ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать В весеннем лесу

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Марсианский дворник

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Адам и Ева. Фантазия на известную библей...

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Шуба

Автор иконка Эльдар Шарбатов
Стоит почитать Юродивый

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Вот и все

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Осень... сентябрь

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Видение

Автор иконка Сергей Елецкий
Стоит почитать МЕДВЕЖЬЯ РУСЬ

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Воин в битве сражённый лежит...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Клермонская грешница часть 2


Василий Шеин Василий Шеин Жанр прозы:

Жанр прозы Мистика в прозе
151 просмотров
0 рекомендуют
1 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Клермонская грешница часть 2« - Если не хотите взойти на костер, то запомните, милейший Ренье! Господь не может вложить в уста человека то, чего он еще сам не свершил! – медленно отчеканил епископ и вперил колючий взгляд в приора, - Устами провидца говорит дьявол!»

Аннотация:
« - Если не хотите взойти на костер, то запомните, милейший Ренье! Господь не может вложить в уста человека то, чего он еще сам не свершил! – медленно отчеканил епископ и вперил колючий взгляд в приора, - Устами провидца говорит дьявол!»
Текст:
События рассказа не связаны по времени и действию с достоверной хронологией.


…Преподобный Одон заскучал в ожидании грешника. Сидел у стола, разглядывая тусклые разводы копоти на холодных стенах подвала. Рядом умостились на лавках его доверенные святые отцы, перебирали кипарисовые четки, терпеливо помалкивали. Капеллан сонно щурил глазки от выпитого за завтраком кубка вина.

….И тут, из маленькой двери, прямо в свет факелов, аскет вытолкнул к ногам епископа какое-то создание в домотканой рубахе до пят, закрывавшее голову широкими рукавами. Аскет оплеухой сбил его с ног, отпихнув сторону слетевший от удара кожаный колпак.

- Женщина! – ахнул каноник, видя, как по рубахе рассыпались черные волосы, побитые ранней проседью.

- Хлыстом ее, - посоветовал оживленный вином капеллан. – Пусть встанет, лицо покажет.

- Не надо, не надо, - удрученно пробормотал епископ, отворачиваясь к отцу настоятелю. – Почему вы умолчали, что это женщина?

- Преподобнейший, - сокрушенно развел руки ошеломленный Ренье.

– Мы узнали об этом только утром, – мрачно изрек аскет, выручая своего оторопевшего от неожиданности приора.

- Разве вы не применили к ней допрос с пристрастием? – вмешался желчный каноник, обернувшись к смутившемуся настоятелю.

- Нет! – еще больше поник добряк приор, складывая руки на объемистом животе, и, в подтверждение своих слов, кивнул оплывшими подбородками, заросшими редкой седой щетиной. – Уверяю вас, подобное дело в моей практике всплыло впервые, и я пришел в замешательство, решив отдать его на высокий суд церкви Христовой.

Бедный Ренье. Он действительно не знал, что сегодня утром бдительная стража, вынув юношу из колодца, заметила у узника странные пятна крови на его одежде. А далее… Далее все оказалось еще запутаннее, чем предполагалось изначально. При тщательном осмотре выяснилось, что это вовсе не он, а она… Женщина! Вернее, девица! Господь наш, сохрани от козней дьявола и оборотней! Пятна появились в нечистые для женщин дни. Лишь после этого обескураженные стражники у нее отобрали мужскую одежду, и она, вынужденно переоделась в бывшую при ней рубаху, которую хранила в ведьмацкой котомке из веточек.

Об этом, полушепотом, постукивая в страхе пеньками гнилых зубов, поведал святым отцам монах аскет.

- Но волосы? Как вы не заметили их раньше? – упорствовал каноник.

- Он…Она никогда не снимала войлочной шапки, - недоумевал присматривавший за узником аскет.

Отец Ренье завел глаза к мрачным сводам подвала, привычно зашептал молитвенной скороговоркой. В подвале тишина. Тихая молитва застревала в толстенных стенах, затянутых по углам узором пегой паутины с жемчужно отблескивающими капельками влаги. Епископ поежился от сырости. Велел разжечь встроенный в стену камин, наблюдал, как аскет высекает кресалом красные искры и натужно дует на лесной мох, подложенный под сухие обломки толстых веток бука.

- Поднимитесь, дитя мое! – ласково окликнул девицу епископ, пытливо всматриваясь тревожным взором в распростертое у ног высокого суда существо. – Как вас зовут?

- Элен, ваша милость! – робко прошептала девушка.

- Нужно отвечать – ваше высокопреосвященство, - назидательно заметил бдительный капеллан.

- Хорошо, ваша ми…Ваше высокопреподобие.

- Так чего же ты просишь?

- Только одного. Выслушать меня и очистить душу.

- Ты просишь исповеди?

Девушка склонила голову, молчала, глядя на носок сапога епископа, высунутый из-под облачения.

«Твоя нужда тебя же и погубит! Глядит, будто гвоздь в душу втыкает!» - невольно подумал епископ.

- Оставьте нас, святые отцы! – потребовал Одон и оглядел худенькие плечи склонившегося перед ним измученного дитя с чудными, так рано поседевшими, локонами. - Властью данной мне от бога, я приму твою исповедь. Говори же. Не бойся меня.

**************

- Отвечай, почему ты скрыла, что ты девица? – потребовал епископ, оставшись наедине с девушкой.

- Так вышло, ваше преподобие! И мне не сложно было играть роль мальчишки. Я с раннего детства почти не знала другого платья, отец одевал меня в мужскую одежду. Многие, кто приходил к нему за исцелением, принимали меня за его сына

- Вот как! Твой отец целитель? Как его имя?

- Алитий, ваше преподобие…

Епископ вздрогнул, услышав имя. Он знал этого человека, жившего в уединении то ли с сыном, то ли с дочерью. Вернее будет сказать, слышал о нем, так как сам, не единожды пользовался его услугами, посылая служек к кудеснику за целительными притираниями, когда боль впивалась в зажиревшую преподобную поясницу, особенно в промозглые зимние дни. Мазь помогала епископу, но будет ли, в свете новых обстоятельств, полезным, обозначить это знакомство? Епископ знал, что церковь приглядывалась к такими, как Алитий, следя за целомудрием их веры. Особенно, после того как выяснилось, что Алитий был в числе учеников известного мага, экзорциста Бербигье, прославившегося на стезе изгнания демонов из несчастных христиан. Правда, позже, маг сам был уличен в сношении с бесами. Но высокий суд церкви оправдал его и, вместо костра, экзорцист был поселен в хосписе, при одном из монастырей в Амьене. Там он мирно почил на руках братии, проведя остаток своих дней в молитвенном покаянии, нуждаясь только в одном – прощении от самого Господа.

