Вова Рельефный
Тихонов Валентин Максимович
Слава
Песня Ини
Посидев две минуты, я кое — как встал: да так можно все сломать! Вот гад этот Темный: на краю перрона все укрепил!
Ох блин… Как колено ноет… В голове — полная каша, влез в призрачный мир снова, на одной ноге, словно Нео, запрыгнул на перрон, и сплюнул кровь… Еще и подбородок разбил! Потом снова вернулся в реальность.
— Костя, выходи! К тебе взываю!
Раз сказал, потом два — бесполезно! Тогда пришлось сказать битую — перебитую фразу, которой ни много ни мало тысяча лет:
— Во имя Архимагии и Богов, как Архимаг приказываю: покажись Главе Инквизиции!
Фраза помогла — появилось существо. Одет Костя в джинсовую выглаженную одежду, светлые волосы причесаны, на ногах лакированные ботинки. На шее — амулет. Ну как на парад пришел!
— Что — то ты сегодня не в форме, Светлый… — хихикнул упырь, снимая амулет и бросая в мою сторону. Черный шарик на цепочке метнулся к моей шее, расстегнулась цепочка и обвилась вокруг горла, тут же успокоившись. В шарике мигнул огонек, и все… Зато на тело тут же навалилась дикая тяжесть.
— Как… тебя… на… называть, Темный? — прохрипел я, ловя ртом воздух.
— Г Э Л Л Е М А Р.
— Гэллемар значит… ну хорошо, только Архимага Гвелда ты не победишь.
Сразу отпустило — обычно так и бывает. Как следует прокашлявшись, я спросил:
— Почему ты сюда перекинулся вместо того, чтобы встретиться у Оки? Почему я нахожусь возле заброшенной железной дороги?!
— На самом деле мы у деревни «Х», только до нее тридцать километров. Я все прекрасно устроил — послал Зов и прочее… Не нравится?
Я глаза сощурил:
— Ага… Видать, Гэллемар, ты и впрямь Чупакабра: проход надо было закрепить на краю обрыва…
Взгляд Дикого Темного стал бешеным. Еще несколько похожих слов — и он кинется на меня… Словечко одно его очень разозлило…
— Не смей меня так называть!
— Я знаю, почему. И за убийство собратьев ты понесешь заслуженное наказание, Инквизитор уже здесь. А теперь давай поговорим. Еще раз Ирину пальцем тронешь — крестный сын ты мне или нет — не пожалею! Какого права ты имел испортить девчонку, заманив ее обманом в лес?!
— Да? (тут же сказал какую — то пошлость) А это не твое дело, Светлый. Я хотел — я взял… А не ты, Олег Аренский. Ох, ох ты, как напрягся, от ревности сейчас Тьму в клочки порвет! Слишком поздно ты опомнился, Энерик! Что, разочаровался в своей подруге, да? Sorry, sorry, i don`t no! Наверное, после ночи любви пришел к Елене Дмитриевне, поставил перед собой тарелку с блинами, верхний вчетверо сложил, откусил, развернул и положил обратно. А, Светлый? Что молчишь? — и расхохотался.
Такого хамства я стерпеть не смог. Резко подошел, забыв боль, и ударил хама по лицу.
— Как ты смеешь… Я ее растил как родную дочь, когда ей было всего десять лет! Сволочь… А Вас, Высший Маг, я на руках крошкою держал, когда принимал роды! Никак не думал, что мой крестный сын вырастет такой тварью…
Повисло долгое молчание. Гэллемар захихикал, прыгнув с перрона и пошел к лесу. Я оперся о перила, чтобы не упасть: нога по — прежнему болела, правда чуть меньше. Надо же такому случиться — я крестный отец Темного мага! Какого черта полез роды принимать?!
Не знаю…
Гэллемар шагал по дороге, ища полянку. Нашел. Меня это насторожило, и не только это: неподалеку слышалось жуткое рычание в стороне березняка: молодые березки ходили ходуном, словно там притаилась стая хищников, поджидая жертву.
Ясно: вервольфы.
— Интересные, интересные вы, Светлые: лезете всегда туда, где можете погибнуть! Особенно ты, Олег Аренский: растил девочку, а затем растлил, перед этим пропав куда — то на двадцать шесть лет! Хороший пример другим подаешь! — и, выкинув руку вперед, врезал мне в челюсть, от души. Ага, драка начинается! Вот только этого мне не хватало! А зачем и за что меня бить? За то, что я несу Свет…
Я отлетел к ближайшей березке, во рту хрустнули зубы, а перед глазами поплыли алые круги. Согнувшись пополам, я попытался снять с плеча сумку, чтобы достать водку и этим утихомирить Чупакабру. Онемевшими от боли пальцами расстегнул молнию, достал стакан и бутылку. Выплюнув кровь, налил до краев…
Привстал, поднял руку да разом плеснул вампиру в лицо. Тот завыл, закрыл лицо руками, с которого пластами сходила кожа, между пальцами потекли черные и алые струйки крови…
Кто кого одолеет?
Зубы в крошку не рассыпались. Хорошо… Будь ты хоть Высший Вампир, но алкоголь для тебя — отрава. Представляю, какие чудовищные муки испытывает вампир, когда его внутренности прожигает спирт! Двадцать шесть лет назад Светлые пытали Темного — в глотку пиво лили. Бедняга боли не вынес и сдох. А я никого не желаю мучить!
Мне даже не пришлось раздеваться для того, чтобы остаться в кимоно: Кусков показал, на что способен…
Резко подошел ко мне и ногой ударил по кисти руки, в которой была водка. Рука бессильно повисла, потом удар пришелся по ключице, что означало болью, что все, рука сломана… Пальцы также. Затем разъяренная тварь нанесла мне удар в солнечное сплетение, в пах, когти распороли кожу и одежду. Невзирая на боль, я здоровой рукой наносил удары, выбил врагу еще один клык, сломал ему в ответ пару ребер, да и он не зевал: опережал меня на полсекунды, так что по сравнению с Чупакаброй я был неумехой и слабаком. Вокруг Кости кружилась Тьма — ног и рук вообще не было видно, а от меня во все стороны летели ошметки крови и одежды — словно это было вовсе не существо, а бензопила, которая, будучи включенной, застряла в дереве, ее заклинило, и она все никак не может остановиться…
Наконец, я рухнул как подкошенный к ногам сына Светлой и оборотня… Голова была разбита, под одним глазом синяк, ребра, похоже, сломаны, правая рука вообще не двигается, повиснув вдоль тела. Дышать почти невозможно! Золотые волосы в крови, она бежит из раны, которая из раны у лба бежит ручьями. Хлещет!
Кусков присел.
— Я вовсе не хочу тебя убивать, Светлый.
— Да? Правда? — злобно шепнул я.
— Я хочу узнать Олега Аренского получше, вот и все. Потому — то и оставил в живых. И запомни: еще раз назовешь меня Чупакаброй — убью! Будь ты хоть Высшим Светлым трижды и четырежды, но вампиры непредсказуемы. Да и не только они… — Костя повернул голову влево. Потом вправо. Пять динозавриков — оборотней с головами Анубиса окружили нас кольцом, высота их была метр и больше. Эти Темные, похоже, почувствовали запах крови и прибежали поживиться. Кто — то из них носом ткнул меня в бок, и все тело тут же пронзила страшная боль: точно — ребрам конец… Я стиснул зубы, чтобы не застонать.
