МАМА.(Мистико-эзотерический роман).

- Я  помогу  вам  всем – сказал  он, этой  своей  частью  ангела, передавая информацию  второй  своей  летящей  по  Апиевой  дороге  части  Миллемида, врывающегося  в  ворота  Рима, разбросав  стражу  вихрем  пыли  у  его  ворот.

    Он, знал, что  случиться  дальше. Он  это  увидел  в  болезненном  сознании Ганика, и  понесся  по  улицам  Рима, сметая  все  вокруг  и  опрокидывая вихрем  дорожной  пыли  все, что  было  на  его  пути. Он  спешил. Он  должен был  успеть, как  можно  быстрее  сделать  это. Все  остальное  было  сейчас неважно. Только  их  спасение. Он  и  так  опаздывал. И  поэтому спешил, проносясь  мимо  триумфальных  римских  арок  и  колоннад  храмов, римских Богов. Пугая  горожан  и  разгоняя  толпы  людей  на  площадях  тем  своим поднятым  своей  астральной  энергией  вихрем  внутри  которого, был  сам Миллемид.

  Подлетая  к  главному  амфитеатру Рима  вихрь, исчез, как  его  и  не  бывало, и  только  черная  практически  неуловимая  человеческим  глазом  тень  ангела проскользнула  сквозь  входные  большие  закрытые  плотно  деревянные окованные  железом  двери  и  металлические  решетки  вниз  в  темноту коридоров  его  и  подземелий.

                                               ***

  Мисму  Магония  нашли  уже  под  вечер, когда  село  солнце, недалеко  от повалившейся  набок  одной  из  полусожженых  солдатских  палаток  в  самом центре  лагеря. Нашли  уже  после  кровопролитного  кошмарного  побоища.

Одного  из  немногих  выживших  в  этом  сражении. Среди  полузгоревшей почти  до  основания  римской  крепости. Без  своих  живых  солдат  и  друзей.                                            

Одного  израненного, но  живого. Его  раны  уже  порядком  затянулись, и  не было  крови. И  Мисма  сам  встал  на  свои  ноги. И  не  в  силах  был  понять и оценить  до  самого  конца, что  с  ним  произошло. Он  был  просто  без сознания. И  помнил, что  умирал  от  потери  крови  среди  мертвых  тел римских  солдат.

  Шел  проливной  дождь, который  начался  внезапно, и  как-то резко  и  все  смешалось  и  кровь, и  грязь.

  Он  помнил  все  в  дыму  и  весь  практически бой, но  немог  до  конца  понять  свое  исцеление  и  спасение. А  главное, кого  он  видел  перед  собой.

Но  тот, кто  его  выдернул  из-под  самострела  скорпиона  из  кровавого месива  и  трупов  легионеров  был  явно  друг. Видимо, это  он  исцелил  его тем  ярким  лучистям  и  довольно  болезненно  обжигающим  светом. Раны  на ногах  практически  затянулись. Даже  пропоротый  кривым  мечем  гуннов  бок.

  Мисма  Магоний  осмотрел  себя, стоя  перед  двумя  такими  же, как  и  он, счастливчиками, выжившими  в  этом  сражении. Он  сбросил  испорченные ударами  мечей  врагов  свои  доспехи. Оставил  только  пояс  Белтеус, уцелевший  каким-то  чудом  на  изрубленных  римских  Центуриона  латах. И  меч  гладий  и  кинжал. Подобрал  свой  шлем.

  Тога  воина  была  залита  кровью  своей  и  варваров. И  тоже  порваная  и порезаная  вражеским  оружием. Но  Мисма  оставил  ее  на  себе  пока, чтобы не  ходить  совершенно, практически  голым  среди, таких, же  израненных, но выживших  своих  солдат.

  Уже  темнялось  и  близилась  ночь. Немногие  уцелели, и  от  легиона  мало что  осталось. И  по-всему  было  видно, что  еще  одной  такой  атаки  уже  не выдержать. Нужно  было  бросать  крепость  и  отходить  или  дожидаться нового  подкрепления.

  К  Мисме  Магонию  подбежал  какой-то  молодой  солдат, из, тоже выживших  и  сказал, что  его  хочет  видеть  сам  генерал  Гай  Семпроний  Блез. И  Мисма  пошел  в  направлении  центра  военного  крепостного  лагеря, где  стоял  главный  шатер  их  командира.

  Пока  Мисма  Магоний  шел  к  Блезу  на  него  пялились, все  кто  остался  в живых, и  отдавали  честь, вытянув  вперед  в  приветствии  правую  руку. Здесь мимо  его  проносили  раненых  и  убитых. Все  было  еще  в  дыму. И  не  все было  до  конца  потушено. Многие  палатки  солдат  легиона  просто  сгорели дотла, и  от  них  ничего  совершенно  не  осталось. И  того, что  было  внутри.

  Он  решил, сначала, поискать  своих  погибших  друзей, но  не  нашел  никого. Видимо, их  уже  унесли  могильщики. И, скорее  всего  уже  похоронили, когда он  еще  лежал  исцеленный  от  ран  без  сознания.

  Мисма  проходил  между  рухнувших  под  ударами  бревенчатого  тарана крепостных  ворот. Откуда  он  бросился  с  Хавлесием  Маркусом  и Пуллионом  Демиусом  на  врага  к  центру  лагеря. Пока  варвары  не  загнали их  троих  на  поваленные  в  сражении  оборонительные  самострелы скорпионы. И  тут  чуть  Мисма  Магоний  не  встретил  свою  смерть.

  Он  посмотрел  на  рухнувшие  ворота. Буквально  ращепленных  и разваленных  надвое  посередине. Здесь  же  лежали  и  большие  из строганного  бруса  с  них  сломанные  пополам  запоры, выбитые  ударами  из дверных  петель  бревенчатого  тарана.

  Мисма  еще  раз  прошел  мимо  того  места, где его нашли живого и исцеленного неким  похожим  на  женщину  с  крыльями  существом  солдаты  легиона.

  Он  остановился  и  смотрел  на  лужу  крови. Под  самым  опрокинутым  набок  скорпионом. Тут  он  лежал  в  куче  мертвых  тел  своих  же  солдат. Здесь  же  должны  были, где-то  недалеко  лежать  Хавлесий  Маркус  и Пуллион  Демиус.

  Мисма  стоял  и  молча, глядел  на  кровавую  под  скорпионом  лужу. Неизвестно, что  сейчас  происходило  в  его  голове, но  что-то  переломилось в  сознании. Вероятно, он  вспомнил  всю  свою  прожитую  жизнь. Все  свои  на  арене  Рима  сражения  и  пролитую  вот  также  чью-то  кровь. Может, наоборот, думал  о  жизни  и  как  теперь  выжить. Может, даже  о  том, что  зря связался  с  Римской  армией. Вполне  вероятно, он  думал  о  Сильвии. И  о мирской  теперь  жизни. О  своем  скором  возвращении  домой.

