Мазепа в 1663 году окончательно оставил королевский двор. До того Ян Казимир трижды посылал Мазепу в качестве своего официального представителя с посланиями и с подтверждением гетманских полномочий: в 1659 году – к Выговскому, в 1660 – к Юрию Хмельницкому, в 1663 году – к Тетере. Гетманы были недовольны тем, что к ним посылают такого незнатного человека.

Остаётся дать пояснения к картине, иллюстрирующей поэму Байрона «Мазепа». Она приведена на страницах 18, 19, но никак не связана с текстом. Видимо, единственное свидетельство об этой истории исходит от Пасека, который таким образом отомстил Мазепе за обиду. В 1664 году знатный сосед Мазепы Станислав Фальбовский поймал Мазепу, пытавшегося проникнуть к жене Фальбовского, в расчёте на отсутствие мужа. Расправился с преступником надлежащим образом. Как я понимаю, основная версия (версия Пасека) выглядит так: Мазепу раздетого привязали к его же коню и погнали этого коня через колючие заросли. Таким образом, Мазепа прибыл домой, вдобавок к позору, ещё и сильно поцарапанным. Другая версия звучит также довольно правдоподобно: Мазепу, опять-таки раздетого, привязали к коню, обмазали дёгтем и в таком виде привезли на ярмарку. После сообщения Пасека эта история стала варьироваться и обрастать различными подробностями, в том числе – малодостоверными. Байрон и воспользовался для своей поэмы каким-то поздним вариантом, очень подходящим для захватывающего рассказа, но во многом – фантастическим. В поэме Мазепа рассказывает эту историю Карлу где-то на отдыхе вскоре после Полтавы. Утверждает, что был пажом у польского короля (Ф.М.Уманец. Гетман Мазепа. Историч. монография. СПб, 1897, стр. 24 – считает, что Мазепа прибыл из-за границы в 1657 году, т.е. ему было уже около 27 лет, и он никак не мог быть пажом). Что сочинял ядовитые стихи про придворных и подписывал их «Горестный Тирсит» (язвительный персонаж из пьесы Шекспира «Троил и Крессида»). Что был очень красив (художник изобразил его очень юным, а Мазепе в 1664 году было около 35 лет), увлёкся женой знатного графа, даже считавшего себя претендентом на королевский престол. Граф поймал Мазепу с поличным. Как и в предыдущих версиях его прикрутили к коню, но в этом варианте конь – дикий (годился бы любой конь с Украины). Этот дикий конь скакал без устали. Сколько дней это продолжалось, я подсчитать не смог (пользовался переводом Г.Шенгели), сбивался со счёта, но ясно, что очень долго, неправдоподобно долго. В этом варианте возможна встреча с волками (как это изобразил художник, у Байрона – Шенгели: «слышал волчий вой»). Но летом, как я понимаю, волки не воют и не сбиваются в такие большие стаи. Наконец, конь пал, Мазепу выручили казаки. Так он попал к запорожцам. Мы уже знаем, что Мазепа попал к запорожцам только через 10 лет после приключения с пани Фальбовской и совсем при других обстоятельствах.

*

В № 16 (2013, № 4, стр. 59) в уже упомянутой рубрике «Документ» в статье «Апостол мирового коммунизма» читаем: «Сталин и Зиновьев организовали действительно грандиозную встречу знаменитого запломбированного вагона на Финляндском вокзале Петрограда».

Сначала о «запломбированном вагоне». Такое условное наименование закрепилось в литературе за специальным составом из двух вагонов, в котором 32 социалиста, включая Ленина, покинув Цюрих, пересекли территорию Германии. 30 марта в Заснице они расстались с этим поездом и поднялись на борт шведского парохода. С этого момента они стали обычными пассажирами, в их дальнейшем путешествии не могло быть ничего «запломбированного». Видимо, они добрались до Мальме, оттуда – поездом до Стокгольма, опять морем – до Турку, и, наконец, поездом – до Петрограда. Состав, который доставил их в Засниц, не мог попасть на Финляндский вокзал при всём своём желании. Если же упоминание о «запломбированном вагоне» ироническое,то, во-первых, требовалось бы обязательно взять это выражение в кавычки, а, во-вторых, при нынешнем общем одичании, да ещё – и в категории «6+», предпочтительнее были бы простота и ясность.