«Следовательно, к отцу, этой милой на вид девушки – святая церковь претензий не имеет, - размышлял осторожный Одон, - Но как знать? Ведь подозрения были! И никто не знает, смилостивился ли всевышний над этим грешником. Церковь простила мага, учитывая его заслуги перед ней. Но, простил ли бог?». Сомнения раздирали епископа, однако он не подал вида перед смотревшей на него с надеждой и мольбой девицей. Лишь почмокал чувственными губами и, покачав головой, пробормотал как можно добродушней:

- Надеюсь, он это получил! Нет, дитя. Это не относится к тебе. Я молюсь за вашего отца, да упокоит святая Дева память о нем! Аминь! - коротко помолился епископ, наблюдая как узница набожно сложила у груди руки: - Ай-ай! Имя вашего отца звучит как – всеобщий слуга. И кому он служил, дитя мое?

- Всем. Лечил людей, господ и нищих. Спасал их скот, заживлял раны на яблонях. Особенно любил лошадей. И все это, он делал с именем Господа нашего на устах, - отчего-то вызывающе, почти выкрикнула, потеряв смирение, дерзкая девчонка.

Епископ профессионально наметанным взглядом отметил, что теперь, девица не осенила себя крестным знамением, как подобало бы сделать доброй христианке при упоминании имени господа, и насторожился еще больше.

- Но как случилось, что ты осталась одна, без защиты отца и без крова? – слукавил Одон, старательно выражая недоумение, сделав вид, что не слышал о причинах, ввергнувших девицу в столь тяжкую нужду.

- Мне кажется, об этом знает весь Клермонский лес, - глухо пробормотала девушка и подняла на епископа бесконечно усталые глаза: - Его убили.

- Кто, совершил это неслыханное злодеяние? – снова слукавил епископ.

- Селяне. Свободные франки.

- Но за что и зачем?

- Неподалеку от нашего ручья стоит деревушка. Там начали болеть овцы и селяне попросили помощи. Отец отозвался на их горе, но со скотом вышло сложнее, чем он думал. На бедных овечек напал мор. Единственно чем отец смог помочь – это советом. Он велел селянам угнать здоровый скот в дальние луга, а всех павших и больных – сжечь, обратив в пепел поедавшую их болезнь. Но селяне не услышали отца и прогнали его проч. А потом, мор, убив почти всех животных – перекинулся на людей. И, доведенные до отчаяния люди, подстрекаемые теми, кто обвинил отца в колдовстве, пришли к нам. О! Если б мой бедный отец доверил мне свой меч! Тогда бы он был жив. Но он только и успел, что вытолкнуть меня в потайной ход и закрыть его за мной.

- Вы владеете мечом? – не поверил своим ушам епископ, - Кто мог вас этому научить? Отец?

- Нет…Не он! – немного поколебавшись ответила Элен и несмело заглянула в глаза священника. Глубоко вдохнула, бледное лицо порозовело от волнения, став удивительно нежным и красивым, даже исхудавшее, испачканное землей, - Мне кажется, я это умела всегда. С самого своего рождения.

- Ты говоришь глупости! – рассердился Одон. – Никто не в силах вложить меч в руки младенца.

- Младенца – да! Но я сражалась с мечом в руках на стенах святого города…

- Ложь! – завопил епископ. - Это наглая ложь! Еще ни один христианин не сумел взойти на стены Иерусалима с мечом в руках.

- Я была там! – упрямо заявила Элен, - Это случилось во второй раз. Мы, священные рыцари – пилигримы, осадили Иерусалим, и с мечами в руках взошли на эти стены. Я закрывала своим щитом Людовика Младшего, нашего короля, который повел нас на приступ.

- Не верю своим ушам! Ты - рыцарь?

- Да! Высокий и сильный. В сиянии доспехов и с обагренным кровью мечом.

- И что далее?

- Мы взяли город. Но я была убита предательским ударом острого копья. Оно пробило мою незащищенную спину. А далее, я видела, как рыцари приносят над моим телом клятвы мести, и слышала пение капелланов. И больше ничего. Тишина и покой обволокли мою душу, и я уснула…

- Поразительное воображение, для столь юного существа как вы. Да еще – девицы! – вознегодовал епископ, покрываясь желчным оттенком на румяных щеках. - Но вы упоминали и про первый раз. Я прав?

- Да, ваше преподобие. Впервые мы шли к Иерусалиму вместе с отцами, матерями, женами и детьми. Без оружия, уповая лишь на молитвы и милость божию. Мечтали, что пред нами откроются его врата, и мы обретем царство небесное в его стенах, у гроба Господнего. Но вместо радости на нас напали злобные сарацины. Они убили всех. И я, вырвавшись из умирающего тела через перерезанное горло, поднялась над полем смерти многих тысяч невинных жертв неслыханного предательства.

- Кто ж вас предал? – ужаснулся своей догадке епископ.

- Папа Урбан и он, святой хромец! Петр из Амьена. Бесноватый проповедник увлек несчастных безумной идеей. А папа… Урбан поступил проще. Он испугался сонмища паломников и не нашел лучшего решения как избавиться от них, благословив на поход смерти. Они знали об этом, знали! – Элен учащенно задышала, ее руки блуждали по резко осунувшемуся лицу, снимая с безумно блеснувших глаз невидимую паутину ненависти: - Я до сих пор не могу понять, почему не смогла найти их и утолить жажду мщения, которую я слышала в мольбах погибающих христиан. Проклинавших святых отцов и даже самого…

- О чем ты говоришь? – Одон в страхе отшатнулся от обезумевшей девушки.

- О тех, кто предал нас! Но, может быть, кто-то сжалился над моей душой, и я, сама того не зная, сумела найти путь к предателям…

- Нет! Нет, исчадие ада! Ты не сумела причинить вреда святости! Папа Урбан и Петр Отшельник, исполнив свой долг, приняли смерть от рук спасителя. Не тебе, вырвавшееся зло, измерять предел святости. Они тебе не по зубам. Это тебе не пьяные каменщики или мелкий каноник из графской часовни.

Одон так кричал, потрясая схваченной в пылу гнева со стола связкой бумаг, что Элен, придя в себя, отшатнулась от епископа, отползая на коленях в сторону. В келью вбежали встревоженные Ренье и монах аскет. Но Одон, взяв себя в руки, решительно отослал их назад.

Элен взглянула на рассыпавшиеся по полу листы. Она все поняла. Посмотрела на епископа с невысказанным укором и мукой.

- Вы все знаете, преподобный отец. Вы прочли записи моей исповеди к отцу Ренье, - угрюмо сказала она и заплакала, - Зачем вы меня мучаете? Ведь я сама пришла к вам за помощью. Но вместо этого угодила в земляную яму. Скажите, отец Одон! В чем моя вина? Только в том, что моя память рассказывает о том, чего я не знаю сама? Но я ничего не делала плохого. Ни-че-го!