И тут случилось поистине нечто фантастическое и из ряда вон выходящее: такого не ожидали ни я, ни Костя — грозно зарычав, все пятеро детей Темных накинулись на Чупакабру (!), и в следующую секунду на весь лес раздался душераздирающий вой, причем в нем были и жалобные нотки. А потом раздался крик: «Не надо!!!» Но детки будто и не слышали этих слов — рвали когтями и зубами, но не убивали непонятно почему. Видать, им тоже досталось от сумасшедшего — мутанта когда — то не меньше, чем мне.
«Кр — рр — рови! Горр- рячей крр — рови!» — визжало пятеро существ. Видать, Чупакабра все силы истратил на меня, и потому не мог сопротивляться. Одна почка была вырвана начисто, вся наша поездка в деревню «Х» смахивала на сюжет фильма «Братство Волка».
Там в английской деревушке тоже завелась какая — то тварь. Она бесчинствовала довольно долго, до тех пор, пока ее не застрелили.
Наконец мои спасители отпрыгнули в сторону, двое приняли первоначальный облик — это были парень и девушка, у девушки, что удивительно, была беременность где — то четыре месяца. Остальные три оборотня начали облизывать мне раны — тихонечко и очень ласково, мягко и аккуратно. Я оторопел от удивления.
— Я — то… думал… что вы… плохие оборотни, а на самом деле хоро… шие. Спасибо…
— Повезло тебе, Великий, мы тут оказались совершенно случайно — Чупакабра тут довольно часто появляется. Зацепила нас Зовом, потом тушу свиньи притащила и оставила в кустах. Затем просила нас подождать — еще есть что — нибудь. Мы были голодные, сожрали тушу как положено, а тут… и тут Светлейший появляется и пытается ТАКОГО Темного одолеть… Зря!
— Он мою невесту изнасиловал, когда ей было двадцать пять лет, а ему… До сих пор, как узнал об этом, не могу простить! Ведь каждый парень, каждый мужчина хочет, чтобы его возлюбленная была нетронутой, девственницей… Мне, увы, не повезло. Обидно.
— Мою тоже. — юноша положил руку на плечо подруги. — Ей было четырнадцать. Но ребенка она носит от меня. — Оборотень положил мне руку на лоб. — Ты как, Олег?
— Нормально, пока жив… — прошептал я, ловя ртом воздух. — А как Чупакабра?
— Без сознания. Костя Кусков нарушил Закон и начал охотиться на своих. Сделав это, он стал Высшим Темным, а до этого он регулярно в юности пил кровь девственниц, а потом их, умирающих, насиловал. Мы, оборотни, иногда наблюдаем за этим типом, и он редко, очень редко притаскивает сюда тушу, нам приносит, лишь бы загладить свою вину. Откупиться за какую — нибудь обиду. ТАКОГО беспредела, как сейчас, никто еще с пятидесятых годов не устраивал! Теперь сына оборотня и Светлой придется судить и нещадно валить… — вздохнул парень.
— Дикарь он и маньяк. — добавил я, пытаясь подняться. — Ну и порвали вы его…
— Его мать рассказала, что поводом для изнасилования была влюбленность, кончившаяся разочарованием. И понеслось… А теперь, Светлейший, полежи немного, ты весь изранен…
— Еще раз спасибо. Воды… Пожалуйста, дайте воды… Я, кажется, умираю… Боже…
— Нельзя воды — кровь еще больше пойдет!
Темные помогли мне открыть под собой портал, я провалился с их же помощью в астрал, и пропал из леса, очнувшись на полу собственного дома. Мое кимоно было порвано в клочья, штаны насквозь пропитались кровью, возле уха рваная рана. Я снова провалился в глубокий обморок. Все — таки хорошо, что левая рука здорова и я пишу обеими руками…»
В данное время Энерик спит как убитый, копя силы. Я подошел к нему, поцеловал в лоб, поглядел на бинты. Выжить после таких ранений не всякий сможет. Крови стало меньше — вовсю шла регенерация.
Его почерк удивителен. Он пишет справа налево и слева направо, так что половину текста можно читать с помощью зеркала. И простым способом.
Досталось нашему кельту… Зря он сказал Константину — Гэллемару правду!
Сломанные ребра, прочие кости и рука — это все фигня, они быстро срастутся! Закрываю тетрадь. Да… Сцепились ни с того ни с сего два Высших Мага — Темный и Светлый… Я Инквизитор, и могу смело карать хоть весь Братск или всю деревню «Х»! Кускова зверьки сами порвали — отлично! И порвали хорошо — Анна аж два дня ревела! Зря! Говорила, что сын попал в драку, пьяную причем. Ссылаясь на то, что его побили Светлые!
Бред!
Полный бред!
Листаю дневник. Оказывается, Энерик тоже начал заносить туда свои записи. Читаю далее… Нет, он до сих пор язычник, раз кельт!
«МЕЧ ССЫЛЬНОГО ЭЛЬФА
(БРАТСК)
…Шуршание колес, говор людей, кондуктор, без конца спрашивающий плату за проезд… Все это меня окружает, и одновременно кажется, что среди всей этой суматохи тихо — тихо засыпаешь, но вот полностью уснуть не получается — автобус покачивает, а я смотрю в окно, где перед глазами пролетают леса и поля. Грустные, но одновременно прекрасные, они тихо шепчут тебе о тишине и покое, прелести… И еще раз о тишине зимнего леса.
Вот ели и сосны, утопающе в сугробах, стройные, красивые, с шишечками и огромными иглами, верхушки упираются куда — то в небо, а на лапах лежит снег. Каждая сосна по — своему прекрасна, как юная девушка на своем первом балу. И все эти деревья пролетают мимо тебя, сливаясь в сплошную зелено — белую полосу. И так хочется остановиться, утонуть в сугробах, что в Братске иногда глубиной метр с половиной, задрать голову и долго — долго смотреть в бездонное небо, а оно тебя как будто глотает… А если приглядеться, смотреть вглубь леса, тебе может показаться, что меж деревьев бродят чьи — то тени…
Но нет — мне не получится полюбоваться на сибирскую природу, — автобус уносит меня все дальше и дальше. Если глядеть со стороны — то он превращается в маленькую точку, которая потом растворяется в горизонте.
И снова мертвая тишина воцаряется в глубине зачарованного леса…
Он спит…
Спит, но живет своей жизнью, он устал от своих забот и отдыхает.
Смотрю в окно. Поднимается ветер, срывая с деревьев комья снега. Даже как — то страшно стало. Интересно, а что будет там, например в чаще? Через секунду? Вот испуганный серый заяц перебежал через дорогу и исчез. Остались только следы… Кругом лес — его прорезает дорога, мимо мелькнула какая — то табличка — видимо лагерь или санаторий.
Не знаю.
Недалеко Ангарская деревня, и кажется мне, существу — эльфу, что это образец построек восемнадцатого века. Я там и раньше был, но почему — то не понравилось, хотя отвсюду веет стариной, кажется, что сейчас закаркают вороны, а люди в кафтанах выйдут на улицу и начнут заниматься повседневными делами — кто торгует, кто просто гуляет, а дети с хохотом катаются с горок, стирая снег со щек… Но все это давно ушло, никто в деревне не живет. Ну и что, а я уже у реки Ангары, еще ближе — Братское водохранилище… Вот и кончился лес. Еду мимо полей.