Гораздо интереснее «действительно грандиозная встреча». Советская историография так это и подавала: будто бы все собравшиеся восторженно приветствовали «посланцев кайзера». Но доступные в настоящее время, уже – многочисленные, свидетельства заставляют посмотреть на дело совершенно иначе. Поддерживали их очень немногие, и в стране, и в городе, и на площади. Гораздо больше было таких, которые относились к ним с негодованием и враждебностью. В это время даже Горький, столько сделавший во время войны для победы Германии, Горький, которому офицеры-фронтовики присылали в конвертах символические верёвочные петли, как твёрдое обещание вздёрнуть его за эти художества на ближайшей берёзе, даже Горький поддался общему подъёму (назовём этот подъём «революционным», у Горького:«Россия обвенчалась со свободой»), бредил какими-то сознательными крестьянами, которые рвутся на фронт, верил в победу новой, революционной армии. Так что я из всего, что удалось почитать по этому поводу, оцениваю соотношение сил на площади следующим образом: большевики и им сочувствующие – 7 %, их убеждённые противники, решительно осуждающие прибывших «немецких шпионов» - 20 %, а остальные – зеваки, предвкушавшие редкое, интересное зрелище. В числе «зевак» было и какое-то количество представителей прессы. Именно обилие зевак (в их числе был, например, Максим Пешков, ещё не коммунист, не чекист) помешало неизбежному, и очень неприятному для ленинцев столкновению, посмотреть на которое и собрались эти зеваки. Наблюдать, значит – изменять объект наблюдения, это общее правило подтвердилось в данном случае самым убедительным образом.

                                                                               *

М.Веллер («Да, мифы мы!»: № 19 <2013, № 7>), разоблачая исторические мифы, заменяет их своими, не во всех случаях достаточно убедительными соображениями. Не выдерживает никакой критики его утверждение о том, что в столкновенииТохтамыша с Мамаем славяне Великого княжества Литовского (далее ВКЛ) были на стороне Мамая, а славяне из «Москвы, Рязани, Твери и окрестностей» - на стороне Тохтамыша. Как и то, что Мамай «ориентировался, скорее» «на великое западное государство» (ВКЛ). Начнём с того, что за 10 лет с 1359 по 1369 год в Сарае сменилось 25 ханов (Тюльпа царствовал несколько месяцев, Темир-Ходжа – всего шесть дней), хилыми ханами играли могущественные вельможи. Соответственно и во Владимиро-Московской Руси началась чехарда с ярлыком на великое княжение. После смерти в 1359 году Ивана – сына Калиты очередной хан Наврус дал ярлык на великое княжение не наследнику Ивана Дмитрию (будущему Донскому), а суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Московских бояр это, естественно, не устроило: они повезли своего десятилетнего Дмитрияв Орду и добились для него ярлыка на великое княжение от нового хана Хидыря, который за это время успел убить Навруса и занять освободившийся престол. После того, как Хидыря убил его собственный сын, Орда разделилась. Московские бояре в 1361 году получили новый ярлык для Дмитрия от очередного хана Мюрида – брата Хидыря, а в 1362 году – ещё и от Абдуллы – ставленника заметно усиливавшегося Мамая. С Дмитрием Константиновичем удалось помириться, он признал Дмитрия Московского великим князем, а в 1365 году Дмитрий Московский женился на его дочери Евдокии.

Пропуская подробности, скажем, что через несколько лет тверской князь Михаил Александрович, поддерживаемый Ольгердом – великим князем Литовским  (Ольгерд женат на сестре М.А.), в свою очередь дважды получал в Орде ярлык на то же самое великое княжение, тоже – от ставленника Мамая, на этот раз – Мамант-Салтана. Дмитрий оба раза не пропустил тверского князя во Владимир, не допустил провозглашения его великим князем на месте – во Владимире. Воспользоваться в свою поддержку татарской ратью Михаил не решился. Посла хана Сарыходжу пропустили в Москву, но только одного, без Михаила. Дмитрий вместе с Сарыходжой, засыпанным подарками, поехал в Орду и при поддержке Сарыходжи снова получил ярлык на великое княжение. Ольгерд  дважды разорял Московское княжество  (в 1368 и в 1370 годах), оба раза подступал к самой Москве, но Кремль был уже обнесён каменными стенами (в 1367 – 1368 годах), и дело оба раза оканчивалось разорением  Московского княжества  (но не самой Москвы) и без какого-либо выигрыша для Михаила. А в дальнейшем Ольгерд породнился, так сказать, и с кланом Дмитрия Московского – выдал свою дочь Елену за двоюродного брата Дмитрия – Владимира Андреевича Серпуховского, который через 10 лет будет командовать Засадным полком на Куликовом поле.

