МАМА.(Мистико-эзотерический роман).

  Он  знал  его. Знал  тот  голос. Этот  чудесный  излучающий  красивую невероятно  громкую  и  одновременно  нежную  звонкую  льющуюся, словно со  всех  сторон  трель  женский  голос. Голос, который  он  услышал  когда-то первый  раз. Голос, поющий  ему  новорожденному  колыбельную  в  Раю. Он помнил  его  всю  жизнь, но  не  мог  вспомнить, откуда.

 - Я  пришла  за  тобой! – он  услышал  из  уст  парящего  перед  ним  крылатого ангела.

- Вот  откуда  все  эти  сны! – промолвил  дрожащим  от  отчаяния  и  радости со  слезами  на  глазах  и, таким  же, мелодичным  многозвучным  голосом, как  и  его  мама  Ганик – Это  была  ты! Эти  сны! Эти  видения  всю  мою  жизнь! Я  видел  их  всю  жизнь  и  видел  тебя  в  тех  снах!

- Мама! – он  произнес  снова  ей - Мама! – он  повторил  голосом  ангела,  сотрясая  стены  его  тюрьмы.

- Я  пришла  забрать  тебя  отсюда! – произнес  Зильземир – Мой  повелитель простил  мой  грех! И  простил  мою  к  нему  безумную  любовь! Во  имя Небес! Прости  и  ты  меня, сыночек  за  все! За  то, что  прятала  тебя  здесь  от его  гнева! От  гнева  моих  братьев  небесных!

  На  глазах  Зильземира  были, те  самые  слезы. Слезы, которые  он  держал когда-то  в  своих  гладиатора  Рима  мужских  сильных  руках.

 - Прости  за  то, что  тебе  пришлось  вытерпеть  в  этом  земном  жестоком мире! Прости  меня  за  ту  боль, что  была  в  сердце  твоем, мальчик  мой! Прости  меня, любимый! 

  Светящийся  яркий  свет  и  светящийся  живой  образ  красивой  в  слезах женщины  приблизился  практически  в  упор  к  лицу  парящего  над  полом своей  камеры  тюрьмы  Ганика. Ее  горящее  ярким  огненным  астральным светом  лицо  почти  коснулось  светящегося  и  в  слезах  на  глазах  лица Ганика. Ее  светящиеся  синим  таким  же  ярким  светом  заплаканные  глаза, смотрели  в  такие  же  светящиеся  и  в  слезах  глаза  ее  сына  Ганика. И  этот свет, наполненный  невообразимой  страстной  любовью, слился  воедино проникая  в  сознание  и  душу  обеих  ангелов  Неба.

- Сыночек  мой! – прозвучал  голос  и  из  света  выделились  светящиеся  руки. Руки  любящей  его  и  когда-то  нянчившей  его  на  них  женщины. Руки необычного  светящегося  и  висячего  в  воздухе  существа. Окутанные  ярким лучистым  шевелящимся  светом  и  прислонились  горящими  ладонями  и пальцами  к  пылающим  тоже  теперь  ярким  астральным  светом  щекам Ганика.

- Бог  разрешил  забрать  с  земли  тебя – голос  эхом  звучал  под  низкими каменными  сырыми  сводами  тюрьмы – Я  отстояла  тебя  перед  его  троном  и  его  властью. Он  приказал  вернуть  тебя  назад! Ангел  мой! Мною рожденный! Отец  усмирил  свой  гнев  и  гнев  всех  ангелов  у  своего  Трона!

- Мама! – произнес  небесный  ангел - Мамочка! – он  снова  прокричал  в  объятия  своей  матери  плача  навзрыд  как  маленький  ребенок  и  его  голос  разлился  звонкой  громкой  многозвучной  детской  трелью  во  все  стороны. Оглушая  криком  тех  лежащих  на  полу  и  прижавшихся  спинами  к  тюремной  решетке, ослепленных  навечно  астральным  светом  его  надзирателей  охранников  тюремного  подземелья.

  Она  обняла  крепко  своего теперь  маленького  ребенка. И  прижала  к  своей полной  женщины  ангела  груди, обхватив  его  маленькое  светящееся  детское тельце  руками. Как  тогда, когда, подкинув  его  маленьким  таким  же крестьянской  семье, оставила  его  в  деревенской  лачуге  на  окраине  Рима.

- Я  знала, что  вернусь  за  тобой, мальчик  мой! - произнес  Зильземир, глядя на  свое  маленькое  небесное  творение. Творение  от  самого  Создателя  Бога.

