Сибирские Светлые Маги (Хроники Братска)

Мы молчали, Тильсирвэ достала из сумки тетрадь и написала маркером на стене едкую эпиграмму. Я улыбнулся, залез на кровать и принялся сдирать плакаты. Я втайне радовался тому, что больше не буду зависеть от Волшебницы.

— Ты мне поможешь плакаты поснимать? — спросил я.

— Нет!

— Я счастлив, что все кончилось, потому что не могу исполнять какие — либо обязательства! Ты меня едва не прикончила своим Светом! Будет гораздо лучше, если ты исчезнешь из моей жизни. Я предлагаю тебе свои дружбу и помощь, а сам буду гулять, пить, курить… Нет настоящей любви и не было — для меня лично есть только секс. Ты же слишком правильная.

Сел на кресло и добавил:

— Я не люблю тебя, а по — прежнему люблю девушку, которая меня бросила. — и с улыбкой протянул красавице руку:

— Будем друзьями?

Протягивая руку, я надеялся на следующее: Великая купится и вскоре станет Темной, так как пока еще меня любит. И тогда ей не поможет Свет, и она встретит какого — нибудь ведьмака. Тогда и Гломен с Великой помирится.

Но Тильсирвэ отвела мою руку в сторону и холодно произнесла:

— Нет. Я не буду тебе никем, я давно от тебя ушла, надеясь, что одумаешься и поймешь — нельзя постоянно гулять и веселиться! Я отказываюсь от твоей помощи, потому что ты Темный! А я не якшаюсь с Темными, которые только и делают, что предают доверившихся им, как ты меня. Прощай, будущий Светоч! Я не хочу от тебя ничего — ни хорошего, ни плохого.

— Я тебя хоть чему — то научил? — спросил я.

— Ты научил меня одному — никогда не подходить к таким, как ты. К такой же сволочи.

Я обалдело посмотрел на Великую.

— Как… ты… так ты ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ от моей помощи?!

— Именно. Именно, Илльо. И потому не хочу тебя больше видеть. — прошептала Светлая. Я вскочил и обнял девушку в последний раз. — После моего ухода погляди на себя в зеркало через астрал. Погляди… я никогда не предам Свет. А ты предал самое дорогое тебе. А над словами подумать как следует о переделывании я думать и не собираюсь!

Тильсирвэ раздавила своей кристальной чистотой не только меня, но и множество моих друзей — Темных. Особенно Энзо досталось: в то злополучное и мое счастливое рождество Тиль его едва не убила! МОЕГО ЛУЧШЕГО ДРУГА!

Светлая села, закрыла глаза и погрузилась в Мир Теней. Я молча сдирал плакаты, радуясь ее горю и своему счастью и прикалывая новые.

— Ты зря отказалась от всего, в том числе и от будущих встреч со Светлым, что появится потом…

— Не твое дело! — ответила она через астрал.

— Этот разговор принес мне облегчение, и тебе тоже. А иначе я бы ушел, ничего не сказав.

— Я догадывалась. Я враг, и потому не могу вести себя также, как и ты, при всем воображении! Поступай как знаешь… Твой Энзо — самый настоящий псих и деградат в квадрате, он и с психами будет контактировать и пригласит их к себе домой, а коли что стянут, даже не расстроится. Да и к ним будет в гости ходить… он позже сам сдохнет, когда осознает, КАК жил…

Я продолжал прикалывать плакаты. Наконец — то я смогу играть спокойно в своей группе « Терра», и мне плевать, что многие о ней негативно отзываются. Представлял, КАК завтра дико напьюсь от радости!

И свое наказание за это я уже получил…

Страшное наказание: остался совершенно один среди Светлых и Темных! Один — одинешенек! Что касается несчастья Тильсирвэ — это ее проблема, а я от нее, от этой наивной дурочки, отделался. А теперь Великая расправится с Темным Илльо точно также, как и с моими собратьями. Великой ее называют не из — за того, что Волшебница, а потому, что явилась мол такая питерская шишка и начала всех учить… глупая дура!

Наивная дура!

И еще себя Великой называет!

Блин… какой наив!

Да, я перейду на тот уровень, где буду двигаться и развиваться, стану Великим Темным, несмотря на Свет в душе, который убивает… У Тильсирвэ все наоборот, потому она едва не упокоилась в Сумраке.

И потому я недостоин девушки…

Такой, как Великая.

— Уходи, Светлая… Навсегда уходи. Потому что я тебе враг и никто… Уходи… — прошептал я в пустоту. Затем наклеил последние плакаты и начал с радостными криками бегать по комнате.

Было двадцать пятое января 2004 года…

— 25 —

«Сегодня хоронили друга.

Я посмотреть пришел туда.

Где, видя ярость своего испуга,

Смотрели люди в гроб. Смотрели в никуда.

Я рассмеялся. Люди удивились.

Все говорили: «Как же так»?

Моим движеньям изумлялись,

А кто — то даже хохотнул в кулак.