Отмечают, что не только усиление Московского княжества в Северо – Восточной Руси в 60-е годы XIV века происходило одновременно с усилением Мамая в Золотой Орде, но Москва прямо способствовала объединению Орды вокруг Мамая своими победами над Тогаем (1365) и Булат-Темиром (1367), отделившимися от Орды, и т.д. А 1370-е годы – время всё более обостряющегося противостояния Дмитрия Московского и Мамая, и одновременно – ослабления позиций Мамая в Орде.  Наконец, 11 августа 1378 года Дмитрий наголову разбил на реке Воже посланное Мамаем войско подкомандованием мурзы Бегича. В этом сражении на стороне Московского княжества выступал сын умершего к тому времени Ольгерда Андрей Полоцкий. Как старший сын Ольгерда он должен был унаследовать его престол, но великим князем Литовским стал другой сын Ольгерда Ягайло. Андрею пришлось покинуть Литву, он княжил в Пскове и служил Московскому князю вместе со псковичами.

К концу 1370-х годов Мамай контролировал лишь западную часть Орды – к западу от Волги. Саму столицу Орды он захватывал лишь на короткое время. То, что он в какой-то момент сам объявил себя ханом – ещё одно свидетельство его ослабления, ему больше не удавалось выставить ханом «своего» чингисида, чтобы править от его имени. Непосредственным поводом к походу на Москву послужил то ли отказ Дмитрия платить дань в прежнем размере, как платили Узбеку и Джанибеку (а не в уменьшенном размере, на какой Мамай согласился в 1372 году), то ли – отказ Дмитрия  в 1378 году вообще платить какую-либо дань. Важная особенность похода 1380 года (также отражающая ослабление позиций Мамая в Орде и отмечаемая летописцами) та, что собранных им сил степняков оказалось недостаточно. Значительную роль в войске Мамая играли наёмники с Северного Кавказа, из Закавказья и Средней Азии (!), генуэзцы. Кроме того, что также необычно для татарских набегов, Мамай возлагал большие надежды на участие в походе Олега Рязанского и Ягайло. Отказ Дмитрия платить дань – лишь осознание своей силы и, одновременно, - слабости Орды, раздираемой междоусобиями. Никаких признаков того, что Дмитрий «на стороне Тохтамыша» тут не видно. После объединения Орды вокруг Тохтомыша Дмитрий сразу же пытался наладить отношения с Тохтомышем, посылал ему дары, но как бы предполагал, что разговор о дани нужно теперь начинать с нуля.  А Тохтамыш рассуждал иначе.

Столкновения с Олегом Рязанским, чередовавшиеся с временными замирениями, были важной частью всего княжения Дмитрия. В 1372 году Дмитрий брал Рязань. Но после победы Дмитрия на Воже Олег очередной раз признал старшинство Дмитрия. В 1380 году Олег Рязанский, вынужденный как-то выкручиваться, находясь посередине между Ордой и Дмитрием, писал Ягайло, чтобы тот не опоздал к месту встречи войск Мамая, даже предлагал Ягайло вообще разделить Московское княжество: Литве – Москву, Олегу – Коломну, Владимир и Муром. Но одновременно сообщал Дмитрию о планах Мамая. Так и во время похода Тохтамыша на Москву в 1382 году Олег встретил Тохтамыша на границах своей земли, но главным образом старался провести Тохтамыша стороной от Рязанской земли, чтобы она в наименьшей степени пострадала от нашествия.  Под каким микроскопом можно углядеть в поведении Олега Рязанского то, что «славяне Северо-Восточной Руси были на стороне Тохтамыша»? Точно такие же сомнения возникают при анализе действий и Дмитрия Московского, и всех других князей этой земли.