- Твое  место  не  здесь, а  среди  нас - она  опустила  к  ребенку  голову  и  поцеловала  его  в  маленькое  светящееся  детское  личико - И  я  унесу  тебя  в  небесные  дали  моего  Повелителя  и  твоего  Отца!

  Зильземир  повернул  голову  на  шум  у  входа  в  подземелье. И  его  горящие ярким  небесным  огнем  глаза, сверкнули  и  ослепили  ворвавшихся  в  это тюремное  подземелье.

- И  я  накажу  их  всех, всех  кто  повинен  в  твоих  страданиях! – прозвучал  как  гром  голос  Зильземира, смотрящего   на  тех, кто  спускался  сюда, сотрясая  подвальные пахнущие  гнилью  сырые  каменные  стены, тюремной  в  металлических толстых  длинных  решетках  камеры.

  Зильземир  оборвал  свою  речь  услышав  их  шаги.

  Сюда  спускали  почти  бегом  сам  Лентул  Плабий  Вар  и  его  слуги  Арминий  Репта  и  Касиус  Лакриций, буквально  делая  мокрыми  свои  под  туниками  сублигаты, отшатнулись  от тюремной   решетки  и  отскочили  вместе  со  стражниками, чуть  ли  ни  к лестнице, ведущей  в  каменный  тюремный  подвал. Они  потрясенные увиденным  сбились  все  в  одну  кучу  у  той  каменной  лестницы, прижавшись, как  и  ослепленные  двое  стражников сидящих  на  полу  и  прижавшихся  к  решетке  соседней  тюремной  камеры. Практически  налетев  на  сидящих  и  топча  их  ногами. Под  их  мучительные обезумевшие  от  боли  крики, столпились  вокруг  своего  повелителя  и хозяина. Сбивая  наземь  и  топча  ногами  ослепленных  стражников, остальная многочисленная  стража  столпилась  вокруг  самого  перепуганного   с вытаращенными  синими  глазами  Лентула  Плабия  Вара.

  И  не  он, ни  они  не  могли  произнести  сейчас  ни  единого  слова. Они  были, как  парализованные  и  онемели  от  ужаса  и  страха, тем, что  увидели  перед  собой.

  Стражники  окружили  своего  хозяина  и, выставив  щиты, копья  и  мечи  в направлении  металлической  тюремной  решетки, где  был  кто-то  из ослепляющего  их  живого  яркого  животрепещущего  огня. Огня  охватившего всю  тюремную  камеру. И, осветившего  весь  каменный  низкий  подвал, охватив  все  своим  ярким  лучистым  светом. В  вихре  пыли  поднятой  с каменного  тюремного  пола.

  Охрана  и  стражники  виллы  пытались  защитить  своего  хозяина  и  его самых  подручных  приближенных  слуг, и  теперь самих  себя. Просто  от охватившего  их  жуткого  за  собственную  жизнь  страха. Просто  уже  по инерции, подняв  свои  большие  квадратные  римские  щиты  и  выставив копья  и  мечи  в  направлении  ослепляющего  их  глаза  яркого  света. Света, из  которого  на  них  смотрел  небесный  ангел  Зильземир. Смотрел  своими горящими  ярким  небесным  лучистым  огнем  глазами. Этот  горящий  ярким пламенем  Рая  взгляд  приковал  их  к  одному  месту. И  они  все, враз, как вкопанные  остановились  у  самой  каменной  лестницы  тюремного  подвала.

- И  мой  гнев  будет  ужасен! – прогремел  голос  разгневанного  и  озлобленного  на  врагов  небесного  ангела – Этот  мой  гнев  тем, кто  посмел  обидеть  тебя, сына  моего  Бога!

  И  этот  яркий  свет  пронзил  каждого  из  них  насквозь  и  парализовал  на месте. Свет  небесного  оттенка, сменил  окраску  и  становясь  уже  красным пламенем  палящего  как  солнце  пламенем  всех  демонов  Ада.

  Вдруг  неожиданно  для  всех  закричал  Арминий  Репта. Но  Лентул  Вар толкнул  его  локтем  под  дых, а  Касиус  Лакриций  зажал  рот  руками.