Несколько колосьев возле дороги качает ветер, они сиротливо возвышаются над снегом — они недвижимы, как небо надо мной, и над всей Сибирью, и миром тоже.
Глубокое, постепенно темнеющее небо, на котором замерли облака, откуда падают звездочки — снежинки… Вокруг все будто вымерло — никого не видно, ни людей, ни животных за окном. Только автобус едет по заснеженной дороге, шурша колесами, внутри него царит жизнь… А сзади — след, убегающий в горизонт.
Дальше идет река Ангара. Скоро машина остановится — рядом поселок Энергетик. Затем следует еще несколько остановок, люди входят или выходят, и при этом ошалело глядят на меч, который висит у меня на поясе и малость пол задевает, хотя оружие дубленкой скрыто. Настоящий клинок, эльфийский, люди смотрят со страхом и думают следующее: «Не террорист ли едет?» Нет, я просто эльф — изгнанник. Смотрю на опустевшие сиденья, и на народ, когда двери закрываются, то расстегиваю дубленку, беру в руки меч и сажусь. Почти никого не осталось. Снимаю шапку с головы — по лбу пробежала капелька пота. Жарко, волосы растрепались, перехваченные черной лентой.
Серые глаза спокойно глядят в небо без боли и страха, а только с надеждой вырваться из этого постылого Братска…
Эх… Не знают нас тут и не любят.
Так… Что у нас тут? Река. Большая. За ней, на другом берегу, — громады домов, словно толкиеновские крепости, и кажется, что все опустело, что поселок Энергетик — брошенный, усталый, грустный, запорошенный снегом… Но мое внимание сконцентрировалось на черной, как ночь, воде: она бурлила и кипела, образуя пену из снега и водяных брызг. Она почти не замерзает и несет свои воды с бешеной скоростью куда — то в бесконечность…
Далеко — далеко, правда, начинается лед. Такой чистый, прозрачный, надежный… Даже страшно становится! Но ведь этот страх красив! Если повернуть голову налево, то глазам предстает великое зрелище — Братская ГЭС…
Я положл меч на ладонь и вынул холодное оружие из ножен. Что это вообще за клинок? Клинок мрака. Хоть он мне хорошо послужил, но эта вещь не любит добрых рук и приносит горе любому, кто его возьмет. И поэтому я не могу больше его носить…
Лезвие тускло блеснуло при свете зимнего солнца, подношу меч к лицу. В кованой блестящей стали отразились глаза. «Ну что, меч, дождался своего часа? Сейчас мы распрощаемся навеки…» А отражение будто отвечает, и звенит голос стали: “ Я тебе еще послужу, может, отложишь свой план?»
Долго смотрю на оружие. Сжимаю рукоять, украшенную рубинами, и опускаю голову. Этим временем машина остановилась у Братской ГЭС, водитель открывает двери, и я выхожу.
Что такое ГЭС? Мощный «мост», перекрывший реку, он разъединяет ее на две части. Я поглядел на воду, потом пошел к прекрасному водопаду, который, кстати, находится рядом. Он не замерзает, и на давным — давно обмерзших камнях — сосульки, вода искрится при свете солнца, переливается огнями, искрами — звездочками.
Смотрел я на все это, смотрел и вдруг загрустил…
Повернул голову, глянул на огромную скалу. Бледные надписи на ней почти стерлись. Обидно.
Солнце светит в лицо, а меч в руке сияет как молния. Аж глазам больно! Сияет, словно мистический камень Сильмарилл…
Вода ревет, но в то же время ласково журчит, словно поют соловьи, и звенят мириады капелек, словно хрусталь — рождается Музыка. Вдалеке я вижу ГЭС, грозную, страшную и неприступную, словно крепость. И с нее сбегает вода в виде пены…
Далеко слышен грохот… Слишком красиво и пугающе. Смотрю на Ангару, а ее воды черны, как ночь, потому что очень большая глубина.
Поднимаюсь на «мост», а над головой нависают горы бетона, и кажется, что они вот — вот обвалятся. Иду и смотрю на обалдевших от удивления рабочих, которые лопатами скидывают снег с площадки. Кто — то меня окликнул, но я не оглянулся.
Облокотился на поручни и глянул вниз. Подо мной бурлят водовороты, глотая снег и камни, а бешеный ветер валит с ног. Но все равно через его рев слышится бульканье воды, рождающее слова на непонятном языке. Наблюдаю. Слеза скатилась по щеке, продержалась где — то секунду на коже и упала вниз.
ПОСЛЕДНЯЯ СЛЕЗА В СИБИРИ
На низкой высоте швырять клинок нереально. Поднимусь — ка выше…
Высоко — высоко, на страшной высоте, (сто двадцать пять метров) где лишь ледяной ветер поет, и где проносятся по трассе машины, ты стоишь рядом с проводами и высоким напряжением. Рядом с гигантским водопадом, созданным людьми, реальность уходит из — под ног. Вчитайся: под ногами — бетон, еще ниже — на сто двадцать пять метров, начинается черная ледяная вода, похожая на бездну, в которую, кажется, вот — вот провалишься…
Не провалишься — это невозможно, а если и возможно, то только тогда, когда слетят поручни. Перед тобой открывается совершенно неведомый мир, все как на ладони, лента реки Ангары не такая уж и большая.
Красиво и здорово!
Постепенно небо превращается в пурпур, окрашиваясь в прекрасные цвета. Словно кто — то рисует громадной кистью картину. Кто — неведом. Одновеменно прекрасный сияющий золотой диск коснулся воды. Начинает понемногу темнеть. Я вглянул на падающую воду, которая напоминала кучевые облака. Только эти «облака», кажется, спустились и образовали водопад. Слышен лишь грохот падающей воды. Белая пена. Белая пена, на фоне которой — РАДУГА!
Здорово!
Едва — едва последние лучи солнца коснулись Ангары, я глянул на меч. Переливается, как янтарь… Крепко сжал рукоятку, размахнулся и швырнул клинок в море. Он белой молнией блеснул в последних лучах и стал так медленно падать, падать… Наконец, вода поглотила его. Навеки.
А я нисколько не жалею, что эльфийский клинок теперь покоится на дне моря, — это вам на память. Смвол жестокости и муки в Братске, все обиды и слезы… Все плохое утонуло…
И теперь — все.
Я уйду…
Иду к остановке. За спиной шумят вода и сосны, сверкают огни, что зажигаются в дале — ее — еких домах в Энергетике… Как далекие светляки. Водитель спит в кресле — уже восемь часов вечера.»
У — эх!
Как, однако, красиво написал! Здорово! Только почему ИМЕННО В МОЕМ ДНЕВНИКЕ?
А… Раз типа лучший друг и Инквизитор — то можно и чужие записи читать. Ладно, листы вырывать не буду — жалко.
Интересно, а Ирина обо всем знает? Знает, что из — за нее чуть ли не насмерть сцепились два Высших Мага?
Она может это только почувствовать.
Отложил наполовину исписанную тетрадь, вышел на улицу. К моему удивлению, на грядке с морковью и картофелем выкопанным паслось трое оборотней — детей. Один выкапывал оставшиеся клубни, два других полезло в малинник искать ягоды. Нашли!