Я бросил в них землицу влажной горстью,

Теперь они смеялись до упаду,

Когда покойник, раздраженный злостью,

Зевнул, и повернулся к небу задом.»

(Питерский самиздат «Поганая Молодежь».

Февраль 2004 года.)

Мы расстались.

Но я была обижена, унижена и даже озлоблена. С тех пор долгое время слово «друзья» начало вызывать злость и как следствие отождествлялось с плохим, грязным, рушащим удачу и любовь. Да, моя любовь прошла, и на смену ей пришла благородная ярость. Да, еще до расставания с Илльо я не жалела Темных Братска. Темных, нарушающих правила, существующие веками.

Как в сказке, на следующий день после расставания с Илльо ко мне в гости пришел сам Энерик, чем меня удивив и обрадовав, ведь это был единственный Светлый, кто принимал меня такой, какая я есть на самом деле, а не любил только образ, оболочку, которая по сути очень привлекает. Не прикрытая маской, как многие делают. Как в песне, что сейчас поет по радио…

На самом деле Энерику я давно нравилась, и потому шеф мне оказывал всевозможные знаки внимания. Но мы были как брат и сестра, не больше и не меньше. Но кельт заботился и берег меня как зеницу ока.

В тот день древний парень был в длинном черном бушлате, в черных сапогах и шапке — ушанке, а за спиной висела катана в ножнах, поблескивая в свете коридора, который давала раскачивающаяся лампочка.

Энерик с улыбкой переступил порог и поздоровался.

— Здравствуй, дорогая… — и дружески чмокнул в щеку. — Я все знаю: Илльо тебя кинул. Всем Темным это уже сказал Чувак, и они рады и удивлены. Кинул тебя как последний трус. Настоящие мужчины так не поступают! — Он был рассержен и потому хмурился, немного склонив голову. — И если он, как сам сказал, до тебя спал со всеми, это не говорит о том, что этот полутемный хиляк стал мужчиной! Да, девственность он потерял лет в тринадцать, став в физическом смысле мужиком, а в моральном это все тот же зеленый подросток. И я очень надеюсь, что, став Светлым, парень созреет. Хотя бы наполовину. Была бы возможность — морду бы ему набил… А сейчас я зашел утешить самого лучшего работника своего Штаба, и больше не смей при мне грустить! — Энерик улыбнулся, блеснув вечно молодыми зубами. — Да, этот Илльо очень скоро станет Светлым, а у себя на работе я его щадить не буду! Он заплатит за весь обман, что причинил невинным до тебя, за все зло, уверен! — и повесил бушлат военного образца на вешалку.

Кельт, живой реликт ушедших эпох, с интересом оглядывал вначале коридор квартиры, любуясь моими рисунками и гобеленом, потом медленно разулся и обнял меня совсем как отец. Затем прошел в кухню, сел за стол, и затем мы вдвоем долго пили чай с булочками, смеялись и просто разговаривали.

Наконец, кельт малость притих, сделался серъезным. Допил остатки чая, поставил кружку на стол. Поправил катану за спиной, которая привлекла мое внимание своей древностью. Ручка ее была из слоновой кости, а ножны обтянуты настоящим китайским шелком с какой — то девушкой в розовом одеянии и культовой прической семнадцатого — восемнадцатого веков, а то и раньше. Он оружия веяло какой — то исторической Силой, и я ее чувствовала всем своим существом.

— Что это за катана, Энерик?

— Моя. Самая дорогая на свете, выкованная древними китайскими кузнецами. Тут даже есть руны на лезвии и ванильный цветок, особым способом выбитые на стали. Филигранной стали. Пришел показать, ведь ты любишь холодное оружие. Нравится?

Я осторожно приняла клинок из женственных, белых, сильных и тонких рук, и наполовину вынула из ножен. Лезвие блеснуло в свете зимнего солнца.

— Круто! И ты ею сейчас пользуешься?

— Конечно! В узких кругах по ночам. — Кельт хихикнул. — А еще я пришел к тебе, чтобы сообщить нечто важное. И задание у тебя очень серъезное…

— Тебя давно не было в Братске — недели две. Куда ездил?

— Дело в том, что Московский Инквизиторский Совет узнал о беспределе, который здесь творится уже пятнадцать лет. Устав нарушен, Илльо обвиняют по всем статьям, а тебя оправдали и сняли все обвинения.

— Да пора бы…

— Момент настал, Тильсирвэ. Инквизиторы решили карать братских Темных. Не щадя карать! Максим и я выступили на суде. За тебя отчитался Вейдер. В результате в конце заседания на меня наложили печать Исполнения на короткое время, а тебе передали письмо.

Письмо? От Инквизиторов?! Давненько такого не было!

— Что сказали? Дали задание? — спросила я, видя, как кельт кладет на стол письмо, от которого разило наивысшей магией. Мысленно коснулась Силой — печать Инквизиторов спала, и можно было вскрывать. Прочитала приговор и растерянно поглядела на шефа.