Епископ угрюмо сопел. Перед ним снова была несчастная девочка, размазывавшая рукой по грязным щекам чистые слезы. Одон страдал. Он чувствовал безгрешность юного существа, но…

- Подойди ко мне, дитя! – позвал он девушку.

Та, снова, обдирая коленки о камень пола, подползла к епископу. Одон невольно увидел ее оголившиеся по бедра стройные ноги и вздохнул. Взял Элен за подбородок, приподнял ее заплаканное лицо. Прикрыл свои глаза и начал читать молитву. Девчонка притихла, отдаваясь во власть священнику.

- Успокойся! – закончив чтение, Одон ласково погладил спутанные, дурно пахнувшие волосы девушки, перекрестил.

Элен всхлипнула, робко взяла благословившую ее руку и приникла к ней долгим поцелуем, вкладывая в него свое отчаяние, мольбу о помощи и боль перенесенных страданий.

- Будет тебе, дитя мое! – Одон отстранил руку и вздохнул: - Ты пойми, все, что ты говоришь очень странно. Да. Тот факт, что неподалеку от святого города приняли смерть мученики за веру – неоспорим. Но это было совсем не так, как ты говоришь. Не так! Не была эта великая жертва напрасной. Потом, тебе сколько лет? Пятнадцать, шестнадцать? А то, о чем ты рассказываешь, было более сорока лет назад! Зачем ты вводишь меня в заблуждение? И еще: ты утверждаешь, что сражалась на святых стенах рядом с королем Людовиком Младшим. Но это невозможно, так же, как не возможно, к примеру…

Одон шарил глазами по келье, мучительно искал то, что поможет ему опровергнуть слова девушки. Но не нашел и продолжил.

- Невозможно только потому, что тот, о ком вы говорите, еще совсем дитя. Кроме того, его отец, властвующий ныне король Людовик Толстый – жив, и прекрасно себя чувствует. Юный Людовик не может унаследовать власть, так как соправителем всего год назад коронован его старший брат Филипп. А юноша, сейчас находится на обучении в одном из монастырей и со временем займет достойное место в матери церкви. Нет, нет, дитя. Вы бредите. Или больны.

- Нет, ваше преподобие. Я сражалась в мужском обличии, бок о бок, с молодым королем Людовиком.

- Но где тогда его отец и августейший брат?

- Я слышала, как король сожалел о своем безвременно погибшем брате. С его слов брат Филипп погиб спустя два года, после коронации как преемника своего отца.

- Как это произойдет? – епископ едва шевелил занемевшими губами, он даже не заметил, что спросил Элен не о прошлом, а о том, что еще не свершилось.

- Он упал с лошади во время охоты.

- Выходит, преемник скоро погибнет! – прошептал Одон. - А сам король? Как долго он будет править?

- Я не знаю…Не помню. Вы мне не верите?

- Ответьте мне, - после долгих раздумий спросил Одон, кивая на опросные листы, которыя Элен собрала с пола и положила на край стола. - Здесь все, что вы знаете?

- Нет, - призналась девушка. – Мне кажется, что я сама не знаю всего, что происходило со мной.

- Что вас тревожит больше всего?

- Дети. Я видела - очень много детей! И они идут сами, почти без взрослых. Текут, серыми лентами по дорогам, как полчища крыс. Оборванные, завшивевшие. И я иду в одной из их стай, ведя за руку своего младшего брата. Он был вечно голоден и страшно надоел мне своим нытьем. Я готова была бросить его или даже убить камнем, пока он ненадолго умолкал во сне. Но я дала умирающей матери клятву, что приведу Жана в райские сады Иерусалима.

- Дети? Сады? И снова святой город? О чем ты рассказываешь, безумная!

- О том, что уже было. Или будет? Я не знаю…я запуталась…

- Когда? – простонал, заламывая руки, епископ, с ужасом вглядываясь в потемневшие глаза страшной пророчицы.

- Не знаю. Но точно одно, это было после моей гибели на стенах. Мы, дети, знали, что сарацины снова завладели святым городом, после того как доблестные рыцари много десятков лет правили обетованным царством и потерпели поражение. И решили сами вернуть его себе. Это был величайший исход в писках земного счастья.

- Но почему вы пошли на это? Кто вас отпустил? Где были ваши матери и отцы?

- Голод. Смерть. Чума! Они заменили нам родителей и указали путь к спасению. Мы шли толпами, везде. Объедали в пути все, как бесчисленная саранча. Воровали, обманывали, грабили. У нас было дозволено все, лишь бы добраться до цели. Города закрывались от нас воротами. Селяне, ненавидя, гнали прочь как мелкое зверье. Немногие открывались перед нами, и конечно, это были монастыри или приходы. Но они не могли прокормить всех, так нас было много. Мы - выживали как могли. Меня насиловали много раз старшие мальчики и, даже, обозленные селяне. Потом я научилась отдаваться сама, за кусок хлеба или яблоко, чтобы заткнуть рот опостылевшему братцу. Но он скоро умер. Боже, как мне стало легко, когда я увидела, что Жан не просыпается! Это была свобода!

- Но он твой брат, Элен! Неужели ты не оплакивала его?

- Он стал худым и противным. От него жутко воняло. Но у нас не было жалости и слез. Мы уходили оттуда, где стали лишними для всех. Кто оплакал наши беды? Никто, святой отец. Наша земля отвергла нас как ненужный мусор.

- Несчастная Франция! – пробормотал опустошенный епископ. – Ты убила своих детей.

- Не только франки, святой отец. С нами были все, галлы, норманны, фракийцы и датчане, дети Рима и лесных варваров, не понимающих своей цели. Все было проще: мы уходили от смерти, но она нас не отпускала. По утрам, у костров, в нечистотах и кровавом поносе оставались тела. Умерших или убитых. Убить могли за что угодно. За слово, за оловянную пуговицу или клочок тряпки. Но мы уже не боялись смерти и готовы были убивать сами. Я даже гордилась тем, что смогла превратиться в хищного зверька. Нас боялся весь мир! И неизвестно, что было бы с ним, с этим миром, когда бы мы повзрослели! Но нас обманули. Жестоко и подло.

- Вы не дошли до гроба Господнего?

- Нет. Оставалось совсем немного, когда к берегам теплого моря пришли люди. Они осматривали нас, заглядывали под одежды, заставляли раскрывать рты. Я помню, один, нарядный и сытый, задрал подол моего платья. «У нее жилистые ноги и широкие плечи. Это хорошо для мальчика, но плохо для девочки. Она ничего не стоит!» - сказал он. И нас посадили на корабли, обещая перевезти через море к райской земле. Набивали их нами как бочонки соленой рыбой. Десятки, сотни больших лодок и кораблей с мачтами и парусами. Но паруса летели совсем в другую сторону от земли обетованной. Мы узнали, что проданы и плывем в рабство. Мир разорвался горем на части, от такого известия. И хорошо, что я утонула в море. Иначе, мне было бы слишком страшно жить в дважды, да что там, десятки раз, предавшем меня мире.