Очень своеобразным союзником Мамая был в 1380 году и Ягайло. Вместо того, чтобы двигаться к пункту сбора мамаевых войск (устье реки Воронеж) с комфортом, по своим, северским землям, Ягайло шёл с боями, разорял черниговских князей – союзников Дмитрия Московского, явно не торопился на встречу с Мамаем. В результате он как бы «опоздал», стоял со своим войском в 40 километрах от места сражения. Ему было о чём поразмышлять. Если бы знать, что Мамай в конце концов одержит верх в Орде, то можно было бы вмешаться в сражение на стороне Мамая. Но Ягайло, как и Дмитрию, было ясно, что карьера Мамая неудержимо катится к своему закату. А в таком случае, зачем тратить силы для того, чтобы на ровном месте, безо всякой выгоды для себя приобрести большие проблемы в своих будущих отношениях с Тохтамышем? Но и это ещё далеко не всё. Войско Ягайло чуть ли не полностью состояло из православных (М.Веллер, вслед за понятно кем, интересуется лишь общностью людей по признаку крови; в результате из поля его рассмотрения начисто выпадают многочисленные крещёные чудь, мордва, черемисы, те же татары и литовцы и т.д.). Уже упомянутые родственные связи русских князей с литовскими  (а этих связей на самом деле было намного больше) показывают, что литовцы (хотя это иная генетическая ветвь) намного ближе русским, чем славяне, принадлежащие к римской церкви – поляки, чехи и хорваты. Православные против православных это ещё было в обычаях того времени. Но православные в союзе со схизматиками, да ещё и снехристями – против православных: на такое непросто решиться (Михаил Тверской в 1370 году – не решился). Ведь у них до самого последнего времени даже митрополит был один, общий,  поставленный константинопольским патриархом. Но и этого мало. Из шести полков Дмитрия двумя командовали братья Ягайло: Андрей Полоцкий (о нём уже сказано) и Дмитрий Брянский (VIзапасной полк или отдельная дружина). Таким образом, вмешательство Ягайло в это сражение приобретало бы характер династического междоусобия: младшие братья (Ягайло и Скиригайло) – против старших. Так как Ягайло фактически похитил престол у Андрея, Андрей и Дмитрий, несомненно, имели сторонников и в войске Ягайло. Так что Ягайло не мог быть вполне уверенным в своём войске в такой ситуации. А у М.Веллера «славяне из ВКЛ всей душой за Мамая» - так сказать, исчерпывающий анализ ситуации!

Хотя М.Веллер прямо об этом не говорит, стоит упомянуть встречающееся иногда утверждение, что Тохтамыш в 1380 году шёл на помощь Дмитрию. Но Мамай после поражения на Куликовом поле отправился в Крым, собрал там новые силы и намеревался сразу же снова двинуться на Москву, однако столкнулся с Тохтамышем на Калке. Интересно, каким же таким хитрым путём шёл Тохтамыш, и каким причудливым был режим этого движения «на помощь», чтобы сказанное сделалось возможным? Суть в том, что Тохтамыш отправился с Волги только после того, как получил известие о результате сражения на Куликовом поле и шёл совсем не в сторону верховий Дона, не «на помощь», а к устью Дона. Только в таком случае взаимные перемещения Тохтамыша и Мамая становятся вполне понятными.

Наиболее убедительный из числа историографов – евразийцев Г.В.Вернадский («Начертание русской истории».СПб, 2000, стр. 127) вообще пишет так: «После поражения Мамая на Куликовом поле Тимур счёл момент благоприятным и бросил Тохтамыша в Кипчацкие степи». В таком случае получится, что до Куликова поля на Руси о Тохтамыше вообще не слышали!

События 1382 года М.Веллер описывает следующим образом: «когда Тохтамыш подошёл к Мосве, князя Дмитрия там не было, москвичи его изгнали и пригласили из западного государства внука Ольгерда Остея себе в князья. Они не хотели быть под Ордой, они хотели быть под западным славянским государством, гораздо более просвещённым, ибо Мамай никак не вмешивался во внутренние дела этого государства. Тохтамыш жестоко покарал бунтовщиков, посадил Дмитрия обратно на московский престол, походя сжёг Рязань, которая тоже пыталась выступить с мятежом, и  ушёл восвояси. Вот что было на самом деле … само иго в достаточной мере миф».

После недавнего сокрушительного разгрома степняков  Ольгердом на Синих Водах (в низовьях Днепра и Буга) этот текст М.Веллерао Мамае, «никак не вмешивающемся в дела» звучит совсем умилительно! Зачем же ограничиваться одной Литвой: татары не вмешивались также в дела Швеции, Австрии, Франции и Испании!

У М.Веллера получается, что до Куликовской битвы все славяне «Москвы, Твери, Рязани» и пр. были за Тохтамыша, а после убедительной победы над «западником» Мамаем все (кроме князя Дмитрия) стали вдруг западниками. Осмысленность высказывания принесена здесь в жертву его лихости.

 Теперь про остальное, так же невыносимо несусветное в этой концепции М.Веллера. «Рязань пыталась выступить с мятежом». Олег Рязанский вёл Тохтамыша по границе своих владений, показывал броды через Оку, вывел к Серпухову. А М.Веллер придумывает какие-то попытки выступления с мятежом!