— Да. Тебе поручено карать Темных, самолично, так как ты очень сильная Светлая. Не все ведь так плохо в этом городе и для тебя, правда?

Вот это номер!

— П — правда… А ты мне поможешь?

— Да. А тогда для чего мне печать влепили? Она спалит меня или снесет голову, если я не исполню приказ.

— Ага…

— Тебе поручено разогнать Эдем и Костер, передавив Темных как клопов. Всех! Поймала — убила. Поймала — удавила. Я тебе помогаю, брошу тебе свою Силу — мы вас, Леди, ТАК накачаем — их всех по стенкам Эдема размажет! Лично мне малявки надоели…

— Мне? Одной? Самой?

— Со мной, и не бойся. Кстати, а ты хорошо владеешь мечом? А, дорогая? — спросил шеф, чмокнув меня в щеку.

— Умею, но надеюсь на твою помощь. Научишь меня всему, что знаешь?

— Куда я денусь! Обязательно, коллега! Потому я принес катану — намекнуть… Сейчас пойдем ко мне в кабинет — решим, чем будем заниматься в ближайшее время. Отправимся в пятую школу и будем учиться китайской борьбе на катанах. И наплюй на то, что в Братске запрещаются колющие удары! Гломен научил тебя лишь рубящим ударам, а ведь и от Питера у тебя кое — что осталось! Я научу колящим, всем приемам, какие знаю сам… Усвоишь хотя бы часть. Также научу рукопашным и восточным единоборствам. Будешь по стенам бегать и по воздуху летать, прыгая… Смотрела фильм «Убить Билла»? Если да, то я собираюсь сделать из тебя такого же киллера, но для Светлых Сил. Но в отличие от Гломена я не стану орать и запрещать говорить, не стану бить сильно и до синяков, исподтишка, а буду обращаться с тобой как с королевой… И так во время всех тренировок.

Я же сидела, любуясь шикарными, золотыми локонами Энерика, до пояса, свивающиеся на кончиках или по всей длине в толстые, блестящие кольца. Драгоценное наследие исчезнувшего народа. Древнее золото, золото, которого никогда не касалась краска… его так хотелось потрогать, пощупать, даже понюхать! Очень красивая шевелюра… Даже челка, лежащая ровными прядями на широком лбу. В солнечных лучах прекрасные власы отливали глубоким золотом, а сквозняк, дующий из коридора, ласкал их. Добрая улыбка и такой же характер дополняли нрав Энерика. Эльф прямо! Или настоящий юный сакс. Вернее кельт.

И не все поймут, что этот сногсшибательный красавец — самый старый Маг среди всех. Снаружи парень молод, но внутри стар… Или же нет, и это старик, у которого коли исчезнет молодость, будет череп с синей туго обтянутой кожей и с седыми волосами, которых будет очень мало? Или же нет?

— Ну что, договорились? Ты красива, как Сикстинская Мадонна Рафаэля Сабатини, сошедшая с бессмертных полотен, только младенца нет на руках, а вокруг летают ангелы Искушения с… черными крыльями. Твой лик, твои глаза, твое лицо словно списано с его картин. Век бы любовался! И рисовал бы, сидя за мольбертом… У тебя лик Средневековья, дорогая. Но я никак не сужу людей или других по внешности. — Энерик сполоснул кружку, затем зашел в комнату и обнял меня за плечи, а затем его длинные кисти рук заскользили по моей спине. Юноша прижал меня к себе и зарылся лицом в мои темно — русые власы. — Ты должна была родиться лет пятьсот назад, может быть и раньше, а родилась на пятьсот лет позже своего срока. Девочка моя… Кинуть такой шедевр, такую красавицу… Надо уродом быть для этого! — прошептал шеф, двумя пальцами приподнял мне голову и поцеловал в губы. Нет, романа между нами не намечалось, — просто дружеский поцелуй. Я ответила на него, запустив пальцы в локоны кельта. Ах, это была моя мечта — обнять шефа, сказать ему, что он мне как отец, как брат, как возлюбленный наконец… А Энерик целовался просто потрясающе! Поцеловал прямо как возлюбленный, аккуратно и очень мягко. — Вот так я буду ухаживать за тобой во время тренировок. Не принимай всерьез…

…Сегодня Темные в Эдеме собрались на шабаш. Было их довольно много, у всех за спинами висели катаны. Темные перед празднетством понатащили досок, тряпок, и все в спортзал…

Спортзал…

Спортзал в просевшем здании, которое готово через пару лет обрушиться. Темно, холодно, кругом все загажено, бутылки битые валяются, окурки, использованные презервативы, пара поломанных гитар. Посреди развели гигантский костер и из кирпичей сложили алтарь.

И Илльо был там, а что касается его, то он от радости носился по всему зданию, визжал, хохотал как демон и пил пиво, смешанное с «Троей»…

Наконец, Темные встали вокруг алтаря, и принялись читать какие — то заклинания. Не читала лишь девушка, стоящая на балконе над залом, очень слабенькая Темная, закутанная в чадру, и лишь глаза были видны — внимательные и умные. Выбилась наружу прядь темных русых волос.