  Постояв  еще  немного, Мисма  Магоний  пошел  к  главному  военному большому  шатру  генерала  Блеза. Надо  было  показаться  командующему, раз прошелся  слух  о  его  чудесном  исцелении  в  этом  кровавом  аду.

  Этот роковой  бой  заставил  Мисму  Магония  пересмотреть  всю  свою  жизнь. Всю в  корне. Он  захотел  к  Сильвии. Он  захотел  в  Селенфию. Он  соскучилься по  любимой. И  захотел  домой.

                                                ***

  Арминий  Репта  и  Касиус  Лакриций  неслись  на  лошадях, что  мочи, гремя сбруей  и  подымая, столбом  за  собой  пыль  от  копыт  по  Апиевой  дороге. Они  торопились  доложить  своему  хозяину  о  сработавшем  плане, как Лентул  Плабий  Вар  им  поручил  сделать. Чуть  ли  не  наперегонки, они летели  на  лошадях  по  Апиевой  дороге  в  сторону  загородной  виллы  Варов.

  Становилось  темно, и  они  спешили, как  могли, лишь  бы  успеть. Там уже их  возвращения  ждали. Ждали  все, от  городской  жандармерии  во  главе  с другом  старшего  Вара  Марком  Квинтом  Цимбеприусом, дочери  Луциллы Вар  до  самого  Лентула  Плабия  Вара.

- Смотри  не  загони  коня! - прокричал  Касиусу  Лакрицию  Арминий  Репта, подлетая  в  своем  черном  плаще  Пенуле  с  капюшоном  на  холке  скачущей рысью  лошади.

- Тебе  того  же! - ему  в  ответ  прокричал  Касиус  Лакриций, подлетая  всем своим  почти  стокилограммовым  бывшего  гладиатора  раба  телом  воздух  на запаленной  скачкой  под  собой  лошади. И  держась  за  длинную  уже  мокрую  потную  гриву.

- Уже  недалеко  осталось! - прокричал  ему  Арминий  Репта.

- Сам  вижу! - снова  ему  в  ответ  прокричал  Касиус  Лакриций - Все  уже заждались  наверняка  нашего  появления  с  результатами.

- Не  получилось  у  меня  с  этим  чертовым  Харонием  Магмой! - прокричал Арминию  Репте  Касиус  Лакриций – Не  говори, пока  хозяину  про  это! Я ему  обещал  лично  Харония  прирезать! Не  вышло! Верткий  оказался  гад! Его  конюх, этот  араб  подвернулся  под  нож! Молчи, понял  меня?! Я  сам  ему  потом  расскажу, как  так  вышло! Понял?! - Касиус  Лакриций  орал  во всю  глотку  на  всю  округу, летя  почти  бок  о, бок  с  Арминием  Рептой  и оглушая  его  тем  криком.

- Да, понял я! Не  ори  только! Я  уже  оглох  от  тебя! – в  ответ  прокричал  ему  Арминий  Репта.

- Я  этого  Харония, почему-то  невзлюбил  с  первого  взгляда! - проорал  снова Касиус  Лакриций - Не  нравился  он  мне  все  время, когда  приезжал  к нашему  хозяину! Заносчивый  сволочь! Сам  недалеко  ушел  от  раба, а  туда же. Вел  себя  со  мной  как  какой-нибудь  сенатор, как  шишка  римская. Хозяин  и  то  по  проще  в  отличие  от  него.

- А  тебе  вообще  когда-нибудь  кто-нибудь  нравился! - прокричал  ему  в ответ  Арминй  Репта.

- Да, его  подружка  Сивилла! – прокричал  снова  Касиус  Лакриций – Та  еще шлюха! Я  ее  драл, когда  она  была  рабыней  у  дочери  нашего  хозяина!

- Ну  и  как?! - снова  прокричал  Арминий  Репта.

- Понравилось! - заржал  Касиус  Лакриций.

- Да, не  ори  ты  так! Я  ничего  уже  не  слышу! - прокричал  снова  Арминий Репта. И  прокричал  в  ответ  Касиусу  Лакрицию – Это  он  у  нас  перед  нами себя  так  вел. Я  знаю  на  своей  вилле, он  совсем  другой. Со  своими  рабами и  слугами.

- Ага, со  своей  Сивиллой! - Касиус  Лакриций  проорал  снова  и  заржал  на всю  Апиеву  дорогу.

  Они  вдвоем, чуть  не  налетели  на  крестьянскую  повозку  с  возницей стариком, женщиной  и  двумя  маленькими  шестилетними  детьми. В  густой пыли  от  ног  лошадей, они  чуть  не  налетели  на  них. И  не  врезались  в  их лошадь  и  повозку.

  Резко  затормозив  Касиус  Лакриций  заорал  на  едущих, и  напуганных  на дороге, выругавшись, на  чем  свет  стоит. И, поворачивая  свою  лошадь  мимо той  крестьянской  повозки. Тоже  самое, прокричал  и  Арминий  Репта, чуть не  слетев  при  торможении  со  своего  скакуна.

  Дети  на  повозке  напуганные  и  обнятые  напуганной, как  сам  крестьянин старик, молодой  лет  тридцати  крестьянкой  заплакали. А  взбешенные  оба всадника, как  и  их  лошади, быстрой  скачкой  понеслись  дальше  сворачивая уже  на  повороте  по  отведенной  отдельной  и  выложенной  булыжником, как и  Апиевая  дорога  к  вилле  Варов.