Дмитрий уехал из Москвы, узнав о приближающемся войске Тохтамыша. Кремль был хорошо укреплён в 1367 – 1368 годах. Ольгерд в 1368 и 1370 годах отступил, даже не предпринимая попытки штурма. В 1382 году у защитников Московского Кремля имелось уже огнестрельное оружие, включая впервые упоминаемые на Руси «тюфяки» - пушки. У Тохтамыша не было никаких стенобитных орудий. Имевшиеся у татар технические средства ограничивались штурмовыми лестницами, которые были изготовлены тут же на месте. Кремль мог выдержать длительную осаду. Власть Дмитрия здесь, в Кремле не требовалась, обороной мог руководить назначенный им военачальник. Власть Дмитрия была нужна за пределами Москвы: он и Владимир Андреевич Серпуховской собирали рати, чтобы угрожать Тохтамышу с тыла и вмешаться в подходящий момент.

Волнения в Москве начались только тогда, когда Москву хотели покинуть великая княгиня с детьми и митрополит Киприан. В общем, и им незачем находиться в осаждённом городе, особенно – малолетним детям великого князя. Их, наконец, выпустили. А вот бояр, которые тоже намеревались бежать из Москвы, били, грабили и заставили остаться в городе и принять участие в его обороне. Дмитрия москвичи не изгоняли и другого князя не приглашали. Ни народных изгнаний, ни народного избрания князей в Северо-Восточной Руси не бывало. М.Веллер, видимо, путает то ли Северо-Восточную Русь с Северо-Западной, то ли 1382-й год с 1917-м.Москвичи даже тысяцкого перестали выбирать именно при Дмитрии, как раз он вытоптал эти, последние следы народоправства.

Тохтамыш принял специальные меры, чтобы напасть на Московское княжество неожиданно, не дать Дмитрию возможность собрать силы для отпора. Тохтамыш приказал взять под стражу русских купцов в ВолжскойБулгарии (чтобы они не могли известить Дмитрия о набеге) и захватить суда этих купцов. От места переправы Тохтамыша через Волгу (нынешняя Казань) татары, скорее всего, добрались до Москвы за 8 – 10 дней.  Весть об их приближении в самом лучшем случае могла обогнать их появление под стенами Москвы не больше, чем на  несколько дней. Кстати сказать, эти меры Тохтамыша, обеспечивавшие неожиданность его нападения на Дмитрия, были бы совершенно излишними, если бы он шёл подавлять бунт. Да и ради подавления бунта он не стал бы вообще затевать такое грандиозное мероприятие, остался бы дома, а отправил бы в поход какого-нибудь мурзу с войском.

Даже в нынешних условиях, при наличии современных систем связи и при современных скоростях передвижения, подыскать за рубежом подходящего менеджера и обеспечить его срочное прибытие – задача совсем не для нескольких дней. Что же говорить о москвичах 1382 года, которые, в версии М.Веллера, должны были решать эту задачу в отсутствии спутниковой связи и самолётов! Но, помня о двух упомянутых Ольгердовичах, уже находящихся к этому времени на службе у Дмитрия Донского, этот ребус решить очень легко. Остей (это – прозвище, вольный перевод – «колючка») – сын, то ли Андрея Полоцкого, то ли Дмитрия Брянского (можно встретить упоминания о нём, как об Александре Андреевиче). Видимо он, как его отец и его дядя, так же был на службе у Дмитрия Донского, например, - в Серпухове, у Владимира Андреевича. То ли сам Дмитрий Донской, то ли Владимир Андреевич посчитали его наиболее подходящим и з тех, кто был поблизости, для того, чтобы организовать оборону Москвы. «Князем» его избирать не нужно (это не Новгород Великий, и не Псков), он – гедиминович, князь по рождению. Его просто назначили сверху, он и наладил всё как нужно. Взяли Москву 26 августа обманом. Тохтамышу не требуется, чтобы москвичи считали его честным человеком – нарушение данной им клятвы для него такой пустяк, о котором и говорить не стоит. Тохтамышу не требуется, чтобы в Северо-Восточной Руси  его считали справедливым (Дмитрий, видимо рассчитывал на какое-то ослабление ига в благодарность за разгром Мамая, так и Олег Рязанский надеялся, что его княжество пощадят, раз он помогал Тохтамышу в этом походе). Единственное, что нужно Тохтамышу, чтобы на Руси усвоили твёрдо: всё остаётся по-прежнему, как было при Батые, как было при Узбеке.

Тохтамыш на ходу князей не снимал и не назначал (это не Троцкий, который метался в 1918 году по фронтам в царском поезде: этого снимет, того назначит и помчится дальше). В № 5 «Дилетанта» в статье И.Михайловой  «Богоизбранные» подробно рассказано, как выглядела тщательно продуманная многодневная процедура утверждения в Орде великого князя.