- Вы умерли без покаяния? Несчастные дети!

- На наш корабль напали разбойники, и он утонул вместе с нами. А я, снова всплыла во мгле. И снова - нашла покой во сне. Там хорошо, потому, что когда я засыпала после утерянной жизни, мне ничего не снилось. Возможно, от того, что там ничего нет? Неужели это и есть, вечный покой, святой отец?

…. Одон не знал, что ответить девочке. Ее рассказ о стремлении детей к гробу господа опустошил душу и наполнил ее ужасом понимания, что Франции, еще только предстоит пережить этот кошмар. Но где тогда правда и воля господа, если жизнь толкает детей на ужасные поступки? И даже благая цель не спасла их. Наверное, впервые в жизни, он, поднаторевший ритор и умудренный теолог, не мог найти ответа на ужасные, противоречившие всем его знаниям вопросы какой-то обезумевшей девчонки. И это разозлило Одона, но он сумел овладеть собой. Хотя было очень сложно. Епископ понял, что уже почти ненавидит ту, которую только что жалел. Ненавидит, за то, что она разрушила его привычный мир, возложив на плечи тяжкий груз ужасного знания, с которым нужно было что-то делать, решать. Но что и как? В этом вопросе и заключалась охватившая епископа злоба. Почему этот старый маразматик Ренье позвал именно его, а не другого? Мало ли в Клермонском краю почтенных каноников и епископов? Куда не плюнь, хоть под каждое дерево, попадешь плевком в аббатство или приход. Или, вместо святости Клермон заполонила нечисть?

- Вы когда-нибудь были на исповеди? – нервно подергивая веком, спросил он Элен, чувствуя, как внутри чрева разливается с желчью едкая изжога.

- В последнее время?

- Нет. Тогда…Вы понимаете, о чем я.

- Была. И много раз. Но не всегда. Мне кажется, что я не раз жила язычницей. И мне был не ведом грех.

- Как это возможно? – ужаснулся побледневший епископ.

- Я помню те времена, когда мир еще не знал о Спасителе и пророках.

- Как же он жил, этот мир? В разврате, в похоти и убийствах?

- Не думаю, ваше преподобие. Наверное, смерть голодала в те времена. Ей доставалось то, что умирало само по себе, естественно. А в одной из жизней я была очень счастлива. Хотите, расскажу?

- Нет-нет! – отчаянно замахал руками священник. - Но теперь то? Или – тогда… Когда вы познали свет истинной веры, ваши грехи находили отпущение?

- Наверное, да. Ведь там, на исповедях, я говорила о той жизни, которой жила. И не знала всего того, что обрушилось на меня в эти годы. Скажите мне, святой отец! Неужели я столь грешна, что терпение господа иссякло, и он решил прервать мой путь? Но если меня прощали сотню раз, то почему вы отказываете мне в сто первой исповеди? Тем более, зная, что я невиновна.

- Я не отказываю вам, дитя! Но и не могу возложить на себя всю тяжесть связанного с вами. Мое бедное сердце плачет, и я отдал бы вам всю свою любовь, как родной дочери. Но что с того? Вам верил ваш достойный отец, вам сострадает приор Ренье и я, старый, усталый старик, служитель господа. Но более вам не поверит никто, – на короткий миг дрогнул, смягчился старый прелат.

- Почему? – вскрикнула напуганная его зловещим откровением Элен.

- Потому что - этого никто и никогда не узнает! – твердо отчеканил епископ.

Похоже, преподобный Одон уже все решил. И если остались сомнения, то ненадолго. В жизни нет того, в чем человек не смог бы убедить самого себя.

- Вы вернете меня в яму? – вяло спросила Элен и вдруг, снова, бросилась прелату в ноги, - Ваша милость! Ваше преподобие! – бормотала она, покрывая руки епископа горячими поцелуями. – Не делайте этого, умоляю! Там страшно! Страшно! Страшно! Я снова чувствую себя обманутой девочкой, проданной на смерть родной матерью. Я задыхаюсь в сырой темноте. Я умру, не выдержу мучений. Не предавайте меня, святой отец! Я сама пришла на ваш суд. Подумайте, ведь если я умру не прощенной, все повторится. Я не хочу приходить во мгле к вашему изголовью. Я боюсь тьмы. Не отдавайте меня ей. Умоляю…Меня предавали десятки раз, но я готова всех простить всего лишь за малое: за участие и любовь…Ваша милость! Не уж то я не заслужила этой малости?

*************

Аскет увел рыдающую девушку из подвала. Ренье, каноник Эмеберт и капеллан угрюмо молчали, ожидая, когда заговорит резко осунувшийся и, кажется, внезапно похудевший епископ. Одон словно расплылся бескостной массой вялой кожи в не удобном кресле, молчал так долго, что можно было подумать, что он уснул или умер.

- Перед нами была, любезнейшие отцы, либо великая прорицательница, либо величайшая из грешниц. Но и в том, и в другом случае – мир не знал никого, подобного этой несчастной девушке! – глухо, не поднимая глаз от пола, проговорил Одон.

- Вы дали ей отпущение? – почему-то встревожился приор Ренье.

- Да! Я даровал ей прощение, данной мне властью. Остальное в воле бога.

**************

Вечером преподобный Одон неожиданно отказался от трапезы. Долго и усердно молился вместе с монастырскими братьями. На его душе неспокойно, тягостно. Уходя в опочивальню, епископ неожиданно трепетно и ласково распрощался с приором Ренье, чем немало встревожил и озадачил старого товарища.

А во сне ему неожиданно явились император Константин и Елена, святые равноапостольные, мать и сын. Древние святые делали пальцами явно манящие знаки. Для толкования сна были приглашены каноник Эмеберт и капеллан Ренар, прихватив попутно сведущего в астрологии монаха Раньо. Но тот лишь запутал дело рассуждениями о сочетаниях планет. Святые отцы выдвинули свои предположения, но не успокоили расстроенную душу епископа.

- Не станут же, столь чтимые святые, - рассуждал приунывший Одон, - беспокоить себя по пустяку. Им не хватает меня в их загробном сонме.

К вечеру стало ясно: епископ не на шутку расхворался. Призвал к себе приора Ренье.

- Как она там? – спросил Одон, кивая куда-то в сторону.