                                              ***

  Они  здесь  были  все. Все  обреченные  на  смерть. И  Миллемид  нашел  их. Уже  в  темноте  наступающего  вечера. Во  мраке  каменных  сырых  подвалов, здесь  в  глубине  амфитеатра. Всех  из  Олимпии. Он  нашел  их  и  проник внутрь  гигантского  в  колоннадах  статуях  и  многоэтажных  переходах здания. Здания  с  подвалами  и  тюремными  в  самом  низу  камерами. В решетках  для  содержания  животных  и  перступников. Гораздо  ниже  камер, где  находились  сами  гладиаторы. Это  место  было  просто  кошмаром  из сновидений. В  цепях  и  кандалах  на  стенах  и  затхлым  сырым  холодным запахом  от  всего, что  тут  находилось  ранее. Теперь  это  место  было пустым, и  здесь  содержали  теперь  тех, за  кем  он  прилетел  из  самой Олимпии. Они  все  друзья  его  подопечного  теперь  Ганика. И  он  обязан  был  их  защитить  и  спасти. Миллемид  и  так  припоздал. Он  должен  был быть  гораздо  раньше. И  появиться  хотел  еще  во  время  последнего  боя, но опоздал, держа  под  контролем  разум  больного  спящего  в  бреду  Ганика. Но он  все  же  здесь. И  он  успел. И  что  самое  главное  были  живы  те, кто должен  был  выжить  ради  самого  Ганика. Они  были  в  отдельной  такой  вот заделанной  высокими  толстыми  железными  решетками  камере. По одну сторону  прохода  между  ними. По  другую  сторону  были  другие заключенные  из  других  школ  Рима. Из  Капуи  и  Помпеи. Там  были гладиаторы  и  ланисты, приговоренные  теперь  к  смерти  за  покушение  на царственную  особу  Рима. За  дебошь  на  арене  и  беспорядок. Их  всех  здесь было  немного. Многие  погибли  в  результате  последней  свалки  и  кошмарной  резни. И  часть, которых  перебила  личная  охрана  Тиберия  в момент  их  задержания  и  ареста. Были  и  те, которые  сами  себя  убили   прямо  на  арене  понимая  последствия  и  наказания  за  содеянное. Но некоторые  были  малодушны, чтобы  такое  совершить, и  отдались  на милость  императора. Но  милости  от  Тиберия  было  ждать  как  в  пустыне дождя. Особенно  после  такого, когда  копье, прилетевшее  в  кресло  его царственной  матери, чуть  не  пригвоздило  Ливию  на  глазах  ее  сына.

  Приговор  был  однозначным  и  не  подлежал  оправданию, и  милости  ждать было  бессмысленно. Всех  скоро  здесь  же  должны  были  казнить. Выведя  из этих  губительных  своей  вонью  и  сыростью  подвалов, где  по  соседству даже  были  специальная  пыточная  и  разделочная  трупов  для  прокорма животных  людоедов  для  игр  на  арене. Практически  все, кто  из  Капуи  и Помпеи  были  в  правой  половине  этой  тюрьмы. Но  Миллемиду  нужны были  те, кто  был  в  левой  половине  подземных  этих  зарешеченных решетками  казематов.

  Он  совершенно  не  видимым, остановился  напротив  их, и  смотрел  на  них, тех, которых  видел  еще  вороном  на  тренировке  в  самой  Олимпии. Тех, кто выжил  после  бойни  на  арене  Рима. Это  были  два  раба Лакаста  и  Римий держащие  на  своих  руках  еле  живого  всего  в  крови  израненного  и наскоро, буквально  на  ходу  перевязанного  грубо  ими  же  фракийца гладиатора  сектора  Ферокла. Практически  голого  всего  в  одной  сублигате. Без  оружия  шлема  и  прочего  своего  снаряжения, сброшенного  еще  там, на поле  боя  на  желтом  залитом  кровью  под  проливным  дождем  песке. Здесь же  был  и  ланиста  Хароний  Диспиций  Магма, прижавшися  к  рабам  и раненому  и  с  трудом  еще  стоящему  на  ногах  Фероклу. Хароний  и  сам  был  ранен. И  промок  весь  от  проливного  льющего  до  сих  пор  с  небес дождя. Он  был  тоже  ранен  в  правую  ногу. И  тоже  наскоро  перевязан какой-то  тряпкой. И  постоянно  поджимал  больную  раненукю  свою  ногу под  короткой  промокшей  от  дождя  тогой. И  рядом  с  ним  стоящий  лицом ко  всем  его  верный  подручный  гладиатор  ветеран  Ритарий  Ардад.

- Никогда  не  предполагал, что  окажусь  здесь - произнес  громко  Ардад Харонию  Магме – Я  здесь  не  был  никогда.

- Я  тоже - произнес  еле  слышно  Хароний  Магма, напуганный  и  выпученными  глядя  зелеными  глазами  на  Ардада – Что  нам  теперь  делать? Нам  конец,  Ардад. Это  правда?

  Хароний  даже  как  бы  еще  не  верил  и  спращивал  его – Это  просто  какой-то  дурной  бредовый  сон.

  Он  произнес, сквозь  выступившие  в  его  выпученных  зеленых  глазах  слезы – Мне  бы  сейчас  проснуться.

- Мне  бы  тоже – произнес  ему  Ардад.

  Хароний  стоял  на  одной  ноге, будучи  раненым  в  другую  с  кровавой  повязкой, опираясь  на  раненого  Ферокла. И  прижавшись  спиной  к  холодной  каменной  стене.

  Ферокл  в  полуобморочном  состоянии, что-то  теперь  бормотал, уже  закрыв глаза  фракийца, и  опустил  ослабевшую  на  шее  голову  на  окровавленную  в порезах  от  мечей  и  копий  противников  свою  широкую  секутора гладиатора  грудь. И  если  бы  не  рабы  Лакаста  и  Римий, то  уже  упал  бы  на  каменный  пол  тюремного  подвала.

  Ему  не  слабо  досталось, и  он  был  в  состоянии  шока. И  не  соображал  уже  ничего, а  только  бурчал  в  бреду  себе  под  нос, что-то  о  вине  пред Гаником  и  всеми. И  произносил  имя  своей  любовницы  Марцеллы.

- Что  с  нами  будет? - снова  произнес  Хароний  Диспиций  Магма  своему подручному  Ритарию  ветерану  Ардаду, глядя  на  него  своими  зелеными  глазами, прямо  ему  в  такие  же  обреченные, как  и  у  него, черные  негра  эфиопа  глаза. Стоящего  перед  ним  своей  огромной  массой  черного  мокрого  от  пота  дождя  и  крови  порубленных  им  на  арене  врагов. В изорванной  и  свисающей  на  одном  плече  серой  гладиаторской  короткой тунике. И  держащего  руки  на  своем  широком  гладаиаторском  из  кожи  в  медных бляшках  поясе.

- Ничего - ответил  уже  тише  ему  Ардад – Просто  казнят. Как  и  тех  за  теми решетками.

  Он  кивком  мокрой  от  дождя  головы  показал  на  сидящих  и  как-то странно  присмиревших  в  полной  теперь  тишине  в  прошлом  их  вечных противников. Те  казалось, там  спали. Он  даже  обернулся  и  посмолтрел  в поумрак  других  в  решетках  тюремных  подвальных  камер. И это действительно  было  странно. Именно  сейчас, когда  расправа  уже  была  не за  горами.