В то время, когда татары опустошали Москву и Московскую землю, Дмитрий стоял со своей ратью в Костроме, а Владимир Андреевич, со своей – в Волоке. После Москвы отдельные отряды татар грабили Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, Дмитров и многие сёла (если цель похода – подавление бунта, то эти грабежи, что в Москве, что – в других местах, -  странны). Владимир Андреевичразбил один из таких отрядов. Тохтамыш ушёл, на обратном пути ограбив Коломну и Рязанскую землю.

Дмитрий направил своего сына Василия к Тохтамышу с дарами. В 1384 году, наконец, договорились  - Дмитрий остался великим князем, размер дани прежний, как было до Мамая. Василий задержан в Орде в качестве  заложника, но в 1385 году бежал из Орды (это уже другая история).

Г.В.Вернадский так и пишет (стр. 128): «Тохтамышев набег не только разрушил всё политическое значение Куликовской победы, но отбросил московского князя ещё дальше назад … Тверь опять выходила из под московской власти» и т.д.

Про последующий текст М.Веллера, посвящённый Александру Невскому, тоже надо было бы поговорить, но это придётся сделать в другой раз. М.Веллер утверждает там, что Александр Невский управлял «Московским улусом». Но во время Александра Невского не было даже отдельного Московского княжества, оно выделилось только через 40 лет после смерти князя. Какой уж там «улус»! Боюсь, что «Московского улуса» вообще никогда не существовало, так как до середины XVвека улус всё ещё не был вполне «московским», а во второй половине XVвека он, именно по мере усиления Москвы, всё более утрачивал признаки улуса, и в 1480 году окончательно перестал быть таковым.

                                                                    *

Сражения в районе Полоцка в июле - августе 1812 года описаны в «дневниках» «Дилетанта» (№ 7, стр. 51; № 8, стр. 51) незаслуженно скуповато и недостаточно точно.  Они теряются среди множества сообщений о частных передислокациях войск и стычках, не имевших большого стратегического значения. По первоначальному плану Наполеона предполагалось, что два корпуса, действуя  от Полоцка (Удино) и от Динабурга, нынешнего Даугавпилса (Макдональд), разгромят численно значительно уступающий им корпус Витгенштейна и пойдут на Петербург, по дороге заняв Ригу. Если бы этим двум корпусам удалось соединиться в Себеже (Удино до него 90 километров, а Макдональду – 120), то положение корпуса Витгенштейна сделалось бы просто безнадёжным, и поход на Петербург стал бы реальностью. Поэтому Витгенштейн 18 (30) июля атаковал  более сильный по сравнению с ним корпус Удино, выступивший накануне из Полоцка  и растянувшийся по дороге Полоцк – Себеж. Сражение началось севернее Клястиц, на половине пути из Полоцка в Себеж. То, что происходило далее Дэвид Чандлер («Военные кампании Наполеона». Пер. с англ. Н.Б.Черных-Кедровой. М., Центрполиграф, 1999, стр. 477) описывает следующим образом: «на северном фланге шли довольно оживлённые боевые действия.II корпус Удино с конца июля» до середины августа «вёл длительные бои с изолированными силами Витгенштейна (28 тысяч человек) в окрестностях Полоцка и Дисны; военное счастье было то на одной, то на другой стороне, когда каждая из сторон то вступала в соприкосновение с противником, то отступала».

В большинстве же случаев ограничиваются упоминанием, как это сделано и в «Дилетанте», лишь двух, самых острых фаз этой, локальной трёхнедельной войны: битвы при Клястицах и того, что французы называют «Первым Полоцком».

Битва при Клястицах – трёхдневное сражение в треугольнике Клястицы – Полоцк – Дисна и вблизи от него 18 – 20 июля (30 – 31 июля, 1 августа). В результате Удино отступил к Полоцку. После Клястиц Наполеон отказался от своей идеи похода двух корпусов на Петербург и даже направил в поддержку УдиноVI(баварский) корпус численностью 8- 10 тысяч человек под командованием генерала Вреде.

Клястицы – первое крупное сражение Отечественной войны 1812 года (общее количество сражающихся около 50 тысяч, более 300 орудий), по своей ожесточённости это сражение не уступает Красному, обороне Смоленска и Бородину. Это – первая победа 1812 года, имевшая большое общестратегическое значение. Александр I назвал Витгенштейна «спасителем Петербурга».