Прижав  к  себе, сам, вытаращив  глаза, смотрел  сквозь  пальцы  опущенной  на лицо  левой  руки  на  яркий  ослепляющий  всех  небесный  лучистый  живой подвижный  свет. Все  кто  присутствовал  тут, прятали  свои  ослепленные этим  светом  глаза  под  левой  рукой  или  щитом. И  смотрели, прикрывая  глаза  боясь  ослепнуть, видя  уже  не  самого  плененного  и  арестованного  ими  Ганика, а  уже  нечто  светящееся  парящее, похожее  на  маленького, совсем грудного  ребенка  над  самым  полом  его  каменной  тюрьмы  в  руках неизвестного  им  светящегося  окутанного  ярким  светом  крылатого   существа.

  То  был  уже  не  Ганик, а  такой  же  ангел, с  другим  именем, как  и  тот, что пришел  за  ним. За  своим  отпрыском  с  самих  Небес. Развивая  парящими невероятно  длинными  в  воздухе  вокруг  себя  волосами. Размахивающий медленно  своими  огромными  светящимися  из  всполохов  огня  горящих ярким  оперением  крыльев. Они  видели  двух  неизвестных  им, совершенно светящихся  ярким  лучистым  светом  существ. Существ  очень  похожих одновременно  и  на  людей, но  и  на  нечто  другое, не  похожее  на  них. И  их ужас, охвативший  смотрящих  и  слепнущих  от  яркого  живого  и  подвижного  света, был  неописуем.

  Они  словно  окаменевшие  прикрываясь  руками, лицезрели  то, что  им  понять  было  совершенно  не  под  силу. Они  лицезрели  то, что  уже  не  увидят  больше  никогда. И  то, во, что  не  поверит  никто  в  Риме  и  его  далеких  пределах. Они  видели  то, что  ослепило  их, навсегда, выжигая  своей  огненной  местью  ангела  человеческие  глаза  и  отнимая  их  жизни. А  он  увидел  в  них, прожигая  своим  взором  насквозь. Выворачивая  наизнанку  их  человеческие  души, всю  их  низменную  человеческую  сущность. Умервшляя  каждого  одновременно  из  них  в  этом  каменном  подвале  и  превращая  в  окаменевшие  соленые  столбы, мучая  и  сжигая  изнутри  заживо  и  медленно  от  самых  ног  до  головы. Так  и  оставив  стоять  у  той  каменной  ведущей  в  тюремный  подвал  имения  Лентула  Плабия  Вара  лестницы. Всех, кто  сейчас  смотрел  на  этот  яркий  лучистый  свет. Свет  самого  Бога.

- Сыночек  мой! – произнес  ангел  Зильземир, повернув  свое  лицо  к  своему  на  руках  маленькому ребенку – Я  подарю  тебе  новое  имя, имя  достойное  ангела  Неба  и  своего Небесного  Отца.

  И  накрывая  его  своими  вьющимися  на  невидимом  ветру  длинными светлыми  русыми  горящими  астральным  светом  волосами, она  ему  произнесла – Миленький  мой! Уже  никто  не  посмеет  навредить  тебе! Никто не  посмеет  сделать  тебе  больно! 

  Прильнув  лицом  к  маленькому  личику  ребенка, она  говорила  ему - Никто! Потому, что  я  смогу  теперь  всегда  защитить  тебя! 

  И  прижал  к  себе  к  своему  светящемуся  лицу  своими  горящими  ярким пламенем  руками  теперь  маленькое  пухленькое  и  миленькое  личико маленького  ребенка, целуя  его  с  маленьких  детских  ножек  до  маленькой кучерявой  светловолосой  головки.

 - Пора домой! – она  произнесла  ему – Забудь  все, что  было  здесь  на этой грешной  земле! Забудь  все  и  всех! 

  Она  прижала  его  головку  к  своей  материнской  нежной  полной светящейся  жаром  астральной  Небесной  любви  родного  сына.

 - Сыночек  мой! Мой  ангел, Эйфель! -  произнесла  она  ему. И  Зильземир превратился  в  ослепительный  яркий  светящийся  большой  шар  лучистого света, своей  нарастающей  теперь  астральной  температурой  расплавляя  и корежа  металлические  толстые  кованые  прутья  тюремной  в  камере смертника  решетки, выворачивая, ее  из  каменного  пола. Разметав  всю  по сторонам  серую  с  камней  пола  и  стен  тюремную  с  плесенью  пыль. И  сжигая  все, здесь, что  не  превратилось  в  камень  от  его  губительного мстительного  взгляда. Даже  оплавляя  камень  и  окаменевшие  человеческие сбившиеся  в  кучу  у  входа  в  подземелье  у  каменной  лестницы, уснувшие навечно  человеческие  фигуры.