Забавно все это выглядело: из голых кустов торчат мясистые хвосты и голова шакала. Маленькие передние лапки с огромными когтями раздвигают ветви, длинные раздвоенные языки плоды срывают.
Чего это они сюда явились?
Голодные времена настали, вот и все.
Хотя…
Я свистнул. Зверьки резко повернули ко мне мордочки и застыли. Затем двое, переминаясь, отступили, огромными прыжками сиганув за забор, а один прыгнул в мою сторону, вытянув шею и отряхнувшись.
Я улыбнулся.
— Ну что, жрать хочешь? Да? Только, пожалуйста, не
разоряй наш огород! Иди куда — нибудь в другое место…
Существо в ответ вильнуло хвостом. А глазки голубые, еще совсем детские… Это же дети! Что ребенка — то не покормить?
— Сейчас принесу, сейчас… Извини, что не догадался!
Я зашел в дом, достал из сумки две палки колбасы и хлеба. Отрезал еще буженины, завернул в пакет. Вышел.
— Берите!
Ящеры радостно заверещели. Заверещишь тут, когда сосет под ложечкой! Маленькая лапка осторожно взяла еду в пакете. Тоненький язычок лизнул в щеку — типа спасибо. А длинные когти аккуратно погладили по голове. А я в ответ почесал оборотня за ухом.
— С — свэрт — лый, а с — свэртлый, — вдруг проговорило существо, прищурив глазки, — а ты знаешь, что Чупакабра… теперр — рь долгое вр — ремя не будет всех терр — роризир — рровать? Мы ее порр — вали, защищая Светлейшего…
Точно! Это же спасители Энерика!
— Никак подыхает?
Существо замотало головой в знак отрицания.
— Зачем вы Чупакабре почки вырвали?
— Мы з — защищали Олега. Светлейшего так порвала эта тварь, что пришлось помочь защититься. — лающим голоском ответил оборотень.
Неплохие детки растут! Очень даже неплохие! Если бы у нас в Москве установились такие же порядки — какой бы наступил мир…
Нет, для столицы такое не подойдет.
Потому что ТАКОЕ может быть только в Сибири… И больше нигде!
ТЕМНЫЕ МАГИ И ОБОРОТНИ ГРЫЗУТ ТЕМНЫХ! НЕ ВСЕХ, КОНЕЧНО, а тех, кто чинит беспорядки.
Темным — Темное.
Светлым — Светлое.
Все — таки здорово, что в деревне «Х» царит такая иерархия. Один только Чупакабра — Костя ака Гэллемар успокоиться не может!
Энерик тоже в некотором роде. Написал он, кстати, в моей тетради повествование о схватке очень хорошо. Эти строчки ему дорого дались: Великий едва не погиб. Чуть не погиб от рук своего крестника и вдобавок получив глубочайшую эмоциональную травму. Наверное, не скоро выздоровеет…
По счету это второй случай с ним в Сибири: в первый раз Светлейший убил Высшего Темного Мага Братска. Бились сначала на мечах — двуручниках в реальном мире, да не где попало, а в машинном зале Братской ГЭС! Понятное дело — эта дуэль едва не закончилась катастрофой в конце семидесятых годов, а астрал едва наизнанку не вывернуло. И плотину едва не прорвало!
Место дуэли было выбрано не случайно: гидроэлектростанция, известная не только на всю страну — но и на всесь мир. Получилась некая пародия восстания. Разрешение было дано Бюром Инквизиции…
Люди в городе сидели без света часа два — наши распорядились магией заблокировать турбины, да так, чтобы ничего страшного не произошло.
И если бы Энерик не сбросил потом Темного с высоты сто двадцать пять метров, — то бишь с ГЭС посреди Ангары (Темный маг, получив удар ногой в висок, проломил ограждение, рухнув в водовороты. Когда то, что осталось от тела, всплыло, Энерик рассчетливым ударом отправил останки в невидимый мир), то непонятно, существовал бы сейчас город или нет. Возможно, энериковске записи в моем дневнике про эльфа — на самом деле отголосок этих самых событий, о которых люди не знают.
А теперь — Чупакабра…
Которая подыхает…
— Так это вы спасли Энерика от смерти?
— Да. — кивнуло существо. — Мы просто пришли его попроведать.
— Живой. — улыбнулся я. Но сердце мне подсказывало — это еще не конец.
Надо же — Темных Высшая Тьма достала настолько, что пришлось виновника всего на куски порвать! Как правило, дети первыми сорвались. Конечно, у детей нервная система более уязвима. Вот и все.
— Если эта тварь будет рвать вас и дальше — порвите ее окончательно, и независимо от того, хочет этого Анна или нет. Давно Гэллемар убивает?
— Давно.
— Олег спит, я ему передам, когда очухается.
Трое существ огромными прыжками удалились.
М — да… Если бы Гэллемар был человеком и ему бы почки вырвали — то наверняка бы стал импотентом. Или бы больше не страдал камнями в данном органе.
Недалеко что — то зажурчало: Елена Дмитриевна или еще кто — то забыли завернуть кран. У меня на кроссовках налипшая грязь. Я поднял палку и принялся счищать, закрыв трубу. На улице потеплело, но тучи и не думали расходиться: напротив, их стало гораздо больше. Вдруг из какой — то маленькой тучки в воду Оки ударил белый луч — такой яркий, что глазам стало больно. Он посветил пару минут, а затем исчез. Красиво…
А река будто кипела.
На душе вдруг стало невыносмо больно.
Часы по — прежнему стоят.
На какой — то соседской грядке склонили головы пять подсолнухов. Шумели сосны и березы, березы почти голые, вдали краснеет рябина тяжелыми гроздями ягод. Рядом кусты черноплодки — та же рябина, только плоды черные.
Что бы еще такое посмотреть? А!
М А Ш И Н А!
Быстренько при помощи портала переместился к гаражу.
Машина была раскурочена, вырваны все внутренности, бак пробит, пахнет бензином. Сразу стало понятно, КТО это сделал.
Гэллемар…
Сволочь… Интересно, на что он надеется?
Подойдя к дому, я еще с улицы услышал, что там кто — то шарится. Достав из — за пояса жезл, заряженный еще в Братске, я осторожно, как киллер, проскользнул внутрь.
Нет, это Энерик просто пить хотел, потянулся за стоящим рядом с кроватью графином на тумбочке, и случайно разбил его здоровой рукой. Встать он не мог, так как раны еще не затянулись.
— Ты как, Энер?
— Получше. Кто это тут скакал под окнами? Потом ты полез в сумку с продуктами, что — то там взял, и, похоже, с кем — то разговаривал… — проговорил шеф.
— Это ДЕТИ приходили, есть хотели.
— Какие дети?! Их тут нет!
— Да нет… это оборотни, которые Чупакабре почки вырвали. Спрашивали, жив ли Олег Аренский. Дал им поесть — должно хватить. Печени, наверное, не хватило.