На второй день сражения 19 (31) июля был смертельно ранен генерал-майор Я.П.Кульнев, вскоре он скончался. Это первый русский генерал, убитый в ходе Отечественной войны 1812 года.

О «Первом Полоцке» Д.Чандлер пишет так: «упорное сражение … в котором генерал Гувион Сен-Сир заслужил свой маршальский жезл умелым управлением 35 тысячами французских и союзных войск, после того как накануне был ранен маршал Удино. “Первый Полоцк” не был особенно выдающейся победой, учитывая численное превосходство французов, но это освободило Наполеона от забот о его левом фланге» (дальше у Д.Чандлера идёт явная нелепица, возможно - это какие-то погрешности перевода).

В № 8 «Дилетанта» о «Первом Полоцке» написано так: «5 – 6 (17 – 18) августа. Сражение под Полоцком. Корпус генерала  Витгенштейна, перекрывавший подступы к Санкт-Петербургу, атаковал корпуса маршала Удино и Сен-Сира». Ряд соображений следует высказать в связи с этой формулировкой. а) Всё же о «подступах» говорить рано, дело происходит в 600 верстах от Петербурга (по прямой!). У Даля «подступ» синоним «приступа». б) Для французов, как справедливо отметил Д.Чандлер, это не было большой победой, учитывая их численное превосходство.

в) Отдельно нужно сказать о «двух корпусах», которые в версии «Дилетанта» противостояли Витгенштейну. Такого положения, чтобы Витгенштейну противостояли два корпуса, одним из которых командовал Удино, а другим – Сен-Сир, не было; даже на короткое время такое положение не возникало. Баварским корпусом командовал генерал Вреде. 1Сен-Сир был чем-то вроде представителя французского командования при этом корпусе 2 ,и то – только до включения корпуса в состав сил маршала Удино.  VIкорпус – около четверти сил Удино, он не обладал никакой особой самостоятельностью (оперативной или иной) по сравнению с дивизиями и бригадами самого IIкорпуса. Передавал ли Удино приказы генералу Вреде непосредственно, или через генерала Сен-Сира, не имеет большого значения, так как в первый же день битвы Удино был ранен в руку, передал командование двумя корпусами Сен-Сиру и отправился лечиться в Литву.

То, что в августе было незначительным недоразумением, к октябрю выросло в совершеннейшую нелепость. В № 10 (стр. 51) сказано, что «корпус генерала Витгенштейна» «атаковал Полоцк, где расположился баварский корпус маршала Сен-Сира». «В дальнейшем баварскому корпусу удалось избежать окружения». К сожалению, это всё выписано, скорее всего, из такого не вполне надёжного источника, как «Википедия». Как уже сказано, с 5 (17) августа Сен-Сир сменил раненого в этот день Удино и командует объединёнными силами IIиVI корпусов. И до 5 (17) августа, и после этой смены командования объединёнными силами двух корпусов, VIкорпусом командовал бессменно генерал Вреде. Баварцы составляли около четверти всех сил французов в Полоцке 5 (17) августа, и вряд ли это соотношение сильно изменилось к октябрю. Мало того, выскользнуть из окружения удалось как раз всем, кроме 2 тысяч баварцев, удачным манёвром отрезанных от переправы. Попал ли в плен кто-то ещё, кроме баварцев, я не знаю, скорее всего, если такие и были, то по сравнению с этими двумя тысячами их и вспоминать нечего.

Ещё несколько слов о генерал-майоре Я.П.Кульневе.  В ночь на 3 (15) июля, на 22 день войны, он со своим полком гродненских гусар и с четырьмя сотнями донского казачьего полка Платова IV переправился вброд на левый берег Двины в районе Друи (здесь Двину пересекал тракт Петербург – Варшава) и почти полностью уничтожил кавалерийскую бригаду Сен-Женьеса из дивизии генерала Себастиани. Около 200 человек было убито и ранено, около 200 взято в плен, включая самого генерала. Сен-Женьес – первый французский генерал, взятый в плен в 1812 году. Кульневу установлен памятник в Друе.

1 Л.Фейхтвангер в романе «Успех» упоминает  пышную «Галерею  полководцев» в центре Мюнхена, посвящённую князю Тилли и графу Вреде. Герой романа (это сам Фейхтвангер) с грустным ехидством замечает, что Тилли не был баварцем, а Вреде – полководцем. Конечно, речь здесь идёт больше о романтическом патриотизме и романтическом национализме, чем о полководческих талантах Вреде. Ещё меньше этот текст касается баварцев из VI корпуса, они дрались под Полоцком очень хорошо, это все дружно подтверждают.