  Сокрушив  каменные  своды  тюремного  подвала. И  сотрясая  его осыпающиеся  стены  землетрясением. Пугая  во  дворе  над  тюремным подвалом  и  в  воздухе  все  живое.

   Яркий  светящийся  шар  света, пробив  потолок  подземелья, разбрасывая  его камни  во  все  стороны, вырвался  наружу и, сверкая  как  тысячи  солнц, завис  высоко  над  землей. Над  руинами  разрушенного  каменного  тюремного  подземелья  Варов.

  Под  ржание  перепуганных  сорвавшихся  с  поводков  лошадей  в  конюшнях  огромной  сенаторской  загородной  виллы, визг  перепуганных  дворовых  собак  и  крик  бегающих  по  двору  имения  сенатора  Рима  Лентула  Плабия  Вара  рабов  и  его  слуг,  тот  яркий  лучистый  пылающий  огнем  шар, поднялся  в  воздух, продолжая  ослеплять  все  вокруг ярким  невероятным  своим  астральным  светом. Под  крик  перепуганных разлетающихся  во  все  стороны  ворон, галок  и  воробьев. Оглушая  всех низким  пронзительным  дребезжащим  гулом, разносящимся  вокруг  во  все  стороны, прибивая  к  земле  все  цветы  в  цветниках  во  дворе  римского  огромного  имения.

   В  бешенной  суматохе  никто  не  заметил  подъехавших  к  воротам  виллы преторианцев  самого  императора  Тиберия. Солдаты  императорской  гвардии уже  некоторое  время  стояли  у  ворот  виллы, слушая  непотнятные  и пугающие  даже  их  крики, и  шум  во  дворе  дома  Варов.

- Именем  императора  Тиберия, откройте! - прокричал, сам  сидя  на  лошади Луций  Элий  Сеян, начальник  преторианцев, но  ему  не  открыли.

  Мгновенно, перед  глазами  преторианцев  и  самого  Сеяна, засиял  в  небе  над  виллой  сенатора  Лентула  Плабия  Вара  огненный  яркий, как  тысяча солнц, огромный  светящийся  шар. Живыми  лучами  он  ослеплял  всех  на него  смотрящих  Преторианцев  Тиберия.

  Повисев  в  воздухе  над  самой  виллой, этот  огненный  живой  искрящийся длинными  подвижными  лучами  шар, стремительно  вознесся  в  утреннее небо, и  исчез  совсем, как  будто  его  и  не  бывало.

- Откройте, именем  императора  Рима! – снова  прокричал  уже  напуганный всем  происходящим  за  воротами  виллы, но  все  равно  выполняющий  свои служебные  обязанности, сам  начальник  преторианцев, как  и  все  его  люди, Луций  Элий  Сеян.

  Он  снова  прокричал  через  охвативший  его  главного  претора  Рима  сердце  страх - Лентул  Плабий  Вар! Вы  обвиняетесь  в  государственной  измене  и покушении  на  императора  Рима  Тиберия  Клавдия  Нерона!

  Но  опять  преторианцам  никто  не  открыл.

  Пришлось  выбивать  ворота  виллы  и  врываться  силой  в  дом  Варов.  

  Луций  Элий  Сеян, отдал  приказ  своим  подчиненным. И  те  бросились  к запертым  воротам  виллы.

  Выбив  их, стража  Тиберия  ворвалась  в  дом  сенатора  и  консула  Рима  Лентула  Плабия  Вара, но  ничего  не  смогла  понять, что  там  творилось.

  То, что  они  увидели, их  еще  больше  перепугало.   

  По  двору  носились  все, от  сорвавшихся  с  поводов  из  конюшен  лошадей до  людей  и  их  даже  никто  не  заметил.

  Они  ловили  перепуганных  рабов  и слуг  старшего  Вара, пытаясь  выяснить, куда  он  делся. Обыскивая  в  этой  суматохе  весь  дом, с  целью  его  ареста  по  приказу  самого  императора  Цезаря  Тиберия  в  измене  и  заговоре, следом  за  сенатором  и  консулом  претором  жандармерии  и  полиции  Рима  Марком  Квинтом  Цимбериусом. Но  так  ничего  и  не  нашли. Кроме  мертвого  тела  его  дочери  Луциллы  Вар, и  сына  Луция  Плабия  Вара. В  их  комнатах  наверху  самой  виллы  и  никого  более, кроме  перепуганных  и почти  обезумевших  от  кошмарного  ужаса  слуг  и  рабов  этого  загородного  огромного  сенаторского  имения.

                                                ***

  Мисма  Магоний  подъезжал  к  имению Лентула  Плабия  Вара.