— Какой печени?! Почек! — вспыхнул кельт, с трудом поднял голову и тут же опустил ее на подушку. — Не могу даже головы поднять: болит страшно, в глазах темнеет и двоится…
— Нашему Чупакабре должно было хватить с лихвой драки с существами своей же расы. Анна, говорят, когда увидела сына на носилках с рваными ранами в животе, в паху и на груди — рухнула в обморок на руки двоих оборотней. Кровищи от Кости было море, и вся она какая — то черная, вонючая, зато морда у Гэллемара теперь неузнаваемая. Вся деревня в шоке. Теперь никто к этому вампиру не ходит — решают, что с ним делать дальше. Хорошенький у тебя крестный сын! Ох хорош…
— Не учи ученого. — отрезал кельт. — Я итак знаю — он мне никто. Это скотина. Редкая. Так что всем плевать на наше мнение, так? Мне например плевать, вот, и пускай не рыпаются! Дикари, блин…
— Ясно, что тут ничего нет, но тут, честно тебе скажу, гораздо лучше, чем в твоем Братске. — я подал Энерику анальгина. — У этого отморозка должны быть на редкость серъезные причины, чтобы нарушить Клятву!
— Что еще за Клятва?!
— Ты что, забыл?! В «Х» Светлые и Темные друг с другом не соперничают.
— А… Ох, черт, как внутренности скручивает! Интересно, а скручивает ли кишки Чупакабре? Если да, то он боли не чувствует, потому что тело мертво.
Вот и хорошо… Попался, упырь…
Энерик кивнул еще раз и тепло улыбнулся. Но его глаза глядели на меня строго и серъезно.
— Ничего, ты выздоровеешь… Как рука?
— Заживает. Глазик тоже… Максим, умоляю тебя, — не подпускай Гэллемара близко к нашему дому, Ире ничего не говори… Иначе… — его здоровая рука сжала мою кисть, и на миг показалось, что тебя коснулась история кельтов, римлян и Средневековья… Кельтский парень откинул здоровой рукой светлые волосы с лица и закрыл глаза. Ему надо отдыхать. А за окном моросит дождик.
Мерзко и пакостно на душе.
Приходил Костя — нет, не Кусков, а Алушкин! Хороший вампир. Только головой покачал, глянув на Олега:
— Даже я так не могу порвать…
Пожелал скорейшего выздоровления, оставил на столе банку с зельем и ушел.
Елена Дмитревна сварила какой — то отвар и поит им Аренского. Помогает — появился румянец на щеках. Я тоже завалился спать — рядом кто — то энеретически вампирит и потому почти сил нет.
Под вечер проснулся и добавил в тетрадь:
«Чего хочешь ты? Денно и нощно
О тебя, для тебя — о, освободи!
Ожидание уж выжимает спесь
Из последнего позвонка.
Тускло, мерзко: ожившие мощи —
Отражение. И гремит в груди
Страшный рык: почему? А в ответ — он здесь.
Он — на кончике языка.
Мне противиться глупо и поздно — ты
Втиснешь истину с силой.
С каждым всхлипом сильнее ненависть:
Слаще, крепче, душней, больней.
Не поверю тому, что осознано!
Шаром огненным в гневе хрипит гортань.
От треклятой любви мне нигде не спастись —
Ни на этой земле, ни под ней.»
И вот еще — послание к тому, кто из романтиков без спроса сунет нос в эту тетрадь…
Просто в голову всякая ерунда лезет. А пока никого нет — освобожу мозги от груза и напишу Эссе… Расскажу о том, почему я терпеть подростковые тусовки не могу и почему давно ушел оттуда, разругавшись со всеми.
«СОЛНЦЕ
(Эссе)
1
Хочешь, я расскажу тебе твое будущее, маленький нечеловек? Года четыре спустя, когда тебе будет двадцать, и ты будешь (в этом я уверен) мастистым тусовщиком, «местной достопримечательностью», всем известным, уважаемой, и, может даже, обожаемой — внешне ты никак не изменишься.
Ты согреваешь всех. Только сейчас ты даришь им пламя своей души, своего сердца (ну прям Данко!), то потом, спустя время, будешь делать это по привычке — даже не своей…
Да, ты во многом усовершенствуешься. Будешь еще лучше рисовать и писать, — твои творения будут вызывать у тусовки восхищение. Ты же знаешь, народ любит талантливых. Сейчас ты — еще младшее покление, но со временем подрастут и новые — и ты, как «ветеран», будешь с ними общаться. О, как они будут тебя любить! Будешь держать себя с ними легко, будешь шутить, пошлить, фамильярничать и смеяться сам. Но — знаешь, что будешь при этом чувствовать? ТАМ, В САМОЙ ГЛУБИНЕ СВОЕЙ ДУШИ, ты будешь казаться себе очень старым, уставшим, опустошенным. Ты преждевременно сожжешь себя, отдав все свое лучшее Толпе на пользование — уж она заберет тебя с большой радостью, согреется, но ничего не даст взамен. ТЕБЕ БУДЕТ БОЛЬНО. Тебя Настоящего даже никто не захочет узнать. ТЕБЕ БУДЕТ ПАРШИВО. Конечно же, никто этого не заметит — и давно не заметит — ты давно научился носить маски. Ты утомишься, устанешь, — но имидж уже создан, измены тебе не простят. От тебя будут требовать тепла и света — настойчиво, безотлагательно. Ты, наверное, просто сейчас этого не понимаешь. Когда я скажу это — разозлишься, но я не жду другой реакции.
Спросишь, отчего я так думаю? Да ты не один такой — я уже знал подобных…
2
Огромное, багрово — красное Солнце медленно опускается в прохладные волны Залива. Кровь разливается всюду, но восторженные люди все еще стоят на песчанном берегу. Их лица покрыты медью, но они стоят, протягивая руки вверх — ловят жар. Одним им не справиться с Ночью, — но они знают, что завтра Солнце взойдет снова — оно просто не сможет не взойти. Солнце так устало, оно плачет раскаленными слезами, но люди на берегу ждут, и оно вернется завтра же. Оно уже не принадлежит себе, оно уже не помнит той Зари Мира, когда ему — юному и веселому так нравилось каждое утро озарять громадные папоротники, и сверкающие спины давно исчезнувших животных… Люди совсем ему не нужны, но они без него не могут. И старое Солнце поднимается над Землей снова и снова…»
Голова падает на грудь, а пальцы больше не могут держать ручку. Она выпадает из рук и ударяется о пол, укатившись куда — то под стол…
Я сижу и курю. Над потолком летает сизый дым. Пепельница пуста, пачка сигарет «Петр 1» вскрыта, достаю вторую сигарету и щелкаю зажигалкой.
Наверное, из ушей сейчас дым идет. Пахнет отваром из крапивы, и меня это несколько отрезвляет. Потому что аромат растения сильнее, чем табак.
Что мне делать, Светлому?
Ладно, хватит на сегодня…
Семнадцатое сентября.
В течение дня…
Я думаю…
О лете. Ты знаешь, как пахнет лето? Оно может иметь запах жаркого полдня с примесью пыли или полевых цветов, травы и железной дороги. А еще лето пахнет солнцем, лазурным небом и белоснежными облаками.