Она наблюдала за происходящим. Сзади подошел парень и положил ей руку на плечо. В другой у него была прекрасная катана. Лишь немногие из быдла поглядывали на парочку. Просто не замечали.

— Я прямо сейчас накинусь на них, и начнем…

— Тильсирвэ, еще не время! Не злись! Если нападешь внезапно — все рухнет… А вот и Илльо — скачет как козел! Чему он радуется? Радуется, что вот — вот Светлым станет? Дурак! Надо же: он почти Светоч, а сам среди Тьмы якшается!

— Слушай, может на самом деле его Тьма грызет, а не Свет?

— Может. Только этот идиот этого не понимает, считая: чем больше Тьмы, тем быстрее загасится Свет… Дикари, блин… И сегодня Илльо в последний раз пробудет среди Темных…

Не знали Темные, что на Черной лестнице и в подвале их ждут Инквизиторы и Великие. Затаились и ждут сигнала. Естественно, Темные последнеей, худшей масти на могли их видеть даже через астрал, но чувствовали, что что — то не так. Чувствовали растущую угрозу.

Темные Костра и Эдема собирались устроить оргию прямо здесь в честь первого дня весны. Несмотря на грязь и холод. Пахло табаком, анашой, коноплей, шашлыками и прочей дрянью. У большинства за спинами висели длинные самурайские ножи. Это были гопники, и одевалась эта шваль во все черное.

Энерик постоял немного, а затем ушел на Черную лестницу к Максиму — сообщить о том, что малолеток собралось слишком много. Там, на лестнице, всегда царила кромешная тьма, а ступени местами обвалились. Пол в здании просел, особенно в Главном Зале.

Напившись, Темные малолетки залезли на балконы и стали бросать оттуда бутылки, кирпичи и прочее. Одна бутылка едва не попала в голову Великой, но она успела увернуться. Наконец ее враг — Темный Энзо, — заметил девушку и попросил спуститься вниз.

Улыбнулся.

— Ой какая ведьмочка! Иди сюда! — извращенно и пьяным голосом позвал он, скривив лицо. — Ты давно там стоишь, замерзла…

Девушка сделала изящное движение, как в балете, спрыгнув с высоты трех метров вниз. Словно на цыпочках, подошла к Энзо, а затем прыгнула к кострищу. Резким движением открыла лицо. Темный опешил.

— Ты… Ты… Опять ты?! Чего забыла на шабаше? Илльо, да? — у мага от изумления рот перекосило: редкий случай, однако — Волшебница явилась на шабаш Темных Магов!

Все разом стихло.

— Я. Пришла, чтобы выполнить поручение, пришедшее из столицы, да еще с вами расплатиться, и с тобой лично. За все зло.

Энзо в ответ согнулся пополам, едва не выронив бутылку водки из грязных рук, затем хрюкнул, рассмеялся как конь, вытер сопли кулаком и в довершение всего икнул. Потом затянулся сигаретой, спросив:

— Если так, то сдай оружие. Есть?

— Нету. — Волшебница раскинула руки. — А ведь до ранга Инквизитора мне очень мало времени осталось… Это в Питере мне не позволялось прийти на шабаш, а сейчас я в Братске…

— Убирайся отсюда! — от Энзо несло острым ароматом псины, чистого спирта и еще непонятно чем: наверное костром или тем, что Темные тут раз в месяц моются. Но Тильсирвэ была простым наблюдателем, и ей приходилось все это терпеть. — Плевать я хотел на московское поручение. Сейчас Эдем превратился в Зону Омега: никто больше не может проникнуть на нашу территорию! Вали отсюда, пока я добрый! — Поехавший на крышу гад с этими словами вытащил из — за спины катану, думая, что девушка испугается. Она не испугалась и скосила глаза, склонив голову набок. Губы проговорили:

— Нападаешь на безоружного? Как интересно… Ладно, я отвечу тем же! Это тебя, наверное, Гломен учил! — и в руке Тильсирвэ засиял самурайский клинок. — А ваш Илльо скоро станет Светлым и уйдет отсюда… Так что нечего передо мной пыжиться, изменник Света! Нечего возвращение Илльо праздновать! Вот если бы сюда явился К. М. — Светлый Великий из Питера, — от Эдема бы остались одни руины. А тебе было бы не до смеха!

— Да?! Да я твоего К. уложу одной левой! Сопляки и лохи ваши Маги из Питера, они всех нас как огня боятся, что мне их глупые размышления о чести и любви?!