   Он, почти уже подъехал к усадьбе Варов, когда увидел преторианцев у выбитых ворот виллы и крики где-то там внутри за высоким виллы деревянным окованным железом забором. Там кричали напуганные рабы и бегали по двору виллы. Все это перемешивалось с лаем перепуганных собак и сорвавшихся с поводов в конюшнях двора лошадей. Скачуших галопом по всему двору топча ногами все цветочные клумбы и ломая оливковые деревья. Слышалось блеяние коз и мычание напуганных коров.

   Мисма тоже увидел, подъезжая, как над территорией двора виллы вверх высоко вырвался огненный, круглый, светящийся искрами какого-то яркого неземного живого огня шар. Он вырвался откуда-то снизу, как из какого-то видимо глубокого подземелья, разрушив его до основания, и взмыл высоко в воздух. Разбрасывая длинные шевелящиенся лучи, затмевая по яркости восходящее яркое утреннее солнце, повисев немного в воздухе, он рванулся с места и мгновенно вознесся в само утреннее чистое небо.

  Мисма Магоний схватился правой рукой за сбрую лошади, а левой за свой шлем центуриона с перьями на гребне птеруге и остановил ее еще далеко от самих ворот виллы, подымая пыль на дороге, он смотрел в небо, хоть и пораженно, почти открыв свой рот, но, уже понимая то, что видел. В отличие от тех, кто стоял за оградой самой виллы. И, конечно же, те, кто был у тех ворот виллы, которые смотрели, напугано на то странное живое и сверкающее огнем в самом утреннем весеннем воздухе. Они не увидели Мисму Магония верхом, буквально, на стоящей за их спинами лошади, так как смотрели, открыв рты и вытаращив свои напуганные глаза на тот огненный светящийся непонятным для них светом яркий шар.

  Он не поехал дальше. Там что-то творилось необъяснимое и жуткое, но связанное как-то и с ним самим. Он это почему-то сейчас понял. Мисма вспомнил то крылатое меняющее облики и лица существо, которое подняло его из мертвых, залечив ему все раны и пожелавшее, чтобы он вернулся к Сильвии вопреки всему. Он понял, что, то явление будет, иметь продолжение. И вот оно, то продолжение.

- Ганик! - как-то само вырвалось вслух из груди наружу Мисмы Магония. Он вдруг ощутил присутствие того существа в себе и в том сверкающем огненном ярком шаре и присутствие самого Ганика. Он каким-то необъяснимым для себя образом почувствовал тоже, что тогда. Как так получилось, он не мог понять. Может это все, то существо сделало это. Еще когда лечило его от ран, обжигая все его болью и жаром тело. Оно говорило с ним как человек, но это не был человек и это точно. И вот сейчас словно его голос пронзил мысли Мисмы Магония, словно прощаясь с Мисмой. Словно он видел его сейчас. Тот уносящийся ввысь с огромной скоростью огненный, сверкая длинными лучами большой шар. Мисма Магоний понял, теперь что видел.

- Прощай Ганик! - произнес вслух Мисма Магоний - Прощай навсегда! Он, снова, поправив, свой воинский красный захлеснувшийся вперед плащ назад, отмахнув его за спину правой рукой, повернул свою лошадь и, поскакал, обратно понимая, что вилле Лентула Плабия Вара пришел конец. Как и всем, полагая, кто там теперь был. Главное теперь, письмо от самого императора Цезаря Тиберия было в его руках, а больше теперь уже ничего и не надо было. Ему нужно было в Ровену за новым воинским пополнением.

- «К черту Луция Вара» - произнес Мисма про себя - «К черту всех Варов». Он их никогда и не знал, да и не любил. Он теперь справиться со всем один и без этого заносчивого, как и его отец брезгливого на таких, как он Мисма Магоний командира. Раз так вот вышло.

  Он видел у ворот преторианцев, а это означало, что, ничего хорошего не означало. И надо было возвращаться назад в Селенфию к своей любимой Сильвии и рассказать все, что она рассказала ему при последней недавней с ней встрече, когда он рассказал ей о своем чудесном излечении неким ангелом, который знал о ней. А она ему рассказала о Зильземире, и о том, кто был на самом деле ее приемный сын и гладиатор Ритарий Олимпии Ганик.