Я думаю…
О том, как иногда бывает грустно по вечерам, и ты с тоской смотришь на закат, чувствуя, как вместе с заходящим солнцем куда — то исчезает частичка тебя. И что хорошо в такие вечера посидеть в компании друзей за чашечкой чая со вкусом земляники со сливками или спеть что — нибудь…
Я думаю…
О маленьких радостях, которые освещают нашу жизнь. Как — то иду в начале апреля по Москве домой и вдруг замечаю желтый цветок. Мать — и — Мачеха! Чувствую, что лицо расплывается в добродушной улыбке. Мимо проходят люди, удивленно на меня смотря, а я стою, не могу оторвать глаз от солнечного соцветия. И в душе цветет весна.
Я думаю…
О скучном порой мире, который меня окружает, о том, как я прячусь от него за дымкой сиеневых грез. Интересно, это вредно или полезно — прятаться от реальности? … А в глазах искорки заходящего солнца.
Живи еще хоть четверть века — все будет так, исхода нет!
Погода не меняется, Энерик спит. Сонная тишина.
Хлещет дождь. Я вышел за порог на крыльцо и подставил лицо холодным струям воды…
Энерику становится все лучше и лучше. Мы с ним разговаривали на тему любви и влюбленности. Почему именно на эту тему — непонятно.
А с Темной Стороны невидимого Мира слышится едва слышный голос:
«Мерзу ли я? Мерзну. Тот, кто мог согреть меня, отрекся от меня.
Чувствую ли себя опустошенным? Чувствую. Тот, кто мог дополнить меня, отрекся от меня.
Ненавижу ли я? Нет, не ненавижу. Тот, кого я мог ненавидеть, отрекся от меня.»
Ясно, кто это.
Я опустошен…
В дверь стучат. Елена Дмитриевна открывает.
Ирина… С аптечкой и цветами.
Ой — ой — ой…
Потом опять пришел Костя Алушкин и брат Иры — Александр. А мне было все равно — я ломал голову, как выбраться отсюда.
Девятнадцатое сентября. День.
______________________________________
Видел Гэллемара на улице. Отреставрировался, тварь! На руке у него одного пальца не хватает — откусили. Увидев меня и Егора, Высший Вампир отвернулся, пошел к колодцу с ведром за водой. Прихрамывает, лицо малость синее.
А как же!
Ходили с Валерой и Егором к летающей тарелке, которую обнаружил восьмого числа. Странно — ее кто — то раскурочил, будто туда пытались залезть. Излучение от нее по — прежнему идет, и потому болит голова. От обломков НЛО идут какие — то странные следы в виде перепончатых лап. Пошли дальше и обнаружили нечто страшное — СКОРЛУПУ ЯИЦ размером с голову ребенка.
Кто — то здесь размножается!
Принесли шефу, он заявил, что это лягушки яйца откладывают. От такого мне стало тошно. Хотя сразу была мысль, что это лягушки: они же гигантские! Мутация. Ужасная мутация, которая никогда бы не смогла произойти в нормальных условиях. Но здесь, в аномальной зоне, природа имела другое, ужасное лицо. Облепиха здесь очень крупная — величиной с ноготь большого пальца, безвкусная, а листья длиной с карандаш — еще один мутант.
Что касается Чупакабры, то ему недолго осталось жить — редко выживает тот, у кого порваны внутренности. Он медленно умирает. Энерик тем временем решил провести эксперимент — попросил у Анны на анализ кровь, слюну и сперму сына. Все было сделано, а мать Гэллемара ходила вся какая — то дерганая, словно случайно выдала какую — то страшную тайну постороннему лицу. Пришлось взять на анализ и ее кровь…
Что получилось?
Результаты ошеломили всех…
Оказалось, что Анна в юности (как она потом сама рассказала) в лесу подверглась нападению гуманоидов, которые насильно вкололи ей в область живота какую — то гадость, да не только — ее изнасиловали, а последствия этого намертво запечатлелись в генах. В будущем мутированные гены передались от матери к сыну, короче, произошла телегония — ребенок родился от оборотня не только Темным, но в некоторм смысле и потомком насильников. Анна поняла это только тогда, когда сын в первый раз трансформировался в волчонка в шесть лет. Только морда у зверя была очень уж вытянутой, а огромные овальные черные глаза занимали чуть ли не всю голову… Кожа была при этом голубая, а не розовая.
Так сработали гены. После того, как Гэллемар стал вампиром, он не утратил способности трансформации. У Анны и ее сына гены были неизвестного вида, и очень хорошо, что отец Кости ушел и Анна с тех пор незамужняя — неизвестно, какое бы потомство потом появилось на свет. Но ведь бедная женщина не виновата, что так вышло!
Кровь у обоих под микроскопом бурлила, лейкоциты делились на две дочерние клетки, спустя минуту процесс повторялся. Как прямо при малярии…
Если в Америке открыли птичий грипп, то в России в Иркутской области нашли потомков пришельцев и облученных жертв радиации. А еще за границе в каком — то институте выяснили, что коли скрестить два вида гриппа — человеческий и птичий, то в результате получится микроб — монстр, против которого лекарства на планете не существует!
То же самое случилось когда — то и в деревне «Х»: скрещены гены наших и кровь одного с генами гуманоидов в тридцатых — пятидесятых годах: именно в то время летающие тарелки очень часто разбивались. Возникла еще одна версия, отчего тут мало Светлых и много Темных: чтобы мутантов не плодить.
Интересно, сколько еще вариантов?
Да Тьма!
Одно сплетается с другим. Очень даже хорошо, что людей тут почти нет.
Гэллемар, став вампиром, сначала пил птичью кровь, кровь кур, что жили у матери, а когда истребил всех, то начал охотиться на дичь покрупнее. Следующими были свои… И понеслось…
Константин часто признавался матери, что когда находишься в облике зверя — голова совсем по — другому работает. Были моменты, когда мать закрывала сына в пустом курятнике, связав его по рукам и ногам.
Это или помогало, или нет. Иногда Светлая, не выдерживая, бегала за оборотнем с топором… А затем, придя домой, молилась о спасении души. Теперь — все, предел…
Это говорили и Егор, и Берегонд. Иногда они обижались на шефа, говоря:
— Почему нас не позвал?!
— Я хотел, но сил не было…
— Теперь все позади: Чупакабра помирает.
— Он давно уже умер. Тело распадается. — ответил Берегонду кельт, шевеля пальцами правой руки — они довольно быстро восстановились. — Только меня удивляет другое: зачем Гэллемар изуродовал мою машину?!
— Мстил. Хотел, чтобы мы остались. — предположил я, попивая молоко из кувшина, сдувая пенку… Зажевал клюквой, смешанной с сахаром. Вкусно. Хочу пива, но его здесь почти не бывает… разве что безалкогольное.
— Макс, ты у нас Судия, Инквизитор. Решай, что с парнем делать. Хм…
Я почесал пробивающиеся усы:
— Мы все равно решили загнать его к праотцам навсегда. Ведь ты, кельт, сюда приехал не развлекаться, а найти и обезвредить Чупакабру, правда?
— Да. Письмо, которое я получил в тот день, когда отправил вас в отпуск, гласило, что в этой деревушке ходит мутант — Темный, просили помощи. Почему именно ко мне обратились? Потому что я много лет назад помогал Темным добром и советом. Вначале решил, что Чупакабра — маленький зверек типа Чебурашки, что словим его без проблем… Оказалось, что нет.
— Хорошенький зверек оказался — тебя порвал! — ответил Берегонд. — Так порвал, что ты едва не умер! Какого… ты пошел на встречу?! Знал же, что с тобой произойдет!