Волшебница сияла перед Темным магом, как звезда, а была она в алой рубашке с вышивкой, серебристом плаще и черных джинсах. На ногах — сапоги. А в руке сверкал МЕЧ — ОТМЩЕНИЕ самого Энерика. И этот меч желал крови… Он так изголодался! Так что Энзо успел только крикнуть:

— На алтарь е… — как поперхнулся собственной кровью, изумленно смотря на что — то длинное и вязкое, пародышащее; фонтан алого цвета рубинами взлетел в воздух из разрубленной артерии и осел на плече Тильсирвэ да на ее лике, как алые слезы, и начал Темный сдыхать. У Энзо была рваная рана в области солнечного сплетения, легких, живота, вплоть до печени, которая была рассечена на две половинки. Девушка сделала ему смерть, красивую смерть, от души, можно сказать любя. В кавычках. Кишечный тракт со смачным шлепом упал на пол. Мертвое тело упало лицом вниз в собственные внутренности. На Великую налетел другой Темный, но взмах меча закончил его путь Тьмы. Лишь катана звякнула, упав из внезапно ослабевшей руки на пол. Великая взяла ее в левую руку, наблюдая за Темными.

Третий, четвертый, десятый… Началась самая настоящая кровавая схватка. Тильсирвэ была ранена в руку, но все равно как Тринити бегала по стенам, ежесекундно отражая нападение врагов. Прыгала, кричала, а пространство вокруг нее было забрызгано кровью, плюс еще жар от Костра быстро выматывал… Тильсирвэ отражала даже самые страшные удары, но зато ходила по перилам на цыпочках, разрубая сразу пятерых или шестерых, лихо крутясь на каблуках, спрыгивая… Кроме нее, мразей ликвидировал еще и Энерик, устроив для себя несколько мелких резнюшек на этажах, загоняя врагов на Темную лестницу, где всех их ждала печальная участь.

— На алтарь ее! На алтарь!

По всему Эдему раздавался протяжный сабельный звон, а одежды Светлой чуть ли не насквозь пропитались кровью.

— Это вам за то, что питерских Светлых лохами называли, твари! Это вам за совращение малолетних, это вам за групповухи, это вам за мое унижение, за шабаши и жертвоприношения!

Малолетки озверели и пытались достать девушку всеми способами, а затем жестоко убить, но на Волшебницу ТАКОГО ранга лезть было — все равно что с автоматом переть против танка. Потому что смерть ради жизни другого — страшная сила. Девушку почти невозможно было задеть — красивое тело было легким, изящным и вертлявым, Светлая уворачивалась от бутылок, кирпичей и досок, а также от заклятий, а на нее с катанами валили все новые и новые Дети Тьмы, падая замертво то без ног, то без рук, то без головы, а из их глаз лились алые ручейки.

Кровь ручьями текла по полу и по лестницам, капала со стен тяжелыми черными и густыми каплями, и теперь уже никто не мог праздновать шабаш так, как планировалось.

А сам Илльо, из — за которого весь сыр — бор и разгорелся, не на шутку испугавшись, спрятался с кем — то из своих, не зная, КАК погасить в себе Свет. Наконец, он забился в угол возле зала, вложив катану в ножны, с ужасом видя, как падают его друзья — Темные, замертво… Мертв Энзо, мертв Тьма, мертвы Лестат, Ведьма, Темная Ведьма — его первая любовь и многие другие. Многие бежали на Черную лестницу. Энерик расправлялся с врагами гораздо быстрее, чем ученица, и наконец все было закончено…

Инквизиторы, двадцать Высших, вошли в окровавленный зал, где догорал костер. Максим подошел к сидящей на алтаре Тильсирвэ и преклонил колено:

— Ты выполнила приказ: эти выродки не заслуживают жизни. Надеюсь, это все. Эдем — место Зла и Безнравственности, место, где царит Тьма. Ты должна побыстрее уехать отсюда. Кстати, а где Илльо? Его постигла та же участь?

— Нет. Я оставила его на потом. Точнее, на сейчас. Насмотрелся на бойню, вот и спрятался. Наверное, с горя харакири себе сделал!

Тут же послышались шаги. Илльо, белый как полотно от потрясения, с безразличием и злобой в глазах, весь окутанный «шахматной» аурой, вышел из — за угла на втором этаже и лихо спрыгнул с балкона, медленно подошел к Инквизиторам. Оглядел зал, и вначале затрясся, как от электротока, а затем зарыдал, преклонив колено… Запрокинув голову назад и зажмурив глаза, парень выкрикнул во всю силу легких:

— ЗАЧЕМ ВЫ ЭТО СДЕЛАЛИ?! — истошно заорал он. А затем дико зарыдал, сжимая в руке меч. — Зачем?! Я же теперь ОДИН остался! ОДИН, ОДИН, ОДИИИ — ИН!!!