- Она там плачет, - сообщил все понявший приор

- Оставьте ее. Душа ее омоется в слезах и расцветет к новой жизни. Таково уж их, женщин, преимущество, а мы, мужи, воскресаем лишь в поте трудов и крови сражений. Это наш удел.

- Но даст ли, господь, ей новый расцвет?

- Это не в нашей власти, милый Ренье. Там, – епископ указал пальцем в потолок кельи, - все уже решено. Мы с вами, всего лишь исполним его волю…

Епископ отвернулся к стене и надолго умолк. Но, когда Ренье на цыпочках покидал келью, с живостью обернулся.

- Скрасьте ее горькое одиночество, добрый Ренье. Накормите и передайте это, - епископ вынул из-под подушки маленькую истрепанную книжицу, - это моя Библия. Ее мне передала моя матушка. Надеюсь, у вас найдется для узницы огарок свечи?

- Но Библия на латыни! – заметил удивленный Ренье.

- Она сумеет прочесть. Она знает не только латынь, еще – арабский, греческий, язык наших предков галлов…

- Как это объяснить, преподобный отец? – поразился Ренье.

- Не ко мне вопросы. Не ко мне. К господу…Или к самому дьяволу.

*******

…Угрюмый аскет связав Элен руки тонкой бечевой, тычками жесткого кулака гнал ее в дальний монастырский угол к деревянному срубу, внутри которого выкопана глубокая выложенная камнем яма. Девушка падала, с трудом поднималась и плелась, до нового толчка в спину. Следом бежали откуда-то взявшиеся мальчишки. «Ведьма! Ведьма!» - кричали они и кидались камнями и кусками глины.

В мрачном срубе, покрытом копотью от постоянно горевших факелов, ей просунули под мышки веревку и опустили в ледяную тьму.

Веревка змеей утянулась вверх. Элен села, прислонилась спиной к стенке, натянула на голые коленки рубаху и затихла. Она уже знала, что будет с ней происходить в этом каменном мешке. Почти месяц тому назад приор Ренье, к которому она пришла за защитой, испугавшись ее откровения на исповеди, обманул ожидания и бросил в немую глухоту колодца. И теперь, снова, раскрыв свою душу, она обманулась. Что с того, что прелат Одон отпустил ее грехи на волю господа? Он испугался того что противоречило догматам церкви и пошел против своей совести. Он обманул ее своей неискренностью.

********

«…И снова, медленно и бессмысленно потекло звенящее пустое время, заполненное тьмой и моим дыханием».

Сверху посыпался песок. Заскрежетала жерновами без зерна крышка – колесо. Заглянувший в яму аскет в отблесках красного огня факела выглядел таким, каким бывает дьявол, вернувшийся из преисподней на землю. Даже глаз не было видно в черном разлете капюшона монашеской рясы, только бледный овал высохшего в молитвенных бдениях лица.

Вниз опускалась корзина. Элен нащупала узел, развязала и веревка снова, уплыла в красный трепетный свет. Следом за корзиной, наполняя яму щекочущей ноздри трухой, с хлебным запахом упал сноп свежей соломы. И снова мгла.

Девушка шарила руками в корзинке. Нашла еду, запечатанный тряпкой узкогорлый кувшин. Сковырнула мягкую затычку. Неужели? В ноздри ударил запах молодого вина.

Солома, еда, огниво и свеча, книжка. Что еще придумают мучители?

Но милости скоро закончились. В дело о ведьме вмешался каноник Эмеберт, и епископ побоялся его доноса в Рим. И снова все стало плохо. Что там наверху - день, ночь? Но Элен было уже все равно. Влажная тьма разлеглась на кровлях и башнях замков, опутала липкой паутиной леса и дороги, наглухо, тяжелее крышки, укрыла от мира ее колодец.

**************

Скрежет вывел из сонного оцепенения. Голос рванул тишину на куски.

- Будь ты проклята! Если колдовство сведет в могилу почтенного епископа, то твоей участи не позавидует сам дьявол, которого призовут на божий суд, - змеей прошелестел аскет, бросив во тьму ломоть хлеба. А рядом квакающим криком смеялся стражник.

И снова мгла. Сидела, сгорбившись от холода, в сырой рубашке, обняв плечи, сохраняя убывающее тепло. И снова, как в прошлый раз, утеряла чувство времени. Ломоть, изредка падавший сверху, Элен отщипывала по крошке, долго жевала со слюной, сберегая кусочек про запас. Но тело сдавало перед сумраком и тоской.

Глазам, отвыкшим от света, стали чудиться то радужные фигуры, то расплывчатые лица. Потом было опять забытье – сон не сон…Будто она, убранная как невеста, идет по анфиладам замка. А за ней с ужимками тащатся шуты и карлики, приживалки и чопорные дамы. Вот и дверь, за которой ее ждет – он! Тот, кого она любит больше жизни. Слуги с поклоном отворяют двери – но там у него другая.

Другая будет ровнять ножницами его светлые пряди. Другая, заштопает ему плащ. Другая встретит у порога, подержит ему стремя, развяжет шнуры обуви, накормит, уложит в постель. А он возьмет гребень и будет ласкать им чистые, как речная волна, волосы.

А ей теперь все равно, костер или плаха.

Она уже не шептала молитвы. Зачем молиться, если в жизни столько несправедливостей неумолимых? Элен вспомнила лживого епископа и содрогнулась от ненависти сильнее, чем от подвальной тьмы.

Иногда она щупала свое тело, оно ей казалось не теплее окружающего камня. Тогда принималась кричать, не боясь уже, как прежде, выдать голосом, что она женщина.

Но хриплый голос гас придушено во тьме колодца. Тщетно она вслушивалась, ожидая в ответ хоть проклятий. Воистину – могила для живого! Иногда казалось, что она слышит голоса – плакал ребенок, кто-то просил кусочек хлеба, кто выл от тоски, словно волк в пустом зимнем лесу. Чудилось, что епископ хулит бога, а аскет тоненько плакал.

Душа в темноте черствела, наполнялась злобой. «Что ж! Если вы видите во мне исчадие ада, то я стану им. Вы убили мое раскаяние! Видит бог, я искала справедливости, а нашла ненависть! Я знаю: меня прощали сотню раз, но почему отказали в сто первой исповеди? Епископ благословил меня только ради того, чтобы стряхнуть со своих рук мою кровь. Глупец! Не понимает, что убив, он всего лишь выпустит меня на свободу! Я выйду из людской ненависти страшнее самого зла!»

- Слышите! Вся нечисть Клермонского леса ополчится против вас, против вашей лжи и скудоумия! Они восстанут из топей, прольются из ядовитых туманов. Выползут из трухи мертвых деревьев. Я разбужу тысячелетнее зло. И оно пойдет за мной, потому что - я, стану его хозяйкой! – кричала вверх Элен, сжав холодеющие кулачки, прожигая тьму пылающим взором.