2 Барон де Марбо («Мемуары генерала барона де Марбо».Пер. с фр. <по изданию 1891 года>. М., Изд-во Эксмо, 2005, стр. 550), который участвовал в этих событиях, командуя полком конных егерей, пишет: «высшим командиром этого корпуса был генерал Гувион Сен-Сир». И далее: «Я не знал никого, кто лучше Сен-Сира командовал бы войсками на поле битвы». Маршал (!) Удино на самом деле заметно уступал в этом отношении генералу Сен-Сиру. Но Сен-Сира в армии не любили, также не любили его и другие военачальники, не любил его и сам Наполеон. Марбо кое-что рассказал о том, в чём были причины этой нелюбви. Только после «Первого Полоцка» Наполеон, наконец, произвёл Сен-Сира в маршалы.

Другие статьи автора.

1     Бедный Платонов  (А.Варламов «Андрей Платонов»). «ПРОЗА.РУ»

 2   Беседа под бомбами (встреча Гумилёва с Честертоном и пр.).

3     Беспечные и спесьеватые 9Н.В.Гоголь «Женитьба»).

4     Великое Гу-Гу (А.Платонов о М.Горьком). «ПРОЗА.РУ»

 5   Весёлая культурология (о статье А.Куляпина, О.Скубач «Пища богов и кроликов» в «Новом мире»). «ПРОЗА.РУ»

6    Вот теперь насладимся до опупения (А.Генис. «Уроки чтения <камасутра книжника: детальная инструкция по извлечению наслаждения из книг>»). «ПРОЗА.РУ»

7     Газард (Поход князя Черкасского в Хиву в 1717 году). «ПРОЗА.РУ»

 8    «Гималаи» (Сталин, Бухарин и Горький в прозе А.Платонова). «ПРОЗА.РУ»

 9     Для чего человек рождается?  (Об одной фразе, приписываемой Короленко и пр.). «ПРОЗА.РУ»

10      «Кого ещё прославишь? Какую выдумаешь ложь?» (Д.Быков «Советская литература»)

 11    Можно ли устоять против чёрта? (Гоголь спорит с Чаадаевым). «ПРОЗА.РУ»

12    Не вещь, а отношение (послесловие к четырём моим статьям о Платонове. Второй  вариант). «ПРОЗА.РУ»

13    Неинтересная война (отражение Отечественной войны 1812 года в журнале «Дилетант» и в некоторых статьях посвящённой этой войне энциклопедии).

14     Ненавижу литературу гораздо сильнее Гензулаева (М.Булгаков о Москве 20-х годов).

15     Не обязательно со смыслом (А.Генис «Уроки чтения»).

16   Непростительная дань верхоглядству (Д.Быков:«Борис Пастернак, 2006; «Был ли Горький», 2008).

17    « Нечто вроде восторга», как Платонов «почти полюбил» (Д.Быков «Андрей Платонов»).

18  От Курбского до Евтушенко (Б.М.Парамонов «Мои русские») «ПРОЗА.РУ»

 19   О чём скорбела Анна Павловна Шерер? (Л.Толстой об убийстве Павла Iв «Войне и мире»).

20    Пересказ навыворот и буйство фантазии (В.Голованов «Завоевание Индии»). «ПРОЗА.РУ»

21   Портретная галерея «Чевенгура» («Континент», 2001, № 3; «ПРОЗА.РУ»).

22     По страницам «Дилетанта». II. (Я заступаюсь здесь за статус Ледового побоища перед авторами «Дилетанта». Спорю с Д.Быковым насчёт возможностей, которыми располагал Н.Хрущёв летом 1963 года. Кое-что о свершениях полковника Чернышёва во Франции в 1811 – 1812 годах и в 1815 году и т.д.).

23   Пришествие Платонова (Платонов и литературный мир Москвы). «Самиздат»: «Литературоведение».

24   Суду не интересно (профессор А.Большев расправляется с психопатами-диссидентами). «ПРОЗА.РУ»

25     Тяжкий грех Ильи Эренбурга (роман «Любовь Жанны Ней»).

26      Улыбнулась Наполеону Индия (новая редакция «Походов Наполеона в Индию»).

27    Форменное позорище (С.В.Мысляков «Андрей Платонов»/ Новая российская энциклопедия).

28   Частица, сохранившаяся от правильного мира (Ю.Олеша «Зависть»).

29     Четыре с половиной анекдота о времени и пространстве (Как Панин вешал Державина, Платов завоёвывал Индию, а Чаадаев отказывался стать адъютантом Александра I). «ПРОЗА.РУ»

 Николай Боровко