 - Просто  казнят  и  все - повторил  Ардад, всматриваясь  в  странную  по  ту сторону  решеток  и  прохода  между  ними  темноту  и  тишину. Только  что  там  галдели  и  плакались  о  своей  прискорбной  теперь  участи  и  судьбе, а  теперь  молчат  или  спят.

- Они  там, наверное, спят – произнес  Ардад - Или  мне  так  кажется?

  Он  внимательно  смотрел  в  полумрак  туда, где  были  еще  пленники  этого каменного  глубокого  подвала.

- Нет, точно  спят - произнес, удивленный  Ардад.

- Что  там, Ардад? – произнес  еще  больше  потрясенный  ужасом  и  страхом Хароний  Магма - Они, что  все  там  разом  уснули?

- Похоже  на  это – ответил  ему  тихо  сам  напуганный  Ардад - Что-то происходит  непонятное. Что-то  еще  с  той  свалки  на  арене. Еще  там  уже  счто-т о начало  происходить, Хароний.

  Он  повернулся  спиной  к  Харонию  Магме. А  тот  прижался  к  его  негра эфиопа  широкой  гладиатора  Ритария  Олимпии  спине. За  спиной  к Харонию  прижались  и  его  рабы, потдерживающие  уже  практически свисающего  на  их  плечах  и  руках  Ферокла. Они  порядком  уже  сами уставшие  еле  держались  сами  на  ногах, но  все  же  держали  тяжелого повисшего  на  них  израненного  в  полуобморочном  состоянии  гладиатора фракийца. Здесь  все  уже  забыли, кем  они  были  там  наверху, и  в  своей жизни. Все  здесь  были  в  равном  теперь  положении, положении, обреченных на  смерть  смертников.

  Вдруг  и  как-то  внезапно  перед  их  смотрящими  в  сторону  зарешеченого между  камерами  подвалов  и  решетками  появился  человек. В  самом полумраке, он  был  четко  виден  своим  высоким  силуэтом. Как  тень. Да, в прочем, это  и  была  тень. Тень  в  длинной  одежде  человека. Человека  с развевающимися  на  невидимом  ветру  длинными  волосами. В  длинной искрящейся  странным  ярким  светом  до  самого  каменного  пола  одежде. Внтури  некоего  легкого  пока  еле  заметного  призрасного  свечения. Которое  разгоралось  все  ярче  как  огонь. Жвой  яркий  лучистый  огонь.

И  внутри  этого  света  был  человек. Скорее  некая  фигура. Фигура  человека. Это  был  мужчина. С  острым  взглядом  черных  глаз  и  миловидным  скорее  женским  даже  лицом. С  черными  длинными  вьющимися  на  невидимом  ветру, словно  змеи  черными  волосами. Очень  длинными  и  развивающимися  на  этом  незримом  ветру. Та  фигура  высокая  и  стройная, медленно  пошла к  ним. Ступая  плавно, будто  паря  над  камнями  запыленного  тюремной  пылью  пола. И  его  светящаяся  длинная  до  самого  каменного  пола  подвала  одежда  хладмида, просто  перетикала  по  его  телу. Она  не  была  похожа  на  одежду  римлян. Она  выглядела  несколько  иначе. Она  светилась  и  была  будто  соткана  из  яркого  слепящего  света. И  по  этому  свету  перемещались  звезды. И  подпоясана  странным, словно  из  черной  живой  пыли  поясом. На  котором, блестели  и  светились  тоже  невиданной  красоты  в  пряжке  жрагоценные  изумруды.   

  Этот  длинноволосый  с  развивающимися  на  незримом  невидимом  ветру черными  локонами  волос, очень  на  вид  красивый  брюнет. Очень  красивый  брюнет. И  очень  на  вид  молодой. Он  просто  прошел  сквозь  эту  из  длинных вмонтрированных  в  каменный  пол  и  потолок  металлических  прутьев решетку. Просто  как  нож  сквозь  масло  или  даже  еще  проще. Он  ее  даже не  ощутил. Просто  прошел  и  все, словно  той  решетки  и  не  было  вовсе. Словно  она  была, вообще  ничем  и  не  была  на  его  пути. И  по  всему  было всем  присутствующим  видно, что  для  него  это  вообще  была  не  преграда, равно  как  и  эти  подвальные  амфитеатра  тюремные  стены. И  стало  как-то вокруг  тихо. Как-то  странно  тихо. Будто  исчезли  все  звуки  вокруг. И образовался  какой-то  странный  отдельный  мир  здесь. В  этом  амфитеатра самом  нижнем  подземелье. И  остались  только  он  и  они. Эти  пятеро  из  выживших  на  арене  Рима. Те, кто  теперь  видел  его, были  в  оцепенении  еще  большего  удивления  и  ужаса, охватившего  их  разум  и  тела. Еще  большего  ужаса, чем  там, на  кровавой  арене. Видавшие  много  чего, но такого  они  не  видели  своими  глазами  никогда. И  это  приводило  их  в  еще больший  ужас. Ужас  идущий  прямо  к  ним. Медленно  и  плавно, будто плывя  над  этим  каменным  полом. Для  них  это  было  страшнее  теперь, чем сама  смерть. И  теперь  было  для  них  неизвестно, что  было  бы  ужаснее, сама  смерть  или  то, что  они  теперь  перед  собой  видели.

  Этот  пришелец  из  не  откуда, засветился  сильнее  еще  ярким  лучистым, вокруг  себя  живым  и  подвижным  необычным  светом. Странным  таким  же, как  и  он  сам  и  его  одежда. Исходящим  тоже  из  него, Откуда-то  изнутри  и  как  из  какого-то  внутреннего  источника, внутри  этого  идущего  к  ним  медленно  человека. Этот  яркий  слепящий  обычные  глаза свет разлился  по  этой  тюремной  подземной  камере, заполняя  каждое  ее пространство  и  все  уголки  тюремного  глубокого  и  сырого  в  металлических  толстых  решетках  подвала. Свет  разлился  по  всему  подвалу, освещая  все  вокруг, каждый  камень  в  кладках  стен. Вспыхнув  как-то  внезапно, и  сразу  когда  тот  пришелец  приблизился  к  тем, к  кому  он пришел, протиснувшись  сквозь  высокие  толстые  тюремные  железные решетки. И  ступая  по  тому  полу  золочеными  сверкающими  из-под  той  светящейся  светом  живой  и  подвижной  в  звездах и  галактиках  на  своем теле  монашеской  хламиды  сандалиями. От  его  предвижения  оставался видимый  текучий  лучистый  из  света  след, который  медленной  за  спиной неизвестного  и  загадочного, взявшегося  из  неоткуда  незнакомца  растворялся  в  полумраке  подвала.