— Не твое это дело, тварь! — рявкнул Максим. — Так приказала Москва, и все заварил не только ты. Шабаш отменен, а тебя пожалели, так как в тебе Света гораздо больше, чем Тьмы. Чего ты ноешь, чего ноешь, собака резаная и недобитая, тварь? Свинья! Да тебе лучше уж голубым быть, чем с нормальными магами связываться и любить их! Теперь тебя либо убьют, либо лишат Силы лет на пятьдесят из — за тягчайшего преступления против Великой Волшебницы, которую ты пытался перетянуть на Темную Сторону и мешал ей развиваться! Одиночество, изоляция от всех вправят тебе мозги на все сто процентов и научат, как правильно жить. Теперь у меня к тебе такая просьба: сразись при мне с Волшебницей, которую столько обманывал, или сдохни, не вставая с колен! Илльо, на твоих руках СТОЛЬКО крови, столько предательств, столько несчастных поломанных судеб, столько невинности девушек, сколько несчастных и разочарованных в радости и любви людей… Ты сломал им психику и жизнь, и получил по заслугам, потеряв ВСЕ, в том числе и уважение окружающих Темных. Даже они, кои такие встретятся, не будут тобой восхищаться и любить тебя, больше никто под тебя не ляжет из — за внешних данных, ты никто, ты тварь, сволочь, падла, мразь… как говно! Ты трахальщик и половой эгоист, как жаль, что Энерик не убил тебя там, на крыше, а надо бы! Что и представить страшно… Теперь ты потеряешь последнее, что у тебя осталось… Марш в Астрал вместе с Тильсирвэ!

И сам туда же влез — следить.

Илльо так и сделал, стоя спиной к Тиль, а затем медленно развернулся к ней, шипя:

— Да ты, оказывается, злая, Тильсирвэ! Слишком злая! И как это ты с таким поведением Светлой — то стала?! Теперь я буду мстить, милая! Ты отказалась от дружбы, и теперь мы враги навеки. Я владею мечом гораздо лучше, чем ты, и теперь посмотрю, хватит ли у тебя сил поднять руку на возлюбленного… — в его словах было столько злобы, столько желчи, что другая сжалась бы в комочек, но на прекрасном лице Великой не дрогнул ни один мускул. Эти штучки она уже испытывала не раз.

Сверху посыпались кирпичи, а с пола взметнулись тучи золы и пыли… Илльо подошел, поклонился, пожал девушке руку и начал демонстрировать свое искусство боев.

Силен…

Видать, будучи человеком в тринадцать лет, занимался Кун — Фу. Пару раз он уложил Волшебницу на обе лопатки, и трижды ранил мечом. Вертелся и извивался, уворачиваясь от ударов… Но никто не хотел уступать, потому что силы были равны. Илльо в конце концов начал уставать, а Тильсирвэ тем временем рассеивала его оставшуюся Тьму в пространстве, отдавая ее Миру Теней.

В конце концов, у Илльо от страха и волнения стали сковываться движения. Этого и ждала Светлая. Пнув Темного в солнечное сплетение, она отшвырнула катану Илльо на порядочное расстояние и быстро сказала, положив руку парню на голову:

— ОБРАЩАЮ ТЕБЯ К СВЕТУ. ПРИМИ ЭТОТ ДАР. ДА БУДЕТ ТАК.

В ЭТОТ МОМЕНТ В Астрале творилось что — то невообразимое: здание распадалось на глазах, воздух вздрогнул, как от жара, а мир вокруг заполнила бурлящая, серая метель. Сила бурлила в Великой, не кончаясь. Тьма дергалась вокруг Илльо, уменьшаясь и исчезая. Если в Эдеме остались Темные, то им не поздоровилось: снесло и убило. С самим миром творилось нечто странное: краски выцвели, а кирпичи превратились в пыль. Небо выцвело также, а уши будто ватой заложило.

Стоит только на секунду ослабить напор — Илльо нанесет ответный удар. Ударит так, что и собирать будет нечего.

Илльо рухнул на колени, запрокинул голову назад, истошно закричал, выгнувшись дугой, и тут его аура засияла, как солнце, испуская от себя живительные лучи. Парень рухнул после на пол и вырубился. Кто его вынес в нормальный мир — непонятно.

В наказание за все Илльо был дарован Свет, а условия для существования в мире собратьев были тяжелейшими: отказаться навсегда от всего Темного и низменного. При нарушении этих условий грозила Смерть: на него поставили Огненную Печать, несущую гибель при прикосновении ко Тьме и возвращении к старому. Теперь бывшему Темному магу — Светлому третьего уровня, — пришлось ловить бывших товарищей! Такое наказание за все шабаши и прочее. Илльо так стал Светлым, но втайне в душе он мечтал отдать все на свете, лишь бы повернуть время вспять. Вернуть Тьму.

После новообращения парень два дня дома валялся под батареей, свернувшись калачиком. Первую ночь работы в Штабе Энерика не вынес, и забился в угол в кабинете шефа, и рыдал. Теперь Илльо всю жизнь вынужден вершить Добро, охотясь за порождениями Зла. И хотя Хамелеон Александр в то время был на стороне Тьмы, он прятался среди магов всех рангов, не находя себе покоя, иногда звоня Великой (тот самый парень с Энергетика, которому понравился прикид Великой на первых листах). Потом он обрушит на себя Тьму, и заснет на шестьдесят лет.

Тем временем Гломен собирал новый Штаб, давая новичкам имена погибших, некоторых вернув с того света впоследствии. Десяток, и то неумело.