                                                ***

- Свершилось - произнес ангел Миллемид. Стоящий невидимым и неосязаемым призраком посреди бегающего в дикой полоумной шумной суматохе двора. Он стоял посреди загородной виллы и бегающих взад вперед перепуганных слуг и рабов римского сенатора Лентула Плабия Вара, превращенного в оплавленный соляной выгоревший дотла изнутри камень там, в подвале тюремной разрушенной темницы своего богатого загородного особняка.

  Там вместе со своими приближенными слугами Касиусом Лакрицием и Арминием Рептой и охраной, в бездушную застывшую и слившуюся в одно целое в паническом ужасе человекоподобную омерзительную оплавленную высокой температурой скульптуру.

- Я выполнил все, как ты Господь просил меня - произнес ангел Миллемид - Я наказал виновных и спас невинных. У этого парня был длинный путь к тебе. Семья, наконец, воссоединилась - произнес снова ангел Миллемид - И кто теперь оценит мою заслугу Создатель!

  И, превратившись тоже в яркий светящийся живыми лучами огненный астральный шар, устремился туда же, где только вечным светом горят яркие звезды и, в бесконечном пространстве множества живых миров царствует вечность. А за его спиной остались, стояли безучастные уже ко всему живому лишь три незримые человеческим глазом мертвые призрачные тени. За которыми, отворились другие двери. Двери, ведущие в мир вечного проклятья страданий и мук. Там стояла призрачная тень Сервилии Вар в обнимку с тенью своего сына Луция и своей задушенной руками собственного отца Лентула Плабия Вара дочери Луциллы. Со скорбью и немыми свидетелями наблюдающие всю эту суматоху на территории своей в прошлом теперь виллы и ужасную и позорную гибель династии и семейной четы сенатора Лентула Плабия Вара.

                                                 ***

   Сивилла стояла у ворот Олимпии. Она была беременна и теперь даже не знала куда пойти. Она была вольной и свободной теперь женщиной, но не могла решить, как жить дальше. У нее под сердцем был ребенок Ганика. И она решила на свой страх и риск, вернуться назад на загородную виллу своего любовника и хозяина Харония Магмы. Она не знала, что там твориться теперь и решила уж пусть, что будет, то будет. Может, ради ее и Ганика ребенка ее пощадят и не убьют. Если на вилле есть хоть кто-нибудь. Если хоть, кто-нибудь остался еще, после ее разграбления Лентулом Плабием Варом и его помощниками.

  Она решила покаятся во всем на коленях всем тем, кто остался там, на вилле, и просить приюта и прощения. Она немогла жить уже, так как хотела раньше. Ее замучила вдруг совесть и боль своих пагубных ошибок. Это могло быть странным для такой развращенной и циничной женщины как Сивилла. Но факт есть факт.

  И Сивилла вернулась. Даже потому, что была беременна и боялась за ребенка Ганика. Она не могла жить в самом Риме. Она думала, что сможет жить сама по себе одна, но не смогла. Среди совершенно чужих ей уже людей. Здесь все ей были как родные, только она этому раньше не придавала вообще значения, а тут вдруг что-то случилось, и Сивилла вернулась. С риском быть растерзанной за свое предательство самими же рабами, но она вернулась. Она хотела прильнуть к широкой груди своего возлюбленного и преданного ею ради вольной Ганика. Но его небыло уже здесь. Он был в другом месте и у другой женщины. И она любила его и делала с ним что пожелает. Она была беременна его ребенком. И решилась войти, отпустив дальше по дороге крестьянскую повозку, на которой сюда добралась по Апиевой дороге, заплатив несколько сестерциев вознице за долгую дорогу.

  Сивилла открыла ворота сама, своими женскими руками, войдя в те ворота Олимпии. Вилла Харония Магмы была пуста. Там небыло никого. Совершенно никого. Ни единой живой души. Казалось, не было даже птиц, летающих над самой высоко виллой. Даже того странного ворона, которого она видела все последнее время на высокой решетке ограды перед тренировочным амфитеатром. Она видела его только одна. И, похоже, больше никто в этой вилле. Он все время сидел на решетке вон там. Сивилла посмотрела на то место, где сидел тот черный как уголь, блестящий чернотой на ярком дневном солнце большой ворон. Странный, и наблюдавший за тренировочными боями гладиаторов на песке этого маленького амфитеатра Олимпии. Она видела его с балкона кабинета Харония Магмы и со двора Олимпии. Когда тренировался с гладиаторами сам ее любовник Ганик. И казалось, что тот ворон наблюдал за этими тренировками и за ним. Тихо сидя и даже не каркая с ограды в ответ, на звон тренировочного оружия, доносящийся до ушей самой Сивиллы. Даже его сейчас здесь небыло. Эта вилла Олимпия сейчас была просто пустым местом. Просто было пустое место. Жуткое место. И даже не до конца теперь Сивиллой узнаваемое. Все перевернутое вверх дном. С вытоптанными клумбами цветов и поломанными местами кустами орешника и оливковыми деревьями. Она осторожно, но быстро пошла от ворот по каменной узкой тропинке в сторону самой виллы Харония Магмы, озираясь напугано и взволнованно по сторонам. Ей было даже страшно. Но Сивилла шла вперед и вошла в дом своего бывшего любовника и хозяина виллы. Сивилла поднялась наверх по лестнице на второй этаж в его кабинет и там небыло ничего. Даже мебели. Ни кресла, ни стола, ничего. Все куда-то исчезло, видно было украдено.