  И  он  шел  именно  к  ним. Медленно, но  уверенно, как  бы  плывя  над самым  каменным  запыленным  полом, осторожно  приближаясь  к  Ардаду Харонию Диспицию  Магме, и  рабам  Лакасте  и  Римию, держащим полуживого, еще  на  своих  руках  Ферокла. И  те, вытаращив  свои перепуганные  в  паническом  страхе  глаза, молча, пятились  назад  от невиданного  ранее  пугающего  их  сказочного  на  вид  молодого  и  красивого как  женщина  черноволосого  высокого  брюнета. Они  закрывались  свободной  рукой  и  щурились  от  яркого  ослепительного  света.

- Кто  ты?! – первым  выпалил  в  испуге  Ардад, закрывая  собой  и  своей широкой  гладиатора  Ритария  ветерана  спиной  остальных.

- Скажем  друг – произнес  красивый  как  молодая  женщина  сказочный незнакомец - Скажем, друг, друг  вашего  Ганика – он  уточнил, глядя  на  всех своими  черными, как  ночь  сверкающими  неподвижными  широко открытыми  глазами. И  свет  его  исчез, а  он  остался.

 - Я  пришел  за  всеми  вами – произнес  этот  незнакомец  и  приближался  к  стоящим.

  Миллемид  шел  медленно  все  ближе, подходя  к  первому, стоящему  перед ним  Ардаду. А тот, расставив  свои  эфиопа  негра  гладиатора  руки, закрывал собой  остальных, отгораживая  от  возможной  опасности.

- Ты  пришел  за  нашей  смертью  или  жизнью?! - произнес, дрожащим голосом, выдавив  из  себя  и  из-за  спины  Ардада, прижимаясь  к  рабам  и раненому  Фероклу. И  пятясь  со  всеми  назад  к  каменной  стене  подвала, Хароний  Магма.

  Пришелец, как-бы  поискал  глазами  говорившего  за  спиной  высокого, в короткой, шерстяной  оборванной  в  жестоком  смертельном  поединке, и забрызганной  кровью  врагов  серой  тунике  негра  гладиатора. Того, кто  это  произнес. Быстро  пошевелив  своими  черными, как  ночь глазами  по  сторонам, и  как  бы  пытаясь  заглянуть  за  Ардада, произнес  в ответ - Смотря, что  вы  подразумеваете  под  словом  смерть  или  жизнь.

   Миллемид  остановился  напротив  Ардада. Возле  раскинутых  его  в  стороны  мускулистых  и  сильных  рук. И  глядя  в  его  негра  почти  такие  же  черные, как  и  у  него  ангела  Миллемида  глаза, произнес  снова - Понятие жизнь  или  смерть  для  нас  и  вас  людей  относительно  и  буквально.

- Для  кого  еще  вас?! - громко  произнес  за  Харония  Ардад.

- Нас  Божьих  ангелов  и  вас  людей - ответил, поясняя, всем, сверкнув черными, как  ночь  красивыми  гипнотическими  глазами  Миллемид.

  Он  посмотрел  на  Ардада, весьма  пристально, будто  отмечая  его  отдельно  за  всех  здесь  за  смелость.

- Как  это? – спросил  сам  дрожащим  от  охватившего  его  сердце  и  душу страха  Ардад.

  Он  реально  теперь  боялся. Хотя  никогда  никого  раньше  не  боялся. Опасаться  опасался, того  же  Мисму  Магония, но  бояться...

  Теперь  ему  это  казалось  это  ужаснее  самой  смерти  на  арене. Это  нечто похожее  на  живого  молодого, и  похожего  скорее  видом  на  женщину человека. То, что  Ардад  не  мог  понять  и  объяснить, стоящее  перед  ним, совсем  теперь  уже  рядом  не  было  человеком  в  полном  смысле  слова. Так  как  незнакомец, подойдя  остановился  прямо  перед  ним. Это  было  теперь  страшнее  смерти. И  эта  странная  вокруг  них  появившаяся  сразу  тишина, как  некий  отдельный  теперь  мир. Мир  внутри  этой  подземной  тюрьмы.

  У Ардада  даже  подкашивались  уставшие  от  прошедшего  кошмарного  и кровавого  боя  ноги. И  этот  ужас  за  его  гладиатора  спиной  передаваемый ему  другими, спрятавшимися  за  ним дрожащими  от  страха  пленниками, как и  он  здесь. Все  это  невозможно  было  описать. Все, что  он  теперь испытывал, разговаривая  с  тем, кто  назвал  себя  ангелом. Ему  было  сейчас жутко, но  он, повинуясь  своему  долгу  и  силе, защищал  своего  хозяина  от этого  всесильного  пришельца, понимая, что  если  что, то  им  конец. И  вся его  сила  гладиатора  не  поможет  ни  ему, ни  тем, кого  он  пытался  сейчас защитить. Он  спиной  чувствовал  страх  тех, кто  прятался  за  ним  и прижавшихся  уже  к  каменной  замшелой  подвальной  тюремной  камеры стене, сбившихся  в  кучку  и  дрожащих  от  страха  и  ужаса. Ардад, раскрыв свои  гладиатора  Ритария  объятья, защищал  их, закрывая  собой, и  придавив спиной. Принимая, может  быть  последний  на  себя  и  смертельный  удар.

- Что  ты  сделал  с  теми, кто  в  тех  камерах? - произнес, глотая  комок  в  своем  горле  Ардад, чувствуя  пальцы  Харония  Магмы, вцепившиеся  сзади  в  его  серую  изорванную  и  изрезанную  в  крови короткую  раба  гладиатора  тунику.

- Ничего  собственно - ответил  Миллемид – Они  просто  спят, кроме  вас. Все сейчас  спят  в  этом  амфитеатре. Все  до  последнего  смертника заключенного, охранника  и  раба.

- Кто  он?! – прокричал  в  панике  Хароний  Магма  из-за  спины Ардада – Останови  его!

   Миллемид  ухмыльнулся  и  произнес, не  спуская  черных  гипнотических глаз  с  Ардада – Вам  не  остановить  меня – произнес  Миллемид - Как  не остановить  все, что  происходит  вокруг  вас  смертные. Смертные, у  которых есть  еще  шанс  на  спасение  своего  тела  и  души. Смертные, душа  которых отделима  от  их  тела. И, способна, существовать  отдельно, проходя  либо  Рай, либо  Ад. Вы  можете  жить  еще  и  еще, когда  вновь  возвращаетесь  на землю. Такими  сотворил  вас  мой  Бог. Для  обретения  жизненного  опыта. В отличие  от  нас  ангелов  Неба, смерть  которых  буквальна, без  шанса искупления  и  продолжения  самой  жизни. Наша  жизнь  конечна, когда  к  нам  приходит  смерть. С  самого  сотворения  мира. Это  наша судьба  и  таково  наше  предназначение. Но  мы  способны  творить  все, что  пожелаем  в  отличие  от  вас  смертных, и  вы  не  можете  нам  помешать. И  нас  нельзя убить  руками  смертных. Только  сила  и  воля  самого  Творца  нашего. И  всего  сущего  Бога. Вам  смертным  не  дано  понятие, ценить  саму  жизнь.