Максим — Инквизитор тогда был новеньким в Штабе Светлых, его дружба с Энериком только начиналась.

Красавицу Тильсирвэ Илльо больше никогда не видел. Она исчезла без следа, словно ее никогда и не было. Не знал он, что спустя годы ломка пройдет, что их всех забудут или они сами исправятся… Он уходил из мира Тьмы, ничего не зная и не ожидая. Ему было больно, но делать было нечего. Не знал, что его забудут, раздавят, как таракана, не знал, что его найдет одна дура, на которой он впоследствии женится — девушка, переметнувшаяся из Света к Тьме, как и Валька. Не знал он, что его новая возлюбленная также исчезнет без следа, сгинув в снегах и лесах Сибири.

Он уходил из мира Тьмы, навсегда и бесповоротно. Не зная, что спустя несколько лет исчезнет то, что боготворили раньше, что сменится власть, что умрет Хачатрян, что снесут Эдем и что Братск скроется под водами искусственного моря…

Тиль либо пряталась от нового сотрудника, или ушла. Говорили, что видели Великую то тут, то там, но лично для Илльо Волшебница по — прежнему оставалась непонятным существом, чужим и высасывающим Силу из любого Темного, встречающегося на пути. Она не ходит на флэты и на сейшена, не пьет и не курит… С этим новый Светлый маг примириться не смог. Два месяца спустя он стал подмастерьем Энерика и помог раскрыть дело Хамелеона. Тильсирвэ и правда видела будущее Александра, и как он обрушил на себя Тьму, вот и встретились слова: « Обрушил Тьму на себя…»

Она видела будущее.

Даже теперь Илльо и Тильсирвэ разделяла гигантская пропасть.

Илльо…

Став Темным, ты встал на погибельный путь. Я пыталась помочь и в результате едва не развоплотила тебя, выброшенная из братского общества как тряпка.

Встретив меня на пути, ты обрел новую жизнь, заплатив за нее и за обман вдвойне.

Я выкачала из тебя Тьму так, что ты остался лишен Силы. Будешь долгие годы жить или как маг, или как обычный человек, по крупицам, по частям собирать потерянное. Где — то лет пятьдесят. А то и больше.

Никогда тебе больше не беситься, как раньше на флэтах и сходках, где нет ничего хорошего. Ты Светлый. Потому что я убила твою Темную энергию, едва не умерев, но влив в нее живительный Свет. Лишив Силы гопника с темным прошлым. Лишила, рассеяв…

Привыкай.

Но я ничего не могу сделать с тем, что даже после перевоплощения в душе ты остался таким же, как раньше. Вот так. Что в тебе пересилит — неизвестно. Но нам не надо Хамелеона — редчайшего вида Темных. Ты был им мало. Их двое на весь Братск, было… Остался один. И я чувствую, что этот Хамелеон бродит среди нас. Сейчас это существо на стороне Тьмы, но совсем скоро оно начнет метаться, не зная, КУДА встать. Такие существа живут мало, так как растрачивают Силу попусту.

Я ничего не знаю. Слышишь? Реальность для нас — ничто, вы меня боитесь, вот и проиграли. Слишком боитесь… Мне теперь плевать, ЧТО Темные через двадцать лет будут делать с братчанами, но я к тому времени буду далеко… И найти меня сможет только Энерик. Сейчас я закончу говорить, выйду из этого кабинета, и покажу вам новый мир — мир без зла и насилия, мир без границ, где отсутствует деградация…

Энерик, мое досье готово, делай с ним все, что хочешь. Я знаю, что и Илльо ты вчера опросил.

Я — Высшая. Со мной невозможно бороться. Темные Братска не могут меня поразить — слишком слабые. Я Великая Волшебница. Именно потому я больше не могу оставаться в этом городе Тьмы… Тьмы, которая висит над ним как колпак. Кое — какие бреши в ней пробить удалось.

Мне нельзя здесь задерживаться: Тьма очень быстро растет. Сейчас я выйду, войду в астрал, открою портал до Питера и исчезну… надолго.

Я живу…

Я ухожу…

Э П И Л О Г.

Я докуриваю последнюю сигарету, допиваю кофе и заношу все в папку…

Кошмар… Никогда такого не было — из Темного Мага сделать Светлого! Выходит, Илльо уже почти год служит Свету… С трудом, но служит. Также я был поражен его наплевательством на всех и все в начале досье.

Каким образом Тильсирвэ попала к Темным — тоже непонятно. Да, я присутствовал на суде в Москве и сам развоплощал нарушителей. О Тильсирвэ я впервые услышал от Энерика перед поездкой. Ее наивная влюбленность поуменьшила Тьму в Братске. А сама Волшебница, как я понимаю, не желала унижаться и исчезла.

В — общем, в досье много страшных и диких фактов. Я лично, начав читать, чувствовал, что волосы на голове шевелятся. Эгоизм Илльо переходил все границы, а Тильсирвэ мне жалко.