— Знал. Иначе селянам было бы еще хуже. Кому как не Светлым зачищать последствия от выходок Темных! И это продолжается сотни лет… Эта деревня — исключение из правил.
Хе… хе — хе! Здесь царит сплошная мутация, и потому надо поскорее мотать отсюда! Хотя у нас тут появились друзья — два Александра: человек и вампир, одна девушка и пятеро подростков — Темных, Анна и Костя. Неплохо! Вот и присоединим их к нашей операции! Согласятся все. А Анна должна психологически приготовиться.
Жаль парня — пропала жизнь. Сам себе ее и изгадил — пришла пора расплачиваться. Мог бы найти себе невесту — ведьмочку и давно жениться на ней. К сожалению, время безнадежно упущено.
— Что мы сделаем? Энерик?
— Мы НЕ ДОЛЖНЫ оставлять этого монстра в живых… — вздохнул тот. Интересненькое поведение для крестного отца! К счастью, понять это можно.
Я сидел на крыльце с Егором и мы грызли яблоки. Еще кисловатые, но вкусные. Холодно. Ветер продувает наши тонкие куртки насквозь. Потом пришел брат Ирины и мы втроем стали пить молоко, потому что завтра жаль будет видеть его скисшим: ночью гроза будет. Воздух наполнен свежестью, хочется дышать и дышать…
Вот еще кто — то присел — шеф. Его рука почти зажила, ведь у нас все быстро срастается! Но голова по — прежнему забинтована. Как признается сам кельт, стоит ему тряхнуть головой — там поднимается звон и вспышкой появляется боль. Жуть…
— Ты как, Эне… Олег?
— Нормально. Ребра вроде срастаются, но наклоняться пока нельзя, иначе проткну себе легкие. Как настроение?
— Боевое. — отозвался я, поправив воротник. Достал расческу, причесался.
— Я УБЬЮ КУСКОВА. — вдруг проронил Энерик.
— Чего? — спросил очень тихо Егор.
— Я убью Кускова.
— А не жалко? — спросил Алушкин, тезка Чупакабры, проходя мимо, услышав последние слова. И тут же его лицо озарилось улыбкой. Непонятной.
— Ты посмеешь поднять руку на крестного сына? Это правда?
— Правда, Алушкин. Иначе нельзя.
— А ты знаешь, что Анна за сыном с топором бегала, когда тот становился тварью?
— Знаю, Костя.
— Бедная Анна! — вздохнул Егор.
— Да… Она за двадцать лет всякого натерпелась… Надо помочь.
— Алушкин, чего ты удивляешься: когда этот Гэллемар уничтожил твою возлюбленную, ты же тоже хотел его убить? — спросил я и нахмурился.
— Э… да. Просто… Вдруг… — замялся вампир.
Он глянул на огород: на грядке красовалось пять гигантских тыкв. И три кабачка длиною в метр. Елена, звеня ключами, пошла к гаражу открывать двери и взять топор. Вынесла его и стала рубить плодоножку плодов. Я ошалело посмотрел на это, и недолго думая подошел к женщине, чтобы помочь. Порубил одну тыкву на куски, сложил в ведро и понес в погреб. А сам думал при этом: «Лена, Лена, да как ты справляешься со всей этой работой в одиночку? Интересно, а сын помогает? Должен.»
Да, тут бурно все растет, овощи громадные, особенно картофель. Кабачки можно распилить только пилой — слишком твердая кожура. Помдоры на удивление быстро зреют. Огурцы гигантские — с руку. Чтобы их солить, надо порезать на части. Съедобно.
Смейтесь — смейтесь, но я не вру.
Если тут бабочки размером с орла, то что говорить о остальном? Надо будет словить одно такое насекомое, засушить и картину сделать. Или кузнечика…
Ох уж эти кузнечики… Саранча тут размером с кисть руки, скачет на расстояние пятнадцати метров и дальше, а вот стрекочет плохо. И даже у этих прямокрылых глаза тоже гигантские, на всю голову, черные! Если пришельцы с людьми экспериментируют, то зачем мучить насекомых?! И наших?! Ради любопытства.
А в нормальных условиях сверхнасекомые подыхают. Интересно. Все это очень похоже на сюжет фильма комедии «Эволюция». Пародия на «Секретные материалы». Зато красиво и необычно.
Перетаскав тыкву в подвал, я вернулся на крыльцо. Валера курил.
— У нас гости. — мрачно сказал он.
— Кто? — опешил я. Вроде бы никто прийти не должен. В такой холод собачий.
— Сам знаешь кто. Ирка. Пришла к матери за пилюлями и отваром.
— Зачем это?
— Дурная голова ногам покоя не дает. Кто кому предложил — хрен знает…
Все — таки он ЭТО сделал… У меня отвисла челюсть:
— З А Б Е Р Е М Е Н Е Л А?!
— Именно. Залетела. Испугалась. Дома обожралась грибами и огурцами, а вот что делать дальше — не знает. При первой беременности аборт делать нельзя, травить невинный плод — большой грех… Девочку нашу тошнит по ночам, круги под глазами, обмороки… А рожать боится. — буркнул Светлый.
Ох Энерик… Будь ты хоть Великим, но ты на самом деле в любовных делах дурак… Ну дурак! Делать тебе нечего! Предохраняться при сексе надо! И теперь мы отсюда никогда не уедем…
— Что они делают?
— Разговаривают.
— И что?
— Рад — радехонек! — парень кинул сигарету в ведро. — Смог значит.
— Да, смог… — разочарованно вздохнул я и попросил курнуть. — Кто кого подбил — неизвестно…
Спустя десять минут к нам присоединилась Елена.
— Моя дочь ребенка ждет… Надеюсь, что он будет Светлым. Я довольна.
— А мы не очень… — заявил Берегонд и насупился.
— А жаль…
И в этот момент из комнаты раздался счастливый крик кельта:
— УРА — А — А!!!
Двадцатое сентября.
День недели: фик знает.
Время: вроде бы одиннадцать утра… я так думаю.
_________________________________________________________
Проснулся я от криков за окном: «Ату его! Ату!», натянул штаны и отодвинул занавеску. Десятки — и Темных, и Светлых, — куда — то торопились. Я проткрыл дверь, зевнул, посмотрел на происходящее через астрал: где — то во дворе на дороге метался туда — сюда черный отвратительный большой клубок, состоящий, по — видимому, из десятка оборотней и вампиров. И, как я успел заметить, девять рвали когтями и зубами одного…
Визги, крик, вой…
Во все стороны летели ошметки одежды и плоти, кровавые брызги… Потом комок мало — помалу распался на круг, посередине которого валялась фигура.
Мужчина.
Кто — то из Темных подошел ближе и крепко пнул его:
— Это тебе за мою невесту, тварь!
Я подошел ближе, чтобы понять, что стряслось. Костя стоял возле тезки и добивал его ногами. Кто — то из друзей схватил его за руки и насилу оттащил. Кто это был, я сразу понял: вампир Александр. Действительно, Кусков — Гэллемар довел всех… Ну и неудивительно, что его бьет вся деревня…
— За мою маленькую сестру ты еще ответишь, Чупакабра! — Костя от души пнул оборотня, вытерев с носа кровь.