Потому  как   вы  легко  убиваете  друг  друга  в  отличие  от  нас  ангелов. И  не видите, как  неупокоенные  ранним  уходом  ваши  души  покидают  ваши  тела. И  потому  не  видите  весь  ужас  самой  сути  смерти. И  сеете  зло  и погибель, не  думая  ни  о  чем. Под  наш  плач, плач  ангелов, вы  творить  зло.

И  нам  приходиться  выправлять  ваши  огрехи  перед  нашим  и  вашим Создателем. И  хотите  вы  или  нет, но  я  заберу  вас  отсюда. Это  то, зачем  я здесь - произнес  Миллемид.

- Ганик! – прокричал  сдавленным  от  ужаса  голосом  Хароний  Диспиций Магма – Ему  нужен  Ганик!

  Хароний  Магма, будто  внезапно  понял, что  и  о  чем. В  отличие  от перепуганного  и  дрожащего, как  и  он  страха  Ардада.

- Он  не  от  мира  сего! – Он  произнес  как  сумасшедший – Я  это  всегда  знал! Его  доброта  и  любовь  всех  и  вокруг  его! Даже  я  купился  на  его доброту  и  расположение. И  мне  он  нравился  больше  других. Даже  Луцилла  Вар  очарована  им! Ему  нужен  Ганик! 

  Он  это  произнес, помогая  уже  потдерживать  раненного, и  без  сознания  Ферокла  своим  рабам  Лакасте  и  Римию. Сам  оперевшись  о  стену и, спрятавшись  за  спиной  Ардада, стоя  на  одной  здоровой  правой  ноге, он  в  своей  тоже  перемаранной  кровью  короткой  белой  тунике выглядывал  из-за  спины  Ардада. Выпучив, в  ужасе  свои  зеленые, широко  открытые  маленькие  глаза  на  Миллемида, в  этот  раз, встретившись  с  ангелом глазами.

- Хароний  Магма - произнес  Миллемид – Я  и  по  твою  душу  здесь. И  это все  твой  раб  Ганик. Он  и  тебя  не  забыл. И  просил  позаботиться  о  тебе, как  и  о, всех, в  Олимпии.

- Тебе  известно  мое  имя?! - Хароний  Магма  произнес  через  страх  и  ужас, удивленный, что  его  имя  известно  этому  светящемуся  странным  ярким светом, похожего  на  человека  существу.

- Заткнись, Хароний! - рявкнул, на  своего  хозяина  Ардад, где  все  уже  были на  равных - Замолчи! И  не  лезь  в  наш  разговор!

- Ну  почему  же! – произнес  громко, перебивая  Ардада  и  оглушая  теперь всех  раскатом  своего  голоса  Миллемид – Он  спросил, я  отвечу! - словно теперь  громовой  рокот  по  каменным  стенам  пробежал  голос  Миллемида.

Дополнительно  пугая  Ардада  и  самого  Харония  Магму  и  его  рабов  Римия и  Лакасту, держащих  бесчувственное  тело  раненного  Ферокла.

 - Я  знаю, все. Все, и  обо  всех  вас. В  вашей  Олимпии - произнес  ангкл.

  Он  замолчал  на  мгновение  и  продолжил - Я  летал  вороном  и  незримой тенью  среди  вас  всех, и  все  обо  всех  знаю.

   Он  смотрел  прямо  и  снова  в  глаза  Ардаду, своими  черными  ангела глазами  в  широко  напуганные  глаза  негра  эфиопа  и  произнес – Я  ангел  Миллемид.

- Ангел? Миллемид, да? – произнес  уже  спокойнее  Ардад – Ты  пришел  за  нашими душами? Тебе  нужны  мы? Зачем?

- Именно  и  только  вы – Произнес  Милеемид  и  голос  Миллемида  стал  спокойнее  и  тише, как  обычный  человеческий -  Я обязан  вас  забрать отсюда. Это  моя  обязанность  перед  Гаником –

   Миллемид  шагнул  вперед  и  Ардад  отступил  на  шаг, расставляя  свои  в стороны  руки. Прижимая  остальных  к  каменной  холодной  стене  подвала.. Продолжая  закрывать  своей  шрокой  гладиатора  спиной  Харония  Магму. Израненного  на  руках  рабов  дома  Олимпия  Лакасты  и  Римия, свисающего бесчувственного  полуживого  еще  Ферокла.

- Я  заберу  вас  отсюда  всех - произнес, наступая  на  них  Миллемид - Из-за любви  Ганика  к  вам. Так  нужно  Ганику. И  я  обязан  это  сделать, ради  него самого  и  его  Небесной  матери. Вы  теперь  под  моей  защитой, как  и  все, кто  на  вилле  Олимпия. Ганик  рвется  защитить  вас, но  я  не  пускаю  его  к  вам. И  сделаю  это  сам – произнес  Миллемид – У  него  своя  судьба. Судьба не  связанная  более  с  вами. И  земля  его  еще  держит, как  и  вы. И  вы должны  отпустить  его. Он  не  принадлежит  земле  уже  и  всем  вам. Он  сын ангела  и  сын  самого  Бога. Но  ему  трудно  забыть  всех  с  кем  был  близок  и  знаком. И  моя  забота  позаботится  о  нем. Он  должен  забыть  вас  всех.

- Забыть  всех! – прокричал  Ардад, все  еще  напуганный  и, не  спуская  своих черных  негра  эфиопа  глаз  с  Миллемида, придавив  спиной  всех  за  собой  к каменной  стене  тюремной  подвальной  камеры – Забыть  Ганика!

- Забыть  навсегда – ответил  ему  прямо  в  лицо  Миллемид. Приблизившись, почти  вплотную  и  видя  самого  упертого  и  самого  сильного  здесь  из  всех и  решительного  человека  перед  собой. Ему  нравилась  такая  смелая  под страхом  вероятной  гибели  решительность. Человека  закрывающего  собой остальных. Самоотверженность  ради  защиты  других. Это  было  похвально, как  и  у  Ганика. Это  было  похоже  на  Ганика.

 - Забыть  навсегда! - Миллемид  повторил  и  его  голос  снова  стал громоподобным, сотрясающим  подвальные  амфитеатра  стены – Он  не  ваш!