  Сивилла поняла, что виной всему, что теперь здесь было, именно она и ее предательство. И эта ее бывшая хозяйка, и любовница Луцилла Вар и ее тот отец, тот зверь Лентул Плабий Вар. Это он разграбил тут все, его римские дружки и его прислуга. Все, что ему здесь досталось, он увез в свой загородный дом и, наверное, всех рабов и слуг Харония Магмы. Так думала сейчас в ужасе Сивилла. Сивилла бегом почти, обежала, все галереи и переходы по периметру виллы, заглядывая даже на выходящие во внутренний двор балконы, и ни нашла ничего и никого. В отчаянии она зарыдала и бросилась туда, где жил тогда ее Ганик. Сивилла не знала, что все было совершенно не так, как она могла себе представить. И то, что искать теперь кого-либо из рабов или слуг Харония Магмы, как и его самого было бессмысленно и недостижимо. Они пребывали уже в другом месте. И в другом мире, мире крайне далеком от этого. Мире, без хозяев и рабства, мире, где все были равны. Мир, который подарил им ангел Миллемид по собственному усмотрению в своем созданном им на двоих с демоном царстве Тантал.

  Напугавшись всего, что тут было и всего, что она натворила, она Сивилла, вспоминая о своем Ганике, бросилась вниз по ступенькам к выходу и побежала по тропинке снова мимо высоких металлических решеток и маленького пустого в желтом истоптанном ногами гладиаторов песке тренировочного амфитеатра. В сторону жилища рабов и прислуги. Но там тоже не было никого. И тогда она бросилась к жилищу самого Ганика, обегая все помещения и ненаходя там никого, Сивилла спустилась вниз в подвал, где когда-то была купальня гладиаторов, и где жил ее любимый Ганик вместе с Фероклом по соседству под самой виллой Олимпия.

  Сивилла буквально ворвалась в открытую настежь деревянную окованную железом дверь бывшего ею преданного любимого. Там все было, как тогда как она покинула его обитель гладиатора. Когда он стал терять сознание от вина Луциллы Вар. Что туда, было намешано, Сивилла не знала, но была уверена, что это было не смертельно.

  Она посмотрела на стоящий у постели Ганика маленький столик, и на нем так и стоял тот серебряный ее разнос. Вот только небыло на нем ничего. Ни того вина и тех персиков и винограда и того вина. Просто было много простых тряпок, которые валялись и на постеле Ганика и на полу, и стояла в углу жилища среди стульев большая из железа чаша с водой. И не было здесь тоже никого.

- Ганик! - она закричала как сумасшедшая, и в слезах упала на его застеленную бараньими шкурами постель - Прости меня, любимый мой! Прости за мои ошибки! Прости! Я предала тебя и твою любовь! Прости свою рабыню Сивиллу! Прости!

  Сивилла скомкала под своим упавшим в изголовье женским в слезах лицом бараньи шкуры и вдруг нашла маленький тряпичный серенький мешочек. Она села на постель Ганика и открыла осторожно его. И на ее раскрытую женскую бывшей любовницы ладонь выкатились из него две маленькие твердые как драгоценные камушки слезинки. Это были слезы матери Ганика, слезы Зильземира. Это был прощальный ей подарок от самого брошенного ею Ритария Ганика. Подарок за ее измену и предательство. Память о давно прошедшей любви, любви которую она так и недооценила, как свойственно недооценивать все вокруг самим женщинам.

                                     Конец

  ПОСКРИПТУМ: Где-то на самом краю Вселенной:

- Где мы, мама? - спросил маленький Эйфель свою несущую его на руках, с невероятной скоростью лишь мелькая среди огромных горячих звезд, пересекая целые звездные системы с кометами и астероидами Небесную мать - Мы летим домой?