Правильно сделала девочка, что свалила отсюда. То, что я не видел Москву три года — правда. Правда, писать я стал позже, первые дневники потеряны. В начале работал как простой Маг, а затем начались «приключения».

История, записанная в досье, случилась перед приходом Хамелеона. Вальку и Мрака и правда вернули… на время. Затем Энерик забрал у них Силу лет на невесть сколько, и они теперь живут как обычные люди. Валюк вновь переметнулся на сторону Света и проблем пока не вызывает.

Илльо!

Ты, отдавая мне этот диск, думал хоть, КТО я, думал, ЧТО я могу про тебя настучать в Инквизицию!? Этот диск у меня долго валяется, я уже собираюсь его Энерику на вечное хранение отдать…

Отдам. Себе я все занес в компьютер.

За окном вечер, голова страшно болит, спать хочется… Действительно, верна истина: «Любовь зла — полюбишь и козла, а козлы этим пользуются.», или: «Любовь зла — все КОЗЛЫ!»

Я роняю голову на клавиатуру, закрываю глаза. В общем, содержанию досье я был немало удивлен и даже поражен.

Закрываю глаза и надеваю наушники… Играет тихая музыка. Свет немедленно вырубаю, лишь монитор светит. Кругом валяются диски и прочее. Я стучу пальцами по столу и думаю про Матрицу…

Тук — тук, Нео…

Вернее, «Тук — тук, Макс.»

Действительно: стучит кто — то! Вырубаю компьютер, встаю и открываю дверь.

Светлый.

Илльо. Ну надо же! Не ожидал!

Парень протянул руку и поздоровался. Выглядел он так, будто месяца ждва не выходил из запоя или словно только что вышел из бани: глаза красные и прикрытые, лицо тоже, а рот приоткрыт. Едва дышит…

— Эй, ты чего?

— Чего — чего… Убил друга — Темного… В Эдеме вместе тусили.

Я пригласил Илльо в комнату. Тот бухнулся на стул и глянул в монитор.

— Как мне все это надоело, кто бы знал… Надо же: влюбился как дурак в Великую, и первые три месяца после перевоплощения колбасило страшно… Но я правда больше не мог быть с Тильсирвэ, я умирал… Она меня запросто по стене размазала. А в Эдеме забрала самое дорогое, что было.

Дурак… Дураком был — дураком и остался. Я повел парня в ванную и сунул его голову под струю холодной воды. Тот вроде бы успокоился.

— Странно: в досье ты вроде клялся, что все понял. Что осознал неправильность Тьмы…

— Я осознал! — Илльо зажег сигарету и закурил, глотнув чая. — Я казню теперь сам себя! Мне стыдно! Вот… тебе помог. Подошло? А еще тебя в городе в сентябре не было. Я ходил к тебе, стучал — никого. Диск когда отдашь?

— Сейчас. Ты расскажи. Расскажи, как себя чувствуешь.

— Как собака… как паршивая собака. Мне горько, что Тильсирвэ меня покинула. Я был дураком Темным, а теперь Светлый. Я очень хочу вновь увидеть Волшебницу… Узнал, какая я сволочь?

— Узнал. Ты специально мне это досье вместе с генеалогией сунул?

— Да. Хотелось поделиться. Я же одиночка среди Темных и Светлых. Я — НИКТО.

Мне вдруг стало жалко это несчастное существо, которое само себя загубило. Илльо вроде повеселел, и мы сидели так и разговаривали, узнавая друг — друга. Мальчик еще, мальчишка…

Ну…

— С наступающим Новым Годом!

— Тебя тоже, Илльо.

— Спасибо за чай, спасибо за Свет. — парень прошел ко мне в комнату и взял жесткий диск. — Мое. Спасибо.

— Не за что.

— Мне пора, Светлый, — Илльо взял расческу и принялся чесать мокрые волосы. Тепло улыбнулся. — А еще мне стыдно, что я поднял руку на Великую. Ладно. Я пошел. Зайду как — нибудь.

Илльо положил диск в сумку, открыл дверь и вышел. Я же поставил игру и начал расслабляться. Долго не буду в Братске торчать — уеду скоро.

Чего Илльо еще надо? Чего?

Это же просто подросток, зеленый… Я бросаю окурок в ведро и прибираюсь.

На часах: 21 — 30.

ГОРОД: БРАТСК.

МЕСЯЦ: ДЕКАБРЬ.

ЧИСЛО: ПЯТНАДЦАТОЕ.

На столе лежит тетрадка, исписанная от корки до корки… Дневник.

6. 06. 05.

17 — 21

В повестях использованы по просьбам тусовочных друзей вставки: стих Ляо о любви, стихи из ролевых самиздатов, архивы о прошлом города и свои наблюдения за людьми. рассказ Сементери о Эдеме из неформального «Сибирского подвала».

Последняя повесть основана на реальных событиях, произошедших в 2004 — 2005 годах в городе Братске. Если кто узнал себя в ней — это результат вашего поведения. Ничего плохого ни про кого не писали — только правду. Все писалось с вашей просьбы.

 Ия Ваулина