И  был  всегда  не  вашим! Но  я  обязан  сделать  то, зачем  прибыл  сюда!

- Убить  нас! - произнес  сдавленно  с  ужасом, глотая  слюну, и  со  слезами  на  своих  вытаращенных  маленьких  зеленых  глазах  Хароний  Диспиций  Магма, из-за  спины  Ардада.

- Заткнись, Хароний! - рявкнул, сверкнув  и  повернув  голову  на  Харония Магму  черными  злыми  уже  глазами  Ардад – Заткнись, прошу  тебя!

- Ты  меня  не  затыкай! – прокричал  Хароний  на  Ардада - Ты  мой  раб! И  не имеешь  право  кричать  на  хозяина!

- Мы  здесь  все  в  одной  лодке, Хароний! - уже  шипя  и  сквозь  зубы, Ардад произнес  своему  бывшему  теперь  хозяину - И  надо  думать, как  спастись! Завтра  нам  всем  конец. Там  наверху  мы  все  сдохнем, как  изменники  Рима! Завтра! Так, что  заткнись, Хароний  и  слушай, что  тебе  предлагают! А  ты  не подходи  ближе!

  Ардад  снова  выставил  вперед  правую  руку, уперев  ее  уже  в  грудь  ангела. Коснувшись  его. Точнее  той  его  светящейся  астральным  ярким светом  одежды. И  его  рука  утонула  в  груди  ангела, провалившись  внутрь, как  будто  в  пустоту. Он  отдернул  руку  вскрикнув. Боль  пронзила  ее  до самого  плеча  гладиатора  эфиопа. Острая  боль  от  ожога.

  Ардад, посмотрел  на  обожженную  свою  мускулистую  руку  Ритария ветерана  школы  Олимпия, и  вытаращил  снова  ошарашено  и  испуганно свои  черные  глаза  на  Миллемида.

 - Слышишь, не  подходи! – он  произнес  опять  англеу.

   Миллемид  удивился  такой  смелости  человека, словно  опешив. Прикосновение  к  нему  человека. Человека, который  не  смеет  его  как  ангела  касаться. Его  черные  глаза  вспыхнули  ярким  недобрым  уже  огнем. И  он, засветился  весь, разбрасывая  из  себя  яркий  искрящийся  во  все стороны  лучистый, заполнивший  все  пространство  подземелье  свет, ослепляя  перед  собой  людей  пленников. Те  в свою  очередь  снва  закрыли  сои  руками  глаза, чтобы  не  ослепнуть.

 - Это  предупреждение  смертный! Не  смей  больше  так  делать! - сказал громоподобным  голосом  Миллемид  на  Ардада. и  потом  уже  проговорил спокойным  и  жестким  голосом - Подходить  я  к  вам  не  буду, но  вы  сами  прийдете  ко  мне.

  И  свет, исходящий  из  ангела  погас  снова. А  Миллемид, просто  стоял  на одном  месте  и  не  двигался  больше.

- А  что  если  мы  не  захотим? - произнес  ангелу  Ардад – Не  захотим  идти  с тобой, ангел  Миллемид?

- Вам  придется  подчиниться - произнес  Миллемид – Или  вас  ждет  завтра смерть  на  арене  этого  амфитеатра, как  и  других.

   Хароний  Магма  уперся  головой  в  спину  Ардада  и  зарыдал. Да, зарыдал, чем  привел  в  удивление  самого  Ардада  и  его  рабов.

 - Значит, смерть - он  простонал  еле  слышно  дрожжащим  голосом.

- У  нас  есть  выбор, Хароний - произнес  Ардад, уже  смягчившись  к страдающему  от  упадка  сил  и  душевного  расстройства  под  страхом  смерти  своему  бывшему  теперь  хозяину  Харонию  Диспицию  Магме. Он, то смотрел  в  испуге  на  Миллемида. И  от  сильного  ожога, посматривая  на свою  руку, то  на  Харония  Магму. Таким  его  не  видел  еще  никто.

- Ты  и  вправду  сможешь  это  сделать? – он  обратился, снова  уставившись  черными  гладиатора  ветерана  негра  эфиопа  глазами, напугано  на  Небесного  ангела.

- И  ты  сможешь  увидеть, снова  Лифию - произнес, не  отрываясь  от  его  глаз  ему  Миллемид.

- Ты  и  про  нее  знаешь? – удивленно  и  напугано  спросил  Ардад.

- И  про  нее  тоже. Я  же  сказал, что  знаю  все  и  обо  всех  в  вашей  Олимпии – ответил  снова  Ардаду  Миллемид – И  про  вашу  любовь. Я  ангел  и  все знаю. Я  спасу  их  тоже. Они  в  опасности, как  и  вы. И  моя  обязанность помочь  всем  вам  и  всем  близким. Всем, кто  связан  с  Гаником.

- А  с  ним, что  будет? - спросил, не  отводя  своих  негра  эфиопа  глаз  с  Миллемида  Ардад.

- Это  не  ваши  уже  заботы, гладиатор  Ритарий  Олимпии  Ардад - ответил, громыхая  на  весь  подвал  громоподобным  голосом, ему  ангел  Миллемид  и  снова  загорелся  ярким  светом. И  свет, исходящий  от  его  астрального  тела  стал  еще  ярче  и  сильнее. Так, что  все  отвернули  свои  головы. И  почувствовали  сами  его  нестерпимый  жар  и  закрыли  глаза. Отвернул  глаза уже  совсем  слепнущий, от  того  света  и  Ардад.

- Я  не  могу  долго  ждать - продожил  громоподобным  раскатистым  голосом Миллемид - Мне  нужно  назад  в  Олимпию - произнес  ангел – Чтобы  спасти остальных  от  надвигающейся  на  них  опасности.

 – Так  вы  идете  или  мне  вас  силой  брать?! – он  грозно  произнес. Миллемид  наперед  знал, кто  будет  его камнем  преткновения  на  земле. Еще 

спустившись  с  Небес, он   успел  побывать  в  доме  Лентула  Плабия  Вара. Еще  до  встречи  с  Зильземиром. И  в  самой  Олимпии. Он  не  в  силах  был изменить  то, что  происходило  с  Гаником  и  вокруг  него, но  все  рассчитал  и  подготовил. И  он  знал  даже  больше, чем  сам  Зильземир. Он  знал  все, что  готовиться  против  Ганика. И  кто  за  этим  стоит. И  теперь  он действовал, отправив  ангела  Зильземира, мать Ганика  в  дом  Варов. В  тот дом, в  который  скоро  попадет  Ганик. И  где  все  решиться, и  всему  скоро будет  подведен  итог.