- Да, маленький мой - произнес ему ангел Зильземир - Мы на пути к родному дому, сыночек мой. Там твой настоящий дом.

- Мой дом? - он снова спросил свою родную несущую на руках ангела мать.

- Да, Эйфель - ответила она ему, и ее голос разнесся среди горящих яркими огнями горячих в черном космосе звезд - Там среди нас и твоего Родного Отца Бога.

- Мой отец? - Эйфель снова спросил Зильземира - А кто он, я его ни разу не видел.

- Он тот, кто создал это все, мальчик мой - ответил Эйфелю Зильземир - Он живет во всех нас и во всем этом мире, который ты видишь своими ангельскими глазами. И ты нужен ему. Ты самый молодой из всех нас и самый теперь опытный воин, пришедший обратно с земли на эти Небеса. Тебе суждено возглавить армии ангелов и вести войну с теми, кто придет через тысячу лет. С теми, кто захватит то место, откуда я забрала тебя. Того, кто прилетит на блестящих машинах через всю Вселенную и поработит Солнце и землю и тех, среди которых ты жил. Те, что без крыльев, будут, как кровососы сосать все, что там создано твоим родным Отцом Богом. Они будут питаться душами людей, и питаться всем жимым в мире, где ты вырос, возомнив себя правителями этого мира. Они порождение иной силы, ворвавшейся без спроса в этот мир из соседних темных миров. Миров Хаоса и разрушения. Но ты разобьешь их и выдворишь из мира, где ты вырос и спасешь всех. И защитишь землю, солнце, но это будет лишь через тысячу лет. А пока мы просто летим домой, мальчик мой. Просто Отец хочет видеть тебя и этого желают все твои сестры и братья. А там скоро родится другой ангел. Он рожден для земли и заменит тебя. Он тоже сын от твоего отца Бога.

- Мама - спросил среди звезд Эйфель свою мать - Так я не один от самого Бога?

- Нет, сыночек мой - ответил Зильземир, неся своего сына на руках - Ты не один такой рожденный от твоего Отца Бога. Есть еще один ангел, рожденный от земной женщины по имени Мария из города Вифлием.

- Но, почему от земной женщины и почему Отец сделал это? - спросил удивленный Эйфель - Почему он так поступает мама? Почему от земной женщины, а не от тебя мама?

- Не спрашивай меня об этом больше, Эйфель. И не спрашивай, тем более его - произнес громко Зильземир - Так нужно ему. Мы не смеем оспаривать его решения. Ему всегда виднее. И он всегда прав и волен поступать, как хочет. Он знает всегда, что делает. И моя вина подчиняться ему, как и всем нам. И любить его. И того, кто родится от меня еще после тебя. А тот рожденный на земле его другой сын, лишь начало нового земного будущего. Будущего нового сотворенного твоим родным Отцом Богом мира.

- А тот другой ангел, кто он, мама? - произнес Эйфель - Кто он, мой младший брат?

- Да, сыночек мой - произнес Зильземир громким на всю Вселенную голосом - Он младший сводный твой брат, он богочеловек, которому уготован Трон Небесный твоим Отцом.

- Трон Небесный, мама?! - удивился Эйфель - А как же я, мама? Как же еще один ангел, что внутри тебя? Как же он, и как же я? Я же от тебя от Небесного ангела. Я же ангел, а не богочеловек как он? Почему Трон Небесный?

- Это не нам решать, мой сын Эйфель - ответил, сотрясая громким на нескольких тонах голосом межзвездное пространство Зильземир - Такова воля твоего Отца Бога. Наша участь быть рядом с ним далеко отсюда от Земли. Там где не будет никого кроме, Твоего Отца и нас Ангелов. Куда путь смертным закрыт и даже твоему сводному рожденному брату. Мы летим туда, где кроме нас нет никого. И там мы ему нужнее. А людям он оставил того, кто будет им ближе. Как их Бог и человек.

- Мама - спросил снова мать ангел Эйфель.

- Что, мой сыночек - отозвался Зильземир.

- А как имя его? - он снова спросил свою Небесную несущую его маленькое тельце ребенка на своих материнских любящих руках мать - Как звать его моего сводного и незнакомого рожденного на земле брата?

- Эммануил - ответил Зильземир - Но люди его будут звать Иисусом.

              Киселев А.А.

Начат: 03.10. 2015-29.01. 2018 г.

                (390 листов)

 Киселев_ А_А_

x

Иллюстрация к: МАМА.(Мистико-эзотерический роман).