Она вспоминала, как визжал от ужаса каноник, перед тем как захлебнуться в чаше со святой водой. Снова смотрела в огромные глаза барона Леруа когда он летел с башни болтая руками, как глупая курица крыльями. А перед этим, так горделиво осматривавший с высоты своего величия скудные владения. Видела, как в жестоком припадке лихорадки бился о доски палубы корабля нарядный торговец, задравший ей подол перед сделкой смерти для тысяч обманутых алчностью детей, мечтавших о простом земном счастье.

А там, наверху, слушая ее вой, трепетал от ужаса стражник…

…Свеча давно сгорела. Вспомнив про огниво девушка бездумно высекла сноп искр. Взгляд упал на позабытую Библию. Элен недобро усмехнулась. Взяла ее и без колебаний, с треском, выдрала страничку. Отыскала клок соломы посуше, расчистила место для костра и разожгла его. Методично, неторопливо, лист за листом, пожирался пламенем. И в закоченевшее тело возвращалось утраченное тепло…

Когда догорел последний лист, Элен поняла: свет окончательно ушел от нее. Тьма победила!».

***********

…В один из дней стражник сказал ей, кидая в яму кусок хлеба.

- Недолго тебе тут преть. Слышишь стук? Это молотки, торопятся, стучат. Заканчивают клетку. На рассвете тебя увезут в Клермон. Хе-хе-хе, вот будет подарок народу на праздник. Оборотень, и, в добавок – дочь колдуна!

********

…В канун святого Иоанна Предтечи колокола базилики Нотр-Дам-дю-Пор надрывались. Оглохшие звонари падали от усталости, их освежали водой, давали глоток кислого вина, и они, повиснув на веревках, снова и снова раскачивали потемневшую медь, принуждая ее биться о прямо подвешенные языки.

В распахнутые ворота Клермона въезжали вереницы телег. Стреноженные кони и мулы стояли повсюду, роняли яблоки пахучего навоза под праздничные туфли разодетых горожанок. Веселые поселяне бесцеремонно разжигали костры на площади, а в самой базилике, хор охрип и едва вторил заунывным мольбам хрипящего органа. На краю площади давка. Там, из щедрости аббата Моне и сеньора, графа Луи де Клермон, из прохладных погребов выкатывали пузатые дубовые бочки. Выбивали днища и мокрые, облитые насквозь вином слуги, большими ковшами разливали благословенный напиток из клермонской лозы в протянутые кувшины и ведра. Дорвавшись, селяне, обвыкшие к разбавленной водой кислятине яблочного сидра, жадно пили благородное вино прямо через края посуды, захлебываясь, проливая влагу на грубые домотканые одежды, испятнанные заплатками, выкрашенные настоем дубовой коры. Самые нетерпеливые, упившись, падали в кривых улочках города, заваленных помоями и нечистотами, и засыпали, не в силах смахнуть с лиц перламутровых мух и прогнать омерзительных черных крыс, обшаривавших неподвижные тела.

Смех, хохот, кокетливый женский визг, грохот деревянных башмаков о камни площади под дребезжание волынки и стоны струны монохорда. Чадный запах подгоревших на кострах туш лесного тура и запеченных на вертеле клыкастых вепрей, одного из которых заколол на вчерашней охоте сам граф Луи. Все это мало смущало прибывших на площадь епископа Одона Тучного и его свиту. Следом, стуча деревом колес по неровно выложенным булыжникам, на площадь, поблудив в тесноте улиц, уставшие кони втягивали телегу с клеткой, прочно укрытой тяжелым от пыли серым полотном.

*******

Там, на церковном дворе, толпа со свистом и улюлюканьем окружила повозку так плотно, что из-за спин видно было только верх решетки и конного стражника с копьем. Полотно сдернули. На вонючей, позеленевшей соломе изможденное тело в рваной рубахе – женщины, мальчика ли, не понять. Равнодушный ко всему конвойный старался только, что б сквозь прутья не совали лезвия ножей или острия вил. Кусок камня угодил ведьме в шею, и она, под гогот толпы, подняла голову, тряхнула слипшимися волосами и посмотрела на мучителей с такой ненавистью, что они попятились, притихли.

Элен села, равнодушно глядя на всех.

«Нет! Эти никогда не сжалятся! Милосердие их покинуло! Но за что?» - на миг мелькнуло сожаление. Разве она виновна в том, что сны приходят без спроса, не стучат в двери, а льются прямиком в мозг, доводя до исступления непониманием происходящего. И нет смысла спрашивать, почему я, а не другая. Случилось то, что случилось. Может все мы, проживаем сотни жизней, но память о них досталась мне одной. Я избрана кем-то для этой участи, и в этом мой грех перед людьми и богом. Больше мне каяться не в чем!»

***********

«Но эти воспоминания я хранила в себе много лет. Даже, будучи ребенком, осознавала, что знаю много больше, чем положено моему возрасту и поэтому молчала, скрываясь от всех и от отца. Больше всего я боялась монахов, которые иногда встречались на дорогах, когда отец брал меня с собой на ярмарку. Иногда, редко, они приходили к нам за лекарствами: мой отец, живя в лесной глуши, слыл в ближних обителях за сильного целителя и занедужившие слуги господа искали у него облегчения. Но они сильно отличались от простодушных селян. Гораздо позже, я догадалась: не доверяя отцу, монахи ревностно искали взором в нашей хижине наличие знаков, указавших бы им на связь с нечистой силой. Но отец, прекрасно понимая двойственность ситуации, всегда был настороже. Трудно было, по внешним признакам, найти более ревностных в вере христиан, чем мы.

«Не всегда верь тому, во что верят все» - говорил мне отец после вечерней молитвы перед ужином. – «Религии обманчивы, особенно когда каменеют в своих догматах». «Но тогда, это тоже обман! Насилие над разумом!» - искренне возмущалась я. - «Нет, дочка. Ты не совсем права. Если человека терпеливо учить нужному, то он не заметит своего невежества и будет счастлив. Так устроена жизнь!».

Я верила в Спасителя и усердно молилась ему. Но когда видения стали приходить чаще и чаще, не выдержала и рассказала отцу о самых первых, снова, скрыв то, что я могу говорить о много большем.