  Миллемид  вернет  матери  ее  родного  Небесного  сына. И  он  вернет  себе своего  любовника  Зильземира, и  его  обещания  все  себе.

  Он  уже  знал, что Лентул  Плабий  Вар  с  Луциллой  на  пути  к  вилле  Олипия. И  спешил. Спешил  сделать  свое  дело. Спасти  всех, кого  надо  было спасти. И  отдать  Ганика  в  руки  Луцилле  Вар, для  его  появления  в  доме Варов, где  все  и  должно  было  закончиться.

  Он  не  мог  изменить  то, что  происходило  сейчас, но  мог  внести  свои коррективы  в  происходящее. Судьба  Ганика  была  тесно  связана  с семейством  Варов. Так  сложилось  Свыше. И  изменить  ничего  было  нельзя.

Но  повлиять  на  ход  событий  Миллемид  был  вправе. Уберечь  остальных, кто  окружал  Ганика.

- Что  нам  делать, Ардад?! – запричитал  за  его  спиной, паникуя  в  слезах Хароний  Магма.

  Он  прижался  к  каменной  стене  тюремной  камеры  и  к  своим  рабам Лакасте  и  Римию, держащим  н а руках  полумертвого, в  крови  Ферокла – Ферокл  умирает! Скоро  и  нам  крышка! Ардад!

- Заткнись, Хароний! - рявкнул, снова, не  оглядываясь  на  него  Ардад - Ради спасения  всех. Ганика  и  моей  Лифии, я  согласен – он  сказал  Миллемиду, глядя  своими  вытаращенными  уже  ослепленными  от  яркого  искрящегося  света  плохо  видящими  глазами  в  черные  глаза  ангела. Он  практически ослеп, но  со  страха  даже  этого  и  не  заметил. Он  видел  теперь  только белый  свет  перед  собой, но  продолжал  смотреть  туда, где  стоял  ангел.

 - Я  согласен  и  готов  пойти  с  тобой – Ардад  произнес  еще  ангелу  Миллемиду.

  Ардад, оставив  остальных, первым  шагнул  в  сторону  яркого  лучистого свечения, где  стоял  только  что  ангел  Миллемид. Где  образовался  огненный светящийся  большой  шар, издающий  громкие  гудящие  и  шипящие  звуки.

Где  его  первым  в  свои  распростертые  объятья  принял  посланник  Неба, и поглотил  в  себе, растворив  его  негра  эфиопа  черное  гладиатора мускулистое  тело, рассеяв  его  на  атомы. Оставив  только  внутри  себя Ардада  его  душу, заключив  в  сон  и  небытие, ожидая  остальных, стоящих  у каменной  стены  своей  тюрьмы. И  те  уже  даже  не  прерикаясь  последовали следом  в  тот  яркий  лучистый  гудящий  свет.

  У  них  не  было  выбора. Они  просто  хотели  жить. И  он  обнял  их  всех  тем  своим  ярким  жарким  свечением. Обнял  их  своими  раскрытыми  над ними  ангельскими  оперенными  огромными  крыльями. Крыльями  ангела Миллемида. Погрузив  их  в  свое  то  астральное  свечение. Всех, кто  пришел к  нему  за  своим  спасением.

  Огромный  яркий  из  лучистого  живого  астрального  света  шар, поглотив  их  всех. И  сделав  тоже, что  и  с  Ардадом, расплавив  до  основания металлические  из  толстых  прутьев  решетки  их  тюремной  подземной каменной  подвальной  камеры. Вырвался  в  коридор  между  другими большими  подвальными  подземными  камерами  нижних  этажей  амфитеатра. И  устремился  по  нему  к  самому  выходу. Летя  стремительно  по  закоулкам и  лестничным  каменным  со  ступеньками  пролетам  вверх, покидая  это залитое  кровью  и  наполненной  смертью, страданиями  и  мучениями  здание, превращенное  теперь  в  тюрьму  для  осужденных  на  смерть.

  Подлетая  уже  к  самому  выходу, шар  еще  сильнее  загудел  на  всех звуковых  интонациях, переходя  на  неперносимый  громкий  свист, ярко вспыхнул, разбрасывая  во  все  стороны  свои  лучистые  искры, и  исчез.

  Мгновенно, как  будто  его  и  небыло. И  на  этом  месте  ничего  совершенно ни  осталось, кроме  пустоты  и  затхлого  идущего  из  глубины  подземелий здания  амфитеатра  воздуха.

   В  тот же  миг  внезапно  пришедшие  в  себя, проснувшись  от  гипнотического глубокого  сна, их соседи  по  несчастью  и  вся  стража  так  и  немогли  понять, что  здесь  произошло, лишь  осматривались  в  полумраке ночного  каменного  подвала  по  сторонам, напуганные, вытаращив  свои  в ужасе  глаза, прижавшись  к  каменным  стенам  подвалов.

  Кто-то  из  них  смог даже  выскочить, бросив  все, что  было  в  руках  наружу, прямо  на  мокрую  после  проливного  дождя  арену, через  квадратные  решетчатые  деревянные  окованные  железом  ворота. С криком, толкая  друг  друга  в  спины, и  падая  в  тот  сырой  в  лужах  арены  песок главного  римского  амфитеатра.

  Там  внизу  в  полумраке  тюремных  подземелий  за  решетками  остались среди заключенных, только  те, кто  был  обречен  на  следующее  утро  быть казненными  за  измену  и  покушение  на   императора  Рима  Цезаря Тиберия I  Клавдия  Нерона.

                                                                   ***

- Слышал, Лентул? - произнес, громко  перебивая  шум  скрипящих  колес  в ночной  темноте  по  Апиевой  дороги  сенаторской  повозки  Марк  Квинт Цимбериус – Этого  придурка  из  нашего  римского  сената  сенатора  Цестия Патриция  Касиуса  тоже  схватили. Мол, за  покушение  на  Тиберия. Говорят, его  гладиатор  метнул  копье  в  мать  Тиберия  Ливию. Правда  все  обошлось, но  Тиберий  рвет  теперь  и  мечет. И  сенаторы  все  сидят  по  своим  домам  и дрожат  от  страха.

  Арестовали  всех. Даже  ланист  всех  школ.

- Это  тебе  мой  раб  рассказал? Этот  Репта, болтун? Или  Касиус? - спросил Лентул  Плабий  Вар.

- Нет, это  мои  мне  подчиненные  доложили  из  Рима – ответил  Вару  Марк Квинт  Цимбериус - Зимий  и  Вара. Они  почти  с  твоими  рабами, одновременно  прискакали, и  доложили  мне  о  ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27