Дожили, блин: Темные на Темных нападают! Это надо снимать, это надо видеть: Темные маги, вампиры и оборотни спасают одного Темного от другого! Видать, час назад Гэллемар столкнулся с тезкой и они сцепились. Не заметить этого было невозможно!
— Инквизиция уже здесь! — я окликнул Темных, что стояли возле Кускова и вокруг него.
— Швырнем его в Оку — пусть подыхает!
— Совесть бы свою поимел: у тебя завидная родня — крестный отец Светлейший маг! Какого… ты его порвал на сходке?!
— Ты получил то, что заслужил, Костя!
Александр оглянулся, обрадовался:
— О! Здорово, Макс! Мир тебе, Светлый! Ты как раз вовремя: рвем Чупакабру во второй раз. Как там Энерик? — спросил вампир.
— Отлично себя чувствует.
— А… как Ира?
— Ну… потом.
Вампир улыбнулся, но его добрая улыбка получилась насмешливой: уже прорезались блестящие острые клыки, а глаза налились кровью. Все — таки вампиры романтически — печальные существа, в них есть что — то завораживающее и интересное. Только не надо обольщаться… Саня хотел крови.
Светлые стояли неподалеку, а впереди всех стояла мать Чупакабры — Анна со слезами на глазах. Опозорилась на всю деревню — хуже некуда!
— Только не вырывайте ему печень, хорошо? — попросил я.
— Этого мало, Светоч, — крикнули из толпы, — его убить надо! Слышали, что ты Судия, так суди по закону!
— Я уже принял решение: смертный приговор за незаконную охоту. Есть, правда, и смягчающая кара: в течение пятидесяти лет никого из наших и людей жизни не лишать!
Чупакабра злобно зашипел.
— Какой был повод для драки? — спросил я.
— Он пер — рвый начал… — зашипел Гэллемар, ткнув пальцем в тезку. — Пер — рвый… — одного клыка у него недоставало, и оскал получился интересный. Я поглядел на Алушкина:
— Это правда?
— Врет, сволочь… Он грозился мою сестру…
— Ясно. А почему, Темный, ты мою машину выпотрошил?
Молчит. И вдруг:
— Голова совсем по — другому соображает, когда тело меняется… — жалобно проскулил он.
Во как! И что ты, тварь, хочешь выразить своими эмоциями? Я снял с себя рубашку и приказал твари поглядеть на грудь через невидимый мир. От изумления у Чупакабры распахнулись глаза, рот приоткрылся.
— А что это?
— Что надо. Ты арестован и подлежишь уничтожению.
— Что за нелепость… — пролепетал он.
Я поднял руку, и в астрале от монстра ко мне потекла Сила… Я почувствовал, как грудь начинают жечь знаки — они же Светлые! Стиснул до хруста зубы — да, перекачка энергии, которая противостоит Свету — непосильно больно, словно тысячи кинжалов вонзились разом в твое тело. Но потом стало легче, Сила осваивалась, растекалась по жилам, впитывалась в каждую клеточку… Отныне я теперь, Светлый Инквизитор, мог спокойно крушить мощнейшие заклятия — несущие смерть.
Стояла тишина.
Едва вставший Гэллемар, когда я подошел, упал на одно колено, не в силах сопротивляться. Сложил руки на груди крестом, повинуясь. Тут раздался крик:
— Не верь, Судия! Он блефует!
Я опустил руку, выпив Силу Чупакабры до остатка. Внутри все горело, словно в венах была не кровь, а лава.
— Итак, Костя Кусков, — спокойно сказал я, протянув другую руку, — я прошу тебя дать клятву не мучить…
— Не могу я такие клятвы давать. — прошептал Темный, глядя на меня голубыми глазами. Наивными, детскими…
— Ты сможешь… — прошипели Темные…
— Отдай мне свой амулет, Гэллемар. — попросил я.
Темный опустил голову на грудь, скрыв таким образом амулет в виде черного крючковатого когтя.
— Амулет. — повторил я.
Ноль реакции.
— Амулет.
— Дай амулет, больше Инквизитор повторять не станет! — раздался голос Энерика. Глаза Чупакабры блеснули недобрым огнем, и он подал магический артефакт.
— Вот и умница… — похвалили мы. — А теперь ты отправишься в астрал нав…
И тут…
Костя Кусков был быстр, невероятно быстр. Его изящная рука врезалась мне в челюсть. Но я был настороже и вмазал ему хорошо, от души. Пошатнувшись, преступник бросил беглый взгляд на всех и кинулся бежать. При беге попытался влезть в невидимое пространство — да не вышло! Жалобно взвыв, он кинулся в лес. Я и Энерик — за ним. Парень старался затеряться — не получается. Мы ждали, что он начнет трансформироваться в оборотническое существо, но этого не происходило. Возле обрыва, где стоял Энерик с невестой, Костя остановился. Я шагнул к нему, но парень крикнул:
— Стой! Не подходи ближе! Я не шучу: порву вас обоих насмерть!
Энерик достал из сумки водку и открутил колпачок. Потряс бутылку, часть жидкости налил себе и мне под ноги, создав черту.
— Выпить не хочешь, Темный? Мы же с тобой недавно обо всем говорили… Тебе мало показалось вырванной почки, ой как мало… И обожженного лица тоже. Оно зажило, а сейчас опять заболит, и очень сильно.
Вампир — оборотень отступил на шаг. Его трясло. Энерик шагнул вперед.
— Ты вправду хочешь меня убить? — с улыбкой спросил он. — Давай!
Шеф раскинул руки в стороны, словно собираясь кого — то обнять. Глотнул водки.
— Ты совершил много зла, крестник…
— И что…
— Наступил предел. Анна — даже твоя мать не хочет сына больше видеть! Очнись, и будешь жить! Очнись!
— Действительно, очнись, и будешь жить. Хотя… За нападение на Светлого мага высшей категории развоплотиться следует. Или навешу наказание на сто лет! В общем, я предлагаю тебе мир. — сказал я и сделал шаг вперед, поливая ноги водкой.
— М — мир? — вампир изумленно поднял брови. Отступил на шаг.
— Да. Тебя никто не трогает и ты никого не обижаешь. Разве не устраивает?
Молчит. Внутри росло напряжение, и Костя вот — вот бросится… Тогда кто — то из нас точно погибнет…
Чупакабра не смел к нам приблизиться — мешала черта. Энерик подошел почти вплотную, совершенно ничего не боясь. Протянул руку:
— Мир?
И тут нервы сдали… Гэллемар прыгнул назад. Это был его последний шаг — он оступился, нога скользнула по осыпающимся камням и в воздух взмыло облачко пыли.
Упал!
Нет, не совсем — Энерик успел схватить его, не дав сорваться.
— Я тебя вытащу, давай другую руку!
Выпучив глаза то ли от страха, то ли от удивления, Гэллемар прошептал:
— Нет… Пусти…
— Дай вторую руку! Мак, помоги!
Я не шелохнулся: жалость к этому мерзкому существу исчезла.
— Не надо, Энерик! — крикнул я.
— Дай вторую руку! — продолжал настаивать кельт, но тот уперся:
— Пусти… Не хочу… Не хочу тебя убивать!
Рука шефа вспотела, и пальцы Чупакабры ... Читать следующую страницу »
Частный вебмастер