…После моего первого рассказа отец ушел. Его не было несколько дней. Но я не боялась одиночества, а для незваных гостей у меня был припрятан короткий меч отца. Широкое, остро отточенное лезвие отливало ручьистой синевой, и синева была послушна мне. Я понимала ее так, словно мы были одним целым: я и сталь, которая вливалась в мои жилы синей кровью. Привычная и легкая, готовая выполнить любое мое желание. Я могла любоваться и разговаривать с ней часами, забыв об девчоночьих игрушках и куколках, которые мастерил мне отец. Иногда я упражняла с ним свои движения, и это только подтверждало мои предположения: клинок, попав в мои слабые руки, оживал, и наверняка мог противостоять любому опытному воину. Впрочем, это было не все. Я с малых лет превосходно стреляла из охотничьего лука отца, но он, по наивности, приписывал это моему терпению, с которым я перенимала от него навыки охоты. И я соглашалась с ним, сбивая тупой стрелой белок с самых высоких елей. Пусть думает так, как пожелает. Лишь бы не знал, что я в его отсутствие беру меч: не приведи всевышний, если он увидит, как я лихо разрубаю на лету, надвое, назойливых ос, устроивших под стрехой нашей крыши свое гнездо.

…Отец вернулся перед закатом, когда я доила коз. Уставший и возбужденный. А вечером мы следили за тем, как солнце уходит за кроны высоких сосен, а притихшие холмы медленно поглощает молочный туман. Но в этот раз нам не было так хорошо вместе, как было всегда.

- Послушай меня, Элен, - отец не вынес молчания и вынул из-за пазухи смятый лист пергамента.- Я был в библиотеке базилики Нотр-Дам-дю-Пор. Не спрашивай, как мне удалось туда войти. Там я нашел старую книгу и вырвал из нее страницу: у меня не было времени ее переписывать. Здесь, - он потряс рукой и постучал пальцем в порыжевший клок, - почти слово в слово описан твой рассказ о крещении Меровингов: король Хлодвиг и его жена Клотильда. Совпадает даже то, во что они были одеты. Но это было в Реймсе и, почти четыреста лет тому назад! Как ты могла это знать, тем более видеть?

Я была потрясена не меньше отца. Только одна я знаю, как мне стало страшно в эту минуту. И я, словно вернувшись в детство, спряталась у него на груди.

- Бедное дитя, – нежно сказал отец, прижав к себе мое пылающее лицо. – Я не знаю, что с тобой происходит. Но умоляю об одном: не говори никому о том, что знаешь. Не говори даже тогда, когда твой разум затуманят страх и отчаяние. Молчи, когда твое сердечко будет искать спасения от тяжести боли и греха, будет биться, словно перепел в клетке. Молчи, если тебе изломают пальцы и вырвут ногти. Ты не обретешь свободы и покоя даже на исповеди у величайшего праведника. Погибнешь.

- Почему, отец?

- Тебя убьют.

- Но за что? За правду?

- Многие боятся правды. Особенно властители.

Я согласилась с отцом, но видела, что его гложет еще какая-то мысль.

- Отец, это еще не все? – прямо спросила я.

- Да, моя дочь! – он поколебался, но не посмел уйти от ответа на вопрос: - Ты рассказала о девочке, замурованной заживо в стену замка. Знай же, эта история произошла сравнительно недавно, и я нашел этот замок. Я видел его: полуразрушенные руины в десяти лье от нашего Клермона. Он принадлежал барону де Леруа. Лет семьдесят назад барон пожелал пристроить к стене новую башню, но она постоянно обрушивалась. И тогда, по совету своего исповедника капеллана, он купил у нищенки ребенка и его… Остальное ты знаешь.

Я похолодела от дурного предчувствия, слушала о том, что удалось разузнать моему несчастному, осунувшемуся от дурных предчувствий, отцу. Жители замка были напуганы чередой странных смертей и несчастий, обрушившихся на барона и каменщиков, все же сложивших, ценой немыслимой жертвы, великолепную башню. Дурная слава окутала его стены как зловонный туман из клермонских топей. Замок был заброшен. А крики и стоны заживо замурованной девочки раздавались по ночам в течение многих лет.

- Мне говорили, что плач проданного своей матерью ребенка слышали еще целых семь лет, а вокруг башни летали галки и кричали еще громче. Это были души проклятых небом строителей, замуровавших дитя. А тень его матери тоже в течение долгого времени бродила по окрестностям не находя покоя. Ужасная история, - сказал мой отец, с тревогой вглядываясь в мое осунувшееся лицо, - Моя маленькая Элен! Сколько ж тебе пришлось пережить. За какие прегрешения бог нас наказывает? Но ведь не ты причина гибели барона Леруа? Ты должна быть выше мщения, так ведь? Христос учит нас искать спасения своей души, и он поможет нам. Больше некому. Но жизнь жестока. Сколько обездоленных матерей продают своих детей, чтобы сохранить жизнь их братьям и сестрам? Знай же, несчастные матери платят за эти жизни непомерно высокую цену, вверяя в руки дьявола свои души.

- Но она моя мать! – упрямо ответила я.

- А ты уверена, что это была твоя жизнь? И ты запомнила из нее только худшее. Неужели там не было света? Хоть самого крохотного лучика?

- Да! Я помню смерть, - воскликнула я, малодушно умолчав о запахе младенца, моей крохотной сестры, за жизнь которой я уплатила вперед. - Но скажи, а девушка в небесном плаще? Ведь все подтвердилось! Значит, я помню не только смерть, но и жизнь?

- Возможно. Но ты ведь не знаешь, как прожила та юница. Как закончились ее дни?

Чем я могла ответить отцу? Только жалким предположением, что разодетая, как молоденькая горлинка, девчонка, прожила жизнь в достатке и мирно почила в своей постельке, окруженная сонмом рыдающих домочадцев. Если так, то хоть эта жизнь удалась. Странно, но эта горькая мысль меня взбодрила.

- Неужели так будет всегда, эти сны?

- Может быть - нет…Может быть. Но хватит разговоров. Уже ночь. Идем в дом, ужинать и спать. Мы заслужили свой отдых».

**************

…После полудня, с трудом отстояв мессу, еще не совсем здоровый, епископ Одон вместе с клиром шествовал через площадь. Как раз в то время, когда сгрудившаяся у кострища толпа дружно выдохнула, провожая жадными глазищами факел, летевший, кувыркаясь, в залитый смолой хворост под поленницей, на которой рвала цепи беснующаяся ведьма.

Одон болезненно схватился за грудь, там, где билось вялое сердце, зажмурил глаза. Уши преподобного отца резанул нечеловеческий визг и захлебнулся в надсадном, вывернувшем нутро, кашле…

************

Ночью среди повозок и спящих вповалку поселян, перепрыгивая через нечистоты и объедки, прогоняя грызущихся меж собой за кости собак, подтянув подолы сутан, шли два монаха: низенький тучный, а другой - высокий, укрытый капюшоном до самого носа.

- Славно прошел праздник, - хрипло, с отдышкой сказал тучный монах, останавливаясь у кострища. Морщился, от того что оскользнулся на собачьем дерьме. - Его светлость, граф, переусердствовал, выкатив из погребов хорошее вино. Его следовало бы разбавить уксусом и то, эти свиньи, выскребли б со дна бочек последние капли. Самое сладкое для черни вино – дармовое!

Его спутник чуть приоткрыл лицо, вглядываясь в висевший на обугленном столбе сгоревший наполовину труп колдуньи.

- Сырые дрова, отец Ренье! – вздохнул толстяк, вороша палкой угасавшие угли. – Разучились жечь еретиков. Или не умеют.

Приор Ренье смолчал, наблюдая, как свежий ветерок пробежал по сизым потревоженным углям, раздувая их в рдеющий жар. Епископ Одон, а это был он и никто иной, усердно сгребал в кучку, что еще могло гореть. Дождался первых язычков пламени, воровато оглянулся по сторонам, задрал подол рясы и вытащил, словно из чрева, сверток. С опаской взвесил его в руке и, глубоко вдохнув пропахший чадом воздух, решительно бросил в огонь.

- Так будет лучше, отец Ренье, - снова вздохнул Одон, наблюдая, как жадное пламя скручивает в трубку исписанные опросные листы с исповедью Элен. – Все, что поглощено очистительным огнем, исчезнет на века. Да будет так! Аминь!

- Несчастная, - пробормотал приор, молитвенно складывая перед собою руки, стараясь не глядеть на обугленное тело девушки, искавшей у него защиты, но нашедшей только смерть.

- Ренье! – сурово сказал епископ. - Перед вами костер. И я не думаю, что его трудно разжечь заново. Мы бессильны что-либо изменить. То, что должно произойти – свершится! Помните, о чем я вам говорил. Устами провидца говорит сам дьявол.

- Неужели вы считаете его всесильным? – ужаснулся своей догадке добряк Ренье.

- Тс-с! Я этого не говорил…

****************

…Возвращаясь в собор, они увидели светлый силуэт, в монашеском облачении без плаща-капы. Монах доминиканец бродил по площади, что-то страстно говорил, бормоча косноязычно и несвязно. Будил спящих и пытался в чем-то убедить их. Но разоспавшиеся селяне, сонно вращая глазами, грубо отталкивали его, осыпая бранью и проклятиями.

- Кто это? – удивился Ренье и ахнул. – Так это ж отец Фуко! Мой эконом!

- Вы взяли его с собой? – спросил епископ.

- Да, ваше преподобие. Он настоял на этом. Хотел увидеть, как пламя пожирает дочь колдуна. Отец Фуко! – окликнул приор монаха.

Но тот, вдруг замахал руками и, пронзительно смеясь, стал бегать по площади. Подобрав подол испачканной рясы, нелепо прыгал через спящих, высоко подбрасывая худые коленки босых ног будто белая цапля по отмели. Пел дурным голосом псалмы и, подбежав к преподобным отцам, стал горячо говорить им, пересыпая скороговоркой смесь латыни с непонятными звуками. Высовывал мокрый язык, округляя в ужасе глаза - указывал тощей рукой на кострище, где болталось на обожженных цепях тело еретички.

Святые отцы переглянулись. А монах сердился, что его не хотят понять. Он весь вечер ходил среди людей и рассказывал им о том, что, когда пламя охватило проклятое колдовское отродье, видел, как из огня вырвался плотный клуб белого дыма. Но это был не дым: отец Фуко мог поклясться на святом распятии, что это был – он! Сам Дьявол, освободившийся от горевшего тела. Он поднимался над городом и, вытянувшись в тонкую струю, медленно уволокся в сторону Клермонского леса. А вслед тяжко летело галдящее воронье…

- Что с вами, святой отец? – спросил Ренье, белый, белее первого снега, заглянув в безумный провал глаз Фуко, и попятился назад.

А Фуко, раскинув, будто белый ворон, рукава - крылья, взметнул ими и, не сумев оторваться от земли – побежал. Мимо собора, где лениво брякнул полночь отдыхающий от неумолчного праздничного звона колокол, мимо угасавших угольев костров, прямиком в главные ворота, которые стража забыла затворить на ночь.

Обезумевший монах белым пятном бежал к лесу, грозил кулаками его темной громаде, растворявшейся в ночи косматым чудовищем. Там, в туманных топях, среди гнилого запаха лопавшихся пузырей, скрылось грешное исчадие ада и Фуко верил, что только его слово способно привести того к раскаянию и исповеди…

- Он обезумел! – отчаянно взвыл Ренье.

- Вы думаете? – почему-то не удивился епископ.

Остановился, тяжело оперся на посох. Сгорбившийся, и странно уменьшившийся в объеме, будто монашеское облачение изначально было велико ему, стоял, печальный и одинокий, под тихими звездами, среди безликого сонмища людей.

- Безумие спасло несчастного Фуке, освободив его совесть от предательства, – пробормотал епископ, тщательно вытирая кончик посоха об безмятежно спавшего простолюдина. Он опять угодил в мерзостное дерьмо.

Но простолюдин очнулся. Выпрямляясь в весь свой гигантский рост, он затмил половину неба. Похоже, это был один из свиты Хлодвига, в обвалянной соломой и песьей шерстью кольчуге, с лицом, разбитым в кровь.

- Где мой меч? – шарил ручищей по поясу и не найдя, сорвал с ремня огромный, в полный локоть среднего мужчины, боевой рог. – Овцам стойло, героям вечность, королю слава! Остальным – смерть и забвение! – прохрипел он, с сильным бретонским акцентом.

Воткнул рог в запекшиеся губы и мощно выдохнул. Протяжный грозный звук, как рев могучего лесного тура, пронесся по тишине, утверждая его слова. Бретонец замер, чутко вслушивался, но никто не отозвался. А он, пригнувшись словно вышедшая на охоту рысь, мягким кошачьим шагом пошел по загроможденной площади, отыскивать свой меч.

- Вы видели его, Одон? – шептал, обезумев от ужаса Ренье. – Это же бретонец, из свиты короля Хлодвига! Как он здесь оказался?

Епископ не ответил, глядя вслед перешагнувшему через столетия воину.

- Что сказал этот варвар? – Ренье дрожал от озноба, словно только что его миновала тень гибельной тьмы.

- Правду, милый Ренье, - ответил ему, не дрогнув, епископ.

*********

…Над страной франков снова ночь. Светлая и чистая. Город угомонился, устав от разгула и зрелищ. А там, где среди павших стволов вздымаются полные силы дубы и буки, где, даже в полдень, меж косматых елей шевелятся из века не просыхающие ползучие туманы, кружило гремящее воронье. И сыч, посланник ада, резал крыльями мутную мглу, разнося радостную весть: в Клермонском лесу появилась Она, долгожданная! Отвергнутая светом королева Тьмы.

Конец.


27 ноября 2022

1 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Клермонская грешница часть 2»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер